Аусиньш Эгерт : другие произведения.

22 Две правды

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Предыдущая глава
21 Чужое солнце

   Двадцать первого числа Валентин ковырялся в гараже и застрял до темноты. Собрался было выходить, но услышал снаружи какую-то движуху и остановился у двери. Подумав, тихо закрыл гараж изнутри на ключ. А потом вернулся назад и спустился в яму снова. Дверь в отсеке была хорошая, усиленная, на случай фавнов. Судя по шуму, лучше было переждать, не выходя, а еще лучше - звонить в ветконтроль сразу, но останавливало то, что сам он фавнов снаружи не видел, а паникером прослыть не хотел. Когда снаружи раздалась пальба, Валентин решил, что правильно не стал звонить, потому что фавны оружия не носят, а против вооруженных людей ветконтроль и Охотники не работают, не обучены. И лишь после этого понял, что встрял. Потому что вычислить его мог только недавний гость Айриля, видевший их вместе. А это значило, что полиция решила не искать повод заняться клубом вплотную, а просто сдать их своим прикормленным. И тогда ясно, откуда Тренер взял адрес.
   Валентин вздохнул и тихо пошел к оружейному сейфу. Выбивать свое же окно было откровенно жалко, да и палиться очень не хотелось, поэтому капитан мотоклуба "Последние рыцари" стоял с двустволкой в руках рядом с окном и думал. Думал он, пока стекло не разлетелось от выстрела снаружи. Когда это случилось, он вздохнул и сам себе попенял на то, что еще Витыч ему говорил, а он, дурак, не слушал: кроме охотничьего, нужно еще и другое оружие, на людей, и нет, пистолета недостаточно. Гаражи у "рыцарей" были хорошие: кирпичные, отапливаемые, в некоторых, как у капитана клуба, были устроены ремонтные ямы, еще часть оборудовали подъемниками, и довольно многие отсеки были соединены между собой. Валентин, капитан клуба, имел ключи от половины боксов, принадлежащих клубу, но бегать от незваных гостей, как крыса от кошки, ему претило. Зная привычки кавказцев, стрелять даже вторым было плохим вариантом: после этого визитеры могли применять хоть гранаты, если они у них были. А объясняли бы в любом случае, что он начал первым. Нужно было дождаться декларации о намерениях пришедших, а ее могло и не быть: с точки зрения Тренера, байкер подставился еще две недели назад, когда открыл визитеру дверь у Айриля дома. Вызывать своих значило подставить всех окончательно. Звонить сааланскому мальчику, в общем, тоже смысла не было, разве что попрощаться. Около гаражей ходило не меньше семи человек, а может, и десяток.
   Валентин подумал, выбрал момент и выстрелил. Из патронов ближе всего были кабаньи, ими он и зарядил. Снаружи послышались матерные вопли. Он качнул головой: значит, не попал. Провел рукой перед окном и, не увидев реакции, осторожно выглянул. Снаружи никого не было видно. Оценив расклад, Валентин решил возвращаться в яму. Все было ясно, как божий день: сейчас пойдут выносить дверь, а у него восемь патронов в "тэшке" и один кабаний во втором стволе. У двери грохнуло, но она не поддалась. Байкер вздохнул, готовясь к неизбежному.
   Раздался второй хлопок, потом послышалась придушенная брань и удивленный пацанячий голос, совершенно точно принадлежащий тому, кого там, снаружи, во втором часу ночи, быть никак не могло. А в следующую секунду Айриль да Юн крикнул в выбитое окно гаража:
   - Валентин Аркадьевич, ты там?
   - Я-то там, - отозвался Валентин. - А ты тут откуда?
   - А я услышал шум, решил, что фавнов гоняют, пошел помочь, смотрю, а это вам двери ломают. Вот, я тут. Тебе взрывом дверь заклинило, отойди к стене или глаза прикрой, я сейчас тебя освобожу.
   Валентин послушно отвернулся от двери. Сверкнуло так, что гараж, казалось, осветило молнией, потом лязгнуло раз, другой - и снаружи потянуло гарью и холодом.
   - Привет! - сказал Айриль, входя. - Звони в полицию, они там снаружи лежат.
   - Так и пусть полежат до утра, может? - предложил Валентин.
   Айриль поморщился:
   - Холодно. Они живые, могут заболеть. Я же сказал, что не хочу убивать. Они живы, только обездвижены.
   Дальше были долгие препирательства с кем-то в колл-центре "111", объединяющем полицию, спасателей и скорую, по итогам которых им все-таки обещали наряд. Пока этот наряд ждали, Айриль подновил заклятие, после чего из куртки одного самого борзого полез синтепон, а сама она стала выглядеть так, как будто по ней пару раз проехали колесами, а потом надели снова. Валентин, хмыкнув, пошел запускать кофе-машинку. Он успел сварить кофе себе и Айрилю и наскоро затянуть полиэтиленом и скотчем разбитое окно, когда наконец подъехали стражи порядка. Они не очень поняли проблему, но Айриль был настойчив. Он предъявил разбитое окно и раскуроченную дверь и потребовал оформления материала в отделе. Так что пришлось полиции вызывать еще и автозак, а пока он ехал, Валентин позвонил своему заму Валькирычу и попросил его найти возможность подежурить. Тот, разумеется, сам из Озерков в третьем часу ночи не рванул, а отправил тех, кто жил поближе, и на всякий случай сразу впятером и при оружии. Они появились через полчаса, почти одновременно с автозаком. Оглядев диспозицию и прифигев, получили распоряжения и остались "на хозяйстве", а заодно сфотографировали все произошедшее и описали на своих страницах ВКонтакте. К полудню весь клуб и четверть города знали о случившемся, включая участие Айриля в инциденте.
  
   В Старый дворец из Нового ехали на той же самой повозке, запряженной теми же самыми квамами: два желтых, два зеленых и два розовых. Только вместо гвардейцев на внешних местах сидели их провожатые, уже знакомые по именам. Апартаменты оказались такими же шикарными, только за окнами был другой парк, но и за ним виднелось все то же море. Алиса ерзала на сидении и пыталась поймать взгляд Полины, безучастно смотревшей на обочину, как и по дороге из города. Марина поддерживала разговор, пытаясь разрядить неловкость. Вроде бы получалось.
   В этот раз сайни встретили их не в холле, а на галерее, и не тыкались носами в ладони, а вежливо заглядывали в комнаты, шевелили усами и уходили, пока не оставался один, которому понравился запах. Сайни, выбравшего Марину, звали Юц, и это короткое имя почему-то вызвало у нее дополнительную симпатию к говорящему существу, похожему на нутрию. Кто прибежал к Полине, а кто к Алисе, Марина не знала. Их расселили рядом с их охраной, "чтобы легко было позвать, когда нужно", но пройти в комнаты друг к другу мимо этих энцев и мон было невозможно. Марина поняла, что их разделили и общаться без контроля не дадут. Радовало ее только то, что комнаты были на одной галерее, и если кого-то из них решат увести без предупреждения, остальные все-таки будут знать об этом сразу. Ее комната была ближе всех к лестнице, и это настораживало правозащитницу. За следующей дверью поселился энц Гайям, за ним разместили Полину, после нее жил, конечно, энц Жехар, потом Алиса и мона Мейра, а предпоследняя и последняя двери достались маркизу да Шайни и моне Арель, совмещавшей при нем роли охраны и целителя. Впрочем, против общения в холле первого этажа охрана не возражала. Разговор, однако, все равно не клеился. Полина то смотрела в окно, то общалась с выбравшим ее сайни, Чаком, обмениваясь с ним короткими репликами на бытовые темы. Унриаль да Шайни, посидев у камина полчаса, пошел к себе в комнаты, тяжело опираясь на перила. Марина после обеда пыталась обиняками объяснить Алисе, что насчет свободы и безопасности тут все не так просто, как может показаться, но не была уверена, что ей это удалось.
   Вечером пришел повидаться Дейвин да Айгит. Он прямо в холле задал Алисе несколько вопросов про инцидент с прыгунами над кораблем, она начала было объяснять что-то про физику потока воздуха, но он остановил ее.
   - Лучше запиши мне все это, - сказал он и вручил ей тетрадь, чернильницу и сааланскую каменную ручку, пенну. Пенна выглядела как византийские стеклянные перья, только была выточена из чего-то, похожего на нефрит.
   А через час после него заглянул и Димитри. Аристократы весело поздоровались, и Дейвин наконец отстал от Алисы с вопросами.
   - Как вы тут? - спросил князь Полину, смотревшую, ради разнообразия, на угли камина.
   - Спасибо, все отлично, - ответила она ровно.
   - Вас предупредили, что завтра общаться между собой вам уже нельзя? - уточнил он.
   - Нет еще, спасибо, что сказал, - Марина очень внимательно посмотрела на Димитри.
   - Меня сюда больше тоже не пустят до конца суда, - развел он руками с мягкой улыбкой. - Поэтому я пришел сегодня. И вот еще что. - Он достал из привесной сумки два кожаных кошелька на круговых шнурах и подал Марине один из них. - Это на расходы. Считай компенсацией за консультации в Приозерске. - Другой кошелек князь отправил Полине прямо по воздуху. Она с той же полуулыбкой, от которой Марина начинала уже слегка закипать, позволила кошельку упасть на ее колени. - Твоя зарплата с мая. Я попросил снять со счета, здесь может понадобиться.
   - Спасибо, - ответила Полина все так же ровно.
   - А зачем бы могло понадобиться? - уточнила Марина.
   - Вы свободны в передвижениях по городу, ограничение одно: выходить можно только с охраной, это вопрос вашей безопасности. Слушания начнутся послезавтра, и если у вас будет настроение погулять по городу, попробовать наши лакомства, что-то купить или развлечься - самое время потратить на это день. Потом вам будет не до того.
  
   Мою охранницу звали Мейра. Оглядев ее украдкой, пока мы ехали, я сразу поняла, что она, конечно, формально-то мелкомаг, но некоторых недомагов может поучить и колдовать, и вообще уму-разуму. Она носила два цвета, красно-коричневый и зеленый. Мейра выглядела не красивой, а миленькой, лицо у нее было, на мой вкус, слишком вытянутое, но такое приветливое, что назвать ее несимпатичной язык бы не повернулся ни у кого, кроме, может, самых отъявленных злыдней, которые и на солнце пятно найдут без телескопа.
   День у нас начался с того, что Мейра пришла ко мне и предложила, уж раз начиная с первого дня суда мне нельзя выходить за пределы дворцового парка, с толком потратить оставшееся время, чтобы было что вспомнить. Я и согласилась. И не пожалела. Завтракали мы с ней уже в городе, а вернулись только после ужина, и отлично провели время. Мы позавтракали, потом облазили рыбный рынок, а после забрели в квартал цеха художников и посмотрели, как кто-то из явно наших девчонок рисует портрет заказчика сухой кистью в земной манере прямо при публике. Насколько я поняла, это был вступительный урок какого-то открытого цикла, но ей аплодировали, а ее сайни ходил со шкатулкой и собирал деньги за зрелище. Выбравшись из квартала художников, мы пошли обедать, потом отправились к парфюмерам, и я прикупила себе мыльную соль, которую Мейра нахваливала, а после этого она предложила зайти в швейный цех, точнее, не в сам цех, а в его лавки, и я долго рассматривала все, что там было выставлено на продажу. Потом я поняла, что малость подустала, и призналась Мейре, а она кивнула: ну конечно, настало время полдника. Полдник у саалан, как выяснилось, существует для того, чтобы есть сладости и выпечку. И половина кондитерских города, оказывается, в эти часы работает как кафе. То есть купить и унести с собой в лавку, цех или домой тоже можно, но можно съесть и прямо там, на скамье за столом. А потом стол и скамьи опять перевернут и прислонят к стене. Под конец трапезы я опасалась, что слипнусь, и на всякий случай прикупила себе флягу в соседней лавочке, сразу наполнив ее водой. После полдника мы зашли в храм Потока послушать проповедь. Было забавно, но ничего нового, так что мы не остались до конца, а пошли к ювелирам. Там я заметила, что блинчики с творогом и фруктами уже как-то забылись, и вода тоже закончилась, и вообще холодно, и мы снова пошли искать трактир. А за ужином Мейра рассказала мне про охранницу маркиза да Шайни, мону Арель. Оказывается, она служила в императорской гвардии, потом вышла замуж и с мужем вместе занималась перевозками из предгорий в столицу. А потом его убили ящеры, и она от горя начала потихоньку сходить с ума. Обратилась с этим к достопочтенному в столичном храме, тот присмотрелся - и увидел, что у нее открылся Дар в позднем возрасте. Она ужасно тяжело перенесла инициацию, год не вставала, еще два года еле ходила, потом поправилась - и вот, она мелкомаг, сопровождающий целитель в службе Старого дворца. Эта служба обеспечивает безопасность и комфорт всех гостей государя и в Старом дворце, и в его загородной резиденции, где мы пробыли три дня. Арель так и осталась немного печальной и неразговорчивой после смерти мужа, а может, после инициации, но молодому маркизу да Шайни сейчас, наверное, и не до бесед, в таком-то состоянии. Я, пока слушала про Арель, подумала много разного, но ничего не сказала.
  
   Утром в холле, дожидаясь энца Гайяма, объяснявшегося с охранницей да Шайни, Марина Лейшина присмотрелась к женщине повнимательнее: что-то было неправильным в ее облике. Мона Арель была одета в темно-синий и розовый. Два цвета, насколько она помнила статьи Ревского, значили дворянское достоинство, приобретенное в браке, но и вторая мона, опекавшая Алису, Мейра, тоже носила два цвета, а эта выглядела как-то не так. Разглядев наряд Арель, Лейшина сказала вслух: "О как". На женщине было розовое платье вполне земного покроя, отлично посаженное по фигуре. А поверх него мона надела традиционный сааланский синий эннар. По возрасту розовый ей был уже в самый раз, седины у нее хватало, и кожа начинала выцветать, но мона все равно была ошеломительно красива. Наконец, Гайям, закончив с ней объясняться, весело махнул Марине рукой:
   - Я свободен, пойдем! - и спрыгнул с галереи вниз, не тратя времени на пересчет ступенек ногами. Марина с трудом удержала лицо.
   В городе было шумно и полно землян и разговоров о них: прибыли журналисты освещать предстоящий процесс. Все таверны предлагали зимнюю еду - похлебки и пироги. Попробовав тесто, Марина поняла, что проблем с религиозными ограничениями у нее тут не возникнет: эти ребята делили выпечку не только на сладкую и сытную, но и на пышную, то есть на закваске, и тонкую, то есть пресную. На рынке торговали соленым, вяленым, сушеным, моченым, копченым провесным и копченым дымным, засахаренным и всем подряд. Это не считая тканей, шерсти, разнообразной утвари и украшений. Энц Гайям оказался прекрасным гидом и рассказывал истории районов города, улиц, домов и площадей, не умолкая. По-русски. Выглядел он еле-еле на тридцать, но Марина уже успела понять, что судя по всему, глазам верить не стоит, и большую половину своего возраста этот парень куда-то спрятал. Цветной каймы на его одежде не было, зато в волосах он носил желтую ленту.
   В таверне, куда они зашли пообедать, его, кажется, знали все, от подавальщицы до последнего посетителя. С ними он трещал на сааланике так же бойко, как с Мариной на ее родном языке. Она не утерпела и спросила его, откуда такие познания.
   - Купил по случаю, - подмигнул он ей, не отрываясь от тарелки с похлебкой. - Вы тут не первые из Нового мира и вряд ли последние. До вас я водил хаатских купцов, аристократов с южного побережья, капитанов с Островов... да кого только не сопровождал. Появились вы, теперь можно будет работать и с вами. Вам, как и всем, надо будет ходить и ездить по столице, выяснять, где поесть, как переночевать, как купить необходимое. Вы будете искать помощь и найдете меня и таких, как я.
   - Это твоя работа? - спросила Марина, допивая травяной чай.
   - Сопровождать приезжих? - улыбнулся он, отодвигая тарелку. - Да, и это тоже.
   - А еще что ты делаешь?
   Он подмигнул еще раз, все с той же яркой улыбкой, и не стал отвечать.
   До вечера Марина успела побывать с ним и на набережной, пустой и ветреной, и на пестром и шумном рынке, и на площади, где выступали жонглеры, и в еще одной таверне, где маг показывал иллюзии. Правда, из таверны они довольно быстро ушли, потому что смотреть дурную копию приключений Тома и Джерри ей было скучно. В храм Потока она не пошла, и энц Гайям предложил возвращаться домой, чтобы ей завтра не выглядеть усталой.
  
