моей жене Татьяне, принявшей на себя тяготы спутницы сочинителя,
внукам Ольге, Оксане и Эдуарду,
сыновьям Олегу и Жене,
их женам - моим дочерям Оксане и Наташе,
моим наставникам,
всем, с кем мне повезло в жизни встретиться,
прожитым десятилетиям
с любовью и благодарностью
Посвящаю
Позади три изданных сборника. Свыше двух тысяч страниц. Шесть лет назад, когда задумал поделиться воспоминаниями о прожитом, мечтал выдать на гора 150 - 200 страниц, так называемых, мемуаров. О селе, о детстве, о школе, о родственниках ... Чтобы мои дети, внуки и правнуки знали своих предков, не отрывались от собственных корней. Издавать я не мечтал. Рассчитывал отпечатать на принтере в шести экземплярах. Для сыновей, внуков и один для себя. Переплести решил самостоятельно. Олег, в распоряжении которого была восстановленная примитивная техника, обещал помочь. На лицевой стороне обложки личного альманаха я видел наклеенную цветную фотографию Куболты или Одаи. Внучка Оксана обещала помочь.
Итак, три книги ...После каждого сборника неудовлетворенность. Многое из того, чем хотелось поделиться, осталось за страницами очередной написанной книги. В памяти всплывают, если не похожие, то близкие по смыслу и совсем не близкие, совершенно другие истории ...
- Еще этот рассказ, вот эта повесть!... И все ... Выдохся, исписался!
Позади повесть, рассказ, раздел. Потом на свет просится очередная книга.
- Эта последняя! Все!...
Скорее всего, моя персональная осень вырвала из глубин моего "Я", бессознательно вытесняемый обратно, по ту сторону осознания, вопрос: только ли для детей, внуков и правнуков я пишу? Конечно, и для других ... Пишу о детстве, о сверстниках, о школе, о селе и земляках, обо всем, чем жил ... Вместе с тем, с каждой написанной книгой крепнет ощущение, что пишу, в первую очередь, для себя. Воспоминания заставляют еще раз пережить пройденное, с высоты моего возраста по новому оценить свое место в жизни, мои взаимодействия с окружающим миром, с людьми ...
Признаюсь, с возрастом сознание все чаще обжигает стыд за собственное малодушие, слабоволие, лицемерие, эгоизм и конформизм. Обманывал - прежде всего самого себя. Я никогда не был злобным, мстительным, циничным, алчным, властолюбивым и мелочным. Это могут подтвердить и, лично знающие меня, читатели, коллеги и пациенты. Но на разных этапах, признаюсь, были самодурство, безответственность, глупость, своенравие, безалаберность. Я старался их не показывать. Но родители видели все. Был, затмевающий немногие положительные черты характера, не раз вредивший мне, безудержный, гнавший меня впереди разума, азарт.
К чему человеку, на внешний взгляд, достойно прожившему жизнь, на исходе пути такой душевный стриптиз? Исповедь? Покаяние? Возможно возникла внутренняя потребность пересмотреть и оценить жизнь с высоты накопленного опыта и прожитых лет? Разложить все по полочкам в самом себе, расставить точки над "i"? Зачем? И снова по кругу восходящей спирали ... Это урок для потомков, моих и не моих ...
После сдачи книги в печать два-три месяца проходят, как школьные каникулы. Даже самые короткие, они вызывали во мне двойственное чувство. Сожаление о стремительно пролетевшем ощущении свободы от необходимости ежедневно вставать, идти в школу, подчиняться размеренному распорядку, выполнять домашние задания, которые я не любил. Признайтесь честно, кто их любит? Вы? Мои сыновья? Мои благоразумные внук и внучки - Эдуард, Оксана и Ольга? Простите меня великодушно!
Главным для меня в школьном возрасте в конце каникул было - предстоящее лишение меня воли. Не воли, как свойства характера, упорства и настойчивости в достижении цели, а воли, как необузданной, ничем не ограниченной свободы, которой мне всегда не хватало, и которой я, каюсь, в детстве, подростковом возрасте и до сегодняшнего дня распоряжался со всей щедростью души. Разумеется, в основном, наедине с собой. Так научила меня жизнь...
С другой стороны, в школьном возрасте в конце каникул у меня нарастала потребность услышать предосенний стрекот скворцов на пирамидальных тополях вдоль школьного забора и многоголосый гам детворы. Хотелось услышать звук, усердно и азартно сотрясаемого дежурным учеником, школьного звонка. Войти в класс, по которому, оказывается, уже успел соскучиться. Возникало желание вдохнуть, пахнущий свежей краской и керосином, которым тогда натирали полы, воздух. Это был, не выветрившийся из памяти через десятилетия, запах моей старой школы. Тянуло пройти к моей парте по, истертому до бугристых неровностей, сучковатому полу. По этим бугоркам сучков в свое время ступали ноги моих родителей. Они были ровесниками и учились в одном классе.
Я любил листать, открывающиеся с легким треском, страницы, выдаваемых нам тогда бесплатно, новых учебников. Точно так сейчас меня тянет перелистать страницы моей памяти. Переворачиваю, словно страницы книги, этапы жизненного пути. Извлекаю из прошлого воспоминания о встречах с людьми из моего детства, студенчества и работы, с земляками и моими учителями. Память окунает меня в мир моих будущих литературных героев.
Так родились разделы "Я люблю Вас всех" и "Случайных встреч не бывает". Читатель вправе упрекнуть меня за повторяющиеся сцены при описании судеб разных людей моего детства. Но их судьбы и общие жизненные эпизоды оказались настолько тесно взаимно переплетены друг с другом, что у меня просто не хватило умения и таланта разделить их, не обкорнав описание каждой из них. (Пять переплетенных судеб).
Случайная встреча в интернете, за ней, проведенная на берегах Днестра, полная полудикой романтики, рыбацкая неделя. Общение с местными старожилами обогатили, и без того, не бедную мою память. Это были рассказы поживших рыбаков о семейственной и наследственной предрасположенности к алкоголизму, тянущему за собой бесчестие, подлость, предательство, воровство, разврат, картежное пристрастие и другие губительные пороки человеческой души. В результате на страницах настоящего сборника, как говорят, на одном дыхании родилась своеобразная фамильная сага "До седьмого колена".
