Суровый старик лет восьмидесяти, не меньше, скрестив на груди руки бесцеремонно, пристально, словно осматривал шкаф при покупке, оглядел Севу с ног до головы, хмыкнул - Бог знает, что означало это хмыканье! - и разлепил тонкие губы:
- Однако... Что за мода пошла!... Нет, чтобы по-простому: Сергей там или Андрей, а то Пафнутий да Северин...
- Они на севере родились, поэтому Северин и Снежана. К тому же беленькие...
Снежанка, сестра Севы, сидя на корточках, задумчиво изучала божью коровку, покачивающуюся на длинном стебельке. Услышав свое имя, повернула мордашку, чтобы доверительно сообщить:
- А корова уже в резонанс вошла. Сейчас еще покачается и грохнется.
- Не грохнется, - снисходительно заметил Сева. - Улетит.
И точно, ровно через три взмаха стебелек спружинил, и насекомое, расправив пятнистые крылышки, взмыло вверх.
- Сколько им? - сухо спросил старик.
- Шесть и тринадцать.
- Девочка знает физику?
Мама улыбнулась - впервые с той минуты, как подошла к свекру:
- От Севы нахваталась, он у нас умник, в математической школе учится, на олимпиадах побеждает.
- Он ботаник! - подала голос Снежана и хитренько прищурилась. - Он даже на девчонок не смотрит.
- Потому что вы все ду.. глупые! Что на вас смотреть! - так же снисходительно ответил Северин Игоревич.
- Что ли и мама глупая?
- Я про девчонок говорю, а не про женщин.
Старик снова хмыкнул:
- Про женщин... Идите, поиграйте там, нам поговорить надобно.
Он уселся в плетеное кресло, что уютно расположилось у стены, увитой плющом до самой крышы. Мама встала рядом. Севке не очень понравилась такая картина - маме, чтобы расслышать старика приходилось слегка наклоняться, будто лакею перед барином, - но лезть с замечаниями он постеснялся.
Старик, Лев Андриянович Борейко, был родным дедом Севы. Сева тоже был Борейко, и наличие родственника с такой же фамилией немного его удивляло: до сих пор ему казалось, что Бореек в мире всего четверо - он, сестра и родители. Папа служил в Западной Лице на атомной подводной лодке, и со своим отцом, Львом Андрияновичом, до сих пор не общался из-за какой-то давней ссоры. Это мама настояла на том, чтобы дед наконец-то увидел внуков, и, вообще, чтобы родственные отношения наладились. Поэтому они здесь, в Комарово, на дедовой даче.
Дача была огромной - три этажа с высокой четырехщипцовой крышей. Сразу за домом, за основательным забором и зарослями сорного шиповника, плескалось море с широкой полосой песчаного пляжа. Никакое это было не море, Севка в Западной Лице видел море настоящее - серое, серьезное, глубокое. Море, шутки с которым были неуместны и опасны. А здесь была просто мелкая лужа со скользкими валунами и с глубиной по колено. Ни искупаться в ней, ни на лодке поплавать.
Севу с семейством поселили на третьем этаже, подниматься на который приходилось по крутой винтовой лестнице. Снежанка пищала от восторга. "Я принцесса!" - вопила она всякий раз, спускаясь вниз и придерживая подол платьица кончиками пальцев. Лучше бы за перила держалась. А все улыбались и по очереди ее тискали. Все - это дядя Вова, младший папин брат, тетя Ира, папина сестра, дядя Коля, ее муж, и Татьяна Петровна, молодая дедушкина жена. На взгляд Севы, не такая уж она и молодая, старше мамы. И толще мамы. И выше на голову. Ей бы на спасательной станции работать, а не дедушкиной женой. То, что она именно работает женой, то есть вышла замуж за деньги, а не за деда, вслух никем не объявлялось, но подразумевалось. Сева сразу понял это по хорошо замаскированной смеси презрения и ненависти на лицах новообретенной родни. Особенно явно уничижительное пренебрежение читалась в глазах тети Иры.
Впрочем, Севе было все равно. Он с вожделением косился на чердак дома и на подвал и на странные старинные постройки во дворе, предвкушая острое и неповторимое чувство исследователя неведомых территорий, и никакого дела ему не было до бурлящих слухов о дедовом завещании, до тихой неприязни родственников к "юной" супруге, до проскакивающих искр раздора между тетей Ирой и Татьяной Петровной, словом до всей этой взрослой ерунды, не стоящей драгоценного летнего времени. То, что дед соизволил познакомиться с внуками лишь на десятый день их пребывания, Севу также ничуть не взволновало - не больно-то и хотелось! Чем меньше к ним интереса, тем лучше!
Еще была кошка Муська. Тощая животина породы русская дворовая. Она любила мороженое больше никчемной своей жизни. Севка обнаружил это случайно, когда Снежана уронила на траву половинку вафельного стаканчика. Пока сестра тянулась к выпавшему сокровищу, надеясь, что мама не видит, и можно будет подобрать, обдуть и доесть пломбир, Муська налетела диким зверем на добычу и, урча, стрескала мороженое вместе с вафлей. Снежана не обиделась. Наоборот, купила и скормила Муське еще три стаканчика. И ничего у Муськи не треснуло.
Муська разгуливала по саду, охотилась на птиц, за что ее нещадно гонял дядя Коля, уверявший, что без птиц жуки и червяки сожрут весь урожай. Дядя Коля, как определил Сева, был фанатиком-огородником. Он с утра до ночи то возился с растениями, то ремонтировал или строил что-нибудь деревянное. Натура у него была сельская, хотя на самом деле дядя Коля работал в банке то ли экономистом, то ли финансистом, короче, кем-то скучным. В отличие от него дядя Вова к хозяйству был равнодушен, зато ко всяким увеселениям очень даже. Дядя Вова каждый вечер отправлялся в город потусоваться, возвращался заполночь в подпитии. Иногда за ним заезжали подружки. Подружки у него были одноразовые, но похожие друг на друга, как родные сестры - фигуристые брюнетки с пышной грудью и тонкой талией. Честно говоря, Севка и сам был бы не прочь подружиться с такими симпатичными девушками когда-нибудь потом, когда вырастет. У дяди Вовы деньжата не водились, но он был писаным красавчиком с отличной атлетической фигурой. "Аполлон с лицом ангела", - сказала про него тетя Ира. Правда, потом добавила: "И с характером черта". Она на правах старшей и ответственной сестры уговаривала дядю Вову устроиться на серьезную работу, но дядя Вова отшучивался, что ему свобода дороже денег. Он был переводчиком технической литературы, переводил дома, то есть на дедушкиной даче, хотя, как Севка заметил, не слишком утруждал себя полезным трудом. Единственной строгой его обязанностью были вынос дедушкиного кресла и покупка дров для бани.
