Аннотация: 2-е место на конкурсе "Рождественский детектив-2014"
В дом Николая Витальевича Иволгина я был вхож благодаря лояльному отношению к капусте. Я был первым и единственным представителем нашего журнала на так называемых капустных вечерах знаменитого промышленника, банкира, финансиста, мецената, бандита, политика - господина Иволгина. Правда, недолго, поскольку после четвёртого посещённого мной вечера Иволгин умер.
Наш пустяшный журнальчик с числом иллюстраций, превышающим объём текста примерно вдвое, повествовал о жизни известных особ, а посему был заранее обречён на успех. В мою задачу входило освещение праздничных меню на приёмах, балах и деловых мероприятиях. Авторскую колонку "Фуршет со звездой" читатели, вернее, читательницы, смаковали, бурно обсуждали и заваливали восторженными откликами. Возможно, молодым я мечтал совсем не о том, однако со временем желание поразить мир словом поутихло. Я вполне был доволен своей непыльной планидой.
Настырный юноша Иволгин семнадцати лет от роду приехал в северную столицу из глухого уголка Вологодской области с твёрдым намерением подмять под себя болезненный, закомплексованный вечным надзором большого московского брата круг местного бизнеса, а там... А там выйти на новые горизонты и планетарные масштабы. Что ему вполне и удалось за тридцать лет выгрызания места под солнцем.
Николай Витальевич не мог похвастаться ни блестящим образованием, ни обширным кругозором, однако биографию Диоклетиана выучил наизусть, главным образом ради того, чтобы к месту и не к месту упоминать изречение императора о капусте. То самое изречение, что когда-то подчёркивало бренность и суету околовластной возни, а ныне превратилось в любимый лозунг дауншифтеров. Кто бы мог подумать - жёсткий, безжалостный делец Иволгин в свободное от варрантовых афер и рейдерских захватов время до потери памяти обожал ковыряться на земле, выращивая капусту! А затем в шикарном особняке на Крестовском Острове угощать собранным урожаем особо близких персон, допущенных до стола бдительной службой проверки.
Капусту на приватных приёмах, опутанных секретами и скрытыми переговорами, в доме господина Иволгина никак особо не готовили. Отваривали и подавали россыпью кубиков на огромном блюде. Сопровождали соусами и приправами, не особо, впрочем, печалясь, что гости не осилят и четверти незатейливого дара природы. Как человек умный, Николай Витальевич не ждал от приглашённых фальшивых восторгов и показного аппетита, довольствуясь тем, что гости вежливо склёвывали по крохотному кусочку, многозначительно вскидывали брови и отставляли тарелку. Едва последний приглашённый деликатно прикладывал ко рту накрахмаленную салфетку, вышколенные официанты ловко сметали со стола капустное пиршество, чтобы тут же организовать нормальный человеческий ужин - с фуа-гра, лобстерами, устрицами и прочей дребеденью, призванной небрежно демонстрировать достаток хозяина в момент ожидания доброго куска мяса с жареным картофелем.
По окончанию капустного приёма Иволгин лично вручал каждому посетителю скромный, как он выражался, подарок, ибо вечер неизменно устраивался на католическое рождество, а какое же рождество, хоть и нерусское, без подарков? Я поначалу не понимал, почему праздник урожая Николай Витальевич проводил зимой, когда логичнее было бы затеять его осенью, после сбора милых сердцу Иволгина крестоцветных. Объяснение оказалось простым: двадцать пятого декабря у Николая Витальевича был день рожденья, отмечаемый таким вот оригинальным манером. В данном факте отразилась вся парадоксальная натура Иволгина - не принимать дары, но дарить самому, упиваясь собственным величием и могуществом. Вид дюжины людей, чинно, аки козочки в саду, жующих капустные листья, был для него лучшим подарком на праздник.
Близость Нового Года накладывала на капустные салоны свои отпечатки. Особняк, разумеется, был увешан гирляндами огоньков, в холле возвышалась огромная ель, а все комнаты украшали вазы с мандаринами. Задорных оранжевых фруктов было столько, что хватило бы на стандартный предпраздничный ажиотаж районного супермаркета средних размеров. Николай Витальевич любил мандарины столь же фанатично, сколь и капусту, и, как я полагаю, только суровый наш климат удерживал Иволгина от разведения цитрусовых.
Я влетел в фойе последним - трёхдневный снегопад парализовал и без того неудобный для транспорта город, такси битых полчаса простояло в пробке на Каменноостровском. Долго отряхивался от налипших комьев снега и топал ногами. Предупреждённая о моём статусе прислуга приняла мокрое пальто не слишком почтительно, но, разумеется, подчёркнуто вежливо. Вокруг пушистой, дивно пахнущей хвоей красавицы уже прогуливался народ с бокалами шампанского в руках. Я знал почти всех, кроме представителей власти, приглашаемых обычно для создания антуража и проталкивания в высоких коридорах очередного дерзкого проекта.
Пять депутатов (или чиновников?) в сопровождении хозяина торжества совершали променад по особняку, а я принялся разглядывать, прочих посетителей салона.
Молодой человек в бунтарском клетчатом костюме и взлохмаченной шевелюрой - сын Иволгина от первого брака. Денис Николаевич. Бездельник и шалопай, ни в какую не желающий принимать эстафету из рук отца и предпочитающий скучным делам в офисе увеселительные прогулки по ночным заведениям Петербурга.
