Продукты, горкой накиданные в магазинную тележку, я так же горой навалил в две огромные сумки. Потом рванул к стоянке, швырнул пакеты в багажник. Спустя миг мой сокол, визжа шинами, нёсся по кольцевой - очень хотелось домой. Я летел по автостраде, подпевая радиоприёмнику, и радовался тому, что суббота, что можно отдохнуть и расслабиться.
Я успел расставить детские творожки, разложить печеньки и фрукты, отнести ночной крем в спальню и дамские средства гигиены в ванную комнату, когда дверь распахнулась, и в квартиру ворвался смерч.
- Папа, Андрюша - дурак! - с ходу сообщила дочка Анечка. Она была старше братца на три года, но, несмотря на возраст, изъяснялась с Андрюшкой на одном языке. - Меня вырвало прямо на площадке!
- Сама дура, - важно произнёс наследник. Малец сияет румянцем, шапка сбита набок, из левой ноздри вытекает предательская сопля. - Я же говорил - закрой глаза, тогда не затошнит. Я вот три часа на карусели катался, и не затошнило. Потому что я космонавт. А ты глупая трусиха. Тебя даже не пустят мыть полы в космическом корабле.
- Очень надо мне мыть твои дурацкие корабли! Зачем их мыть? В космосе и так грязно. Мама сказала, что там везде космическая пыль. Мне твой космос вообще не нужен.
- А зачем тогда каталась?
- А затем, что некоторые мальчики всё ныли и ныли, чтобы прокатиться с ними, вот и прокатилась, лишь бы нытьё не слушать.
Начинающуюся перепалку я пресёк, продемонстрировав шоколадное мороженое. Дети, забыв о распрях, стали поспешно скидывать куртки и штаны, а жена покачала головой:
- Никакого режима. А суп?
- Сегодня выходной, сегодня вместо супа мороженое. Да, пап? - сказал Андрюшка.
- Да, - сказал я.
Жена снова покачала головой, но возражать не стала. Очень её за это уважаю. Для детей главное - чтобы родители были заодно. Ничего так не расшатывает психику, как перетягивание их по разные стороны матерью и отцом.
- Ты балбес, - шепнула тихо Света. - Великовозрастный балбес.
- Ага, - согласился я, - ночью поставь меня в угол и как следует отшлёпай.
- Дурак, - рассмеялась жена, и я понял, от кого наши отпрыски нахватались словечек.
Андрюшка переживал эпоху увлечения космосом. Он шпарил наизусть спутники Юпитера (о, дивный, пахнущий лавром мир греческих героев!) и рисовал гигантские станции для межзвёздных перелётов. Я сам был таким же: тарабанил расстояния до планет Солнечной системы, а мать клевала носом и вежливо бормотала: "Надо же... Как интересно... Никогда бы не подумала". Светка молодец, держится. Когда сын восторженно вещает о кольцах Сатурна, она слушает с неподдельным вниманием. Может, ей это и вправду интересно?
Рука задела угол стола, по нерву пробежал электрический разряд, от этого я чуть не рассыпал манку. Я почти опустошил магазинные сумки, осталось пересыпать крупу и загрузить в холодильник полезные овощи, столь обожаемые Светланой. Манную кашу у нас любит Анечка. Многие дети манку терпеть не могут, но Анечка готова уплетать на завтрак, обед и ужин, причём случайные комочки её ни разу не останавливают. Светлана пытается приучить дочь к брокколи и цветной капусте, но та неизменно просит сварить кашу. Девять лет девахе, почти невеста, а туда же - манная кашка!
Сказать по правде, все эти водянистые штуки типа шпината и брокколи, я не жалую, предпочитая картоху. Я пошарил по донышку сумки в поиске картофеля (мне, вроде бы, казалось, что я клал сетку картошки специального сорта для жарки), но ничего не обнаружил. Придётся на радость жене жевать капустный листочек. Ладно, пожую. А на работе в обед схожу в кафе и возьму там картофеля "Айдахо".
