Аннотация: Люди выживают, как умеют. Группами, стаями, бандами. Кто-то играет в цивилизацию, кто-то отпускает инстинкты на волю. Алекс в одиночку пытается выжить и сохранить жизнь сыну. Но опасны не только люди.
- Алекс. Алекс, смотри.
У Марка всегда был тяжелый шепот, который прибивал Алекс к земле.
"Повышенная тревожность", - думала она и заставляла себя подняться и посмотреть на спутника.
"Разумная осторожность!" - вопили инстинкты, а Алекс автоматически начинала проверять местность, проклиная липкий страх, который струйками стекал по спине и бокам.
- Что там, милый? - прошептала Алекс, повернувшись к сыну.
- Не называй меня так, - буркнул Марк. - Я не маленький.
Алекс тяжело вздохнула: ее ребенок успел вырасти, стать большим и сильным, но нисколько не повзрослел. Или она просто не заметила, день за днем оплакивая его детскую - светлую, с веселыми обоями и яркими игрушками.
- Прости. Так что там?
- Крысиное гнездо.
Алекс ненавидела инстинкты, из-за которых можно было захлебнуться слюной. Ненавидела крысятину и мечтала о свинине. Баранине. Говядине. Зайчатине. О чем-нибудь другом, а не о помоечных грызунах.
- Повезло, - сказала она и сплюнула.
К Дьяволу свинину и говядину. Раздувшуюся тушенку можно будет найти в супермаркете, а потом блевать и мучиться поносом. Крысятина же была свежей и даже вкусной, если добавить соль и представить, что это всего лишь странные куриные крылышки. Просто куриные крылышки. Просто мясо, которого Алекс не ела уже... Давно. С тех пор, как Кожаные разрушили лагерь и убили кучу Тощих.
- Ты не забыл, как охотиться, ми... Марк?
- Нет, - возбужденно прошептал сын.
Алекс видела слюну в уголках его губ, которая напоминала об умственно-отсталых. Если бы люди по-прежнему жили в городах, то Алекс отдала бы сына в интернат и приходила бы время от времени на час-полтора. Но цивилизация и вынужденная толерантность остались позади, и Марк стал охотником, а не дебилом под присмотром. Превратился в наивного взрослого ребенка, который может убить человека и забыть об этом сразу же после того, как обчистит его карманы.
- Тогда я просто посмотрю.
Алекс прижалась к земле и затаилась, наблюдая за окрестностями.
В городе должны быть люди. Не бывает городов без людей, и то, что они пока не попались на глаза, - плохой знак.. Хозяева не прячутся. Хозяева изгоняют бродячих собак и убивают, если Тощие настолько тупы, что не понимают предупреждений.
Повышенная тревожность или разумная осторожность? Алекс не знала, но жопное чувство сжималось, и ей хотелось бросить все, схватить сына за волосы и убраться подальше. В местечко погрязнее и позапущеннее, куда не сунутся даже Придурки. У нее уже было одно такое на примете. Всего в паре сотне километров, в месяце пути, а то и меньше, по Пустоши идти будет не так страшно.
- Только там нет еды, - прошептала Алекс, вытирая потные руки о грязные штанины.
Она вздрогнула, когда давящая тишина взорвалась писком грызунов и шумом. Почему охота не может быть более тихой? Почему всегда выбрасывается звуковой маяк "эй, мы здесь"?
Дьявольски не хватало оружия. К черту просранную винтовку, но можно было прихватить беретту. Алекс ненавидела себя за то, что расслабилась и разобрала спасрюкзак. Нельзя было верить, что все будет хорошо, тем более, когда она точно знала - это не так. Дальше могло быть только хуже.
Придурки ходили в зоны и притаскивали болезни. Кожаные напивались и уничтожали живых мертвецов, расстреливая обойму за обоймой. Тощие грызлись друг с другом из-за случайной добычи. Хозяева никого не пускали на свои территории, убивая любого, кто приближается. И Алекс понятия не имела, сколько существует других группировок. Разве могло быть лучше?