Работе с пациентами, страдающими хроническим алкоголизмом, освоению известных методов и собственным изысканиям в лечении этого социально опасного губительного душевного недуга, я посвятил более пятнадцати лет своей профессиональной деятельности. Итогом общения с этой категорией пациентов стала, включенная в третий сборник "Маршруты наших судеб", серия рассказов "Дорога на дно стакана".
Алкоголизм поражает все социальные слои общества. В повести "Осколок" настоящего сборника я попытался, на примере собирательного образа моего героя, показать моральное, духовное и физическое падение в преисподнюю алкогольного безумия людей, достигших значительных высот в социальной сфере и науке. Прообразами моего героя явились как минимум пятеро, скатившихся на самое "дно рюмки", людей. В их числе - ныне покойные мои сверстники: одаренный инженер-конструктор, заслуженный изобретатель СССР; талантливый ученый, заслуженный работник высшей школы, профессор-радиофизик; разносторонне одаренный и эффективный в прошлом - управленец; врач, агроном ...
И, наконец, "вишенкой на торте" в настоящем сборнике читателю предлагается одна из наименее освещенных в художественной литературе, совокупность тем. Это рассказы об одном из из самых увлекательных, благородных природо-сберегающих увлечений братьями нашими меньшими - голубями.
В раздел включены повествования о различных, в том числе и об уникальных, на мой взгляд, недостаточно оцененных до сегодняшнего дня, породах бессарабских голубей. Но главным героем моих рассказов, как всегда, является любитель голубей - человек. От сребролюбивых дельцов-голубятников (Сошествие святого духа, Иван Иванович), до неугомонных талантливых селекционеров-голубеводов (Неугомонное племя, Тронутый, Сошествие святого духа), сохранивших в себе, несмотря на перипетии судьбы, достойное звание человека (Нюрнбергская голубка, Тронутый). От патологически увлеченных, нерасчетливых, но таких близких и родных по духу, влюбленных в птицу, романтиков-полудурков (Желтая бельцкая), до, тратящих на приобретение любимой птицы огромные деньги, неудачников (Филофей-непруха). Отдельно, в виде гибрида повести и руководства одновременно, выделены сведения об истории голубеводства, стандартах и целенаправленной селекции. Делюсь личным опытом по уходу, кормлению, размножению и выращиванию уникальных пород и линий бессарабских голубей. (О голубях бессарабских замолвите слово).
Лучами путеводной звезды пронизывают пространство и время любителей голубей слова поклонника и последователя Чарльза Дарвина, английского биолога Томаса Гексли: "Голубеводство - искусство высокое, тайна великая, дело, о котором человек не должен говорить легкомысленно".
До встречи на страницах настоящей книги и приятного чтения, дорогой читатель!
Ваш Е.Единак
Член Союза русских писателей Молдовы им. А.С.Пушкина
Август 2019 -Декабрь 2020
Я люблю Вас всех!
Ильин день
Неоднократные краткосрочные курсы усовершенствования на рабочем месте я проходил в Киевском научно-исследовательском институте оториноларингологии. Там же защитил диссертацию. Киев в те годы подарил мне общение с незаурядными замечательными людьми. Это были личности так называемого "штучного, индивидуального пошива". На лекциях, в спорах и беседах я черпал идеи, которые уже дома воплощались в инструменты, приборы, методы консервативного и хирургического лечения, а также в совершенствование медицинской документации.
Самым ярким представителем Киевского ЛОР-сообщества с тех пор по настоящий день для меня был и остается уникальный человек, тогда заместитель заведующего отделом аудиологии, потом заместитель директора НИИ Отоларингологии по науке, ныне, к глубокому сожалению, покойный, профессор Анатолий Иванович Розкладка.
На мои неоднократные приглашения погостить в Молдавии Анатолий Иванович отделывался обещаниями подумать. Так прошло несколько лет. Наконец, в восемьдесят третьем на мое очередное приглашение Анатолий Иванович дал "Добро". В понедельник, первого августа он позвонил сам. Сказав, что назавтра прибывает поездом "Москва-Кишинев", попросил встретить его на вокзале.
Назавтра был Ильин день. Рассвет был укутан белесоватой дымкой. Сквозь полупрозрачную марь вырисовывался четкий, не слепящий круг восходящего солнца. По пути на работу я с озабоченностью поглядывал на небо. До пятницы, когда Анатолий Иванович должен отъехать в Киев, я загадал ясную, без осадков, погоду. А тут в воздухе витает ощущение скорого дождя. Как назло ... К одиннадцати из задумчивости меня вывел голос медицинской сестры:
- Какой чудесный день!
Я глянул. За окном уже был яркий, словно вымытый, солнечный день. Прозрачность воздуха была подчеркнута глубокой синью неба, по которому, меня очертания, плыли редкие, ослепительно белые облака. Поселившаяся в душе тревожность испарилась. Остаток дня провел в приготовлениях. Съездил в Цауль за чимишлийским вином, которым охотно делился со мной тогдашний директор совхоза Виктор Семенович Ольмада. Привез все остальное, что считал необходимым для встречи долгожданного гостя. Позвонил в Телешовку директору совхоза Федору Петровичу Грыу. Попросил разрешения назавтра посетить озеро под лесом. Заодно пригласил его на шашлык.
К поезду я вышел налегке и скоро пожалел. В спину дул пронизывающий, холодный до неприятного, сильный ветер. Я был на перроне, когда показался, приближающийся к станции, поезд. Встреча была радушной.
- У вас намного холоднее, нежели в Киеве! И это солнечная Молдавия! - поеживаясь, сказал Анатолий Иванович.
Я улыбнулся. Анатолий Иванович приехал в летних серо-зеленых парусиновых брюках и рубашке с короткими рукавами.
- Пошли быстрее! Дома согреемся!
- Где согреемся в августе?
- Не где, а чем, Анатолий Иванович! От свекломицина до коньяков и текилы ...