Неделя потекла обыденная, но приятная той обыденностью, когда знаешь, что дети растут, никто не болеет, дома ждёт чуть поправившаяся уютная жена, супружеские отношения с которой не слишком яркие, но без того выпендрёжа, что приходится практиковать с каждой новой партнёршей. Светлана пеклась о моём здоровье: готовила диетические, напичканные витаминами блюда, гнала спать в одиннадцать вечера, потихоньку выливала в раковину пиво, что неосмотрительно я покупал по пути с работы. Она вела наше нехитрое хозяйство, я же зарабатывал достаточно, чтобы супруга не чувствовала себя загнанной лошадью и не умирала над плитой, отбегав полный рабочий день. До замужества Света трудилась медсестрой в больничке, я познакомился с ней, когда она, источая искры из карих глаз, со шприцем наготове вплыла палату, где я лежал с голым задом. Мысль о том, что она будет видеть каждый день множество таких же задниц, была невыносима, поэтому после рождения Анечки я предложил ей уволиться. Жена радостно согласилась.
Я чуть не потерял жену, когда на свет появился Андрюшка. Роды были тяжёлыми, сын подхватил инфекцию, и первые два года его жизни промелькнули в больнице под бесконечным переливанием крови. Мы с Анютой носили по вечерам передачи, дочь плакала, когда мне приходилось отрывать её от матери и нести домой.
Слава богу, это в прошлом, подумал я, в субботу, когда выставлял из магазинной сумки травяной чай для поднятия иммунитета. Слава богу, думал я всю неделю и даже мысленно авансом отпустил сыну ближайший возможный грех.
Едва я выдал Андрюшке индульгенцию, тот не замедлил ею воспользоваться - приволок с улицы кота. Светлана как истинный медик и ярый борец за чистоту, возмутилась, потребовала отнести животное обратно. Сын захлопал ресницами, словно это были не ресницы, а крылья, которыми он пытался взлететь. Я знал, что хлопанье это предвещает горючие слёзы, поэтому на правах главы семейства (тем более что я заранее простил мальцу первую случившуюся шкоду! И разве может мужчина бросаться словами?) повелел жене пересмотреть взгляды на кошек. Подойти к ним не как к рассаднику блох и лишая, а как к педагогической мере воспитания в детях сострадания и ответственности. Света поскрипела и ночью отвернулась к стенке, но кота мы оставили. Наверное, так и надо было, ибо на то был знак - в сумке после разбора снеди я обнаружил пакетик кошачьего корма.
Я мужчина и, наверное, должен любить собак. Я не уверен, люблю ли я представителей псовых, но коты однозначно мне по душе. У котов, особенно толстых и пушистых, умильные мордочки, от одного взгляда на которые окситоцин льётся рекой. Котов, как и детей, хочется тискать и прижимать к груди. Я читал, всему виной специальные пропорции детских лиц и детских фигур. У человека генетически заложено истекать нежностью, реагируя на эти пропорции. Коты среди всех животных, больше всего похожи по пропорциям на младенцев. Так я рассуждал, подводя теоретическую базу, когда грел на пузе кота, а тот от удовольствия чуть выпускал и втягивал коготки. Анютка со Светой его искупали, чем-то обработали, и найдёныш моментально приобрёл благородные черты. Будто и не знал помоек и подвалов. Вот бы с людьми так: приодел, и в голове пропала быдлота.
У кота выявился громадный плюс: я так к нему привязался, что забывал заскакивать в ларёк за пивом. Котов не выгуливают, но мы с ребятами, облачив кота в матросский костюмчик, выгуливали его на газоне в сквере. Трава только-только стала пробиваться сквозь корку подсохшей земли, кот глядел на неё презрительно, но по деревьям ползал с удовольствием. Костюмчик ему не мешал. Матросский наряд пошила затейница-жена. А заодно назвала кота Боцманом за его широкую ряху.
На выходных Света забрала детей, мне препоручила Боцмна и уехала навестить родителей в Новгород. Лет пятнадцать назад я бы возликовал, предвкушая свободу, построил бы кучу отрывных планов, но то ли я постарел, то ли семейная жизнь меня облагородила: вместо бара, футбола и ночного клуба я просто набрал сумок и поехал в супермаркет затовариваться.
Магазин встретил меня шумной суетой, от которой, если долго таскаться по рядам и выбирать одну из сотен колбас и одно из тысяч пироженое, в душу вползает едко-кислотное раздражение. Но у меня свой стиль поведения на торжищах людских. Я некоторое время хожу, прицениваюсь, а затем кадры в моих окулярах мелькают с кинематографической быстротой, и вот я бегу с полной тележкой к "зелёной" кассе, расплачиваюсь и мчусь к машине. На "зелёной" кассе не выдают бесплатных пластиковых мешочков, поэтому возле них никогда не бывает очередей - о, жалкие людишки, любители дешёвой халявы, низкий вам поклон за жадность!
Я дома. Я выкладываю гору пакетиков с порционными индийскими приправами, надрезаю один из них, по квартире плывёт облако с запахом гарам-масалы. Сладковатый пряный аромат возбуждает скромный и деликатный аппетит - не чета запаху баварских колбасок, от которого хочется горланить песни, харкаться и трубно хохотать. Я обжариваю в топлёном сливочном масле длинный полупрозрачный рис, засыпаю порцией манящей Индии и, пока он томится, мою под краном дивное мягкое манго. Манго - дорогой фрукт, но стоит своих денег. Я чищу его, осторожно слизывая с лезвия ножа густые капли сока. Бразильское манго, то, что красно-зелёное и обычно твёрдое, - пахнет ёлкой и грубовато на вкус. Я такие не беру, предпочитая азиатскую разновидность. Жёлтое тайское манго нежнее и мягче, сок его - чистый мёд. Не дожидаясь готовности риса, я съедаю манго, а затем ставлю ароматические палочки, включаю мантры, исполняемые кем-то из Индокитая, и уплываю в путешествие по своему сознанию.
Я медитирую всю неделю. Я мало ем, много хожу, долго сижу в позе лотоса на траве в ближайшем парке и ни о чём не думаю. Честно говоря, поза лотоса мне пока не покорилась: одна нога вполне удобно складывается и лежит поверх другой, но второй не хватает гибкости, и я оставляю её как есть. В конце концов, суть медитации не в акробатических этюдах, а в прекращении диалога самим с собой. Я почти научился тормозить хоровод мыслей и выщипывать ростки злобы, прорывающиеся сквозь гумус бессознательного.
Назвать меня индуистом или кришнаитом было бы неправильно. Я просто чувствую, что на этой Земле мы живём не по одному разу, и по поступкам каждого воплощения отмеряется нам доля в следующем. Пока рутина и бытовуха вновь не засосала меня, я вентилирую тело, ум и душу. Мне помогает растительная диета и походы в дацан. Я также и не буддист, но что-то витает в приятно-прохладном воздухе, подсвеченном флажками, наивными ткаными картинками с Буддой и позолоченной отделкой стен и потолка. Я кладу подношение - яблоки, гречневую лапшу, баночку мёда - и сажусь на скамью.
Лама и его сподручные неспешно ведут хурал, кланяются, поют; в моих ладонях начинается пощипывание - верный признак включения в потоки благотворной энергии, продуцируемой этим странным и непривычным на взгляд европейца сообществом луноликих граждан в оранжевых балахонах. Вслед за искорками накатывает чувство любви. Я люблю всех и всё - семью, животных, коллег, случайных прохожих, деревья, облака и реку, величаво вплетающую свои воды в залив. Наполненный благодарностью за удачное рождение, благолепием, благодушием и благоволением к миру, я сижу в дацане до смого закрытия. Меня никто не гонит, и только ближе к одиннадцати, монах доброжелательно интересуется, не нужна ли помощь, и есть ли мне где ночевать.
- Есть, - сказал я, поглядывая на русоволосую девушку в цветастой юбке до пола, так же, как и я, застывшую в уголке на мягких подушках. - Я благополучен.
- Привет, Лёша, - сказала та девушка, когда я ей улыбнулся.
От моей улыбки и от моих слов о благополучии, монах тоже улыбнулся. Мы с девушкой поднялись и рука об руку вышли на улицу.
- Давненько я тебя не видел, - на улице произнёс я. - Как поживаешь, Слава?
Давным-давно мы учились в одном институте: я, умудрённый пятью годами всяческих наук, и желторотая первокурсница Слава подружились в туристическом клубе, вместе отшагав немало километров. Полное имя Славы было, кажется, Благослава (не слишком ли много блага в один день?), а, может, Богуслава; родители барышни исповедовали не то родноверие, не то следование ведам, поэтому дочурку нарекли вычурно; сама же Слава полное имя не любила и просила всех звать её кратко. Интересно, сменила с тех пор она имя? В годы нашего шастанья по лесам Слава являла пример своего парня в доску: курила наравне с мужчинами, лихо выпивала на привалах стопку-другую огненного напитка, пропускала лихие словечки, когда начинался дождь или когда ноги проваливались в болотце. При всём при этом Слава ничуть не соответствовала образу, столь старательно взращиваемому: шёлковые волосы до пояса, узкий овал лица, ярко-зелёная радужка и трогательный взгляд делали её похожей на ангела. Ангела с матерком на устах.
- Неплохо поживаю, - ответила она. - Муж, дети и всё такое. А ты?
- И я ничего.
- Ничего, говоришь... - Слава откинула волосы, они взмыли по ветру, красиво затрепетали в воздухе. - Счастливый человек не станет шляться по дацанам, да?
- Ограниченный не станет, - возразил я. - А ищущему - самое то.
- В том-то всё и дело, что счастливый ничего не ищет... Куда пойдем - к тебе или ко мне?
- У тебя муж, дети. Пойдём ко мне.
Наутро я не пошёл на работу - взял отгул, а у Славы был отпуск. Целую ночь мы валялись на диване, курили какую-то пахучую дрянь, от которой колотилось сердце, и слушали тягучую музыку. Мы не позволили себе ничего постыдного - просто лежали, держась за руки, и молчали. Иногда Слава меня целовала - целомудренно, по-сестрински, а я перебирал её русые волосы. Мы не ели и почему-то не хотелось. Вёдрами дули кофе, чадили самокрутками и всё теснее прижимались друг к другу. Когда я обнаружил, что крепко сжимаю Славу в объятьях, подруга вывернулась ужом и вскочила с дивана. Она вынула из клетки морскую свинку Румбу, обняла зверька и заплакала.
- Я тебя так любила, Лёшка, - сказала гостья. - Жаль, что всё так сложилось.
- Никогда не поздно сложить по-другому, - устало ответил я, потирая лоб.
- У меня муж, дети и всё такое, - напомнила она. - Давай поедим. Умираю от голода.
Мой ангел загасил сигарету и более не прикасался к куреву.
Мы задумчиво жевали фалафель, сварганенный из нутовой муки, что я купил в последний свой поход в супермаркет, заедали палочками сельдерея. Из кокосового молока и мороженой клубники я взбил коктейль, Слава решительно опрокинула его, как некогда опрокидывала у костра водяру, поднялась и ушла.
Я, оглоушенный его набегом, остаток дня бродил в том странном настроении, какое изображают в кино в сцене, когда некий посланник божий раскидывает перед смертным полотно его возможных судеб. Пользуясь постигшей прострацией, я прибрал в клетке у Румбы: выгреб влажные опилки, подсыпал свежие, вымыл поилку и кормушку, потом отпустил свинку на променад по дому.
Морские свинки - прелестные существа. Лапки у них почти человеческие и выражения мордочки - тоже. Они чуть флегматичны, но для того, кто ценит тишину и ненавязчивую дружбу подобная флегматичность придётся по нраву. Я упал навзничь на спину, ощущая лопатками след девушки, лежавшей на этом самом месте. Румба возилась под диваном, деловито хрюкая. Остаток недели я не заметил и еле-еле дожил до субботы.
Рис, нут, пучки зелени и прочая полезная пища кончились в пятницу вечером. Субботним утром я выпил чашку голого кофе и непривычно рано с громким урчаньем в брюхе покатил в магазин. Я обычно с покупками обхожусь быстро, но сегодня просто превзошёл самого себя. Не успела в головушке пробултыхаться и проветриться мысль о предстоящем уикенде, как я уже подходил к кассе, толкая пузом телегу. Девушка, пробивающая сканером мои покупки, презрительно морщила носик, когда брала с ленты очередную, по её мнению, гадость. Будь я на её месте и обладай, как она, сорока пятью тщедушными килограммами, я бы тоже с отвращением глядел на свиную шею с рыхлыми прожилками сала, на гору колбасы, чипсов и вяленой рыбы, на банки шпрот и паштетов, на мешок замороженного картофеля фри, на пару караваев белого хлеба и бесконечный ряд майонезных соусов. Бутылку виски и пузырь текилы кассирша передвинула с таким видом, словно на ленте транспортёра извивалась кобра. Единственное одобрение мелькнуло в её очах лишь от лимона и пакета виноградного сока. Проговорив сумму, она отвернулась, не желая смотреть на жиронаращивающее безобразие. А я облизнулся.
