Ефремов Андрей Николаевич. История болезни

***

Мы с супругой переболели Covid-19 осенью 2021-го во второй раз.

В начале сентября 2021-го лечивший меня врач при выписке из санчасти МВД после первой болезни уверял, что у меня сейчас иммунитет на шесть месяцев. Но, 30-го сентября, у меня вновь появились первые признаки этого заболевания: ночью температура +38,8, кашель, головная боль, упадок сил, плохой сон. Единственный плюс - от температуры прошла двухлетняя хроническая заложенность носа. Обоняние особо не пострадало. Утром отправился в "красную зону" санчасти МВД. Там взяли мазок на ПЦР, выписали больничный лист и лекарства, отправили домой.

Дома стало совсем плохо. Для ОРВИ температура +38.8 - тяжело, но терпимо, но при Covid-19 отражается на организме очень сильно, и переносится крайне тяжело. Пропал аппетит, начал плохо переносить дневной свет, просил супругу зашторить окна и выключить освещение. Почему-то стал раздражать и желтый цвет стоящего в спальне деревянного стула. Буквально обессилел, не мог встать с постели. (Чтобы не возвращаться к теме о световосприятии: по выписке из больницы, дома, я сразу отметил, что воспринимаю цвета, содержащие спектр красного цвета, более насыщенно).

Через два дня мне надо было идти на прием к врачу. По телефону попросил санчасть взять меня из дома на машине, отказались. Я это воспринял очень спокойно, супруга же чрезвычайно возмутилась. Нашли товарища с машиной, жена меня сопроводила. В "красной зоне" находилась пара человек в очереди к врачу, обессиленный и уже практически ничего не соображавший я просто лег на стулья у стены для того, чтобы переждать эту "великую" для меня очередь. Весь мир в глазах воспринимался в темно-серых оттенках. Врач выписала еще лекарства, взяли мазок ПЦР. Стоны мало, но хоть как-то облегчали тяжесть болезни. Помнится, поставили укол димедрола - возможно даже по моей просьбе, - чтобы я дома, не мучаясь, поскорее уснул.

Вот тут и материализовалась автомашина УАЗ-буханка "Медпомощь" (о медицинских буханках еще чуть ниже): нас с супругой в сопровождении медсестры в "скафандре" повезли в 3-ю городскую поликлинику на компьютерную томографию, а оттуда уже домой. При этом медсестра старалась все время меня поддерживать, чтобы я не упал. Компьютерная томография показала поражение легких на 25-30 процентов. Но это было только начало болезни, весь смак еще впереди!

Да, очень интересно вспоминать и писать "по горячим следам"...

Доковыляв до домашней постели, я окунулся в полубредовое состояние: тело с температурой более +38 лежало отдельно от сознания. Ничего не соображая, я только время от времени пил воду, никакой еды организм не принимал, появилось отвращение к чаю с ромашкой. Дети привозили нам еду, но я так ничего и не ел.

Мимо кровати прошла большая хозяйственная сумка с головой и ножками супруги. Почему-то меня это никак не удивило... Сколько дней я так лежал, не помню.

К вечеру 5 октября мне позвонили из санчасти, и сообщили, чтобы я немедленно ехал в инфекционную больницу - ковид-центр - по адресу Кулаковского 42/2, ибо там освободилось место. Телефон перехватила жена и стала грозно требовать автомашину. Твердо отказали. Сами нашли машину, кое-как из последних сил собрался, уехал.

Проковыляв на крыльцо ковид-центра, задыхаясь, оперся телом об стену, и стал жать кнопку звонка. Противный звук звонка был слышен даже с улицы. Никто дверь не открывал. Вновь на телефон позвонила врач из санчасти, тревожно поинтересовалась - доехал ли я. Рассудок моим ртом ответил, что моей персоне не открывают дверь. Врач попросила включить видеосвязь и показать, куда это меня занес произвол судьбы. Отяжелевшим смартфоном показал круговую панораму, оказалось - не тот подъезд.

Нашел в себе силы добрести до нужного подъезда; вошел, сел на стул приемной и уронил голову на стол. Не помню, как с медсестрой оказались в лифте, там мой рассудок, ну, тот, который отдельно от организма, моим ртом стал ее спрашивать: можно ли мне прилечь на пол, ибо я не в состоянии стояния, - категорически отказала. Измученное тело загнулось и вновь оперлось о стену.

