Аннотация: 1 место в номинации "Откровения" на конкурсе ВК-8
Сухая позёмка, струившаяся по асфальту пыльным ручейком, вдруг, осмелев, набрала силу и яростно обрушилась на ноги прохожих, на подмёрзшую бурую траву, на распахнутые двери. Три девичьих фигурки, с трудом поборовшие непокорную дверь, выскользнули из здания и, сгибаясь на ветру, устремились за угол - в спасительный двор, укрытый высокой стеной от ледяных порывов. Некоторое время проём, оставленный ими, бумкал электронными ритмами и сверкал цветомузыкой, отстукивающей приказ веселиться до упаду назло ноябрьской тоске. Затем сработал доводчик, музыка стала глуше.
- У меня с кофейным вкусом, - пропел мелодичный голосок. - Кто хочет?
Девушка покрутила в руках пачку сигарет тёмно-коричневого цвета.
- Я предпочитаю с ментолом, - сказала вторая, потянувшись за своими сигаретами.
- А мне с кофе, - согласилась третья. Она зябко повела плечами и добавила. - Холодина какая. Давайте быстренько и назад.
Вспыхнул огонёк зажигалки, осветив девушек - двух светленьких и одну брюнетку. Они затянулись, затем картинно выпустили по струйке дыма. Та, что предложила кофейные сигареты, несмотря на шпильки и яркий макияж, выглядела значительно младше подруг. Виной тому был рост, хрупкая комплекция и удивлённое выражение голубых глаз. Декольтированная кофточка, призванная по задумке хозяйки подчеркнуть взрослость и уверенную независимость, лишь усугубляла картину, наводя на мысль о гардеробе старшей сестры, втихую использованном подростком.
- Та-а-ак... - угрожающе протянул кто-то в чёрном, выступая из тени. - Значит, курим?
Тусклый свет фонаря над чёрным ходом осветил молодую рослую женщину в пуховике и джинсах. На фоне фигур в блестящих тонких нарядах она возвышалась каменным монументом. Суровые складки на лице тоже казались каменными.
- Быстро домой! - приказала женщина. - И немедленно брось эту гадость!
Не дожидаясь ответной реакции, каменная дама вырвала из рук самой мелкой девицы сигарету и растоптала.
- Блин! Ленка! - закричала та. - Когда же ты отстанешь!
- Когда вырастешь, - сурово проговорила женщина, названная Ленкой, хватая подростка на шпильках за руку.
- Я уже взрослая! Мне восемнадцать, между прочим!
Девушка попыталась вырваться из железной ручищи, подруги загоготали.
- А вы чего ржёте! - с отчаяньем проговорила она. - Конечно, вам-то чего! У вас нет такой дуры-сестры!
- Слава богу, что нет, - сказала брюнетка. - Я б рехнулась.
- Ты давно уже рехнулась, - отрезала Елена, - раз красишься, как ночная бабочка, и куришь по подворотням. Всё! Танцы закончились! - обернулась она к сестре. - Сейчас берём пальто и домой. Где там раздевалка?
- Не надо, Лен, я сама, - взмолилась девушка. - Надо мной и так все ржут, что ты таскаешься повсюду.
- Сама! Знаю я тебя! Аля, принеси, пожалуйста, Светино пальто, мы тут подождём.
Тёмненькая деланно закатила глаза, но пошла в клуб. Через минуту она швырнула Елене верхнюю одежду.
- Спасибо, - невозмутимо произнесла та.
Всю дорогу Елена крепко сжимала в руке ладошку сестры, не обращая внимания ни на ругань, ни на слезы, сменившие проклятья, ни на гнетущее демонстративное молчание, сменившее хныканье. Елена размеренно шагала и методично выговаривала:
- Света, я не против того, что ты ходишь танцевать. Танцевать - это хорошо для девочки. Но я против того, что ты куришь. И ты опять выбегаешь на улицу неодетой. Забыла о последней ангине? Кстати, с твоим плоскостопием высокие каблуки тебе не показаны, иначе к старости превратишься в инвалида.