Ветер усилился. Преодолевая его сопротивление, мы шли, сильно наклонившись вперед. Справа из парка, словно выстрелы, доносился треск, ломаемых ветром, тополей. Внезапно в лицо и грудь больно ударили крупные капли необычайно холодного дождя.
- Что это? Неужели град?
- Нет. Это от сильного ветра дождевые капли бьют.
В течение нескольких секунд удары капель участились и сразу превратились в сплошной, почти горизонтальный ливень. Наша одежда мгновенно пропиталась ледяной водой. Что называется - до нитки ... Проезжую часть улицы залил, несущийся навстречу, поток мутной воды. Наша обувь стала бесполезной. Хоть разувайся ...
- Побежали!
В прихожей на палас полились множественные ручейки. Анатолий Иванович сдернул, прилипшую к телу, рубашку.
- Смотри! Со стороны спины рубашка почти сухая. Впервые попал под горизонтальный дождь.
- Я тоже ...
Таня, предоставив нам полотенца и сухую одежду, пригласила за стол. Пока я встречал гостя, она успела накрыть ужин. За ужином наша одежда сушилась в ванной под горячими струями воздуха от самодельного теплогенератора. Наконец мы высохли и согрелись. Потом был горячий чай. Анатолий Иванович прокомментировал ужин своеобразно:
- Согрелись снаружи и изнутри ...
За окном продолжался, заглушаемый громовыми раскатами, шум ветра и дождя. Небо освещалось непрерывными бело-голубыми сполохами.
- Как не повезло с погодой! Как раз в ваш приезд. - сокрушался я.
- Еще как повезло! Сегодня Ильин день. Такой бури, молний и горизонтального дождя я в Киеве не увидел бы. Настоящая воробьиная ночь. Разгулялась нечистая сила.
Мое настроение было испорчено. Продуманный накануне сценарий трехдневного пребывания Анатолия Ивановича рушился ...
Разбудил меня, бьющий в глаза, яркий свет утреннего солнца. Я вышел в гостиную. Диван был тщательно заправлен, глаженые брюки и рубашка Анатолия Ивановича висели на спинке стула. С крыльца доносилась оживленная беседа гостя с моим четырехлетним Женей. Старший Олег в это время гостил у родителей Тани. Женя задавал вопросы. Анатолий Иванович, приседая, отводил руки от груди в стороны и едва успевал отвечать. Поймав паузу между Жениными вопросами, гость успел спросить Женю:
- Как же тебя все-таки зовут?
- Хабека Женя Единак!
Анатолий Иванович повернулся ко мне:
- Евгений Николаевич! Поясните пожалуйста! Что это за имя такое?
- Он Евгений Евгеньевич! Так захотела наша мама. А Хабека - это кличка. То ли от футбольного хавбека, полузащитника, то ли еще откуда. Скорее всего тоже от нашей мамы пошло. Сейчас его вся улица и садик так зовут. Но главное, ему это имя нравится. И откликается на него охотно!
Анатолий Иванович указал на на небо:
- Посмотри какой прозрачный день! Какой контраст со вчерашним вечером! У нас в Киеве солнце совсем другое!
Высокое безоблачное небо сегодня казалось бирюзовым. О вечернем ненастье напоминали влажные отмостки и, сбитая ветром и дождем, зеленая листва. На неподвижной листве куста бульденейжа тысячами бриллиантов искрились то ли росинки, то ли задержавшиеся капли дождя. Прохладный воздух казался тугим. С детства во мне укрепилось ощущение, что такой воздух можно пить. Но главным в то утро было полное безветрие.
Несмотря на то, что я на неделю написал заявление в счет очередного отпуска, Анатолий Иванович изъявил желание ознакомиться с моим рабочим кабинетом. Вместо короткой экскурсии мы задержались в поликлинике около полутора часов. Вопросы Анатолий Иванович задавал по существу, а не для проформы. Своими вопросами и короткими комментариями он, по сути, подталкивал меня к более углубленному исследованию намеченной проблемы. Прощаясь, галантно поцеловал руки коллеги Любови Якимовны и медицинской сестры. Спустившись на первый этаж, Анатолий Иванович продолжил:
- У тебя приличный задел для докторской. Застолби свой участок заявками в Госкомизобретений и гони материал. Полагаю, что через три-четыре года можно подавать документы к нам в Совет для утверждения темы докторской. Уверен, это будет оригинальная работа ...
В вестибюле меня окликнул молодой человек:
- Евгений Николаевич! Меня послал к вам Николай Иванович. Сказал, что я с машиной до субботы в вашем распоряжении.
Это было как нельзя кстати. В то время я был "безлошадным", то есть без личного транспорта. Свою "копейку" я продал в начале лета.
- Куда поедем?
- Мне в Киеве рассказывали о Цаульском парке. Пропустят нас туда?
- Поехали!
С неподдельным интересом Анатолий Иванович осмотрел усадьбу, дворец Поммера, помещения для челяди и хозяйственные постройки. Весело впечатлило его то, что в помещениях для челяди сейчас находится гостиница для ЦК, Совмина и, как сейчас говорят, для других ВИП-персон.
- Для слуг ... народа ...
В бывших панских конюшнях оборудовали кинозал. Во дворце совхозная контора. Анатолий Иванович не поленился спуститься в центральный подвал, где и сейчас могут поместиться две, а то и три повозки с лошадьми одновременно. Потом по "малому кругу" обошли парк, спустились к озеру. По пути домой заехали в поликлиннику. Предупредил приятелей быть готовыми к поездке за раками. На выходе из поликлиники меня ждал преподаватель одного из профтехучилищ:
- Евгений Николаевич! Я три недели лежал в республиканской неврологии с приступами тошноты и головокружениями. Я понял, что они не могут окончательно определиться с диагнозом. То ли какой-то синдром, то-ли остеохондроз, то ли мозжечок. Сказали подъехать во второй половине августа. А меня носит из стороны в сторону, как пьяного! Мне подсказали, что у вас в Киеве есть знакомые профессора. Вы не смогли бы дать мне рекомендацию, к кому обратиться?
Анатолий Иванович стоял в трех шагах. Мне не хотелось во время приезда нагружать его проблемами:
- Позвоните мне ...