Меня под руки завели в двухместную палату уже несколько докторов в "скафандрах", там находился больной парень студенческого возраста - Гриша, как позже выяснилось. На автопилоте я сбросил верхнюю одежду и обувь на пол: - "Потом уберу!..", - рухнул на кровать. Сознание тут же попыталось отключиться, но большая и дружная команда врачей не позволяла: засыпали вопросами по анкетным данным, какие лекарства принимал, и лихорадочно совали в мой нос пачку мятых бумаг, для того, чтобы я в каждом листе поставил свою подпись. Рассудок категорически отказывался понимать вопросы врачей, тело вызвало по телефону супругу, - она спокойно все врачам объяснила.

Появился кислородный аппарат, на лицо надели маску. На жаргоне маска и трубка для дыхания с этого аппарата называется "каюри". У меня это вызвало ассоциацию с собачьей упряжкой и поводком. Я был привязан этой трубкой к аппарату до конца месяца.

Глубокой ночью неожиданно пришел в себя. Не удивляясь, отметил возле своей кровати сидящих на корточках двух медработников: вероятно, их тревожило мое состояние. Они спросили про самочувствие, через силу ответил: - "Пока живой", - и вновь "ушел"... Не помню, сколько ночей они меня так контролировали. Через несколько дней температура спала, стало легче.

Еду медики развозили по палатам на специальных тележках. Гриша брал порцию, и ставил передо мной на стул, - "Спасибо, Гриша!". Но есть совершенно не хотелось, пищу я просто выбрасывал, пил воду. Сильно похудел. Позже выяснилось, что многие поступающие больные свои порции поначалу выбрасывали.

На третий день моего лежбища благодетеля Гришу выписали, я поневоле зашевелился: вставал и брал порцию сам, но не мог толком все доесть. После, обессиленный от движения, все-таки 5 метров туда-обратно, отлеживался и восстанавливал дыхание. Но это продолжалось недолго, пищу мне стали подносить соседи из смежной 4-хместной палаты.

Врачи щедро дырявили меня уколами и капельницами, горстями кормили таблетками, снимали кардиограмму и УЗИ, замеряли показания различными электронными приборами.

С первых дней возвращения рассудка в бренное тело появились галлюцинации. В кислородном аппарате происходят едва слышимые вспышки - это под воздействием электричества разлагаются кислород и водород. Мне же слышалось, как громкое эхо от этих вспышек круглосуточно гуляло по всем этажам центра и возвращалось в палату. Вечерами, на фоне разговоров соседей и медиков в коридоре, я слышал голос пятилетней девочки, которая весело с кем-то разговаривала у двери в палату. Позже одна медсестра мне сказала: "Детей сюда не пускают, не пугайте нас"!

Стал изредка ходить до кулера - набрать кипяток для чая. Метров 15 по коридору туда-обратно. Этого уже с перебором хватало, чтобы задохнуться и упасть в кровать.

Надо особо отметить: каждое утро вход любого медработника в палаты к больным сопровождается вопросом: "Как самочувствие, как спалось"? На что поначалу я довольно неуверенно отвечал: "Пока живой...". Но такое упадническое настроение мне совершенно не присуще, и я стал тихим и дрожащим голосом отвечать: "Удивительно прекрасно"! Еще позже стал добавлять: "Грация на девять баллов, пластика на восемь с половиной"! Про самочувствие в течении дня спрашивали все без исключения входящие медики, даже санитары производившие уборку.

В те кризисные дни у меня, судя по всему, была серьезная потеря памяти: сознание было опустошенное. И про то, что уныние - смертный грех, я не думал. Ни о чем не думал. Просто христианское естество взяло верх. Библейскую истину мы с супругой вспомнили несколько позже уже дома.

Коронавирусная инфекция Covid-19 заболевание опасное, возможен и смертельный исход. Находясь в кризисном состоянии, рассудок относился к этому совершенно спокойно и ясно, страха не было. После моего ухода в вечность, что неизбежно в любом случае, дети с Божьей помощью разберутся, будут помогать матери, и продолжат свои пути по жизни. Дальше этого предела мысль о смерти не развивалась.