   Полина за это же время обошла парк в компании энца Жехара. Он выглядел немолодым и был очень спокойным и молчаливым. Соотечественницы, похоже, не находили его красивым, судя по поведению двух его коллег. И мона Мейра, и мона Арель смотрели на него, как на сайни - дружественное существо, не имеющее пола и гендера. У него были правильные черты лица, хорошая осанка и ровный благозвучный голос. С Полиной он вел себя равнодушно-вежливо, она отвечала тем же, и ее это вполне устраивало. На темно-коричневом эннаре энца Жехара единственной яркой деталью оказалась бирюзовая кайма. Смотрелось, на взгляд Полины, довольно идиотски, но она постаралась не обращать внимания на эту мелочь.
   В парке листья успели не только облететь, их уже смели и убрали, так что представить себе, как выглядели эти кроны, Полина не смогла. Обратив внимание на перевернутые плоские плетеные корзины под деревьями, лежащие то там, то тут, она спросила провожатого:
   - Там цветы?
   - Да, - кивнул он, - уже спят.
   - Что за воротами? - спросила Полина.
   - Набережная, - ответил энц Жехар. - Хочешь посмотреть?
   - Да.
   Набережная была строгой, изящной и совершенно безлюдной. Порт с нее выглядел красивой сказочной картинкой с корабликами, а дворцовый парк - рисунком акварелью и тушью. Впечатление от прогулки портил только резкий холодный ветер, дувший вдоль побережья. Полина довольно быстро начала зябнуть и сказала своему провожатому, что хочет вернуться.
   В своих апартаментах она попыталась согреться в горячей ванне, потом, так и не победив озноб, попросила своего сайни, Чака, добыть второе одеяло. Он принес какой-то яркий плед, укрыл ее и лег ей на ноги. Греясь, она продремала до ужина. Энц Жехар коротко спросил ее, все ли в порядке, когда Чак привез тележку с едой, она утвердительно кивнула и закрыла дверь.
   - Чак хороший, - поблагодарила женщина своего нового приятеля.
   Он обрадовался и уткнулся мордой ей в колени.
   - Дружить-дружить?
   - Дружить, - подтвердила Полина.
   Вечер весь потратился на то, чтобы согреться, и больше она не выходила из комнаты. А утром, попытавшись выйти в холл, встретила у двери энца Жехара, и он сказал, что пока у нее есть время до начала заседания, лучше заняться подготовкой к нему или размышлениями, потому что в холл до заседания все равно нельзя, а можно будет только вечером. Полина кивнула и закрыла дверь. Ей показалось, что прошло часа три, когда он постучал ей в дверь снова. За это время она успела позавтракать, почитать, одеться, собрать все, что хотела взять с собой, посмотреть в окно, снова почитать и поболтать с Чаком для тренировки в сааланике.
  
   Если вам скажут, что в путешествии в другой мир, за звезды, самое страшное - это огромные зубастые ящеры и ядовитые рептилии, не верьте. Самое страшное - таможенный досмотр перед входом в портал. Он у саалан проходит в два этапа. Сначала их техник осмотрит вас, потом вы предъявите для осмотра багаж. Если вы случайно забыли в кармане любой прибор на батарейках или аккумуляторах, петарду, газовый баллончик или шокер, каждый предмет вам укажут и попросят предъявить все по очереди. Запрещенные к провозу вещи отложат в пакет, его подпишут вашим именем и оставят в хранилище храма. Потом вас вместе с багажом поставят на весы. Если совокупный вес превысит центнер, придется доплатить за каждый лишний килограмм пять тысяч рублей. Будьте готовы к тому, что с той стороны звезд вы окажетесь без электробритвы, зубной щетки на батарейках, часов, диктофона, цифровой камеры, фитнес-браслета и уймы вещей, привычных как воздух, зато с очень большим грузом важных и не слишком удобных предметов. Например, пленочные камеры немногим тяжелее цифровых, а вот объективы, трепетно лелеемые владельцами, весят очень даже ощутимо. Легкую, но так быстро заканчивающуюся фотопленку мы распределяли из расчета по три килограмма на каждого участника экспедиции, включая и тех, кто не вез фотокамеру. Фотокорреспонденты везли с собой около десяти килограммов невероятно дорогого груза: винтажные камеры прошлого века и объективы к ним. Нам, журналистам, пришлось выучить стенографию и скоропись, чтобы попасть в эту экспедицию: стук печатной машинки недопустим в зале суда, даже если бы ее удалось протащить в портал вместе с запасом лент и бумаги. Нам остались только записи в блокнот. Авторучки проносить в портал не запрещено.
   После выхода из храма с той стороны вас встретит доброжелательный и улыбчивый местный гид - скорее всего, дружный с досточтимым, поддерживающим портал. Он покажет вам отель и таверну и поможет найти носильщика. Кстати, носильщик не будет человеком. Это похожее на бобра разумное существо, сайни. Скорее всего, сайни, несущий ваш багаж, попробует остаться с вами на все время вашего пребывания, но соглашаться на это не стоит. Угостите его чем-нибудь вкусным - фруктом, половинкой пирожка или жареным орехом, - и он пойдет искать следующего человека. А в отеле будут свои сайни, один из них и станет вас опекать. Сайни в столице саалан много, столько же, сколько и людей.
   Жизнь столицы Аль Ас Саалан, Исаниса, совершенно не похожа на нашу. Идея записи каждого слова, сказанного в суде, для открытой публикации, привела жителей столицы в восторг. Мы все не по разу ответили на вопросы о нашей работе, о назначении газеты и журнала как явления, о телевидении и радио. Кстати, свои версии TV здесь есть. Их обеспечивают техники саалан. Нам объяснили, что на процессе в зале ратуши галерея будет поделена между нами и ними поровну, чтобы они могли провести трансляцию процесса для столицы.
   И о ящерах. Их в городе почти не бывает, за этим строго следит гвардия империи, вооруженная длинными мечами и топорами. С гвардейцами дежурят дворяне-офицеры, приданные к отрядам. Но предосторожности предпринимаются привычно и постоянно: все повозки крытые, и крыша нависает над упряжными животными, чтобы летающие рептилии не могли напасть на омнибус или возчика с грузом. Паромобили, встреченные нами в столице, тоже с большими крышами и ярко раскрашены. Все пять. Все это делается, чтобы отпугнуть ящеров.
   В Саалан к людям, даже незнакомым, очень доброжелательны. Точно так же, как к сайни. Симпатизируют тут и квамам, упряжным и вьючным животным. Здесь не любят ящеров, мелких ядовитых рептилий, а еще море и морских обитателей. Но охотно едят все, что удается добыть в воде, начиная с водорослей и заканчивая рыбой. Большую часть добытого в море составляют съедобные моллюски. Это основная пища обычных горожан Исаниса - не считая молочных продуктов, выпечки и фруктов. И наша тоже, конечно, пока мы здесь.
   Добродушие местных жителей не отменяет политической вовлеченности. Предстоящим процессом живо интересуются все, начиная с рыночных торговцев и заканчивая дворянами. И все спрашивают, насколько заинтересованы и вовлечены в процесс мы сами и наши читатели. Взять интервью, не оказавшись под перекрестным огнем встречных вопросов и мнений, практически нереально. Мы отшучиваемся, как можем, и спрашиваем в ответ.
   Наместника Озерного края в столице империи знают мало. Он направлен в край с другого континента, Ддайг, где у империи тоже есть территории. Димитри да Гридах пользуется уважением, но достаточно формальным, в отличие от его заместителей. Дейвин да Айгит, как оказалось, живая легенда страны и лучший воин империи, а Асана да Сиалан известна как прекрасный охотник на ящеров и очень заботливая владелица своих земель. Кстати, увидев в столице свинью, везущую повозку, с сайни на месте возчика, я, просмеявшись, спросила гида, энца Бренна, кто автор идеи. Он очень серьезно ответил, что продуктовая курьерская служба из восьми повозок основана виконтессой да Сиалан и принадлежит ей. А расспросить о подробностях я не успела: была засыпана вопросами о предстоящем процессе. Пришлось признаваться, что ничего не знаю и как раз за этим приехала. Лицо собеседника стало несчастным, он так надеялся узнать что-то новое. Таких, как энц Бренн, в Исанисе около полумиллиона, а во всей империи Аль Ас Саалан - миллионов десять, по подсчетам Академии Аль Ас Саалан. И все хотят знать, как сложатся отношения Нового мира (нашего с вами) и империи, их родины.
   Пока я ужинала в таверне фруктовым пирогом и травяным чаем, ко мне подошло человек семь - просто спросить, что я сама обо всем этом думаю, и многие ли со мной согласны с нашей стороны звезд. Когда я спросила их, а что думают они и чего бы они хотели как итога, все сказали примерно одно. Что они хотят прекращения ссоры и быть понятыми. Хотят ли они понять нас? Узнаем уже завтра.
   Татьяна Кожевникова, для Комсомольской Правды, 23.02.2028.
  
   Димитри не любил Старую ратушу. С ней были связаны два эпизода его жизни из числа самых неприятных. Первый магистр Академии саалан окончил свою жизнь именно в этих стенах, а сам Димитри однажды провел тут несколько часов с шаром правды в руках. Сейчас он сидел в свидетельском кресле первого ряда и ждал начала процесса. Справа от него расположился Дейвин да Айгит, за ним задумчиво изучал обстановку Макс Асани. По другую руку от князя оглядывал пришедших Айдиш, за ним устроился Унрио, рядом с которым сидела женщина из службы Старого дворца, опекавшая его. Князь скользил взглядом по залу, дожидаясь появления главных представителей второй стороны. Пока на противоположном ряду кресел сидел только Стас Кучеров. Мельком глянув на Унрио, Димитри подумал: вот они, законы светской жизни в действии - всего десяток дней назад молодой маркиз рассказывал, как старую сплетню, один из самых тяжелых моментов жизни князя, а сегодня его собственная жизнь становится частью салонных разговоров этой зимы в самое неудачное для него время.
   Сплетен и пересудов было не избежать совершенно точно. Собравшиеся и входящие в зал представители столичной аристократии, получившие места в зале Старой ратуши, были поражены видом маркиза. Принеси князь его скелет в зал и положи на стол Совета, это не вызвало бы большего шока, чем появление того дряхлого старика, в которого превратился за восемь лет в Новом мире молодой да Шайни, едва миновавший пору юности. Даже то, что искра его жизни еле тлеет и это видно всем, не так пугало, как его вид. Унрио, впрочем, держался мужественно и испуганных косых взглядов в свою сторону, казалось, не замечал.
   Журналисты Нового мира, рассаживающиеся на галерее, удивлялись другому: до сих пор им не доводилось одновременно видеть столько юных, свежих и не тронутых временем лиц сильных мира сего. Косметическая медицина Земли, в том числе хирургия, могла многое, но по сравнению с восстанавливающей силой Потока это выглядело жалкими попытками закрасить разрушения краской.
   Наконец, из Старого дворца прибыли и представители Озерного края. С галереи защелкали фотоаппараты: пользуясь световым шаром, созданным кем-то из магов, корреспонденты фиксировали начало процесса. Димитри видел, как собрана и сосредоточена Марина Лейшина, заметил он и испуганные глаза Алисы. Он послал ей ободряющий взгляд и глянул на Полину. Та рассматривала потолочные балки зала и чему-то улыбалась.
   Судебная коллегия занимала свои места. Среди выбранных жребием оказался и дед Хайшен, герцог да Кехан. Димитри наклонил голову, приветствуя его, и получил в ответ короткий теплый взгляд. Пять герцогов и семь князей выбраны были, чтобы слушать это дело. Судьей выпало быть тринадцатому, им стал князь да Гранна. Все правила были соблюдены строго: нечетное число, больше десятки и меньше трех пятерок. Но посмотрев на состав суда, князь понял, что Академия твердо намерена защищаться всеми доступными средствами. Кроме Аизо да Кехана, в той или иной мере связаны с Академией были все. Семья да Кехан оказалась единственной, соблюдающей правило отсечения родственных и иных близких связей после принятия обетов. Все остальные высшие церковные чины этим пренебрегали более или менее открыто. У Димитри не было никаких причин сомневаться в честности выбора, но результат смотрелся странно.
   Императорский совет в полном составе разместился на северной части кресел, чтобы видеть и истцов, и ответчиков одинаково хорошо. Димитри мельком глянул туда, заметил Вейена да Шайни и сразу же отвернулся, еще раз мысленно поблагодарив Полину за уроки.
  
   Полина, повернув голову, спросила Жехара:
   - Здесь собирается парламент?
   - Парламент? - переспросил он. - У нас нет такого совета. Тут заседает городской магистрат, собираются советы гильдий, проходят общие собрания королевского совета и Академии, и два или три раза в год назначается большой государственный совет. А само здание принадлежит городскому магистрату, они построили его для себя. Остальные арендуют у них залы, этот и малый, он в другом крыле.
   - Благодарю, - Полина наклонила голову, давая понять, что разъяснение ее устраивает, и повернулась к центру зала.
   Там уже занимали свои места за столом Совета судьи, и с минуты на минуту можно было ждать объявления начала процесса. А, нет, поняла она, все-таки сперва озаботились формальностями. Приглашение переводчиков, подтверждения доверия к ним представителей сторон, все эти совсем не лишние мелочи. Только какое тут к черту доверие, когда один из них в сером, а второй в цветах да Шайни. О, князь заявил отвод тому, который в рыжем и розовом, сейчас позовут другого. Этот в коричневом эннаре с кирпичной и оранжевой тесьмой. Разница невелика, решила она. Но тут же вспомнила, что это лицо она мельком видела в резиденции, и значит, причина отвода была в опыте или качестве работы первого переводчика. Наконец, все признали, что готовы и можно начинать. К столу судей пригласили Марину Лейшину. Объявлял приглашение переводчик, так что по-русски прозвучало идеально.
   Марина поприветствовала суд, потом собравшихся - и начала речь. Она заявила иск к империи за причиненный ущерб экономике края, культурным ценностям и человеческому потенциалу. Затем перешла к деталям. Первыми прозвучали сводки МЧС за восемнадцатый и девятнадцатый годы о ликвидации аварии, об эвакуации, о подготовке противоэпидемиологических мероприятий, которые, к счастью, не потребовались, но были проведены с соответствующими затратами. Затем она упомянула уничтожение уникальных культурных ценностей мирового значения - подробно, с цитированием писем и статей из международной прессы. И наконец, подняла вопрос о репрессиях. Эта последняя ее справка слушалась как бесконечный некролог по людям, бывшим сердцем города и края и значившим для культуры и искусства не меньше, чем погибшие здания и коллекции музеев. Королевский совет успел впасть в задумчивость, заскучать, испугаться и начать раздражаться, а Марина дважды охрипла и трижды попросила воды, пока озвучивала иск.
   Наконец, она произнесла: "У меня все, уважаемый суд", - и ее отпустили на место. Коллегия начала совещаться. Прямо за столом, не смущаясь полного зала свидетелей.
  
   Половина реакций зала ни Полине, ни Марине доступна не была. Стас сидел и ждал, пока обстоятельства явят себя сами, и это было, пожалуй, лучшее, что он мог сделать. Алиса чувствовала, что обстановка довольно напряженная, но у нее хватало ума не вертеть головой по сторонам. А вот Дейвин отлично видел, что Муан да Горие с нехорошим прищуром смотрит на Вейена да Шайни, и заметил, как внимательно Брайда да Алгей слушает речь Лейшиной, разглядывая людей Нового мира, в том числе журналистов на галерее. И не только они показали отношение к происходящему. Присутствующие в зале определялись с точкой зрения на вопрос. Кто-то сочувственно смотрел на князя, кто-то избегал встречаться глазами с Вейеном да Шайни, некоторые бросали осуждающие взгляды на Унриаля. Не проронив ни слова, знать империи советовалась. От судейского стола доносились негромкие реплики на сааланике, переводчик молчал.
   Наконец, суд заявил, что иск будет рассмотрен - ради сохранения третьей точки для Аль Ас Саалан.
  