- Зачем звонить? - Анатолий Иванович приблизился к нам. - На будущей неделе приезжайте! Евгений Николаевич даст вам адрес и телефоны. На Зоологической-3, сразу за зоопарком, подниметесь на четвертый этаж. От лифта направо и прямо дверь. Поможем! ...
После обеда, погрузив съестные припасы, мангал, дрова, котел с треногой и снасти для ловли раков, подъехали к поликлинике. Нас ждали. Двумя машинами мы взяли курс на Телешовку. В центре села у совхозной конторы нас ждал директор Федор Петрович Грыу.
Телешовский лес примыкает к самому озеру. Расположившись на широкой террасе, забили треногу, под ней развели костер, установили мангал. Водителей оставили следить за костром и мангалом, а сами, развернув бредень, сделали первый заход. Попались несколько раков. Мы сдвинулись на двадцать - тридцать метров вправо, к хвосту озера. Вот и надломленная позавчера ветка!... Зайдя со стороны камышей, мы потянули ... Еще не видя содержимого бредня, я чувствовал, что раками сегодня мы обделены не будем. С каждым заходом мы вытаскивали минимум по пол-ведра. У Анатолия Ивановича округлились глаза:
- Женя! Даже в нашей речке такого количества раков за раз нам не выловить! Какое-то волшебное озеро!
Мы с Ливиу Павловичем, бывшим тогда заместителем главного врача, переглянулись. Секрет решили пока не обнародовать. Директор совхоза тоже был немало удивлен:
- Фрате - фрате, дар брынза ку бань! (Брат - братом, а брынза за деньги!) - Федор Петрович покачал головой. - Вы мне так все озеро вычерпаете! Уж на что, мои раколовы профессионалы, но такое я вижу впервые! Чем вы их привлекаете? Анисом, укропом, ванилью? Поделитесь вашим секретом!
С лица, выбиравшего из бредня раков, Анатолия Ивановича не сходило недоумение. Я поспешил успокоить директора:
- Федор Петрович! У нас тоже не всегда так. Такой улов сегодня в честь приезда Анатолия Ивановича! Ильин день вчера был! После бури раков потянуло к берегу в поисках, принесенной со склона, пищи ...
Федор Петрович с недоверием дернул головой.
"Шило из мешка" появилось неожиданно, когда мы заканчивали облов притростниковой части озера. Вместе с раками мы вытащили на берег остатки обглоданного раками поросенка, привязанного к металлической подкладке под вагонеточные рельсы. Подкладки вместе с мертворожденными поросятами еще позавчера после телефонного звонка Анатолия Ивановича нам привез работник свинокомплекса. Привязав поросят к подкладкам, мы с Ливиу Павловичем приехали на его "Жигулях" и забросили в озеро на расстояние 6 -7 метров от берега. Подкладки мгновенно утянули тела поросят на дно. Каждое место мы помечали надломленной веткой кустарника.
Мгновенно отреагировать и выкинуть приманку в озеро я не успел. Анатолий Иванович был ближе. Он внимательно рассматривал остатки поросенка. Потом выпрямился:
- Знакомая методика! Так поступали мы в детстве, выбрасывая в речку потроха, зарезанных мамами, кур. Только для груза мы привязывали камни. Чтобы потроха не утащило течением, бечевку привязывали к колышку либо к кустам на берегу!
Федора Петровича волновал один вопрос: со многими ли любителями раков мы поделились секретом?
- Я и своим ничего не скажу. Опустошат озеро за неделю!
Наконец мы промыли раков сначала озерной, потом колодезной водой. Стали сортировать. Мелочь выбрасывали в озеро. Брали только крупных и средних явно живых раков. Анатолий Иванович внимательно наблюдал:
- Вы все правильно делаете. Раков необходимо варить и употреблять в пищу только живыми. Гиблые раки очень быстро накапливают в себе токсины, вызывающие идиосинкразию, аллергические реакции вплоть до анафилактического шока.
- Согласен, Анатолий Иванович! Помните в восемьдесят первом, когда вы всем отделом не пустили меня на заседание Ученого совета? Тогда вы утвердили мои методические рекомендации без моего доклада и рецензии. Шутили, что молдавское красное вино выходит через кожу моего лица? Это поучительно ...
- В тот день я пришел на обед. Поставил греть борщ. В ванне у меня несколько дней плавали живые раки. Когда я стал их проверять, оказалось, что несколько штук уже были мертвы. Их я выбросил. Живых раков я промыл проточной водой и, снова проверив, сварил. Поев, я стал собираться. Почувствовал неладное с губами. Посмотрев в зеркало, увидел, что верхняя губа отечна и нависает над нижней. Понял, что это аллергический отек. Тем не менее, решил ехать.
В аптеке купил две конволюты супрастина. Выпив две таблетки, вспомнил, что антигистаминные с вождением автомобиля, мягко говоря, не сочетаются. Проехав Могилев-Подольский, я впервые в жизни ощутил, где у меня находится сердце. Промелькнувшую мысль вернуться тут же отбросил. Выпил еще две таблетки. С каждым сокращением сердце словно терлось внутри мешка из мелкозернистой наждачной бумаги. Глупо, можно было остановиться в любом районном центре. Надо было обратиться в приемное отделение, сделать преднизолон, прокапать внутривенно. Сам понимал, чем все может кончиться, но, как заведенный, я пил по две таблетки супрастина и топил газ. Сна ни в одном глазу.
Вендичаны, справа осталась Жмеринка, пересек трассу Тернополь - Винница, осталась слева дорога на Хмельник, Уланов, Бердичев. Спуск к реке Тетерев, подъем, поворот налево. Проезжая Житомир, почувствовал волчий голод. Остановился под ярким фонарем уличного освещения. В зеркале заднего вида осмотрел свое лицо. Отека нет. Губа на месте. Сердца не чувствую. Значит все нормально. После целой конволюты супрастина сна ни в одном глазу! В голове словно какие-то лампочки зажглись, настолько отчетливо и остро я воспринимаю окружающее и себя любимого. Понимаю, что это не норма. Но ... Поехали дальше!
