Ефимова Марфа : другие произведения.

Тётя Мотя-бегемотя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Как и чем занять молодняк в зоопарке, знает лишь великолепная Матрёна Чемодановна, она же тётя Мотя-бегемотя. Дети, пушистые и пернатые, по мнению толстокожей воспитательницы перестанут озорничать только тогда, когда им просто не останется времени.


Оглавление

Глава 1. Новая воспитательница.
Глава 2. Набегемотная живопись.
Глава 3. Амфоры и стамносы.
Глава 4. Акробатические этюды.
Глава 5. Искусство дедукции.
Глава 6. Полёт Пегаса.
Глава 7. Эфиры и зефиры.
Глава 8. Боевое лапкидо.
Глава 9. Феноменальный казус.
Глава 10. Автобиография Матрёны Чемодановны.
Глава 11. Чуча-мачуча.
Глава 12, вернее, приложение. Толковый Словарь Мефодия.


   Глава 1
   Новая воспитательница
  
   Двери отворились, и многолапый, многохвостый смерч ворвался в столовую, опрокидывая всё на своем пути. Кто-то запнулся, упал, по нему тотчас пробежались, его тут же затоптали, не позволяя встать на ноги и даже поднять голову. Вопли, свист и гогот заполнили помещение невообразимым шумом.
   - Ну, что я говорил? - уныло произнес директор. - Теперь вы увидели это безобразие собственными глазами.
   - Да. Всё, как вы говорили. - Согласилась его собеседница - молодая и очень уверенная в себе особа. - Работы действительно много. Так, я могу приступать к делу?
   Упавший малыш, худенький и печальный, испачканный лапами своих старших товарищей, метнул на неё быстрый взгляд, но сразу отвернулся, с грустью наблюдая, как его порция исчезает под чужими языками. Директор с ужасом посмотрел на особу.
   - Вы двенадцатая, - сказал он. - Предыдущие одиннадцать сбежали через день. Если боитесь, лучше откажитесь сразу.
   - Кто боится? Я? - удивилась особа. - Что-то я не припомню, что могло бы испугать меня.
   - Тогда приходите завтра...
   - Зачем же тянуть? Начнём сегодня. Прямо сейчас.
   Директор обреченно вздохнул, прокашлялся, а затем громко объявил:
   - Дети, внимание! Познакомьтесь, пожалуйста, с вашей новой воспитательницей. Ее зовут Матрёна Чемодановна. Она будет вместо Патрикея Феофиловича.
   - А где Феофилыч? - дерзко выкрикнула девочка с пятнышками. - Утёк?
   - Феофилыч утёк, и эта тоже сбежит, - чавкая, произнес толстячок в первом ряду. - Уж, мы-то постараемся! Нам тут воспиталок не надобно! Мы и без воспиталок прекрасно проживём!
   Матрена Чемодановна неспешно подошла к толстячку и на глазах у притихшего молодняка хлопнула лапой по столу. Мисочка, из которой лопал толстячок, подпрыгнула и всё содержимое выплеснулось ему на лицо.
   - Если я убегу, ты, дружочек, никогда не увидешь чучу-мачучу, - негромко, но очень убедительно произнесла Матрена Чемодановна. - Поверь мне, это будет очень обидно.
   Толстячок притих, не понимая, как ему отвечать. Воспитательница нависала над ним и казалась громадной и страшной. И чуча-мачуча ещё какая-то... Парнишка высунул язык и демонстративно облизался, делая вид, ничего особенного не произошло.
   - Зовите меня просто -- тётя Мотя, - сказала Матрёна Чемодановна, оглядывая притихших детей.
   - Тётя Мотя-бегемотя! - снова выкрикнула пятнистая. Все засмеялись.
   - Можно и так, - с улыбкой отозвалась воспитательница. - Хотя я предпочитаю "Мадама гиппопотама". Разговор окончен, у нас мало времени. Ровно через пять минут после обеда встречаемся на лужайке. И не забудьте с собой взять зубную пасту!
   - Мы уже утром чистили зубы! - несмело пискнула девчушка с остренькими чуткими ушками.
   - Кто сказал, что паста нам нужна для чистки? - поинтересовалась тётя Мотя. - Я этого не говорила.
   Она развернулась и с гордо поднятой головой вышла из столовой. Десять пар глаз смотрели ей вслед. Десять зверят напряженно следили за её спиной, и только когда молодая бегемотиха скрылась в глубине коридора, расслабились, выдохнули и загалдели.
  
   Откуда взялась Матрёна Чемодановна, молодняк Лопушинского зоопарка так и не понял. Лопушинск -- город маленький, и зоопарк в нём был крохотным. Слонов, гиппопотамов и жирафов в Лопушинске отродясь не видали. Самым большим обитателем Лопушинского зоопарка был медведь Топотун Засоньевич, а самым мелким -- мышка Мушка, которая в зоопарке не числилась, но по доброй воле жила в одном вольере с медведем. Здесь, вообще, звери жили простые, не экзотические: лисы, волки, кабаны, бобры, зайцы, рыси, - словом, те животные, что в изобилии водились в лесах вокруг Лопушинска.
   Подрастающее поколение зоопарковых жителей обитало в одном, огороженном от остальных отделений, месте. Просторная солнечная полянка с тёплыми домиками, с лазалками, качелями, горками, с небольшим прудиком для купания, с высоким сетчатым забором всегда была окружена зрителями, потому что на этой полянке резвился, кувыркался, носился друг за дружкой весь молодняк зоопарка. Малышей было ровно десять: поросёнок-кабанчик, лисичка, волчонок, медвежонок, рыська, бельчонок, лосёнок, зайчишка, енот и... страус Мефодий. Страусы, разумеется, в Лопушинске не жили. Птенец появился на свет неожиданно для всех, вылупившись из сувенирного яйца, присланного из Африки для продажи в магазинчике редких вещей. Хозяин лавки удивился и отнёс страусенка в зоопарк.
   Директором Лопушинского зоопарка служил Лев Карпович Соколов. В отличие от большинства людей он понимал звериный язык и мог запросто разговаривать с любым представителем фауны. Директор был высоким, худым человеком, ужасно напоминающим жирафа. Лев Карпыч отлично справлялся со своей работой: звери были накормлены, домики у них - крепкие, места для прогулок -- раздольные. Но вот с молодняком в зоопарке почему-то были проблемы. Молодняк никого не слушался, хулиганил и буйствовал. Лев Карпыч приставлял к юным нарушителям спокойствия всё новых воспитателей, и даже сам как-то взялся за вразумление зверят, но ни ему, ни воспитателям не удалось навести порядок в зверином детсаду.
   Ладно, если бы зверята просто озорничали между собой, не задевая посторонних. Пошумели бы, намусорили, да пусть хоть и сломали бы что-нибудь! Это не беда -- всем малышам не сидится на месте! Но милые детки постоянно ссорились, рыли ходы под заборчиками, убегали, пугали посетителей зоопарка, а однажды разгромили кухню, на которой добрейшая баба Катя готовила им завтраки, обеды и ужины.
   Когда неугомонный отряд архаровцев сбежал в первый раз, вытоптав по пути половину клумб и цветников, Лев Карпыч снарядил на поиски, а затем и на присмотр двух собак своей мамы -- огромных сенбернаров Энди и Венди. Беглецов собаки вернули, но с воспитанием сразу же не задалось. Рыська Брыська и волчонок Сёма забросали псов отборными репьями. Собаки принялись выбирать колючки из шерсти, да только перепутались, прилипли друг к другу и под свист и улюлюканье негодников сбежали домой. Льву Карпычу пришлось коротко обстригать Энди и Венди, чтобы позволить им расцепиться.
   Угомонить шалунов вызвался сторож Кузьма Кузьмич. Ночью, пока зоопарк сладко спал, сторож прохаживался по пустынным дорожкам и под серебристым лунным светом размышлял о жизни, а днём, слегка вздремнув, усаживался писать философскую книгу о звериной природе человека. Книжка продвигалась не очень споро -- Кузьма Кузьмич сочинил пока лишь три предложения, поэтому с охотой взялся за наведение порядка у молодняка. Продержался Кузьма Кузьмич недолго. В первый же день новой службы ему разодрали любимые синие штаны, а во второй день медвежонок Афоня вылил на него кастрюлю супа, отнятую у бабы Кати. Сторож подумал-подумал, и решил, что сочинять всё-таки интереснее, чем учить звериных детей. Он вернулся к написанию книжки и даже сочинил целую страницу.
   Потом была пожилая коза Машка -- её столкнули в пруд. Потом учёный орёл Викентий -- ему во сне ощипали хвост. Потом пенсионер-дрессировщик Эдгар Логофетов -- его закидали песком. Потом промелькнуло еще несколько воспитателей, в том числе застенчивый лис Патрикей, пока, наконец, директор не привел Матрёну Чемодановну -- полненькую бегемотиху молодых лет в жёлтой жилетке. Жилетка вся была усыпана накладными карманчиками. Карманчики топорщились, а что в них было, никто не знал.
  
   Глава 2
   Набегемотная живопись
  
   Бельчонок Бублик стоял в сторонке и тихо всхлипывал. Вся его рыжая шкурка была разрисована полосочками зубной пасты.
   - Это Прошка его так, - объяснила лисичка Люся. - Прохор всегда обижает Бублика.
   Она кивнула на поросёнка, который издалека с хитрым выражением лица поглядывал на воспитательницу.
   - А сдачу дать? - поинтересовалась бегемотиха.
   - Ага, - пискнул Бублик. - Прохор вон какой большой!
   Матрёна Чемодановна наклонилась к бельчонку и на ушко прошептала:
   - Обижают тех, кто обижается. А тех, кто веселится, не обижают. Ну-ка, подыграй мне...
   Бегемотиха подняла голову, чтобы заливисто засмеяться и, топая, покружиться вокруг Бублика. Она радостно закричала:
   - До чего ты, Бублик, здорово придумал! Какая фантазия! Какое воображение! Так удачно нарядиться в бурундука! Вот люди запутаются -- вчера была белка, а сегодня бурундук!
   Бельчонок мигом осушил слёзы и гордо похвалился:
   - Да, это я классно придумал! Это я сам придумал!
   - Бурундук Бублик! Вот потеха! - подхватила Люся. Она была очень понятливой малышкой. Понятливой и доброй.
   Зверята, привлечённые смехом Матрёны Чемодановны, подтянулись к ней с Бубликом и заулыбались.
   - А если меня так раскрасить, то я тоже стану бурундуком, - сказал медвежонок Афоня. - Гигантским бурундуком. Все обалдеют.
   - Сундуком ты будешь, а не бурундуком, - иронически заметил Мефодий.
   - Почему сундуком?
   - А у нас в магазине, где я вылупился, стоял сундук. Огроменный! В полосочку!
   - Какой же я сундук? - удивился медвежонок. - У сундука крышка открывается. А у меня ничего не открывается. Только рот.
   - Да у тебя рот, как у того сундука!
   Сёма и Брыська прыснули и стали носиться по площадке с воплями "Сундук-бурундук! Сундук-бурундук!"
   Обиженный поросёнок Прохор ринулся к Матрёне Чемодановне.
   - Это не он! Это я разрисовал! Это моя паста у него на спине!
   - Ага! - подмигнула ему бегемотиха. - Какие вы оба молодцы! Значит, вы вдвоём придумали! Спасибо, Прошенька, Бублик сам до спинки не достал бы!
   - А можно, и меня разрисовать? - спросила зайка Шумка.
   - Полосатых зайцев в природе не бывает, - авторитетно заявил страус. - А на бурундука ты не тянешь.
   - А меня? - поинтересовался лосёнок Зяма. - Пусть думают, что я зебра!
   Матрена Чемодановна погладила по головке Бублика с Прошкой и еще раз громко объявила, что они молодцы. Кабанчик от удивления облизал пятачок. Похвала бегемотихи сбила его с толку. Он хотел обидеть бельчонка, а получилось совсем наоборот. Даже похвалили, а не наказали, как обычно. Потом тётя Мотя сунула Бублику орешки, а Прохору печеньку. Всё это было извлечено из кармашка её замечательной жилетки.
   Матрёна Чемодановна выстроила молодняк в линечку и спросила:
   - Вы наелись за обедом?
   - Ну, наелись, - недоверчиво протянул енот Ластик. - А зачем ты спрашиваешь?
   - Когда первобытные люди научились добывать достаточно пищи, чтобы не чувствовать голод, они огляделись по сторонам и поняли, что им не хватает красоты. И тогда они придумали наскальную живопись. Они начали разрисовывать стены в пещерах, которые служили им жилищами.
   - Ну, и что? - снова протянул Ластик.
   - А и то, что мы ничуть не хуже древних людей. Мы, вообще, не хуже людей. И раз мы сыты, самое время заняться искусством.
   - Где ж мы возьмем пещеру? - подала голос Брыська. - Я тут попробовала норку вырыть, так меня Кузьма Кузьмич за уши оттаскал. А уж за пещеру-то он, не знаю что, сделает...
   - А вот в Африке скал с пещерами столько, что хоть обрисуйся, - мечтательно промолвил Мефодий и зактил глаза.
   - Да почем ты знаешь? - грубо спросил его Афоня. - Ты же не был в Африке!
   - Это во мне зов предков бурлит! Это моя генетическая память подсказывает! Вот вырасту, и улечу от вас в Африку.
   - Страусы не летают, - улыбнулась тётя Мотя. - И для живописи совсем не обязательно ехать в дальние края или искать пещеры. Потому что живопись у нас будет набегемотная.
   - Как это? - хором воскликнули Проша и Бублик, переглядываясь недовольно между собой.
   - Я первый спросил! - угрожающе хрюкнул Прошка.
   - Нет, я первый! - пискнул Бублик, но на всякий случай спрятался за толстую ногу Матрёны Чемодановны. Та аккуратно встала между ними и торжественно произнесла:
   - Я сейчас сниму жилеточку, а вы все разрисуете меня зубной пастой. Только, чур, чтобы красиво! На нас люди смотрят!
   Зверята замерли, открыв рот от восхищения. За пачканье пастой Лев Карпыч их сурово наказывал: ставил в угол, не давал мороженого и не пускал играть со всеми на лужайку. А тётя Мотя-бегемотя сама предложила им похулиганить! Вот это дела! Надо ли говорить, что после короткой заминки, малыши с дружным восторженным визгом бросились к Матрёне Чемодановне и принялись за хулиганство.
   Лисичка Люся изобразила кружок с мордочкой, а рядом три пугала с ручками-ножками. Чуть поодаль, сцепившись за руки, стояли еще два чучела, а над кружком нависало чучело в платьице. Вся эта глубокомысленная карина располагалась на правой задней ноге тёти Моти.
   Сёма и Брыська нарисовали восемь косточек, десять сосисок и здоровую кучу непонятно чего. Подумав, Сёма пририсовал еще три косточки. Все кости и сосиски украшали вторую заднюю ногу бегемотихи.
   Афоня начертил два круга в ряд, а над верхним кругом еще два маленьких кружка. К боку большого нижнего круга он приделал нашлёпку из длинной колбасы. Колбаса с кружочками заняли весь левый бок Матрёны Чемодановны.
   Бублик скромно примостился у тёти Мотиной шеи и рисовал цветочки с точечками над ними.
   Вредный Прохор встал у передней ноги, чтобы размашистыми движениями копытца размазывать пасту по толстой коже воспитательницы и нарочно залезать на цветочки Бублика. Бельчонок сначала надулся, но, вспомнив недавний совет, задорно крикнул:
   - Здоровско получается! Мажь, не стесняйся!
   Поросенок разозлился на то, что Бублик не обиделся, попытался совсем замазать цветочки, но тут у него кончилась паста. Поэтому он недовольно хрюкнул и уселся на песок, скрестив лапки. А чтобы выплеснуть вредность, показал язык мальчику, забравшемуся на забор для лучшего наблюдения за зверятами. Тот в ответ тоже высунул язык, и это немного утешило Прохора.
   Зайка Шумка вскочила на спину лосёнку, и вместе они трудились у правого бока над эпохальным полотном о жизни Лопушинского зоопарка. Зяма изобразил толпу людей, над которыми возвышались два человека -- высокий, как пожарная каланча, и чуть более низкий. Шумка нарисовала дерево, а на его ветвях какие-то фитюльки. На самой верхушке дерева стояла фигурка с ведром.
   Енот Ластик у второй передней ноги методично, словно печатал, рисовал квадратик, еще квадратик, снова квадратик, а затем три квадратика. Как заправский художник он откинулся назад, прищуривая глаз, чтобы оценить свое детище. Кажется, Ластик остался доволен.
   И только стаус Мефодий носился вокруг бегемотихи, облепленной со всех сторон старательными художниками, и не мог сосредоточиться. На попе он оставил два коротких росчерка. На подбородке он изобразил птичку, лежащую кверху лапами. А на спине, вдоль позвоночника, провёл несколько волнистых линий.
   - Кузьма Кузьмич! Принесите нам зеркало! - громко попросила Матрена Чемодановна, когда тюбики опустошились и малыши разлеглись на травке, любуясь набегемотным искусством.
   Под удивленный гул зрителей за оградой сторож притащил зеркало во всю ширину его философских рук. Тётя Мотя-бегемотя прошлась вдоль него, покрутилась, выставляя на обозрение то левый, то правый бок, а затем довольно улыбнулась во всю бегемоческую пасть:
   - Отлично! Просто прекрасно! Исключительно замечательно! Набегемотная живопись удалась. Только...
   - Что только? - с готовностью подался вперёд Бублик.
   - Не могли бы вы пояснить, уважаемые художники, что у меня за рисунки?
   - А разве не понятно? - выкрикнула Брыська. - Мы нарисовали самую вкусную вкуснятину: косточки, сосиски и кашу.
   - Обожаю кашу, - облизнулся Сёма.
   - А зачем еще три косточки сбоку? - удивился Ластик.
   - Это про запас, - пояснил волчонок. - Вдруг зима долгая? А мы не пропадём.
   - А кашу про запас что ли не надо?
   - Каша портится быстро, - вздохнула Брыська. - Запасать можно только косточки.
   - Ну, знаете, - заворчал медвежонок Афоня. - Если бы я рисовал все свои припасы, мне бы не только всю тётю Мотю пришлось бы разрисовывать, но и Льва Карпыча, и сторожа, и Мефодия. Рисовать надо не еду, а красоту.
   - И чего же ты намалякал? - ехидно поинтересовалась Люся.
   - Красоту, конечно.
   - Какая-то странная красота, - Мефодий склонил голову и обсмотред кружочки с колбасой с разных сторон. - Какая-то, простите, геометрическая.
   Он знал много непонятных слов. Он их знал, но не всегда сам понимал.
   - Да это же я нарисован! - сказал Афоня. - Я красивый, и поэтому нарисовал себя.
   - А, простите, вот это -- что такое? - Мефодий ткнул лапой на колбасу у большого круга, то есть у туловища.
   - Это мой хвост.
   - Хвост? Хвост? Вот умора! - Шумка повалилась на спину и принялась дрыгать ногами. - Да разве у тебя такой хвост?
   - А какой? Как у всех.
   - Да ты в зеркало глянь!
   Медвежонок подошел к зеркалу, осмотрел себя сзади и задумался:
   - Вот те раз! А я-то и думаю, почему мне им никак не машется? Машу от комаров, а он не машется!
   Озадаченный, он сел на травку и почесал мохнатый затылок.
   - А у нас зоопарк нарисован, - с гордостью поведал лосёнок. - Вот это люди. Они пришли посмотреть на нас. - Он показал на толпу на тети Мотином боку. - А это Лев Карпыч. - Он ткнул в каланчу. - А это Кузьма Кузьмич.
   - А чего это они такие высоченные? - не удержался Прохор.
   - Они же главные, - захлопал ресничками Зяма. - Я же не могу написать, какие они главные, тут и места не хватит для надписей. Я могу только нарисовать.
   - А почему звери на дереве?
   - Потому что звери еще главнее. Только если я нарисую их выше Льва Карпыча, это будет неправильно. Значит, их надо посадить на дерево.
   - А сверху что за привидение с ведёрком?
   - Это баба Катя, - возмутилась Шумка. - Сам ты привидение. Только не с ведёрком, а с глупостями. Баба Катя главнее всех. Она зверям обед носит.
   Зверята одобрительно зашумели. Очень им понравилось, как Шумка и Зяма распределили важность.
   - Ну, я изобразила..., - начала лисичка.
   - Чучело огородное! И капусту под ним! И воришки, которые крадутся за капустой! - снова высказался Прошка.
   - Глупый жирный дурачина! - рассердилась Люся. - Капуста у тебя вместо головы! А это иллюстрация к сказке "Колобок". Видишь -- волк, заяц и медведь. - Люся показала пальчиком на три палочки. - А это дед с бабкой. А это я с колобком. Я его сейчас съем.
   Прохор осмотрел чучело в платьице и рожицу, хмыкнул. Мефодий его поддержал:
   - Я себе колобка представлял по-другому. Аппетитнее, что ли. Куртуазнее.
   - Выражайся понятнее, - попросил Ластик. - Вот мы с Бубликом рисуем понятно и говорим понятно. И всем это нравится.
   - Ну, положим, цветочки я понимаю, - прищурился Мефодий. - Хотя эти невыразимые точки...
   - Это пчёлки, - быстро подсказал бельчонок. - Они мёд собирают.
   - Мёд, это хорошо, - согласился Афоня. - Это мы уважаем!
   - Но что за коробки ты навозюкал? - продолжил страус.
   - Стиральный порошок. Мочалка. Губка. - начал перечислять Ластик. - Мыло для рук. Мыло для ног. Мыло для лица. Мыло для животика...
   - Всё-всё-всё! - заторопился остановить его Мефодий. - Всё ясно. Здесь у нас мыльная фабрика. Которая демонстрирует нам весьма загадочное представление о красоте!
   - Чем чище, тем красивее, - кивнул Ластик. Он не уловил иронии. - Не то что у некоторых: каляки-маляки.
   Енот бросил презрительный взгляд на Прошкины художества.
   - А я специально! - нахально заявил кабанчик. - Мне эти набегемотные глупости неинтересны. Вам сказали, а вы ушами и захлопали, давай рисовать ерундистику!
   _ Совсем не ерундистику, - приосанился Мефодий. - Лично мои картины наполнены глубоким смыслом.
   - Ну и какой смысл в этих полосках?
   - Это вечерний полет ситатунги над алеющей саванной, - нараспев, с мечтательным выражением лица ответил Мефодий.
   - Где же твоя ситатунга?
   - Быстро летит, торопится, пока не наступил закат. Знаешь, какая тёмная ночь в саванне?
   - А это что за дохлятина?
   - Это ночной отдых. Все прилетели и замерли в ожидании златокудрого солнышка.
   - Ну, а это? Какая-то пьяная дорожка! Нет в ней никакого смысла!
   Прохор знал, что бывают пьяные люди. Они иногда забредали в зоопарк и сразу начинали дразниться и корчить рожи. Зверята смотрели на них, как в телевизор с кинокомедией.
   - Это душевные волнения длинноносой кузиманзы перед принятием важного решения. Видишь, как она волнуется?
   - Наверное, очень сложная задача у кузиманзы, - подала голос Матрёна Чемодановна. - И ты замечательно справился. Я так сразу и поняла, что это ситатунга и кузиманза. А ты, Прошенька, если будешь и дальше задираться, точно не увидишь чучу-мачучу. Подумай об этом...
   Бегемотиха отошла от зеркала и тихо добавила:
   - А давайте теперь все испачкаемся и побежим пугать людей! Прислоняйтесь все ко мне!
   Зверята кинулись мазаться пастой. Постарались они на славу -- и мордочки, и лапки, и бочка у всех без исключения, даже у Прохора, оказались страшно испачканными и вовсю пахнущими свежей мятой. Потом с визгом, рычаньем, ржаньем и хрюканьем молодняк понесся к изгороди, чтобы в прыжке постараться извазюкать сидящих на заборе мальчишек. С этими мальчишками директор зоопарка боролся давно, но мальчишки как сидели, так и продолжали сидеть на ограде. Извазюкав людей, молодняк во главе с тётей Мотей-бегемотей кинулись к воде и там, молотя лапами и подымая фонтаны брызг, устроили шумную кучу-малу. С Матрёной Чемодановной было веселее, чем со всеми предыдущими воспитателями!
  
   Глава 3
   Амфоры и стамносы
  
   Поросёнок Прошка растолкал Брыську и Сёму и горячо зашептал:
   - Эй, вставайте! Вставайте, лежебоки! Я такую штуку придумал -- закачаетесь!
   Волчонок вскочил сразу, а рыська лениво зевнула:
   - Рано еще. Давай качаться потом, попозже...
   - А потом Чемодановна увидит. Надо сейчас.
   Прохор, Брыська и Сёма были в группе молодняка самыми большими и взрослыми. Их по росту превосходили и страус, и лосёнок, и медвежонок, но по шкодливости и готовности к безобразиям им не было равных.
   Брыська поднялась, потянулась.
   - Ну, и чего ты напридумывал?
   - Надо вырыть подкоп, сбежать и начать разгуливать по зоопарку. Чемодановна бросится на поиски, наткнется на нас и потребует вернуться на место. Тогда мы на неё закричим. Тогда она закричит в ответ. Тогда мы её стукнем. Тогда она тоже захочет стукнуть. Тогда мы её в этот момент сфотографируем и пойдём жаловаться Льву Карпычу. И фотку покажем. И он её выгонит.
   - А вдруг тётя Мотя успеет нас треснуть? - с сомнением произнесла Брыська. - А у неё такая лапища, что она прихлопнет, и мокрого места не останется.
   - Не прихлопнет! - с убеждённостью хрюкнул Прохор. - Помните -- в столовой? Она только по столу бабахнула, а меня и пальцем не тронула. Главное -- поймать момент, когда она замахнётся.
   - Ну и замахнётся, - подал голос волчонок. - А Лев Карпыч скажет, так вам и надо.
   - Не скажет! Я сам слышал, как он бабу Катю отчитывал, когда она половником Афоне по лбу дала.
   - Афоне полезно, - заметила рыська. - Вечно он лапами в кастрюлю лезет.
   - Ага, да только директор потом долго выговаривал, что бить детей непедагогично. Что надо уметь воспитывать без кулаков и подзатыльников.
   Волчонок помотал головой, смешно хлопая висячими ушками, а затем согласился:
   - Ладно. Айда за забор.
   - Вообще-то Чемодановна не зануда, - снова зевнула рыська. - Но если уж так просишь, пойдём.
   Троица, озираясь, вышла из домика. В парке стояла звенящая предрассветная тишина, сиреневое небо едва освещалось первыми несмело пробивающимися солнечными лучами. В дальнем углу площадки между оградой и цветущими кустами сирени они принялись рыть ход для побега. Рыли, в основном, Прошка и Сёма, а Брыська оглядывала окрестности и лишь изредка отгребала в сторону кучки песка своей пушистой лапкой. Подкоп отнял у них почти час. Они закончили дело как раз к восходу солнца.
   Выбравшись на волю -- пухлого Прохора пришлось со всей силы подталкивать сзади -- зверята, злорадно хихикая, помчались по пустынным дорожкам парка. Они рявкнули над ухом безмятежно почивавшего медведя, они вытянули за хвост Мушку и швырнули её в загон для козликов и овечек, отчего стадо в ужасе принялось метаться и громко блеять. Они опрокинули урну с мусором, а напоследок оброненным кем-то огрызком мела написали на подножии статуи, изображающей верблюда: "ЕТА ДЕРЕКТЫР". Утомившись, присели у каменной вазы напротив каменного верблюда и стали ждать, пока их не найдёт Матрёна Чемодановна.
   Бегемотиха всё не шла и не шла, и беглецов потянуло в сон. Шутка ли -- встать в шесть утра! Они уже прикрыли глаза, роняя отяжелевшую голову, а Прохор так и вовсе захрапел, когда над прямо ухом раздался взволнованный голос:
   - Прекрасно! Взгляните, друзья, как удивительно прекрасно выглядят их силуэты на фоне вазы! Как изящно и вместе с тем лаконично! Словно рисунок на древних амфорах!
   - На чём? - откликнулся второй, тоненький голосок, и троица проснулась.
   Тётя Мотя-бегемотя с самым радостным выражением её огромного лица стояла чуть поодаль от статуи верблюда и любовалась вазой, а также прикорнувшими беглецами. Из-за её спины выглядывали все сотоварищи Брыськи, Сёмы и Прохора.
   - Амфора -- это такая старинная греческая посудина навроде большого кувшина, - объяснила Матрёна Чемодановна. - Когда люди покинули пещеры и начали строить дома, они тут же бросились украшать всё, что попадалось им под руку. Больше всего они любили разрисовывать всякие там горшки.
   - Горшки... - пробурчал Афоня. - Горшки -- это хорошо. В них мёд наливают.
   - И мёд в том числе, - кивнула бегемотиха. - В древние времена не было ни шкафчиков, ни буфетов с комодами, ни холодильников. Все припасы хранили в вазах типа той, под которой сидят наши драгоценные Брысенька, Сёмочка и Прошенька. Вазы бывали разные. В алабастроне держали духи. В гидрии и килике -- воду. А в амфоре и стамносе -- продукты...
   Она сгребла в охапку всю ошалелую троицу, с открытым ртом внимающую речам тёти Моти, и засунула их в вазу.
   - Вот примерно так у древних греков хранилась еда, - сказала Матрена Чемодановна.
   - Эй-эй-эй! - завопил Прохор. - Я не хочу быть едой! Я свободная личность, а не еда!
   - А как сарделька ты очень даже ничего смотришься, - ехидно произнесла Люся. - Аппетитная такая сарделечка.
   - Несовершеннолетних поросят нельзя запихивать в тесные места! - не унимался рассерженый Прошка. - От этого поросята становятся нервными!
   Мефодий обошел вокруг вазы, встал напротив Прошки и глубокомысленно изрек:
   - Видишь ли, Прохор, совершеннолетних поросят не бывает, потому что это уже не поросята, а кабаны. Так что ты выразился неправильно.
   - Да какая разница! Немедленно вытащите меня из этой камфоры!
   Поросёнок энергично перебирал копытцами, но выбраться из узкого горлышка вазы не мог. Ему мешали Брыська и Сёма, также отчаянно молотившие лапами по воздуху. Все трое торчали по пояс из вазы, словно букет необычных цветов. Пока бешеный букетик кричал и возмущался, Матрёна Чемодановна продолжила:
   - Набегемотную живопись мы освоили, настало пора переходить к более высокому искусству -- росписи по амфорам.
   Бегемотиха достала из карманчика волшебной своей жилетки цветные мелки. Раздав каждому по кусочку, сказала:
   - Обычно на амфорах изображали сценки из жизни древнегреческих героев. А мы изобразим портреты героев нашего зоопарка...
   - А кто у нас герой? - задумался Зяма. - Кузьма Кузьмич что ли?
   - А чего это он герой? - не понял Ластик.
   - А он спас барана Федю от сосульки. Увидал, что сосулька вот-вот упадёт, и героически сбил её шапкой.
   - Этому Феде хоть вся крыша обвались, ничего бы не было, - фыркнула лисичка. - С таким лбом нечего бояться.
   - Да нет, Зяма, ты всё напутал, - нетерпеливо возразила Шумка. - Это не Кузьма Кузьмич, а Федя герой! Я сама слышала, как директор его хвалил.
   - И за что это его могли хвалить? Он же в школе молодняка второгодником был!
   - Ну и что! Зато он смелый! И находчивый. К нему ночью прокрались воришки, чтобы сено украсть, а он не растерялся, да как загавкал! Воришки подумали, что тут большая собака сидит, и убежали. А до этого не каждый отличник додумается!
   Сама зайка Шумка училась не очень хорошо, потому что была вертлявой и неусидчивой. Ей больше нравилось скакать, чем разучивать природоведение.
   Тётя Мотя-бегемотя широко улыбнулась:
   - Нет, ребята. Настоящие герои сидят у нас в амфоре.
   - Прошка, что ли? - не поверил Ластик. - Какой же он герой?
   - Не сомневайтесь, герой! И Сёмочка с Брысенькой тоже. Они втроем за утро успели сделать так много, что их впору запечатлеть на вазе. Во-первых, они нашли и обозначили ямкой столбики в ограждении, которые вот-вот могли упасть и кого-нибудь покалечить. Кузьма Кузьмич сразу же взялся за их укрепление и сберёг тем самым чью-то головушку...
   Рыська перестала трепыхаться и прислушалась.
   - ... Во вторых, они разбудили нашего известного любителя поспать Топтуна Засоньевича. А у него, между прочим, на сегодня был назначен поход к зубному врачу. Если бы не наши герой, медведь совершенно точно проспал бы...
   Вслед за рыськой затих и волчонок. А чтобы Прошка не мешал ему слушать, куснул того за ухо.
   - ... В-третьих, они устроили зарядку и утреннюю пробежку козам и овцам. Наши многоуважаемые копытные начали толстеть, и врач прописал им физкультуру. Но они ленились. Даже сам Лев Карпыч не мог их заставить заниматься бегом. А Прошенька с друзьями - смог!
   Кабанчик то ли от укуса, то ли от обращения по имени, наконец-то перестал верещать. Он выслушал Матрену Чемодановну и удивленно хрюкнул.
   - ... А напоследок они напомнили уважаемому Льву Карпычу о его подзабытой идее устроить конкурс грамотности. Он хотел провести его на фигурках, урнах, заборах и вазочках, идущих впоследствии под покраску. Так что эта надпись..., - бегемотиха показала на "ЕТА ДЕРЕКТЫР", - будет первым выступлением на конкурсе.
   - Ничего себе, - с легкой завистью вздохнул Бублик, - столько хороших дел с утра! А мы спали...
   Страус Мефодий важно потоптался на раскиданной куче из урны, раскопал упаковку от семечек, поднё её к носу одной ногой, стоя на другой, словно гигантская цапля, понюхал, чихнул и с подозрением спросил:
   - А мусор? Что героического случилось от разбрасывания мусора?
   - Это я разбросала, - виновато потупилась бегемотиха. - Ключ потеряла. Потом вспомнила, что могла его выбросить вместе с фантиками. Пришлось вывалить всё на дорожку.
   Прохор, Сёма и Брыська разом покраснели, но постеснялись признаться, что тётя Мотя ни при чем. Тем более, что она ловко собрала мусор, а затем всем в лапы сунула по мелку. И все, забыв о дурацком мусоре, принялись расписывать пузатенькие бока вазы портретами трёх ее пленников. Брыська была гибкой и ей хоть как-то удавалось извернуться, чтобы подглядеть за процессом нанесения на амфору героических рисунков, а Сёме и Прошке оставалось только смотреть на Брыську и по её лицу догадываться о происходящем.
   Когда подопечные Матрёны Чемодановны завершили труды, увековечив героев на стенках вазы, бегемотиха, привстав на задние лапы, осторожно освободила троицу. Она опустила их на траву и поинтересовалась:
   - Вам нравится? По-моему, просто прелесть! Настоящая героическая амфора!
   Прохор, у которого слегка затекли лапки от долгого торчания в горлышке амфоры, оббежал галопом вокруг вазы. То, что он увидел, не походило на гладенькие картинки в детских книжках, но тем не менее весьма поросенку польстило. По ободу вазы цепочкой шли семь поросят, семь волчков и семь рысек.
   Первая троица героев, начертанная лисичкой Люсей, выглядывала из огромной ямы, над которой нависало огромное бревно. Троица, вытянув лапы, мужественно держала его над своей головой. Ручки на рисунке были тоненькие, точно спички, а бревно -- толстенное. Сразу становилось ясно, какой замечательный подвиг совершили приятели ради своих друзей.
   - Здоровско, - молвил Сёма. - Особенно хорошо Брыська тут вышла. Глазки такие красивые.
   - Это не Брыська, - нахмурилась Люся. - Это Проша.
   - А почему на ушах кисточки?
   - Это не кисточки. Это солома.
   - Какая еще солома?
   - Которую на вас нашвырял козёл Феликс.
   - Никто на нас не швырял.
   - Нашвырял! Феликс на всех кидается соломой, кто подходит к его загону.
   - Ну, а почему, только на Прошке солома?! Мы же все вместе были!
   - У вас уши шерстяные, скользкие. С вас уже солома свалилась.
   Волчонок сдался. Девчачью логику он не понимал и немножко побаивался спорить.
   Вторая троица, вышедшая из-под мелка Афони, более напоминала воздушные шарики, привязанные к длинной палочке.
   - Это директор ведет вас кушать мёд, - пояснил медвежонок, - за то что вы такие молодцы.
   Палочка, очевидно, изображала Льва Карпыча.
   - Фу, терпеть не могу мёд! - скривилась Брыська.
   - И я, - добавил Сёма.
   - Ну, и пожалуйста. Тогда стойте на месте. Никуда директор вас не поведёт. - И Афоня стёр палочку лапой.
   - Погоди, погоди! - засуетился поросёнок. - Я-то люблю мёд!
   - Поздно. Директор уже ушел, - ехидно отозвался медвежонок.
   Далее располагался здоровенный будильник, а под ним три козявки с хвостиками. От будильника шли волны, будто он трещал, а козявки будто плавали на этих волнах.
   - Я решил показать, как вы вовремя разбудили Засоньевича! - пискнул Бублик.
   - А чего это мы такие мелкие?
   - Когда Засоньевич спит, для него все мелкие, потому что он их не видит.
   И бельчонок нырнул в кармашек тёти-Мотиной жилетки. На всякий случай. Но героические беглецы совсем не обиделись, а двинулись дальше изучать свои героические изображения.
   И у Шумки, и у Ластика были нарисованы три простые фигурки -- с пятачком и закрученным хвостиком, с длинным хвостом и зубами, а также с кисточками на ушах и пятнышками. Только на зайкином рисунке герои стояли на спине толстенной овцы, а на енотовом -- толстенная овца стояла на головах героев.
   - Странно как-то, - озадачился Сёма. - Вроде бы, подвиг один и тот же, а картинки наобортные.
   - Каждый, кто не любит бегать, станет вот таким жиртрестом, - сказала Шумка, кивая на свою огромную овцу. - А Прошка тут ни при чём. То же мне герой, овечек напугать! Они даже от меня пугаются!
   - Вот и пугала бы их сама, если такая шустрая, - пробурчал Ластик. - Тогда все бы они стали олимпийскими чемпионами и начали прыгать выше всех. Как у меня на портрете.
   - У тебя, Ластик, получился портрет барана, а не героев, - заметил вездесущий Мефодий.
   - Да потому что настоящий герой -- это баран Федя! - горячо воскликнула Шумка.
   - Влюбилась ты в своего Федю, - презрительно бросила Брыська и демонстративно перешла к статуе верблюда.
   - Кто? Я? - возмутилась Шумка. - А ты влюбилась в Кузьму Кузьмича. За то, что у него на ушах волосы торчат, прямо как у тебя.
   Они бы спорили и дальше, но Матрёна Чемодановна вдруг охнула:
   - Ой! Я же совсем забыла! Меня же просили сфотографировать для афиши самых красивых девочек зоопарка! Чтобы расклеить потом по всему городу! Ну-ка, Шумка, Брыська и Люсенька, встаньте у сирени, а Прошенька вас щелкнет.
   Тётя Мотя из самого дальнего кармана извлекла фотоаппарат, сунула его поросёнку. Тот, неожиданно вдруг засмущавшись, начал снимать красавиц на камеру. Девочки, разом позабыв о ссоре, бросились строить глазки, принимать всякие интересные позы, поворачиваться бочком то так, то этак.
   - Я тоже хочу, - шмыгнул носом Зяма. Прохор дал ему аппарат и лосёнок завершил девчачью фотосессию.
   Матрёна Чемодановна, наказав всем стоять на месте, резвым галопом сбегала в дирекцию, а затем, вернувшись со свеженькими фотографиями, обклеила ими вторую вазу с другой стороны от несчастного верблюда. Все отошли на несколько шагов назад и удовлетворенно переглянулись: до чего красиво получилось! Скучные серые вазы словно расцвели! На одной из них весело играли цветные поросята, волчата и рыськи, а на другой мило и кокетливо улыбались три нежные мордахи -- рыженькая, беленькая и в пятнышках.
   - Теперь у нас, как в древнегреции, - сказал счастливо Бублик. - И амфоры, и ста.. сма...
   - Стамносы, - подсказала тётя Мотя-бегемотя.
   Один лишь Мефодий не замечал новой красоты. Он увлеченно исписывал статую надписями и поправками. "ЕТА ДЕРЕКТЫР" было зачирикано, зато чуть пониже написано: "ЭТТА ДЕРРЕКТАРР", потом тоже перечеркнуто и выведено "ЕТЫ ДЬЯРЕКТАР", и вновь обновлено вариантами "ЕТ ДИРЕКТУР" и "ЭТА ДИРКТР". Наконец, он утомился и на лбу бедного верблюда в качестве окончательной редакции вывел: "ЛЕФ КАРПОЧ".
  
   Глава 4
   Акробатические этюды
  
   Прошка сидел на качелях надутый и ужасно сердитый. Он яростно раскачивался, размышляя о вчерашнем уроке украшения амфор. С одной стороны было приятно, что половина зоопарка смотрела на него, как на героя, а с другой стороны было досадно, что эту нахальную воспиталку так и не удалось вывести из себя.
   - Ты сейчас грохнешься, - предупредила его Люся, глядя, как поросёнок взмывает под самое небо.
   - Вот еще! - самоуверенно произнес Прохор. - Не бывало такого, чтобы я грохался!
   Не успел он вымолвить последнее слово, как сорвался и полетел прямиком на Матрёну Чемодановну, что с привычной уже улыбочкой входила на детскую площадку.
   - Алле... - воскликнула она, принимая на спину кабанчика, а затем вновь подкидывая его вверх. - оп!
   Несколько раз хрюкнув, Прошка подпрыгнул, как на батуте, и приземлился на мягкую шею тёти Моти. Два человека -- папа и его маленький сынок -- радостно захлопали в ладоши, когда поросёнок завершил свои кульбиты. Бегемотиха церемонно поклонилась людям, потом сгребла в охапку Бублика и Ластика и принялась ими жонглировать. Енот с бельчонком сначала испугались, но быстро пришли в себя и даже стали повизгивать от удовольствия. Летать им понравилось. После окончания номера апплодирующих было уже человек десять.
   - Ну, кто следующий? - спросила Матрёна Чемодановна. - Наши выступления имеют успех. Думаю, нам стоит освоить цирковое дело.
   - У нас прямо школа искусств какая-то! - заметила лисичка Люся. - То живопись, то цирк.
   - Не какая-то, а школа Матрены Чемодановны Плюшкиной. Я, между прочим, закончила институт звериной культуры.
   - Тогда понятно, откуда Вы про всякие амфоры знаете, - протянула Шумка.
   - Я много чего знаю, - без излишней скромности ответила тетя Мотя. - Например, то, что и цирк, и театр, и опера с балетом выросли из балаганных уличных представлений. Бродячие артисты ходили по городам и давали спектакли прямо на площадях под открытым небом. Труд их был нелёгок, но всегда, во все времена вызывал горячий интерес. Особенно у детей.
   - Точно! - подтвердил лосенок Зяма. - Вам только что больше всего хлопали ребята. А взрослые хлопали, потому что их дети хлопали.
   - Взрослые хлопали от радости, - возразил Сема, - потому что их дети наконец-то перестали ныть и просить мороженое.
   - У вас редкая наблюдательность, - похвалила бегемотиха, нарочно не замечая, как Зяма нахмурился. - И согласитесь, если нам хлопают, мы обязаны доставить зрителям радость и продолжить представление!
   - Да ничего мы не обязаны, - буркнул Прошка. - У нас тут просто зоопарк. Хотят повеселиться, пусть в кино идут. Или телевизор смотрят. Там все время какой-то дядька с бровями рожи корчит. Он как скорчит, все со смеху помирают.
   - Это они в телевизоре помирают, - возразил Афоня. - А Лев Карпыч, когда на него смотрит, вздыхает, морщится и жалуется, что только неразвитые люди могут смеяться над такими глупостями.
   Молчавший до сих пор страус Мефодий прошелся вдоль ограды, пристально осмотрел замерших от восторга посетителей и сказал:
   - А вживую гораздо интереснее! Я всеми фибрами души чувствую, так сказать, жажду зрелищ и ожидаю катарсис...
   - Чего?! - хором воскликнули Афоня, Зяма и Шумка. - Ты с кем сейчас говорил?
   - Мефодий сказал, что люди ждут продолжение спектакля, - улыбнулась тётя Мотя. - Поэтому мы им покажем. А кто не хочет, пусть посидит в песочке. Искусство, овации и признание -- дело исключительно добровольное.
   Почему-то никто не захотел в песочек. Даже Сёма, Брыська и Прохор.
   - Ладно уж, - вздохнула рыська, - Если зрители просят...
   Первым номером циркового представления Матрена Чемодановна устроила пирамиду. Она посадила себе на спину, что была размером с небольшую вертолётную площадку, лосёнка и страуса. Зяма и Мефодий были одного роста, поэтому Афоне оказалось нетрудно встать одной лапой на спину Зямы, другой -- на спину Мефодия. На медвежонке повисли Брыська, Сёма и Прошка, на них вспрыгнули зайка Шумка, енот Ластик и лисичка Люся, а на голову Ластику -- он был в центре -- взобрался бельчонок Бублик. Вся эта покачивающаяся конструкция прошествовала по кругу вдоль ограды, причем Матрёна Чемодановна не только несла на себе весь звериный детский сад, но и выдувала из ноздрей бодрую цирковую музыку. Надо ли говорить, что номер привлёк огромное количество зрителей, сбежавшихся со всех уголков зоопарка.
   За спиной маленького рыжего мальчика поверх непослушных вихров на бегемотиху и её подопечных уставился пристальным взглядом лысый человек с сурово сдвинутыми бровями. Взор его был столь пронзителен, что казалось -- не глаза, а дрель буравит зверят и тётю Мотю. Прохор, ощутив на спине невидимую тяжесть, поёжился, обернулся, посмотрел на лысого. Тот нахлобучил шляпу, натянув её по самые уши, и растворился в толпе.
   В качестве второго номера бегемотиха затеяла демонстрацию фокусов с исчезновением Шумки то в перьях Мефодия, то в шубе Афони, то у себя в пасти. Всякий раз, как зайчишка пропадала, публика ахала, чтобы потом ахнуть еще сильнее, когда Шумка возникала из какого-нибудь неожиданного места вроде тёти-Мотиного уха.
   А затем Матрёна Чемодановна водрузила себе на голову слегка ошалевшую Брыську, встала на задние лапы, осторожно приподняла левую лапу, и, балансируя на одной ноге, другой подхватила и закинула на спину рыськи бельчонка Бублика. Постояв так несколько секунд, бегемотиха вдруг подпрыгнула, совершив оборот вокруг своей оси. Это было бы очень эффектно, кабы не Бублик. От неожиданного прыжка он покачнулся, замахал руками, чтобы не упасть. Но усилия были напрасны - он полетел вниз. Люди разом оборвали разговоры. На площадке воцарилась мёртвая тишина, нарушил которую дружный вздох облегчения. Поросёнок стоял именно с той стороны, куда начал падать бельчонок. Прохор, быстро сориентировавшись, подбежал к тёте Моте и поймал Бублика.
   - Молодец! Ура! Здорово! - закричали зрители, хлопая в ладоши. - Молодец поросёнок! Поросёнок спас друга!
   - Никакой он мне друг, - буркнул Прошка, но более вредничать не стал. Похвала и восторженные крики ему были весьма приятны.
   Виноватая Матрена Чемодановна позволила Брыське спуститься вниз, а потом поклонилась и, посадив на широкий загривок Прошку с Бубликом, чинно прошлась вдоль забора, давая зрителям возможность погладить обоих - и жертву трюка, и её спасителя. Кабанчик довольно похрюкивал, пока его гладили, и снисходительно поглядывал на бельчонка.
   - Спасибо, - пискнул тот. - Что бы я без тебя делал?
   - Понятно что - убился бы, - важно объяснил Прохор. Дразнить Бублика ему почему-то совершенно не хотелось.
   После обеда и тихого часа, когда выспавшиеся и набравшиеся сил зверята начали было слоняться по площадке и швырять друг в друга игрушки, появились Матрёна Чемодановна в сопровождении директора зоопарка. Она торжественно объявила:
   - Друзья мои! Наше выступление, несмотря на некоторые оплошности с моей стороны, имело оглушительный успех! К нам обратились с просьбой выступить в трёх детских садах, в двух школах и одной больнице. Собирайтесь, мы едем на представление. Автобус будет через полчаса!
   Лев Карпыч кивнул:
   - Да-да, сейчас вы поедете в садик "Рябинка". Вас там ждут.
   Сёма с Афоней, старательно ломающие деревянную горку, оторвались от своего увлекательного занятия, раскрыв от удивления рты.
   - Мы поедем в город? - недоверчиво спросил медвежонок. - Нам же нельзя.
   - Нельзя хулиганам и обормотам, - парировала тётя Мотя-бегемотя, - а вы -- артисты! Все артисты ездят на гастроли. И, вообще, болтать некогда! Надо срочно провести репетицию, чтобы не повторилось то, что произошло с Бубликом. Ну-ка, встали все по двое....
   Бегемотиха поставила в пары Брыську и Шумку, Афоню и Мефодия, Ластика и Люсю, Зяму и Сему и -- Бублика с Прохором. Из карманов волшебной жилетки были извлечены всевозможные ярко раскрашенные предметы: кольца, мячи, палочки. Добро это Матрёна Чемодановна тут же стала подкидывать вверх, изредко перебрасывая кому-либо из воспитанников. Сначала все роняли цирковой инвентарь, но вскоре наловчились и начали безошибочно отфутболивать назад.
   - Я кидаю старшему в паре, старший младшему, а младший мне, - приказала тетя-Мотя.
   Она бросила колечко Прохору, тот -- Бублику, а Бублик -- обратно тете Моте. С учётом того, что остальные предметы тоже не прекращали кружения и полёта, получалось здорово!
   Когда за оградой посигналил весёлый оранжевый автобус, зверята по привычке рванули дикой ордой к выходу. Но Матрёна Чемодановна громко удивилась:
   - А где же достоинство? Я не вижу артистизма!
   Все притормозили и очень-очень артистично вошли в автобус. Мефодий даже любезно пропустил перед собой лисичку Люсю, горделиво оглянувшись на тетю Мотю. Та выставила большой палец и подмигнула.
   Автобус резво покатил по улицам Лопушинска. Юные артисты жадно прильнули к стеклу, чтобы как следует рассмотреть город. Никогда до этого они не видели площади и проспекты, потоки машин и толпы людей, светофоры и трамваи, огромные дома и высоченные трубы.
   - Вот это да! - восторженно произнес Ластик. - Сколько места! Как десять зоопарков!
   - Как сто зоопарков! - поправил Афоня. - Как пятьсот зоопарков!
   А Мефодий многозначительно изрек:
   - Вот она -- цивилизация! Людской муравейник в каменных джунглях! Природа растоптана и поругана!
   - Сам ты растоптанный, - возмутилась лисичка Люся. - Нахватался дурацких выражений и повторяешь, как попугай. Смотри, сколько природы вокруг!
   На улицах Лопушинска и в самом деле природы было навалом. Город утопал в зелени, так что слова Мефодия были не совсем верны. А уж территория детского сада "Рябинка", куда зарулил автобус с артистами, и вовсе казалась издалека небольшим парком. Черепичная крыша детсада была почти не видна за кронами берез, тополей и, конечно, рябин.
   - Приехали, - сказала Матрёна Чемодановна. - Нас уже встречают.
  
   Глава 5
   Искусство дедукции
  
   По крыльцу детского сада в нетерпении прохаживались воспитательницы в белых халатах. Из каждого окна выглядывала целая охапка ребятишек. Все ждали артистов.
   Самая главная воспитательница, заведующая садиком, повела прибывшую компанию на спортивную площадку, а остальные пошли в группы за своими подопечными.
   - Ох, какие вы все большие, - с опаской произнесла заведующая, - как бы дети не испугались!
   Опасения были напрасны -- ни медвежонка, ни лосёнка, ни страуса, ни даже Матрёну Чемодановну дети не боялись. Остальных и подавно. Завидев зверей, они бросились со всех ног к артистам, и если бы не тётя Мотя, мгновенно бы задушили в объятьях необычных гостей. Бегемотиха прикрыла собой артистов, а чтобы детям не было обидно, раздала каждому по леденцу.
   - Конфетная фабрика что ли в этих карманах? - ехидно сказал Прошка, тыкая копытцем в жёлтую жилетку тёти Моти.
   - Ага, и еще игрушечная, - поддакнул ему Сёма. - И карандашная, и мелковая.
   Дети никого не боялись, зато взрослые заметно оробели при виде огромной Матрёны Чемодановны. А когда бегемотиха случайно зевнула, продемонстрировав во всей красе широко раскрытую пасть со здоровенными белыми зубами, ахнули и спрятались за турником. Правда потом вышли, потому что как же дети будут без них одни?
   На площадке заиграла музыка из магнитофона, взятого на время у Льва Карпыча. Дети расселись на скамейки, и представление началось.
   Тётя Мотя-бегемотя повторила все, что было в зоопарке -- и пирамиду, и жонглирование колечками, и фокусы, и трюк на одной ноге. Выступление прошло без сучка и задоринки, никто не упал, кольца летали в нужном направлении, их в нужный момент ловили, а во время фокусов прятали и находили не только зайку Шумку, но и Бублика с Ластиком.
   После спектакля устроили катание ребятишек на Матрёне Чемодановне. Глядя на визжащих, скачущих вокруг бегемотихи детей, Мефодий, как всегда, не смог удержаться от очередного замечания:
   - Дети... Цветы жизни.., - сказал он, отбиваясь от назойливого мальчишки в полосатой рубашечке, пытающегося выдернуть перо из страусиного хвоста, - Только какие-то некультурные тут цветочки. Сплошной репейник с крапивой. А всё почему?
   - Почему? - спросил простодушный Зяма, мотая головой, чтобы на ней не висли две девочки с розовыми бантиками.
   - Потому что город наш называется Лопушинск. Вот жили бы мы в Хризантемовске или в Тюльпановске, и дети были бы воспитанными. А что взять с Лопушинска!...
   Зяма задумался над этой неожиданной мыслью, затих, и девочки ловко оседлали его, уцепившись одна за уши, другая за хвост.
   Из кармана тёти Моти вдруг выпали два резиновых мяча. Рыська Брыська тут же принялась гонять их по площадке, и поросёнку пришла в голову коварная идея.
   - Сёмка! - шепнул он. - Давай подкатим их под ноги Матрене! Вот будет потеха, если она грохнется!
   - Давай! - загорелись глаза у волчонка.
   Прохор и Сёма разом кинулись на мячи, дружно отправляя их прямо под лапы тёте Моте, прогуливающейся с добрым десятком ребятишек на спине. Бегемотиха, ничего не заметив, наступила на один мяч, потом на второй, подскользнулась и начала выплясывать странный стремительный танец, быстро-быстро перебирая всеми четырьмя лапами и столь же быстро подкручивая хвостом. Дети на её загривке радостно заголосили, а тётя Мотя, побарахтавшись ещё несколько секунд, со всего размаху грохнулась о землю.
   К счастью, упала она на бок так, что все ребятишки, сидевшие на ней, мягко плюхнулись на её живот в жилеточке и скатились с него, как с горки.
   - Так-так-так..., - сурово произнесла Матрёна Чемодановна, поднимаясь на ноги. Взгляд её уперся в Прохора и Сёму. Те потупили взор и начали пятиться к выходу с площадки.
   - Так-так-так, - повторила бегемотиха. Слова прозвучали столь зловеще, как показалось поросёнку, что он не выдержал, развернулся и рванул в приоткрытую калитку. За ним устремился волчонок, а за ним, на всякий случай, ещё двое артистов. Они нырнули в ребячью толпу, прошмыгнули между воспитательницами, а там -- только их и видели за воротами детского сада!
   Прохор и Сёма, вихрем промчавшись по улице, свернули в тихий и спокойный переулок. Там они забились под скамейку, чтобы отдышаться и решить, что делать дальше.
   - А зачем вы убежали? - услышали они над ухом.
   Кабанчик поднял глаза. Сквозь дырку между перекладинами лавочки на него удивленно смотрела беличья мордочка. Прошка выбрался из-под скамьи.
   - Ты чего тут делаешь? - недовольно спросил он Бублика, собственной персоной восседающего на лавке. - Кто тебя звал?
   - Мы видим -- вы бежите, ну и мы на всякий случай побежали, - сказал енот Ластик, появляясь из-за кустов. - А что, не надо было?
   Сёма поморщился:
   - Вот привязались на нашу голову! Давайте, катитесь отсюда!
   - А мы не знаем куда катиться, - жалобно захлопал ресничками Бублик. - Мы заблудимся. Можно, мы будем с вами?
   - Нельзя, - отрезал Прохор. - Тут только дураки могут заблудиться. Свернёте налево, потом все время прямо, а там садик.
   И он угрожающе хрюкнул, показав для верности кулак.
   Енот и бельчонок разом втянули голову в плечи. Они отошли в сторону, оглянулись, да и поплелись назад. Но не успели они пройти и десять метров, как наткнулись на двух дядек. Таких дядек они никогда не видели -- оба были в кепках, у обоих были красные помятые лица и сигарета в уголке рта. Такие в зоопарк не ходят.
   - Опа! - воскликнул один из них. - Ты глянь, Сергеич, воротник сам идет!
   Он показал пальцем на Ластика.
   - Точно, Михалыч! Еще и варежки, - добавил второй, кивая на Бублика.
   - Берём?
   - Берём!
   Они наклонились, чтобы схватить оробевших зверят, но тут же отпрыгнули назад, потому что к их ногам подкатился рычаще-визжащий комок.
   - Ай! - крикнул Сергеич. - Бешеные свиньи!
   - Ой! - крикнул Михалыч. - Злые собаки!
   Сёмка и Прошка, пулей выскочив на защиту товарищей, разом вцепились зубами в штанины дядек и начали их трепать. Дядьки, кое-как стряхнув с ног решительных защитников, мигом испарились.
   - Слабаки! - проговорил, отдышавшись, поросёнок. - И одних-то вас не оставить.
   - Да пусть идут с нами, - предложил волчонок, - если уж такие нюни.
   Прошка пожал плечами, что, очевидно, означало -- пусть идут.
   Четвёрка неспешно потрусила вдоль по переулку, а потом по шумной улице, а потом пересекла площадь, а потом под забором пролезла в городской парк. Удивлённые люди останавливались, смотрели вслед, но и только.
   В парке поросёнок и волчонок разлеглись под высоким дубом, мечтательно уставившись в небо.
   - Хорошо на воле! - вздохнул Прохор. - Не то что в клетке!
   - А мы и не сидели в клетке, - возразил Бублик. - У нас свои домики были.
   - Это всё равно, - твердо произнес Сёма. - Туда не ходи, сюда нельзя -- что за жизнь такая! Я хочу всегда делать, что я хочу, а не что какая-то там Матрёна хочет.
   - А я и делал, - сказал Ластик. - Хотел спать, ну и спал. Хотел палочку мыть, ну и мыл. Хотел жука ловить, ну и ловил.
   - Да что с ними спорить, - презрительно бросил Прошка. - Мелюзга!
   И он демонстративно отвернулся, показав Ластику упруго скрученный хвостик.
   Лежать быстро надоело. Сначала вскочил Сёма, а за ним и Прохор. Парочка начала играть в догонялки. Набегавшись, они переместились на склон овражка и принялись швырять в ручеёк желуди и шишки. Жёлуди сразу шли на дно, а шишки, покачиваясь, тихо отплывали к неведомым берегам. Сёма кидал шишки-кораблики, Прошка топил их желудями, изображая морскую битву. Ластик с Бубликом, прижавшись друг к другу, смотрели на шишечный караван, не решаясь вступить в увлекательную игру.
   В парке вдруг стало сумрачно и прохладно. Солнце скрылось за кронами деревьев.
   - Так хочется кушать..., - прошептал Бублик. Он очистил жёлудь и начал тихо его жевать. Жёлудь был горьким и противным.
   - Ну и гадость, - сказал волчонок, заметив, как Булик покусывает дары природы. - Надо найти что-нибудь получше.
   Поросёнок покрутил по ветру носом:
   - Где-то поблизости готовят еду. Я это здорово чувствую! Идёмте со мной.
   Он повёл друзей по запаху, изредка останавливаясь, чтобы прислушаться к своим ощущениям. Выбравшись из парка проверенным способом -- под забором -- и пройдя пару кварталов, беглецы очутились возле сверкающего, громыхающего музыкой здания, на стене которого яркими неоновыми буквами светилось слово "КАФЕ".
   - Ну, и как мы туда войдем? - поинтересовался Ластик. - Туда только люди могут зайти. И то не всех пускают.
   И правда -- двух шумных молодых людей охранник вежливо, но решительно выставил вон, пригрозив им пальцем.
   - А мы с чёрного хода, - не смущаясь, заявил поросёнок. - В кафе-мороженом в зоопарке есть чёрный ход, и тут должен быть. Пошли!
   Прошка решительно устремился в обход здания. Он зашёл за дом с тыльной стороны, обнаружив несколько огромных баков у самого крыльца чёрного хода. Спрятавшись за деревья, друзья увидели, как на крыльцо выскочил человек в белом фартуке и в белом колпаке, приоткрыл крышку одного из баков, а затем вывалил туда что-то весьма аппетитно пахнущее.
   - Мы что ли из помойки будем есть? - не поверил Бублик.
   - Это не помойка, - твёрдо произнес Прошка. - В помойку всякий мусор выбрасывают, бутылки там или фантики. А здесь держат остатки от еды.
   - Её кто-то уже ел, - нахмурился енот, - это противно.
   - Ну и сидите голодными, если такие нежные. А мы поедим. Правда, Сёма?
   - Ага, - кивнул волчонок без всякого энтузиазма. Кажется, мысль поесть из мусорного ведра не слишком его обрадовала. Тем не менее, он вместе с Прохором направился к баку, демонстративно обнюхивая воздух.
   Три быстрые чёрные тени, вынырнувшие из ниоткуда, сбили Сёму с ног, а Прошку откинули к стене.
   - Это наша территория, - угрожающе прохрипела самая большая тень. - и те, кто посмеют сунуть на неё свой наглый нос, будут немедленно разодраны на сотню мелких кусочков!
   При этих словах, ни секунды не раздумывая и совершенно не всматриваясь в чёрные тени, Булик завизжал и кинулся на обидчиков. Он замолотил лапками, завертел хвостом, бодая и толкая напавших на его товарищей.
   - А ну, отпустите их! Отпустите, а то не поздоровится! - закричал он тоненьким голоском.
   Ему врезали по лбу, острыми зубами рассадили ухо, но он продолжал бешено скакать и наносить удары налево и направо. Ластик после некоторой заминки тоже вышел из-за дерева. А как вышел, сразу стал кидаться врагам под ноги и кусать их. Завязалась драка. Не легкое пихание друг друга, не толкотня и шатание, как это обычно проходило у них в зоопраке, а самая настоящая жестокоая драка с зубами, клыками и коггтями.
   Несколько раз Бублику так треснули по голове, что из глаз посыпались искры. Ластику прокусили ногу -- из неё капала кровь. Но никто из них не покинул поля боя, потому что оставлять друзей в беде было бы неправильно.
   Внезапно резкий испуганный крик остановил драку и позволил разглядеть, с кем пришлось биться:
   - Атас! Крысы!
   Три лохматые псины, грязные и нечёсаные, разом ощетинились, зарычали, отступили к стене. Одна из собак была похожа на овчарку, другая -- на гигантскую болонку, а третья -- не поймешь на кого: вроде бы лайка, но почему-то тигрового окраса и с хвостом, как у лисы.
   Сёма и Прохор, тяжело дыша, расцарапанные и растрепанные, оглянулись по сторонам, а затем тоже бросились к двери чёрного хода. Впрочем, поросёнок тут же метнулся назад и за шкирку подтянул за собой неповоротливого Ластика. Бельчонок сам прыгнул за ними вслед.
   По тротуару катилась тяжёлая серая волна. Казалось, будто старый пыльный половик сошел с ума и вздумал прогуляться по улицам. Половик передвигался по дороге, пищал, растягивался, сжимался, но хотя концы его совались то в одну, то в другую сторону, было ясно, что цель его движения -- мусорные баки. То самое место, где сейчас стояли четыре беглеца и три местных жителя.
   - Подумаешь, крысы, - осмелился подать голос Прохор. - Фитюльки, а не звери. Чего их бояться? Как затопчу их! Одним копытом!
   - Ну, давай, если смелый, - сказал пёс овчарочьего вида. - А мы поглядим, как тебя мигом обглодают.
   - Ага, - согласилась с ним тигровая лайка. - Бобика так в прошлом году чуть не слопали. До сих пор лысый гуляет и без хвоста.
   А третий барбос деловито посоветовал:
   - Тикать надо. У них тут банда. С ними даже люди не могут справиться.
   В подтверждении его слов несколько длинноусых мордочек с блестящими чёрными глазками-бусинками приблизились к Сёме, чуть выждали, а потом дружно впились в его лапы острыми передними зубами.
   - А-а-а! - завопил волчонок и понёсся прямо по спинам грызунов подальше от страшного места.
   За ним рванула вся честная компания. Под ногами противно верещали и копошились гадкие грызуны, но деваться было некуда. Бублик, сам ростом чуть больше крысы, забрался на спину Прохору, крепко уцепившись за розовые поросячьи ушки. Так, словно наездник на лихом коне, он и вырвался из вражеского окружения.
   Псины убежали в одну сторону, а Прохор с приятелями в другую.
   - Вот и покушали, называется, - мрачно произнес поросенок, когда опасность осталась далеко позади.
   Сёма неожиданно разозлился:
   - Ну и нечего по помойкам шастать. А некоторым умникам, вообще, похудеть не мешает!
   - А некоторые трУсы от первой же ерунды разнюнились! Не могут потерпеть немножечко!
   - Это кто трус? Я трус? Да видел, как я дрался? Да я даже кусаться начал! Я лохматого отдубасил -- будь здоров!
   - И я кого-то отдубасил, - вставил енот. - Только не пойму кого. Темно было.
   - И я! И я ка-а-ак врезал! Этому, который кудрявый! - похвастался бельчонок, ощущая себя героем.
   Прошка посмотрел на помятого Бублика и согласился:
   - Да, ты дрался, что надо. Даже не ожидал от тебя... Думал, вы с Ластиком сбежите от страха. А вы ничего ребята.
   Зардевшийся от похвалы Бублик ничего не ответил. На него накатила такая радость, что он сразу простил Прошке и побег, и голод.
   На Лопушинск тихо опустилась ночь. Сначала почти не стало на улицах людей, за ними исчезли автомобили. Где-то вдали выясняли отношения коты, истошно мяукая и подвывая. Им подпевали невидимые электрички. Но вскоре умолкли и они.
   - Надо искать ночлег, - угрюмо промолвил Сёма. - Спать ужасно хочется.
   - Впереди мост. Ляжем под ним, - скомандовал Прохор.
   - Почему там? Может, в кустах? - засомневался волчонок.
   - В кустах дует, - объяснил Бублик. - И если дождь пойдем, промокнем. А под мостом, как под крышей.
   - Соображаешь! - снова похвалил кабанчик. - Не то, что некоторые.
   - Эх, Прошка, треснул бы я тебя, - сказал Сёма, - да неохота руки марать.
   - Давайте утром трескать, - жалобно попросил Ластик. - А то сил больше нет.
   Звери выбрали место почище, поукромнее -- за опорой моста, сбились в плотный клубок и, прижавшись друг к дружке, мгновенно уснули. Редкие машины, с грохотом проезжащие над головой, совсем не мешали, их попросту не слышали.
   Было еще темно, когда прямо над ухом раздался знакомый голос:
   - ... Искусство логически мыслить -- самое главное искусство на свете! Ты можешь не уметь рисовать или играть на баяне, но работать головой обязан каждый.
   Бублик продрал глаза. Над ним и его спящими друзьями склонилась Матрёна Чемодановна, Лев Карпыч и весь молодняк зоопарка в полном составе. Страус Мефодий вертел своей длинной шеей, оглядывая беглецов. Лосёнок Зяма осторожно трогал их копытцем.
   - А как вы нас нашли? - удивленно спросил Сёма, просыпаясь и расталкивая Прошку с Ластиком.
   - Это было несложно, - улыбнулась тётя Мотя-бегемотя. - А все потому, что рассуждали логически, применяя метод дедукции!
   - А как это?
   - А вот так. Когда вы сбежали, мы сели и подумали -- куда вам хотелось бы попасть больше всего? Туда, где вы сможете заниматься любимым делом. То есть, бегать, резвиться, кувыркаться и гоняться друг за другом.
   - А больше вы ничего не любите, - фыркнула с усмешкой Люся.
   - Что типично для не слишком развитых особей, - прокомментировал Мефодий.
   - Сам ты... особь..., - обиделся Прохор. - Попугай на костылях!
   Матрёна Чемодановна продолжила:
   - И мы решили, что лучшее место для подвижных игр -- это городской парк. Мы дружно двинулись в парк, расспросили местных воробьев, и те подтвердили, что вы действительно были в парке.
   - Вы там шишечки бросали в воду, - добавил Афоня. - Шишечки -- это хорошо. Я тоже бросил шишечку, и она уплыла.
   - Затем мы задали себе вопрос: а что будет с тем, кто долго играл и бегал?
   - Он захочет кушать! - подсказала Шумка. - Я вот, как набегаюсь, прямо дикая становлюсь от голода!
   - И мы направились к месту, где можно перекусить, - кивнула Матрёна Чемодановна. - Таких мест в городе много, но мы пошли к ближайшему, решив, что далеко вам идти не захочется. К тому же по запаху найти его было несложно.
   - Точно! - восхитился простодушный Бублик. - Мы так и поступили.
   - А войти в кафе не смогли, поскольку там на входе стоит охрана, и тогда пошли с чёрного хода. Другого варианта у вас не было.
   - Там стояли кастрюльки для остатков еды, фу, как противно, - заметила Люся.
   - И там ковырялись крысы, - сказала Брыська.
   - Наш дорогой Лев Карпыч разогнал всех крыс и пообещал разобраться с нерадивым хозяином кафе, допускающим такие вопиющие безобразия, - произнесла бегемотиха. - Но это не главное. Главное, что три любезных пёсика поведали нам, что вы здесь были, но потом где-то скрылись.
   - Эти любезные пёсики нам фингалов понаставили, - пробурчал Прошка.
   - Вы сами выбрали такой путь. Никто вас не гнал из-под палки. Собаки показали, в какую сторону вы пошли, и мы двинулись туда же. И нас опять выручила волшебная сила мысли. Было уже темно, и, очевидно, вам захотелось спать. А спать лучше всего под крышей, чтобы не промокнуть, если пойдет дождь. Никаких крыш, кроме моста вот над этим овражком, поблизости не наблюдается. Мы решили проверить, и убедились, что дедукция сработала безошибочно! Вы были здесь, и наше расследование закончилось.
   - Идемьте-ка в автобус, пока не простудились, - сказал директор зоопарка. - А наказание будем утром.
   - Сильно накажите? - виновато хрюкнул Прошка.
   - Сильно. Вы с Сёмой не получите мороженого на полдник.
   - А мы? - удивился Бублик. - Мы же с Ластиком тоже сбежали!
   - Вас, наверное, эти двое подговорили. Вы, наверное, ни при чём.
   - Очень даже при чем! - горячо воскликнул бельчонок. - Никто нас не подговаривал! Мы вместе убежали, вместе нас и наказывайте! Я тоже не буду вашего мороженого!
   - И я не буду, - шмыгнул носом Ластик. Прошка взглянул на него с уважением, а Лев Карпыч едва заметно усмехнулся.
   Директор сам повел автобус, потому что была глубокая ночь и ни один уважающий себя шофёр не согласился сесть за руль. Звери с любопытством смотрели, как Лев Карпыч крутит баранку и нажимает на педали. На пустынной дороге, подальше от жилых домов, директор остановился и каждому разрешил посигналить. Весело прыгая на руле, под звуки автобусного клаксона Бублик счастливо улыбался и думал о том, что мороженое -- это ерунда по сравнению с таким приключением!
  
   Глава 6
   Полёт Пегаса
  
   Кузьма Кузьмич открыл толстую тетрадку, в которой хранились драгоценные строки его философского сочинения, помусолил карандаш и написал: "Люди -- они как звери!". Потом, после некоторых раздумий, зачеркнул, чтобы начертать "Звери -- они как люди!". Осознав, что его научный трактат должен быть о природе людей, а не зверей, закалякал новое предложение, выделив в рамочку зачёркнутое старое. Получилось совсем непонятно. Тогда Кузьма Кузьмич выдрал страницу и на чистом листе аккуратно вывел: "Что люди, что звери -- всё равно!" Кузьма Кузьмич промокнул платочком лоб -- философский труд давался очень непросто!
   Сторож выглянул в окно в поисках вдохновения, но вдохновляться было нечем. В зоопарке звенела пронзительная тишина, все спали, только луна уверенно пробивалась сквозь тонкий слой облачков.
   Вдруг чуткие уши Кузьмы Кузьмича уловили топот, радостные крики, смех и урчание мотора. Сторож схватил свисток и поспешил навстречу нарушителям. В темноте детали были видны плохо. Кузьма Кузьмич лишь уловил, что по дорожкам зоопарка несутся десять маленьких силуэтов и два больших.
   - Это кто же там такой нарушает наш покой? - грозно прикрикнул бдительный сторож. Прикрикнул и осёкся -- получилось очень уж складно.
   А силуэты подбежали поближе, и оказалось, что это вся молодняковая группа во главе с бегемотихой и директором.
   - Прекрасные! Просто замечательные стихи! - искренне восхитилась Матрёна Чемодановна. - Вы только вслушайтесь!
   И она с чувством продекламировала:
   - Это кто же там такой
   Нарушает наш покой...
   Вокруг бегемотихи тут же запрыгали резвые воспитанники, которым всё равно отчего было прыгать. Они хором завопили:
   - Это! Кто же! Тамта! Кой!
   Нару! Шает! Нашпо! Кой!
   - Поэзия может творить чудеса, - сообщила Матрена Чемодановна. - Но об этом мы поговорим завтра. И даже попробуем что-нибудь сочинить. А сейчас -- спать! А чтобы лучше спалось, всем по сонной шоколадке! Одна беда -- у меня всего пять штук. Но вы ведь разделите между их собой?
   - Как это -- сонная шоколадка? - спросил Афоня. - Мы от неё уснем?
   - Или шоколадка уснёт у нас во рту? - предположил Мефодий, у которого всегда было всё шиворот навыворот.
   - А вы съешьте, и увидите, - посоветовала тётя Мотя-бегемотя.
   Так получилось, что одна на двоих шоколадка досталась Бублику и Прошке. Поросёнок надломил плитку, взяв себе большую часть. Потом скосил глаза на приунывшего бельчонка и поменял кусочки местами.
   - У меня больше, - не поверил своему счастью Бублик.
   - Лопай, - милостиво разрешил Прохор. Глазки его стали хитренько-прищуренными. - Ты же маленький.
   - Не, - помотал головой Бублик, отламывая лишнюю часть. - Возьми, а то нечестно.
   Кабанчик с облегчением выдохнул, взял протянутую дольку, затолкал ее за щёку.
   - Ладно, - сказал он. - Ты нормальный парень. А если бы слопал, я бы тебя так стукнул!... Ух, как я бы тебя стукнул!
   - Я бы тебе сдачи дал! - дерзко возразил бельчонок. И зевнул.
   За ним зевнул Прохор, а за Прохором раззевались все остальные.
   - И правда -- сонные! - удивился Лев Карпыч, глядя, как его подопечные кое-как доползают до своих домиков и тут же засыпают. Он тоже широко, от души зевнул. Наверное, его сморил запах сонных шоколадок.
   Один лишь Кузьма Кузьмич не зевал. Потому что был на посту.
   Утром первым вскочил страус Мефодий. Будучи существом тонким, склонным ко всему изящному, он в смятении принялся бегать по площадке, высоко задирая голенастые ноги. На бегу он бормотал:
   - Поэзия... Поэзия... Ах, как я волнуюсь от возможной встречи с Пегасом! Гм... Или с Парнасом?... Вознесет ли меня Пегас на Парнас?... Или Парнас на Пегас?... Посетит ли меня Муза? Снизойдет ли вдохновение?...
   От Мефодиевского нервного причитания пробудились все, и очень вовремя -- на площадку входила чистенькая, сияющая, пахнущая земляничным мылом Матрёна Чемодановна.
   - Я обещала стихи, - объявила она. - Стихи будут. Вы сами мне их расскажете, потому что сами их сочините. Вам поначалу покажется это сложным делом, но это не так. Когда вы откроете свое сердце и распахнете душу, стихи ручейком польются из ваших уст!
   - Стихи -- это такие складные песенки? - уточнил медвежонок -- От которых хочется топать и махать лапами?
   - Ну почему топать?! - взвился Мефодий. - Парить под небесами!
   - Твоя туша ни от каких песенок с места не взлетит, - язвительно мяукнула Рыська. - Хоть на три голоса пой.
   - Я же образно!
   Тётя Мотя погладила страуса по его юркой головке и сказала:
   - Замечательное слово -- образно. Самое точное, когда говорят о поэзии. Потому что стихи это не просто строчки с одинаковыми звуками на конце, а какое-нибудь необычное сравнение или взгляд с новой стороны на привычные вещи. Например:
   Я в пакетике несу
   Розовую колбасу.
   Это не стихи, хоть и звучит складно. А всё потому, что нет ничего неожиданного в том, что ты несешь колбасу. А если сказать вот так:
   В пакете ноша так легка!
   Летит, как бабочка с цветка.
   То это уже можно назвать поэзией, ведь здесь мы видим сравнение пакета с бабочкой, которое в повседневной жизни никто никогда не употребит.
   - Значит, стихи - это праздник для слов, - догадалась отличница Люся.
   - Молодец, - горячо похвалила её Матрёна Чемодановна. - Идите завтракать, а после завтрака послушаем ваши сочинения на тему погоды. Что-нибудь вроде такого:
   Когда солнце светит ярко,
   Нет прекраснее подарка!
   Если получится хорошо, устроим художественное чтение наших стихов перед ужами и лягушками, а то они совсем заскучали в террариуме. Или даже... Впрочем, идите!
   Завидев спешащий на трапезу молодняк, баба Катя старалась спрятаться за большим дубовым столом. Она была научена горьким опытом - обычно звери неслись во весь опор, толкали друг друга, пихались, падали, проливали суп, роняли тарелки, словом, вели себя ужасно. Но сегодня, опасливо выглянув из укрытия, баба Катя обнаружила, что зверята бредут смирно, без толчеи и суеты, и что каждый из них что-то бормочет с мечтательным выражением на лице. Только Прохор да Сёма по старой памяти попробовали поставить подножку Бублику, но тот, ловко увернувшись, улыбнулся и сказал:
   - Классная шуточка! Ещё чуть-чуть, и я бы растянулся!
   Завтрак прошел в полном молчании. Изредка лишь кто-нибудь ронял что-то невразумительное типа "кошки-поварёшки" или "капли-цапли", но затем сосредоточенно затихал.
   - Итак? - в ожидании произнесла Матрена Чемодановна, едва молодняк расселся на лужайке у пруда. - Сочинили?
   - Сочинили, - пробасил Афоня. - Сочинять - это несложно. Особенно про погоду.
   Медвежонок привстал, прокашлялся, а затем, ничуть не стесняясь, продекламировал:
   - Когда тёплая погода,
   Будет очень много мёда.
   Рыська рассмеялась:
   - Ну и стихи! Только о еде и думаешь! Да я таких миллион могу напридумать!
   Когда вдруг наступит лето,
   Будет рыбная котлета.
  
   Когда вечер уже близко,
   Будет вкусная сосиска.
  
   Когда выпадет снежок,
   Будет толстый пирожок.
   Сказали же тебе - надо про необычное сочинять!
   - Ну и сочини, если такая умная, - обиделся Афоня. - А мы послушаем.
   - Да пожалуйста! - Брыська расправила кисточки на ушках, изящно махнула коротеньким хвостиком, -
   Когда дождик застрочит,
   Мышка в поле закричит!
   - И чего тут необычного? - не понял Зяма.
   - Дуралей! - с презрением ответила ему рыська, - Ну, где ты видел, чтобы мыши орали? Если они начнут орать, их сразу поймают и слопают!
   - А-а-а..., - неуверенно протянул лосёнок. - Все равно, какие-то странные у вас стихи. Неправильные.
   - А ты расскажи свои, - помогла ему Матрёна Чемодановна.
   Лосёнок смутился:
   - У меня тоже, наверное, не очень... Начнёте тут обзываться...
   - Тогда я! Тогда я! - затараторила Шумка.
   - Ну, уж нет, - решительно произнес Зяма. - Дай уж, закончу.
   Когда гром, и небо стонет,
   Ветер волны в море гонит.
   - Ой, а у меня тоже про гром, - огорчилась зайка.
   - Это нестрашно, - утешила ее тётя Мотя. - Каждый поэт хоть раз, да упомянул грозу. Но у всех это выходит по-разному.
   - Тогда слушайте! - оживилась Шумка.-
   Когда молнии и громы,
   Феденька жуёт соломы.
   - Какой еще Феденька? - оторопела бегемотиха.
   - Федька - баран! Шумка в него влюбилась! - выкрикнул Сёма. - Даже стихи про него придумывает! Феденькой называет!
   - Я, думаю, Федя - очень колоритный персонаж, - деликатно поправила Матрёна Чемодановна. - Такой, что рождает прилив вдохновения.
   - А чего это он во время грозы солому жует? - поинтересовался Прохор. - Другого часа что ли нету?
   - Да он постоянно жует, хоть гроза, хоть солнце, - фыркнул Мефодий. - Что поделать - приземленный тип... Про солому, скажу я вам, коллеги, это примитивизм. Истинная же поэзия всегда в непознанном, в неизведанном!
   - Хорош заливать! Читай давай! - оборвал его волчонок.
   Мефодий устремил задумчивый взгляд высоко в небо, а затем выдал распевным голосом:
   Когда в небе гурный мрак,
   Грозно крюхает курлак!
   Когда люстятся лучи,
   Расцветают линьдючи.
   Он горделиво оглядел изумлённые лица товарищей. На площадке повисла тишина.
   - Ничего не поняла, - честно призналась Люся. - Линьдючи какие-то...Что такое линьдючи?
   - Это каждый понимает по-своему, - уклончиво отозвался страус. - На то и дана поэзия, чтобы можно было додумывать своё.
   - Ну, а для тебя - что такое линьдюч? - не унималась Люся.
   - Это такое прекрасное, такое звонкое и высокое!...
   - Пожарная машина, что ли? - задумался Афоня.
   - Нет, это Федя! - возразила Шумка. - Знаете, как он умеет голосить! Как заблеет, прямо уши закладывает. И он высокий!
   - Разве может Федя или машина расцветать? - возмутился Ластик. - Это стишки о цветочке. У него название такое - линьдюч. Солнышко выходит, цветочек расцветает.
   - Сложная у тебя поэзия, Мефодий, - покачала головой Люся. - Вот у меня все понятно:
   Когда будет хорошо,
   Будет очень хорошо.
   - Не поспоришь, - ядовито заметил Мефодий. - Когда хорошо, тогда не плохо. Могу предложить тебе вторую часть:
   Когда будет очень плохо,
   Будет очень-очень плохо.
   - Здорово! - восхитилась Люся. - Ведь можешь же нормальные стихи придумывать!
   Страус вытаращил глаза, но ничего лисичке не ответил. Все равно, не поймёт.
   Поэтическое состязание посетителям зоопарка со стороны казалось странным, необычным зрелищем: десять зверят и одна огромная бегемотиха не бегали, не играли, не резвились, а тихо сидели на травке. Зверята по очереди подавали голос, причём каждый голос звучал ритмично и складно, примерно так:
   Бу-бу, бу-бу, ли-ли-ли,
   Ухти-пухти, ры-ры-ры.
   Лев Карпыч, проходя мимо, задержался, прислушался, лукаво улыбнулся. Он-то, в отличие от удивленных зевак, прибывших поглазеть на вечную катавасию среди молодняка, прекрасно понимал, что сейчас происходит.
   Енот Ластик наблюдал за выступлением своих товарищей, хмуря полосатую мордочку.
   - У всех так красиво, - вздохнул он печально. - а у меня ничего не вышло. Уж, как ни бился, не вышло и всё тут. Я, наверное, глупый...
   - Я помогу тебе, - подбодрил его Бублик. - Хочешь, вместе придумаем?
   - Хорошо. Вместе. - Кивнул енот. Пряча глаза, он скороговоркой выпалил, -
   Когда солнце лезет в глаза, то я не люблю.
   А когда темно, то мне в самый раз, потому что еноты ночные животные.
   - Как-то неловко это звучит, не как стихи, а как болтовня, - бесцеремонно заявил Афоня. - Не, у меня лучше!
   - Я же говорил, - прошептал Ластик, краснея от стыда.
   - Не переживай, это мы вмиг поправим! - вступился бельчонок. - А ты, Афонька, помалкивай со своим мёдом!
   - Стукнуть тебя, что ли? - мечтательно произнес медвежонок.
   - Только попробуй, - ревниво промолвил Прохор. - Я сам его стукну. Когда надо будет.
   Афоня недовольно сел, а Бублик бойко переиначил неудавшийся опус друга:
   - Так уж вышло - очень-очень
   Я люблю мерцанье ночи,
   Я люблю березки шёпот,
   Когда стихнет всякий топот.
   Удивленные звери на миг умолкли, а потом дружно захлопали в ладоши.
   - Весьма, весьма, - проговорил Мефодий. - Настоящий Пегас на Парнасе!
   Польщённый бельчонок поклонился:
   - Это за Ластика. А вот моё:
   Как затренькает сверчок,
   Солнце ляжет на бочок.
   Ему опять похлопали, хотя Прохор нахально передразнил:
   - Как заквакает лягух,
   Солнышко опять потух.
   Брыська снова рассмеялась:
   - Солнышко - потух! А ворона - полетел! А Прохор - убежала!
   Поросёнок пожал плечами:
   - Пожалуйста:
   Как заквакает лягухло,
   Солнышко опять потухло.
   Мне эти ваши дурацкие стишки и даром не надо! Развели тут детский сад! Стишочки-песенки! Вы ещё хороводы начните водить!
   - Не нравится, не слушай, - строго сказала ему Люся. - Иди вон с горки катайся или в луже хрюкай.
   - Ну и пойду. Да, Сёма?
   - Ага! Нудятина какая-то эта ваша поэзия!
   Они вдвоем демонстративно встали и отошли к турникам и лазалкам.
   - Значит, вы не хотите выступать по радио и читать свои произведения? - крикнула им Матрена Чемодановна. - Точно не хотите?
   Прохор запнулся, глянул на приятеля, но упрямо повторил:
   - Вот ещё! Подумаешь, радио!
   Волчонку было ужасно любопытно, как это - выступать по радио, но он тоже произнёс:
   - Сами выступайте на своём радио.
   Тётя Мотя окинула взглядом своих воспитанников, и, убедившись, что упрямых зверят осталось лишь двое, и что никто их больше не поддерживает, подумала, что ничего страшного, и что даже этим двум непокорным друзьям можно будет найти дело.
   - Не знаю, увидят ли они чучу-мачучу? - с сомнением нарочито громко произнесла бегемотиха. Но тут же переключилась, - Люсенька, запиши, пожалуйста, все наши стихи, чтобы завтра мы смогли прочитать их на весь зоопарк по самому громкому радио. А теперь снова репетиция, потому что после обеда у нас цирковое выступление в детской больнице. Ну-ка, быстро ко мне на спину!
   Обрадованные зверята быстро уселись на тётю Мотю, и та, на радость зрителям, галопом принялась носиться по площадке. Молодняк ахал и охал, крепко вцепившись в жёлтую тёти Мотину жилетку. Дети за оградой громко смеялись.
   На одном из кругов Матрена Чемодановна подбежала к кабанчику и волчонку, подхватила их, подкинула, втиснув между Зямой и Афоней, а затем продолжила аттракцион. Прошка с Сёмой хотели возмутиться, но у них не получилось - бешеный галоп бегемотихи был почище американских горок. Было и страшно, и весело.
   Скачущая и резвящаяся тётя Мотя-бегемотя совершенно не замечала, как сквозь ограду её разглядывает человек с лысиной на темечке. Его увидали Сёма с Прошкой, поросёнку он даже показался знакомым, но человек ничего предосудительного не делал, только смотрел, и о нём тут же забыли.
  
   Глава 7
   Эфиры и зефиры
  
   Кузьма Кузьмич завершал ночное дежурство. Распахивая воротца для посетителей, он поглядывал на людей, замерших у столбов с громкоговорителями, поглядывал на зверей в вольерах, замерших точно таким же образом, и бубнил себе под нос: "Люди -- они как звери. Да и звери -- они как люди".
   Удивление гостей и обитателей зоопарка было вполне объяснимым. Из рупоров, развешанных по всей территории зел`ного хозяйства, летела поэзия. На зверином языке стихи читали Шумка, Брыська и Люся, а на человеческом -- Лев Карпыч с бабой Катей. Бублик и Зяма не спали половину ночи, сочиняя поэму о том, что нужно беречь природу, а Мефодий сочинять стихи на злободневные темы отказался. Он заявил, что коварство и любовь волнует его больше, чем вытоптанные газоны и поломанные ветки. Кузьма Кузьмич скрипел засовами как раз в тот момент, когда Шумка громко и жалобно декламировала страусиные вирши:
   - Ах, как моя взбурлычит кровь,
   Когда разгляпится любовь!
   Что означают странные слова "взбурлычит" и "разгляпится", зайка не понимала. Но это было неважно. Главное -- про любовь! Взять стихи про любовь Шумка никому не позволила, про любовь должна читать только она!
   Громкоговорители на столбах оказались благодаря Афоне и Ластику. Лев Карпыч выдал им оборудование, и медвежонок с енотом повесили его туда, куда указала Матрёна Чемодановна. Все ещё сладко дрыхли, когда Афоня с Ластиком отважно штурмовали столбы, чувствуя себя заправскими высотниками.
   Услышав про любовь, баран Федя оставил в покое солому, мечтательно посмотрел в небо, вздохнул, но после новых строф о солнышке и травке, возобновил жевание с удвоенной силой.
   Стихи отзвучали, из динамиков полилась негромкая приятная музыка. Можно было вообразить, что далее в зоопарке потекла тихая ленивая жизнь. Однако цепкий наблюдательный взор заметил бы, что повсюду что-нибудь да двигалось.
   По дорожкам и аллейкам важно расхаживал лосёнок с фотоаппаратом на шее. Он то и дело останавливался, чтобы щёлкнуть заинтересовавший его предмет. Вокруг него сновал бельчонок, старательно исследуя все доступные места. Оба они теперь были корреспондентами Лопушинско-зоопаркового радио.
   Енот с медвежонком на заднем дворе разбирали на части старенький детский паровозик, на котором когда-то давным-давно катали по зоосаду человеческую детвору. Паровозик сломался ещё три года назад. Его пробовал чинить Кузьма Кузьмич, но склонность к философии одержала победу над ковырянием в железках. А на приглашение настоящих ремонтников у Льва Карпыча не было денег, потому что новые домики для зверят, бассейн для уток, бобров и лягушек, а также физкультурный загон для копытных были важнее паровозика. Афоня и Ластик уже успели разобрать половину двигателя и по книжке, извлеченной из недр тёти Мотиной жилетки, пытались понять, как это все устроено.
   Девочки -- Брыська, Люся и Шумка -- во главе с Матреной Чемодановной разучивали сложный хореографический номер под названием "Танец вольного ветра". Ни один мальчишка не согласился выплясывать на выступлениях, поэтому бегемотихе пришлось репетировать лишь с тремя подружками. Вчерашнее представление в больнице прошло на ура, дети так хлопали, что даже двух парнишек сразу выписали -- от радости они быстро поправились. Одно было обидно -- артистов вызывали на бис, а показывать было нечего. Именно по этой причине тётя Мотя решила поставить ещё один номер.
   Страус старательно красил забор. Он ловко балансировал на одной ноге, а второй водил кисточкой по вертикальной поверхности. Чтобы достать до вершины забора, Мефодию приходилось вставать чуть ли не на шпагат. При этом капельки краски падали ему на голову, образуя разноцветную шапочку. Директор зоопарка разрешил страусу рисовать всё, что заблагорассудится. Мефодий тут же бросился проявлять свою творческую натуру. Из-под его кисти выходили то бешеные аляповатые зигзаги, то задумчивые неторопливо-округлые восьмёрки, тот жизнерадостные спиральки с хвостиками. Мефодий точно следовал главному своему принципу - делать всё непонятно.
   Пернатого живописца окружала восторженная толпа людей. Каждое движение кисточки сопровождалось изумлённым ропотом. Гордый Мефодий снисходительно посматривал на зрителей, ощущая себя счастливой и успешной личностью.
   - В руках таланта все может служить орудием к прекрасному! - изрёк Мефодий.
   Люди его не поняли, так как никто не знал звериного языка. Впрочем, даже если бы страус выразился по-человечьи, понимающих прибавилось бы не слишком много.
   Без дела слонялись лишь два закадычных дружка - волчок и поросёнок. Они сначала поиграли в футбол, но вдвоём это делать скучно. Затем отломали ступеньку у Зяминого домика, но зрители за оградой их освистали. Попробовали улечься спать - спать не хотелось. Подразнили девочек, репетирующих танец с Матреной Чемодановной, но те даже не заметили, что их дразнят. А за ворота Сёму с Прохором Лев Карпыч не выпустил, потому что выходить можно было только по делу.
   Был бы на месте Бублик, приятели бы его треснули для острастки. Но бельчонок бегал по парку в поисках свежих новостей. К тому же в последнее время он перестал хныкать и обижаться, а тех, кто не обижается, обижать неинтересно.
   - Эй, Брыська! - тихонько позвал Прохор, когда девчонки на минутку остановились передохнуть. - Иди к нам. Чего это ты там выплясываешь? Давай лучше побесимся.
   - Не хочу, - отмахнулась рыська. - Танцевать мне больше нравится, чем беситься.
   И она отвернулась.
   - Предательница! - бросил ей в спину Сёма. - Мы с тобой больше не дружим!
   - Да пожалуйста, - фыркнула Брыська. - Не очень-то и хотелось. С вами такая скукотища...
   - Видал, - возмутился Сёма, обращаясь к товарищу, - скучно ей с нами. А раньше не было скучно.
   - А раньше делать было нечего, - сказала рыська. - А теперь есть чего.
   - Все равно предательница. Ты нас бросила!
   - И мы тебя за это накажем, - сурово прибавил поросёнок.
   - Да ну вас, - презрительно ответила Брыська. - Зовут уже. Я пошла.
   Но зловредные приятели не позволили ей никуда уйти. Они набросились на неё с тумаками, втягивая в шумную потасовку. Рыська зашипела, выпустила когти, принялась отбиваться и царапаться. Сёма с Прошкой дали ход кулакам и зубам. Брыське бы здорово не поздоровилось, кабы не Матрёна Чемодановна, поспешившая на помощь воспитаннице. Она заперла буянов в домике Прохора, а через приоткрытое окно твёрдо высказалась:
   - Всё, друзья мои! Как это ни прискорбно, но вы заслужили наказание. В сегодняшней чуче-мачуче вы участвовать не будете! Обойдемся без вас. Я бы не стала ничего говорить, если бы вы устроили драку с мальчиком и один на один. Но вы подняли руку на девочку, и вас было двое - а это вдвойне несправедливо.
   Бегемотиха помолчала, а потом тихо закончила:
   - Эх... А я в вас так верила...
   После обеда все занялись подготовкой вечернего выпуска новостей. Матрёна Чемодановна предложила сделать радиопередачу, а также рукописную газету, которую можно будет повесить у входа в зоосад.
   Зверята немного поспорили относительно названия передачи.
   - Надо назвать "Эфиры и зефиры", - заявил Мефодий.
   - Ну, что за ерунда! - закипятился Бублик. - Опять ты заумное выдумываешь!
   - Совсем не заумное, - возразил страус. - В эфире радиоволны водятся ...
   Брыська иронически его перебила:
   - Тогда уж лучше "Зефиры и кефиры"! Пускай все думают, что у нас тут последние кухонные известия.
   Медвежонок задумался:
   - Зефир - это хорошо. И кефир тоже. Они вкусные.
   - Вы ещё "Вести с полей" назовите, - едко продолжил Мефодий. - Или "Лопушинский маяк".
   - А что, "Маяк" - это красиво! - отозвалась лисичка. - Романтично и к месту. Он как будто бы освещает наш зоопарк.
   - Но это же штамп! Это глупый изъезженный штамп! - закричал нервный страус. - Неужели вы не понимаете?
   - Тогда назовем "Колокольчик", - подал голос енот.
   - А мне нравится, - поддержала его тётя Мотя. - Колокольчик зазвонит, и все прислушаются.
   На том и порешили.
   - Чрезвычайное происшествие в старом бобровом пруду! Юный посетитель зоосада уронил в воду любимую игрушку-грузовичок. Отважный бобёр Гриша тотчас же нырнул за грузовичком, но запутался в придонной траве. Ему на выручку пришёл бесстрашный бобёр Яша, выдравший с корнем траву, в которой запутался Гриша. Гриша достал игрушку, а Яша достал Гришу. Выброшенную на берег траву съел любимец публики баран Федя. Граждане! Будьте бдительны и не позволяйте детям слишком близко приближаться к воде! - с чувством произнесла зайка, готовясь к выходу в эфир. От себя она добавила. - Какой молодец этот Федя!
   - Причем тут Федя? - удивилась лисичка. - Рассказ ведь не о Феде.
   - А ты пробовала есть водоросли?
   - Нет, конечно. По-моему, это гадость.
   - А Федя съел. Не побоялся.
   Люся не стала спорить. Вместо этого она взялась за своё сообщение:
   - Политическое заявление медведя! Топотун Засоньевич официально сообщил, что с этого года он больше не будет ложиться на зиму в спячку. Освободившееся время он планирует потратить на обучение грамоте и чтение познавательных книг. Его сосед, серый волк Патрик, предложил ему лучше заняться спортом. Мнение Топотуна Засоньевича на этот счёт узнать не удалось, поскольку он после официального заявления крепко заснул. Редакция "Колокольчика" будет следить за дальнейшим развитием данного сюжета.
   На фотографии, которую лосенок Зяма собственноручно приклеивал к бумажной версии известий, медведь спал стоя, прислонившись к стволу берёзки. В одной руке он держал скворечник, в другой - молоток. По всему было видно, что сдержать обещание медведю будет очень непросто.
   - Так, а у меня что? - поинтересовалась Брыська. - Ух, ты! А тут про нас! - И она громко прочла, - Большим успехом сопровождаются представления молодых артистов нашего зоопарка. Где бы ни выступали зверята, всюду их ждут овации, улыбки и неподдельная радость. Всех гостей зоосада мы приглашаем по воскресеньям в одиннадцать часов на утреннее шоу. Художественный руководитель цирковой группы - бегемотиха Матрена Чемодановна Плюшкина.
   Под рукописной статьей о цирковом выступлении молодняка располагались фотографии всех десятерых участников. Девочки были в центре, а парни по краям. Портрет Матрёны Чемодановны находился чуть поодаль. Был он скромным и небольшим - бегемотиха не пожелала, чтобы её фото было крупнее остальных.
   Эти и другие новости разнеслись на весь парк по радио ровно в шесть часов вечера. Лев Карпыч сходил к выходу и повесил самодельную газету на ворота зоопарка. Возле газеты тотчас сгрудился народ, чтобы узнать про авангардистскую выставку заборной и амфорной живописи, про ежедневные минуты поэзии, про пополнение коллекции живых жуков и про недопустимость подкармливания зверей. Последнюю заметку сопровождала фотография грустного приболевшего ослика, которого добренькие посетители закормили печеньем и конфетами.
   По просьбе тёти Моти Лев Карпыч взял с собой поросёнка и волчка, просидевших полдня в заточении. Пока директор пристраивал газету, Прохор и Сёма угрюмо молчали, ожидая выволочки. Но Лев Карпыч неожиданно спросил:
   - Вы и в самом деле любите драться?
   - Да это уж поинтереснее будет, чем стишочки рассказывать, - честно признался кабанчик.
   - Ну а цирковые занятия нравятся?
   - Цирковые ничего, вроде..., - нехотя ответил Сёма, - там хоть двигаемся. Прыгаем или висим...
   - Понятно, - загадочно произнес директор. - Матрёна была права... Ну, бегите-ка домой.
   Не веря своему счастью -- директор совсем не поругал их -- друзья потрусили на площадку молодняка. Однако на полпути Прохор вспомнил, что они так и не посмотрели газету, в которой были напечатаны их фотографии. Зверята повернули обратно, но к газете пробиться не смогли. Несколько десятков людей столпились у ворот, чтобы почитать зоопарковые новости. Волчок с поросёнком отступили в сторонку, чтобы переждать наплыв желающих познакомиться с газетой. Рядом с ними оказался человек в черных очках и шляпе. Человек повертел головой, озираясь, убедился, что за ним никто не наблюдает, а затем приподнял очки и приставил к переносице бинокль, выуженный из широкого кармана плаща. Зверей у своих ног в расчёт он не принял.
   - Ага! - злорадно сказал сам себе человек в шляпе, разглядывая в бинокль газету. - Тётя Мотя собственной персоной! Теперь ты, голубушка, от меня не уйдёшь!
   Он спрятал бинокль за пазуху, приподнял шляпу и промокнул платочком лысину. Друзья узнали его. Это был тот самый человек с суровыми бровями, что подсматривал накануне за Матреной Чемодановной!
   Прохор и Сёма, переглянувшись, молча бросились к вольерам.
  
   Глава 8
   Боевое лапкидо
  
   Последние посетители зоосада неспешно направлялись к выходу. Кузьма Кузьмич прохаживался между вольеров в ожидании момента, когда он сможет запереть входные ворота. Шум в парке стихал, дорожки пустели.
   Дверца на площадку молодняка была распахнута настежь, но за оградой никого не было видно. Наверное, Матрёна Чемодановна увела своих воспитанников на очередную встречу с прекрасным -- то ли пляски плясать, то песни распевать. Волчок и поросёнок влетели на площадку и замерли в растерянности. Они синхронно почесли за ухом, раздумывая, кого бы им предупредить о странном человеке в шляпе с биноклем, а затем услышали у себя за спиной:
   - Эй, парни! А ну, двигайте ко мне!
   Зверята обернулись. У ограды, скрестив на груди руки, стоял кот на задних лапах и сверкал зелёными глазами. Кот был здоровым -- выше и упитаннее обычных домашних кошек. И нахальнее. Его так и хотелось назвать не котом, а котярой. Во всяком случае Прохору он сразу не понравился.
   - Чего раскомандовался? - отозвался кабанчик, подпуская в голос побольше презрения. - Сейчас так двинем, пожалеешь, что звал!
   - Кто двинет? - кот пренебрежительно зевнул. - Ты? Или твой молчаливый товарищ?
   - Я не молчаливый, - сказал Сёма, - просто мне не очень хочется болтать со всякими драными котами.
   - Никому на свете еще не удалось подрать меня, - заявил котяра, подкручивая ус. - Выбирай выражения, малыш.
   "Малыша" волчонок стерпеть не смог. "Малышом" обзываются те, кто считают себя сильнее и умнее других. Поэтому Сёма зарычал и бросился на дерзкого гостя -- проучить как следует за его бесцеремонные высказывания.
   Впрочем, ничего у Сёмы не вышло. Ровно через секунду после броска волчонок лежал на земле, придавленный лапой пришельца. На морде у кота нарисовалась обидная улыбочка.
   Прохор, мгновенно оценивая обстановку, тоже кинулся на котяру, но при этом сделал ложный финт, изображая, будто он наскочит сбоку, и меняя в последний миг направление удара. Поросёнку почти удалось обмануть гостя -- он чуть задел кота пятачком, но затем почувствовал, как взлетает в воздух и, кувыркаясь, шлёпается с размаху на траву.
   Это было весьма удивительно! Поросёнок с волчонком даже забыли про обиду. Их просто поразили волшебные силы кота, с необычайной легкостью справившегося с двумя соперниками, каждый из которых был значительно крупнее его.
   - А как это у тебя получается? - спросил Прохор, поднимаясь на копытца.
   - Покажешь медленно? - прибавил Сёма.
   - Если бы не Матрёна Чемодановна, - муркнул кот, - я бы славно вас отделал, малыши. И пошел бы прочь. Но я дал слово и я его сдержу.
   - Какое еще слово?
   - Научить вас приемам лапкидо! Именно для этого меня пригласила моя драгоценная коллега Матрёна Чемодановна.
   - Что за лапкидо такое?
   - О! - воодушевился котяра. - Лапкидо -- это стиль жизни! Это воспитание духа и тела! Это гармония и стремительность, сила и великодушие! Это боевое искусство кошек и собак, обитающих в древних монастырях Шаолиня! И люди, и звери в этих монастырях умеют делать то, что другим кажется невозможным чудом. Да вы сами только что это увидели.
   - Шаолиня...
   - Это в Китае, - быстро подсказал котяра. - Это очень далеко отсюда.
   Волчонок в волнении закричал:
   - Точно! Прошка! Помнишь, мы у Льва Карпыча в телевизоре фильм смотрели, где на плохих дядек с пистолетами набросились хорошие дядьки без пистолетов и босыми ногами поколотили плохих дядек! Так этих хороших дядек Лев Карпыч обозвал китайцами!
   - Обалдеть, - только и выговорил ошарашенный Прохор. Из его головы мгновенно улетучился подозрительный человек с биноклем.
   - Повалить нападающего несложно, - продолжил кот. - Надо слегка отклониться от направления, по которому бьет обидчик, и вот таким движением перенаправить всю его энергию вниз, под ноги.
   Зеленоглазый гость чуть качнулся, одновременно с этим тыкая Сёму в бок. Сёма неуклюже повалился к ногам учителя.
   - Надо же, а, вроде, еле пальчиком пошевелил, - пробормотал волчонок.
   - Потренируемся? - предложил кот, и плавно, как в замедленном кино, продемонстрировал перенаправление удара.
   Приятели раз двадцать беспомощно шлёпали друг друга по телу, пока, наконец, у Прохора не вышло некое подобие показанного приёма. А затем получилось и у Сёмы. От возни друзья прилично утомились, но, невзирая на усталость, потребовали продолжение тренировки.
   - А теперь покажи, как нападать! - попросил Сёма.
   - Ну уж нет, - решительно остановил Сёмин энтузиазм котяра. - Нападение неразвитым личностям не показывают! Сначала надо освоить оборонительные приёмы, подкачать мышцы, укрепить дух, а уже потом думать об атаке. Кстати, меня зовут мастер Мяолинь.
   - Ну, мышцы так мышцы, - вздохнул Прохор.
   Мяолинь сощурил глаза, потянулся, прошёлся по площадке.
   - Учтите, малыши, - сказал он. - Путь обретения силы долог и тернист. Если вы хоть раз заноете, я тут же помашу вам лапкой и отчалю обратно в Шаолинь. А сейчас мы проверим серьёзность ваших намерений. Справитесь, я покажу, как одним пальцем остановить бегущего тигра.
   - У нас в Лопушинске нет тигров, - произнёс Прохор. - Одни лоси и бараны.
   - Сойдет и баран, - согласился мастер Мяолинь. - Ваша задача -- отжаться от земли тридцать раз и потом сорок раз подпрыгнуть.
   - Нет ничего проще! - хором воскликнули друзья, принимаясь за отжимания.
   Волчонок был лёгким, и отжимания дались ему сравнительно несложно. Он к двадцатому повторению устал, но, сжав зубы, выжал ещё десять раз. А поросёнок заданное количество упражнений не осилил -- он был толстеньким, не слишком спортивным. Прохор отжался двенадцать раз и рухнул в песок. Лапы его дрожали от натуги. Мастер Мяолинь ехидно рассмеялся.
   - Сам-то можешь отжаться? - с обидой выкрикнул Прошка.
   - Учитесь, малыши!
   Кот с бешеной скоростью начал сгибать и разгибать свои лапы. Он опускался и приподымался над землёй ровно, без устали, словно был не живым зверем, а железным автоматом, печатающим на песке след своего тела.
   - Тюх! Тюх! Тюх! - отжимался Мяолинь, широко улыбаясь. Поросёнок неожиданно подумал, что эта улыбка делает его похожим на Матрёну Чемодановну -- как бы ни было трудно, улыбка не покидала их лица.
   - Пятьдесят раз уже, - заметил Сёма. - Хватит, мы поняли.
   - Поняли, тогда прыгайте.
   С прыжками Прохор кое-как справился. Конечно, последний, сороковой прыжок получился слабеньким -- копытца едва оторвались от земли, -- но это было неважно. Поросёнок выполнил требование мастера Мяолиня!
   - Можно показывать приёмчик, - прохрипел Прошка.
   Кот усмехнулся:
   - С тебя еще восемнадцать отжиманий.
   Кабанчик хотел возмутиться и убежать, однако решил, что это всегда успеется, и что лучше учиться драться у Мяолиня, чем бубнить стишки у тёти Моти. Он решительно отжался десять раз, а потом, после небольшого отдыха, ещё восемь.
   - Ничего, малыш, на первый раз сойдёт, - пренебрежительно отозвался кот. - Говорите, приёмчик? Что ж. Называется он "Укус белой кобры", и для его выполнения нужно вытянуть вперёд левую руку. Вытягивайте...
   Поросёнок вытянул лапу и понял, что та ходит ходуном, дрожит, трясётся, впрочем, как и ноги, и голова, и даже хвост.
   - Мы разучим "Укус белой кобры" завтра, когда выспитесь, - заявил Мяолинь, оглядывая трясущегся поросёнка. - За оставшиеся перед сном часы сто раз оббежите площадку. Не вздумайте хитрить, мы, мастера Шаолиня, умеем видеть на расстоянии!
   Кот ловко перемахнул через ограду, задрал хвост и с достоинством удалился в сторону густых зарослей, высаженных вдоль заднего забора зоопарка. Походка его была мякгой и пританцовывающей. Обычные коты так не ходят.
   Когда Матрёна Чемодановна, громко топая и трубя, привела свой отряд домой, Прохор и Сёма заканчивали первую половину дистанции. Если быть честным, то волчонок давно уже отбегал своё, поскольку он в нетерпении кружился вокруг приятеля и явно проскакал больше заданного. Прохор же, утирая со лба пот, ничего не замечая, упорно наматывал круги, мечтая о том, чтобы эта проклятая пробежка наконец завершилась.
   - Что это с ними? - испуганно спросил Бублик.
   - Так надо, - загадочно произнесла тётя Мотя. - Не обращайте на них внимание.
   Но не обращать внимание на бегунов было невозможно. Зверята уселись на лужайке, чтобы поглазеть на диво дивное -- спокойно бегающих забияк.
   - Вы не заболели? - спросила их Люся.
   Спортсмены насупились, но смолчали.
   - Газировки обпились? - предположил Афоня.
   Но и он не удостоился ответа.
   - А! Сдурели! - обрадовалась Брыська. - Наконец-то!
   - Они не сдурели. Они сублимируют в физические упражнения зависть к тем, кого взяли на чучу-мачучу. То есть к нам. - Пояснил Мефодий. Ух, как много знал он непонятных слов!
   - Вы видели чучу-мачучу! - обиженно воскликнул Сёма, останавливаясь.
   - Не только видели, но участвовали в ней.
   - Ну и как?
   - О! - закатил глаза страус. - Это божественно!
   - Это классно! - поддержал его бельчонок. - Чуча-мачуча -- это самое интересное, что я когда-либо видел.
   - А какое оно нежное! Какое щекотное! - сказала зайка.
   И все наперебой зашумели:
   - Это так здорово! Так приятно! Так смешно!
   Прохор и Сёма нахмурились, помрачнели. Матрёна Чемодановна, как и обещала, не позволила взглянуть на таинственную чучу-мачучу.
   - Ну и ладно, - прошептал поросёнок. - Зато я знаю крутой приёмчик. А завтра узнаю еще один. И, вообще, скоро я стану сильнее всех в зоопарке, тогда и посмотрим, кто кого будет наказывать.
   Он прибавил ходу, а через пару кругов обида испарилась из его сердца.
   - Мы все равно счастливее, - сказал он Сёме. - Они свою чучу один раз увидели, а наше лапкидо навсегда останется.
  
   Глава 9
   Феноменальный казус
  
   Дотошные Афоня и Ластик спустя неделю после того, как начали разбирать паровозик на части, нашли причину его поломки. У паровозика оказались погнуты оси двух втулок, и вышел из строя редуктор. Ни медвежонок, ни енот, разумеется, не знали, что это такое. Для них оси и редуктор были всего лишь "продолговатыми фитюльками" и "здоровенной штукой". Тем не менее, они сами сумели понять, из-за чего паровозик не двигался.
   Лев Карпыч сходил к своему старинному другу, директору парка аттракционов, и тот отдал Льву Карпычу старый неработающий трамвайчик, некогда катавший по кругу совсем мелкую малышню. Афоня переставил редуктор из трамвайчика в паровозик, а Ластик сбегал к Матрёне Чемодановне, чтобы та выпрямила оси. Силушки у Матрёны Чемодановны было не занимать, и оси стали как новенькие.
   За пару дней зверята собрали двигатель электропаровоза -- конечно, с помощью Льва Карпыча, -- а трамвайчик отдали на растерзание Мефодию. Страус раскрасил его внутри и снаружи, превратив вагон в беседку для отдыха. Пернатый художник целиком в эту беседку не помещался, зато его длинные конечности и длинная шея пролазили куда угодно, поэтому старый обшарпанный трамвайчик превратился в чудесную пиратскую пещеру с нарисованными сундуками золота, скелетами и летучими мышами. Лев Карпыч поначалу возмутился, заявил, что дети будут пугаться заходить в такую страшную беседку. Но потом на пробу в неё пустили внучка бабы Кати. Мальчик не захотел из нее уходить. Мальчик закричал, что он ужасный пират, и что он будет здесь жить! Тогда Лев Карпыч успокоился.
   Когда медвежонок и енот с напускной небрежностью на мордочках подъехали к воротам молодняковой площадки, Матрёна Чемодановна распахнула ворота, и все высыпали за ограду.
   - Ух, ты! - завопил Бублик. - А прокатиться можно?!
   - Можно, только не толпитесь, а то сломаете нам тут всё, - важно ответил Афоня.
   Зверята гурьбой набились в вагончики. Афоня дернул за рычажок, паровоз протяжно загудел и тронулся. Тётя Мотя побежала рядом, неожиданно быстро для своей комплекции.
   Дело было вечером. Первый, пробный, выезд Лев Карпыч разрешил совершить лишь после того, как дорожки освободятся от посетителей. Паровозик мчался по зоопарку, и со всех сторон к решёткам вольеров бросались их удивленные обитатели.
   - Однако! - сказал Топотун Засоньевич, почёсывая голову. От крайнего изумления он широко зевнул и прилег вздремнуть, чтобы обдумать увиденное.
   - Вот это да! - хором воскликнули бобры Гриша и Яша. - Едет! Пыхтит!
   - Быстро шпарит! - оценил движение волк Патрик.
   - Какая вкусная нынче трава, просто бесподобная! - проблеял баран Федя. На прогромыхавшую мимо него машину он взглянул мельком и высказался только потому, что высказались все остальные.
   Афоня и Ластик сделали круг и прибыли на место отправления.
   - Интересно, а где же Прохор? - спросил вдруг лосёнок Зяма. - Мы тут катаемся, а его не видно.
   - И Сёмы тоже нет, - отозвалась Люся. - Опять, что ли, сбежали?
   - А они все время куда-то пропадают, а перед ужином появляются, - заметила Брыська. - А как появляются, делают таинственное лицо.
   - Не волнуйтесь, я разрешила им уходить, - улыбнулась Матрёна Чемодановна. - Они выполняют одно мое поручение.
   - Видать, тяжёлое поручение, - вздохнул Бублик. - Они даже дразниться перестали. Поужинают и спать валятся. А утром бегают, как ненормальные, по кругу.
   Страус, состроив ученый вид, произнёс:
   - Я бы предположил, что они целенаправленно тренируют кардио-респираторную систему.
   - Зачем? - удивилась Шумка, делая вид, что поняла Мефодия.
   - Чтобы респираторить свою кардию, - солидно пояснил страус. Он тут же выпрыгнул из вагончика, чтобы не развивать тему, о которой он сам имел весьма смутные представления.
   Меж тем, исчезновение двух приятелей имело очень простое объяснение: они уходили на занятия боевым лапкидо. В условленный час мастер Мяолинь подавал им с ветки огромного дуба, растущего напротив площадки, три отрывистых звука, после чего Прохор и Сёма перебирались через ограду. Со всех ног они улепетывали в сторону дальнего глухого уголка зоосада. Друзья научились лазать через забор довольно оригинальным способом: Прохор вставал на задние лапы, Сёма вскакивал ему на плечи, повисал на ограде, подтягивался, усаживался на забор, а потом подтягивал за собой поросёнка, который в прыжке подавал ему копытце. Затем они сигали вниз и мчались, сверкая пятками.
   - Нимен хао! - церемонно кланялся друзьям Мяолинь.
   - Ни хао! - отвечали ему с поклоном.
   Уж так в лапкидо было заведено -- здороваться по-Шаолиньски. Далее начинались форменные чудеса -- приседания, отжимания, кувырки, удары по соломенному чучелу, удары по каменной стене, размахивание палкой, бодание лбом. Затем кот показывал и подробно объяснял приёмы борьбы, всякий раз приговаривая:
   - Путь лапкидо -- это путь воина, великодушного к слабым и беспощадного к врагам! Запомните это, малыши!
   Потом Прохор и Сёма начинали биться мжду собой, а Мяолинь снова поучал:
   - Сила и энергия без поставленной цели вредны. А цель у вас может быть только одна: противостоять злу и несправедливости! Все остальные цели отведут вас от истинного пути лапкидо!
   Он много чего говорил, этот котяра с нахально прищуренными глазками. Волчок с поросёнком не все понимали, что им толкует мастер Мяолинь, зато очень любили послушать о его похождениях. Поросёнок как-то спросил:
   - А тебе приходилось применять лапкидо? По-настоящему, не как с нами?
   - Конечно, малыши! И не раз!
   - А когда? И зачем?
   Кот покрутил ус, а потом поделился:
   - Например, малыши, когда обнаружился на свете один очень нехороший гражданин. Он задумал устроить передвижной зверинец...
   - Зоопарк на колесах! Здорово! - восхитился волчонок.
   - Ничего здорового, - отрезал кот. - В нормальном зоопарке звери живут в просторных вольерах, много бывают на солнышке и сытно питаются. Им есть где побегать и есть чем заняться. А в передвижном зверинце животное сидит в тесной клетке, задыхатся от жары на солнцепеке и мерзнет от холода в зимнюю стужу. Ему не вовремя дают пить и кормят всякой гадостью.
   - А зачем тогда делать такие зверинцы? - сжал кулачки Сёма.
   - Чтобы собирать с людей деньги. Такой зоопарк приезжает в маленький городишко и берёт деньги за просмотр. Это в больших городах дети могут посмотреть на слона или жирафа, а в маленьких такой возможности нет, малыши. Поэтому, когда зверинец прибывает, все бегут поглазеть на несчастных животных. И платят за это хозяину зверинца.
   - Берёт деньги и не кормит! - возмутился Прохор. - Надо наподдать ему как следует!
   - Именно так мы и решили, - муркнул Мяолинь. Кто такие "мы", он не стал объяснять. - Мы выследили такой передвижной зоопарк и тёмной ночью, прокравшись, открыли клетки. Звери тут же убежали в лес, но сторожа нас заметили, так что пришлось показать им всю силу лапкидо! На шум выбежал хозяин, но ему тоже не повезло -- против боевого искусства мастеров Шаолиня ещё никто не смог устоять!
   - А куда звери подевались? - поинтересовался Сёма.
   - Волки, лисы и зайцы остались жить на воле, им наши края привычны. А львёнок, гепард, бегемот, буйвол и зебра вместе с нами добрались до ближайшей конюшни. Люди, которые работали там, спрятали всех и отправили по железной дороге в хороший просторный зоопарк.
   - А вы?
   - А мы пошли дальше бродить по свету, чтобы бороться с несправедливостью.
   - Ты говоришь, мастер Мяолинь, что среди сбежавших зверей был бегемот?... - задумчиво произнёс Прохор.
   Но кот внезапно рассердился, зашипел:
   - А ну, хватит прохлаждаться, лентяи! Быстро встали, малыши, и начали работу! Терпеть не могу бездельников!
   Поросёнок с волчонком вскочили, как ужаленные, и принялись отрабатывать приём "Ядовитое жало осы".
   Проша и Сёма не отказывались от цирковых выступлений вместе с Матреной Чемодановной. Выступления были утром, а тренировки -- после обеда. На всякие глупости вроде разламывания горки или драки с другими зверятами у них не оставалось ни сил, ни времени.
   В тот миг, когда Афоня с Ластиком увезли всех кататься на отремонтированном паровозике, приятели, кое-как переставляя лапы, приползли с лапкидошного занятия. Пока все обсуждали, где же они, друзья крепко спали. Они проснулись, только чтобы поужинать, а затем вновь уснуть на всю ночь.
   Утром по заданию мастера Мяолиня лапкидо-ученики должны были пробежать сто кругов по площадке, но неожиданное событие нарушило их планы. В вольер молодняка быстрым шагом вошел Лев Карпыч и сказал, что с Лопушинского телевидения прибыла съёмочная бригада, и что всем нужно срочно сесть в паровозик и подъехать к центральному входу. Там, после открытия зоосада, в паровоз посадят желающих прокатиться ребятишек, и обо всем этом будут снимать репортаж, который потом покажут по местному телевизионному каналу. Беговую тренировку Прохору и Сёме пришлось отложить.
   Паровозик весело покатил по дорожке из красного гравия. Зверята взволнованно галдели -- не каждый день приезжает телевидение! Мефодий поправлял хохолок и кудахтал:
   - Ах, я буду нехорош в кадре! Я так нефотогеничен в анфас! Но если повернуться в профиль, то мне ничего не будет видно!
   Всё у этого страуса было непросто.
   - Да тебя, может, вообще, никто не возьмет в кадр, - сердито осадила его Брыська. - Кому охота смотреть на таких нытиков!
   - Кто нытик? Я нытик? - вознегодовал Мефодий. От возмущения он привстал, чтобы тюкнуть рыську по лбу, паровозик качнулся на повороте, страус выпал из вагончика. Матрёна Чемодановна, топающая следом, помогла Мефодию подняться, извлекла из кармашка жилеточки горстку орехов, и Мефодий быстро утешился.
   У ворот зоопарка стоял большой грузовик с опущенными бортами. В кузове суетились три человека с камерами и лампами, а самый главный среди них человек нервно гулял туда-сюда с мегафоном в руке и покрикивал:
   - Вася! Куда ты свет дал! Ты на крышу свет дал! А надо на меня! Петя! Где звук? Где звук, я тебя спрашиваю? Это не звук! Это сплошные хрипы! Дима! Ты там уснул? Где боковые камеры?
   Всё это было ужасно интересно. Зверята вытянули шеи и уставились на грузовик, на режиссёра, на диктора, который чуть поодаль готовился к чтению текста.
   Режиссёр был в чёрных очках, как и полагается настоящему режиссёру, а его макушку венчала аккуратная круглая лысина. Прохор посмотрел на него, посмотрел на шляпу, небрежно брошенную на коробку с аппаратурой, и молча ткнул Сёму в бок. Волчонок вопросительно глянул на друга, потом на режиссёра. Приятели поняли друг друга без слов. Это был тот странный тип, что разглядывал в бинокль фотографию Матрёны Чемодановны. Как же они могли забыть о нём!
   Кабанчик еле заметно кивнул на людей в кузове - на тех, кого режиссёр назвал Васей, Димой и Петей. У всех из них в руках были толстые шнуры.
   - Так! Минутная готовность! - закричал в мегафон режиссёр. - Звери идут налево, а люди направо! А посередине пустим бегемота! Налево, я сказал! Коля, отведи зверей налево!
   Диктор Коля бесцеремонно отпихнул Прохора с Сёмой в сторону и чуть более вежливо оттеснил Льва Карпыча и Кузьму Кузьмича. На оказавшуюся в центре тётю Мотю нацелилась камера, а режиссёр заявил:
   - Дима, молодец! Прекрасный кадр!
   Прохор, пробравшись под правое крыло страуса, тихо спросил:
   - Мефодий, ты случайно не видишь, верёвки в руках у людей не привязаны к электричеству?
   - Они привязаны к большой катушке. Но, вообще-то, это не веревки, а кабели, - назидательно поправил товарища страус. - Пора бы уже знать такие простые вещи! Верёвку к электричеству привязать невозможно. Можно вставить вилку в розетку, или припаять шнур...
   Прохор не дослушал его. Поросёнок отполз к Сёме и шепнул:
   - Верёвки - не электрические. Что-то здесь неправильно. Надо нам с тобой быть наготове!
   Едва он вымолвил это, едва поросёнок с волчком встали в боевую позу "Ожидание молнии", как режиссер поднял рупор.
   - Внимание! Съёмка! - скомандовал он.
   Тотчас два человека в кузове молниеносно метнули вниз шнуры, диктор с режиссёром ловко их поймали и накинули на Матрёну Чемодановну, опутав бегемотихе ноги, туловище и пасть. Надрывно завизжали лебедки, катушки с прикреплёнными верёвками начали скручиваться, поднимая опутанную тётю Мотю в кузов. Один из парней прыгнул в кабину, заводя мотор. Сторож и директор зоопарка бросились вызволять Матрёну Чемодановну из сетей, но режиссёр с диктором достали из-за пазухи пистолеты и направили дула прямо на Льва Карпыча и Кузьму Кузьмича:
   - Стоять! Стреляем без предупреждения!
   Всё произошло так быстро, что звери не сразу осознали коварный замысел преступников. Первым опомнился Прохор, а за ним Сёма. Приятели с отчаянным криком бросились на фальшивого режиссёра и диктора. Крик этот назывался "Клич разгневанного слона" и сопровождался ударом двух задних лап. Самозванцы завопили от боли и, падая, уронили пистолеты на дорожку. Шустрые Брыська и Шумка, вмиг сообразившие, что надо делать, кинулись на оружие, отфутболивая его подальше в кусты.
   Директор и сторож устремились на подмогу отважным спасателям: Лев Карпыч накинул на человека в очках свою куртку, скрутил узел из рукавов на спине злоумышленника, а Кузьма Кузьмич по кнопке тревожной сигнализации, установленной на щитке за воротами, вызвал полицию.
   Зверята толпой накинулись на "диктора" Колю, не позволяя ему встать. Афоня и Мефодий, как самые сильные, придавили его к земле могучими лапами. Люся и Ластик принялись кусать за уши. Все это время бедная Матрёна Чемодановна лежала на боку, мычала, но толстые шнуры не давали ей возможности ни подняться, ни что-либо произнести.
   Трое свободных грабителей притормозили подъём бегемотихи. С палками в руках они ринулись в гущу событий, расшвыривая по сторонам людей и зверей. Поросёнку врезали по уху, и Прохор рассвирипел. Он глубоко вздохнул, вспоминая, как учил мастер Мяолинь при объяснении приёма "Бурный поток":
   - Ты должен быть подобен воде в горной реке: столь же холоден, но и столь же стремителен! Так же гибко и мягко обойти соперника и так же сокрушительно разнести его в клочья!
   Наверное, Сёма тоже вспомнил про "Поток", потому что вдвоём они ураганом налетели на Васю, потом на Петю, сбивая обоих с ног. А с пухлым парнем Димой справился невесть откуда взявшийся кот, учитель боевого лапкидо, мастер Мяолинь. Смерч из двенадцати лап и трех хвостов расшвырял злодеев по дорожкам, не оставляя им шансов на сопротивление.
   - Классно! - завистливо выдохнул Афоня, усаживаясь поудобнее на спину "диктору". - Как в кино!
   За воротами послышался нарастающий рёв сирены, и минуту спустя в зоосад лихо вкатила полицейская машина. Из неё, как горох, высыпали бравые защитники общественного порядка, чтобы мгновенно скрутить поддельную съёмочную бригаду. На злоумышленников надели наручники и затолкали в зарешёченное отделение фургона.
   Матрёну Чемодановну освободили, грузовик с аппаратурой выкатили на проезжую часть. Тетя Мотя отряхнулась, поправила смятую жилеточку, обвела глазами притихших зверят и, улыбнувшись, промолвила:
   - Ну, разве я была неправа, когда сказала, что Сёма и Проша - герои?
   - Феноменальный казус! - ляпнул в ответ Мефодий.
  
   Глава 10
   Автобиография Матрёны Чемодановны
  
   Пистолеты, выпавшие из рук горе-грабителей, оказались ненастоящими, игрушечными. Бублик подобрал их, повертел в лапках:
   - Некоторые мальчишки приходят с такими в зоопарк. Выставляют их и кричат: "Пых! Пых!" - будто стреляют!
   - Ну и дурачки, - заявил Зяма. - Это плохая игра. Из таких мальчиков потом вырастают бандиты.
   Брыська возразила:
   - А, может, наоборот, полицейские вырастут. Они же тоже с пистолетами.
   - А некоторым и пистолеты не нужны, - сказал Афоня. Все разом посмотрели на поросёнка и волчонка.
   Рабочий день уже начался -- зоопарк распахнул свои двери для гостей, ребятня толпилась у любимой площадки молодняка, наблюдая, как в ее центре, на полянке, перетаптывается огромная бегемотиха, а вокруг неё сидят и лежат на травке зверята. Утреннего случая с неудавшимся похищением Матрёны Чемодановны будто и не было. Однако двадцать пар глаз вопросительно глядели на тетю Мотю, а также на чёрного кота с нахальным прищуром, по-хозяйски расположившегося на загривке бегемотихи.
   Повисло неловкое молчание, которое по заведённой традиции нарушил истошный вопль Мефодия:
   - Один вопрос! Один единственный вопрос терзает мою душу! Не дает спать и настойчиво просит ответа!... Почему?! Почему Чемодановна?! Почему не Авгуровна или Апполоновна?
   Тетя Мотя улыбнулась, повертела шеей.
   - А что, - произнес кот, подпрыгивая от её движений, - можно и рассказать. Не такая это и тайна.
   Матрёна Чемодановна согласилась:
   - Совсем не тайна. И даже не секрет. У нас до выступления есть ещё час, так что по совету дорогого мастера Мяолиня, я поведаю нашу с ним историю...
   Молодняк устроился поудобнее, а Матрёна Чемодановна начала говорить:
   - Моего папу, как вы догадались, звали Чемодан. Он был цирковым гиппопотамом, умел открывать рот на 180 градусов и с открытым ртом издалека был похож на чемодан. За это он и получил свое имя. Мамочка тоже была цирковой, и когда у них родилась я, директор цирка стал думать, куда бы меня пристроить. Три бегемота на один цирк было слишком много. Директор долго не рассуждал - меня, едва я подросла, отдали приезжему человеку, представившемуся руководителем Карасёвского цирка. Только ни в какой Карасёв я не попала...
   - А где этот Карасёв? - спросил любознательный Бублик.
   - В пятистах километрах от Лопушинска. Но это неважно. Тот человек имел замечательные на вид документы. К тому же с ним прибыл ярко раскрашенный фургон с надписью "Цирк", куда меня и поместили после проверки всех бумаг. Я всплакнула, но слёзы мои были коротки, потому что мне, как любой юной особе, хотелось посмотреть на мир, побывать в дальних краях, повидать то, чего нет в родном городе.
   Со мной вместе в Карасёв отправили львёнка и гепарда из нашего цирка. Они были гораздо младше меня и сильно переживали разлуку с родными пенатами...
   - Пенаты! - громогласно изрёк Мефодий. - Надо будет запомнить!
   - ... Мы ехали три дня. Все это время я рассказывала им сказки, затевала игры и описывала, как здорово будет на новом месте. На четвёртый день пути мы, наконец, прибыли, но вовсе не в Карасёв, и даже не в цирк. Мы прибыли в тёмный лес на мрачную поляну, где стояли ещё семь таких же фургонов. И там нас не выпустили даже погулять. Сквозь решётку я увидела, как тот, кто назвался цирковым директором, сдирает с кузова надпись "Цирк" и наклеивает новую - "Зоопарк на колесах". Нас кое-как накормили, а утром передвижной зверинец переместился в крохотный городок с двух- и трёхэтажными домами.
   Весь день на нас ходили глазеть люди. Перед тем, как войти в круг из восьми фургонов, люди платили деньги лже-директору, имевшему смешную фамилию Тузиков. К концу дня Тузикоы с довольным видом спрятал толстую пачку купюр в лакированный портфель жёлтого цвета. Мы же, то есть звери, маялись от безделья, не зная, чем себя занять.
   Кроме нас, в зверинце оказались зебра, буйвол, два волка, три лисы, пять зайцев. Волкам, лисам и зайцам было еще ничего - их знает каждый, они водятся в наших лесах. Поэтому они тихо спали, изредка вставая, чтобы размять лапы. Остальным животным повезло меньше. У нас над ухом целый день пищали, плакали, смеялись, кричали, так что мы к концу первой смены совершенно одурели. Клетки в фургонах были тесными, особенно для меня и буйвола Алика. Полдня солнышко поджаривало мне левую половину туловища, потом полдня - правую. Не удивительно, что как только ночь окутала наш небольшой зверинец, я громко разрыдалась.
   - Что? Не нравится? - услыхала я вдруг у себя над ухом. От испуга я вскочила, больно стукнувшись лбом о решёку. Чуть привыкнув к темноте, я разглядела две зелёные светящиеся точки. Точки моргнули, затем плавно подплыли поближе и оказались глазами большого чёрного кота. Кот был практически незаметен из-за своего тёмного окраса. Опознать кота можно было лишь по ярким уголькам его глаз.
   - А кому понравится? - сказала я, осушая слёзы. - Я думала, нас везут в цирк. А нас заперли в клетки.
   - Ты готова рискнуть, чтобы обрести свободу? - спросил меня кот.
   - Конечно! А что надо делать?
   - Слушаться меня, - туманно пояснил незнакомец. - И выполнять все, что я велю.
   - Я готова! Нужно перекусить замки? Я попробую!
   - Для начала, - остановил меня кот, - сделай зарядку, чтобы твои ноги были послушны и не подвели в нужный момент.
   Он показал мне упражнения. Я старательно в течение часа их выполняла. Я так устала, что уснула без слёз и лишних переживаний. Утром я никого в своей клетке не нашла. Я даже подумала, что странный кот мне приснился.
   Нас перевезли в следующий городок, снова весь день шум и гам выводили меня из себя, а с наступлением ночи мой новоявленный приятель протиснулся сквозь прутья, вылизал шёрстку и спокойно заявил:
   - Здесь не получится. Будем ждать следующей остановки. Кстати, малышка, меня зовут мастер Мяолинь...
   Прохор с Сёмой дружно рассмеялись: учитель лапкидо при знакомстве произнес точь-в-точь те же слова!
   - ... А пока попробуй постоять на одной ноге с закрытыми глазами. Начни с задней ноги.
   - А остальные куда?
   - А остальные отведи в сторону.
   Я попробовала и тут же растянулась. На шум прибежал сторож нашего зверинца. Он немного поругался на меня, обозвал неуклюжей коровой и ушёл дальше смотреть телевизор. Я упала еще три раза...
   - Четыре, - муркнул Мяолинь сверху.
   - ... Ну, пусть четыре. Охранник прибежал ещё раз, а потом ему надоело.
   - Что-то нынче звери у нас буйные, - пробормотал он. - Надо сказать Васе, чтобы на ужин давал им успокоительное.
   Почти все люди считают, что их речь животным непонятна. Поэтому человек никогда не таится - всё высказывает вслух. А зря!
   - Ты слышала? - спросил кот. - Не вздумай пить. Знаем мы их успокоительное. От него последние мысли пропадают и сила воли улетучивается.
   На следующий день мы с котом разучивали жонглирование. Через день -- осваивали кувырки. Потом акробатика. Тренировка. Эквилибристика. Снова жонглирование... А затем мастер Мяолинь, ездивший со мной в одном фургоне и прятавшийся от охранников в моей соломенной постели, вышел на прогулку, но быстро вернулся и заявил:
   - Этот город годится. Выспись днём, потому что ночью тебе понадобятся силы.
   Что удивительно -- город звался Карасёв! Никакого цирка здесь и в помине не было. Он был чуть больше всех предыдущих городков, куда заворачивал наш зверинец, но цирка с зоопарком в Карасёве не наблюдалось.
   Едва опустилась мгла, мастер Мяолинь начал громко мяукать. В ответ со всех сторон донеслись кошачьи голоса.
   - Ишь, раздухарились! - крикнул кошкам сторож -- Кыш отсюда!
   - Попрыгай, - скомандовал мне мастер Мяолинь.
   Я попрыгала, фургончик заскрипел, затрясся. Сторож с неохотой появился у моей клетки, да и ушёл обратно.
   - Отлично, малышка! - похвалил меня кот. - А теперь отойди.
   Я отступила в дальний угол фургона. Мастер Мяолинь завопил со всей мочи, набрасываясь на замок железной клетки. Что он сделал -- я не поняла, только спустя миг засов валялся на траве, а дверца клетки была открыта.
   - Вот неймётся им! - опять подал голос строж. - Откуда столько кошек? Из-за них и наши бесчинствуют.
   Но подняться он поленился.
   - Прыгай! - приказал Мяолинь. - И бегом вон в тот лесок!
   Тогда-то я и поняла, зачем он требовал от меня поддерживать форму. Если бы не тренировки, я подломила бы ноги, и на этом наш побег бы и закончился. Но я ловко спустилась на землю, замечая, как изо всех соседних клеток выпрыгивают мои бедные сотоварищи и целый отряд котов.
   На беду глупенький львенок в прыжке уронил алюминиевую мисочку. Та со звонким стуком налетела на камень, отскочила, наткнулась на другой камень, словом подняла шум и грохот. Сторож сразу встрепенулся, направился посмотреть на зверей и обнаружил их улепетывающими. Сторож со всей силы засвистел в специальный свисток и заорал:
   - На помощь! Животные сбежали!
   Из домика на колесах высыпали все работники зверинца вместе с поддельным директором несуществующего цирка и бросились в погоню.
   - Бегите и ни о чем не беспокойтесь, - спокойно произнес мастер Мяолинь. - Мы задержим их. Против лапкидо им не устоять!
   Что произошло потом, я не видела. Я слышала мяукание, крики людей, ахи, охи, шипение и треск сучьев. А когда мы достаточно углубились в чащобу, все звуки стихли.
   Я подумала, что в густых зарослях я, буйвол и зебра оставим за собой след, по которому легко будет нас выследить. Поэтому мы нашли лесную дорогу, долго по ней бежали, наткнулись на ручеёк, прошли по нему гуськом с полкилометра, и на ближайшей полянке сели передохнуть.
   - Мы не хотим больше иметь дело с людьми, - заявили зайцы. - Нам и тут хорошо.
   И они, помахав лапками, скрылись за деревьями.
   - Ну и мы тоже, - подумав, сказали волки с лисами. - Мы не пропадём. Мы к такому лесу привычные.
   Они унеслись вслед за зайцами, а мы - бегемотиха, буйвол, зебра и львенок с гепардом - стали строить планы на ближайшее будущее. Честно говоря, я не предполагала, что мастер Мяолинь найдет нас, и принялась ломать голову, как же нам незаметно добраться до какого-нибудь цирка. Как выяснилось, мы все, даже буйвол Алик, были артистами и ничего другого, кроме как выступать на арене, не желали.
   Мы слегка приуныли, так как планы всё не строились, но, к счастью, на полянку, где мы прятались, неожиданно выскочили восемь котов. Среди них был и мой дорогой мастер Мяолинь. Коты неторопливо прихорошились, пригладили помятую шёрстку, зализали небольшие ранки.
   - Путь лапкидо был долог и труден, но он принес свои результаты, - промурчал рыжый котяра с рассеченным ухом.
   - Вы спаслись! - воскликнула я. - А как же Тузиков? А сторож?
   - Думаю, пару недель им придётся провести в больнице, - пояснил белый кот с чёрными пятнышками.
   - Вас, оказывается, целая команда! - подал голос гепард. - Кто же вы такие?
   Мой друг Мяолинь, с гордостью оглядев товарищей, и сообщил:
   - Кто мы и откуда мы, знать не обязательно. Достаточно того, что мы помогаем обездоленным, и что у нас есть силы для добрых дел. Каждый из нас долгое время жил в Шаолине, изучая боевое искусство лапкидо. Когда-нибудь, я поведаю историю котов из Шаолиня, историю скорой звериной помощи, но не сейчас. Мы поставили себе цель закрыть все передвижные зверинцы, и мы достигнем ее.
   - А потом? - поинтересовался Алик.
   - А потом возьмёмся за уличных фотографов, предлагающих сняться с несчастным животным. А потом освободим всех лошадок и пони, вынужденных дни напролет на больных ногах, сбитых жёстким асфальтом, катать по городу зевак и туристов.... Кстати о лошадях! Время не ждёт! Я узнал, что здесь неподалеку есть конюшня, и люди, работающие в ней, готовы приютить вас. Они уже предупреждены! Идёмте!
   Мы послушно потрусили за Мяолинем и его командой. Ферма, на которой выращивали спортивных лошадей, находилась в пригороде. Нас там встретили, надежно укрыли от посторонних глаз, а затем переправили в два зоопарка -- меня в Лопушинск, а остальных в Нижний Новгород...
   - Что-то мы тебя раньше не видели, - засомневалась лисичка Люся. - Уж бегемота мы бы заметили!
   Матрёна Чемодановна кивнула головой:
   - ... Это не удивительно. Когда Лев Карпыч встретил меня на вокзале, он сразу поведал мне, что понимает звериный язык. Я рассказала ему всю мою печальную историю, признавшсь, что более всего на свете я мечтаю об искусстве.
   - В Лопушинске нет цирка, - промолвил Лев Карпыч. - Но у меня есть неплохая идея! Мы пошлем тебя в Москву, в звериный институт культуры, и там тебя научат, как организовывать цирковые выступления.
   Так я очутилась в Москве. В течение года я постигала науки о прекрасном, а как только я получила образование, вернулась в Лопушинск. Тут-то вы меня и заметили.
   - Да уж, - протянул Бублик. - Это мы помним. Ты как бабахнула кулаком по столу, Прохор весь перемазался кашей!
   Тётя Мотя взглянула на часы, выуженные из крохотного карманчика жилетки, поцокала языком:
   - Нам пора, друзья мои! Через пять минут начнется спектакль!
   - Постойте! - заартачилась Брыська, когда все устремились к воротцам. - А откуда здесь взялся мастер Мяолинь?
   - Матренушка позвонила мне по телефону, и я прибыл, - пожал плечами кот. - И, как оказалось, очень кстати.
   - Ты умеешь звонить по телефону?! - с восторгом воскликнул бельчонок.
   - Да что тут сложного? - муркнул Мяолинь. - Нажимай себе кнопки. Это вам не мышей ловить...
   - Ой! - пискнул вдруг тоненький голосок из-под ног Мефодия.
   Глядя на удирающую со всех ног мышку Мушку, зверята дружно рассмеялись.
   - Я больше рыбку уважаю, - признался Мяолинь и облизнулся. - Мыши -- это не по мне.
   - Выходит, тот хозяин зверинца, от которого ты сбежала, повсюду искал тебя, - догадался Зяма. - А как нашел, захотел тебя украсть, чтобы снова открыть зверинец.
   Матрёна Чемодановна снова кивнула:
   - Выходит, что так. Я его сразу не признала из-за чёрных очков и шляпы.
   Мефодий с влюблённым выражением лица навернул пару кругов вокруг бегемотихи, а затем мечтательно произнес:
   - А напишу-ка я в наш "Колокольчик" автобиографию Матрёны Чемодановны!
   - Ну-ну! - усмехнулся Бублик. - Ты, Мефодий в буквах запутаешься! Говорить ты мастак, а вот писать...
   - Настоящему мужчине совсем необязательно уметь писать, - заявила Шумка. - Главное, чтобы он был храбрым и сильным!
   - Как баран Федя, небось? - ехидно поинтересовалась Люся.
   - При чем тут этот остолоп? - Шумка повернулась и с обожанием посмотрела на поросёнка, отчего тот покраснел, как спелая вишенка. - Вот, как Прошенька, например.
   Сёма предательски хихикнул и толкнул приятеля плечом.
  
   Глава 11
   Чуча-мачуча
  
   Цирковое выступление пополнилось новым номером -- показательным танцем лапкидоистов Сёмы и Прохора, который болтушка Мефодий тут же обозвал "семичастным ката". Лосёнок выстукивал копытцами ритм, зайка барабанила, страус трубил, и под эту шумную музыку кабанчик с волчонком демонстрировали самые красивые приёмы борьбы. Мальчишки, с открытым ртом наблюдавшие за представлением, долго хлопали и не желали отпускать артистов со сцены. Сёме и Прохору даже пришлось повторять выступление.
   Пока зверята развлекали публику, Лев Карпыч сходил в полицию. Он подробно рассказал следователю об утренних событиях, а также сфотографировал неудачливых злоумышленников. Заодно выяснил, что фальшивого режиссёра, бывшего директора передвижного зверинца, давно уже разыскивали из-за жестокого обращения с животными.
   - Ничего! - пообещал полицейский. - Теперь гражданин Тузиков не скоро захочет иметь дело с бегемотами. Мы ему штраф выпишем и во все цирки страны вышлем предупреждение, что он аферист. А еще он пятнадцать суток отработает на уборке города. Куда бы его пристроить?...
   - Отдайте его нам, - предложил Лев Карпыч. - Зоопарку давно требуется генеральная уборка, а рук не хватает. Мы его поставим вольер у копытных чистить. И шайке его найдется дело.
   - Хорошо, - согласился полицейский. - В зоопарк, так в зоопарк.
   Зяма с Бубликом тут же произвели экстренный выпуск газеты "Колокольчик", где поведали читателям и слушателям о героическом поступке двух друзей. Крупные фотопортреты улыбающихся Прохора и Сёмы сразу бросались в глаза, привлекали внимание, поэтому в том, что у газеты мгновенно собралась толпа людей, не было ничего удивительного. Люди вслух читали репортаж об отважном поступке приятелей и порицающе разглядывали мелкие фотографии преступников.
   Мастер Мяолинь, прищурившись, с ветки раскидистого дуба рассмотрел газету на воротах зоосада, аккуратно вылизал бока, поправил усы. Потом спрыгнул вниз -- никто на него даже и не глянул, потому что нет ничего необычного в разгуливающей по улице кошке, -- и направился к своим ученикам.
   - Я должен покинуть вас, малыши, - заявил он. - На свете ещё много зла и несправедливости. Завтра я уезжаю.
   - А как же лапкидо? - воскликнул огорченно Сёма. - Занятия кончились?
   - Лапкидо не может кончиться. Лапкидо - длиною в жизнь, - сказал кот. - Помогайте слабым, пресекайте зло, тренируйте дух и тело. Что делать с лапами и хвостами, вы знаете. А новые приёмы выучите по видеофильму, который я оставил Матрёне Чемодановне.
   - А если мы выучим неправильно? - с сомнением хрюкнул Прошка.
   - Я буду навещать вас. Раз в месяц или чуть реже, так что смогу подправить ошибки.
   - Все равно, жаль расставаться..., - грустно проговорил волчонок.
   Мастер Мяолинь загадочно улыбнулся:
   - Кто знает, может расставание наше временное. Когда-нибудь нашей команде понадобятся свежие силы... Меньше слов, малыши, больше дела! Чао!
   Кот махнул хвостом, легко, без видимых усилий, взлетел на забор, сверкнул изумрудными глазами и скрылся из виду.
   - Мы пропустили пробежку, - хмуро произнес Прохор. - Побежали, что ли, не то разнюнимся.
   Он припустил по привычному маршруту -- сто кругов по периметру площадки. Сёма еще раз оглянулся -- а вдруг Мяолинь передумает? - и побежал следом.
   - Похудел наш Прошенька, - покачала головой Шумка. - Не кабан, а скелетина. Жалко его...
   - По-моему, нормально, - возразила Брыська. - Тебе надо с бабой Катей объединиться. Вместе будете причитать, как деточка плохо кушает.
   Шумка надулась, но через секунду забыла обиду, потому что принялась скакать по площадке, путаясь у бегунов под ногами.
   Спортсмены и бестолковая зайка носились по вольеру, а Матрёна Чемодановна подозвала остальных зверят и о чем-то с ними зашушукалась. Дождавшись, когда поросенок с волчком преодолеют дистанцию, она торжественно произнесла:
   - Дорогие мои Прошенька и Сёмочка! Я хочу сказать вам огромное спасибо за то, что не растерялись перед лицом опасности и помешали негодяям похитить меня. И в качестве благодарности от меня предложить вам... предложить...
   Бегемотиха три раза взмахнула хвостом, словно дирижёрской палочкой, после чего зверята хором закричали:
   - Чучу-мачучу!
   Они налетели на двух друзей, подбросили в воздух, затем еще раз, затем тёте Моте-бегемоте на спину. Сторож Кузьма Кузьмич распахнул дверцы вольера и с Матрёной Чемодановной во главе молодняк устремился к бобровому пруду.
   Гости зоопарка, глядя на спешащую к водоёму толпу, поддавшись всеобщему радостному чувству, побежали за бегемотихой и зверятами. Кузьма Кузьмич направился туда же, бормоча на ходу философские замечания:
   - Ну, звери -- оно понятно. Ибо обладают звериной сутью. Но люди! Людей касаемо -- всё одно есть. Под ихними людскими натурами располагатся натуры животные. Сей феномен любопытен, но непреложен.
   У самой кромки пруда Матрёна Чемодановна притормозила, что-то быстро кинула себе в рот из самого большого кармана жилетки, а потом решительно ринулась в воду. Весёлым фонтаном взметнулись ввысь радужные брызги. Прохор с Сёмой взвизгнули, люди ахнули. Ещё ничего не понимая, приятели уцеплись за тёти Мотины уши, но удержаться им не удалось. Мощная струя, вырвашаяся откуда-то снизу из-под огромной пасти Матрёны Чемодановны, подбросила зверят прямо в небо.
   Поросёнок и волчок взлетели вверх, перевернулись, начали падать, но другая струя -- мягкая и нежная -- поймала их, аккуратно опустила на загривок тёти Моти, чтобы вновь подкинуть к облакам. А потом струй стало много -- они появлялись со всех сторон сразу и то щекотали зверят, то гладили, то подкидывали, то покачивали. Было чуть страшно, но ужасно весло и ужасно приятно.
   Поймав несколько капель одной из струй Прохор вдруг ощутил на языке малиновый вкус. Наверное, Сёма тоже обнаружил это, потому что принялся лакать вырывающиеся потоки воды. Малиновый вкус сменился апельсиновым, тот -- мятным, потом шоколадным, затем ореховым. Проша и Сёма купались в этой радуге вкусов, ныряли, взлетали, кувыркались, ловили ртом ароматные струи и от души хохотали.
   Потом вдруг вкуснятина кончилась, зато водные потоки неожиданно окрасились самыми яркими, самыми невообразимыми оттенками. Будто северное сияние заиграли вокруг бегемотихи фантастические сполохи фонтанчиков. Сквозь них кабанчик с волчком казались попеременно синего, красного, жёлтого, зелёного, оранжевого, бирюзового цвета. Картина эта завораживала и наполняла душу восторгом. Ничего красивее Прохор и Сёма в своей жизни не видели - никакие телевизоры, игрушки и салюты не шли в сравнение с неоновым рисунком водяного узора, искусно сплетаемого брызгами из-под Матрёны Чемодановны.
   Ровно в тот момент, когда зверята начали уставать от взлётов и кувырков, тётя Мотя осторожно опустила приятелей себе на шею и тихой поступью выбралась на берег. Взъерошенные Сёма и Прохор скатились на землю с ее спины, как с детской горки, оббежали Матрёну Чемодановну и, очутившись перед её огромным лицом, порывисто прижались к тёплой влажной щеке. Сёма набрал в лёгкие воздуха, чтобы сказать что-нибудь доброе и ласковое, но тётя Мотя-бегемотя опередила его:
   - Я вижу, чуча-мачуча вам понравилась. Тогда не будем терять время на разговоры. Бегите скорее ко Льву Карпычу, он уже зарядил фильм про лапкидо. А с остальными мы опробуем хоровое пение.
   - Обожаю пение! - завопил Мефодий. - У меня лучшее бельканто во всем зоопарке! Мой лирический баритон произведет фурор!
   Матрёна Чемодановна Плюшкина нежно улыбнулась и кивнула:
   - Ну, разумеется. Я ничуть не сомневаюсь в этом.
  
   Глава 12, вернее, приложение.
   Толковый словарь Мефодия
  
   Страусёнку повезло ещё до рождения -- сквозь толстую скорлупу яйца он выслушал множество любопытных слов, произнесённых хозяином магазинчика, в котором появился на свет Мефодий. Владелец лавки редкостей был на редкость образованным человеком. И покупатели к нему приходили интеллигентные, начитанные. Частенько они посещали магазинчик не ради покупки, а ради хорошей обстоятельной беседы с умным человеком, каковым, несомненно, являлся хозяин лавки.
   Темы разговоров бывали самые разные и неожиданные -- от музыки до космических летательных аппаратов. Неудивительно, что Мефодий впитал в себя премудростей больше, чем средний человеческий гражданин. Добрую часть замысловатых фраз страус не понимал, зато знал, в какой момент их надобно произносить. От этого Мефодий казался всем чуть ли не учёным.
   Чтобы понимать, о чем вещал нахватавшийся словечек страус, нужно объяснить некоторые его выражения. Матрёна Чемодановна не поленилась и составила толковый словарь Мефодия. Сама она, хоть и знала все диковинные слова страусёнка, хотела бы, чтобы их знали и остальные. Чтобы все были на равных -- и читатель, и тётя Мотя.
  
   Непонятности главы 2.
  
   Генетическая память. Гены - это не мальчики с именем Геннадий, гены - это кусочки хромосом. А хромосомы - это малюсенькие части клеток, из которых состоит любой живой организм. В генах, как в компьютере, записана полная программа развития организма. Например, в них может быть указано, что глаза у Васи Иванова должны быть голубого цвета, дорасти он должен до ста восьмидесяти сантиметров, а на носу и на щеках по весне начнут расцветать веснушки. С генами ни человек, ни зверь ничего поделать не может - что мама с папой подарили, то на всю жизнь и останется. Скажем, некоторые ужасно любят побегать, потому что родители любили движение, а родителям передали ген подвижности бабушки и дедушки. То, что пришло от далеких-далеких предков, - это и есть генетическая память.
  
   Геометрический. Значит, относящийся к геометрии - науке о фигурах и линиях. Когда упоминают геометрический узор, подразумевают, что он составлен не из цветочков или бабочек, а из треугольников, квадратиков, кружков и палочек. Судя по всему, Мефодий не смог распознать в рисунке Афони что-либо ясное, и поэтому назвал его геометрическим.
  
   Длинноносая кузиманза. Милый симпатичный зверёк, обитающий в Западной Африке. Пушистенькая, с вытянутой мордочкой кузиманза день-деньской ворошит траву и переворачивает камушки в поисках жучков и червячков. При случае не побрезгует и лягушкой. Ночью спит, днём ищет пропитание. Никаких особых волнений в душе обычной кузиманзы никто до сих пор не замечал. И перед тяжёлым выбором ни одна кузиманза за всю историю Африки не вставала. Похоже, Мефодий приписывает этому простому трудолюбивому зверьку качества своей беспокойной натуры.
  
   Ситатунга. Крупная африканская антилопа с поперечными полосочками на боках. Удивительно то, что отлично плавает и, вообще, любит воду. Большую часть жизни проводит в болотах или в камышовых зарослях неглубоких рек. Спасаясь от хищников, может нырнуть под воду, выставив одни лишь ноздри. Говоря о полёте ситатунги, Мефодий явно ошибается, поскольку чего-чего, а летать эти упитанные и не слишком грациозные создания пока не научились.
  
   Саванна. Протяжённая открытая местность, на которой растёт трава с редкими кустами и деревьями. Саванны распространены, в основном, в Африке и Южной Америке - там, где сезоны дождей чередуются с долгими засушливыми периодами. Слоны, жирафы, зебры, носороги, антилопы, львы, гепарды и леопарды живут именно в саваннах. Ночь в саванне черна, как смола, но некоторым животным вроде летучих мышей или птиц-козодоев темнота не проблема. Однако, среди них точно нет ситатунги.
  
   Златокудрый. То есть с золотыми (рыжими или светло-жёлтыми) кудряшками. Солнышко, конечно, не имеет кудряшек. Мефодий выразился здесь поэтически, имея в виду цвет солнца.
  
   Куртуазный. Изысканный, чрезвычайно любезный, вежливый и учтивый. Применительно к Колобку куртуазность выглядит насмешкой, поскольку Колобок довольно нахальный, невоспитанный тип. Может, Мефодий, под куртуазностью понимал что-то иное?
  
   Непонятности главы 4.
  
   Фибры души. Когда говорят "всеми фибрами души", подразумевают "изо всех душевных сил". Таким образом, Мефодий хотел сказать, что посетители зоопарка очень-преочень хотят увидеть акробатические выступления воспитанников тёти Моти. Если кому-то интересно, можно добавить, что "фибра" в переводе с латинского означает "нитка", "жилка", "волокно". То есть, фибры души -- это нити души. А что такое душа и где она живёт -- вопрос сложный. Ответ на него неизвестен даже Льву Карпычу, не то что маленькому страусёнку.
  
   Катарсис. Дословный перевод с греческого языка - "очищение". Имеется в виду не мытье рук или ног, а очищение души от тяжелых, трудных, больных воспоминаний. Такое очищение обычно происходит под воздействием искусства: просмотра фильма, прочтения книги, прослушивания музыки. Картина, повесть или мелодия могут напомнить человеку о тяжком грузе в его душе, заставить заново пережить непростые моменты жизни, чтобы в конце-концов испытать невероятное облегчение, когда книга закончится или музыка отзвучит. От чего мог освобождать свою душеньку Мефодий при помощи циркового представления, не очень понятно. Жизнь его проста и легка, и воспоминаний, кроме магазинчика редких вещей с добрым хозяином, у страусёнка практически нет.
  
   Непонятности главы 5.
  
   Дети -- цветы жизни. Этот афоризм приписывают знаменитому русскому писателю Максиму Горькому, хотя именно такой фразы у Горького нет. В рассказе "Бывшие люди" можно найти похожее предложение: "Дети -- живые цветы земли, но на Въезжей улице они имели вид цветов, преждевременно увядших". В любом случае, высказывание о детях и цветах очень известное и демонстрирует знакомство Мефодия с литературой.
  
   Особь. Тут все просто. Это отдельно живущее существо, то есть особенное, отличное от других. Каждый из нас является особью. Даже Мефодий или Прохор.
  
   Непонятности главы 6.
  
   Муза. Покровительница искусства или науки. Слово пришло к нам из древнегреческой мифологии. Музы были дочерьми Зевса и, стало быть, богинями. Считалось, что они дарили вдохновение и помогали творить певцам, поэтам, танцорам, артистам. Причитая "Посетит ли меня Муза?", страусёнок вопрошает сам себя, сумеет ли он сочинить стишок. У творческих натур всегда так -- вместо простого приказа головушке подумать они начинают призывать таинственную Музу.
  
   Парнас. Священная гора в Древней Греции, на которой обитали музы и бог солнца Апполон. Сейчас Парнасом именуют мир поэзии. Мефодий стремится на Парнас, то есть желает стать настоящим поэтом.
  
   Пегас. Волшебный древнегреческий крылатый конь, который умел летать прямо на Парнас к Музам. Но не стоит думать, что Пегас был нежной поэтической лошадкой. Он был способен не только возносить на Парнас героев и сочинителей, но и доставлять громы и молнии Зевсу. У Мефодия Парнас с Пегасом безбожно перепутались, так что повторим ещё раз: Парнас -- гора, Пегас -- конь.
  
   Примитивизм. Стиль в искусстве, в котором автор нарочно рисует или сочиняет в крайне простом виде, как если бы это сделал ребёнок или даже первобытный дикарь. Относительно соломы в стихах зайки Мефодий в чём-то прав. Современного человека проблема соломы не интересует, а вот какого-нибудь питекантропа очень даже. Поэтому стих про солому -- примитивизм.
  
   Непонятности главы 7.
  
   В руках таланта все может служить орудием к прекрасному! Полный текст фразы выглядит так: "В руках таланта все может служить орудием к прекрасному, если только нравится высокой мыслью послужить прекрасному". Автором афоризма является Николай Васильевич Гоголь. И как только страус сумел запомнить такое длинное предложение? А главное -- как ему удалось произнести его столь уместно?
  
   Эфир. Давным-давно, когда люди еще не знали о существовании электрического и магнитного поля, а также поля притяжения планет, эфиром назывался один из пяти видов вещества. Этими видами также были земля, вода, воздух и огонь. Считалось, что при помощи эфира передается свет и воздействие одного предмета на другой. Физики опровергли существование непонятного невидимого эфира, но словечко осталось. Оно частенько употребляется для обозначения радио и телевидения, поскольку радиоволны и сигналы для телевизора, как и эфир, глазами не посмотреть.
  
   Зефир. Товарищи страусёнка подумали о сладком лакомстве, хотя Мефодий подразумевал тёплый ласковый ветерок, получивший свое имя от древнегреческого бога воздушных струй. Может быть, Мефодий вспомнил строчку Пушкина "Ночной зефир струит эфир...", а, может, имел в виду, что новости будут разноситься, как весенний ветер. К сожалению, Мефодий не пожелал объяснить, почему ему в голову пришло такое название газеты.
  
   Заезженный штамп. Так обычно называют что-нибудь, часто и назойливо повторяющееся и успевшее всем надоесть. Скажем, во многих телепередачах и газетных заметках употребляется выражение "люди в белых халатах" вместо простого слова "врачи". Это пример речевого штампа. Вообще же, штамп -- это печать, которую ставят на всяческие документы. Штампиком бойко шлёпают по бумаге, воспроизводя один и тот же рисунок. Так же шлёпают и речевым штампом: хлоп! - и словечко, хлоп! - и фразочка, да только все они одинаковые и неинтересные.
  
   Непонятности главы 8.
  
   Сублимировать. Это очень-очень умное слово. Тот, кто его употребляет, в глазах других выглядит ужасно учёным. До чего же образованным был владелец магазинчика, если даже сквозь скорлупу яйца сумел наполнить Мефодия такими выражениями. Сублимировать -- значит перенаправлять силу плохих чувств на полезное действие, чаще всего на творчество или спорт. Человек, поругавшийся с приятелем или с родителями, кипит, пыхтит, сердится и не может успокоиться. Но если возьмёт в руки в карандаш, чтобы выплеснуть злость в рисунок, изобразит всевозможные скелетики и страшные рожицы, то раздражение постепенно исчезнет. Или, если не умеет рисовать, поколотит боксёрскую грушу, выпустив пар через кулаки. Это и будет сублимацией. Не очень ясно? Ну, ничего, подрастёте, закончите потихонечку школу, институт, аспирантуру, там и поймёте....
  
   Непонятности главы 9.
  
   Кардио-респираторная система. Ох, любит Мефодий поважничать! Вместо этого замысловатого выражения мог бы просто сказать -- сердце и лёгкие. "Кардио" по латыни означает сердце, а "Респирацио" - дыхание. Бег и ходьба в первую очередь развивают именно сердце и дыхание. Тот, кто много двигается, много и дышит, проветривает лёгкие, увеличивает их объём, а также укрепляет мышцы сердца. От этого человек или зверь становится выносливым и почти не болеет.
  
   Профиль и анфас. Профиль -- это вид сбоку, анфас -- вид спереди. Мефодий совершенно зря волновался. Он красив и в профиль, и в анфас.
  
   Фотогеничность. Слово длинное, но очень простое. Это способность хорошо выглядеть на фотографиях. Бывает так, что человек в обыденной жизни всем кажется красивым, милым, интересным. А на фото получается просто ужасным. Про такого говорят, что он нефотогеничен. А бывает наоборот -- ходит тихой серой мышкой, взгляду не на что упасть, зато на портрете писаный красавчик. Значит, фотогеничен.
  
   Феноменальный. Выдающийся, редкий, небывалый, исключительный.
  
   Казус. По-другому это -- случай, происшествие, приключение, событие. Мефодий мог бы удивиться произошедшим событиям чуть более просто, воскликнув, например, "Небывалый случай!". Но, как всегда, он предпочёл непонятное всем выражение "Феноменальный казус!". Вот сидите теперь и думайте: то ли страус захотел повыпендриваться, то ли его артистическая душа не смогла изъясниться иначе.
  
   Непонятности главы 10.
  
   Пенаты. В древнеримской мифологии Пенаты -- это божества, охраняющие дом, семью и продовольственные запасы. Фраза "вернуться в родные пенаты" не совсем верная, потому что пенаты -- это не здание, и не город. Правильнее было бы сказать "вернуться к родным пенатам", то есть, к своим покровителям домашнего очага, то есть в родной дом. В сущности, данное выражение тоже является речевым штампом, но очень уж красивым. Не зря оно так понравилось Мефодию!
  
   Автобиография. История собственной жизни расказчика. Фраза "автобиография Васи Иванова" -- неграмотная. Если о жизни Васи повествует кто-то другой, то надо говорить "биография Васи Иванова", а если сам Вася -- то просто "автобиография". Мефодий путается в тонкостях языка, но пока ещё ему простительно -- он маленький.
  
   Непонятности главы 11.
  
   Ката. Это понятие присуще любому восточному боевому искусству -- и карате, и таэквондо, и, разумеется, лапкидо. Ката -- это последовательность движений во время ведения боя. Ката разучивают, чтобы потом, в момент опасности, тело само вспомнило, что и как надо делать руками, ногами и хвостами. Говоря о семичастном ката, Мефодий подразумевал, что цепочка взмахов и ударов, демонстрируемых лапкидоистами, состояла из семи частей. На самом деле, никто про ката так не выражается. Семичастный -- это чистая придумка Мефодия.
  
   Бельканто. Можно петь отрывисто, хрипло, сурово, тяжело, а можно петь в стиле бельканто, то есть, легко, воздушно, плавно и очень красиво. Бельканто с итальянского так и переводится: красивое пение. Если вы когда-нибудь послушаете итальянские оперы или неаполитанские песенки, знайте, что их исполняют в стиле бельканто. Насчёт Мефодия... Гм... При всем уважении к нему, назвать кудахтанье и резкие вопли этим замечательным словом, наверное, не вполне будет уместно.
  
   Лирический баритон. Мужские голоса у певцов делятся на три вида. Высокий голос - это тенор. Низкий - это бас. А между ними располагается средний - баритон. Вообще-то, у детей голоса называются совсем по-другому, но, возможно, когда Мефодий вырастет, у него обнаружится именно баритон. Лирический баритон похож на тенора, такой же мягкий, певучий, но только чуть пониже. В телевизоре всякие серьезные песни на правительственных концертах поют дяденьки с лирическими баритонами. Жалко, что страусов туда не пускают - ни в зал, ни на сцену.
  
   Фурор. Шумный успех, который выражается громкими проявлениями восторга и всеобщим одобрением. Вот, например, если Лев Карпыч придёт и скажет, что уроки чистописания навсегда отменяются, новость эта произведет фурор среди молодняка. А если баба Катя сообщит, что на полдник вместо капусты будет морковка, то никакого фурора это не вызовет - так, маленькая радость.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"