   Пока Марина Лейшина заявляла иск, а суд обсуждал, будет ли он принят, в Озерном крае праздновали День защитника Отечества. Охотники и ветконтроль встретили праздник на работе, как и часть полиции. "Последние рыцари" занимались ремонтом гаражей. А во Фрунзенском РУВД Айриль добивался продвижения материала. Дежурный вяло отговаривался тем, что хулиганы пока не дали внятных объяснений своих действий, а Дагрит да Шадо занят и не может их допросить. Кончилось все тем, что Айриль пообещал ему дождаться, пока эти олухи выйдут из отдела, и спросить их обо всем самостоятельно. После этого он попытался выйти на улицу. Ему тут же предложили подождать, не торопиться и не беспокоиться, журнал почитать и даже чай. Дагрит да Шадо освободился через каких-то четверть часа. Увидев Айриля, он скривился:
   - А, да Юн... что там у тебя? Твои бандиты получили по заслугам и пришли жаловаться?
   - Ты не хочешь заниматься этим? - Айриль был сама невозмутимость. - Хорошо, я свяжусь с графом да Онгаем, пусть решает он.
   Дагрит скрипнул зубами и пошел брать объяснения. Через два часа, опросив даже не всех задержанных, он уже вынужден был звонить в ГУВД с докладом и получать инструкции. Еще через час в отделе был следователь из города. А вечером Айриля пригласили на беседу, и оперуполномоченный объяснил ему, что кроме хулиганских действий вменить пока ничего невозможно, а по новым практикам, существующим в крае, поместить этих деятелей под стражу тоже нельзя. Дагрит присутствовал при разговоре молча, но не скрывал удовольствия.
   - Хорошо, - сказал маркиз да Юн. - Тогда я вынужден решать проблему сам. В конце концов, ущерб нанесен моей курьерской службе.
   Дагрит да Шадо не смолчал.
   - Ты что, хочешь сказать, что намерен сам наказать обидчиков? - хмыкнул он, не скрывая насмешки.
   - Я не закон, чтобы их наказывать, - спокойно ответил Айриль. - Но объяснить им, что не стоит повторять таких визитов, смогу. Я брал уроки у Вейена да Шайни и думаю, что справлюсь с этой задачей.
   Дагрит побагровел и вытаращил глаза.
   - Ты хочешь сказать, что Онтра оплатила тебе практику у старика да Шайни?
   - Я хочу сказать, - светски улыбнулся Айриль, - что маркиз Вейен со мной занимался в зиму перед выпуском, с листопада до весеннего солнцеворота. А все остальное - дело семьи да Юн.
  
   Вернувшись после заседания в Старый дворец, Полина обнаружила, что Чак лежит, уткнувшись носом в ее постель.
   - Чак, ты здоров? - спросила она.
   - Да, - вздохнул он, - и нет.
   - Что с тобой?
   - Я понял, что ты когда-нибудь уедешь навсегда, к себе за звезды, и я не смогу больше дружить с тобой, - грустно сказал сайни.
   Полина посмотрела ему в мордочку. Вдоль носа легли две заметные мокрые дорожки.
   - Сможешь, - уверенно сказала она. - Не плачь об этом.
   - Но как? - сайни всплеснул лапами, как человек. - Ты же уедешь! А потом и запах твой истает. Как я буду знать, что ты есть?
   - Я оставлю тебе подарки, и у тебя будет что-то, что как бы немного я.
   - Вещи тоже недолго хранят запах, - вздохнул сайни. - Это не поможет.
   - Подарить вещь, конечно, не поможет, - согласилась женщина. - Но есть что-то понадежнее запаха.
   - Что же? - сайни поднял голову и посмотрел на Полину довольно скептически.
   - Музыка, - ответила она. - Все сайни умеют свистеть и гудеть. А я люблю петь. Да, я уеду. Но мои песенки останутся тебе в подарок.
   - Да! Правда! - он обрадовался и даже заплясал на месте, перебирая лапами. - Там, внизу, где огонь, есть китар, я не смогу его принести, но если ты пойдешь туда, то можно играть и петь там.
   - Хорошо, - улыбнулась она. - Спроси энца Жехара, есть ли там кто-то, и если никого нет, мы выйдем.
   Чак убежал, через минуту в дверь заглянул Жехар и сказал:
   - Мистрис, вы можете спуститься в холл, я послежу, чтобы кроме вас там никого не было.
   Китар, сааланская гитара, в зале действительно был. Красивый, странного зеленоватого дерева с ярко-вишневыми вставками и грифом цвета меда. Полина взяла инструмент в руки, пробежала пальцами по струнам, Чак присел у ее ног и превратился в неподвижный столбик со ждущим взглядом. В камине еще горел огонь, рыжие блики плясали на полированных досках пола, и россыпь звонких нот в пустом холле, казалось, добавила тепла воздуху и стенам.
   "На пряничные крыши, на карамельный град, обрушился однажды волшебный снегопад" - вплелись слова в россыпь звуков, и сказка для сайни началась. Энц Жехар сидел на ступенях лестницы на галерею, кажется, с трубкой в зубах, и дожидался, пока его подопечная закончит свое странное занятие. На галерее стоял энц Гайям и слушал так же внимательно, как Чак. Наверное, даже внимательней, ведь он-то знал русский, в отличие от сайни. Сказка закончилась, потом завершилась и мелодия. Сайни, вытянувшись столбиком, бегло просвистел куплет, не допустив ни одной ошибки, и Полина, улыбнувшись, подтвердила:
   - Да, Чак. Именно так.
   Бережно отставив инструмент обратно к стене, она пошла к лестнице на галерею. Энц Жехар учтиво поднялся и развернулся на ступенях, пропуская ее. Энц Гайям исчез за своей дверью до того, как Полина успела подняться на галерею.
   В апартаментах женщина погладила сайни по переносице и сказала:
   - Завтра снова. А сейчас я буду читать.
   - Хорошо, - моргнул довольный Чак. - Я пойду за ужином. - И действительно убежал, насвистывая новую песенку.
  
   Второй день слушаний по процессу "Озерный край против империи" начался с сюрприза всем собравшимся. Князь Димитри, выйдя к столу Совета, попросил судей быть его свидетелями и, получив их согласие, публично, при всей столичной знати, произнес полное отречение от старых богов, соответствующее всем требованиям Академии. Присутствующие недоумевали, внимая раскатывающимся по залу древним словам клятвы.
   "Сим словом отрекаюсь от старых господ и владык, ведомых и неведомых мне, и всех их дел, и всех даров, известных и неизвестных мне, и всего служения им, совершенного мной явно и тайно, ведомо и неведомо, и всего их искусства, и всей их гордости".
   Когда князь Димитри закончил говорить, по залу пронесся волной общий вздох, вырвавшийся у всех присутствующих одновременно.
   Князь да Гранна, не скрывая своего удивления произошедшим, объявил перерыв в заседании на два часа. Все разошлись по тавернам. За тарелкой сырных оладьев Полина пыталась узнать у изумленного энца Жехара смысл этого ритуала. Он долго размышлял, прежде чем ответить. Потом спросил:
   - Зачем тебе знать это? Это между ним и Академией.
   - У нас в обычае, - легко ответила Полина, - есть похожие свидетельства веры, и я хотела знать, не должна ли я произносить что-то подобное, прежде чем начать говорить.
   - Это дело твоей веры, - ответил ее страж.
   После оладьев принесли фрукты и новый чайник чая, и энц Жехар учил Полину есть какой-то микроананас, распадавшийся на дольки с семенами внутри. Вкус долек был похож на апельсиновый крем. Потом он учил ее сааланской игре с цветными камешками, а она показывала ему, как играть в коробок. Не то чтобы они были сильно рады обществу друг друга, но эти два часа надо было куда-то деть. А раскладывать камни и кидать коробок по столу всяко лучше, чем сидеть, глядя мимо спутника в стену. Наконец, эти два часа, больше похожие на два с половиной, а то и на полных три, закончились, и они вернулись в ратушу.
   Димитри как раз готовился выйти к столу Совета, перелистывая какие-то бумаги. Полина пришла не последней, сразу после нее в зал очень быстро вошла запыхавшаяся Алиса и ее мона, обе розовые от быстрой ходьбы. Как только они заняли места, да Гранна пригласил к столу Димитри.
   Князь говорил так же долго, как Марина Лейшина днем раньше. Его рассказ содержал всю историю его правления краем с дня появления в качестве легата императора и заканчивая прошедшим январем. Когда он рассказывал о первой зиме, Полина заметила, что некоторые из присутствующих в зале начали морщиться и шевелиться, и на лицах этих людей был написан заметный, хотя и очень вежливый, протест. "Партия войны, - поняла она, - думали, что обойдется, и сейчас начнут рассказывать, что все не так страшно и было". А потом остановила себя: "Звезда моя, а мы ведь не дома и не можем знать, что они будут делать, так что остановись-ка на том, что им не нравится услышанное, и давай просто понаблюдаем".
   Димитри тем временем попросил суд выслушать графа да Айгита, да Гранна предложил ему подождать решения, и суд начал совещаться. Совещались они недолго - минут десять, по оценке Полины, - и решили, что слушать будут. Видимо, надеясь сократить выступление графа в последующие дни. Дейвин вышел к столу и в зале стало так тихо, что был слышен шорох бумаги на галерее: журналисты Земли вручную стенографировали процесс. Граф докладывал технические характеристики купола, описывал параметры гнезд фауны, говорил о феноменах в зоне отчуждения вокруг ЛАЭС, потом перешел к теме безлидерного сопротивления. Во время речи князя публика переглядывалась и перешептывалась, а тут подобралась и притихла. Описав общую структуру Сопротивления в крае, граф перешел к их результатам. Некролог получился только немногим менее внушительный, чем у Марины Лейшиной. Но Дейвин не остановился и на этом, а зачитал все преступления погибших, не подлежащих из-за коррупции судебному преследованию до аварии.
   Князь да Гранна уточнил, есть ли у графа да Айгита доказательства сказанного, достаточные для судебной коллегии. Дейвин, помолчав несколько секунд, ответил: "Не с собой, прикажите послать за шкатулкой, или я предоставлю завтра". Да Гранна, поблагодарив его, отпустил на место едва ли не взглядом и произнес, обращаясь к Димитри: "Продолжай, князь". И Димитри продолжил, удивив Полину до онемения и вызвав у Лейшиной понимающую улыбку. Он зачитал документ, который вошел в материалы процесса как "Письмо двадцати". Это письмо написали бывшие вассалы да Шайни, присягнувшие князю как наместнику края. В документе они рассказывали о том, что делали до прибытия легата и как пытались смягчить последствия аварии для города. В конце письма были, конечно, просьбы о прощении к старому маркизу и просьбы учесть их работу как часть возмещения ущерба, нанесенного империей краю. Это письмо подписали да Онгай, да Макай и те немногие прочие, к кому у Сопротивления не было вопросов. Всего подписей было двадцать, и князь огласил все имена.
   Полина заметила, что присутствующие в зале начали поворачивать головы куда-то к креслам боковой стены зала, северной, как ее назвали энц Жехар и мона Арель. Там сидел молодой на вид человек с красивыми четкими чертами лица и холеными локонами ниже плеча. Его изящные сухие руки покойно лежали на подлокотниках кресла, а лицо не выражало ничего особенного, хотя он знал, что на него смотрит больше половины присутствующих. Полина осторожно глянула на него из-под ресниц раз, потом другой. Да, неуловимое сходство между ним и Унриалем да Шайни могло указывать на родство. А все цвета клана в его одежде подтверждали, что это его глава. Значит, вот так и выглядит старый маркиз да Шайни, всесильный дед Унриаля и Айдиша, отправивший двух внуков в экспедицию, из которой они могли не вернуться. Красив, молод, элегантен. Как и положено внелетнему магу и кавалеру двора. Он слушал письмо совершенно спокойно. Всем видом он показывал, что его люди поступили правильно, они защищали интересы сюзерена, как бы их действия ни выглядели. Все видели, что у него нет никаких претензий и даже вопросов к авторам письма.
  
   После окончания слушаний судьи остались совещаться, маги ушли из зала прямо по порталу, причем Димитри взял с собой и Макса Асани, и Стаса Кучерова. Остальным участникам процесса предложили занимать места в повозке и отправляться в Старый замок сразу. Охрана единодушно, не скрывая сожалений и сочувствия, заявила, что лучше будет пообедать уже в замке, потому что город гудит и появляться там сейчас - значит провоцировать любопытных на попытки разговаривать, а до конца слушаний это запрещено. Мона Арель предложила всем подопечным службы Старого дворца высказать пожелания к обеду, чтобы не ждать курьеров из трактира слишком долго. Алиса определилась быстрее всех, Марина задумалась, но тоже справилась с задачей, Полина пожала плечами и сказала, что предпочтений у нее нет, а Унриаль да Шайни только молча махнул рукой. Когда повозка прибыла, сайни уже ждали своих людей внизу, в холле, и беспокойно просили поторопиться, пока обед не остыл. Нервировать заботливых малых существ не хотелось никому, все разошлись по комнатам, к еде и отдыху.
  
   Алиса, обедая с моной Мейрой, посетовала ей за едой, что у нее уже вся попа плоская от этих заседаний, а прошло всего два дня, и попросилась в парк побегать. Мейра подумала и пошла с ней. Марина поблагодарила своего сайни за заботу и блаженно вытянулась на постели, пользуясь возможностью подремать. Длинные дни другого мира ей были довольно утомительны. Юц пристроился у нее в ногах, как кот, и тоже прикорнул. Унриаль немедленно уснул, едва Арель оставила его в покое с едой.
   Полина во время еды болтала с Чаком, угощая его из своей тарелки, он ужасно стеснялся, но был очень рад. А потом выбежал в коридор, нашел энца Жехара и спросил его, могут ли они вдвоем с Лин спуститься в холл. Энц Жехар не сразу понял, что речь идет о Полине Бауэр, порученной его заботам, но сообразив, разрешение дал. Радостный Чак, вернувшись к своему человеку, сказал: "Лин, уже можно! Пойдем петь!" И Полина, улыбаясь, пошла за ним вниз по лестнице к камину. Энц Гайям нарисовался внизу немедленно, уже совершенно не скрываясь, и сел прямо за спиной у Чака - разумеется, в отдалении, потому что его никто не приглашал. Но смотреть и слушать ему никто не мог запретить, вот он и слушал. Полина, отчасти развлекаясь происходящим, пела Чаку "Ночную дорогу" Визбора, не замечая того, что энц Жехар, сидящий на лестнице, повернул к ней голову и замер с погасшей трубкой в руке, а энц Гайям смотрит на нее распахнутыми глазами, полными совершенно детского восторга. Но когда-нибудь все кончается, кончилась и песня, и Полина предложила Чаку не запоминать следующую, а просто поиграть с ней в эту музыку. Заинтригованный сайни некоторое время пытался понять смысл игры, потом догадался: "Это же догонялки, но звуками!" - "Да", - засмеялась Полина и начала ноябрьскую песенку про сладкий сон поздней осени другого мира, так похожей на ту, что была за дверью. А сайни свистел, догоняя мелодию и голос, а порой забегал вперед и останавливался, и его хвост выписывал петли по полу от удовольствия.
  
   За звездами заканчивался последний день идиллии. В гостиной замкового крыла два существа разных видов, рожденные в разных мирах, вместе играли в музыку. Алиса с Мейрой развлекались сериями отжиманий и приседаний в парке. Унриаль видел сладкий сон о золотой осени в городе, похожем на обе столицы одновременно. Марина Лейшина, пользуясь невнимательностью охраны, слушала голос подруги через открытую дверь апартаментов.
   А в Санкт-Петербурге разворачивался вполне банальный конфликт, каких город видел множество с девяностых годов. То есть конфликт был бы банальным, не случись в нем Айриля да Юна. Разумеется, он поймал всех участников атаки на гаражи "Последних рыцарей", едва они вышли из отдела. Тихо, по одному, он связывал их магией и утаскивал в присмотренные дворы. Первому, оставляя его, обездвиженного и с заблокированной речью, сидеть на скамейке остановки, он сказал:
   - Посиди тут пока... консерва. Я за остальными пошел.
   Он вернулся к оставленной жертве через почти час, приподнял голову мужчины за подбородок и заглянул в его глаза. Оттуда плеснуло животным ужасом. Айриль улыбнулся чуть подкрашенными губами:
   - Не трусь. Жив останешься.
   В памяти пойманного Айриль рылся только чуть аккуратнее, чем во время допроса на практике у маркиза Вейена. Кристалл для записи, бывший у мага в руках, успел нагреться и поменять цвет за десяток минут с небольшим, потраченных им на снятие памяти. Потом, оставив обмякшее тело на скамейке, он пошел во двор ко второму. Через полтора часа, собрав все кристаллы, Айриль вернулся в гаражи к "рыцарям". Но Валентин не согласился на обработку записей по сааланским методикам у него в гаражах.
   - Извини, но нет, - твердо сказал он. - Тут электрика, экипа... если про занавески ты не ошибся, дороговато выйдет.
   - Да, - согласился Айриль. - Ты прав. Я тогда домой. Хорошего вечера, завтра свяжемся.
   Дома он устроился в ванной комнате, подальше от холодильника, плазменного экрана и прочих приборов, и начал монтировать из кристаллов связную историю. Процесс занял почти три часа. Завершив его, маркиз да Юн взял камень с полной версией событий, минуты три потоптался в прихожей, поставил портал и шагнул в него.
  