Тетя Ира варила бесконечное варенье. Севка пересчитал аккуратные ряды банок в подвале: сто сорок две литровые банки. Куда им столько? Это ж по полбанки варенья в день в течение года, исключая праздники. Детей у тети Иры и дяди Коли не было, дед варенье не любил, дядя Вова, кажется, тоже. Неужели сами съедали?
А чем занимается Татьяна Петровна, Севка так и не понял. Полдня она колдовала над дедом - выводила его на лужайку у дома, усаживала в любимое плетеное кресло, подносила то книгу, то чай, то панаму, то плед, уводила, подавала обед, - а затем на полдня куда-то исчезала. Дед ходил плохо, лишний раз сбегать в дом за чем-то нужным, было ему тяжело. Севка впервые так близко соприкоснулся со старостью. Немощь пожилого возраста вызывала в нем неподдельный интерес. Сева примеривал к себе в отдаленном будущем пигментные пятна, дрожание рук, морщины на лице, худые ноги и слабое сердце, ужасался и насильно переводил мысли на дядивовиных красоток.
Поговорив с дедом, мама отправилась в музей Репина, прихватив с собой Снежану. Севка, кое-как отбрыкавшись от культурного отдыха, радуясь лету и свободе, немного повалялся на пляже, а затем пошел в дом - изучать секреты подземелий и потайных комнат.
Лев Андриянович дремал в кресле. Он чуть приподнял брови, когда Севка прошмыгнул мимо него в яблоневый сад, однако ничего не сказал.
За яблонями, за баней, за поленницей дров, вплотную к забору притулилась скособоченная сараюшка со следами резных украшений по периметру внешних стен. Она была заперта висячим замком, но Севка накануне обнаружил щель между стеной и крышей. Он влез на забор, а с забора проскользнул в эту щель. Ободрав штанину и расцарапав колено, Севка спрыгнул вниз и разочарованно вздохнул: ни тебе старинной утвари, ни дореволюционных книг с ятями, ни оружия, ни, тем более, скелетов. Потертый диван на две персоны, покрытый заляпанной, выцветшей накидкой с крупными васильками, верстак, полки с инструментами, коробки с гвоздями, доски, ворох грязных курток и сапог, дряхлый велосипед, допотопный холодильник. Сева потрогал верстак - засохшие листья, пыль, обрывки пожелтевших газет покрывали его. Инструмент на полках проржавел. Можно было бы подумать, что в сарай давно никто не заглядывал, но мальчик открыл холодильник и обнаружил, что тот работает, исправно охлаждая десяток бутылок пива. В нижнем отделении морозилки Севка нашел крупные куски льда, а в верхнем мороженое - пломбир, который сам же и покупал. Пепельница у дивана оказалась забитой окурками, на самом же диване валялись небрежно брошенные оксфордский словарь и книжка неизвестного Севке писателя по имени Станислав Гроф.
"Дяди Вовина берлога", - догадался Севка. - "Кажется, здесь он поправляет здоровье". По утрам после вылазок в город дяде Вове всегда хотелось поправить здоровье, но как именно он это делает, Севка не знал, потому что тот заговорщицки подмигивал и посылал племянника за мороженым, а когда Севка через полчаса возвращался с двумя брикетами пломбира, дядя Вова уже был поправленный. А в качестве демонстрации этого затевал с Севкой либо весёлую возню, либо поединок армрестлеров. Дядя Вова всегда побеждал. Лишь однажды мальчик одолел дядюшку, когда тот разрешил работать обеими руками. Но и тогда, как подозревал Севка, дядя Вова поддался, чтобы не обижать гостя.
Кое-как выбравшись наружу, мальчик, пригнувшись, словно спецназовец на операции, по кустам малины метнулся в противоположный конец сада - в основательную, не чета дядивовиной, бытовку. Помещение сие вполне могло бы служить гостевым домиком или домом для прислуги, если бы у деда была прислуга или хотя бы приезжали гости, кроме родни. Севка осторожно потянул за ручку двери, та плавно, без скрипа отворилась. Севка, повертев головой по сторонам, осторожно ступил за порог.
В отличие от предыдущего сарая здесь царил образцовый порядок. Два чистых верстака, до блеска отполированных нарядными рубанками. Навесные полочки с нарядными молотками, пилами, топорами. Нарядные ящички с мелочевкой. Два табурета с затейливо выточенными ножками. Строгий, но уютный диван. Занавесочки с васильками на чистых окнах. Стеллаж с подборками книг и журналов по садоводству и дачному строительству. Гардероб с рабочей одеждой и древним сундуком под плащами и робами. Севка пощупал жесткие рукава спецовки, удивился - прямо, как форма у пожарных. А еще, так же, как и у дяди Вовы - холодильник. То, что здесь безраздельно властвует дядя Коля, не догадался бы только самый последний дурачок. Впрочем, Севке и догадываться не надо было, он своими глазами видел, как дядя Коля, приезжая после работы, стягивает галстук и несется в бытовку со счастливым выражением лица. Севка сразу по приезду попросил у него брусок, гвоздики и молоток, чтобы смастерить арбалет, и дядя Коля раскритиковал мальчика, заявив, что без подготовки, тяп-ляп, ничего делать нельзя. Он сделал чертёж, тщательно разметил заготовки, заставил Севку аккуратно выпилить и зашлифовать детали, сам подправил небольшие огрехи, потом сам же залакировал и, выждав сутки, прикрутил натяжной механизм. Арбалет получился что надо - гладкий, ладный, меткий. Севка неделю не расставался с ним, расстреливая забор и мелкие яблочки. А потом остыл, бросив оружие на скамью под навесом бани.