Голодные стенания моего желудка стали нетерпимыми. Со мной в салоне была булка хлеба и палка московской сырокопченой колбасы. О хлебе я не подумал. На ходу, не сдирая оболочку, откусил, сколько смог, московской. Никогда колбаса не казалась такой вкусной! Словно ел впервые в жизни! Горошинки черного перца я обычно выплевываю или выбираю до отправления в рот. А тут я их тщательно разжевываю, глотаю. Поймал себя на мысли, что перца в колбасе недостаточно.
Не знаю, сколько я съел той колбасы. Вероятно, не менее десяти сантиметров. Потом припал к бутылке с минеральной водой. Наконец-то насытился. На душе легко! Приспустил боковое стекло. Тугой вечерний воздух бодрил. Поймал себя на том, что с нарастающей громкостью стал напевать "Я люблю тебя, жизнь ...!"
Проехал Коростышев. Снова река Тетерев. Стал ощущать, что мои губы и язык не успевают за темпом песни. Губы опять онемели! Притормозил. Фонариком осветил свое лицо. Из зеркала на меня смотрела отечная, багровая, с бледными пятнами, физиономия. Вроде и я не я. Сердце снова поселилось, в склеенном из наждачной бумаги, пакете. Больно чувствую каждое его шевеление! Трет немилосердно!
До меня дошло! ... Живые раки в ванной с ограниченным объемом воды оказались рядом с мертвыми. Живые активно впитывали, выделяемые погибшими раками, токсины. Вареные, раки стали источником идиосинкразии или аллергии. Какая разница? Нет, скорее это аллергия. В виде отека Квинке с вовлечением перикарда. Потому сердце больно трет! Каждое его сокращение отдает болезненным импульсом в левую руку! Нет, все таки больше под мышку!
Итак. Что мы имеем? До Житомира супрастин сделал свое дело. Все вернулось на круги своя. А вкусная сырокопченая колбаса, чей фарш по технологии созревал в огромном чане колбасного цеха, накопил похожие белковые продукты ферментации, распада. Называй, как хочешь эти фрагменты фарша или цепочки аминокислот! Всосавшиеся и поступившие в, сенсибилизированный рачьим мясом, организм, продукты созревания фарша провоцировали рецидив недавней аллергической реакции. Даст бог, не разрешающую, то есть не до развития анафилактического шока.
Поглотив очередные две таблетки супрастина, я тронулся. Осталось менее шестидесяти километров! Калиновка, Капитановка, Стоянка. Промелькнула стела, возвещающая, что я въехал в город-герой Киев. Вот и Святошино ... Тут, по новой развязке, мне налево, по объездной. Потом, как автомат, направо Виноградарь, через Минский массив на Оболонь. Вот и дом, где живет Бруско. Мой земляк, научный сотрудник института травматологии, недавно защитил докторскую. Поднимаюсь на четвертый этаж. Два этажа нормально. Потом передышка на третьем. Воздуха не хватает. На четвертом, отдышавшись, звоню. Антон, предупрежденный о моем приезде, дверь открыл почти сразу и отпрянул:
- Что с тобой?
Пришлось рассказать. Пока я мылся, услышал, как прошла на кухню Лена, жена Антона. Антон ждал меня в гостинной:
- Сутки полного голодания! Затем малобелковая, лучше растительная пища! Потом и мясо и раки от тебя не убегут! Возьми!
Антон протянул мне блюдце с четырьмя маленькими таблетками.
- Что это?
- Преднизолон. - Антон покачал головой.
Наутро я чувствовал себя удовлетворительно, но методические рекомендации, вы уже знаете, были утверждены без моего доклада.
- С тех пор я взял за правило. Перед варкой раков я проверяю дважды. Отбираю только активных, сложившихся в позу боксера и способных захватить в свои клешни палец. Раков с обвисшим хвостом и конечностями выбрасываю курам. Никогда не храню раков в воде.
- А как их сохранить подольше, чтобы они не испортились?
- В прохладном подвале можно хранить до месяца. Я пересыпаю раков в джутовый либо пеньковый мокрый мешок. Мешок помещаю в яблочный ящик. Хотя бы раз в сутки желательно обливать мешок холодной колодезной водой. После того как вода стекает, уношу обратно в подвал. В холодильнике раки хранятся отлично очень долго. Один раз жена разморозила холодильник и, вытащив нижнюю кювету, обнаружила за ней двух живых раков. Они удрали из сетки почти два месяца назад. Только перед варкой я их поместил на час в большую, наполненную водой кастрюлю, чтобы они восстановили, утраченную за время хранения, воду.
- Век живи - век учись! - задумчиво произнес Федор Петрович.
За время рассказа мы закончили сортировать раков. Глядя, как тщательно мы отбираем крупных членистоногих, а мелких возвращаем в озеро, Федор Петрович успокоился:
- Вы оставляете в озере достаточно раков на вырост. Только больше никому не говорите о вашей приманке. Можно мне несколько раков домой?
- Треть раков ваша, Федор Петрович! Нам оставшихся хватит с лихвой! Из того расчета и ловили.
Промытых и отобранных раков мы свалили в котел с кипящей подсоленной водой, в которой кружились пучки укропа. Анатолий Иванович встрепенулся:
- А прямую кишку? Ее необходимо вырвать, прежде чем варить!
Я успел вытащить из котла, еще не погрузившегося в, переставшую кипеть, воду, рака средних размеров.
- Анатолий Иванович! Вот уже несколько лет я с благодарностью принимаю ваши советы, наставления. Вы меня учите. Позвольте и мне вас поучить! Как вы убираете прямую кишку? Ее, кстати, еще называют задней или просто кишечником.
- Очень просто. Этому нас научил еще мой дед на Полтавщине. Для удаления прямой кишки поворачивают рака брюшком кверху и, захватив ногтями центральный лепесток хвостового плавника, потягиванием отрывают его. Вместе с ним отрывается от желудка и прямая кишка.
- Согласен. Все правильно с технической стороны. Удалите у этого рака прямую кишку. Вот вам кусочек бинта. Обвяжите ему хвост, чтобы потом быстрее найти в общей куче. Затем поговорим.