Мясо уютно шковрчало на сковороде, когда позвонил Саня.
- Лёха, - сказал он. - Мы уже на походе. Ты там как?
- В смысле?
- Ну... Я с дамами, как и обещал.
- В смысле - с дамами? Ты обещал только со своей.
- Ну, с ней сестрёнка. Она тут приехала. Из Твери, между прочим. Что ж, ей дома одной сидеть? Да, девушки?
В Саниной трубке послышался резкий наждачный смех - это заржала его пассия. Не знаю, что Саня нашёл в этой ходячей лесопилке: ни рожи, ни кожи и трубит, как прощальный гудок "Титаника". Если и сестра у неё такая... Ладно, в баре есть запасы: коньяк и ликёр "Куантро". Сладкое пойло я не жалую, но ради сестры можно и употребить.
Они ввалились шумно и нахраписто - школьный приятель Саня и его деревообрабатывающий станок. Сестрёнка же вошла в мою берлогу без единого звука, и я обалдел. Если Тверь населяют такие нимфы, брошу всё к чёртовой бабушке и уеду в Тверь.
- Леночка, знакомься, это Алексей, - с обезьяньей ужимкой, призванной изображать галантность, представил меня Саня. - Лёха, это наша Леночка. Прошу любить и жаловать.
Елена Прекрасная - а иначе я не мог её назвать, ибо пошлая "Леночка" не вязалась со столь совершенным обликом, - уверенно переступила порог и одарила меня улыбкой. Жилки и нервы мои задрожали от жаркой истомы. Я знал такие улыбки. Они доброжелательны и воздушны, но на втором плане, там, где-то за кадром, то ли от лёгкого движения одним уголком губ, то ли от чуть более узкого прищура глаз рождается полная уверенность в готовности человека на многое. Настолько на многое, что твой опыт изучения свойств совместного сочетания порошков и жидкостей покажется невинным воспоминанием о чтении журнала "Юный натуралист", а твоя проба непривычных телесных контактов зачтётся за нежную спа-процедуру.
Елена, облачённая в облегающие чёрные джинсы и чёрную кофточку, стянула с макушки резинку, и её пепельные скандинавские волосы рассыпались серебром по плечам.
Надо ли говорить, что после этих слов, я пластом лежал у её ног. Это был какой-то огонь! Мясо - плоть убиенного животного - таит в себе не просто белки и жиры. В мясе кровь и пламя, в мясе страсть и сила. Девушку, жующую капустный лист, хочется погладить по мягкой шёрстке. Девушку, вонзающую крепкие зубы в кусок отбивной, хочется как следует прожарить. Впрочем, такая барышня и сама кого хочешь отжарит.
Когда закончился виски, я обнаружил, что дверь спальни плотно закрыта, а из-за двери доносятся недвусмысленные ахи и охи. Саня стругал свою швабру, и племянница Буратино податливо скрипела. Елена, изящно закуривая и вскидывая тонкое прозрачное запястье, подняла на меня небесно-голубые очи. Если бы она банально подсела поближе и провела острыми коготками по моей ноге, момент был бы испорчен: подобное развитие сюжета я переживал много раз, и сюжет оказывался одноразовым. Но моя саламандра, источая магический жар, докурила сигарету, подрагивая тем самым развратным уголком губ, что взвинтил меня, как пружину, затем встала и, подхватив бутыль текилы, кивнула:
- Пойдём. Прокатимся.
Заинтригованный, я покорно пошёл за Еленой. Во дворе, несмотря на поздний час, у подъезда клубилась толпа мужиков и подростков, и было от чего: прямо у входной двери поблёскивал заморским невиданным шиком жёлтый спортивный Феррари. Любитель парковать драндулеты прямо у двери наши задиристые соседи обычно карали спущенным колесом или царапиной на весь борт. Но перед мощным битурбированным красавцем народ застыл в благоговейном молчании. Парни почтительно расступились перед нами и кто-то завистливо прошелестел:
- Ни хрена себе, Лёха...
На кольцевую Елена вырулила флегматично-спокойно и столь же флегматично проехала первый километр. Но потом меня вдавило в кресло и я ощутил себя космонавтом, прощающимся с матушкой-Землёй. Я считал, что люблю быстро ездить, но, как оказалось, доселе не знал, что это такое. Мы мчались, резко и уверенно перестраиваясь между тихоходами (тихоходы шли, подозреваю, где-то под сто пятьдесят) и впервые осознал причину визга всех моих барышень, которых я некогда укатывал, раскручивая на секс.
- Открой! - приказала валькирия, показывая на текилу..
- Мы убьёмся, - проговорил я, старась унять дрожь в голосе.
- Боишься?
Зажав руль между коленями на ровном участке дороги, Елена сама распечатала огненный напиток и влила в себя дозу пламени.
- Теперь ты!
Посчитав, что умирать лучше пьяным, я опустошил почти пол-бутылки, Когда в животном восторге от алкоголя, скорости и красивой спутницы, я оторвался от горлышка, меня ожидал новый сюрприз: Елена сидела полностью обнажённой, а я, развесивший нижнюю челюсть почти до пола, пытался сообразить, как это ей удалось на лету. Размышлял я недолго и спустя миг последовал её примеру.
Языком и руками я несколько раз ублажил мою воинственную душечку, после чего мы поменялись местами, заехав на технологическую стоянку. Елена дала мне время пообвыкнуться за штурвалом и в благодарность за моё старание, сотворила со мной нечто бомбическое. От её ласк просто разрывало изнутри; не знаю, какой автоматический участок мозга вёл меня тогда на обычных моих ста тридцати километрах в час, зато после полного опустошения я взмыл в небо и выжал максимум из гордого суперкара. Любопытно, откуда у Елены автомобиль стоимостью в три моих квартиры?
Когда мы вернулись домой, логово было покинуто. От Сани и его подруги остались лишь скомканные полотенца в ванной и накуренная кухня. Умиротворяюще журчала посудомойка, в которую кто-то из гостей сгрудил следы нашего шабаша. Я умилился сему факту, но ещё больше умиления вызвала картина спящей в моей постели Елены в обнимку с любимым доберманом.
- Шкипер, гулять, - вполголоса произнёс я.
Пёс, не поднимая головы, лениво приподнял брови, потом деланно зевнул. Может, Саня не только прибрался, но и выгулял собаку, пока мы испепеляли шинами трассу? Высказав мысленный респект дружку, я прилёг рядом и до рассвета любовался двумя грациозными созданиями: Еленой и Шкипером. Они были удивительно схожи в своей грациозности и дремлющей силе.
Гостья, прожившая со мной и Шкипером, пять долгих дней, научила столь удивительным вещам, что под конец недели, разодранный в клочья жизнью на износ, осунувшийся от недосыпа и излишеств, одурманенный списком возможностей, о которых ранее просто не подозревал, я просто уснул на рабочем месте. Впечатлённый шеф дал мне денёк для поправки здоровья. Я поспешил домой, предвкушая целый день сумасшествия с Еленой, но когда нетерпеливо толкнул входную дверь, нашёл, что в доме звенит старческая тишина, нарушаемая лишь тиканьем электронных часов над зеркалом. Я и не знал, что они тикают.
День, отпущенный на поправку здоровья, был потрачен на поправку здоровья. Спиртное убрано под замок в потайной шкафчик стенки, чипсы и сухарики с вонючим вяленым кальмаром безжалостно выброшены в помойное ведро. Жирную свиную шею мы успели сожрать, и я вдруг размечтался о кефирчике. Более всего повезло собаке - я до одури гулял с доберманом, выветривая воспоминания о странной гостье с божественным именем Елена.
В субботу, прежде чем двинуть в супермаркет, я долго разгуливал по дворам, петляя со Шкипером между кустов и деревьев. Огородами и козьими тропами мы вышли на пустырёк, раскинувшийся на склоне виадука. Там я швырял легконогому питомцу мячик, тот носился, повизгивая от восторга. Я почти оттаял, расслабился. На пустыре не бывает людей - сверху шум и выхлопные газы, снизу грязь и строительный мусор. Откуда взялись женщина с пацаном лет пяти, я так и не понял. Они прошли мимо нас по траве, я придержал Шкипера, чтобы тот не пугал мальчонку. Парочка прошла, пацан обернулся и, таращась на меня, споткнулся, рухнув в траву. Мать подняла его за шкирку, и мальчишка громко спросил:
- Мам, а дядя урод?
- Нет, - сказала женщина. - У дяди просто большая родинка на лице.
- А почему она фиолетовая?
Настроение разом ухнуло вниз. Я не стал подбадривать себя: сплюнув и с ненавистью глянув на простодушное дитя, пошкандыбал домой. Пора за покупками.
В магазине, как всегда, гудел людской улей. Никто от меня не шарахался, но и никто не задержал взгляд дольше секунды. Почесав ненавистное пятно - пламенеющий невус на половину лица, из-за которого выгляжу форменным марсианином - я вышел на центральную аллею с клетками скидочного барахла. В одном таком контейнере увлечённо копался народ: шла фантастическая распродажа спортинвентаря и тренировочных костюмов. Беспечные граждане, побросав свои тележки, рылись в шмотках, мячах и ракетках, чем я и воспользовался. Выбрав на глазок самую наполненную телегу, я откатил её и побежал прочь. Просвистев десяток отделов, нырнул в узкий проход между трёхлитровыми банками сока и огромными холодильниками с разливным пивом. За ними есть касса, где не выдают пакеты. Хозяйка той кассы - толстая высокая баба с обликом статуи Свободы. Баба скучает и, кажется, грустит, из-за того, что покупатели обходят её стороной. Несмотря на мой сиреневый невус, мне она искренне рада. Она неловко елозит, сканируя товары, и чересчур громко объявляет цену.
Дома я выкладываю на обеденный стол весь свой товар:
5 кило куриной грудки.
5 десятков яиц.
Банка протеина.
Банк гейнера.
Банка аминокислот.
3 пучка салата.
2 килограмма филе лосося.
4 кило огурцов.
3 кочана брокколи.
5 кило яблок "Гренни Смит"
5 кило гречки.
Я тупо глазею на это сокровище, но потом до меня доходит: это же еда для качка! Для бодибилдера или штангиста, уж не знаю кого точно. Нетривиальный поворот судьбы, ибо я тот ещё дохляк. Что ж, это вызов! Я кручусь перед зеркалом, выпячивая грудь и надувая тощие бицепсы. Отражение крутится вслед за мной, постепенно превращаясь из заморыша с мускулами как у петуха под коленкой в набитую стероидами тумбу. Фантазия - мощная вещь! Я не слишком умён, я уродлив, небогат и не обладаю кротостью Махатмы Ганди, но воображение - моя гениальная черта. Я так могу поверить в желаемое, что вера станет материальнее действительности. Главное - бросить якорёк, который зацепится за душу и откроет двери новой реальности.
Мой якорь - краденные тележки. Ну, как - краденные? Строго выражаясь, я не ворую, ибо товары ещё не оплачены. Я всего лишь пользуюсь результатом сбора покупок. Кто их собрал, меня не волнует до тех пор, пока дома не разгружу их. Но выложив купленное на стол, я перебираю товары и представляю, какой человек мог бы их приобрести. Образ его, сначала бледный и полупрозрачный, постепенно наливается плотью, и в какой-то миг в моей голове щёлкает шпингалет, дверца облачного мира приоткрывается и из туманной дали выступает человек, который поселится в моём теле на целую неделю - до нового набега на магазин.
Человек, вселяющийся в меня, чист лицом и понятия не имеет, каково это - носить на себе печать безобразия. Ему не отказала бывшая одноклассница Света, его не отшила приятельница по турклубу Слава, над ним не смеялась сестрёнка приятеля Лена. Этот человек счастливее меня, так почему бы не позволить пожить ему вместо урода?
Я ставлю варить куриную грудку и в ожидании гостя звоню в фитнес-клуб насчёт абонемента на месяц. Месяц - слишком много, но на неделю билеты не продают.