Интересно, а что в этом холодильнике? Мальчик заглянул в пасть белого исполина - десяток бутылок простой воды, плоские уругвайские персики на широкой тарелке (Севка потянулся за одним, но в последний момент отдернул руку), сухие финские хлебцы. Набор был бы исключительно здоровым, кабы не мороженое в морозилке. "Какой-то клуб любителей мороженого, - подумал Сева, - не удивительно, что даже кошка обожает его". Двухсотграммовыми пачками пломбира был забит весь нижний ящик морозилки. А в верхнем ящике тоже был лед. Севка стянул один кусочек, сунул в рот, завертел языком, ожегшись концентратом холода, выплюнул в руку и, выйдя в сад, швырнул в кусты. Из кустов, обиженно мявкнув, пулей выскочила Муська.
Чисто из спортивного интереса мальчик забежал в дом, и, не снимая кед, устремился на кухню. Там стояла тетя Ира с молотком в руках - рукоятка у него была в точности такой же, как у топора и гвоздодера в бытовке, - и плотоядно взирала на мясо, распластанное на столешнице.
- Не говори дяде Коле, - произнесла она, понизив голос, - он меня убьет.
- Не скажу, - пообещал Севка. - А что не говорить?
- Я его молотком мясо отобью. Мой кухонный куда-то подевался. Все время здесь лежал, а сегодня пропал. Господи, что творится - то крыс на участке видели, то молоток исчез... Ты не брал случайно?
Севка помотал головой:
- Не. Мне, теть Ир, это совершенно неинтересно. Мне поесть интересно, а готовить и в повара играть не интересно. А это точно крыса была?
- Владимир Львович сказал - крыса. Это он её видел.
- Не бойтесь, Муська нас спасёт. Можно, я стащу чего-нибудь?
Севка извлек из холодильника вафельный рожок. Мороженое он не очень любил, но повод заглянуть в морозилку был просто шикарным!
- А чего у вас так много мороженого? - спросил он. - Там штук двадцать, наверное.
- Ох, Севочка, это у нас семейное пристрастие. Все Борейки любят мороженое. Понимаю, вредно для фигуры, но что делать... Я Николая Семёновича в свое время выбрала из трех кавалеров только потому, что он уважал мороженое, а остальные нет. А ты, племянничек, любишь мороженое?
- Люблю, - соврал Севка, и тетя Ира просияла:
- Точно! Наши, Борейкинские гены! Вот папА удивится...
Она поставила ударение на последний слог, получилось немного жеманно, но очень мило. Тетя Ира вся была такая милая - невысокого роста, ладненькая, румяненькая, в хорошеньком фартучке с васильками. Похоже, у Бореек в генах сидит любовь не только к мороженому, но и к василькам. Тетя Ира глянула на часы и торопливо добавила:
- Я тебе вечером брючки зашью. А сейчас иди, Севочка, я стучать буду... И насчёт молотка молчок! Договорились?..
- Договорились.
Остаток рожка Сева скормил Муське, поджидавшей его прямо на крыльце дома. Кошка, слопав мороженое, долго и нудно вылизывала плитку, на которую Севка положил лакомство. Поглаживая ее по шелковистой спинке, мальчик задумался о тети Ириных словах. Интересно, почему дед удивится? Может, потому, что неожиданно найдёт в нём фамильную черту? Они с сестрой светловолосые и голубоглазые, а все Борейки - брюнеты с ярко пламенеющим румянцем, бледнолицый Севка не слишком похож на них.
Странные эти Борейки. Не все, конечно, мама или тетя Ира совсем не странные, но вот, к примеру, дед. Вроде спит в своем кресле, а вроде и нет, подсматривая из-под полуприкрытых ресниц. Или Татьяна Петровна, исчезающая после обеда. Куда она исчезает? Почему никому ничего не говорит, а только время спрашивает? Ей скажешь - три часа десять минут, а она охнет и умчится на своих длинных ножищах. Дядя Вова, кстати, тоже постоянно спрашивает время. Три дня подряд мальчик просыпался от того, что молодой дядюшка с шумом подтаскивал под Севкино окно дедово кресло, а когда Севка высовывался, спрашивал точное время, лучась широченными улыбками. Зачем ему время? Все равно не ездит на работу. На четвертый день, правда, дядя Вова время не спросил, а, совершив ритуал с креслом, просто уткнулся в мобильник. И дядя Коля интересуется временем. Всю прошедшую неделю он ремонтировал чердак и с периодичностью в четверть часа выглядывал в маленькое оконце, чтобы осведомиться о точных часах и минутах. Стоп! Да ведь и тетя Ира тоже непроста! Варит-варит свое варенье, а потом вдруг глянет на часы, выключит газ и мгновенно улетит куда-то. Мама никогда не бросала варенье полусваренным. Если тетю Иру варенье не слишком заботит, зачем она готовит его в промышленных масштабах? ...
Севка вернулся в дом, поднялся к себе в комнату и остаток дня потратил на выжигание фамильного герба Бореек. Дядя Коля подарил ему отличную досочку и набор для выжигания. Севка долго решал, что бы такого изобразить на доске, и решение, навеянное результатами изысканий, пришло. Рыцарский щит Севка разделил на четыре поля, в левом верхнем квадрате выжег красивую, с завитушками букву "Б", в правом верхнем циферблат часов, а в нижнем - пломбирную трубочку. Еще одно поле оставалось свободным. После недолгих колебаний на нем появилась Муськина морда, а поверх щита девиз: "Кристальный разум, пламенное сердце". Как соотносились между собой кошка, часы и мороженое, Севка не стал размышлять. Он просто вбил в стену гвоздик и, приклеив к досочке бечеву, повесил на него только что сочиненный герб.
Повесил вовремя, потому что набежали тучи, где-то вдали громыхнуло, вспыхнуло, и электричество вырубилось. Севка спустился вниз, вышел со двора, прогулялся по поселку - света не было нигде. За те две недели, что Севка провёл в Комарово, это был третий случай отключения. "Ерунда какая-то, - подумал он, - в Западной Лице и то никогда электричество не пропадает. Столичный город, а ерунда...".