- Ты меня заинтриговал, Женя!
Притоптав дуршлагом раков в котле, я снова посолил. Вмешался Василий Иванович, зав поликлиникой:
- Не мало соли?
- Полагаю, что нет. Мы будем поглощать раков, а не соль ...
Поверх раков мы уложили пучки укропа, петрушки и любистка.
- У нас любисток растет, но в раки никто не ложит! - сказал Анатолий Иванович.
- Оцените потом по вкусу и аромату.
- Кстати, как у вас называют любисток! В некоторых областях Украины его называют любим-травой, на западе - любчиком.
- У нас любисток называют леуштяном. В Молдавии и Румынии с леуштяном варят борщ.
В воздухе между тем все сильнее пахло жареными шашлыками. Наши ребята водители пригласили нас к накрытому на земле импровизированному столу. Разлили по стаканам чимишлийскую "Лидию". Анатолий Иванович приподнялся:
- Разрешите? Я поднимаю первый бокал за вашу гостеприимную землю, за вас, хозяев, организовавших такой великолепный досуг!
Шашлыки вышли отменными. И у ребят-водителей оказалось отличное чувство меры. Не пережарили, не пересушили. Шашлыки сочные, мягкие.
Наши раки успели покраснеть. В котле начинало закипать. Пришла пора Ливиу Павловича:
- Сколько ракам кипеть от момента закипания?
Единого мнения не было. Ливиу Павлович, как на аукционе, повторял количество минут:
- Десять минут! Двадцать минут! Тридцать минут! Сорок пять! Полтора часа! Два!
- Раки безопасно есть после двенадцати минут бурного кипения. Мы много лет с Евгением Николаевичем для гарантии варим ровно пятнадцать минут. Вкус при такой экспозиции - отменный. И ни одного осложнения!
- А что мешает для пущей гарантии варить их час?
- Рак теряет свой вкус и аромат ...
Ливиу Павлович, согнув указательный палец подковой, зажал его между зубами. Раздалась трель судейского свистка:
- Внимание! Вопрос: каков порядок выемки раков из котла по достижении готовности?
Снова прозвучал разноголосый хор:
- Вынимаем дуршлагом и на тарелки!
- Нет! Придерживаем крышку котла и сливаем воду!
- Стоп! - это опять голос Ливиу Павловича. - Немного терпения!
Федор Петрович посмотрел на часы:
- Все. Пробурлило ровно пятнадцать минут!
Ливиу Павлович, просунув под дужку котла толстую палку, повернулся ко мне:
- Берем!
Приподняв котел над костром, откинули крючок. Отойдя от костра на три-четыре шага, мы положили котел на траву. Кипение стихло:
- Правильно! Раков выбираем дуршлагом, но только после десяти минут настаивания!
- Зачем!
- Во время кипения закипает вода внутри панциря. Мясо рака теряет воду. Если рака вытащить сразу, мясо его будет сухим и безвкусным. Естественно, его будет и меньше. Поэтому настаиваем десять минут вне кипения, чтобы вода успела всосаться обратно. С водой всасывается соль и аромат. Сейчас оцените! Стелите бумагу!
В центре нашего стола мы расстелили в несколько слоев рулонную бумагу. Ливиу Павлович доставал раков и, выждав, чтобы стекла вода, вываливал раков на бумагу. В воздухе распространился неповторимый аромат вареных раков, петрушки, укропа и любистка.
- Раков нельзя есть на голодный желудок! Необходимо, чтобы выделился желудочный сок. Иначе может повториться то, что случилось с доктором Единаком, даже при поедании раков, бывших на момент варки живыми! Поэтому вначале и отведали шашлыков!
Федор Петрович спохватился:
- А пиво вы привезли? Нет? Как же без пива? Сейчас мой Витя вернется с ящиком пива!
- Федор Петрович! Раки с пивом, не обижайтесь, говорят о недостаточно изысканном вкусе потребителя. Мы много лет с Единаком под раков пьем светлое вино! Наливаем!
- Ни разу не пил к ракам вино! Посмотрим! Оценим!
Анатолий Иванович из общей кучи вытащил рака с перевязанным хвостом:
- Женя! Ты обещал показать, почему нельзя вырывать у раков прямую кишку!
Я отделил боковые панцирные щитки. Затем, не отрывая шейки, освободил панцирь со стороны спинки. Потом наступила очередь панциря шейки, самой мясистой части рака. Со спинной стороны конца хвоста захватил узкую длинную мышцу и отделил ее. Открылся туннель, в котором раньше находилась вырванная прямая кишка. У самой головогруди в просвете тоннеля на белоснежном мясе был виден серый налет.
- Когда отрываете прямую кишку, часть содержимого желудка через разрыв сразу же проникает в канал. В процессе нагревания желудок сокращается и выдавливает из себя вторую порцию ...
- Все ясно! Покажи, как есть шейку с целой прямой кишкой.
- Этот урок вам преподаст Ливиу Павлович. Он у нас профессионал по препаровке вареных раков!
Ливиу Павлович с видимым удовольствием выбрал рака покрупнее и стал разделывать его, сопровождая свои неторопливые действия пояснениями и комментариями.
- Шейку просто отрываем с легким поворотом. Рвется и прямая кишка. Но ее содержимое уже свернулось, стало почти твердым. В мясо не попадет! Ломаем боковые части сегментов шеечного панциря и освобождаем голую шейку. Затем отделяем длинную узкую мышцу со спины. Она съедобна! - Запрокинув голову, Ливиу Павлович отправил ее в рот. - Черная прямая кишка, ее еще называют просто кишечником, видна очень хорошо. Видите? Захватываем пальцами кишечник и легко отделяем его от мяса самой шейки. Кишечник не съедобен! Саму шейку можно отложить, как особый деликатес, и съесть в последнюю очередь.
- Все ясно, Ливиу Павлович! Вы объяснили материал, как давно состоявшийся преподаватель нормальной анатомии членистоногих!
- Нет, Анатолий Иванович! - Ливиу Павловича уже не остановить, в наставническом угаре его понесло. - В раке съедобно почти все, за исключением желудка и кишечника!