Дамочка летами чуть старше Дениса - жена бизнесмена. Ольга Сергеевна. Холёная красотка с недобрым хищным лицом. Взглянув на неё, я снова подумал, что в супружеской спальне властная Ольга Сергеевна явно реализует то, что Иволгину не хватает в обыденной жизни.
Роберт Артурович Эрлих. Правая рука Иволгина. То ли адвокат, то ли нотариус, то ли ещё какая крыса из юристов, виртуозно направляющая делового человека по извилистому пути соблюдения законов. Внимательный взгляд и кажущаяся мягкость. Не хотел бы я попасть под молот его исков и требований.
Грузный великан с вечно красным лицом - Василий Бурмакин. Отчества Бурмакину, несмотря на габариты, не полагалось. Почему - Бог весть, ибо Бурмакин был совладельцем изрядной доли фирм и компаний Николая Витальевича.
При Василии, подобно спутнику вокруг планеты, вращалась супруга - юркая женщина экспансивного нрава. Кажется, Ирина Павловна. Или Петровна?
И - нескладная угловатая девица в очках сантиметровой толщины. Зализанные волосы в унылом пучке, немодное платье ниже колен, стеснительные позы. Господи, как могла попасть в дом эта страхолюдина?
- Друзья мои, знакомьтесь - Ниночка Иволгина. Нина Игоревна - моя племянница из Тотьмы, - подбежал Николай Витальевич.
Все кисло улыбнулись. Ольга окатила племянницу ледяным взглядом, отчего я немедленно встал на сторону бедной барышни. По мне так лучше замухрышка, чем гадина.
- Возможно, будущий член совета директоров, - прибавил Иволгин, наслаждаясь произведённым эффектом.
Ольга Сергеевна быстро натянула маску любезности, сквозь которую без труда просматривалась ненависть ко всем особам женского пола, а к замарашкам - особенно. Денис весело хмыкнул. Эрлих и Бурмакин, сделав стойку, ринулись к дорогой родственнице босса и коллеги. Только мы с Бурмакинской женой направили стопы к столику с напитками. В таком гадюшнике лучше быть слегка навеселе. По крайней мере, наутро капустные события покажутся забавными и лёгкими, а перо полетит, не поспевая за вдохновением.
Ирина Павловна, сообразуясь с внутренним ритмом, бодро накатила три рюмашки виски. А затем две вдогонку. Я поостерёгся следовать за её неутомимыми вибрациями, ограничившись одной дозой. В конце концов, я на работе. Ирина Петровна (или Павловна?) вонзила затем в спелый солнечный бочок мандарина острые коготочки, очистила кожуру и с аппетитом закусила цитрусом. Я оглянулся - все, кроме нас и Николая Витальевича, устремились к Ниночке - и тоже съел мандарин. Вся моя натура затрепетала от столь явного моветона - фрукты в вазочках не предназначались для еды и были призваны лишь украшать собой убранство и усугублять предновогоднее настроение, а иначе их бы подали уже очищенными, красиво выложенными на чудесные хрустальные блюда. Раскладку мандаринов я, помнится, уже включал в фотообзор капустного приёма в позапрошлом году. Салфеток подле мандаринов не нашлось, поэтому мы с Ириной Павловной просто позволили рукам подсохнуть.
Ансамбль классической музыки заиграл вальс из "Щелкунчика". Сентиментально, но после виски трогает за душу. Расчувствовавшись, плеснул живительного напитка ещё раз, а заодно выяснил, что Ирина Павловна вовсе не Петровна, а Платоновна. Обсудил с ней особенности ватерзоя в различных регионах Бельгии, а также уместность шаблонного сдабривания кролика розмарином. Решил, что за столом сяду рядом с собеседницей, чтобы продолжить увлекательную беседу. Виски тёплой волной потёк по жилам, и я понял, что подготовка к ужину прошла успешно.
Пока мы разминались у столика с напитками, гости - о чудо! - затеяли разгадывать кроссворд, обнаруженный в сумке у отчаянно краснеющей Ниночки. Девушка, как я понял, открыла её для поиска чего-то дамского, рассыпала содержимое, и глазастый Эрлих заметил книжечку с головоломками. Выхватив её, Эрлих объявил, что намерен проверить интеллект присутствующих. Денис и Бурмакин неожиданно загорелись данной идеей, Ольга презрительно фыркнула, но отходить не стала.
Первый же вопрос поставил всех в тупик.
- Немецкий учёный, сформулировавший и доказавший теорему о неполноте логической системы, - прочёл Роберт Артурович.
- Подходит, - удивлённо произнёс Эрлих. В его лице я уловил некую перемену. Брови и морщинки на лбу подобрались, обозначая неожиданное напряжение. Он продолжил. - Римский сенатор, заявивший о том, что Карфаген должен быть разрушен.
- Катон, - стремительно бросил Денис. - Мы изучали в университете.
Эрлих чуть шевельнул уголком губ - знаем, мол, ваши университеты.
- Вещество, молекулы которого построены из нескольких остатков аминокислот... Однако! Это кроссворд для Нобелевских лауреатов?
- Это кроссворд для просто умных людей, - заявила Ольга Сергеевна, победно обводя всех взглядом. - Пишите, это пептид.