- Двинем-ка, друг мой, завтра с тобой на рыбалку, - предложил дядя Вова, когда мальчик вернулся. - За мыс двинем. Там после дождя клёв хороший.
- А что издательство? - мгновенно вскинулась тётя Ира.
- Подождёт, - беспечно отозвался дядя Вова. - Не каждый день ко мне племяха приезжает. К тому же, он единственный из нас, кто благосклонно относится к активному досугу на пленэре.
Севка обрадовано кивнул. Он поужинал сосисками, которые тетя Ира умоляла спасти, и лег спать, оставив родственников уничтожать запасы пропадающего мороженого.
Гроза так и не докатилась до Комарово. Электричество появилось ночью, больно резанув светом Севкины глаза. Сам балда, прошептал себе мальчик, шлепая ладонью по выключателю. Надо было проверить, что лампа выключена.
* * *
На следующее утро дядя Коля, вопреки обыкновению, встал поздно и поздно уехал в свой банк, сообщив жене вполголоса, что дело сделано. Севка невольно подслушал их разговор из туалета на первом этаже, на который он был вынужден спуститься из-за копуши сестренки. Тетя Ира в ответ тихо сообщила, что у нее тоже завершено, и что скоро некоторые попляшут.
А потом, как обычно, дядя Вова подтащил кресло, но не стал спрашивать время, а помахал Севке со Снежаной рукой. Мама еще спала - детей это ничуть не удивляло, мама всегда была совой и дрыхла до победного. Севка скатился вниз, чтобы спросить дядю Вову, когда же состоится рыбалка, но у калитки притормозил: дядя Вова разговаривал с кем-то по телефону.
- У меня все готово, - прошипел он в трубку. - Сегодня все будет.
И торопливым шагом с папкой под мышкой ринулся к Приморскому шоссе. Севка проследил за ним, не вполне отдавая себе отчет, для чего он это делает, убедился, что родственник, поймав маршрутку, скрылся из вида, и поплелся домой. Думать о том, что дядя Вова обманул, не хотелось. Наверное, обнаружились очень-очень срочные дела...
В кресле у стены уже сидел Лев Андриянович, у ног его копошилась Снежана, а Татьяна Петровна неторопливо втирала солнцезащитный крем в веснушчатые плечи мужа. Дед с утра загорал - пока не стукнет одиннадцать. А в одиннадцать над ним раскрывали огромный зонтик. После обеда зонтик убирали, потому что солнце перекочевывало на другую сторону дома.
- Отец не обижает вас? - спросил дед вместо приветствия, когда Севка остановился возле него.
- Нет, конечно! Папа добрый. - аккуратно ответил мальчик.
- Папа нас на санках катает! И на АПЛ водит погулять! - незамедлительно встряла Снежана.
- На какой такой АПЛ? - не понял Лев Андриянович. Переносица его собралась в суровые складки.
- Ну что тут непонятного, - мамиными интонациями произнесла сестренка и по-маминому же развела руками, - на атомную подводную лодку!
Дед неодобрительно возразил:
- Разве детям позволительно туда ходить?
Но тут появилась тетя Ира, накинулась на Снежану с поцелуями и объятьями, и Лев Андриянович махнул рукой.
Тетя Ира со Снежанкой ушли пить чай, следом на кухню подтянулась проснувшаяся мама. Татьяна Петровна присоединилась к ним, и дамы даже вполне мирно обсудили состояние современной системы образования, причем мама уверяла, что не все так плохо и кивала на Севку, откровенно заскучавшего в обществе четырех женщин, а Татьяна Петровна с тетей Ирой горячо осуждали развал школы и науки.
Совсем рядом вдруг что-то заскрипело, зашумело, после чего Снежана спросила:
- А почему дедушка так смешно сидит? У него центр тяжести сместился.
- Видите? - с гордостью изрекла мама. - Хорошее у нас образование! Дети про центр тяжести знают!
- Это у вас в вашей Западной Лице, в заповеднике дети знают..., - начала говорить Татьяна Петровна, а тетя Ира бросилась к Снежанкиному месту, с которого хорошо просматривалось кресло Льва Андрияновича. Она зажала рот рукой, вскрикивая, и одновременно с Севкой помчалась во двор.
Дедушка, привалившись к правому подлокотнику кресла, низко склонился над коленями - вот-вот и рухнет лицом на траву перед собой. На темени его зияла рана, чуть поодаль от кресла валялся окровавленный молоток. Севка сразу узнал его - заостренный с одного конца, с рукояткой, отделанной светло-коричневой кожей, с тонкой зеленой полоской у основания... Тетя Ира отбивала им мясо и просила хранить сей факт в тайне. Севка с ужасом посмотрел на тетю Иру, та - на Севку. В глазах ее колотились страх и растерянность.
Вызвали скорую. Усталый врач осмотрел дедушку и, заявив, что ему тут делать нечего и сообщив в милицию, уселся чуть поодаль заполнять надлежащие бумажки. К окончанию формальных дел прибыл следователь - крепкий молодой парень студенческого вида. Представился Иваном Ивановичем, сердито добавив, что имя у него настоящее.
- Кто-то был на крыше? - сухо вопросил он, а когда все дружно помотали головой, буркнул сам себе, - Тогда имеем несчастный случай. Хотя странно... От молотка не умирают. Максимум сотрясение. Высота небольшая.
- Травматический инсульт, скорее всего, - подал голос врач. - Молодому бы ничего, а старику с гипертонией запросто.
- Николай Викторович всю неделю ремонтировал кровлю, - решительно заявила Татьяна Петровна. Она удивительно быстро оправилась от шока и, по всей видимости, не собиралась примерять образ безутешной вдовы. - Это он забыл там молоток.
- Да что Вы, голубушка говорите? - вскинулась тетя Ира. - Мой муж не мог забыть молоток! Это не в его правилах! Он чрезвычайно аккуратный и, я бы сказала, педантичный человек! И потом... я этим молотком вчера мясо отбивала. Правда ведь, Севочка?
