Бритьем оставшись довольна, я выглянула в коварную дыру вонючего своей красотой пентхауса - одевать ли сегодня бронежилет? Внизу снуют машины, ставя задним синие банки дыма, а возбужденные точки прохожих, ссорясь со светофорами, проходят мимо обычного голода.
На коньке крыши, сидя на корточках и полуприкрыв глаза, умиротворенно сидит маленький бес. Он молчит. На его устах полуулыбка - он выполнил свою работу. Тусклыми мягкими бликами луна прикрыла его голые плечи. Он похож на фрагмент архитектуры в стиле ампир - сутул, неподвижен и непоколебим в своем негордом спокойствии. Усталость сковала его каменные плечи. Многое сегодня стало другим.
Кирпич быстро прячет следы крови, но память человека хуже камня - ее нельзя убить. Где-то, так или иначе, все всплывет. Я не для того строила этот город, чтобы теперь выглядывая из бойницы, как жалкий вор, думать о том, кто же предал меня. Пуля в моем колене и бельмо в глазу кричат о справедливом возмездии. И все же добро обернулось злом. Я курю найденный бычок, слушаю Doors и держу на прицеле дверь агентства "Колумбус". Сегодня комиссия по вечерней моде должна, обсудив все нюансы сегодняшней погоды, вынести вердикт - стоит ли головы провокация мужчин оголенным телом тех проблем, называемых изнасилованием. Главный вопрос повестки дня - что есть провокация.
Мне, насильнице в десятом поколении, наверное, не понять, что значит либидо, но мой дядя самых честных правил. И правил так, что у наблюдателей майка заворачивалась. Собирая эти завернутые майки и пряча их бритвы, становишься внимательней к чужому вниманию. Ничего нет страшней чужой доброты. Но пока не пойдет дождь, придется сдерживать слезы. Завтра придет доктор. А пока что можно погадать. На чирвового.