- Быстрее же! - рыкнула она, прижимаясь к земле и настороженно осматриваясь.
- Сейчас.
Щенки тоже умеют огрызаться, но вместо обиды Алекс почувствовала гордость и надежду, что ее сын выживет, даже если она сдохнет от кровавого поноса. Или от чего-нибудь еще. Просто оптимистично сдохнет и избавится от этого мира.
- Смотри, жирная!
Алекс хотела бы, чтобы его восторг был заразительным, и радовалась, что сын не поддается ее страху.
- Ты молодец, сегодня будет вкусный суп.
"Если мы найдем зелень и корнеплоды".
- А теперь побежали. Как я учила. Быстро, глядя под ноги. Я буду за нас смотреть по сторонам.
Алекс быстро шептала. Фразы были настолько привычными, что не приходилось думать, какими словами отдать приказ.
"Вдвоем мы не выживем. Или выживем? Пара мужчин была бы кстати, только они убьют... Странный камень".
- Сверни налево. К руке с крысой.
Марк подчинился, не замедлив шага.
"А я не могу потерять сына. Не могу и не хочу. Но мы..."
- Направо. К руке без крысы.
Города были ловушкой для Тощих. Вооруженная стая могла справиться, но у женщины с ребенком-взрослым не было шансов, если они не прислушивались к инстинктам. У Алекс было хорошее чутье, которое помогло ей выжить и вырастить сына, потому она почти всегда подчинялась приказам собственной задницы. А та выводила остальное тело в безопасную зону.
Им повезло. Алекс нашла картофель, а Марк собрал много трав. Суп получился густым, нажористым. Оба ели медленно. Алекс - потому что знала, от неторопливости больший эффект. Марк - потому что его одергивала мать.
- Оставь на завтра и спать.
Марк воровал тепло, когда был маленьким. Алекс сгорала от ненависти и стыда, глядя на своего сладко спящего сына, и только поэтому не замерзала до смерти. Марк стал делиться теплом, когда подрос. Телом к телу, до самого утра, иначе можно было не проснуться.
- От тебя пахнет кровью, - пробормотал сын, поудобнее устраиваясь под тонким одеялом.
- Тебе кажется.
- Нет.
- Это крысиная. Не смылась.
- Крысиная не так пахнет. Ты поранилась?
- Нет. Спи.
- Но...
- Спи.
Марк недовольно сопел, но молчал. Алекс с облегчением выдохнула. У нее не было ни малейшего желания объяснять сыну особенности женского организма. Раздражение и уверенность успокоят его лучше, чем подробный рассказ о регулярно истекающем кровью теле.
- Мы пойдем на юг. Скоро зима, - сказала Алекс утром.
До заморозков была еще пара месяцев, но никто не мог предсказать, сколько времени займет путь. А если на пути попадутся лагеря Хозяев или Кожаных, то придется делать крюк.
- Все Тощие пойдут на юг. Может, мы на север?
Иногда Марк напоминал своего отца. Тот тоже предлагал логичные, но безумные решения проблем.
- Замерзнем.
- Там будут города. Дома. Будут же?
- Наверное. Но мы пойдем на юг.
- На север.
- На юг.
- На север!
- Хорошо, пойдем на север, - согласилась Алекс.
Марк все равно не мог определить направление, а соврать было легче, чем правдой добиться своего.
- А мы пойдем на север, а мы пойдем на север.
- Тш. Ешь и собираемся.
Марк послушался, но не перестал сиять. А Алекс совсем не было стыдно. Кажется, это чувство она потеряла несколько лет назад, вместе с парой зубов. Да и слова утратили свою ценность. Впрочем, они всегда стоили примено грош, а то и меньше.
Путь был легким. Каждый день зад Алекс сжимался все сильнее, предвещая беду, но ничего не происходило, и от этого напряжение только росло. Опасность мерещилась за каждым кустом, в каждом камне, но Алекс упорно шла вперед, ближе к теплу и... другим Тощим. С которыми можно будет драться за кусок мяса или вздувшуюся банку тушенки. К опасности, которую можно осязать, обонять, видеть и слышать, а не предчувствовать жилистой задницей.