Мальчик отвернулся, его мутило от вида мертвого тела , виновато молвил:
- А что, можно уже говорить?
- Да, говори, такое уж дело, - вздохнула тетя Ира и всхлипнула. - Папочка... Можно я его накрою?
- Накройте, - разрешил Иван Иванович. - Так что там с молотком?
- Я вчера зашел сюда на кухню, а тетя Ира держала в руках этот вот молоток, - сказал Сева. - И велела мне молчать, потому что дядя Коля мог рассердиться на нее из-за молотка.
- Вы заставили ребенка лгать! - возмутилась мама и прижала Севку к груди. Получилось нелепо, поскольку ростом Севка был уже выше мамы.
- Лгать и молчать - разные вещи!
- Иногда молчать - все равно, что лгать!
Иван Иванович поморщился. Пресекая женские споры, он приказал:
- Отойдите от дома и принесите мне другой молоток.
- Я принесу! - резво откликнулся Сева, вырываясь из маминых объятий. - Вы же будете эксперимент проводить?
- Эксперимент, эксперимент..., - проворчал следователь и задрал голову, щурясь на солнце.
Вдвоем с Иваном Ивановичем - тот запретил мальчику подниматься на чердак, но Севка не послушался - они забрались на крышу. Следователь на чердак попал законным путем, через ход с третьего этажа, а Севка влез по забору, а затем по дереву, росшему у противоположной стены дома. На коленях подполз до приколоченной к крутому скату лесенки. Скат со стороны двора был не таким крутым, следователь спокойно ходил по нему, в то время как Севке пришлось карабкаться и держаться на ступени лесенки. Вездесущая Муська высунулась из-за трубы, но тут же скрылась за ней. Сева подобрался к трубе по деревянным ступеням и стал смотреть.
Кошка тщательно обнюхивала телевизионную антенну, проверяя, по-видимому, не проходил ли здесь какой-нибудь пушистый привлекательный сосед. Иван Иванович прогнав ее, повертел головой. Обнаружив пару любопытных глаз, он выругался, потом воззвал к Севкиной совести, потом потребовал от мамы забрать ребенка. Мама покричала снизу на пару с Иваном Ивановичем, однако безрезультатно.
- Я тебя на учет в детскую комнату поставлю! - пригрозил следователь.
- Не поставите. Я не местный. Я в Западной Лице живу, нашим милиционерам и без Вас дел полно.
- В Западной Лице? - Иван Иванович успокоился. - Где это?.. Ну и шут с тобой.... А ну, отойти всем к сараю, чтобы я всех видел! - крикнул он.
Женщины со Снежанкой торопливо отбежали к дяди Колиной бытовке. Иван Иванович пристроил молоток к антенне, зацепив головкой за металлический шест.
- Он так может вечно лежать, - сказал Севка.
- А если ветер?
- Так ведь нет ветра.
Иван Иванович снова покрутил головой, будто без этого магического действия ветер было бы не ощутить.
- Значит, был чуть сдвинут, и малейший толчок вывел его из равновесия, - изрек следователь.
Он повозился, пристраивая инструмент то так, то этак, поглядывая искоса, чтобы никто из стоящих внизу людей не приблизился к опасному месту, после чего шумно фыркнул:
- Ерунда какая-то! Рукоятка скользкая! У этого вашего Николая Викторовича все молотки такие... затейливые?
- Ага, - кивнул Севка. - У него любой топор дороже моего велика.
- Получается, кто-то помог молотку упасть?
Иван Иванович по-мальчишески прикусил губу и повертел пальцем золотистый чуб, становясь в точности похожим на Севку. Со стороны они оба и выглядели братьями с одинаковыми пшеничными лохмами и гибкими поджарыми фигурами.
- Да кому надо-то? - удивился Севка. - Дед никому не мешал. Молчал все время.
- Кому надо, тот не скажет, - философски изрек следователь. - Ты вот что, походи по крыше, потопай, а я послушаю, как в доме слышно. Только осторожно!
Он скрылся в чердачном проеме, не забыв прихватить с собой молоток.
- Давай! - крикнул снизу.
- Вы не имеете права использовать ребенка! - снова возмутилась мама, на что Севка завопил "Да ладно, ма!", и та обреченно замолчала.
Мальчик перебрался на скат, обращённый ко двору, со старательным лязгом прошелся по крыше раз, другой, третий. Компанию ему составила Муська, возобновившая изучение антенны.
- Слезай, достаточно! - махнул рукой Иван Иванович, выходя из дома. Он сказал, когда мальчик выбежал крыльцо, - На всех этажах слышно.
- Вы, наверное, недавно в милиции, - предположил Севка.
- С чего ты взял?
- А Вы расследовать пытаетесь, а не написать про несчастный случай.
- Психолог нашелся! - разозлился вдруг Иван Иванович и покраснел. - Вот и напишу про несчастный случай. Сами сказали - ремонт был. Забыли инструмент, он и свалился. Все, пошел эпикриз подписывать.
- Вскрывать будем? - спросил врач, отлепившись от столика на веранде. - По-моему не нужно. Вот здесь подпишитесь.
- Что подписать? - не поняла тетя Ира.
- Что вскрытия не желаете.
- А может, я желаю? - она беспомощно посмотрела на маму, ища поддержки, но та сама пожала плечами. - Мне кажется, дело тут нечисто.
- И что вы узнаете от вскрытия? - устало усмехнулся врач. - Что смерть наступила от удара тупым предметом по голове? А вы этого не замечаете?
- Прекратите шутить! Ваши шутки ужасно неуместны в такой момент! - вскинулась тетя Ира и всхлипнула еще раз.
- Я уведу детей, - промолвила мама, хватая сына и дочь за руки. Она притащила их в дом, включила в холле телевизор. Севка послушно сел на диван, уставился в мультик, но затем, едва мама отвлеклась, сиганул в окно. Упускать самое настоящее расследование было решительно невозможно!
- Можете не изливать свои крокодильи слезы, - донеслось до Севкиных ушей. Это Татьяна Петровна, презрительно скрестив на груди руки, отчитывала тетю Иру. - Рыдаете тут, а сами, наверняка, рады, что Ваш папА покинул сей бренный мир. Уже наследство, наверняка, в уме делите, прикидываете, какую тепличку или баньку тут еще возвести.