   Самвел Вартанович Ваникян на этот вечер никаких дел не планировал и гостей не ждал. К тому, что здесь пока не найти ни нормальных девок, ни хорошего коньяка, он был готов. Коньяк он привез с собой как раз для такого одинокого вечера. На плазменном экране пошли первые кадры "Убить Билла", мужчина пригубил напиток и оперся локтем на подлокотник дивана, но вдруг услышал в квартире непонятный шорох. Отставив бокал, Тренер потянулся за револьвером и не успел. Чертов сааланец, приемный сын Полины Бауэр, уже вошел в его гостиную.
   - Здравствуйте, Самвел Вартанович. Простите, что я не предупредил вас звонком, но, думаю, теперь мы в расчете, вы ведь тоже пришли ко мне без предупреждения.
   - Зачем ты пришел? - выговорил Тренер.
   - Я пришел... - визитер ненадолго задумался, потом сказал, - показать вам другое кино.
   - Вот как? - Тренер уже понял, что у него неприятности, но положение обязывало держать лицо.
   - Да, - сааланский голубок застенчиво улыбнулся и разжал ладонь. В его руке лежал фиолетовый кристалл размером с абрикос. - Вы выключайте экран, он не понадобится, я сейчас инициирую запись и будет, хм, голограмма.
   Разумеется, фильм был документальный. Всех семерых можно было списывать со счетов. Быстро он управился. А Дагрит, тварь, ведь обещал, что проблем не будет... Гвайр, его дядюшка, попрочнее был все-таки. И умер хорошо, легко и быстро. С этим так не будет.
   - Вы правы, Самвел Вартанович, - кивнул красивый мальчик, - Дагрит теперь так просто не отделается.
   И Самвел Ваникян вдруг понял, что он не может отвести взгляд от медово-карих глаз сааланца и вся его жизнь со вчерашнего дня, через московские окраины и тоску столичных транспортных пробок, через лагерь в Пермском крае и арест, через поезда, тренировки и сборы, через больницу и последние дни спортивной карьеры, через победы и поражения, через первые дни в спортивной секции, через бабушкину дачную благодать и строгую и мрачноватую квартиру родителей в подмосковном Королеве льется куда-то мимо него в зеленоватый прозрачный камень. Когда он смог пошевелиться и заговорить, была уже ночь. А смазливый подонок, уходя, небрежно заметил:
   - Я не буду против, если вы покинете край до конца недели. Впрочем, решать вам.
  
   Вернувшись в квартиру, Айриль встретил под своей дверью целый пикет. Его ждали соседи из четырех квартир под ним с сообщением, что он устроил им протечки, и его квартирная хозяйка, которой не понравилось, что он сменил замок без ее согласия. Скандал был страшный. Айриль не сразу понял, как так вышло, ведь все было в порядке, еще когда он уходил, а сейчас протекали обе трубы в ванной комнате и стояк в туалете, причем очень конкретно. Хозяйка недоумевала, повторяя, что полностью ремонтировала сантехнику только перед сдачей квартиры внаем. Разумеется, жить там дальше было невозможно. Стояки пришлось перекрыть сразу, и внесенная оплата за три месяца оставалась хозяйке по условиям договора. Айриль даже не пытался возразить - к концу разговора он начал подозревать, что сам и стал причиной протечки. Признаваться он не стал, да в этом и смысла не было. Колдовать в ванной, кажется, было плохой идеей: похоже, пластиковые трубы, как и занавески, не пережили даже косвенного контакта с Потоком. С утра он все равно отправился в Адмиралтейство на прием к дежурному заместителю Скольяна да Онгая и передал ему все кристаллы с пометкой: "Для графа да Айгита, срочно". А потом поплелся обратно, думая, что же делать. Конечно, можно было вернуться в Приозерск и попросить Асану да Сиалан приютить его, но вряд ли он бы выглядел хорошо после этого. И Айриль позвонил Валентину.
   В гаражах его приняли как своего: рассказали, как ремонтировали дверь, как меняли окно, представили тем, кто был там, когда он появился, выслушали рассказ о перипетиях со съемной квартирой и посочувствовали. Потом Валентин позвал его в свой гаражный отсек, усадил там на лавку, порылся в ящиках и подал ему связку ключей.
   - На, держи. Это от квартиры Полины. Перебирайся туда. Она поймет. У нее трубы металлические, я сам ставил, так что проблем быть не должно.
   Айриль побледнел, потом покраснел, взял ключи, чуть не плача, вежливо поблагодарил и пошел собирать вещи. Хозяйка, конечно, дала ему неделю на то, чтобы съехать, но целую неделю жить без воды в городских условиях он бы не смог. В его интересах было убраться из съемного жилья, переставшего быть жильем, как можно быстрее.
  
   Третий день слушаний по тяжбе Озерного края против империи стал гражданской казнью Унриаля да Шайни. Начался он выступлением досточтимого Айдиша. Половина присутствующих в зале знала, что они кузены и Айдиш с детства опекал и любил Унрио. Но у стола Совета родственным чувствам не было места: досточтимый докладывал свой взгляд на поведение наместника края. Его рассказ был долгим, он занял чуть больше полутора часов по времени столицы, а по меркам Земли и больше двух часов. Пока он говорил, Марина успела переменить позу раза четыре, а Полина - развернуть шаль и накинуть ее на плечи, а затем и укутаться: в зале было прохладно. Досточтимый рассказал историю присоединения края со дня своего появления в Санкт-Петербурге. Он отметил, что поведение молодого маркиза не вызывало вопросов у представителей Академии ни во время появления второй экспедиции в будущей колонии, ни после объявления открытого присутствия. Затем похвалил разумный и взвешенный подход маркиза к вопросам интеграции под руководством Гаранта. Потом описал злополучный день, когда Гарант оставил край и своего подопечного, да и весь бренный мир заодно. После этого эпизода его рассказ изменился. Он стал говорить короткими сухими фразами, глядя в стол Совета, и казалось, что речь дается ему с ощутимым трудом. Но он все же рассказал обо всех решениях Унриаля да Шайни и обо всех подписанных им распоряжениях, приведших к катастрофе. Потом он перешел к описанию осени после аварии на ЛАЭС, упомянув перебудораженный эвакуацией край, озадаченных жителей городов и поселков, на которых свалились их соседи, растерянные, огорченные и нуждающиеся в самом необходимом, потому что эвакуировали их с минимальным багажом. Айдиш рассказал, как в те же самые города и поселки, не затронутые бедой, начали прибывать эвакуированные из Санкт-Петербурга люди, и тоже без вещей и представления о том, как жить дальше, как терялись дети при переездах, как они пытались попасть обратно в город, убегая из дома, и как Святая стража сбивалась с ног, возвращая их родителям. Упомянул переполненные школы, очереди в поликлиники, больных, лежащих в коридорах и приемных покоях больниц. Сказал он и о появлении Димитри в крае, и о том, что князю пришлось железной рукой наводить порядок, вычищая скверну, поразившую людей, казавшихся чистыми и верными и уличенных в недолжном и омерзительном. Но ни словом не обмолвился о том, в каком состоянии Димитри нашел молодого маркиза. Так и не дождавшись этого, Марина с Полиной одновременно глянули друг на друга, не заметив, как подобрались и напряглись их охранники. Но женщины только обменялись недоуменными взглядами и вновь повернулись к столу Совета, куда уже выходила Хайшен.
   Досточтимая говорила короче и точнее, она называла цифры, даты, имена, опять цифры и снова имена, сравнивая действия команд двух наместников. Закончив сравнение, она сказала, что, с ее точки зрения, условия были не равны, поскольку и опыт маркиза нельзя сравнивать с опытом князя, хотя бы в силу возраста, и край они получили в совершенно несравнимых условиях, и задачи перед ними стояли разные. Но то, что Унриаль да Шайни неописуемо распустил людей и ухитрился не заметить того, что его вассалы забыли о долге и Пути, нельзя не отметить, подчеркнула она, и это, к сожалению, то единственное отличие, которое не объяснимо ни опытом, ни возрастом. Наконец, этот кошмар закончился, и судьи объявили перерыв на обед.
   В трактире, между овощным супом с острыми сырными пирожками и вторым блюдом, запеченными ракушками, энц Гайям сказал Марине Лейшиной:
   - Не думал, что у вас там все так было... Здесь этого не рассказывали, конечно.
   Она пожала плечами, рассматривая обстановку трактира:
   - У нас еще и не так было за эти девять лет. Когда было только это, перечисленное сегодня, наше терпение еще не полностью кончилось.
   - Что, было еще что-то? - энц Гайям посерьезнел и стал внимательнее.
   - Еще только третий день, - пожала она плечами. - Все услышишь сам, мы же рядом сидим.
  
   Обед закончился, все снова собрались в ратуше, и Унриаль да Шайни был вызван к столу Совета. Ему разрешили, из сочувствия к его состоянию, отвечать сидя, но он отказался, заявив, что порядок должен быть соблюден, и он будет соблюден.
   Маркиза допрашивали долго, тщательно занося в лист каждое его подтверждение: "да, подписал", "да, отдал такой приказ", "да, сделал", "да, приказал сделать". Он отказался только признать вину за пожар в Эрмитаже, и тогда ему дали шар правды и попросили подтвердить сказанное с шаром в руках. Унриаль выдержал и это, но после того как досточтимый забрал у него шар, мельком бросил взгляд в сторону кресел, где сидел его дед, сразу же отвернулся и некоторое время выглядел поникшим.
   Начавшая тихо закипать Марина отметила для себя, что ни одна же собака из этих тринадцати рож не почесалась спросить ни о причинах, ни об авторстве некоторых приказов. Все свалили на одного, оказавшегося крайним.
  
   Заседание кончилось, участников процесса опять проводили из зала под охраной в повозку и отправили в Старый дворец. Около крыльца была порядочная толчея, но зеваки стояли тихо. Похоже, они успели подойти к ратуше после окончания трансляции, типа той, что Полина наблюдала на Кэл-Алар во время дуэли Димитри с его политическим оппонентом. Судя по тому, как тщательно убрали в середину повозки Унриаля да Шайни, прикрыв его от взглядов, охрана опасалась, что в повозку полетят гнилые овощи или что похуже. Во дворце их ждал полдник, горячий чай и сладости, но маркиз отказался от еды, судя по тому, что огорченная Арель вышла из комнаты вместе с сайни, везшим полную тележку. Сама Полина задержалась в холле и с удовольствием протянула озябшие руки к огню, едва не касаясь языков пламени. Энц Жехар посмотрел на нее очень пристально, но ничего не сказал. Вернувшись в свои апартаменты, она присела на стул у стола и некоторое время сидела, глядя в окно. Встав, перевесила поближе длинную юбку и жилет из пальтового сукна, потом долго пила горячий чай, потом все же спустилась в холл снова вместе с Чаком, укутавшись в шаль.
   Энц Гайям уже ждал там, делая вид, что смотрит в окно на замковый парк. В тот вечер Полина выбрала для сайни две очень простых и старых песенки. Одной исполнилось сто лет, и это была "Баллада о свечах" Лобановского, сохраненная Полиной в репертуаре из принципа, хотя называть сайни имя опального автора смысла не имело. Второй стала "Это осень, мой друг" Юнны Мориц - просто потому, что Полине нравилось стихотворение. Аранжировку она делала сама, компонуя вариант Мищуков с менее известными и тривиальными, и оно удивительно удачно получилось на китаре. Она сама осталась довольна, и Чак тоже был рад. Энц Гайям, уходя вверх на галерею, запнулся за ступеньку и едва не упал, но выровнялся и быстро ушел. Энц Жехар покосился на коллегу, потом внимательно посмотрел на Полину. Провожая ее до комнаты, он глянул ей в глаза и сказал:
   - Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
   Она ответила очень закрытым взглядом и с холодком произнесла, глядя прямо ему в лицо:
   - Все, что я здесь делала сегодня и раньше, делается для моего сайни и ни для кого больше.
   Он кивнул и ушел к себе.
  
   Дейвин да Айгит вечером получил срочную почту из Озерного края. Два письма могли и подождать, но кроме них, в почте была маленькая шкатулка с кристаллами от Айриля да Юна. Граф открыл шкатулку, достал отдельно упакованную берилловую призму, осторожно взял за торцы и вгляделся в камень. Затем поступил так же с гранатовым октаэдром. Потом пересмотрел по очереди восемь небольших аметистов квадратной огранки.
   Потратив на это около двух часов по сааланскому счету, граф вспомнил весь русский мат, который знал, и принялся ходить по кабинету из угла в угол, пугая сайни. Проведя так с полчаса, он сел за письменный стол и до полуночи писал послесловие к докладу, надеясь, что суд примет его завтра.
   Но утром Дейвин не успел передать судьям документ до слушаний. Едва все собрались, коллегия начала разбираться с ролью Алисы в бедах края.
  
   Первым, как и вчера, говорил досточтимый Айдиш. Он рассказал, как по Новому миру распространился "манифест убитого города", как множились его сторонники, как формировалось Сопротивление. Полина чуть поморщилась, слушая. Досточтимый, говоря о Сопротивлении, имел в виду только боевое крыло и рассказывал только о стычках саалан с боевиками, но ни разу не упомянул позиционную войну с крылом мирным. Потом Айдиш уместил в одну короткую фразу всю историю ареста барышни: "И наконец, она была задержана". Марина приподняла плечо в кресле и скрестила ноги под сиденьем, услышав это. О последующих событиях он рассказывал гораздо подробнее, с искренним сочувствием ко всем участникам. Зал ужасался бессмысленному упорству Алисы, восхищался ее храбростью и дерзостью, восторгался настойчивостью Димитри и Дейвина, добившихся от нее признания, ради пользы империи пожертвовав своим добрым именем.
   А потом к столу вызвали Макса, и он рассказывал, кто он, откуда взялся, что такое Созвездие Саэхен, кем ему приходится Алиса и как Созвездие и дом Утренней Звезды приняли ее с ее поступками и решениями. Когда он произнес "она была лишена Дара и отправлена в мир, где родилась", по залу пронесся вздох ужаса. Впечатлен был даже Вейен да Шайни, до этого времени смотревший на происходящее с не слишком активным интересом.
   Алису вызвали к столу и около часа спрашивали о ее взаимоотношениях с Созвездием и ее роли в аварии на ЛАЭС. Девушка отвечала вроде бы спокойно и по делу, но на ее лице все время проявлялась кривая усмешка.
  
   Потом всех отпустили на обед. Полина настолько ушла в свои мысли, что заметила это, только когда энц Жехар позвал ее: "Мистрис Бауэр! Тебя спрашивают, что ты хочешь есть". Она выбрала что-то, не замечая внимательного взгляда энца Жехара, так же рассеянно начала есть, заметила, что суп довольно острый, попросила воды, и только закончив с порцией, заметила необычный цвет блюда. Суп был ярко-синий. Энц Жехар улыбнулся, с интересом глядя на нее:
   - И как тебе?
   Полина задумалась, отправила в рот последнюю ложку и высказалась:
   - Остро, но нравится.
   - Хорошо, - кивнул он.
   Второе блюдо, корзинку из рыбного филе, наполненную овощами, она ела уже внимательнее, но все равно была погружена в свои мысли или казалась такой. Едва положив прибор, она сказала: "Я готова, можем возвращаться". Энц Жехар тут же отодвинул тарелку и встал. Они быстро перешли площадь и вернулись в ратушу. Заняв место за спиной Полины, энц Жехар быстро глянул в сторону северных кресел, где располагался государственный совет.
  