12 октября средь бела дня в палату бодро и весело вошла супруга: "Ну, здравствуй, дорогой"! (чмок в лобик) - это не было галлюцинацией: ее тоже определили на лечение. Вдвоем стало гораздо веселей. И веселее бред: я уже "разложился" на три составляющих: рассудок вновь отдельно от организма витает рядом с головой, а на теле кольцом лежит огромная невесомая змея, жующая свой хвост, и бессмысленно заглядывающая в мои глаза. И вся эта комбинация - это и есть мое "я". Я довольно внимательно изучил змею: сечение тела у нее не круглое, а продолговатое, кожа обыкновенная змеиная, чешуйки ровного золотистого цвета. Ни страха, ни удивления я не испытывал. Равнодушие.

По утрам мы уже в два голоса заверяли медиков, что у нас "все удивительно прекрасно, кормят превосходно, уколы ставят нежно, по голове гладят ласково"! Надо сказать - супруга переносила болезнь значительно легче, чем мое бренное исхудавшее тело. И уколы с капельницами на ее излечение действовали гораздо быстрее.

Больные в центре разные: интеллигентные и культурные; криминального вида; хамовитые, капризные и шумные, требующие к себе особого внимания - таких мало, но есть; неслышные и невидимые - это уже больше про женщин. По крайней мере, на моем этаже. Был и очень шумный больной хам, которого я назвал "авторитет из хотона" (коровник, як). Поразило крайнее терпение и спокойствие эскулапов. Вряд ли я даже день продержался бы на этой работе.

Как-то на "прогулке" по коридору мне навстречу ковылял чеченец: похоже у него были проблемы с ногами - он их волочил по полу. Парень перед собой переставлял опору - подставку для ходьбы. Вероятно, он возвращался с поездки на компьютерную томографию, был полностью по-зимнему одет, и направлялся в свою палату. И до такой степени он мне напомнил раненого боевика, что я опешил и остановился. И уже в последний момент перед столкновением с ним, уступил дорогу. Не знаю, понял ли он что-то по моим глазам, но больше я его не видел. Понимаю, что я не прав. Понимаю, что во время войны в Чечне он был пацаном. Все произошло рефлекторно.

Вскоре появился зверский аппетит: значит, усилия медиков сдвинули дело в сторону поправки. Очень понравились свекольный и молочный супы - это были первые тарелочки, которые я даже облизал. Рассудок решил вернуться на место, галлюцинации прекратились. Дети стали привозить передачи с вкусностями, - что очень меня радовало: молодой растущий организм требовал калорий. Но я стал отмечать очередную напасть: проблемы с памятью! Не мог вспомнить многих элементарных вещей: надо полагать - рассудок еще не полностью вернулся на свое место.

По жизни у меня очень плохой почерк, но в школе был отличный. И я твердо решил заняться восстановлением почерка, и через это памятью. Благо времени свободного в центре много. Хорошо - взял из дома ручку с блокнотом. Пролистал блокнот - ужаснулся: многое из ранее мною написанного не смог понять: криво, косо, - как инсультный писал. Как я раньше сам себя расшифровывал?!..

Взял себя в руки. Затем взял в руки авторучку с блокнотом и стал писать: элементарно о том, что происходит за день. Старался писать медленно и каллиграфически: как учили в школе. С удовлетворением отметил, что получается так, как я писал с 8-го класса. Через пару дней память восстановилась!

14 октября получил последний укол. Далее только таблетки убывающими порциями, анализы ПЦР, и кровь на сахар. Врачам я доверился полностью, поэтому один раз очень удивился, уже после того, как медсестра проколола палец для анализа крови на сахар уже ранее открытым шприцом. Это было перед ужином, 21 октября.

Два-три раза за период лечения меня, в состоянии "никакой", возили на компьютерную томографию в Медцентр... Вот теперь подошла очередь описать "Медбуханку".

Больных возят на Уазах "Медпомощь" - в просторечии "буханка". И у всех "дверная болезнь": задние двери плохо открываются и закрываются. Один раз, когда водитель снаружи захлопнул дверь, на пол упала отвалившаяся дверная ручка. Водитель этого не увидел, но добавил:

- Смотрите за дверью, открыться может!