- Что Вы такое говорите! Вы злая, бессердечная женщина! Погиб мой отец! Мой родной отец! Не престарелый постылый муж, от которого всего проку - солидное наследство, а любимый отец! Сами не слезинки не проронили! Жена называется! Хоть бы усмешку постыдную с лица стерли!
- А наследство приличное? - ласково поинтересовался Иван Иванович, подмигивая Севке.
- Вполне, - отчеканила Татьяна Петровна. - Лев Андриянович Борейко - известный и очень талантливый переводчик с арабского. Таких переводчиков еще поискать надо. Он в семидесятых самому Брежневу переводил. Он в ленинградском университете школу арабистики возродил. Он с половиной ближневосточных шейхов дружил и переписывался.
- Ого! - вырвалось у Севки. Вот тебе и дед...
- А завещание имеется?
- Имеется. - чётко доложила дедова жена. - Оно у нашего нотариуса.
- Что там, знаете?
- Нет, - покачала головой Татьяна Петровна.
- А Вы?
- И я нет, - сказала тетя Ира. - Но, если бы папА был жив, он изменил бы любое завещание в плане этой аферистки. Мы с Николаем Викторовичем как раз сегодня вечером должны были папА открыть глаза на его милую женушку...
- Значит, не успели на один день, - протянул Иван Иванович.
- Мы поедем? - вклинился врач скорой помощи. Небритый и сонный, он широко, без малейшего стеснения, зевнул. - Вот вам посмертный эпикриз в трех экземплярах. Дальше сами разбирайтесь... Хотя что тут разбираться - несчастный случай в быту... За молоточками следить надо!
- Или халатная небрежность, - пробормотал Иван Иванович.
- Или тонкий замысел! - вызывающе прогрохотала Татьяна Петровна. - Молоток-то Николая!
- Кто угодно мог его взять, - закипятилась тетя Ира. - А свалить на Колю! Что ж он совсем без ума своим же инструментом...
Следователь предупреждающе поднял вверх руку, женщины умолкли.
- Давайте-ка по очереди, - сказал он. - Прошу на кухню. Вы первая.
- Хорошо, - кивнула Татьяна Петровна, поднимаясь. - Жене положено быть первой.
Иван Иванович подписал бумаги скорой помощи, вызвал специальную машину, после чего скрылся с дедушкиной супругой в доме. Врачи отбыли, тётя Ира бросилась звонить брату и мужу, а Севка забрался на яблоню в дальнем конце сада. С её толстых ветвей прекрасно обозревалось широкое кухонное окно и все, кто находились за столом у этого самого окна.
Следователь долго беседовал с Татьяной Петровной, что-то помечая в своём блокнотике. Та сидела прямо, на вопросы отвечала бесстрастно и только иногда приглаживала и без того гладко зачёсанные волосы. Через полчаса её сменила тётя Ира. Тётушка махала руками, вскакивала, принималась расхаживать по кухне, а один раз даже склонилась над Иваном Ивановичем и потрясла над его ухом раскрытой ладонью. Молодой человек, не обращая внимания на тёти Ирины эмоции, всё так же делал записи на бумаге. С мамой он управился минут за пять, что было вполне понятно - мама спала и ничего не видела.
- Северин! - окликнула мальчика мама, выходя на крыльцо. - Ты где? С тобой хотят поговорить!
Севка, спрыгнув с дерева, бросился в дом.
- Только в моём присутствии, - заявила мама. - Северин несовершеннолетний.
Следователь пожал плечами и попросил как можно точнее описать утренние события.
- Я встал в девять двадцать, - обстоятельно начал Севка, - пошёл в туалет, а там Снежана. Вечно она как засядет, как начнёт пупсов в раковине купать, никому и не прорваться...
- Сева! - Укоризненно воскликнула мама. - Это к делу не относится! Что ты говоришь?
- Я говорю правду, - гордо заявил мальчик и продолжил. - Тогда я спустился на первый этаж в общий туалет. Я заперся и услышал, как дядя Коля сказал тёте Ире, что дело сделано. А тётя Ира сказала, что у неё тоже всё закончено, и что некоторые скоро попляшут. Дядя Коля сел в машину и уехал на работу. Это было в девять тридцать.
- Откуда такая точность? - поинтересовался Иван Иванович.
Севка вскочил, встал у двери в туалетную комнату и показал рукой на часы, висевшие на противоположной стене.
- Ясненько. Что же было дальше?
- Я поднялся наверх. В доме было тихо, никто по крыше не громыхал. Я высунулся в окно, чтобы посмотреть погоду, и увидел дядю Вову. Он ставил у стены кресло для дедушки. Он всегда в это время ставил кресло. Татьяна Петровна вывела и усадила деда, а я побежал за дядей Вовой позвать его на рыбалку. Он остановился у калитки и кому-то по телефону сказал, что у него всё готово.
- Что готово?
- Не знаю. Сказал, что это сегодня будет, а потом ушёл со двора.
- Куда?
- На Приморское шоссе. Сел на маршрутку и уехал. Я за ним вслед вышел на дорогу, и не успел спросить о рыбалке.
- Маршрутка в какую сторону.
- В город.
- Ты же не местный. Откуда знаешь, что город там?
- Что ж, я дурак совсем? - презрительно промолвил мальчик, а мама поспешила объяснить:
- Севочка у нас отличник. Он в математической школе на одни пятёрки учится.
- Ладно, господин умник, я понял... Значит, дядя Вова уехал в город и не возвращался.
- Нет. Не возвращался.
- Что потом?
- Потом я вернулся, а там дед уже в кресле. А рядом с ним Татьяна Петровна, тётя Ира и Снежанка. Ну, я поговорил немного с дедушкой, и мы все пошли пить чай. К нам и мама спустилась...
- Да-да, товарищ следователь, - вставила мама, - я тогда проснулась позже всех. В начале одиннадцатого.
- Мы пили чай, - продолжил Севка, - потом вдруг что-то зашумело, и сестра спрашивает, а чего дедушка так странно сидит. Все выскочили на улицу, ну и... и всё...