   Полина не заметила этого, но заметила Марина, как раз подходившая к своему креслу. Сделать она все равно ничего не могла, да и времени у нее не было, ведь суд, заняв места, сразу объявил продолжение заседания и вызвал ее к столу Совета. С полчаса ей задавали вопросы о формате дипломатических отношений между Созвездием и краем. Потом, наконец, ее отпустили, и к столу позвали отставного достопочтенного Озерного края, Вейлина. Лейшина не удержалась и, уходя на место, на полпути к столу поприветствовала его довольно издевательски:
   - Ой, здравствуйте, Вадим Юрьевич! - сказала она. - Ну что, как вам нравятся последствия вашей политики?
   Князь да Гранна остановил ее.
   - Мистрис Лейшина, вы успеете спросить его об этом во время диспута сторон.
   Вейлин ускорил шаг и до первого вопроса смотрел только на председателя коллегии.
   Досточтимый подтвердил, что вторые претенденты на край были сюрпризом для империи. Местные жители, добавил он, вообще не были в курсе того, что их мир используется как транзитная станция для путешествий между мирами, да и о присутствии наблюдателей от Созвездия не догадывались. Алиса выглядела для них как обычный террорист, каких там достаточно во всякие дурные времена. Потом он объяснял, что такое террор и терроризм и чем террорист отличается от диверсанта, которым и надо считать Медуницу. Наконец, его отпустили.
   - Простите, могу ли я задать вопрос? - прозвучал в наступившей тишине голос мистрис Бауэр.
   - Спрашивай, - разрешил князь да Гранна.
   - Почему за три дня слушаний никто не упомянул действия мирного крыла в конфликте с администрацией империи? - четко произнесла мистрис. - От нас вам вреда, получается, было так мало, что им можно пренебречь? Для меня, как для лидера мирного крыла Сопротивления, это как-то даже обидно, мы старались и думали, что наши действия заметны, по крайней мере, судя по реакции администрации империи. И кстати, почти тысяча расстрелянных по сфабрикованным приговорам за некромантию, по удивительному совпадению нелояльных власти, куда делись из ваших докладов, господа, и почему эти люди не упомянуты? Нет уж, давайте эти факты тоже рассматривать в общей сумме. Вы вправе пренебречь ими, но в этом случае нам придется повторить все, что мы делали до этой весны.
   Переводчик старательно повторил все сказанное на сааланике. Димитри глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Он планировал совершенно другое развитие событий, и своей короткой речью Полина поломала ему всю игру. Он видел, к чему все идет, и собирался оспорить решение, начиная с приговора Унриалю. Теперь все его построения зашатались.
   - Полина Юрьевна, - произнес он с места, - избавьте меня от продолжения противостояния с вами. Я заметил все, что вы делали, могу дать вам слово дворянина.
   - Прошу порядка в зале! - произнес да Гранна.
   Несколькими рядами выше Димитри Марина заметила Онтру да Юн, и та смотрела на Полину с гордостью.
   Князь да Гранна объявил окончание слушаний на сегодня. Присутствующие, казалось, впервые увидели Полину Бауэр и рассматривали ее очень внимательно.
  
   В Старом замке стол для полдника был накрыт в холле. Причем сразу на десять персон. Я прикинула, глядя на приборы, и поняла, что кроме Димитри, Дейвина, Макса и Стаса, ждут еще Хайшен и Айдиша. Я вопросительно посмотрела на Мейру. Она улыбнулась:
   - Сегодня можно. Завтра будет первый вердикт, сегодня можете поговорить, наконец.
   Покурить перед расстрелом, значит, все-таки позволят. Хотя какой там нахрен расстрел. Скорее всего, будет какая-то архаика. Впрочем, еще как развернется, выступление Полины было для них вроде сюрпризом. И для князя, кстати. Он как раз вошел в зал, посмотрел на спускающуюся с галереи Полину и спросил:
   - Ну и зачем ты это сделала?
   - Ты что имеешь в виду? - уточнила она.
   Я присмотрелась к ней. Вроде она не улыбалась, но выглядела довольной. Или веселой, я не поняла.
   - Вот это твое выступление, - терпеливо повторил Димитри, - зачем оно было?
   Полина ему улыбнулась так, что у меня мороз прошел по всей спине.
   - Видишь ли, я многое могу понять и со многим согласиться, но так грубо и такой дорогой ценой меня ни разу в жизни не пытались отмазать. Особенно обидно, что я об этом не просила.
   У князя вдруг стало очень спокойное лицо, и я испугалась. Такое лицо я у него видела.
   - Ты хочешь сказать, - произнес он чуть замедленно и как будто задумчиво, - что я нанес тебе оскорбление тем, что пытался тебя защитить?
   - Ну, допустим, оскорбления все-таки не было, - сказала она все тем же веселым тоном. - Но только потому, что твоя затея не удалась. Я не приму безопасности такой ценой, учти.
   - Полина, - он укоризненно покачал головой. - Я хотел завтра опротестовать вердикт и получил бы их обоих под свою ответственность уже через пару дней. Да, могло быть грязно, но игра была верная.
   - Да черта с два тебе бы их отдали, - засмеялась она, и я вдруг поняла, что вижу. Они ругались. Прямо при всех ругались между собой, и этого никто не понимал, а мне было страшно.
   - Правда? - улыбнулся он страшной змеиной улыбкой. - Давай же, друг мой, расскажи мне о моей родине то, чего я не знаю о ней.
   - Ты все это знаешь о своей родине, - резко сказала Полина. - Ты прекрасно видел, что их двоих наметили в жертву общим ожиданиям. Виновный нужен не нам, а вам, чтобы ваш совет и ваш свет могли, совершив это ритуальное убийство, выдохнуть и жить себе, как жили. А что: все по-честному, один ваш, один наш, два формальных виновных есть, они и расплатятся за все. И можно будет ничего не менять. Их обоих сунули в эту мясорубку, не оставив выбора, поскольку сопротивляться они не могут. Их и отдадут в уплату за общие грехи. А если ты их заберешь, придется искать решение уже всерьез, и чьи-нибудь интересы могут пострадать. Это же человеческая жертва, жертва старому богу, ты что, сам не видишь этого?
   - И какому же? - тяжело спросил Димитри.
   - Безответственности, - голос Полины был очень жестким, когда она сказала это слово.
   Хайшен подошла к князю и положила руку ему на локоть.
   - Пресветлый князь, она права. Я не могу сказать, что ты не прав, но она права.
   - Хватит ли у меня средств рассчитаться еще и за это благодеяние, вот что мне интересно, - вздохнул он.
   - Так ты считай его подарком, - ответила Полина со смешком.
   Я ерзнула на лавке у стены и заметила, что наша охрана куда-то убралась, видимо, от греха подальше, сайни тоже попрятались и еда стынет на столе. И сказала:
   - А досточтимый Айдиш-то где? Сто раз уже можно было добраться.
   Молча наблюдавший сцену да Айгит ответил мне:
   - Да, действительно, интересно, что его задержало.
   Стас наконец перевел взгляд с пространства между Димитри и Полиной куда-то к двери. Унриаль да Шайни безучастно смотрел в камин на протяжении всего разговора, но вдруг повернул голову и посмотрел Полине в лицо. Но его взгляда она не заметила, потому что как раз в это время дверь открылась и вошел досточтимый Айдиш в сопровождении двух имперских гвардейцев, с перевязанной головой и порядком офигевший. За ними тремя шел еще один гвардеец и нес багаж досточтимого.
   - Айдиш! - удивленно сказала Хайшен. - Что произошло?
   - Камни мостовых Исаниса научились летать, досточтимая сестра, - усмехнулся он. - Представляешь, меня хотели убить. Извините, я, кажется, опоздал к трапезе.
   - Насколько сильно тебе повредили? - спросил Дейвин.
   - Ерунда, - отмахнулся досточтимый, - пара кружек горячего питья, сладости и как следует поспать, и завтра буду в порядке. Разукрасили меня, конечно, на совесть, но выступать в суде мне это не помешает. До конца суда я остаюсь здесь, так что в край вернусь уже в приемлемом виде.
   Все наконец сели за стол, сайни вылезли из-под лестницы и побежали за горячим чайником на кухню.
   Димитри смотрел в стол и крутил в руках ложечку. Потом поднял голову и, глядя Полине в лицо, произнес:
   - Я ошибся. Ты права. Что суд перебудоражит всю столицу, я ждал, но такое...
   Она пожала плечами и улыбнулась:
   - Ну да, они занервничали, вот и результат.
   - Процесс обсуждают очень активно, - подтвердил да Айгит, - такой шаг, как подослать убийц к свидетелю, я не могу назвать ничем, кроме безумия. Когда подосланные назовут имя заказчика, всем станет известно, что он трус и подлец.
   - Вероятно, он теряет очень много? - предположила Лейшина.
   Хайшен печально кивнула:
   - Да, очень много. Имя он все равно не сохранит, если решился на такое.
   Айдиш вздохнул и попросил избавить его от политики и светских сплетен, а то у него от них голова болит, причем в буквальном смысле. И тему пришлось свернуть.
  
   После полдника Полина подмигнула Чаку и взяла в руки сааланский струнный инструмент, похожий на гитару. Сперва она спела "Капли датского короля", и Айдиш, несмотря на головную боль, с задумчивой улыбкой еле заметно кивал ей в такт, а Стас слушал, забыв поставить чашку на стол. Димитри молчал и был довольно мрачен, Дейвин тоже, а вот маркиз да Шайни наоборот - слушал с удовольствием и улыбался чему-то. А потом она начала другую песню, я ее не знала, и припев мне резанул так, что аж вдох в горле застрял. "В небеса твои крылья унесут колокольный звон, голоса медных братьев подпоют тебе в унисон, облака подытожат эту жизнь и стреножат смерть, а пока в небо лучше не смотреть", - услышала я и поняла, что уже ничего, вообще ничего нельзя поправить, и всего утешения у меня только то, что нашелся один человек, который согласился разделить со мной предстоящее неизбежное. Но испугаться я не успела, потому что Кучеров толкнул меня локтем, подмигнул и сказал: "Не кисни". И я улыбнулась, сначала ему, а потом Максу. А посмотреть на князя так и не смогла. Полина тем временем ушла из зала на маленькую площадку между двумя пролетами лестницы, села там на ступеньки и стала о чем-то говорить со своим сайни. Дейвин поднялся, поклонился князю, пожелал досточтимому выздоровления и собрался уходить, но проходя мимо лестницы, остановился, прислушался и посмотрел на Полину совсем диким взглядом. Тогда прислушалась и я, тем более что она и не скрывалась с разговором. И снова едва не подавилась вдохом. Она там обещала своему сайни, что научит их танцевать почти совсем как люди и подарит песню, которая будет целиком их. Только надо собрать компанию, чтобы было веселее. Нужно три, не меньше три, можно больше. Пока она объясняла про "три, не меньше три", Гайям спустился к ней с галереи.
   Димитри поднял голову от скатерти и с интересом посмотрел на происходящее. А Гайям, видимо, совсем забыл края: он начал договариваться о свидании при свидетелях.
   - Милая мистрис, - сказал он, чуть наклонившись к Полине, сидевшей на ступеньках, - у меня к тебе предложение на этот вечер, и если ты согласна, то и на все следующие вечера. Энц Жехар предупрежден, я договорился, меня подменят, дом свиданий я знаю, тут недалеко и уютно.
   Полина посмотрела на него очень большими глазами и, кажется, испугалась. Она бросила панический взгляд на Димитри, потом на Дейвина, но никто из них не спешил ей на помощь.
   - Я не могу, - сказала она. - Извините, но нет. Это же безнравственно.
   Гайям засмеялся.
   - Я не верю в твою строгость, по всей столице идут слухи, что именно ты научила дурному князя Димитри! Я видел твое выступление в суде сегодня! На самом деле ты веселая и смелая, неужели же я тебе настолько неприятен, чтобы так глупо отговариваться!
   - Вы не понимаете, - морщась, сказала она и встала. - Я уже осуждена нашим судом, просто приговор отложен, это пожизненная несвобода. Мне нечего терять, поэтому я выгляжу храброй, но для связи я плохой вариант. Даже для короткой.
   - Я не понимаю, - протянул он огорченно. - Я правда не понимаю, почему это препятствие. Это ужасно печально...
   - Послушайте, - голос у Полины был такой, как будто на нее вылили стакан кипятка, а она пытается вежливо объяснить, что ей после этого малость не по себе, - разве вы не понимаете, что... Что это унизительно для нас обоих?
   Он отшатнулся, как если бы получил пощечину. Потом развернулся на пятках, сел на ступеньку и опустил голову на руки. Полина вдохнула, чтобы что-то сказать, невнятно шевельнула рукой в его сторону, потом отвернулась и пошла к себе. Жехар пристально посмотрел на коллегу. На его лице было написано "а я тебя предупреждал", но Гайям уже не мог этого увидеть, он поставил локти на колени, оперся лицом на руки и сидел, глядя в пол. Айдиш начал подниматься из-за стола, Жехар забрал Гайяма с лестницы и дал досточтимому пройти. Еще один нобиль, охрана Айдиша, пришел из другого коридора и ждал его на галерее.
   Вечер кончился. Димитри и Дейвин ушли, в зале остался только Унриаль да Шайни и я. Сайни убирали со стола, но уходить не хотелось: по комнатам мы успели насидеться. А завтра наверняка все будет уже не так, и не думать о том, что нас ждет, не выйдет, вердикт же огласят. Небось, еще и подписать заставят.
   Я присела обратно на лавку и уставилась в огонь, он-то одинаковый под любым небом и во всех мирах. Маркиз, кажется, смотрел на дождь за окном. На галерее послышались шаги, я перевела взгляд на лестницу. К нам спускались Полина и Чак. Она посмотрела на маркиза, как бы извиняясь пожала плечами и объяснила:
   - Он просит песню. Я обещала.
   Маркиз кивнул ей:
   - Я тоже прошу, хотя обещано не мне.
   Сказки, которую она спела Чаку, я не знала. В ней было что-то про ветер и про девочку-танцовщицу, которую он вел всю жизнь, а теперь как будто ждет, что придет время и она родится снова. Слов я не запомнила, а мелодия досталась сайни. Он был очень серьезным и сказал Полине, что это хороший подарок и когда у него будет пара и щенки, он научит их этой музыке. От всей этой сказки мне осталась только последняя строчка: "ей укажет дорогу в бессмертие вольный ветер". С тем я и уснула.
  
   Тем вечером в квартире Полины на кухне впервые за много месяцев горел свет и слышались живые голоса. Айриль и Валентин обсуждали нравственные аспекты переезда в квартиру Полины с обеих сторон.
   Маркиз, смущенный обстоятельствами переезда и тем, что ключ он получил не от хозяйки квартиры, беспокоился о том, как он будет объясняться с приемной матерью, когда она вернется. Валентин несколько раз пытался свернуть тему, но Айриль был настойчив и упорно повторял вопрос. Наконец, байкер сдался.
   - Хорошо, - сказал он мрачно. - Хочешь знать, как оно есть, давай говорить, как есть. Ты понимаешь, что если ключ от ее квартиры был у меня, а завещание, которое ты вскрыл пять месяцев назад, датировано двадцать четвертым годом, то она вряд ли вообще вернется?
   - Нет, Валентин Аркадьевич, не понимаю, - честно признался да Юн. - Завещание, по-моему, нормальный ход для любого человека, который заботится о своем торговом деле. Если у хозяина дела есть минимальные представления об ответственности, он должен позаботиться о будущем своего предприятия, чтобы оно не погибло вместе с ним. Бывает все: горный обвал, простуда, грабители, да хоть рыбья кость в горле. Донос, кстати, тоже бывает, но с этим сложнее, хотя ваш закон позволяет обойти это проще, чем наш.
   - Не понимаешь или не хочешь понять? - байкер пристально смотрел на юношу слегка из-под бровей.
   Айриль заглянул в себя, подумал.
   - Не хочу, наверное. Мне неприятно думать, что я больше ее не увижу.
   - Хорошо, что сам сказал, - кивнул Валентин. - Теперь думай, тоже сам.
   Айриль вздохнул и принялся думать вслух.
   - Завещание она написала в двадцать четвертом году, значит, это решение - следствие ареста Алисы, верно?
   - Нет, неверно, - без выражения произнес Валентин. - Это ответ на расстрел основателей и первых хозяев "Линка-на-Неву" и "Табачного капитана".
   - Ах, вот как, - кивнул юноша. - Значит, и ключ у тебя появился тогда же.
   - Тоже нет. Ключ она отдала за полтора года до ареста, осенью двадцать пятого года. В первую волну репрессий.
   - Она все это время ждала, что завтра придет ее день?
   - Мы все ждали. Она, наверное, со дня увольнения из корытовского лагеря. Я - со дня гибели Витыча. Когда Марина и Алиса начали ждать, не знаю, не скажу.
   - Я понял, - печально сказал Айриль. - Она пошла на суд, чтобы сказать свое мнение обо всем, что стало с городом и ее друзьями. А чем это для нее кончится, ей неважно. Потому ее дело у меня, а ключ от этой квартиры - у тебя.
   - Да, - тяжело сказал Валентин. - Ей неважно, чем это для нее закончится. У тебя генеральная доверенность на ее имущество, так что бери ключ, потом пропишешься, как получишь паспорт. Или не пропишешься... В общем, живи. Если она вернется, разберетесь как-нибудь.
   - Вернется, - пообещал Айриль, и Валентин опять увидел у сааланского мальчика злой и жесткий взгляд. - И разберемся, конечно. Родня мы или нет?
   Когда Валентин ушел, Айриль нашел ведро и тряпку, набрал воды и тщательно вымыл пол во всей квартире, потом некоторое время походил между двумя комнатами, сел в кресло на кухне и уснул там. А с утра начал большую уборку с того, что выгреб в коридор весь мусор, так и оставшийся после обыска на полу в кабинете. Выйдя к помойке первый раз, он посмотрел в небо и улыбнулся: по календарю в Озерный край пришла весна, и погода была с календарем вполне согласна. Небо над городом было синее и яркое, весеннее.
  