- Ну, и пусть инвалидом, - не выдержала Света. - Зато красивая, не то, что ты. Ходишь, как чучело: ни макияжа, ни маникюра, только ватные штаны. Тебя поэтому никто замуж не берёт. Конечно! Кому нужна жирная корова?
- Ты сама не понимаешь, что говоришь, - строго ответила Лена. - Когда-нибудь тебе станет стыдно за плохие слова.
- Не станет, - упрямо молвила сестра. - За правду не стыдятся.
Елена промолчала. Лишь по усилившемуся давлению на руку Света поняла, что ядовитая стрела достигла цели.
- Поссорились? - моментально определила по их выражению лиц соседка Нинель Эдуардовна, прохаживающаяся по лестничной площадке, чтобы "размять кости", как объясняла она сама. Света не без основания подозревала, что бабка разгуливает лишь в целях шпионажа и подслушивания.
- Нет, всё хорошо, - проговорила Елена, а Света фыркнула.
Дома старшая сестра объявила, что лишает младшую карманных денег, так как они тратятся не по назначению.
- А еда? - тоскливо спросила Света. - А транспорт?
- Я буду наливать тебе суп в термос и куплю проездной.
Света решила, что Лена лишь припугнула её, но утром не нашла на кухонном столе еженедельно выдаваемые купюры, зато обнаружила термос с широким горлышком и пластиковую карточку - проездной на месяц. Суп был оставлен дома, а карточку пришлось взять - мелочь, чтобы добраться на маршрутке до института, ещё имелась, а назад пришлось бы топать пешком.
Злая от долгого ожидания общественного автобуса, помятая от утренней давки в нём, Светлана опоздала почти на полчаса и время до перерыва между парами скрасила болтовнёй в буфете с Артёмом Сотниковым, признанным модником и первым красавцем потока. Артём, угостив девушку кофе с булочкой, выбил обещание встретиться с ним вечером после пар.
- Не забудь, Лапа, буду ждать у главного входа.
Света Лапина - Лапой её звали из-за фамилии - обрадовалась, но виду не подала и лишь небрежно кивнула. "Опоздаю на десять минут", - подумала она. - "Пусть поволнуется. Ему полезно". Она схлопотала замечание от преподавателя вышки за невнимательность, получила "неуд" в блокнотик аспиранта, проводившего семинар по английскому, пропустила мимо ушей лекцию, изрисовав тетрадь сердечками. В белокурой головке Лапы образ Сотникова напрочь вытеснил мысли об учёбе.
Контрольные десять минут испытания Тёме выдерживать не пришлось, потому что сам опоздал почти четверть часа. Света, кусая губы, собралась было уйти, но в последний момент из коридора, ведущего в спортивный корпус, вывалился Артём, по-хозяйски обнял за плечо и повлёк на улицу. Уже за воротами института снисходительно сообщил:
- Поймаем машину и в "Плазу". Я сегодня при бабосиках, предки расщедрились. Ты как, согласна?
Девушка открыла рот, чтобы согласиться на "Плазу" - самый крутой клуб в городе, но внезапно услышала ненавистный голос сестры:
- Спасибо за предложение, но Света едет домой. Ей надо готовиться к контрольной.
- Кто такая? - обратился к Свете Артём, крепче прижимая к плечу.
- Да сеструха моя придурочная, - ядовито произнесла Света. - Не обращай внимания, она у нас немного больная на голову. В детстве попала в аварию, и с тех пор иногда заговаривается.
- Прикольно, - засмеялся парень. - Может, её в больницу отвезти?
- Это неправда, - просто сказала Елена. На ней были всё те же вечные джинсы и мешковатое пуховое пальто. - Я вполне здорова, Света об этом знает. Отпустите Светлану, мы едем домой.
- А Светик не хочет домой! - нахально возразил Тёма. - Да, Светик? Светик у нас взрослый человек, куда хочет, туда и идёт. Так что, мадам, освободите дорогу.