Иван Иванович вздохнул и подытожил:
- Мужчин дома не было. Женщины и дети находились на кухне. По крыше никто не ходил, иначе бы все услышали. Молоток, если он зацепился за антенну, упасть сам, без посторонней помощи не может. Никто не помогал, но он всё-таки упал...
- Я не хочу ничего плохого предполагать о своих родственниках, - покраснела вдруг мама, - но, может, они вовсе никуда не уезжали? Отъехали немного, а затем тайно вернулись?
- Проверим, - сказал следователь, вставая со стула. - Я Вас навещу денька через три. Постарайтесь не покидать Комарово до моего визита.
У бани он задержался, повертел в руках арбалет. Развернулся, прицелился на антенну дома. Постоял полминуты, положил арбалет и вышел со двора.
* * *
Похоронили дедушку в Комарово на местном кладбище. Когда гроб опустили в могилу, тётя Ира заплакала. За ней разревелась Снежана. Её не хотели брать на похороны, но оставить было не с кем. К тому же сестрёнка заявила, что она уже большая и понимает, что умерших закапывают, "чтобы они растворились в земле". Остальные члены семьи так и остались стоять с растерянными печальными лицами.
После скромных поминок подъехавший нотариус зачитал завещание, объявив предварительно, что данная редакция была составлена всего лишь неделю назад .
- Лев Андриянович сожалел, что был не слишком ласковым родителем, - добавил душеприказчик, - что слишком поздно женился, что не сумел вовремя помочь больной жене, матери его детей, и что не видел, как росли его внуки. Он твёрдо намеревался помириться с Игорем Львовичем, но, как видите, судьба распорядилась иначе...
- Я передам мужу его слова, - растроганно промолвила мама. - Спасибо.
В новом завещании Лев Андриянович категорически изменил свою волю в пользу старшего сына, то бишь, Севкиного отца. Ему отписывалась принадлежавшая дедушке дача и все авторские права. Денежные накопления, коих оказалось не слишком много, поровну делились между тремя его детьми - Игорем, Ириной и Владимиром.
- Как же так? - заволновалась мама после оглашения документа. - А супруга? Татьяне Павловне совсем ничего?
Татьяна Павловна в совершенном спокойствии заметила:
- Мне ничего и не надо. Лев Андриянович дал мне гораздо больше, чем вы все думаете. Я покину гостеприимный дом в полном удовлетворении. И всегда буду помнить о небывалой доброте Льва Андрияновича.
- Ещё бы! - плотоядно изрекла тётя Ира, потянувшись к сумочке. - Да Вы по гроб жизни должны благодарить папА! Три года крутить за его спиной шашни с посторонними мужчинами, пользуясь папиной беспомощностью! О Вас, милочка, нам всё известно!
Она швырнула на стол пачку фотографий, распечатанных на домашнем принтере. Мама и дядя Вова с интересом принялись рассматривать изображения Татьяны Петровны с каким-то носатым кучерявым человеком южного вида. Дедова жена то сидела с ним в кафе, склонившись плечом к плечу над столиком, то прогуливалась по Эрмитажу, то заходила в строгое классическое здание, как понял Севка, где-то в центре города. Татьяна Петровна горько усмехнулась,что-то произнесла на гортанном непонятном языке, после чего покинула скромное общество.
- Тётя Таня сказала по карабасски-барабасски, что вы дураки, - перевела Снежана, отчего на белые мамины щеки вспыхнули яркой краской стыда.
- Снежана!
- Малышка права, - сердито произнёс дядя Вова. - Татьяна Петровна пожелала нам всем ума и терпения.
- На каком же языке? - спросил не менее сердитый дядя Коля.
- На арабском. Я не всё понял. Давно уже арабский не вспоминал...
- А мужчина похож на араба, - промолвил мальчик, перебирая в руках фотографии.
- Да какой араб? Обыкновенный армянин.
- Господи, ну о чём мы говорим? - взмолилась мама. - Разве об этом надо сейчас?
- С таким наследством можно и скорбь изобразить, - сощурился дядя Вова. - И поплакать всласть, и слов нагородить подобающих...
- Владимир! - возмутилась тётя Ира. - Я тоже не вполне довольна решением папА, но нам ясно объяснили - семейное гнездо достаётся тому, у кого есть дети. Женился бы в своё время, глядишь, и тебе бы перепало.
Дядя Коля зло фыркнул:
- Что, Ирусик, сама-то получила? Не ожидала? А ведь говорил я тебе тогда, двадцать лет назад - оставь ребёнка! Кусай теперь локти!
Тётя Ира вскочила, хватая ртом воздух. Губы её затряслись, руки заходили ходуном:
- Коля! Коля! Да разве ж это я?... Ты вспомни!.. Ты вспомни, как было!...
Она, закрыв лицо руками, бросилась из комнаты вон.
- Пойду я, пожалуй, - неловко произнёс нотариус. Он вручил маме визитку. - Через полгода прошу ко мне за вступлением в наследство.
Мама растерянно приняла карточку с золотым тиснением и выдавила, обращаясь, скорее к дяде Коле и дяде Вове:
- Я не хотела... Я не думала, что так выйдет... Простите нас...
* * *
Смерть деда Севку почти не тронула. Мальчик, конечно, был опечален, но не столько скорбью по родственнику - его он не знал и не мог полностью почувствовать потерю - сколько реакциями всех остальных. Тётя Ира ходила заплаканной, у мужчин в глазах читалась растерянность и напряжение, Татьяна Петровна с холодным выражением лица паковала вещи. Лишь присутствие Снежаны как-то смягчало обстановку. Девочку наперебой ласкали и с удвоенным энтузиазмом укармливали мороженым. Но досталось и ей.
- Молоток упал, потому что гравитация, - заявила Снежана вечером за ужином. - Если бы Земля не притягивала, дедушку не убили бы...
Дядя Вова и дядя Коля одновременно поперхнулись, а тётя Ира пошла красными пятнами.
- Но тогда бы дедушка улетел в космос и всё равно бы умер, потому что в космосе нечем дышать, - продолжила сестрёнка.