В течение минуты Ливиу Павлович с видом преподавателя и гурмана препарировал рака.
- Клешни освобождают и едят вот так! У крупных раков надкусываем, зубами выдавливаем и высасываем ходильные тонкие лапки.
Ливиу Павлович, невзирая на нетерпение пирующих, ловко вскрыл головогрудь.
- Вот тут, со спины у рачих-самок с обеих сторон - икра. Ее еще называют яичниками. У самцов у основания шейки имеются тонкие белые извитые семявыводящие протоки. Некоторые их путают с глистами. Это не глисты! Все это съедобно. Съедобна и печень, вот она. Правда некоторые авторы зовут ее органом выделения, но мы будем называть этот орган печенью и кушать. Она съедобна ... и чрезвычайно вкусная!
Анатолий Иванович откинулся назад в беззвучном хохоте, затем наклонил голову. Лица его не было видно, но лектора он больше не прерывал.
- Во второй половине лета перед очередной линькой на внутренних щитках головогруди откладывается депо нежной, очень вкусной мягкой пластинки. Потом из нее формируются белые костяные шарики. Их называют овальными раковыми камушками. Не путать с онкологией! Это тоже съедобно, в том числе белые косточки. Это самый легкоусвояемый источник кальция. Но это еще не все!
Ливиу Павлович, призывая к вниманию, зажал согнутый палец в зубах. По лесу снова разнеслась трель судейского свистка:
- От головной части отделяем стенки желудка и антеннальную железу. Вот она. Она связана с антеннами и антеннулами. Забыл, которые из них осязательные, которые обонятельные. Неважно! Но эта железа несъедобна! Потому, что она связана с мочевым пузырем и выделительным каналом. Это почти, как половой член. Потому выбрасываем! Осталась голова. Прикусываем ее и тщательно высасываем мозг. Смотрите внимательно! Вот так!
Раздался аппетитный присасывающий, почти всхлипывающий звук.
- Вот и кончился рак. Усвоили? Или повторить?
Отчетливый всхлипывающий звук раздался снова. Это обессиленно со вздохом и стоном всхлипывали Анатолий Иванович и завполиклиникой Василий Иванович. Захохотали и остальные.
- Еще одно немаловажное обстоятельство. Остатки съеденных раков мы с Единаком укладываем на отдельные горки. Часто, особенно, когда раков мало, а вино еще осталось, мы перебираем горки панцирей по второму кругу ...
Анатолий Иванович повернул голову в мою сторону. В его глазах был вопрос:
- Правда?
- Да! - я утвердительно опустил голову.
Наш гость также опустил голову и прикрыл локтем лицо ...
Скоро стал слышен только хруст хитиновых панцирей. Постепенно снова пошли реплики, обмен опытом, шутки. Вспомнил о своем детстве я:
- После ливней в русле Куболты от Паустово до Мошан размывало плотины прудов. Вода уносила по течению всю водную живность. Мы бежали на Куболту, едва кончался ливень. Раков выбрасывало водой на повороте речки к старой плотине. Мы спешили, чтобы опередить колхозных кур, которые после ливня бродили по долине и клевали раков. Куры от рака не оставляют ничего.
Потом раков варили. Чаще у моей тетки Павлины. С ней жила, вернувшаяся из Сибири, баба София. Но раков она не ела. Она повторяла:
- То як не божа тварина!
- Удивительно! - привстал Анатолий Иванович. - Где Молдавия, а где Полтавщина? Где ваша Куболта, а где наша речка Псёл. Моя бабушка тоже раков не ела и говорила точно так:
- То як не божа тварина!
Помолчав, Анатолий Иванович добавил:
- А вы знаете, что в ортодоксальном иудаизме евреям запрещено есть раков. По Талмуду раки не соответствуют критериям кошерной пищи.
Федор Петрович, извинившись, стал прощаться:
- Жаль, но вынужден покинуть ваше общество! У меня через полчаса планерка. Есть неотложные проблемы. А вы отдыхайте, хоть до самого утра!
Мы продолжили пиршество. Водители поставили машины выше по склону так, чтобы при наступлении темноты, расположенный на ровной террасе наш "стол" был освещен. Еще оставалась приличная горка раков. Но мы решили поставить на мангал вторую партию шашлыков. Солнце наполовину скрылось за пологим холмом. Ливиу Павлович, в свойственной ему манере, задал Анатолию Ивановичу вопрос:
- Анатолий Иванович! Каково точное название речки в ваших краях. Какое-то необычное название ...
- Я пытался найти ответ на этот вопрос. - помолчав, ответил Анатолий Иванович, - Наша речка Псёл довольно приличная река длиной более семисот километров. Протекает через территории России и Украины. Мимо моего села Красногоровки, что на Полтавщине, река протекает примерно в двухстах метрах. Село от реки отделяет крутой лесистый склон. Наш правый западный берег более отвесный. С востока левый берег почти как равнина. С нашего берега интересно наблюдать, как утром солнце поднимается на востоке, далеко за селом Белоцерковкой.
Само название реки Псёл даже для местных звучит нетрадиционно. По данным литературы название реки произошло от адыгов, кабардинцев и черкесов, которые, по преданию, стали прародителями черкасских казаков. В переводе с языков этих народностей слова Псы, Псе, Псоу означают "вода", "река", "болотистое место".
Уже на моей памяти, в голодовку сорок седьмого мне было девять лет. В наших краях был настоящий голод. Сколько жизней спасла эта речка со странным названием Псёл. У моего деда, еще от его отца сохранился старый большой бредень. Дед его отремонтировал, связал новую матрицу. Вместе с соседями грузили бредень на тачку и спускались по крутой извилистой дороге на берег. Дорога выходила прямо на отмель. Из-за отмели ширина реки напротив села превышает сто метров. В остальных местах расстояние между берегами редко достигает сорока метров. Глубина реки разная, от полутора до четырех метров. На отмелях и перекатах река более мелкая. Дно чистое, больше песчаное, только на плесах много ила.