Две пары глаз глянули на него: кукольно-голубые - с благодарностью и обожанием, глубокие серо-зелёные - с ледяной оценивающей невозмутимостью. Далее произошло то, что никак не ожидалось молодым человеком, уверенным в себе и в своей правоте. Елена ринулась на Артёма, ударом отбросила его руку с плеча сестры и захлопнула, будто наручники, свою кисть на тонком запястье Светы. Артём от неожиданности пошатнулся, с трудом удержавшись на ногах. Он бросился на Елену, но та, развернувшись грудью, грозно спросила:
- Ну что, с женщиной станете драться, герой?
Парень, ошеломлённый решительным отпором, нервно усмехнулся и, пробормотав, что мадам - точно больная, показательно отвернулся.
Лена топала, сестра бултыхалась за ней, как воздушный шарик, и глотала слёзы. Лапу снедала обида и вовсе не на то, что ненормальная родственница, как всегда, обламывает кайф, и не на то, что её позорят перед однокурсниками - приятели уже давно привыкли к странностям угрюмой Светиной сестры, а на то, что Артём быстро сдался, не подумав побороться за избранницу.
- Какая же ты гадина, Ленка, - прошептала Светлана. - Сама в старых девах сидишь, и меня тоже туда же.
- Ты не права, - голосом усталой воспитательницы в детском саду, возразила Елена. - Если на месте Сотникова был кто-то другой, я бы не стала и подходить к вам.
- Чем, интересно, тебе Артём не угодил?
- На мой взгляд, он гнилой человек. Вспомни, как он поступил с Лизой Макаровой.
- Откуда ты знаешь?! - изумилась Света.
- Знаю. Приходится знать.
- Лиза - сама дура! Надо было предохраняться!
- Послушай, заяц, - печально сказала Лена, резко останавливаясь. Фонарь осветил её лицо с крупными чертами, словно набросанными на холст небрежными мазками нетерпеливого художника. - Лучше не касайся того, что дурно пахнет. Зачем тебе это? Разве мало приличных мальчиков? Разве обязательно выбирать гнилую душу?
- Я никого не выбираю! - вспылила Света, и зрачки пыхнули яростным отблеском. - Я просто хотела развлечься! Я же не замуж иду. Я просто хотела по-гу-лять! А ты мне мешаешь! Ты всегда мне мешаешь! Мне иногда хочется сдохнуть, лишь бы не видеть твою постную рожу!
- Сдохнуть - это навсегда, - назидательно ответила Лена. - И думать про это забудь.
Уже возле дома Лапа, промолчавшая остаток пути, поинтересовалась:
- А чего это ты припёрлась меня встречать?
- Ты не взяла суп. Я подумала, что ты можешь быть очень голодной.
- Скажи ещё, что ты мне булочку притаранила. С молочком.
- Ватрушку с кефиром, - кротко ответила Лена, похлопав по оттопыренному карману.
- Сама жри свои ватрушки, - зло проговорила девушка, входя в подъезд. - Давай! Вперёд к ста килограммам! И не смей больше таскаться за мной! Я тебя в последний раз предупреждаю!
- Здравствуйте, - церемонно поздоровалась соседка Нинель Эдуардовна. - На свете нет ничего такого, из-за чего стоило бы ссориться двум сёстрам. Так, Света?
- Не так! - яростно отрубила та. - Ещё вы тут с дурацкими советами!
Она с треском хлопнула дверью своей комнаты и для надёжности подпёрла креслом, в которое тут же плюхнулась, свесив через подлокотник тонкие изящные ножки. Вытянув ступню, Лапа полюбовалась идеальной линией икры и бедра, вид этот притушил плещущийся гнев.
- Мне это надоело! - в голос крикнула Света. - С завтрашнего дня я буду жить сама! И никакие бешеные сестрицы мне не помешают!