Мама вскочила, выдернула дочь из-за стола, потащила её наверх, в свою комнату. Минуту спустя донёсся громкий обиженный рёв - результат маминого воспитания.
- Зачем же так? - пробормотал дядя Коля. - Ребёнок не виноват. Что думает, то и говорит.
Севка, поблагодарив тётю Иру, вышел из-за стола. Но направился не к себе, а во двор. К арбалету. С самострелом в руках он двинулся на пляж и провёл там около получаса, тренируясь в стрельбе по камням. Опытным путём выяснил, что тугая резина арбалета способна разогнать стрелу, сбивающую камень весом около четверти килограмма. Интересно, сколько весит молоток? Затем вернулся, но в дом не стал заходить - обошёл вокруг ограды, остановившись у дальней её части. Мальчик по приметным ему выпуклостям и зацепкам перелез через забор, снова, как и в день приезда следователя, очутившись на крыше со стороны крутого ската. Снял сандалии, босиком по лесенке добрался до антенны, приставил к ней арбалетную стрелу. Спустился, спрыгнул за ограждение, вытянул шею. Стрела была еле заметна, поскольку антенна располагалась на противоположной стороне крыши. Мальчику был виден лишь самый кончик. Тёте Ире, скорее всего, также не было бы видно - рост её был чуть меньше Севкиного. А вот дядя Вова, дядя Коля и Татьяна Петровна вполне могли разглядеть предмет у антенны.
Севка расстрелял запас стрел по цели, выставленной на крыше, но ни разу не попал. Стрелы, перемахивая через конёк, падали во двор. Затем порыв ветра сдул саму цель, и Севка решил завершить эксперимнты.
- Меня мама наказала! - заявила обиженная сестрёнка, когда мальчик вернулся в дом.
- Подумаешь, - утешил её брат. - Шлёпнула, небось, легонько. Вот у нас в классе парень есть, рост почти два метра. Один раз как даст мне в лоб, аж в глазах заискрило!
- А почему заискрило? - заинтересовалась девочка. - Что ли электричество накопилось?
- Да это говорят так. Ничего на самом деле не искрило... Слушай, а ты слышала, как я по крыше топал?
- Когда?
- Только что?
- Ничего не слышала.
- А ты не уходила из комнаты?
- Никуда я не уходила. Мне мама запретила уходить. А что ты делал на крыше?
- У меня стрела туда залетела, лазал доставать.
- А-а-а... А давай опыты поделаем.
- Ну, давай, - вздохнул Севка и полез в чемодан за книжкой по занимательной физике. Всё равно в голове царила полная неразбериха с молотками, арбалетами, антеннами, родственниками и следователем.
* * *
Через день после похорон Татьяна Петровна вывезла на арендованном грузовичке немногочисленные пожитки и съехала сама. С мамой и детьми она распрощалась тепло, оставив на всякий случай свой сотовый, а остальное семейство удостоилось лишь одной холодной и ничего не значащей фразы. По номеру телефона мальчик сразу же проверил, что принадлежит он действительно Татьяне Петровне Борейко, зарегистрированной по адресу на улице Дибуновской. Диск с базой данных адресов и телефонов, купленный в электричке с рук предприимчивого молодого человека оказался незаконным, но весьма полезным.
- Мам, я в Эрмитаж, - заявил Севка, исчезая за воротами дома, волею судьбы ставшим их собственностью. Мама открыла рот, но мальчик опередил. - Если что, звони. Я взял бутерброды и кефир. Назад поеду на семичасовом.
В интернете Севка разузнал, что выйти лучше на платформе Старая Деревня, а оттуда рукой подать до улицы Дибуновской.
Улица, тихая и очень зелёная, в будний день была пуста, и замечательно просматривалась. Севка без труда нашёл нужный дом, сел на лавочку у соседнего подъезда и стал ждать. Промаявшись бездельем около полутора часов, он с радостью обнаружил, что объект наблюдения вышел из дома и широким шагом устремился к метро. Мальчик, натянув на глаза козырёк бейсболки, двинулся следом.
В подземке Севка чуть не потерял Татьяну Петровну, поскольку у той была проездная карточка, а ему пришлось покупать жетончик. К счастью, дедушкина вдова не имела привычки бегать по эскалатору, и Севка быстро её нагнал, пристроившись на четыре ступеньки выше.
Вышли на Невском. Сели на автобус. У музея Татьяна Петровна покинула салон, едва не оставив в салоне засмотревшегося на петербургские красоты мальчика. Севкин расчёт оправдался - Татьяна Петровна двигалась именно в Эрмитаж. На фотографиях, что тётя Ира швырнула на стол, не были убраны даты и время. Севка запомнил - на двух из них в Эрмитаже были обозначены четверги, и оба раз цифры показывали около двух часов дня.
Родственница мимо контроля прошла без очереди, предъявив какую-то корочку, а Севка, в ужасе оглядев змеящийся хвост желающих припасть к прекрасному, понял, что далее будет вынужден прекратить шпионаж. Не надеясь ни на что, он плюхнулся на скамейку во внутреннем дворике, а затем в отчаянии слопал бутерброд с сыром. Запив кефиром и успокоившись, походил, поглазел на афишы временных выставок, и - о чудо! - заметил, как Татьяна Петровна вышла из служебного хода в окружении пяти человек, одним из которых был тот южный тип, которого дядя Коля назвал обыкновенным армянином. Каждый из них в руках держал одну и ту же книгу толщиной с кирпич.
- Танюша, дорогая, поздравляю! - с чувством произнесла пожилая дама в строгом сером костюме. - Какая же ты умница!
- Москвичи у нас попляшут! - Поддакнул человек с бородкой. - Кокорев обещал монографию, да так и не выпустил. А мы - пожалуйста!
Татьяна Петровна, довольная похвалой, вежливо заметила густым, почти мужским голосом:
- Моей заслуги тут немного. Это всё Лев Андриянович. Светлой души человек... был.
- Да, - со вздохом сказал бородатый. - Пусть земля ему будет пухом. Когда девять дней будет?
- Восемнадцатого... Жду вас всех. Непременно приходите. Помянем, как можем. И Вы, Хишем, тоже приходите.