- Универсальная изначально врождённая психическая структура.
- Архетип. - Я.
- Фигура речи, демонстрирующая градацию.
- Климакс. - Ниночка.
Ирина Платоновна хихикнула.
- Правда, климакс? - не поверила она.
Ниночка кивнула.
- Яд, содержащийся в рыбе фугу.
- Нейротоксин? - Я.
- Нет, букв больше.
- Тетродотоксин. - Вновь Ольга Сергеевна. Не удивлюсь, если она химик или микробиолог. Надо же, при такой-то мордашке!
- Кольцо вокруг светила. Первая "Г".
- Гало. - Ольга, Ирина Платоновна и Бурмакин хором.
- Лекарственное растение, основа гепатопротекторов.
Тишина.
- Расторопша. - Ниночка шёпотом.
- Преднамеренная клевета в виде намёка.
Снова молчание - и ликующий голос Роберта Артуровича:
- Инсинуация.
- Пойду, распоряжусь насчёт стола, - оборвала торжественный момент госпожа Иволгина. Она поправила серебряный кулон с алым рубином на бархате чёрного вечернего платья и с гордо поднятой головой удалилась.
Компания рассыпалась, разбрелась по дому. Я погулял по музейным залам особняка, бессмысленно таращась на картины, в которых ни черта не понимал, постоял у колонны, подмигивая одной миленькой скрипачке, старательно извлекающей из нежного инструмента звуки чего-то воздушного. Скрипачка, смущённо опустив глаза, пилила смычком струны, ни в какую не желая отзываться.
Иволгин порхал среди гостей, отбегая куда-то с тем, или иным человеком. Возвращённый им гость в свою очередь отбегал с другим гостем, а тот с третьим. За хозяином особняка мотался Эрлих, не всегда успешно, поскольку первый умудрялся исчезать внезапно прямо из-под носа. Блистая каменьями, хозяйка салона проливала улыбки чинно беседующим гостям, а я чуть было не заскучал. От скуки спасла меня всё та же неугомонная Ирина Платоновна. Она ткнула в меня стаканом и заявила, что желает ещё виски. Я, критически оглядев госпожу Бурмакину, понял, что шансов благополучно дождаться ужина у неё почти не осталось. Плеснув в протянутую тару боржоми вместо виски, я под локоток потащил её прочь от столика с напитками, воровато покосившись на господина Бурмакина. Тот задумчиво перебирал мандарины, не обращая ни малейшего внимания на беспокойную супругу. Ирина Платоновна приложилась к напитку, после чего со смесью удивления и отвращения на лице вернула мне стакан с фальсификатом. Я не стал перечить, взял его и быстро повлёк даму за собой, поскольку до ушей моих донеслась нежная трель колокольчика, приглашающая гостей к капустной трапезе.
Николай Витальевич восседал в самом центре стола на внушительном стуле, отчаянно смахивающем на царский трон. По правую руку располагалась супруга, по левую - Василий Бурмакин. При Василии притулилась притихшая его жёнушка, затем я с боржоми. Эрлих сидел справа от Ольги Сергеевны, за ним - два представителя власти. Кузены, Денис и Ниночка, а также три депутата оказались на противоположной стороне стола.
На кремовой скатерти не было ничего, кроме еловых ветвей в вазах, бокалов для шампанского и горок мандаринов. Профессиональный взгляд мой отметил, что данная лаконичность выглядит необычайно красиво. Эстетично и нарядно. А запах! Где, интересно, Иволгин покупает такие ароматные мандарины? Почему мне достаются, как правило, лишь сморщенные уродцы с кислятиной внутри?
- Обожаю мандарины! - с чувством произнёс Иволгин, подымаясь с трона. - Друзья мои! Если бы вы знали, какую я вырастил капусту, вы бы не стали меня просить вообще ни о чём!
Публика вежливо заулыбалась. Лишь один чиновник, не таясь, с изумлением уставился на Иволгина. Наверняка, слова Диоклетиана, как впрочем, и само имя императора, не входили в культурный багаж высокопоставленной персоны. Иволгин, позволив гостям насладиться любимой цитатой, продолжил:
- На сей раз, друзья мои, вас ожидает новое детище, заботливо взлелеянное на грядах моей скромной дачи, - на этих словах Эрлих еле заметно усмехнулся, ибо под скромной дачей понимались полсотни гектаров с трёхэтажной виллой, лесом, озером, конюшнями и теплицей. - Моя новая любимица - капуста краснокочанная!
Оркестр грянул что-то из Вагнера, и под величаво-прекрасную музыку процессия официантов внесла здоровенное блюдо с нарезанным кубиками кочаном тёмно-вишнёвого цвета, шампанское, соусы и несколько видов хлеба. Главный официант с пафосной миной обошёл стол, предоставляя публике полюбоваться детищем Николая Витальевича, остальные члены кавалькады быстро наполнили бокалы (Иволгин отказался, ибо печень), расставили аксессуары капустной прелюдии, распределили хрустальные стаканы с бумажными салфетками (ну, наконец-то!). Пока совершалось таинство явления капусты, я (а как же, конечно, каюсь!) потихоньку, под столом обмакнул липкие от высохшего мандаринового сока пальцы в стакан с боржоми. Затем осмелел и омыл минералкой всю правую ладонь. Терпеть не могу грязные руки. Кабы не Ирина Платоновна, успел бы освежить их цивилизованно...