Света назвала сестру старой девой, но та была совсем не стара. Между сёстрами пролегала разница в восемь лет, казавшаяся Светлане безбрежной пропастью, за которой только старость и угасание. Лена - полная и высокая - пошла в отцову породу, Лапа - миниатюрный тоненький эльф - в материну. Отца Света почти не знала, тот ушёл, когда ей стукнуло пять. В памяти плавали какие-то обрывки видений: огромный великан подхватывает её на плечо, а она цепляется за бороду, чтобы не упасть; великан натягивает на Светочку синие колготки и разражается оглушительным хохотом, потому что обе ноги девочки оказываются в одной штанине; великан раскладывает на полу удочки и заставляет мерить их шагами то Лены, то Светы, Света ужасно гордится, потому что её шагов больше... Потом чернота, а за чернотой грустная мама в одной и той же позе - за кухонным столом, сгорбившись и подперев кулачком впалую щёку. А напротив, уткнувшись головой в руки, сидит Ленка и тоже молчит. Света что-то поёт, кривляется, и мама вдруг кричит страшным голосом: "Да прекрати же ты, наконец! Как ножом по сердцу!" А Ленка поднимает красное лицо и говорит: "Это папина песня. Уймись, малявка". Затем почему-то наступает долгая зима, такая долгая, что Света даже успевает поступить в школу и окончить первый класс. Всю зиму в доме висят гадкие слова "развод", "бросил детей ради этой гадины", "не платит алименты", "отказ от родительских прав" - слова эти шипящим голосом шепчет тётя Аня, мамина сестра, но Светочка их слышит, как бы тихо не говорила тётя. А в конце зимы в доме появляется Борис Петрович. С мамой он ласков, и мама оттаивает, но с Леной этот новый дядька, мелкий и тощий, совсем, не такой, как папа, постоянно ругается. Ругается не при маме, а когда остаётся с ней наедине или с обеими сёстрами - Свету он за человека не считает, поэтому не стесняется пользоваться такими словами, за которые мама шлёпает по губам. Света говорит об этом маме, но та, рассмеявшись, называет дочь фантазёркой, а отчима - интеллигентным человеком, не способным на грязные дела. И Света соглашается, потому что её отчим любит. Он сажает младшенькую на колени и читает ей книжку, несмотря на мамины протесты сквозь смех, что взрослая девица сама умеет читать, и что в восемь лет сидеть на коленках, чтобы слушать Карлсона, должно быть стыдно. Но Светочке не стыдно, потому что Борис Петрович читает с выражением и разными голосами - выходит очень смешно, девочке никогда самой не воссоздать в воображении картину, которую преподносит в готовом виде отчим. А у Ленки просто подростковый возраст. И она бесится от ревности, что отчим любит не её, а мелкую - так рассказывает кому-то по телефону приехавшая в гости тётя Аня...
Мама погибла, не прожив с Борисом Петровичем и года. Сбила машина на неосвещённом переходе. Отчим не удочерял девочек, и не смог стать опекуном. Детей определили к тёте Ане, но та договорилась с отчимом, чтобы они продолжали жить в старой квартире, а она навещала бы их раз в неделю. Борис Петрович стал попивать, но к приезду тёти Ани непременно был трезв. С Леной он перестал ругаться, Лена же, несмотря на видимое улучшение отношений, замкнулась, ушла в себя, растеряла подруг и даже бросила школу - ушла на завод. В ней вдруг открылась болезненная привязанность к сестрёнке. Преодолев огромное сопротивление и Светы, и Бориса Петровича, "страдающего от одиночества", как сам он выразился, Лапу она отвела на продлёнку и договорилась с директором школы, чтобы только она могла приводить и забирать девочку домой. Формально такого права у Бориса Петровича не было, а тётя Аня работала сутками.
До маминой смерти девочки жили в разных комнатах, но после неё Лена переселилась к Свете. Более того, она сдвинула кровати и крепко прижимала к себе сестру, когда та засыпала. Лена сама готовила и сама обстирывала малышку, не доверяя отчиму. Она заикнулась о том, чтобы Борису Петровичу съехать из их дома, но оказалось, что мать его прописала и съезжать ему некуда. О том, что можно было судиться и выписать отчима по суду, Лена не знала. Да и многие ли девушки в шестнадцать лет уверенно ориентируются в смутной материи прав и законов.