- Значит, подышим!

В машине едут 9-12 человек, это вместе с 1-3 санитарами и водителем. Водитель без "скафандра" отгорожен от салона стандартной пластиковой перегородкой. Кроме штатных сидушек в салоне простые стулья и 1-2 инвалидные коляски. Некоторые больные едут с кислородными баллонами, которые быстро опустошаются.

Санитары и медсестры при входе и выходе из машины трогательно внимательны и предупредительны: "Осторожно, осторожно, спокойно идите, не торопитесь"! Помогают всем больным выйти из машины. "Тяжелых" на крыльце Медцентра они буквально ведут под руки. Выздоравливающие, особенно женщины, тоже помогают: даже могут задыхающимся "тяжелым" перед кабинетом КТ надеть на обувь бахилы.

Итак, ложусь, задыхаясь от движения, на аппарат КТ. Аппарат женским голосом просит не дышать! Сил не дышать все-же на 3-4 секунды хватает. Далее, еще сильнее задыхаясь от всей этой канители, которую в обычной здоровой жизни я бы никак не заметил, едем "домой" - в ковид-центр. Там без сил падаю в кровать. КТ - 55 процентов поражения легких, и всегда очень слабое давление.

17 октября супругу выписали, она радостно, по пути веселя медиков, выпорхнула из больницы домой. В этот же вечер подселили больного: назову его Е.С., под 70 лет, но выглядит намного моложе. Так же как и я в свое время он сбросил одежду и обувь на пол, и повалился на кровать. Его сопровождала всего одна медсестра, и без фанфар, из чего я заключил, что Е.С. все же, не совсем "тяжел". И оказался прав.

Ночью Е.С. стал захлебываться кашлем, мне стало не по себе: вдруг я выздоравливаю, а сейчас опять заражусь?! Загерметизировался медицинской маской. Утром мы с ним познакомились: я назвал свое имя, в ответ он прошептал свое. Убрав его одежду в шкаф, я дал ему медицинскую маску. Он ее почему-то подцепил под нижнюю челюсть, так она и висела под ней неделю и днем, и ночью, после вообще ее снял. Е.С. выразил твердое мнение в том, что "маска не поможет". Забегая вперед, отмечу, что за день до моей выписки Е.С. изменил свое мнение на: "маска все же помогает". Но в маске я его так и не видел.

Первые дни мы с ним делили кислородный агрегат по очереди, но Е.С. дышать кислородом очень не понравилось. Три-четыре дня он лежал не вставая, пищу я ему приносил и ставил на стул у изголовья кровати. Настал день, когда он что-то поел, начал изредка вставать, и даже делать зарядку. Я же несколько раз в день стал заниматься "пробежками": одну-три минуты бродил - гулял по коридору, после чего опять отлеживался.

Е.С. ездил отдыхать на свою родину, а обратно возвращался на поезде. Ехал до Нижнего Бестяха. Вот в поезде, с его слов: "Все чихают, кашляют! Никакого контроля"! - он и подхватил злополучный коронавирус, - что даже не сразу понял. Иногда он рассказывал про свою жизнь, - но это я опущу.

Утром 26 октября меня обрадовали: "Андрей, танцуйте, выписывают! Далее лечиться будете амбулаторно". Сообщил семье, супруга тут же попросила написать медикам от нас благодарность. Выяснилось, что "Книги отзывов" в центре нет, мне дали лист бумаги. И я, пролив семь потов, написал лаконично, как смог на тот момент, слова сердечной благодарности всем медикам ковид-центра. Пожелав им и их семьям, чтоб у них всегда все было удивительно прекрасно!

Андрей Брэм

Комментарии: 1, последний от 21/01/2022. © Copyright Ефремов Андрей Николаевич (a.brem@mail.ru) Размещен: 11/12/2021, изменен: 19/12/2021. 16k. Статистика. Очерк: Публицистика ПАБЛИСИТИ Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Приведенные здесь воспоминания о перенесенном заболевании короновирусной инфекцией были написаны через несколько дней после выписки из больницы. И с названием "История болезни" эту статью, которую я подверг немыслимому сокращению, ровно через месяц была размещена в газете "Эхо столицы".

Ефремов Андрей Николаевич : другие произведения.

История болезни