Я извлёк из-под скатерти боржоми, незаметно приткнув стакан к бокалу с шампанским. А затем случился конфуз.
Шествующий мимо меня официант с главным достоянием ужина - с варёной краснокочанной капустой - неожиданно споткнувшись о сбитую складку ковровой дорожки, грохнулся возле торца стола с моей стороны. Спасая блюдо, он вытолкнул поднос с капустой на стол. Сразу вся наша сторона бросилась ловить артефакт вечера, успешно поймала и водрузила в центр стола с улыбками облегчения. Гости оживились, загалдели, запели дифирамбы ловкости рук Иволгина. Пунцовый от ужаса официант, чуть не потерявший первейшую драгоценность, чуть передвинул блюдо, прикрыв им следы на скатерти. Я вытер бумажной салфеткой капустный отвар, выплеснувшийся мне на руки, и вздохнул - слава Богу, мой дорогущий светло-серый костюм из кашемира не пострадал. Тонких льняных салфеток, обрамлённых вологодским кружевом, обычных аксессуаров стола Николая Витальевича, я не заметил. Весьма жаль. Всегда было любопытно обнаружить, какой шедевр из них соорудили на этот раз - корабли, розы или умопомрачительную геометрическую абстракцию.
Церемония опробования капусты далее прошла без особых происшествий. Народ с видом знатоков помусолил безвкусную гордость Иволгина. Отложив приборы, воздал хвалу великому огороднику и расслабился. Теперь можно было поесть по-человечески. Я умудрился слопать капусты чуть ли не вдвое больше, чем остальные гости вкупе, и Николай Витальевич одобрительно покачал головой. Никакого подхалимажа. Я действительно люблю капусту. Не уверен, правда, что Ниночка, сидевшая напротив меня и недоумённо наблюдавшая моё рвение, не заподозрила меня в лести. А девушка точно что-то заподозрила, поскольку отложила вилку и принялась осматривать нашу сторону стола, переводя взгляды с Эрлиха на меня и обратно.
Мне стало неловко. Я оторвался от капусты и промокнул рот новой бумажной салфеткой, бросив её возле предыдущей. Только сейчас заметил, что та из-за наших трюков с поимкой блюда пошла цветными разводами - не то что фиолетовым, а даже с некоторой прозеленью. Я скосил глаза - салфетки и у Бурмакиных, и у Николая Витальевича также окрасились розовым. И даже у Роберта Артуровича, хотя он и не ловил поднос, на салфетке оказалось несколько бордовых мазков. Как же всё пачкает эта чёртова капуста!
Кролик (вот накликал же разговорами с Ириной Платоновной!) в белом вине мне показался безупречным. Классические лавровый лист, душистый перец и чеснок тонко оттенялись толикой гвоздики и самым мизером розмарина. И тмин. Тмин меня поразил. Неожиданно и смело! Эдакая разудалая русская нотка в итальянской мелодии.
К банкетной чепухе типа тарталеток с муссом из гусиной печени, волованов с икрой и розочек из сёмги я не притронулся. Бри с трюфельным кремом был изыскан, но не столь удивителен, как вымоченный в чём-то остром и одновременно нежном баклажан в заливке из гранатов. Белая спаржа в апельсиновом соусе с лесными орехами приятно изумила лёгким присутствием клубники. А таких правильно-грубоватых жареных креветок в португальском вино-верде я давно уже нигде не едал, кроме как в самой Португалии.
На прощание Николай Витальевич вручил мне изящную записную книжицу в обложке из крокодиловой кожи. Я аж причмокнул от удовольствия - вещь тонкая и очень элегантная. Отличная пара к золотому перу, подаренному в прошлом году. Иволгин извинился передо мной за неудачный антураж стола, попросив (если быть точным - потребовав) не упоминать в статье об отсутствии его знаменитого льна - старинных салфеток и скатерти.
- Накладочка вышла, - шепнул он мне на ухо. - Не успели привезти из прачечной из-за этого проклятого снегопада.
Я понимающе кивнул, подумав, что никогда мне не понять такой причуды - возить дюжину салфеток на другой конец географии в самую дорогую химчистку, и с чувством распрощался с гостями, особо трепетно пожав руку Ирине Платоновне. Племяннице Иволгина я лишь слегка поклонился, прочитав в её очах всю ту же дымку неясного недоумения.
А спустя пять дней в новогоднюю ночь Николай Витальевич Иволгин умер. Я узнал об этом из газеты. Вернее, из коротенькой заметки на сайте городских новостей. Причиной смерти значилась "долгая и продолжительная болезнь".
- Шикарно! - Обрадовано застонал в трубку главред нашего журнала. - Пустим в номер два разворота. "Прощальный ужин с олигархом" - как тебе? Надеюсь, ты понял, что настал твой звёздный час? Дуй к Иволгиным, разнюхай подробности.
Облачившись в скромную траурную двойку, я отправился на Крестовский остров. В дань памяти об усопшем прихватил золотое перо и крокодиловый блокнот.