Несколько раз, когда Лена выбегала в магазин, Света забиралась на колени к отчиму, и тот читал ей книжку на разные голоса и гладил её по светленьким волосам, так похожим на мамины. От этого Света сначала плакала, а потом успокаивалась и даже начинала улыбаться, потому что чтение это погружало в иллюзию, будто мама не умерла, а просто вышла по делам, и всё течёт, как раньше. Но чем больше времени проходило, тем нетерпимее становилась Лена к попыткам сестры проявлять самостоятельность. Борис Петрович всё чаще прикладывался к бутылке, девочек, правда, не обижал, но под его взглядом Лена съёживалась, а Света росла и начинала подмечать невысказанное словами.
Над Светой смеялись друзья во дворе и одноклассники в школе, но любая невидаль превращается в нечто обыденное, если повторяется каждый день. В конце концов, окружающие привыкли, что за Светой Лапиной неотступной тенью следует её мрачная сестра, которая по случаю даст такой отпор, что мало не покажется. Лену чуть вывела из себя быстротечная кончина Бориса Петровича - обширный инфаркт, но вывела не горечью утраты, а необходимыми хлопотами. Хоронить пришлось ей и тёте Ане. На похоронах тётя Аня демонстративно причитала и голосила о сиротках, потерявших за короткое время двух близких человек, но рыданьями всё и ограничилось - взять девятилетнюю Свету и семнадцатилетнюю Лену к себе она не захотела. Лена была тому очень рада, а Света... Света, наверное, тоже, поскольку не представляла жизни в чужой квартире с чужими правилами. Ленка - вредина, но своя и привычная, тем более, что она полностью отдала себя воспитанию младшей сестрёнки. Она совсем не обращала внимания на свой вид, свою одежду, зато Светочка ходила как с картинки - сытая, чистая, ухоженная.
Свете назойливая опека сестры не нравилась, однако она кое-как терпела, пока дело не касалось сердечных привязанностей. Все парни, проявляющие внимание к Лапе, оказывались недостойны её. Случай с Тёмой Сотниковым стал невозвратной точкой, после которой, как бы крепко ни была укупорена ёмкость, пар под давлением срывает резьбу и выбивает крышку. Света, накинув на плечи клетчатый плед, выскользнула на балкон и позвонила тёте Ане. Девушка долго взахлёб жаловалась на сестру, сдабривая рассказ всхлипами и шмыганьем носа, после чего попросила политического убежища.
- Приезжай, - согласилась тётка. - Я давно подозревала, что у неё психические проблемы. Ты, главное, не бойся, мы всё разрулим. И квартирка вся твоя будет, ты на неё имеешь больше прав, чем Елена.
- Почему? - удивилась Света.
- Так это ж мамино добро, ей от бабки с дедом отошло ещё до свадьбы с вашим отцом. А ты пошла в мать, стало быть, в нашу родню, стало быть, ты и хозяйка. А Елена - в отца, пусть и катится на Урал к его безродному племени.
Тётя Аня терпеть не могла Лену, так же, как и их отца, на которого она была похожа, и никогда это не скрывала.
- Я приеду за тобой завтра вечером, - сказала она. - Собери вещи, временно поживёшь у меня, а с сестрой мы разберёмся.
Света облегчённо вздохнула, сбросила вызов и вернулась в комнату. О том, что тётя Аня не хотела её брать к себе, пока она была маленькой и требовала заботы, но сразу пошла навстречу, когда выросла, девушка отчего-то не подумала.
На следующий день Лена уехала на работу затемно, по-прежнему не оставив сестре ни копейки. На столе снова стоял широкий термос, рядом лежала булочка с маком и яблоко. Злорадно усмехнувшись, Света направилась в комнату сестры, решив, что суп - это курам на смех, и что у Ленки, наверняка, где-то припрятаны деньги. Зарплату, разумеется, Лена хранила на карточке, но кое-какие мелкие купюры обычно держала дома. Свете много и не требовалось - на маршрутку до института и обратно. Ну, и на кофе в буфете.