   Пятый день судебного процесса начался с оглашения судебного вердикта. Виновными коллегия признала Унриаля да Шайни, младшего маркиза да Шайни, гражданина империи Аль Ас Саалан, и Алису Медуницу, гражданку Озерного края. Унриаль да Шайни за преступную неосторожность, невнимание к законам и нуждам края и пренебрежение долгом наместника был приговорен к отсечению головы. Алиса Медуница обвинялась в том, что совершила вмешательство в работу магов, и так рискованную и требующую особого тщания, и создала условия для аварии на ЛАЭС. Она должна была быть отдана воде, поскольку ее преступление было преступлением мага, а ошибки Унриаля были ошибками руководителя, потому и казнь ему назначили светскую. Ущерб от аварии, по мнению судей, должно было покрыть Созвездию Саэхен. Прочий ущерб предстояло полностью оценить и выяснить, кто именно должен возмещать его и кому.
   Унриаль, услышав приговор, пожал плечами и кивнул, как будто ему сказали что-то, что он и так давно знал или чего ждал. Алиса свела брови и собрала рот так, как будто пыталась додумать какую-то мысль или хотела сказать что-то, но не знала, насколько будет верно вообще подавать голос.
   Димитри вздохнул. Полина снова оказалась права. Формулировки вердикта не предполагали возможности оспорить приговор ни ему, ни семье да Шайни. Унриаля приносили в жертву общему спокойствию у него на глазах, и он был бессилен изменить это. Да и с Алисой положение было не лучше.
  
   - Вы удовлетворены? - спросил князь да Гранна Марину Лейшину.
   Она молчала, не зная, что ответить. Сказав да, она принимала вердикт полностью или хотя бы в общих чертах. Сказав нет, оказывалась в ситуации, когда ей, истцу, нужно доказывать невиновность обвиненных.
   В зале установилась тишина, все глаза были устремлены на правозащитницу, даже журналисты на галерее перестали шуршать бумагой и щелкать затворами. И в этой тишине раздался мужской голос, сказавший по-русски:
   - Конечно, нет.
   Переводчик, сидевший справа от да Гранны, уточнил на русском:
   - "Конечно, нет"? Имеется в виду "совершенно да" или "абсолютно нет"?
   - Абсолютно нет, - ответил Стас Кучеров, уже вставший с кресла.
   - Почему же? - поинтересовался да Гранна.
   И все хорошее воспитание Стаса осыпалось на пол зала Старой ратуши мелкой пылью. Он повернулся к Лейшиной и жалобно сказал:
   - Марина Викторовна, да скажите вы им! Ну чего они тюльку гонят! Они же крайнего сдают, чтобы основных прикрыть, а он тут вообще левый. И тем более при Гаранте к нему вопросов вообще не было! Ему точно в уши кто-то налил, а он и повелся, терпила. И Медуница туда же. Я бы понял, если бы ей теракты на блокпостах вменили, а они что лепят?
   Журналисты, пряча усмешки, быстро писали.
   Димитри, потирая висок, вздохнул с выражением бесконечного терпения на лице:
   - Марина Викторовна, переведите нам это, пожалуйста.
   Лейшина коротко, двумя кивками головы, поклонилась сперва ему, потом суду:
   - Да, конечно. - После небольшой паузы она сказала. - Господа, это мелко. Мелко и примитивно. Вы предлагаете краю формального виновного, на самом деле пострадавшего чуть ли не в равной степени с нами, и надеетесь, что край будет этим удовлетворен. Но мы хотим видеть авторов и инициаторов решений, приведших к разрушениям и фатальным потерям. Мы уверены, что маркиз Унриаль да Шайни являлся не более чем проводником их воли и действовал в рамках их предложений так же исполнительно, как до того он следовал рекомендациям наших консультантов. И разница между результатами его деятельности прямо указывает на качество работы второй команды его консультантов, приступившей к своим обязанностям весной две тысячи восемнадцатого года. Их мы и считаем виновными. Им мы и предъявляем претензии. Что касается Алисы Медуницы, то с нашей точки зрения в ее поступках есть очень серьезные противоречия с законом, но вы не упомянули ни одно из них, а то, что вы ей вменили, мы не считаем действием, за которое человек может нести ответственность.
   Унриаль да Шайни, услышав это, провел руками по лицу, будто только что проснулся и пытается понять, где он и что вокруг, и воззрился на Стаса так, как будто на нем вдруг расцвели цветы.
   Алиса сидела неподвижно, все с тем же выражением лица. Теперь она выглядела как человек, мучительно и напрасно пытающийся что-то вспомнить.
   А Полина Бауэр, разглядывая озадаченный королевский совет, вдруг отметила, что двумя рядами ниже Вейена да Шайни сидит магистр Академии, тот самый, который навещал ее до суда, и он очень заметно похож на маркиза. "Вот так, звезда моя, посмотришь на лица и поймешь, что самая крутая мафия всегда семейная", - улыбнулась она самой себе. Наружу, впрочем, эта улыбка не вышла ни краешком.
  
   Князь да Гранна распорядился о перерыве на четыре часа. Энц Жехар, заглянув в трактир на площади, сразу вышел и быстро закрыл за собой дверь:
   - Там полно народу, сейчас все будут хотеть подробностей и интересоваться, что дальше. Лучше выбрать другое место.
   - Я хочу просто чай и посидеть в тишине, это возможно? - попросила Полина.
   - Да, только придется перейти порталом в другую часть города, - утешил ее нобиль.
   Портал он ставил не сильно медленнее, чем Димитри или Дейвин да Айгит. С той стороны молочно-белого овального окна в никуда была тихая улица, вымощенная красным камнем, двухэтажные домики с палисадниками, как в каком-нибудь немецком городке, и трехэтажное здание с ярко-зеленой дверью.
   Поднимаясь на крыльцо, он объяснил:
   - Вечерами здесь шумновато и может быть небезопасно: тут играют в кости, - но утром и днем совсем тихо.
   - Где мы? - спросила она.
   - На Новом рынке. Не слишком хорошее место, но, как я понял из твоих слов в суде, ты таких не боишься.
   Полина пожала плечами и потянула на себя дверь. За ней был полумрак в розовых тонах, какой-то густой аромат - впрочем, не душный - и действительно тишина. За спиной у человека, стоявшего за стойкой, она увидела стеллаж во всю стену, заставленный цветными сосудами из глины.
   - Это все чай, - сказал энц Жехар. - Покажи, какой ты хочешь, он даст понюхать, и если тебе понравится, заварит.
   Полина задумалась. Задача перестала казаться такой простой.
   - Я не знаю ваш чай.
   - Я помогу тебе, - сказал энц Жехар, приподнял рукав эннара и положил свое запястье поперек руки Полины, лежавшей на стойке.
   Она удивленно взглянула на него. Он смотрел куда-то на стеллаж и, казалось, к чему-то прислушивался. Наконец, убрав руку, уверенно указал человеку за прилавком на один из сосудов. Человек кивнул и показал ему столик. Жехар сказал ему еще несколько слов, из которых Полина поняла только "тарелка фруктов", но уверена не была.
   - Сейчас принесут, - сказал ей нобиль негромко. - Вот тут, под лампой, наш стол.
   Сев за стол, застеленный розовой скатертью со стрекозами, Полина посмотрела на масляную лампу, да так и загляделась на пляшущий в ней огонек.
   - Тише, чем здесь, нигде сегодня не будет, - сказал Жехар. - Столица вся на улице, нет никого, кто не знал бы о том, что сегодня было сказано в ратуше.
   - Я догадалась, - устало произнесла Полина. - И мы еще только начали.
   - Больше десятки дней на мой памяти не длился ни один суд, - утешил ее нобиль.
   - Значит, нам придется постараться быть особенно внятными, - она пожала плечами. - Четыре дня мы уже потратили, сегодня пятый.
   - Судя по тому, что досточтимый Айдиш вчера тоже был поручен заботе императора, вы уже достаточно убедительны, - заметил Жехар. - Не думаю, что сегодня кто-то заметит и запомнит, что ел за обедом. Кстати, ты хочешь обедать здесь или найти тебе другое место?
   - Нам еще чай не принесли, а ты меня уже про обед спрашиваешь, - отшутилась Полина.
   В отпущенные им судом свободных четыре часа уложились чайник чая, тарелка странных сааланских фруктов, больше похожая по размеру на блюдо, партия в дженгу с Жехаром, прогулка по рынку, покупка накидки вроде шаперона, обед в маленьком трактире и короткий визит в городскую оранжерею, которую энц Жехар гордо назвал зимним садом городского магистрата. В оранжерее были цветы, бабочки, маленькие яркие летающие ящерицы и прочая милая экзотика, совсем не напоминающая ни Кэл-Алар, ни, слава богу, Полинин собственный погибший сад. Оттуда они наконец и отправились назад в ратушу. Придя одной из первых, Полина некоторое время наблюдала, как собираются журналисты и зрители, как подходят другие участники процесса, как возвращается и занимает места за столом Совета судейская коллегия. Потом она встретила взгляд Димитри, улыбнулась ему и стала наблюдать за судьями.
  
   Димитри последовал ее примеру, и очень вовремя. Князь да Гранна объявил начало слушаний и заявил тему.
   - Господа, давайте выясним, что такое Сопротивление. Алиса Медуница, подойди к столу.
   Партия "умеренные против Академии", которую Димитри готовил три года по счету Озерного края, наконец начала разыгрываться. Сейчас все зависело от Алисы - судьба империи, судьба края, его собственная судьба и даже жизнь Унрио. Не говоря о ее жизни. Будут ли дальше слушать Марину, дадут ли высказаться Полине, найдется ли место у стола Совета истории Стаса Кучерова и его сестры, или все это канет в архиве Академии вместе с докладами Хайшен и Дейвина, решится сейчас.
   Алиса подошла к столу совета.
   - Спрашивайте, - сказала она чуть сипловато.
   - Что точно ты делала в день аварии на ЛАЭС, расскажи полностью.
   Алиса рассказала - скупыми короткими фразами, которые, сперва решил князь, она, возможно, помнила по допросам еще в Озерном крае. Она признала свое влияние на ход эксперимента, а в ответ на вопрос о целях этого поступка сказала:
   - Затем, что вас никто не просил совать руки в работающий реактор, просили как раз перестать, но вы никого не слушали. Этим бы кончилось все равно, только крови и смертей могло выйти еще больше. Да, кстати. У дверей две фарфоровые вазы стоят, с синей цветочной росписью, я их по Эрмитажу помню. Вы бы вернули в край, а то некрасиво получается.
   Димитри скорее почувствовал, чем увидел, как ежится Макс в соседнем кресле, болезненно поводя плечом, и вспомнил, что в Созвездии Алиса тоже проходила дознание. Затем, по просьбе да Кехана, девушка рассказала, как оказалась в Хельсинки, и наизусть прочла свой манифест, не выпустив ни слова. Отвечая на вопрос да Юаля, объяснила, как организовала сеть боевых групп, предоставив желающим информацию о методах и способах борьбы, инструкторов и литературу. На десяток или более уточняющих вопросов судей о ее собственной роли она отвечала точно и коротко, и у суда выходило, что как ни крути, дело было не только в ней. Она стала искрой, поджигающей трут, но поленья были уже сложены, и сложила их не она.
   - Почему ты не делала это все из границ края? - спросил да Юаль.
   - Потому что у нас с мужем была договоренность, что если что-то такое произойдет, то я уезжаю сразу и звоню ему, что я в порядке, а потом мы решаем, что делать. Я вернулась, как только поняла, что он не ответит мне.
   - Ты любила мужа? - спросил герцог да Кехан.
   Алиса озадаченно посмотрела на него.
   - Почему "любила"? Я его люблю.
   Герцог кивнул и погрузился в свои записи.
   - Значит, о грядущей беде вы оба знали заранее? - уточнил да Гранна.
   Она задумалась, как будто прислушавшись к чему-то внутри себя, и ответила:
   - Да, года за полтора уже, можно считать, знали. Не представляли, что именно будет, но что не уцелеем, понимали точно.
   Димитри покосился на Вейена да Шайни после этих слов. Маркиз был спокоен и печален.
  
   Марина слышала на втором ряду только тихое дыхание нобилей охраны. Во время речи Алисы никто из них даже ногой не шаркнул. Присутствующие представители сааланской элиты - полный зал - сидели, окостенев. Будущее пришло и скалилось в лицо имперской знати весьма неприветливо. Журналисты строчили, не поднимая голов, и всем аристократам было понятно, что Новый мир будет в курсе каждого слова, произнесенного в зале.
  
   Спокойствие Вейена да Шайни было хорошей, надежной маской, но он уже очень остро чувствовал, что это только личина. "В любом случае сейчас не время действовать", - утешил он сам себя и снова обратил взгляд на судейскую коллегию. Они уже закончили короткое обсуждение и были готовы продолжать слушания.
   - Кто из вас будет говорить следующим? - спросил князь да Гранна представителей Нового мира.
   - Я буду, - ответила с места мистрис Бауэр.
   - Подойди и говори, - сказал да Гранна.
   Мистрис подошла к столу. Эти, из Нового мира, все были небольшого роста, как хаатские люди, но белокожие и светлоглазые. В первые экспедиции выбирали по росту Айдиш, Диди, еле прошел отбор. Он удачливый, Диди, всегда таким был. Пережил и экспедицию, и натурализацию в одном из самых диких и злобных мест континента, и вчера ему тоже повезло, только голова перевязана, а ведь не должен был выжить... Говорят, он работал с ними всеми, и с той, которая сейчас будет говорить, тоже.
   Вейен услышал голос мистрис и приготовился слушать. День выдался непростой. Отказ вердикту суда - это всегда неприятности и, судя по тому, что сказала эта девочка с короткой стрижкой в одежде воина, неприятности большие.
   - Прежде чем я начну говорить то, что должно быть сказано, - заявила мистрис, - я хочу показать вам кое-что. Для того, чтобы слова мои были понятнее. Господин маг, я могу попросить у вас пенну ненадолго?
   Господин маг, герцог да Юаль, с полуулыбкой подал женщине свою пенну, она приняла ее.
   - Прекрасно. Благодарю вас. Теперь мне нужна кружка.
   - Чернильница, может быть? - переспросил да Кехан.
   - Нет, именно кружка, из какой пьют воду.
   Вейен мимо воли был заинтересован и, оглядевшись, заметил, что на происходящее внимательно смотрит весь зал.
   Женщина взяла кружку из лап у ратушного сайни, занимавшегося этим залом, поблагодарила его кивком, присела на свободное кресло у стола Совета и, установив пенну вертикально, водрузила на нее кружку.
   Да Юаль поднял брови. Пенна была не то чтобы очень дорогой, но... Ее выточили из цельного кристалла турмалина ученики герцога ему в подарок. Ставить на хрупкий резной камень тяжелую глиняную кружку было очень рискованным шагом со многих сторон, а мистрис не только сделала это, но и, уравновесив конструкцию, убрала руки. Несколько ударов сердца кружка стояла на столе, балансируя на кончике пенны, а потом в зале начали раздаваться возгласы и ахи, и сосуд соскользнул с острия. Мистрис успела подхватить пенну до падения, а кружку кто-то удержал магией. Полина Бауэр обвела взглядом зал.
   - Здесь полный зал магов, - сказала она по-русски. - Кто из вас помешал мне сейчас и зачем?
   Только задав вопрос, она взяла кружку из воздуха и поставила ее на стол, даже не поблагодарив никого за помощь.
   Вейен заметил, что он усомнился в себе и не уверен, что он не повлиял на ход опыта. Но сомнения его продлились не больше вдоха.
   - Не трудитесь отвечать на этот вопрос, - улыбнулась мистрис и, подождав, пока толмач договорит, продолжила. - Никто из вас не мог помешать мне. И спасибо за то, что никто не стал мне помогать, тогда мой опыт точно провалился бы. А показать этим я хотела, - продолжила она, все еще держа в руке пенну да Юаля, - что полный зал людей, не заинтересованных вредить мне и даже пытавшихся подстраховать мои действия, никак не помог этому сосуду устоять на такой ненадежной опоре. Результат не зависел от вас, господа. Он находился целиком в моей ответственности, и идея моя была провальной изначально. Я проделала этот опыт для того, чтобы показать вам некий изъян в вашей логике, легший в основание раздора между нами и вами. Этот изъян состоит в том, что вы считаете намерения людей, ведущих и наблюдающих опыт или рабочий процесс, чуть ли не единственным фактором, от которого результат действительно зависит. Как мы только что убедились, это не так. И значимость фактора стоит иногда пересматривать. Особенно когда речь идет о попытке поставить кружку на кончик пенны или чем-то еще более рискованном.
   Вейен приподнял брови. У него на глазах женщина разрушала и обвинение, выдвинутое гражданке Нового мира, и ее признание. Обвинение Унрио было отклонено мальчиком в цветах князя еще до перерыва, как недостаточно доказанное. Вердикт уже можно было выбрасывать в помойку, а женщина продолжала свою речь. Вейен слушал с интересом и почти с приязнью. Она выглядела хладнокровным и умным игроком, красиво вела партию и даже говорила удобно, толмач переводил быстро, без пауз.
   - И, уважаемый суд, теперь, когда вы убедились, что иногда неприятности случаются, несмотря на отсутствие намерений у свидетелей увидеть крушение вместо удачного исхода, а у автора опыта - провалить свою затею, давайте от экспериментов вернемся к сути дела. Судя по тому, что Алиса Медуница сказала о своем появлении около ЛАЭС в день аварии, дело было вот как. В городе курсировали слухи о готовящихся экспериментах с реактором, все нервничали, она, конечно, тоже. Ваши специалисты начали эксперимент, МЧС объявила готовность один, Алиса поехала посмотреть на их опыты. Дальше будет немного сложно и длинно. Не знаю, заметили ли вы, но ваше убеждение в том, что мир и личность влияют друг на друга прямо и непосредственно, одним своим присутствием и состоянием, мы не разделяем. И мой опыт с пенной и кружкой мог быть доказательством того, что к нашей позиции имеет смысл прислушаться.
   Маркиз Вейен видел, что да Юаль смотрит на свою пенну в руках женщины и не может перебить ее, чтобы попросить свою вещь назад, а она, держа чужую ценность, владеет и вниманием хозяина. Да и зал уже завоеван и послушно идет за ее мыслью. Самому Вейену тоже нечего было возразить ей, по крайней мере пока.
   - Но сейчас давайте отложим философские споры и вернемся к событиям того октябрьского дня. Алиса, воспитанная магами и думающая как маг, привыкла на Земле считать, что если никто не верит в ее возможности, то и ничего серьезного от ее действий не может случиться. Она, как и мы все, ко дню аварии уже больше года жила в беспокойстве по поводу неосторожных действий и решений ваших дворян на нашей земле. Тем утром она отправилась посмотреть, что маги саалан делают на ЛАЭС. А видя, что они, кажется, не вполне правы, мысленно вздрогнула, представив, что сейчас произойдет, как вы все несколько минут назад, только сильнее. И процесс вышел из-под контроля магов именно в миг, когда она вздрогнула. Человек, воспитанный как маг и мыслящий как маг, в обстоятельствах Алисы будет уверен, что именно он виноват в случившемся. Точно так же, как вы чувствовали вину, когда кружка упала с кончика пенны, хотя она никак не могла там устоять. Это случилось не потому, что вы ждали этого, а потому, что законы природы таковы. Но ваша собственная позиция заставила вас почувствовать вину за мою неосторожность. Человек с позицией, подобной вашей, будет уверен, что авария не следствие его неосторожности и вообще-то бесцеремонного вмешательства в малоизвестный процесс, а результат чьей-то злой воли. При этом ничто не помешает ему принять на свой счет обвинения в том, к чему он не приложил рук, но был свидетелем. Вспомните, вы сейчас были готовы обвинить себя в том, что кружка упала с кончика пенны, хотя обе вещи были в руках у меня. Точно так же досточтимые и маги саалан искали в аварии следы действий кого-то враждебного им, ведь они не желали беды. И конечно, они хотели изобличить виновного и предъявлять ему претензии, так же, как я вас обвинила в провале моей затеи. Но я-то знала, что если кружка упадет, а пенна сломается, то это будет моих рук делом, а они искренне полагали, что их добрых намерений хватит для того, чтобы все прошло хорошо. Для вас всех, тут сидящих, нормально предположить, что если на уровне намерений у ваших магов неких планов не было, то значит, события и быть не должно. Но поскольку оно все же случилось, кто-то этого хотел. Именно поэтому вы все были смущены, когда я спросила, кто из вас и зачем толкнул меня под руку. В то время как вы все просто ждали неизбежного: того, что я уроню кружку и сломаю пенну. Кстати, спасибо, она цела, и я возвращаю ее владельцу.
   Она действительно повернулась к да Юалю и отдала ему его злополучную пенну. Он принял ее, осмотрел и, видимо, остался удовлетворен ее состоянием, а мистрис продолжила.
   - Вернемся к Алисе. Так же, как и вы все теперь, она сочла себя виноватой, поскольку допустила мысль о том, чем все кончится. А ваши маги начали искать злоумышленника. Поэтому, найдя свидетеля, Алису, сочли виновной ее. Так обе стороны оказались согласны в том, что в аварии виновата Алиса Медуница. В этой картине мира иное предположить невозможно. Но я только что показала, что ваша концепция имеет границы применимости. Ваши сородичи и соплеменники убеждались в этом почти десять наших лет. У Росатома сразу было другое мнение, конечно, но ваши специалисты не были заинтересованы слушать "этих странных местных". Предупреждения, пропущенные ими мимо внимания, сводились к простой идее, теперь, надеюсь, понятной вам из недавнего опыта: не стоит пытаться поставить кружку на пенну, если вы не хотите неприятностей. Так что, господа, если кто и виновен в случившемся на ЛАЭС, то именно тот, кто задумал этот эксперимент и настоял на его проведении. Но магам саалан был нужен посторонний виновный, и они нашли единственного человека, в силу своей позиции невольно согласившегося принять их вину на себя. Алиса, такой же маг, как и вы все, знала весь риск затеи лучше ваших сограждан и не могла отстраниться от этого знания в силу значимости возможных потерь. Так она и оказалась виноватой.
   В зале установилась тишина, длившаяся несколько десятков ударов сердца. Наконец, да Гранна сказал:
   - Благодарю за разъяснения, мистрис. Мы приняли твою точку зрения. Займи свое место, послушаем вашего законника. Мистрис Лейшина, подойди к столу Совета.
  
   Я сидела с широко открытыми глазами и от удивления даже моргнуть не могла. Все, что я сделала после дня аварии, начинало видеться в другом свете, и мысли от этого путались и рвались. И мелькала в голове какая-то музыка, похожая на то, что вчера пела Полина, но другая. А Марина Викторовна уже начала говорить, и я решила, что послушать ее будет всяко полезнее, чем путаться в обрывках собственных мыслей.
   Начала она с классики, с истории Марвина Химайера. С цифрами и всем спектром сплетен и мнений, включая заявки жителей Грэнби, что им и в этих развалинах живется отлично, а Химайеру надо было соглашаться, пока с ним говорили по-хорошему. Когда она дошла до этой точки рассказа, в зале раздались смешки. Я посмотрела, кто отреагировал. Их было не так много, но чем-то неуловимым они были похожи на людей с Кэл-Алар, это там принято было одеваться небрежнее и одновременно более вызывающе, чем в столице.
   А потом она повернулась точно к сидевшему во втором ряду Вейлину и сказала такое, от чего смешки прекратились и замолчал весь зал.
   - Вы правы были, досточтимый, делая ставку на тех, кто будет спасать свою шкуру ценой чести, их у нас действительно достаточно. Но ошиблись, считая, что наш мир состоит только из таких. Есть и другие, и они перед вами. Мы долго стараемся договориться, еще дольше терпим, стараясь сохранить ценное. Но если нам нечего становится терять, мы идем доносить свое мнение любой ценой, и после этого переходить к цивилизованной дискуссии с нами будет очень сложно, если вообще получится. Князь может подтвердить это примерами из своего опыта.
   Вейлин хмыкнул с места:
   - Там, где дискуссия была цивилизованной, все решилось и без ваших дурацких выступлений!
   - Да-да, - усмехнулась Марина Викторовна, - как с врачами, например.
   Герцог Аизо да Кехан попытался взять ситуацию в руки:
   - А что получилось с вашими врачами? Досточтимый, выйди и расскажи.
   Вейлин неторопливо, с достоинством вышел к столу и с очень умным лицом произнес:
   - Я отменил свои распоряжения о проверках их целительских практик на соответствие Пути, потому что спасение жизни недолжным быть не может. Не вижу в этом ничего необычного.
   Марина Викторовна выслушала его с едкой улыбкой, потом сказала:
   - Позвольте, я напомню вам, Вадим Юрьевич, при каких обстоятельствах вы пришли к этому выводу. Заодно и высокий суд послушает. Итак, дело было вот как. Ваши собратья по обетам попали в аварию на дороге по собственной небрежности. Замечу, что Сопротивление тут было совершенно ни при чем. Я отдельно проверила, они сами не справились с управлением и вылетели с полосы в кювет на скорости сто десять километров в час, в свои единицы переводите сами. На их счастье, они выжили и были привезены в клинику. Между прочим, вертолетом спасателей. Наши врачи на свой страх и риск оперировали их и вливали донорскую кровь, понимая, чем рискуют. Эти четыре жизни были спасены вовсе не потому, что они были краю чем-то ценны и дороги, нет, просто наши медики так работают. Да, они понимали, что их могут осудить и расстрелять именно те, кого они спасают, но так наши врачи видят свой профессиональный долг. После этого случая вы и отменили свои распоряжения. Спасибо, конечно, и за то, что это вообще сделано. Но в итоге выглядит все так, как будто коренные жители края для вас второй сорт, и пока в беду не попали ваши соотечественники, вы не давали себе труда поинтересоваться ни нашей точкой зрения, ни нашим законом, ни нашим обычаем.
   - Благодарю вас, - подытожил герцог да Кехан. - Достаточно. Князь Димитри, тебе есть что сказать об этом всем?
   Князь вышел к столу Совета и рассказал о первой встрече со Стасом, закончив историю повторением тезиса Лейшиной о том, что если этим людям терять нечего, то они могут быть очень убедительны. Потом он кратко рассказал историю своих попыток познакомиться с Полиной, и я слегка даже отвлеклась от той каши, которая кипела и перемешивалась у меня в голове. Оказывается, они ее начали ловить чуть не раньше, чем меня, с девятнадцатого года. Чтобы дружить. Было бы смешно, да, если б не с нами. И без того доноса они ее могли ловить по краю хоть по сегодняшний день. А князь говорил суду, мол, теперь все запуталось так, что они и сами не рады, хотя "Ключик" Полина отдала, и рычагов влияния на общественное мнение после этого лета у нее не осталось. Но как теперь договариваться с оппозицией, да и с самой Полиной, совершенно неясно, закончил князь и добавил, что все это ужасно печально.
   Да Гранна вызвал к столу Стаса, и тот рассказал свою историю, начав с дня исчезновения Ксении. Описал в подробностях, как делал пояс смертника с помощью отца, как объяснял тому, что он слишком крупный, чтобы пронырнуть под заграждения и добраться до легата, и как получал согласие родителей на одиночный теракт, чтобы отомстить за сестру. Зал слушал, как он рассказывает на очень простом сааланике, что отец не смирился с тем, что сына забрали в Приозерск, и ушел из дома. Как семья жила, когда он остался матери и за кормильца, и за единственного живого ребенка, он тоже упомянул в несколько фраз. Потом коротко сказал, что восемь лет ездил по континенту, вызволяя украденных на Стрелке и на Дворцовой и проданных ребят и девчонок. И что сестра нашлась только прошлым летом нечаянно, тут, совсем рядом с Исанисом, в пещерах на косе у порта. Что сказал об этом Вейлин во время первого процесса в крае, Стас тоже рассказал. И даже цензурно. А закончил тем, что теперь, когда он вернется, будет искать еще и отца.
   - Мы до сих пор не знаем, где он, - закончил он.
   - От него и не узнаете, - сказала Полина с места. - Александр Николаевич Кучеров у "Нерпы-гик" инструктор по взрывному делу.
   Переводчик добросовестно повторил ее реплику на сааланике. Дейвин поперхнулся вдохом и кашлянул несколько раз. Я тоже ощутила себя немного стукнутой пыльным мешком, хотя, казалось бы, куда уж больше-то.
   - Порядок в зале! - без особого энтузиазма напомнил князь да Гранна. Потом повернулся к Полине. - Подойди к столу, мистрис, и расскажи все то, что не было сказано до оглашения вердикта о тебе и твоих делах.
  