Меня приняли равнодушно, но хотя бы не выставили восвояси. Вдова покойного, ничуть не убитая горем, любуясь собой в новой роли, энергично распоряжалась насчёт похорон и поминок. Наследник Иволгина, не вынимая сигареты изо рта, чего не позволялось делать при живом отце, слонялся по комнатам в сопровождении Эрлиха и деловито интересовался стоимостью антиквариата и картин. Роберт Артурович называл примерную цену, Денис удовлетворённо покашливал. Василий Бурмакин отрывисто звонил по мобильнику, отдавая неясные для меня приказы - Леонида пригласить, полковника послать к чёртовой бабушке, Андрея Ивановича оповестить, Жужжалкину поставить условие. Скучающая Ирина Платоновна мастерила затейливый коктейль, время от времени приговаривая пробегающей мимо Ольге Сергеевне:
- Не плачьте, голубушка. Все там будем.
Голубушка и не думала плакать. Здесь никто, кроме Ниночки Иволгиной из Тотьмы не планировал предаваться великой скорби. Я подошёл к девушке, поздоровался. Ниночка промокнула слёзы, для чего ей пришлось снять очки и распахнуть трогательные голубые глаза.
- Что с Николаем Витальевичем? - спросил я почтительно.
- Поражение печени, - прошелестела она и вдруг зарыдала на моём плече. - Только папу схоронила, теперь ещё и дядя Коля...
- Что делать, - попытался утешить я. - С этим не шутят. Наука, увы, бессильна против циррозов и гепатитов ...
Ниночка отстранилась и резко оборвала меня:
- Никакого гепатита у дяди не было. И цирроза тоже.
- Как так?
- Так. Я наблюдала за ним. Его печень была в полном порядке.
- Но он умер!
- Я считаю, - тихо проговорила, колеблясь в вынесении вердикта, девушка, - я считаю, его отравили. Вы не могли бы помочь мне?
- Помочь? В чём?
Ниночка Иволгина торопливо достала из кармашка немодного тёмного сарафана скромную визитку, на которой значилось лишь ничего не значащее для меня имя да номер сотового телефона.
- Дядя наказал звонить ему, если что-то случится.
- Значит, Николай Витальевич предчувствовал беду?
Нина кивнула.
Я замер. Фортуна действительно одарила меня щедрым шансом на славу и успех. Если предположения племянницы верны, я стану знаменит. Я разоблачу убийцу, написав о нём сногсшибательную статью. Не два разворота - весь номер будет моим! Есть, конечно, риск опростоволоситься с беспочвенными фантазиями провинциалки, но кто не рискует, как говорится, тот не пьёт шампанского.
Я решительно заявил:
- Погодите звонить.
Вдвоём мы скрылись в девичьей светёлке. То бишь, в комнате Ниночки.
- Рассказывайте, - велел я, подкидывая в руке прихваченный в фойе мандарин.
- Николая Витальевича убили, - убеждённо произнесла бедная родственница бизнесмена. - Отравили, инсценировав приступ болезни. На самом деле у дяди была здоровая печень.
- Как Вы это поняли?
- Дядя не пил, это всем известно. Но его питание... Я приехала за неделю до дня рождения, но заметила, что он спокойно кушал жирное, солёное и жареное. Эти креветки с чесноком... У меня самой от них к ночи разыгрались колики, а дядя после окончания вечера ходил бодрым и весёлым.
- Напился лекарств и позволил себе расслабиться раз в году, - невозмутимо парировал я.
- Есть ещё кое-что, - возразила девушка. - Когда мы разгадывали кроссворд, никто не смог вспомнить лекарственное растение -расторопшу. У меня отец умер от цирроза, я знаю. Те, у кого больная печень, расторопшу обязательно вспомнили бы.
Я удивился:
- Но Николая Витальевича с нами не было. Вот и не вспомнили.
- А жена? С этой травой возни столько. Даже если Ольга Сергеевна не сама готовила отвары, она бы, по крайней мере, услыхала о них от дяди и прислуги.
- Для чего же Николаю Витальевичу был необходим этот цирк?
Ниночка протёрла кошмарные свои линзы и пожала плечами.
- Дядя всегда был такой подозрительный. Никогда не ел в чужих местах, да и дома бесконечно проверял пищу. Папа говорил, что дядя изображал слабого, а сам исподтишка готовил удар. - И назидательно резюмировала. - Мне очень не нравится это качество.
- Хорошо, - согласился я. - Если предположить, что Николай Витальевич был здоров, а убийца не знал, то отравление было закамуфлировано под смертельный приступ... А как всё случилось?
- В ночь после праздника дяде стало плохо. Рвота, понос, сильные боли в животе. Приехал дядин врач, промыл желудок, дал смекту. Дядя подумал на паштет, тем более, что и мне стало нехорошо. Но я просто не привыкла такое есть, и к утру нам стало лучше. У меня сразу всё прошло, а у дяди только через три дня. Все эти дни он провёл дома - был слаб и постоянно ругался на повара с его неудачным паштетом. Я ухаживала за ним, и так мне было обидно, ведь эта... ведь Ольга Сергеевна и не думала помогать. Дядя стал поправляться, я читала ему книги, он сказал, что очень благодарен, и что он не ошибся во мне. Я потом... А потом его увезла скорая, и он умер.
Ниночка всхлипнула. Терпеть не могу женские слёзы. Так становится жалко дурочек. Даже страшненьких. Даже по-смешному окающих и произносящих "обинно" вместо "обидно". Я утёр ей носик платком.