За взрослыми всегда увязывалась детвора. Помогали выбирать из бредня рыбу. Дома ее жарили, варили уху. Большую часть рыбы солили в бочках, вялили. Когда река покрывалась льдом, рыбу вымачивали и варили подобие рыбного супа. Зимой соленую и вяленую рыбу носили в Миргород, а то и в Полтаву. До Миргорода около сорока километров. Полтава на восток, немного дальше. Рыбу меняли в основном на крымскую розовую соль.
- Какая рыба водится в вашем Псе ... , простите, в вашей реке? - спросил Ливиу Павлович.
- Рыбы в реке Псёл много. По окончании голодовки старики отмечали, что уловы такие же богатые, как и в предыдущие годы. В реке масса разных пород рыб. Больше всего карася, встречаются карп, крупные лещи, плотва, красноперка, щука и окунь. В бредень попадали судаки. Попадались огромные сомы весом до пятидесяти килограмм. Особенно много рыбы в тонях. Когда взрослые заканчивали лов, нам, малолетним разрешали протянуть бредень по заводи. Единственным условием было освобождение бредня от веток, корней, травы и мелкой, застрявшей в ячейках, рыбешки. Мы делали это охотно, так как ощущали себя приобщенными к добыче пропитания.
- Анатолий Иванович! Что такое тонь и заводь?
- Тонь - постоянное глубокое место, где рыбаки обычно ловят рыбу. А заводь, это как небольшой заливчик. В заводи хорошо клюет на червя. Летом по перекату с бреднем переправлялись на левый берег. Он больше равнинный. Как раз напротив нашего села есть много озер, образовавшихся по старому руслу речки. Большинство этих озер имеют форму дуги, змеи либо подковы. В русском языке старое русло рек зовется староречьем. У нас на Полтавщине эти озера называют старицями. С нынешней рекой эти озера постоянного сообщения не имеют. В половодье разлившаяся река заполняет озера и разносит по долине рыбу, которая потом остается с старицах.
Попавших в бредень раков отдельно отбирали мальчишки. Потом сообща варили и ели. Однажды после июльских ливневых дождей Псёл вспучился, разлился по всей левобережной части, залил на той стороне часть села и леса. Когда вода спала, старики с бреднем пошли на отмель у переката. Рыбы было много. В тот день из бредня выбрали и несколько ведер раков. Когда тянули бредень в очередной раз, зацепили что-то тяжелое. Когда снасть выволокли на берег, в нем оказалась часть одежды с останками в виде костей. Старики долго отмывали ил. В бредне оказался один сапог, человеческие кости, одежда, ремень и портупея. Это было все, что осталось от немецкого офицера. Из сапога выполз огромный рак, за ним крохотный.
Говорят, что вода раздевает утопленников догола. Это был не тот случай. Удивительно, как почти за четыре года в воде сохранилось то, что было немецким офицером? Обглоданные то ли раками, то ли еще кем, кости ноги в сапоге. Где он лежал? Откуда его вымыло и принесло к нам? Останки немца старики похоронили на склоне в лесу. Поставили крест. Раков выпустили в реку близ омута. Двух мальчишек вырвало. До конца лета раков никто не ел. Попавших в бредень раков, несмотря на голодовку, отпускали обратно в реку. Но следующим летом о немце забыли. Жизнь брала свое.
Анатолий Иванович умолк. Из глубины леса донесся далекий воющий звук. Лиса? Сразу же в озере раздались два всплеска подряд.
- Крупный короп! - прокомментировал Василий Иванович.
Направленный ко мне Николаем Ивановичем, наш водитель Петрика неожиданно вскочил. Зажав рот ладонью, бросился вглубь леса. Сразу же раздались звуки, которые не спутаешь ни с чем. Петрику беспощадно, с громким рычанием и стоном, рвало.
- Что с ним? Перебрал?
- Он не пьет совсем! Один из самых дисциплинированных водителей! Может отравление?
Анатолий Иванович посмотрел вслед Петрике:
- Это как, мы, доктора огрубели, что ли? Пьем вино, едим шашлыки, раков и тут же, не подумав, рассказываю, как из сапога с костями погибшего немецкого офицера выползают живые раки. А Петрика в тот момент ел вареного! Нет, мы, медики, на каком-то этапе теряем в себе нечто, присущее только человеку! А Петрика, водитель, нормальный человек, отреагировал! Неудобно получилось ...
- Ничего неудобного нет! - возразил Василий Иванович. - Если бы у Петрики завтра был зачет по анатомии пищеварительной системы или экзамен по курсу всей анатомии, он бы стал другим. Сидели в анатомке за, благоухающими формалином и кадавром, препаратами. Учили и знали, что от завтрашнего экзамена зависит еще и стипендия на следующий семестр. Забывали пообедать. Посылали одного за пирожками, которые тут же, только помыв руки, съедали. Подчас и вкуса тех пирожков не ощущали! Так, что не казните себя, Анатолий Иванович!
- Очень часто, не подумав, мы даем остальной части населения повод судить о нас и нашей работе очень поверхностно и однобоко. - Ливиу Павлович глубоко вздохнул и продолжил. - Я, как заместитель по экспертизе временной нетрудоспособности, чаще других администраторов общаюсь с пациентами. Все больше пациентов видят нашу работу через призму вознаграждения за проведенную операцию, лечение или продление больничного листа. Одному трудяге, экономисту, "просидевшему" на больничном больше месяца, я закрыл листок временной нетрудоспособности. У него работа не ногами, а головой. И живет по соседству с работой. Так он меня спросил напрямик, во что ему обойдется еще две недели пребывания на больничном?
- Я даю тебе целые сутки. - сказал я тому экономисту. - Или ты находишь мне больного, которому я продлил больничный за деньги или извиняешься. Иначе приму контрмеры. Соберу врачебно-консультативную комиссию на предмет обоснованности твоего пребывания на больничном листе с ногтевым панарицием больше месяца. И последуют выводы! Я жду вас завтра!
Через час пациент вернулся и извинился. А Петрика здесь вроде ни причем, и не виноват. Такой он! Такова его реакция! Раков жаль!
В это время Петрика прошел к берегу, долго мыл руки, плеснул на лицо. Пройдя к машине, вытерся полотенцем и вернулся к костру: