Всю неделю Серёга Масухин был паинькой: послушно погулял по залам музея истории зулу, кротко прокатился по саванне и поснимал на камеру скучающих антилоп, терпеливо высидел на двухчасовом гиппо-туре по бегемотьим местам. А затем с надеждой спросил:
- Может, на рыбалку, а?
Масухин - страстный рыбак. В Южную Африку, как, впрочем, и в любую другую страну, где ему удалось побывать, он сорвался по одному лишь намёку на безбрежные возможности посидеть с удочкой в руках. Мы и сами оказались в ЮАР случайно - Air France, чьи скидки постоянно мониторил наш приятель Лёша Гамов, предлагал улететь из Парижа в Йоханнесбург всего лишь за один евро. И бесплатно вернуться обратно. Против такого феерического предложения опытный путешественник Лёша устоять не смог. Алексей ворвался ко мне в кабинет и закричал, что надо ехать. И мы - Лёша, его жена Яна, я, мой муж Олег и наш общий дружище Масухин - поехали. Для этого, правда, нам пришлось изрядно потрудиться, добывая южноафриканскую визу. Но это совсем другая история.
Вывезти Серёгу на рыбалку мы планировали в небольшом городке Сент-Люсия на восточном берегу ЮАР, там, где воды одноимённого озера через недлинный рукав впадают в Индийский океан. У рукава не было своего названия, по местным картам он именовался просто "эстуарий".
Как сообщает география, эстуарий - это воронкообразное устье реки, расширяющееся в сторону моря. В бассейне эстуария активно перемешиваются пресные потоки реки, содержащие большое количество питательной органики, и солёные приливные массы моря. Морские волны взбаламучивают эту органику, не дают осесть на дно и тем самым порядочно подпитывают прибрежный планктон, водоросли, а значит, и рыб, и всю прочую цепочку живности. В результате смешения и непрерывной циркуляции двух слоёв вод обычно образуется богатая экосистема с густой флорой и обильной фауной.
- Может, на рыбалку? - спросил Масухин, плотоядно поглядывая на бегемотов и крокодилов с борта экскурсионного теплоходика. - Если эти твари тут водятся, то уж рыба точно есть!
- Завтра, - согласился Лёша. - Культурную программу выполнили, можно и порыбачить.
Сойдя на берег, Гамовы и Масухин тут же отправились искать аренду лодок и рыбацкого инвентаря, а мы с мужем двинули на рынок за мясом для вечернего браай.
Браай - приготовление свежего мяса на свежем воздухе - традиция, возведённая южноафриканцами в ранг национальной святыни. Перед каждым домом, в каждом мало-мальски организованном скверике обязательно обустроены жаровни, а угли для местного шашлыка продаются повсюду, даже в самых захудалых деревенских лавках. Мясо же в ЮАР выше всяких похвал! Во-первых, его много и оно дёшево, а во-вторых... Во-вторых, оно божественно! Нежное, мягкое, ароматное, и неважно, свинина ли это, баранина, говядина, страусятина или мясо антилоп куду.
На рынке в рядах с промыслом народов провинции Квазу-Наталь меткий взор супруга выцепил белую пару - явно туристов. Олег поприветствовал их, бросил пару незначащих фраз о погоде и приятном отдыхе. Мужчина и женщина - они оказались бельгийцами - оба в очках, оба интеллигентного вида, с удовольствием откликнулись, мы поболтали о чём-то неважном, и разошлись бы, но Олег неожиданно, в порыве единения братских белых народов, поднял вверх авоську с мясом и потряс ею перед носом новых знакомых:
- А у нас скоро ужин! Видите сколько мяса? Давайте к нам!
- Гм, - сказал бельгиец Джон и облизнулся.
- Джон! - строго произнесла бельгийка Тильда, на что Джон заявил, что они ненадолго, и готов пойти с нами готовить ужин прямо сейчас.
"Ненадолго" вылилось в посиделки на всю ночь, проводов изрядно охмелевшего Джона и сердитую на него Тильду до их дома, затем проводов Джоном нашей компании, затем проводов Джона после его проводов, пока, наконец, разгневанные жёны не растащили супругов по своим норкам. Масухин же сладко спал и видел во сне удочку и ведро улова.
Наутро Серёга растолкал помятого Лёшу, и вдвоём они продолжили поиски лодки. Вечером арендовать ботик им не удалось. Недолго думая, приятели спустились к реке и поинтересовались насчет рыбалки у капитана вчерашнего теплохода из гиппо-тура.
- Рыбалка? На лодке? - ужаснулся капитан. - В эстуарий никто и никогда не выходит на лодке. Опасно!
- Крокодилы? - с пониманием дела осведомился Масухин, как бы невзначай давая понять, что крокодилы ему не страшны.
- Нет! Крокодилы - тихие парни. Опасны бегемоты. Всех, кто тихо движется по реке, эти исчадия ада воспринимают как конкурентов. А конкурентов они терпеть не могут. Они и между собой постоянно дерутся, и с крокодилами, и с Вами, сэр, тоже будут не против сразиться. - Капитан с уважением оглядел крепкую фигуру Серёгу. - Вы покажетесь им достойным соперником, сэр.
"Сэр" Масухин горестно вздохнул.
- Ничего, - утешил его Гамов. - В Кейптауне точно оторвёмся.
Неудача в Кейптауне
Насладившись отдыхом на восточном побережье Южной Африки, мы переместились на юго-запад. На крайний юго-запад - в Кейптаун. Два часа на самолёте местных авиалиний под хоровое пение темнокожих пассажиров закончились тем, что стюардессы - упитанные и жизнерадостные красавицы шоколадного цвета - спели и станцевали объявление о скорой посадке, сорвав продолжительные аплодисменты публики. На подлёте я сплющила нос об иллюминатор, высматривая знаменитую Столовую гору, но уставилась не на гору, и не на раскинувшийся огромным спрутом город - глаза неожиданно поймали в зелёном шельфе океана продолговатый плавно скользящий силуэт. Гигантское морское создание подплыло почти к самому берегу, изогнулось, сложившись почти пополам, развернулось и также вальяжно скрылось в глубине. По очертаниям чудовище походило на субмарину, а я до сих пор пребываю в недоумении, кто же это был и кого мне удалось разглядеть с высоты нескольких сотен метров? Акула или кит? По размерам скорее кит, но киты, вроде бы, не умеют так изгибаться. А если акула, то каких же она размеров?!
Прямо в аэропорту мы арендовали автомобиль. Это удобно, когда едешь в чужую страну дикарём. Дороги в Южной Африке идеальны - не чета нашим. Но почти нет светофоров. То есть, в городе с плотным движением, светофоры, конечно, присутствуют, но на окраинах или в небольших посёлках народ разъезжается, следуя очень простому правилу. Сначала едут две машины в противоположных направлениях, а перпендикулярная улица стоит. Затем такие же две машины едут по перпендикулярной улице, а первая улица их пропускает. Получается быстро и честно, в порядке очереди.
По самому Кейптауну мы прошлись пешочком, бросив автомобиль у гостиницы. У меня в детстве было две заветных мечты: побывать в Кейптаунском порту, где, как известно, с пробоиной в бору "Жанетта" поправляла такелаж, и спуститься в пещеру под Преторией, в которой когда-то знаменитый Роберт Брум откопал скелеты парантропов и прочих гоминидов. Брум - кумир моего детства. Лет в двенадцать я прочитала о нём книгу и пару лет затем бредила научными подвигами на почве антропологии. В пещеру, "колыбель человечества", мы спустились неделей позже, а пока дружно устремились в Кейптаунский порт - кто-то за мечтой, а кто-то за рыбой.
Пока мы, прогуливаясь по набережным и причалам среди яхт, катеров, барж и туристических корабликов, предавались блаженному переживанию чуда (подкреплённого замечательным обедом в португальском ресторане), Масухин страдал. Нет, он, разумеется, оценил прелестную старо-голландскую архитектуру в центре Кейптауна, и полюбовался видом знаменитой горы с облачком на макушке, и послушал дивные спиричуэлсы уличных артистов, но душа жаждала иного. Серёге мерещилась лёгкая моторка, леска и тунец на десять кило веса.
По духу Кейптаун мне показался похожим на Одессу - разноголосый, пёстрый, хитрованистый. И если в других городах, куда мы сунули свои любопытные носы, апартеид цвёл во всей красе - на бытовом, конечно, уровне - тут живут чёрные, а тут белые, то Кейп оказался единственным местом в ЮАР, где сепарации мы не заметили, и где люди были более раскованы, веселы, добродушны, хотя и несколько суматошны. Мы плыли в толпе по набережной, восхищаясь шикарными яхтами, горделиво покачивающимися у пристани прямо напротив шикарных магазинов. А Масухин плёлся сзади и ворчал, что поглазеть на посудины он мог бы и дома, в Питере, например, на Крестовском острове, и стоило ли тащиться к чёрту на рога ради глупых прогулок среди зевак и бездельников.
Поравнявшись с потрёпанным катерком в самом конце дока, Серёга решительно направился к его хозяину, пожилому африканеру с трубкой в зубах.
- Рыбалка? На лодке? - слово в слово повторил за капитаном бегемотьего теплохода мореход из Кейпа. - Только не в Тауне. Какая ж тут рыба? Вам надо на мыс.
Он махнул рукой куда-то в сторону океана, и Серёгины глаза загорелись.
Неудача на мысе Доброй Надежды
От Кейптауна до мыса Доброй Надежды около полусотни километров - час езды по извилистому шоссе и час по грунтовым дорогам вдоль суккулентных пустошей со страусами и антилопами. Во всех присутственных местах Кейпа - вокзалах, торговых центрах, кафе, заправках - можно бесплатно взять рекламные буклеты с описанием "Cape Peninsula Attractions". Среди туристических развлечений капского полуострова предлагается посетить знаменитый ботанический сад с огромной коллекцией растений, продегустировать вина в многочисленных погребах "винной дороги", прокатиться по скалистому серпантину вдоль берега моря с невероятными космическими видами, сфотографироваться у километрового указателя на крайней точке мыса и отсалютовать памятнику Васко да Гама, первому европейскому мореплавателю, обогнувшему мыс и проложившему путь в Индию. А также понаблюдать за африканскими пингвинами, китами и мартышками. Кольцевая автодорога опоясывает весь полуостров, по всему периметру её разбросаны городки и посёлки, в которых каждый найдёт себе занятие по душе.
Нагрузившись бутербродами, фруктами и местным кефиром (не помню, как называется, но обалденно вкусная штука), команда ринулась к мысу Доброй Надежды. Масухин расцвёл, ожил, рассматривая мелькающие за окном прибрежные посёлки.
- Чего-то море пустое, - попробовала сбить его настрой Яна Гамова, - никто не плавает.
- Шторм, - авторитетно развеял её сомнения Масухин. - Видите, как брызжет?
На каменистые пляжи накатывали мощные волны, дробясь о валуны и обломки скал. Фонтаны разбитых волн взмётывались на высоту полутора десятков метров.
- К вечеру утихнет, и вся рыба наша, - добавил Серёга. Он даже руки потёр от удовольствия.
У въезда в национальный парк с незамысловатым названием "Мыс Доброй Надежды", с нас содрали деньги и выдали пакеты для мусора. Вид у охранника с пакетами ничем не отличался от аналогичного секьюрити на Коркинских озёрах под Питером, так же флегматично собирающего дань и отрывающего мешки от рулона.
Мы добрались до конечного пункта и выползли из машины, обнаружив вокруг себя кучу туристов, преимущественно японцев и китайцев. Они безостановочно тарахтели. Компашка из трёх страусов - две девицы и их кавалер - с интересом бродили вокруг китайской группы, прислушиваясь к мяукающей речи экскурсовода.
- Не видать лодочек-то, - снова усомнилась Яна.
- Может, за маяком? - предположил Масухин.
На знаменитом мысе по большому счёту, кроме величественной природы, нет ничего. Разве что указатель с крест-накрест прибитыми стрелками, показывающими направление на Лондон, Токио, Нью-Йорк и Париж. Но природа - фантастическая! У мыса встречаются два океана: Атлантический и Индийский. Атлантический - серый, неласковый, с холодным Бенгельским течением из Антарктики, благодаря которому колонии пингвинов распространились здесь до субтропиков. Индийский - тёплый, прозрачный, тоже с мощным течением, названным в честь соседнего мыса - Агульяс. Агульяс - по-португальски значит "Игольный". Мыс Игольный является самой южной точкой Африки и находится почти в двух сотнях километров от Доброй Надежды, если считать по суше. Добираться туда долго и неудобно, поэтому он не столь популярен у туристов. Штормовые волны, образующиеся на стыке двух океанов между двумя этими мысами, таковы, что их видно даже из космоса. Это из-за них Бармоломеу Диаш, предшественник Васко да Гама, не смог обогнуть оконечность чёрного континента.
Мы взобрались на скалы, нависающие над морем, сначала по широкой мощёной дорожке с множеством скамеечек и смотровых площадок, затем по сухой каменистой тропке, затем по едва обозначенной стёжке. А потом и вовсе без каких-либо ориентиров, просто карабкаясь всё выше и выше. В какой-то момент открылся мыс Кейп Пойнт с маяком, а за ним - бесконечный горизонт бушующей водной стихии. И ни одного причала.
На обратном пути расстроенный Масухин ушёл в себя, выразив печаль тем, что углубился в тщательную и очень аккуратную очистку банана. Он надрезал верхушечку ножиком, затем принялся медитативно раскрывать мякоть, отдирая шкуру тоненькими лоскутами. Он провозился чуть ли не четверть часа над художественной разделкой банана, подворачивая полосы шкурки в кучерявый цветок. Когда фрукт был готов к употреблению и удовлетворял эстетическому вкусу самого въедливого перфекциониста, Серёгу атаковал бабуин. Нахальная тварь налетела на Масухина, вырвала из рук заботливо очищенный банан и с победными воплями унеслась в заросли кустарника. За ней, вереща, устремился бабуинский гарем, наблюдавший за бесстрашной выходкой вожака из соседних кустов.
- Тебе ещё повезло, - философски изрёк Лёша, кивая в сторону японской туристки. Та неслась напролом через колючки за обезьяной, в зубах которой болталась изящная дамская сумочка.
Калк Бэй и грек Жора
Темнота в Южной Африке опускается быстро - полчаса, и тебя окутывает густой мрак. Мы, к счастью, успели выехать из заповедника, одолеть перевал и спуститься на спокойное шоссе вдоль берега бухты, подпирающей с востока Капский полуостров. Солнце таяло за горным хребтом, мы неспешно катились, выхватывая в свете фар цветные пляжные домики и рельсы параллельно бегущей железной дороги. Мелькнул указатель "Kalk Bay", вдоль трассы потянулись домики прибрежного посёлка и запахи жареной рыбы. Запахи были столь отчётливы, что когда Лёша, сидевший за рулём, остановился без предупреждения у ресторанчика с гордой вывеской "fish and chips old-fashioned way", никто и не подумал спросить, в чём, собственно, дело.
Дело было в разыгравшемся аппетите. Мы как зачарованные двинулись к навесу и грубым деревянным столам и лавкам под ним. Ресторан выглядел заурядно, но ароматы текли умопомрачительные. Ткнули наугад в меню - принесли чудовищных размеров тарелищи с горой жареной картошки и здоровенными жареными же рыбинами. Молча, с приглушённым урчанием накинулись на еду, а когда первый голод был утолён, я подняла глаза на стойку, о которую флегматично опиралась толстенькая женщина средних лет. Над головой женщины висела православная икона и, чуть правее, рекламная надпись: "Fishing Trips 300R". Я толкнула мужчин в бок.
- Русская икона! - сказал Олег.
- Рыбалка!!! - сказал Серёга.
Он, позабыв об ужине, бросился донимать хозяйку вопросами о "fishing trips", на что та застеснялась и, смущённо улыбаясь, скрылась за дверцей. Секунду спустя перед нами предстал невысокий остроносый человечек в жёлтой рубахе.
- Джордж, - представился он. - Вы хотите порыбачить? Да, мы возим на рыбалку. Стоит триста рандов. В море выходим в шесть утра. Непромокаемую одежду и рыболовное снаряжение предоставляем. Годится?
Всё это он выпалил разом, подкрепив слова отчаянной жестикуляцией. Джордж был смугл, имел смоляные, с проседью волосы и плотную комплекцию. Я поинтересовалась насчёт православной иконы, Джордж радостно разулыбался.
- Я грек! - торжественно сообщил он. - Георгьос!
Узнав, что мы братья по вере, Георгьос радостно обнял и долго хлопал по плечу Яну, пока ревнивый Гамов не оттёр его от молодой жены. Жора, как тут же мы его окрестили, записал нас в специальную тетрадочку и угостил вином. Потом рассказал, что Калк Бэй - рыбацкий посёлок, и что нам повезло, что мы решили перекусить именно здесь, потому что нигде больше в здешних местах нет организованной рыбалки.
- А лодка большая? - спросила я.
- Большая! - важно ответил Жора. - С мотором и капитаном.
Масухин умилённо взглянул на грека. Мечты сбывались.
Выдвигаемся
Выход рыболовного ботика в море намечался на шесть утра, а, значит, подъём - на четыре. Масухин, как дошкольник, которому сообщили, что Дед Мороз приносит подарки только, когда дети спят, пренебрёг общим правилом посидеть со всеми вечерком за неспешным душевным ужином и отправился на боковую. Мы же сидели на крыше отеля (выход был открыт прямо из нашего общего номера и никакие правила не запрещали разгуливать по ней), решая, что бы такого обязательного завтра прихватить нам с собой.
- Купальник, - уверенно определила я, - пусть парни рыбачат, а я просто поваляюсь и позагораю.
- Да, - мечтательно кивнула Яна. - Я тоже позагораю. Мне эта рыба - до лампочки. Надо взять крем от загара.
- Еду! - пополнил список Олег. Еда была в любом из его списков, куда бы мы ни собирались. - Побольше еды! Шутка ли - полдня без пищи!
- Ром, - завершил Лёша. - Потому что моряки пьют ром. Там после Джона ещё полбутылки осталось.
Под нами светились огни ночного Кейптауна, где-то внизу тарахтел отбойный молоток - перекладывали асфальт, и, похоже, никого не волновали полуночные шумные работы. В Кейптауне всё так - народ очень терпимый, делай что хочешь, главное - не посягай на чужое. А с посягнувшими разговор короткий: в ЮАР разрешено оружие, и закон безоговорочно на стороне обороняющегося, даже если тому пришлось лишить обидчика жизни. А уж прогулки по неогороженной крыше или грохот молотков - сущая ерунда, не стоит и выеденного яйца...
Когда наутро мы подкатили к Жоре в половине шестого, тот напоил нас кофе и выдал по булочке. Мы вяло пожевали - организм ещё спал - и потаращились на двух других рыбаков, которые должны были ехать вместе с нами. Они сосредоточенно перебирали грузила и поплавки, их кофе стоял нетронутым. Они были толсты и задумчивы.
Георгьос заставил подписать нас лицензии на отлов - нам дозволялось поймать определенное количество рыбы определенного размера. Я подмахнула не глядя, поскольку держать в руках удочку не собиралась, а собиралась сибаритствовать под ласковым солнышком. Правда, сейчас, в шесть утра термометр показывал плюс четырнадцать, и мы сидели, закупорившись в тёплые ветровки, потому что на дворе стоял май - поздняя осень по меркам южного полушария. Днём в Кейпе было неплохо: и двадцать, и двадцать пять градусов, но едва солнце скрывалось, становилось зябко. Мы с мужем на всякий случай, с расчетом на свежий океанский ветер, под куртки напялили ещё и свитера, один Серёга легкомысленно облачился в футболку и джинсовую куртку. Георгьос, оценив его экипировку, многозначительно хмыкнул.
Нам принесли обещанную водонепроницаемую одежду: ярко-жёлтые штаны из непонятного материала с грудкой на помочах, а также резиновые сапоги до колена. Дерматиновые штаны были двух размеров: большие и маленькие, как сказал Георгьос. Большие оказались примерно шестидесятого размера, они пришлись впору двум господам, ковырявшимся в снастях, а маленькие - на пару размеров меньше. Мы забрались в "маленькие" портки, и развеселились. Что я, что Янка - обе выглядывали тонкими шейками из-за помочей необъятных штанов, как убогие сиротки из поношенного платья с чужого плеча. На Олеге и Серёге брючата сидели бы неплохо, кабы не длина. Им портки едва доходили до середины икры, отчего те выглядели то ли дебилами-переростками, то ли тирольскими пастушками. Только Лёша в ус не дул - по длине ему было нормально, а вопрос с шириной он закрыл, затолкав за пояс пакеты с сэндвичами и бутылку рому. Йо-хо-хо! Можно и на борт!
В кафе заглянул живописный, словно срисованный со старых советских фильмов, кадр: белая фуражка с якорьком на околыше, шкиперская борода, трубка в зубах, орлиный нос.
- Капитан, - сказал Жора. - Он проводит вас до лодки.
Капитан, с самым невозмутимым видом окинув взором разномастную компанию, развернулся и зашагал в сторону тёмного причала. Мы поспешили следом. Миновали симпатичный катерок с гладкой полированной палубой, прошли красавицу-яхту, проскочили несколько ботиков попроще, пока не уткнулись в крохотную старенькую посудину фактически без бортов на четыре банки с каждой стороны от капитанской рубки, вернее, от капитанского скворечника.
- Проходите, - флегматично каркнул капитан.
Я в ужасе переглянулась с Янкой. Мы немножечко не так представляли себе "fishing boat". Хрустальные мечты рушились.
Плывём
Ботик взял курс в открытый океан. Лодка затарахтела, тихим ходом отошла от пристани в бухту Фолс Бэй, в лицо тут же ударил яростный порыв ветра. Бухта, ограниченная материком с востока и Капским полуостровом с запада, - округлая, почти правильной формы с диаметром около пятидесяти километров. По прямой из Калк Бэя до мыса Доброй Надежды было вполовину меньше - чуть более двадцати километров. В самой бухте - в "фальшивом заливе", так переводится её название - рыбёшки было негусто, настоящие косяки начинались за мысом, туда-то мы шлёпали по волнам, рассекая тугую стихию.
Шлёпали - в буквальном смысле. Лодка подпрыгивала на волне и ухала вниз, обрушиваясь днищем во впадину среди бурунов. Так мы проскакали несколько минут, а когда тёмный берег с редкими огоньками скрылся из виду, бот окатило водой. Дно вспенилось, будто в него плеснули шампуня и взбили струёй из душа, и мои замечательные сапоги до колен, выданные заботливым владельцем судёнышка, моментально промокли. Ноги - ладно! Но вместе с ногами столь же быстро промокли брюки под якобы водозащитными штанами психоделического цвета. Вся нижняя половина тела за секунду стала замечательно мокрой. Верхняя половина выдержала натиск океана, поскольку была прикрыта плотной горнолыжной курткой.
- Ничего себе! - подал голос Лёша. - Вот так защита! У меня ниже пояса сплошная мокрень.
- И у меня, - хором крикнули Янка и Олег. А Серёга молчал. Выпучив глаза и обняв самого себя, он остолбенело таращился на водицу, плескавшуюся у нас под ногами, и губы его мелко тряслись. Думаю, что в тот момент они у Серёги были фиолетовые. Позже капитан нам сообщил, что утром температура воздуха и воды была одинаковой - четырнадцать градусов.
Сидеть в лодке было неудобно: банки для двоих тесны, держаться не за что. Мы с мужем вцепились друг в друга, а вместе - в совершенно гладкую вертикальную поверхность ящика неизвестного назначения, расположенного в самом центре утлого ковчега. Олег, правым боком свисавший над открытой водой, крепко меня обнял, а я, как заправский геккон, столь же крепко приклеилась к ящику. Кажется, тогда я подумала, что парам, испытывающим кризис в отношениях, полезно продавать такие вот фишинг-туры - тесное единение и сплочение рядов гарантированы.
Капитан прибавил скорость, ботик взрезал волну, и на несколько секунд весь экипаж оказался под водой. Я как смогла затянула капюшон и принялась припоминать молитвы. Потому что было с чего. Лодка с периодичностью в полминуты ныряла в бушующий океан, затем отфыркивалась, затем ныряла снова. Вал полностью накрывал ботик, и такая ерунда как мокрые штаны стала казаться детским пустячком на фоне дикого страха перед ревущей стихией. Очередная волна смыла за борт наш пакет с несколькими пачками сока и мысль о том, что так же легко вслед за соком могу отправиться и я, просто пригвоздила меня к банке. Я ещё крепче впилась в мужа и ящик.
Между двумя бурунами из своего скворечника высунулся капитан и сообщил, что сегодня свежо. Не удивлюсь, если его фамилия была Obvious.
Чем дальше мы удалялись от берега, тем с большей амплитудой прыгал ботик, и тем мощнее и яростнее обрушивались потоки воды. Если так штормит в закрытой бухте, что же ожидать в океане? От ужаса не чувствовались ни холод, ни голод, ни дикая качка, ни хлюпающая одежда. Господи! Во что мы ввязались?! Счастливчики - наше имя, иначе не угораздило бы выйти на ловлю в жестокую бурю. Это всё Масухин! Рыбалку ему, видишь ли, подавай! Купальники, крем от загара - ну не идиоты ли мы!
Я бросила взгляд на Серёгу. Судя по выражению на лице, он мысленно составлял завещание и размышлял о том, кому отписать недавно купленную машину, а также любимую джинсовую куртку, ничуть не согревающую его в прохладном солёном хаосе. Потом я скосила глаза на помощника капитана, тощего пожилого метиса в вязаной шапочке. Тот безмятежно спал, притулившись на какой-то жёрдочке. И я успокоилась. Не думаю, что капитан каждый день берёт с собой нового помощника взамен старого, смытого волной в море.
Рыба
Примерно через час барахтанья в Фолс Бэе, бот поравнялся с Кейп Пойнтом. Капитан заглушил двигатель и бросил якорь. К этому времени совсем рассвело, шторм стих, сменившись мерной нудной качкой. Подручные капитана вышли из спячки, засуетились, забегали по лодке. Один из них, молодой чернокожий парнишка, распахнул ящик, тот самый, к которому я старательно пыталась приклеиться, и вытащил из него две коробки мелкой мороженой рыбки. Другой начал отматывать от здоровенной катушки леску и крепить к ней крючки, поплавки и грузила. Каждому из рыбаков он выдал по снаряженному лесковому отрезу, упитанные джентльмены, наши попутчики, тут же опустили его в воду, насадив замороженную кильку (или что там) и вперившись в заплясавшие поплавки. По их примеру оживший Масухин спустил свою леску, а за ним и все остальные.
Лично я держала снасть второй раз в жизнь. Мои познания в тихой охоте (или это из другой оперы?) ограничивались тем, что когда рыба клюёт, надо сделать подсечку. Я с тоской вспомнила о планах позагорать, почавкала дырявым сапогом, выпуская из-под каблука струйки воды.
- Ти-ти-тихо, - шикнул как мог продрогший Серёга, - ры-ры-рыбу спугнёшь.
- Ага! - завопил не внявший его предостережениям Олег. - Клюёт!
Он уверенно дёрнул за леску и потянул к себе. Над бортиком показалась извивающаяся тушка длиной около двадцати сантиметров. Олег озадаченно уставился на улов.
- Акула, - разрешил его сомнения парень-помощник. - Маленькая акула. Мы такое не едим.
Олег, почесав макушку, снял беднягу с крючка и выпустил в море. Спустя пару минут тот же самый акулёнок снова попался ему на крючок. Рассерженный муж гаркнул на глупую тварь, что она ему надоела, та поняла и больше не попадалась.
- Педагогика, - сказал Олег, - великая вещь!
Между тем два иностранных приятеля, англичане, как сами они поведали, принялись таскать из глубин одну рыбину за другой. Некоторых обитателей морского дна они сразу возвращали на волю - пожилой метис, инспектировавший добычу, благосклонно кивал. Наверное, это была ядовитая или несъедобная рыба.
Когда Лёша вытянул забавную лупоглазую рыбёху и повертел ею перед носом Яны, метис взвился соколом и ножом рубанул леску. Упавшую животину он швырнул за борт пинком сапога.
- Не трогать! - строго приказал он. - Очень ядовита!
И выдал Лёше новый отрез для уженья.
Я кое-как изловила пару рыбин, подивившись, что пойманная рыба в точности то же вида, что и наживка, только крупная. Спросила, что это я такое поймала.
- Макрель, - ответил седой подручный.
- А это? - я ткнула в кильку из коробки.
- Маленькая макрель.
Пф-ф-ф! Ну и рыбалка! Макрель, она же ставрида, на макрель.
Лёша с Яной неожиданно вошли во вкус и с азартом погрузились в колдовство с грузиками и наживкой. Я ожидала такого же азарта от Серёги, и у ног того действительно трепыхалось штук шесть-семь макрелей, но сам Масухин вдруг очень серьёзно сдвинул брови и раздул щёки.
Масухин побледнел, замотал головой, перегнулся через бортик и отдал океану содержимое скудного завтрака.
Морская болезнь
Ботик нещадно болтало. Пока мы шли к Мысу, качка была преимущественно килевая - сердце ухало на гребнях и спадах, но желудок терпел. Когда же бросили якорь, лодку одолела бортовая качка. Судёнышко непрерывно переваливалось с боку на бок, как суетливая утка. Команде - живописному капитану, флегматично попыхивающему трубкой, и двум его подручным - всё было нипочём. Двум англичанам в накидках а ля плащ-палатка - тоже. Гордые подданные королевы невозмутимо выуживали океаническое богатство и чувствовали себя прекрасно. Леше Гамову, человеку-роботу, способному неделю не есть, не пить, не спать, мысль о морской болезни также не приходила в ясную голову. Остальным было несладко.
Меня затошнило практически сразу, как только схлынул восторг по поводу первого улова. Бросив леску, я уставилась в туманные дали, чтобы взгляд фокусировался на чём-то отдалённом и не замечал колебаний вблизи. Глаза обмануть удалось, а тело - не очень. Мне казалось, что я - пустой фанерный чемодан, внутри которого кучей, вперемешку перекатываются внутренности и всё норовят взглянуть, как оно там, на волюшке. А потом стало еще хуже - организм напомнил о естественных нуждах, однако в лодке я не нашла вообще ничего похожего на дамскую комнату. Да и на мужскую.
На подгибающихся ногах, усилием воли заталкивая обратно ком в горле, я подгребла к будке капитана и поинтересовалась, что делают леди, если им прямо посреди рыбалки приспичило в туалет.
- О"кей, - понимающе произнёс морской волк и выдал мне ведро. Сам он вышел из рубки, встал на носу возле пожилого рабочего и отвернулся. Видимо, технология была отработана, потому что как по команде и помощники, и два английских сэра явили мне спины и принялись что-то изучать на горизонте. За ними, оценив ситуацию, отвернулись и все наши.
Я долго рассупонивала одёжки, чувствуя себя капустой - слегка подтухшим кочаном. Когда же мокрые от волн одеяния спали вниз, меня яростно атаковала морская болезнь. О! Это был самый жестокий выбор в моей жизни: то ли облегчать нутро прямо на борт, но повести себя достойно в ином проявлении, то ли бежать и тошнить с голым задом за леером в кормовой части и ничуть не ручаться за последствия с другой стороны. Я до сих пор горжусь собой, горжусь своей выдержкой! В старости я буду важно рассказывать внукам о своей стойкости - я укротила бунтующий желудок и сделала всё по очереди. Потом вымыла ведро и передала его Яне, страдальчески переползающей через скамейки с вытаращенными от напряжения глазами.
- Прекрасно! - похвалил меня капитан. - Теперь леди не зелёная, а розовая.
Альбатрос
Клёв неожиданно кончился. Капитан, сообщив, что косяк уплыл, снялся с якоря. Ботик принялся рыскать по заливу, эхолотом прощупывая дно. Нашли неплохую стаю, выудили ещё с десяток рыб, причём Олегу упорно шли одни акулята. Он ловил их и выбрасывал, снова ловил и снова выбрасывал. Акул у Мыса Доброй Надежды много, пару раз в год от них погибает какой-нибудь неосмотрительный серфингист, а все пляжи, на которых можно купаться, огорожены сеткой.
- Акулы тянутся к своим, - сказал помощник, тот, который немолодой. Бог его знает, что он имел в виду. Если прожорливость, то я с ним была согласна.
Внезапно Яна Гамова вскрикнула:
- Клюёт! Тяжёлое!
Леска в её руках напряглась, зазвенела, поплавок ушёл глубоко в воду. Лёшка и Серёга бросились к ней на помощь. Упираясь и наматывая подтягиваемую леску на сапог, втроём они вытащили здоровенную красную рыбину, плоскую и зубатстую.
- Red Roman! - воодушевлённо загомонили англичане и подручные. Капитан выглянул из рубки, довольно хмыкнул. Толстые британские рыбаки с энтузиазмом пожали Яне руки, хлопнули по плечу и сфоткали улов вместе с Яной. Что это была за тварь морская, мы не знали. Пучеглазая, полуметровая рыбина с ярко-розовым отливом слегка напоминала морского окуня, но казалась более внушительной и солидной.
- Клюёт! Тяжёлое! - на этот раз завопил Олег, чей поплавок булькал и нырял метрах в пяти от лодки. - Конкуренты! Кыш, наглая скотина!
Над поплавком бил по волне крылом устрашающего вида птеродактиль. Он был здоровее гуся, здоровее индюка, как мне показалось - по размерам сравним со страусом, только ноги и шея короче. Птица ныряла в воду рядом с поплавком, стараясь поживиться тем, что попало на крючок. Олег намотал леску, разбойник подтянулся следом. Олег сделал ещё несколько витков, птица подплыла совсем близко.
- Альбатроса поймали! - развеселился один из англичан, первым осознавшим то, что случилось. - Отличная рыбка!
Вместе с негром-помощником он придержал отчаянно голосившего бедолагу, а затем отрезал кусок лески с крючком в его щеке. Альбатрос, почуяв волю, прокричал что-то обидное. Шлёпая ластами и крыльями, он долго бежал по воде, аки по суху, смешно переваливаясь с лапы на лапу, пока, наконец, не взмыл в небо. Более всего в ту минуту он мне напоминал мультяшного гуся, улепётывающего от хозяйки с полным подолом яблок.
Дельфины
Ботик менял дислокацию каждую четверть часа, двигаясь вслед за косяком макрели. Моя нижняя половина тела от долгого пребывания в мокрых штанах и мокрых сапогах скукожилась и пошла морщинами. Меня поколачивало, хотелось есть и есть не моглось от подташнивания. Но всё это показалось мелкой и незначительной ерундой, не стоящей переживаний, когда Фолс Бэй вдруг забурлил и заискрился на солнце миллионом фонтанчиков и водоворотов. Мы не сразу поняли, что это. Бухта словно закипела, покрывшись по всему видимому горизонту тёмно-зелёными пузырьками.
В прозрачной воде, почти полностью успокоившейся после ночного шторма, слева от борта ракетой мелькнула гладкая блестящая спинка. Затем вторая спинка неожиданно просвистела на уровне глаз и с шумом ушла под киль.
- Это же дельфины! - с восторгом почти хором закричали Олег и Лёша. Они протянули ладони - тотчас под рукой прокатились задорные грациозные создания. Я похлопала одного из дельфинов по боку - десять других наперебой принялись выпрыгивать из воды, демонстрируя самые умопомрачительные акробатические этюды. Самый ловкий дельфин даже перелетел через ботик, смахнув с англичанина кепку. Надо ли говорить, что рыбалка тут же была забыта. Все, кроме, разумеется, капитана, молчаливо улыбающегося сквозь стекло рубки, побросали снасти и в восхищении воззрились на сказочную картину.
Столько дельфинов сразу я никогда не видела. Громадная стая серо-бирюзовых красавцев не кончалась нигде. Дельфины резвились повсюду - от берега и до смутной полосы смыкания неба с океаном. Они взлетали, зависали на мгновение в воздухе, широко улыбались - ей богу, не лгу! - затем уходили на глубину, подкручивая хвостом для пущего веселья. От хвостов взмётывались гейзеры и рассыпались брызгами.
Олег кинул дельфину одну из пойманных рыбёх, дельфин, презрительно фыркнув, отфутболил её в высь, а там отвергнутое угощение слопал альбатрос с крючком в морде, так и не улетевший от греха подальше. Дельфины не нуждались в нашей подачке, дельфинам хотелось играть! Словно в подтверждение этому мимо пронеслась моторная лодка с тремя хохочущими парнями. Через лодку крест-накрест перепархивали два дельфинчика, ныряли в волну, петляли, а лодка пыталась их догнать. Потом они поменялись ролями - моторка, описав круг, начала удирать от парочки весёлых проказников, петляя и закладывая виражи, а те повторяли их траекторию, время от времени взмывая и окатывая парней водой.
Душу наполнило ощущение чуда. Банальные слова, но они точнее всего передают то ликование, что вдохнулось в лёгкие вместо воздуха и заставило раскинуть руки и затрубить:
- Эге-гей! Счастье!
И я теперь точно знаю, для чего в этом мире человеку даны дельфины. Ничего утилитарного - их миссия выше. Просто по утрам на своих скользких гладких спинках дельфиний десант из самых дальних морей доставляет людям очередную порцию радости. Волна этой радости огибает Земной шар и возвращается обратно. У кого приёмники чуткие, тот её обязательно поймает.
Морская ферма
Изысканные пластические па дельфинов кое-где стали разбавляться коротенькими нырками. Словно на полотно с широким размахом кисти вдруг кто-то несведущий начал накладывать мелкие мазки и штриховку. Те же тёмные спинки, но без полёта и прыжков.
- Конец рыбалке, - заявил капитан. - Поплыли на ферму.
Я не сразу поняла, о какой ферме идёт речь. Мотор он заглушил, чтобы мы могли вслушаться в общий шелест моря и различить странный блеющий звук.
- Овцы?! - удивился Лёша. - Откуда здесь овцы?
Капитан самодовольно улыбнулся - желаемый эффект был достигнут. Ботик весело зафырчал, нацелившись на островок в центре Фолс Бэя. Чем больше мы приближались к каменистому голому островку, тем громче становилось блеянье. Его не мог заглушить даже двигатель бота.
- А вот и овцы! - прокричал капитан, показывая на скалы.
Весь берег острова был занят тушками-торпедами, непрерывно крутившими маленькими головками и оглушительно блеющими. Повопив, некоторые из животных срывались в воду и чётким журавлиным клином уплывали за пропитанием. Плавали они забавно: ныряя и выныривая, будто игла по ткани при намётке. Этими "овечьими" стежками и разбавлялся танец дельфинов. Капитан пояснил:
- Морские котики. Их тут много, они и к людям на пристани заглядывают.
Действительно, мы потом видели, как в том же Калк Бэе один деловитый котик плавает между лодками и при помощи умильной мордочки выпрашивает подаяние.
Котики - излюбленная пища акул. Иногда белые акулы кольцом кружат вокруг острова морских котиков, не позволяя войти в воду. И, в отличие от дельфинов, у этих милых не слишком юрких созданий практически нет шансов уйти от зубастых хищниц. Только и остаётся, что сидеть на мокром граните и ждать, пока акулы отвлекутся.
Ботик двинулся к берегу, осторожно рассекая волну с кишащей живностью. Что удивительно, котики и дельфины ничуть друг другу не мешали, хотя порой казалось, что резвые афалины должны неизбежно смести со своего пути более медлительных тюленей. Стайки одних стремительно просачивались сквозь компанию других, не проявляя ни любопытства, ни агрессии.
Масухин швырнул горсть наживки толстому котику, покачивающемуся на воле, лежа на спине и сложив на брюшке ласты. Зверюха нырнула и шустро подобрала рыбку.
Плоды трудов
На берегу уже различались пристань и прогуливающийся народ, минут пять - и мы на суше. Но капитан снова бросил якорь. Замечу, что без якоря лодку почти сразу снесло бы с места, так как здесь постоянно дует крепкий ветер в сторону континента и колобродят круговые течения. Во времена парусников выйти из бухты в океан в это время года было бы невозможно. Легенда о Летучем Голландце, по преданию обитающему именно возле Мыса Доброй Надежды, имеет под собой разумную подоплёку: вполне возможно, что несчастный парусник боролся с ветром, но его сносило к суше.
Кэп, так и не вынувший за всё путешествие трубку изо рта, сказал, что по лицензии мы имеем право поймать не более двадцати рыбин или десяти килограммов на человека и рыба не должна быть мельче десяти сантиметров. Масухин, вожделенно осматривавший свой улов - а у него он был самый богатый - чертыхнувшись, бросился снимать добычу на камеру в телефоне. Потом спросил, что тут можно выбросить. Пожилой помощник ловко отсортировал у него рыбу на дозволенную и недозволенную, после чего недозволенную мелочь отправил за борт. И ведь интересно - уснувшая мелюзга в воде ожила и, обалдевши от неожиданного спасения, скрылась на дне.
Но даже после освобождения садков от малышей оставалось слишком много рыбы.
- Что же - отпускать всё? - чуть не плакал Серёга, перебирая чешуйчатое сокровище.
- Не надо отпускать, - капитан пыхнул упругим дымком. - Отдайте ему, он возьмёт с радостью, у него дома не очень много еды.
Он кивнул на смущённого метиса. Мы отвалили тому по здоровой кучке рыбы, помощник с достоинством поблагодарил и разложил улов по мешкам.
Но таинственную Red Roman мы, конечно, никому не отдали. С лупоглазым чудищем в руках Янка спрыгнула на причал и оказалась в облаке ярких вспышек. В доке уже толпился народ - кажется, всё скучающее население Калк Бэя, - чтобы с помпой и пафосом встретить рыболовное судёнышко. Завидев чудище, толпала с воодушевлением зааплодировала, а три фотографа, как мартышки, принялись носиться вокруг белокурой дюймовочки Янки, чью блондинистую шевелюру очень выгодно оттеняла пронзительная краснота рыбины.
- О! Что за девушка! Что за прелесть! - застонал один из репортёров. Обратившись ко мне, он полюбопытствовал, - Кто это? Откуда эта красавица? Я напишу о ней в газете!
- Это звезда русской рыбалки, - важно ответила я. - Чемпион России по рыбной ловле.
Господь простит мне эту маленькую ложь.
Вперёд выступил серьёзный человек в очках - лицензионный инспектор. Он педантично пересчитал у каждого рыбака улов и даже померил часть макрели рулеткой. Затем, хлопнув печатью по протянутым бумажкам, удалился.
- Та-а-ак! - грозно протянул Олег, прыгая на одной ноге и выливая воду из сапога. - А где у нас Жора?
Он оттянул дерматиновые штаны от пуза, и из брючин вылилось ещё по ведру воды. Хлюпая мокрыми доспехами, супруг поступью командора двинулся в сторону Георгьоса. Грек попятился к кафе.
- А вон он! - Серёга, бесцеремонно ткнув пальцем на Жору, захлюпал за Олегом.
Когда к ним присоединился Гамов, хозяин лодки резвой прытью поспешил в укрытие за стойку ресторанчика.
- Куда вещи сдавать? - по-прежнему грозно вопросил Олег. - Штаны бумажные и сапожки дырявые?
Грек с облегчением выдохнул и кинул в угол принятое от нас дешёвое влажное барахло. Подхватив Яну под локоток, заворковал:
- Я хочу купить у вас рыбу. Десять рандов.
- Нет, - строго ответила Янка.
- Двадцать.
- Нет, - в унисон произнесли Лёша и Сергей.
- Тридцать.
- Нет! - мы все хором.
- Ну, как хотите, - пожал плечами Жора.
Он выбежал на улицу, а Гамов мечтательно проговорил:
- Наверное, вкуснющая рыба, если он так торговался. Поехали скорее домой пробовать.
Полночи, бесконечно заливая себя кофеем, мы возились с этой проклятой макрелью и этим зубастым Романом. В нашем гостиничном номере была кухня - мы чистили и запекали ставриду, паковали в фольгу и прятали в холодильник. На этих припасах мы в три дня пересекли полупустыню Карру, и нежная жирненькая макрель, употребляемая на завтрак, обед и ужин, ничуть не надоела. Но это совсем другая история.
А рыбу с гордым названием Red Roman, он же южноафриканский карась, мы зажарили и съели. Ничего особенного. Безвкусное резиновое мясо. Наверное, мы что-то не так делали.