- Второй вопрос - кому выгодно? - И сам же себе ответил. - Кому тут только ни выгодно! Да хотя бы жене. Такое наследство! Обзавидоваться можно! Или сыночку по той же причине.
- Да, - призналась девушка, успокаиваясь, - никто из них особо не горевал.
- А ещё Бурмакин - партнёр по бизнесу. Не поделили деньги, вот и... того.
- Тоже слишком очевидно, - поморщилась Нина. На вологодское "ОчевиННо" я уже не дёрнулся - мне уже было не до изящества речи!
- Тогда Эрлих? - спросил я. - Он был поверенным покойного. Крутил за спиной шефа грязные делишки, тот проведал и... того. Ну, не жена Бурмакина же! Ей точно от Иволгина ничего не перепало бы.
- Ирина Платоновна, - потупясь, сказала Ниночка, - когда-то плохо высказалась с пьяных глаз о дяде. Дядя долго таил обиду и позволял себе при людях высмеивать её пристрастие к спиртному. Она могла отомстить.
- Были ещё некие важные лица оттуда, - добавил я, большим пальцем показывая на потолок. - Но они вряд ли. Если только Николай Витальевич не припас на них чемодан компромата.
- Значит, пять подозреваемых.
- Тогда уж шесть, - сострил я. - Вдруг Иволгин того... сам?
Литературные мои таланты безудержно испарялись, когда я вынужден был упоминать о смерти. Дурацкое "того" несуразным эвфемизмом упорно просачивалось в каждую вторую фразу.
Сообща мы восстановили в деталях капустный вечер, упомянув о постоянных отлучках Иволгина до трапезы, о бегающем за ним Эрлихе, о курьёзе с упавшим официантом, о книжечке с кроссвордами.
- Маловато фактов, - я задумчиво побарабанил пальцами по столу. - Это ведь Ваш компьютер?
- Мой.
Я попросил включить его и, дождавшись загрузки, открыл в браузере поисковик. Наколотил "Токсическое поражение печени". Первая же ссылка привела к статье, в которой досконально и подробно перечислялись вещества, вызывающие некроз важного органа. Я принялся было зачитывать его вслух, но после десятка веществ Ниночка прервала мои упражнения в риторике:
- А клинические картины там описаны?
Я запнулся, с некоторой обидой сказав себе мысленно, что эта девица соображает гораздо быстрее меня. Как я сразу не догадался сравнить симптомы отравлений со случаем Иволгина?
Поражение алкоголем по очевидным причинам не годилось. Враз от алкоголя не умирают. А если и умирают, то для начала веселятся, пристают к дамам, мычат, блюют, теряют сознание. Ни в одном пункте этого увлекательного плана Иволгин не был замечен.
Соли тяжёлых металлов мы отмели по причине неторопливого срока воздействия. Была некая вероятность того, что коварный убийца-химик давно уже подкармливал Николая Витальевича аппетитной ртутью, однако усопший доселе чувствовал себя отлично и на слабость не жаловался.
Для получения афлатоксина злоумышленнику пришлось бы подсыпать в пищу подгнившее зерно пшеницы или кукурузы, либо заварить чай из лежалых трухлявых листьев. Представить себе успешного дельца, склёвывающего тухлые зёрна, я лично не сумел, поэтому перелистнул страничку.
Промышленные яды - хлороформ, бензол и прочую ароматную дрянь, мы отвергли ещё быстрее, чем алкоголь.
Зато аманитин, он же аманитотоксин, он же яд бледной поганки, заинтересовал нас чрезвычайно. Ибо последние дни жизни покойного идеально укладывались в симптоматику отравления грибами. Первый приступ через шесть-десять часов, рвота, колики, кровавая диарея. Период ложного выздоровления, мышечная слабость и неминуемая смерть.
-Это она, - прошептала Ниночка. - Бленна поганка. У нас в Тотьме по осени один-два человека грибам травятся. Вот чудаки! Столько хороших, а они гадость собирают.
- Ладно, - допустил я с нескрываемым скепсисом, пропуская мимо ушей "грибам" и "бленну поганку". Как я уже понял, Ниночка вполне справлялась с тотемским говором, лишь в минуты крайнего волнения позволяя себе пропускать забавные диалектизмы. - Кто же у нас специалист по токсинам? Насколько я припоминаю по кроссворду, лишь один человек проявил свои познания в данной области - Ольга Сергеевна. Она знала про яд фугу, отчего бы не знать и про яд поганок?
- А почему Эрлих зачитывал вопросы не из одного кроссворда, а из разных? - вдруг вопросила Нина.
Девушка достала из ящичка бюро и протянула мне книжицу с кроссвордами. Я пробежался по ней глазами, убедился, что Нина права.
- Он нарочно выбирал трудные вопросы, - сказала девушка. - И нарочно выбрал про яд.
- Зачем?!
- Говорят, убийц тянет к месту преступления. Может, у Роберта Артуровича этот синдром развился ещё до преступления? Нервы сдали, он выплеснул напряжение и спокойно подложил дяде отраву.
- А Денис? - деликатно кашлянув, проговорил я. - Ходили слухи, что юноша отлично разбирался в способах расширения сознания...
Ниночка непонимающе округлила глаза. Вот наивная особа! Уехать, что ли, в Тотьму? В край чистых душ и нетронутых порчей натур... Пришлось высказываться напрямик:
- У Дениса были проблемы с наркотиками. После его экспериментов с разнообразными препаратами, Николай Витальевич был вынужден отправить сына в Англию. По крайней мере, на прошлом празднике его здесь не было.
- Нет, - отрезала Нина. - За Дениса я ручаюсь. Он... Он... - И выдохнула. - Он был с подругой.
- С подругой?!
- У него в комнате находилась девушка. Денис иногда забегал к ней, потом убегал. Они смеялись и радовались, что обхитрили дядю.
- Но как Вы-то это узнали?!
- Я заметила, как одна официантка прошмыгнула наверх, к спальням. Я пошла за ней, стала слушать, где шумно, и обнаружила, что звуки идут из комнаты брата.
- И Вы ничего никому не сказали...
- Я думаю, у него любовь. А для любви нет преград.
О, Боги! О, Тотьма! Не жениться ли мне на этом невинном создании? А что - причёсочка, платьишко, макияжик, и вполне сгодится. А ежели Иволгин о наследстве позаботился, так сгодится тем более.
- Всё это ерунда, - вздохнул я. - Даже если мы заочно определим яд, останется неясным, куда и как его подсыпали. Мы сидели за одним столом, ели одну пищу, пили одни... Стоп. Пили мы разное. Иволгин пил сок, а мы вино. Сок!
Ниночка покачала головой.
- Дядя пил соки из маленьких стеклянных бутылочек. Другие он не признавал из-за подозрительности. Я видела - официант много раз вскрывал такую бутылочку. Одна бутылочка на один бокал.
- Николай Витальевич мог перекусить до ужина?
- Если только на кухне... Но там орудовал повар-француз с кучей помощников. Злющий! Я сунулась за конфетой, - девушка покраснела, - он меня прогнал, и свиньёй назвал.
Барышня образованна, подумал я про себя, французскому обучена. Ещё один плюс в копилку её добродетелей. А приглашённый мастер принял её за уборщицу, и сей факт ничуть меня не удивил.
- Разве что мандарины, - предположил я.
Мои слова возымели самый неожиданный эффект. Племянница Иволгина вдруг вскочила и, шлёпнув себя по лбу, воскликнула, если только можно было назвать криком чуть более громкую, чем шёпот, фразу:
- Мандарины! Я поняла! Вот почему разная краска! Потому что мандарины!
Я почесал затылок. Заметив моё замешательство, Ниночка с жаром пустилась в объяснения:
- Помните, Вам пришлось вытирать руки салфеткой после того, как спасли капусту? Краснокочанную капусту! На самом деле - фиолетовую капусту. Вы бросили салфетку на скатерть, и меня тогда поразило, что капуста сиреневая, а следы на Вашей салфетке с зелёными разводами. Я перевела взгляд на Ваших соседей - у троих, дяди и Бурмакиных, они были розовые. А у Роберта Артуровича и Ольги Сергеевны - нормального фиолетового цвета.
- Что за мистика? Капуста одна, а цвет разный!
- Никакой мистики, всё очень просто. Нам в школе рассказывали, да я позабыла. А теперь вспомнила. Отвар краснокочанной капусты может использоваться в качестве лакмуса! При добавлении в щёлочь он посинеет или позеленет, а в кислоту - покраснеет.
- Но я... Я обмакнул руки в боржоми, а потом щелочная минералка подкрасилась на салфетке из-за капусты. Из-за лакмуса.
- Да-да, именно! У Эрлиха и Ольги Сергеевны руки были чисты, поэтому на салфетке остался неизменённый цвет отвара, а у остальных...
- У остальных на руках была кислота, - поспешил я закончить фразу. - И у Николая Витальевича, и у Бурмакина, и Ирины Платоновны. И эта кислота - сок мандарина. А ведь точно! Ни у одной вазочки с фруктами я не обнаружил салфеток. Тот, кто ел мандарины, вынужден был просто подсушивать руки!
- Скорее всего, дядя не предполагал, что кто-либо станет есть мандарины. Разложил вроде как для красоты, для новогоднего настроения, для запаха.
- А никто и не ел. Только Ирина Платоновна, а за ней вслед и я. Но мы не просто так. Мы закусывали.
- Я видела, - снова распунцовелась барышня. - Вы ещё держались, а Ирину Платоновну совсем понесло. Дядя даже немного поволновался, заметив, что она нетвёрдо ходит. Но потом успокоился, когда увидел, что Вы её охраняете.
- Бурмакину можно исключить, - подытожил я. - Во-первых, почти всё время мы с ней были вместе, а во-вторых, она была изрядно подшофе. Я бы с её дозой не то, что убить, вилкой в капусту не сумел бы попасть.
- Остаются дядя и его партнёр. У обоих руки были в мандариновом соке. Значит, за несколько минут до ужина оба ели фрукты.
- Яд был впрыснут в цитрус? - завершил я Ниночкины построения. - Например, шприцем. Например, дома, заранее. Предложен Николаю Витальевичу и благополучно съеден. Вернее, неблагополучно. А тот, кто предложил мандарин, за компанию съел такой же, только безопасный. И момент убийства был выбран так, чтобы легко, не вызывая подозрений, предложить отравленный продукт, а потом всё списать на излишество за столом. Рождественский стол для такой гнусной цели не сравнился бы ни с чем: и обилие обожаемых мандаринов, и плотная трапеза, смертельная для печёночника... И это был Василий Бурмакин.
Я наказал Ниночке сидеть в комнате, а сам кубарем скатился на первый этаж.
Денис лениво переругивался с мачехой, Эрлих с предполагаемым убийцей молча перелистывали папки с какими-то бумагами. Ирина Платоновна тихо стояла перед траурным портретом Иволгина. Я подошёл к ней, почтительно сложив руки и склонив голову.
- Вот дурак, - еле слышно шевелила губами женщина, - вот дурак. Взял, да умер...
- Всё пройдёт, Ирина Платоновна, - вкрадчиво произнёс я, подпустив в голос мягкость и глубокое сопереживание. - Наступит весна, распустятся деревья, повсюду зацветут одуванчики...
К себе как к бездарному литератору, несущему совершенно пошлую околесицу, я почувствовал глубочайшее презрение, однако с пути не свернул:
- А там и лето. Июль, солнце, море. М-м-м! Красота! Поедете на природу, отдохнёте. Горе растает, останется лёгкая нотка грусти. А затем август, грибочки, дача... Обожаю собирать грибы! А Вы?
- Терпеть не могу, - оборвала мои мечтания госпожа Бурмакина. - Что за радость носиться по болоту и кормить комаров. Мне грибы и на вкус не нравятся. Вам бы, голубчик, с Васенькой моим спеться. Уж он точно готов с утра до ночи шляться по лесу с корзинкой. А эта бесконечная засолка! Гадость! Они с Колей стоили друг друга - один дурак с капустой, другой дурак с грибами. Вот, почему не гольф с яхтами?...
Я виновато развёл руками - не угадал, мол, с утешением. Затем взлетел к Ниночке в комнату и с порога заявил:
- Звоните.
То, что было дальше, рассказывать скучно и неинтересно. Фамильные разборки при дележе имущества обычно выпячивают, обнажают и выносят на поверхность всю ту пену, что годами копится даже в самом благопристойном семействе. Завещание Николая Витальевича объявляло Ниночку преемником всей деловой империи. Денису и Ольге Сергеевне досталась кое-какая недвижимость и всё, что можно было сразу снять с официальных банковских счетов. Как довольно шепнул мне Эрлих, это сущий пустяк, и племянница пока ещё не подозревает, насколько ей повезло.
Я бы добавил, Ниночке повезло вдвойне. Повезло в том, что благодаря снегу и заторам льняные салфетки опоздали к столу и пришлось выставлять бумажные. Я проверял - на ткани различие оттенков капустного отвара было бы незаметно. От последующего недоброго внимания Бурмакина к Ниночке спасли именно полупрозрачные тонкие листки промокашки - бумажные салфетки.
Эрлих выбрал меня человеком, которому можно довериться. Я красочно описал его в статье о роковом празднике капусты - имя Роберта Артуровича долго потом упоминали в новостях, а самого его даже пару раз пригласили на дурацкие ток-шоу. Первый раз для обсуждения нашумевшей гибели бизнесмена, второй раз - о, усмешка фортуны! - в качестве эксперта-дегустатора блюд из капусты. Невольно мною была сделана отличная реклама для Эрлиха, так что, смею полагать, он испытывал ко мне некоторое подобие благодарности.
Доказать причастность Василия Бурмакина к смерти партнёра не смогли. Вскрытие показало некроз тканей печени и почек, да и только. В желудочном содержимом не нашли никаких следов ядовитых поганок, а страсть Бурмакина к тихой охоте к делу пришить было невозможно. Однако человек, вызванный по нашему с Ниночкой звонку, немедленно инициировал расследование по другим, не касающимся смерти Иволгина, сомнительным операциям Бурмакина. В нашей стране, как известно, из-за плеча каждого крупного игрока выглядывают трупы менее удачливых соперников. Нашлись таковые и у Василия. Иволгин сдал бывшего друга с потрохами. Посмертно, в качестве мести. Николай Витальевич давно конфликтовал с совладельцем и, по всей видимости, подозревал, что тот рано или поздно решится на радикальное разрешение разногласий. Подозревал и Эрлих. Именно потому он верным телохранителем лично пас своего шефа там, где невозможно было выпустить на сцену охрану.
- Почему Вы так странно разгадывали кроссворд, - спросил я его после того, как вся эта история завершилась. - Слова брали из разных мест.
- Я присматривался к Нине Игоревне, - обезоруживающе признался Эрлих. - Хотел выяснить, умна ли наследница. А для этого выбирал слова позаковыристее.
- Выяснили?
- А как же! Выяснил всё необходимое. Умна, образованна, но стеснительна. С последним качеством придётся поработать. В нашем деле стеснительность ни к чему.
Определённо, в Эрлихе погиб великий воспитатель.
Нина Игоревна не решилась отступать от сложившейся традиции предновогодних капустных приёмов. Я заранее был приглашён на торжественный ужин в следующем году. Предложив слегка изменить формат встреч, я накидал милой девушке два десятка рецептов изысканных блюд с грубым на первый взгляд овощем. Ниночка обещала подумать.