Лапа осторожно ступила в царство идеального порядка: край покрывала на кровати строго параллелен полу, столик чист, крем для рук, гигиеническая помада и ножнички аккуратно уложены в коробочку из-под летних босоножек, цветы политы, коврик без единой соринки. Света задумчиво прошлась вдоль стеллажа с книжками, прикидывая, где могли бы лежать заветные бумажки. Мерно тикали часы, по стеклу и подоконнику барабанил ледяной дождь. Тишина и сонное царство. Лапа зевнула и вдруг вздрогнула от громкого стука упавшего стула. Она непроизвольно обернулась, проверяя, кто уронил стул, и через миг поняла, что звук идёт из-за стенки.
- Охо-хонюшки, хо-хо, - проговорила Нинель Эдуардовна, чей голос явственно доносился сквозь бетон, штукатурку и несколько слоёв обоев. - Старая ты клюшка, Ниночка, вот что я тебе скажу.
Затем, судя по звукам, стул был поднят и приставлен к смежной стене. "Обалдеть, какая слышимость, - подумала Света. - Хорошо, что это не моя комната". Когда-то, давным-давно, здесь обитали родители, потом жили девочки после смерти матери, а потом Света выторговала себе комнату с балконом, выходящим на шумный проспект. Ей, в отличие от Лены, шум машин совсем не мешал, а напротив, успокаивал и дарил ощущение полноты жизни.
Деньги нашлись быстро - в томике Есенина. Взяв немного и положив взамен расписку с обещанием вернуть после стипендии, Лапа без малейших угрызений совести отправилась на учёбу. Какими бы ни были трения между сёстрами, как бы ни рисовалась перед сверстниками Света, но добрую правильную основу Лена вложила в свою подопечную - мысли прогулять и взять что-либо без возврата Лапу никогда не посещали.
Света нарочно задержалась в институте, сестра терпеливо, притоптывая и подпрыгивая, поджидала её на морозце, внезапно сменившем слякоть. С учётом роста и комплекции Елены, выглядело это нелепо, проходящие мимо студенты посмеивались, сестра ничего не замечала.
- Опять суп не взяла, - сказала она, цепляясь за руку Светы.
Та что-то буркнула в ответ, осознав что ужасно трусит и не представляет, как объяснить, что уезжает. Объяснять, впрочем, не пришлось, потому что тётя Аня, встретившая племянниц у подъезда, сама налетела коршуном на старшую из сестёр, обвинив во всех смертных грехах. Елена, потрясённо выслушав поток несвязных претензий, заглянула в глаза Светлане.
- Ты хочешь уехать? Почему ты не сказала мне? Почему ты сразу вызвала чужого тебе человека и не поговорила со мной?
- Это кто тут чужой?! - в голос возмутилась тётка. - Ты тут и есть чужая! Совсем замучала ребёнка! Довела до нервного срыва!
- Помолчите, пожалуйста, - отстранила её старшая, - мы сами разберёмся. Света, ты...
- Света, молчи! Она сейчас зубы заговорит, ты и пикнуть не успеешь! - перебила тётя Аня, протискиваясь между сёстрами. - Бери вещи, и выходи!
- Мы. Разберёмся. Сами. - Отчеканила Лена. Она открыла дверь, в которую тут же просочилась тётя Аня.
- Света, где твои сумки? Я возьму!
Тётка рванула в комнату Лапы, но была поймана за рукав и со всей деликатностью вытолкнута на лестницу. Дверь захлопнулась перед носом тёти Ани, и та со всей силы забарабанила по железной отделке.
- Я пойду в милицию! - закричала тётка. - Ты не имеешь права удерживать человека! Я опекун! Мы со Светочкой ещё поделим квартиру! В общагу пойдёшь! Хабалка! Я этого не оставлю! Мать довела, теперь за сестру взялась!
- Идите домой, - из-за двери отозвалась Лена. - Вы не понимаете, что говорите. Даю вам слово, что мы обсудим всё со Светой, и если она захочет, она уйдёт.
Но тётю Аню, по носу которой пребольно щёлкнули, силой выставив вон, понесло:
- Ну уж нет. Это ты уйдёшь. Я добьюсь этого! Шалавам не место в приличном доме!
- Я же сказала: мы со Светой обсудим наши дела.
- Света! Не поддавайся! Она тебе наплетёт с три короба! Шалава! А кто спал с Борисом Петровичем? А? Молчишь, тварь?!
Света, распахнув от боли глаза, попятилась от сестры.
- Лена, это правда? - прошептала она. - Ты спала с отчимом?
- Правда, - мрачно проговорила Елена и, помолчав, добавила. - Делай, что знаешь.
Она развернулась и бросилась в свою комнату. Миг спустя оттуда донеслись сдерживаемые глухие рыдания. Ошарашенная Светлана медленно повернула ручку двери.
- Тёть Ань, вы откуда знаете про Лену? - тихо спросила она.
- Знаю вот. Борис Петрович спьяну проболтался.
- Он мог солгать.
- Он карточку с голой Ленкой показывал! Может, и врал, да откуда тогда фотка?
- Тёть Ань... Я сейчас не поеду. Вы простите, - безжизненным голосом молвила Света. - Я завтра к вам приеду, ладно? Лена уже не помешает, я её знаю. Я соберусь как следует и на такси приеду. Я сейчас не готова.
Торжествующая тётя Аня - маленькая, плотненькая, пухлощёкая завитая блондинка, в которой Света вдруг с ужасом обнаружила саму себя спустя двадцать лет, придирчиво осмотрела племянницу.
- Ладно. Завтра, так завтра. Буду ждать. Звони, если что.
Женщина, поправив берет, стала спускаться; когда шаги её затихли, послышалось торопливое шарканье. Света на цыпочках подошла к соседней двери и приложила ухо.
- Правда, да не вся, - донеслось оттуда. - Половина правды, вот что.
Сомнений не было - Нинель Эдуардовна подслушивала и, наверняка, подглядывала в глазок, взирая на безобразную сцену.
На пороге появилась сестра с красными заплаканными глазами. Она твёрдо произнесла:
- Даю тебе слово, что в смерти мамы нет моей вины. Больше ничего обсуждать я не буду. Я в ночную смену, а ты, если надумаешь уйти, поешь суп. Тётя Аня супы не варит.
Она собралась и, несмотря на то, что до смены было ещё три часа, ушла из дома.
Света просидела в полной тишине около часа, и сердце её разрывалось от горечи. Девушка не понимала, кому верить. Не было случая, чтобы сестра лгала ей. Но и тётя Аня до сих пор не была замечена за вздором и оговорами. Не любила Елену, но как-то терпела же... И Борис Петрович - он так ласково вёл себя с мамой и со Светой. Он ругался с Леной! Ругался - и спал! Как такое может быть?
"Нинель Эдуардовна! - озарило вдруг Лапу. - Она могла всё слышать! Она должна была слышать! Её квартира вплотную примыкает к комнате Лены, и слышимость такая, что не захочешь, да услышишь, к тому же она любит всё вынюхивать". Схватив коробку дорогих конфет, припасённых на Новый Год, Света порывисто выпорхнула из дому и решительно позвонила в соседнюю дверь.
- Шоколад обратно снеси, - после долгого молчания на пороге Нинель Эдуардовна наконец-то разлепила губы. - Не ты покупала, не тебе разбрасываться добром.
- Да, может, я купила!
- Была бы рада ошибиться, но это не так. - Соседка смотрела на девушку строго, если не сказать - сурово. Под взглядом худой, прямой, как швабра, старухи с тщательно закрашенной сединой и невообразимым домашним костюмом, включающим в себя жакет и длинную юбку, Светлана стушевалась.
- Да, это Лена купила, - призналась она. - Я унесу.
Признание смягчило ситуацию.
- Ты, голубушка, зачем пришла? - менее требовательно спросила соседка.
- Мне хотелось бы знать о нашем отчиме, - краснея, начала Света. - Мне кажется, вы в курсе... о нём и о Лене...
- Сплетни исключены из области моих интересов. К тому же я не уверена, что мои слова откроют истинную картину такой эгоистичной особе, как ты. Я считаю, что в твоём уме всё обернётся против Леночки.
Неприступная соседка хотела захлопнуть дверь, но Лапа быстро втиснула ногу. Девушка, вспыхнувшая ярким румянцем от столь нелестных слов, хотела произнести в ответ что-нибудь язвительное и грубое, но сдержалась, понимая, что никто, кроме этой вредной клюшки, не сможет поведать о делах давно минувших.
- Хорошо, - произнесла Света. - Не говорите ничего об отчиме. Скажите только, что вы слышали из той комнаты, которая рядом с вами, когда мама умерла. Пожалуйста, Нинель Эдуардовна! Лена не хочет лгать, но и не говорит ничего. А я хочу разобраться. Может, я зря плохо думаю о ней.
- Зря! - с жаром поддержала вдруг старуха. - Зря думаешь! Леночка - святой человек! А ты... - Она смерила Свету с ног до головы, потёрла лоб и махнула рукой. - Я скажу. А ты сама решай, что там было. Может, совесть в тебе не совсем уснула.
Старуха помолчала, строго устремив взор в глаза Светы. Потом продолжила:
- Значит, так. Обычный вечер. Шаги, прыжки. Сначала раздаётся противный голос, который говорит: "Не хочу спать! Хочу смотреть телек!"
Света шумно вздохнула.
- Потом со стороны Леночки идут долгие уговоры и объяснения, что завтра утром рано вставать в школу. Потом противный голос замолкает и воцаряется тишина. Потом звук шагов и какая-то возня. Затем Леночка шепчет - с отчаяньем шепчет, чтобы противный голос не проснулся: "Борис Петрович! Не надо Светочку! Она маленькая! Пожалуйста, не надо! Я вас умоляю! Лучше меня, я взрослая. Идёмте к вам, Борис Петрович". Потом пьяный гогот и звук шагов двух человек... Продолжать?
- Нет, - пересохшими губами проговорила Света, вмиг вспоминая себя на коленях у отчима и его жаркую влажную руку на бедре у самого края платьица и свою ножку, крепко сжатую этой рукой в момент патетических сцен в Карлсоне. - А мама... Почему тётя Аня сказала...
- Меньше слушай злых жадных людей, - отрезала Нинель Эдуардовна. - Лучше спроси у неё, где ваша пенсия по потере кормильца. А про мать не смей думать гадости. Она, когда выходила в тот день из дому, пела песню про белых медведей и земную ось, а Леночка ей подпевала. Дальше сама соображай.
Дома, рухнув в постель, Света всю ночь металась на раскалённых простынях, и шум улицы впервые стал ей мучителен и неприятен. Она хотела плакать, но вместо слёз приходила лишь боль в сердце. Теперь вдруг ясно открылось, почему Лена переехала к ней в комнату, чтобы спать вместе, и почему она никак не могла отпустить от себя младшую глупенькую сестрёнку. А также - почему она не красится, не наряжается. Страх перед мужским племенем, перед смертью и насилием, превратил Лену в бесполое существо, скованное и насторожённое. Бедная сестра была вынуждена пожертвовать своим счастьем, чтобы спасти её, мелкую гадкую дуру... Как же хорошо, что отчим умер! Так ему и надо! Поделом ему!... А мама - она пела весёлую песенку! Значит, она не собиралась умирать, значит, всё было случайно, и тётя Аня просто наговаривает на Леночку.
Копившаяся лавина слёз прорвала вдруг панцирь ужаса и самобичевания, и Света громко, не стесняясь шпиона за стеной, заревела, обильно орошая подушку. А в соседней квартире беззвучными сухими слезами плакала Нинель Эдуардовна, в очередной раз не разрешившая себе поделиться ещё одной тайной. Тайной, которой суждено умереть вместе с сухонькой строгой старушкой в твидовом домашнем костюме.
- Мне это... скорую... телефон сломался... - прохрипел Борис Петрович, сползая на пол у ног Нинели Александровны. Он корчился и тёр грудь - там, где сердце. Нинель Эдуардовна подхватила соседа и кое-как втащила обратно в распахнутую дверь его квартиры.
- Подождите здесь, - произнесла она и захлопнула дверь. Затем села на стул и долго сидела, вслушиваясь в стоны за стенкой. Она встала, только когда стоны прекратились.
- Так будет лучше, - сказала она сама себе.