Марк чувствовал настроение матери: днем молчал, а ночью - крепко обнимал, защищая от любых угроз. Только Алекс все равно не спала. Слушала мир и пыталась понять, какую опасность чует ее зад.
Не получалось образумить себя и настроиться на позитивное мышление. Ноющие почки постоянно напоминали, что "все будет хорошо" - всего лишь сказка для бедных, а человек разумно-осторожный должен видеть опасность даже в собственном отражении.
Алекс вспоминала все прекрасные, мудрые учения, согласно которым светлое притягивается к светлому, а негатив порождает негатив, и посылала к Дьяволу придумавших подобную ересь. Если бы все было так просто, ее мир не превратился бы в свалку. Ну или она жила бы с Кожаными, напиваясь и стреляя по уродливым Тощим.
Зато учения оказались правы в том, что плохое обязательно случится, если его долго ждать.
Марк сломал ногу. Засмотрелся на какой-то цветочек, запнулся, свалился в овраг и заорал. Алекс содрала кожу на ладонях и порвала последние - единственные - прочные штаны, пока добралась до сына, и сразу поняла, что его дела совсем плохи. Хватило одного взгляда на торчащую кость.
Если бы сын сломал руку, можно было бы надеяться, что у него не начнется гангрена. Подумаешь, рукой больше, рукой меньше. Но кость - не белая, совсем не белая - разорвала мышцы бедра, и кровь била неуверенным фонтанчиком.
- Мама.
Марк не кричал. Он хныкал, глядя на торчащую кость, и тянулся к Алекс, словно ее объятия могли все исправить.
- Да, милый?
Главное - не орать от ужаса, не захлебываться слезами и соплями, не думать.
- Мамочка.
У Марка тряслись губы, а на подбородке собралась слюна.
- Все в порядке, милый. Все хорошо.
- Больно.
- Конечно, милый. Но боль скоро пройдет. Помнишь, ты вчера ударился? И все прошло.
- Но... кровь... и когда крысы... и зайцы... и... кровь... я умру?
- А на прошлой неделе ты стукнулся о камень, помнишь? У тебя до сих пор вавка на лбу. Ты же жив.
- Но...
- Ты же веришь маме?
- Да.
Ложь легко рождалась в голове и не царапала горло. Алекс чувствовала себя как никогда уверенной. Может быть, потому что наконец-то расслабились натянутые мышцы. Может быть, потому что она осознавала, паника бесполезна. Или из-за десятка других причин. Просто нельзя было останавливаться.
- Ты сейчас уснешь, а когда проснешься, все будет хорошо.
Марк не был большим. Он легко помещался в объятиях Алекс и оказался таким неожиднно маленьким. Как будто его плечи все еще были уже плеч матери.
- Все обязательно будет хорошо. Просто поспи. И боль уйдет.
Марк уткнулся носом в грудь Алекс, и та вздрогнула, вспомнив один из первых вечеров без электричества и центрального водоснабжения. Тогда сын тоже плакал, жаловался и боялся незнакомых звуков, а она шептала всякие глупости, баюкая ребенка.
Спустя какое-то время Алекс поняла, что все уже на самом деле хорошо. Марк оптимистично сдох, оставив мать наедине с миром, и больше не страдал ни от боли, ни от голода, ни от холода. Она заплакала - сначала почти незаметно, просто перехватило горло, позже - от души, уткнувшись носом в жесткие, грязные волосы. Плакала и не думала ни о чем.
Когда слезы закончились, она достала нож.
Руки окрепли за годы без цивилизации, и Алекс практически без труда вскрыла брюшину еще теплого тела. Она почти не думала, извлекая и сортируя горячие органы, выбирая куски, которые нужно съесть сейчас, и те, что можно будет закоптить и взять с собой.
Ей предстоял долгий путь на юг. И было варварством бросать столько мяса.