   Вейен да Шайни с очень живым интересом наблюдал за событиями, разворачивающимися у судейского стола. Он совершенно забыл о внуках и о том, что его репутация и благополучие стояли на кону. Эти, из Нового мира, заняли все его внимание. Говорившая первой носила слишком много отпечатков воздействий Кэл-Аларца, и да Айгит в ее сознании и ауре тоже отметился неоднократно, но то, что она рассказала, было ее собственными мыслями и поступками. Вторая была интереснее как возможный собеседник, но менее доступна. Кроме того, уж слишком много громких слов и отсылок к чужим историям было в ее речи. Законники, впрочем, всюду одинаковы. Удивительным было то, что они не приняли первый вердикт и в отношении Унрио, как будто не он виновник всех их бед и потерь. Третья, которая выходила к столу, была по характеру похожа на человека с Дальних островов или Ддайг, хотя выглядела тихоней и скромницей. Берег тих, да под ним пьевра, - припомнил Вейен поговорку портовых кварталов. И приготовился слушать.
   Мистрис Бауэр вышла к столу Совета, сомкнула руки перед грудью, перекрестив пальцы и начала говорить. Вейен чуть было не решил, что заснул и ему это все чудится. Она последовательно и доступно, так же, как всего лишь два часа назад опровергала обвинение своей соотечественнице, брала на себя вину за беспорядки в крае, из-за которых Дью да Гридах был вынужден вызвать Хайшен.
   Мистрис начала с того, что действия мирного сопротивления ничем не лучше, если не хуже, работы боевиков.
   - Ведь, - сказала она, - когда в первую зиму оппозиционеры не продали саалан электричество и вообще не пустили их на портал даже как покупателей, они понимали, что обрекают живых людей на медленную смерть. Мы не поставляли им даже воду, и нас это не смущало, - подчеркнула она. - Нам было неприятно присутствие саалан в крае, а в особенности в Санкт-Петербурге. И мы получили свое. Действительно, кроме графа да Онгая и очень небольшого количества его людей, из города убрались все ваши. Мы справлялись сами, как умели, и уже думали, что пришлые сами как-то куда-нибудь денутся, и почти обрадовались.
   Вейен понимающе улыбнулся. Действительно, хороший метод. Бунта вроде бы и нет, но и в городе находиться неугодные ей не могут.
   - Но под конец зимы в городе появился легат императора, - сказала она, разомкнув, наконец, пальцы. И поправилась. - То есть теперь-то он наместник. И все началось опять! - она пожала плечами, улыбнулась своим словам, как хорошей шутке, сомкнула пальцы снова и продолжила. - Причем едва появившись, он нам устроил, кхм, инсталляцию общегородского масштаба.
   Вейен посмотрел на Дью. Тот сидел с таким лицом, как будто ему скормили незрелый лимон. Ну еще бы: когда публично перечисляют твои ошибки при четырех сотнях свидетелей, а тебе и не возразить, радоваться нечему. Но у мистрис, похоже, еще не иссяк запас иголок под языком.
   - Его попросили так не делать, и он, как нам сперва показалось, внял, - продолжила она. - Но при нем стало еще хуже, потому что при первом наместнике откровенных политических репрессий под видом охоты на ведьм все же не было.
   Вейен услышал кашель магистра Академии и усмехнулся. Эрве, похоже, начинал понимать, что на его действия возможны и другие точки зрения, кроме его собственной. Этот недоумок сперва назначил в край деревенщину, провалившего все, что только можно провалить, лишь бы не дать Диди место достопочтенного, хотя он этот пост вполне заслужил, а потом еще утвердил все решения своего недоумка-ставленника. Что же, он ответит за это перед государем, и Вейен не станет его выгораживать, довольно. Ну, что там еще скажет мистрис?
   - И детей у родителей под надуманным предлогом не отнимали. И взрослых, кстати, не расстреливали толпами.
   - Вы же живы, - тявкнул Вейлин со своего места. - Вас-то что беспокоит?
   Мистрис повернула голову на звук быстрее змеи.
   - Да, я жива, и что? По вашим нормам получается, что я не то пленница, не то данница, и это еще после пересмотра приговора, до пересмотра была вообще рабыня.
   - Ну, это поправимо, - примирительно сказал да Юаль.
   - Сомневаюсь, - возразила женщина с усмешкой, - я приговорена пожизненно. И непонятно, кому теперь принадлежит моя жизнь. Не то чтобы я не была готова к этому, сопротивление власти вообще наказуемо, но насчет оснований могли бы и правду сказать, а не выдумывать неизвестно что.
   Дурачина Эрве опять подавился вдохом, хмыкнул про себя Вейен. Плохо держит удар. А с ней было бы любопытно побеседовать в менее публичной обстановке. Интересная.
   - И кстати, - продолжила мистрис, - граф да Онгай как работал фактически вместо мэра, так и работает. К нему у оппозиции никаких вопросов нет.
   Вейен с трудом сдержал довольную улыбку. Да Онгай был его личным вассалом, он сам вернул ему клятву и попросил присягнуть Унрио, чтобы мальчику было на кого опереться за звездами.
   Князь да Гранна поинтересовался:
   - Где он, кстати?
   Дью добавил маркизу радости, сказав, что граф остался заверять все решения в крае вместе с виконтессой да Сиалан, доверенным вассалом Кэл-Аларца. Все-таки он властолюбец, этот да Гридах. Да, у Асаны что-то там такое с наследством, из-за чего она до сих пор всего лишь виконтесса, но он мог дать ей земли на Ддайг и сделать графиней, она справилась бы. Вейен еще не скоро сможет предложить этой милой девочке такой вариант, а жаль. Сильные маги нужны всем.
   Да Гранна все-таки уточнил, нельзя ли вызвать Скольяна на суд, чтобы его слова были сказаны им самим. Дью, разумеется, отказался это делать, сославшись на возможные беспорядки в городе в случае отъезда графа. А потом привел последний аргумент в защиту своей девочки.
   - Что же до действий Сопротивления, - сказал он суду, - по аварии есть заключение Росатома: после вмешательства магов Академии она произошла бы в любом случае. Я предоставил эту бумагу во второй день, посмотрите в документах. А мирное Сопротивление, позицию которого нам сейчас так убедительно предъявили, превратилось в кость в горле империи именно во время репрессий, которые я инициировал по настоятельному требованию достопочтенного. Отношения в крае, меж тем, предстоит урегулировать мне, и я хотел бы знать, как именно.
   Вейен приподнял брови. Дью начал рассказывать о майских беспорядках в городе, причем в таких красках, что можно было принять это за излишнюю впечатлительность, если бы за рассказом не виднелось плохо скрытого желания вымазать Академию смолой от крыльца и до конька крыши здания Совета в Исюрмере. Правда, когда вслед за ним это все повторила Хайшен, Вейен усомнился в своем мнении. Возможно, решил он, там действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. И неудивительно, невозможно же делать глупости двенадцать лет кряду и ждать, что не придется рано или поздно отвечать за все. Вейен да Шайни понимал, что его любимый инструмент пришел в негодность. С Академией придется проститься: тратить деньги на глупцов да Шайни не могут себе позволить. Очень жаль.
   К столу вышел да Айгит и рассказал не меньше Хайшен. Огнестрельное оружие Вейен знал, пусть в иллюзиях и записях с кристаллов, но про терроризм слышал впервые. А мысль о том, что человек по доброй воле может превратить себя в снаряд, направленный в цель, он осознал, только пока да Айгит со свойственным ему тщанием рассказывал свою часть истории. Слушать это было жутковато, и Вейен, пожалуй, был рад тому, что граф Дейвин не показал ни одной иллюзии. Потом он начал называть цифры, и это было еще неприятнее. Оружие Нового мира могло уносить сотни жизней за секунды, даже сделанное в кустарных условиях из чего попало. Хорошо, вздохнул маркиз про себя, что это все невозможно пронести в портал.
   Наконец, к столу опять вызвали Алису Медуницу. Да Гранна и да Кехан задавали ей какие-то вопросы, Вейен не вслушивался. Но потом она сказала, что мирное крыло было на самом деле эффективнее боевого, по ее собственной оценке. И администрация империи гораздо серьезнее страдала от мирного крыла, судя по тому, что на боевиков злились, а мирных боялись. За это они и попали под репрессии, заключила девочка да Гридаха.
   Да Гранна объявил окончание слушаний. Знать, присутствующая в зале, молчала и не торопилась выходить из ратуши. Знание, полученное сегодня аристократами империи, было страшным. Они узнали, что такое бунт в многомиллионном городе и что такое неприязнь черни по отношению к власти. Маркиз прислушался, скользнув вниманием на ратушную площадь. Там тоже было тихо. И простые люди столицы были впечатлены последствиями действий людей, привыкших жить при неправедной власти. По эту сторону звезд невозможно было даже представить рассказанное сегодня под сводами ратуши. Но оно уже было. И было частью жизни Аль Ас Саалан.
   Выходя из зала Совета, Вейен слышал, как Дью да Гридах на крыльце распекал своего мальчика из Нового мира за кошмарный слог, невозможные выражения в суде и еще какие-то мелкие прегрешения. Действительно, его вассал выглядел не самым достойным образом, но на месте Кэл-Аларца Вейен думал бы о другом. Эта девочка, Медуница, и Унрио были уже вне опасности, а вот мистрис Бауэр очень сильно рисковала сегодня и ухудшила свое положение. Ее теперь могут упомянуть в вердикте как лицо, причастное к созданию проблем империи в Новом мире, и тогда ее судьба будет печальна. Если Дью планировал объясняться с ней или договариваться, самое время ему было думать, как доказывать ее невиновность. Если он решил ею пожертвовать ради своей девочки - ну что же, тем хуже для него. Мистрис очень пригодится да Шайни живой. А опека клана... она ее и не заметит, если была осуждена по законам Нового мира. Вейен знал эти порядки.
  
   По дороге в Старый дворец меня совсем расквасило. На крыльцо я вышла еще человеком, а потом... Мы ведь действительно знали, что не уцелеем, причем оба. И знали за полтора года и почти месяц, с того самого дня, когда Лелик принес домой новый альбом Майданова. Он тогда пришел домой, положил диск в упаковочной пленке на стол в гостиной и подмигнул мне: "Поле не скажем". Она никогда не любила шансон, и они с Леликом постоянно на эту тему сцеплялись. Один раз она едва не ушла от нас потому, что он начал ей объяснять, что почти вся лирика Александра Новикова - это то самое танго, которое они танцуют каждую неделю, и даже у нелюбимого ею Высоцкого два танго тоже есть. В другой раз они чуть не поругались из-за Лаймы Вайкуле, и уже я объясняла ей, что это никакой не шансон, а она отругивалась, говоря, что попса от шансона если и отличается, то только в худшую сторону. Потом был реально ужасный вечер у нее, когда Лелик завелся и потребовал, чтобы она открыла переводы классических аргентинских танго и тут же сказала ему, чем это отличается от текстов хоть того же Новикова. Четвертый случай нам обоим хотелось бы отодвинуть на какое-нибудь очень дальнее потом. Поэтому да, мы договорились ей не рассказывать, открыли коробку, вставили диск в музыкальный центр, сели на диван на полчасика, послушать, и обнаружили себя через два часа, судорожно вцепившихся друг в друга, как перед концом света каким-то. А первый трек, тот самый, по которому назван диск, "Что оставит ветер", так и остался нашим. Это была не первая наша музыка, раз в два-три года он что-нибудь приносил такое, от чего нас обоих пробивало коротким замыканием, и несколько лет мы жили в ритме этой песни, а потом она кончалась и начиналась новая. Что эта осталась нашей до сегодняшнего дня, я поняла только сейчас, когда, отвечая на вопрос судей, вдруг поняла, о чем она была в нашей с ним жизни. И о чем с этой песней стала наша жизнь. И сразу же вспомнила ее всю. Пока нас не отпустили со слушаний, я чувствовала внутри только музыку, сперва обрывками, потом все более связно. А вот когда ехали в Старый замок, начали всплывать и слова. На мое счастье, и у князя, и у Дейвина были какие-то дела в городе, они оба обещали поужинать с нами сегодня и сразу после окончания заседания ушли по порталам куда-то. Когда мы доехали, я уже не могла ни говорить, ни толком пошевелиться, чтобы не расплескать слезы, стоящие у самых глаз. От полдника я отказалась и сразу пошла к себе. В спальне села на кровать и засунула в рот одеяло, сколько получилось, чтобы не рыдать в голос. Мой сайни куда-то убежал, но мне было не до него: у меня в голове крутился знакомый трек, а Лелика не было. Да и как бы он меня тут нашел, под чужим-то небом.
   Остаток дня я вообще не запомнила, только какие-то кадры мельком, не факт, что не бред на фоне истерики. Мне казалось, что я плачу кому-то в плечо и этот кто-то молча держит меня то за затылок, то за спину, а потом слезы во мне кончились, и мир сошелся в точку. Проснулась я только утром.
  
   Когда сайни Алисы выбежал из ее комнат с криком: "Мой человек хочет умереть, она плачет и ест одеяло!" - Айдиш молча поднялся с лавки, где сидел, прислонясь к стене, и смотрел в пространство, и двинулся к лестнице, ведущей наверх. Подойдя к двери Алисы, он мельком глянул на Мейру и сказал: "Пропусти меня, девочка". Сказано было так, что Полина приподняла голову и с интересом посмотрела на галерею. Мейра послушно попятилась, не рискнув возразить, остальные тоже не шевельнулись и только смотрели, как Айдиш открыл дверь и вошел к Алисе.
   Вышел он через час с лишним, устало оперся о перила галереи, глянул на сайни, сидевшего под дверью и коротко сказал: "Воды". Сайни послушно побежал за кружкой. Нобиль досточтимого, Лиам, подошел и подставил ему плечо, Айдиш оперся на него, принял у сайни кружку, осушил в три глотка, поставил на перила и пошел к себе.
   Марина качнула головой:
   - Это он со свежим сотрясением мозга, да после дня в суде, еще ее в себя приводил. Не мужик, а какой-то ангел.
   - Он такой, сколько я его знаю, - отозвалась Полина. - Пошли чаю попьем, что ли.
  
   Вечер Димитри начался с того, что он, придя в свой столичный дом, увидел там Ингу, ждущую его в нижнем холле особняка. Как она пробилась к нему, как нашла возможность увидеться, его подруга так и не призналась. Он было заикнулся, что вообще-то с прессой ему общаться тоже нельзя, как и всем участникам процесса, но она только улыбнулась и показала разрешение на частное интервью, подписанное мэром Исаниса. И добавила, что все ответы на вопросы она от него получила еще в январе, а сейчас пришла просто сказать, что он молодец и она в него верит. Потрясенный князь спросил: "Откуда ты здесь взялась?" - и узнал, что Инга Сааринен присутствует в столице как аккредитованный журналист. Она еще успела рассказать, что пресса прибыла двадцать первого февраля, и получить от него поцелуй и обещание после окончания процесса показать город. Потом за ней пришел офицер императорской гвардии, чтобы проводить в гостиницу, а князь отправился в Старый дворец, пока была возможность.
  
   Нижний зал, он же холл крыла дворца, был безнадежно и прочно занят - Димитри и Дейвин о чем-то быстро и эмоционально говорили на сааланике с Унриалем да Шайни. Поэтому Полина устроилась с Чаком на лестнице. В программе на сегодня были "Дерева". Чак вдохновенно свистел и гудел, очень точно попадая в ноты. Димитри наблюдал за процессом с улыбкой, а Дейвин с любопытством. На галерее виднелась тень несчастного энца Гайяма. Закончив развлекать сайни, Полина спустилась в зал и подошла к камину.
   - Гайям хороший проводник, - заметил Дейвин, - и интересный собеседник.
   - Наверное, - ответила Полина, - я не знаю, лучше спросить Марину, это же ее охрана.
   - Я так и не понял, что между вами вышло, - сказал граф. - Не считая вчерашней сцены, вроде бы вы не ссорились.
   - Нет, не ссорились, - подтвердила Полина.
   - В таком случае почему ты его отвергла? Он теперь ходит по столице такой несчастный, что его даже сайни жалеют. - Дейвин очень старался, чтобы в его словах не прозвучало упрека, но ответ Полины опять был далек от ожидаемого и даже представимого.
   - Потому что согласиться было бы безнравственно.
   - Что?? - спросил потрясенный князь.
   - Безнравственно, - спокойно повторила женщина. - Приговор есть приговор, надзор есть надзор. Если его на экзотику потянуло, это не проблема, журналисток тут полно.
   - А зачем ты тогда по вечерам выходила петь? - удивленный Дейвин и не заметил, что перебил князя, тоже пытавшегося что-то спросить.
   - Для Чака, - услышал он и не нашел, что сказать, только пожал плечами.
   - Для сайни? - спросил князь. - Ты серьезно?
   - Ну да, для сайни, - подтвердила Полина. - Он обо мне все время заботился, почему я не могу сделать ему что-то хорошее?
   - Нет, ты мне объясни, чем приговор мешает роману? - повторил вопрос Дейвин.
   - Я несвободна, - ответила Полина. - И связь со мной делает несвободным и зависимым от моих обстоятельств и любовника тоже. Если его это не смутит, он мне не нужен. Если смутит, как и меня, связь не будет хорошей. Мы оба не будем рады.
   Димитри и Дейвин одновременно посмотрели друг на друга с отстраненным интересом. Каждый из двоих подумал в ту минуту, что другой привлек внимание этой женщины и это было причиной неудачи бедняги Гайяма.
   - Так, понятно, - сказала Полина, и Дейвин увидел, что она угадала их мысли. - Сейчас вернусь, - сказала она, вставая.
   Димитри, не поворачивая головы, сказал:
   - На галерею подниматься вовсе не обязательно. За камином есть коридор, в его конце две двери.
   - Спасибо, я знаю, - отозвалась Полина. - Мне нужно на минуту к себе.
   - Зачем же? - спросил Дейвин.
   - За аргументом, - получил он в ответ на свой вопрос.
   Граф мимо воли слегка улыбнулся. За полгода общения с этой женщиной он привык к тому, что у нее с собой всегда есть запас штук, штучек и безделиц "на всякий случай", способных неожиданно оказаться полезными. Марина Лейшина как-то сказала, что в дорожной сумке ее подруги можно найти БТР с боевым расчетом, если хорошо поискать. Но когда Полина вернулась, улыбка с его лица стерлась. Женщина принесла янтарь с инклюзом. В Новом мире такие штуки и до аварии стоили, как хороший автомобиль в базовой комплектации, а с восемнадцатого года и вовсе перестали менять хозяев. А сейчас она положила на стол каплю застывшего света, в которой летел куда-то мотылек.
   - Что это? - спросил Димитри.
   Полина изогнула бровь:
   - Мотылек, как видишь. На вид совсем как живой, и даже кажется, что летит. Ему несколько миллионов лет. Все остальные такие не просто превратились в пыль, уже и пыль эта изменилась тысячи раз, а он все еще цел в янтаре. Но хорошо ли ему от этого? Я тебе не буду рассказывать, что это такое - тонуть в очень густой и вязкой смоле, ладно? Я, конечно, могу, за этот год у меня собралось достаточно представлений об этом из собственного опыта, но тебе же еще сегодня спать и завтра с судом общаться. Может быть, потом. Если захочешь. Пока просто поверь, что для него это на полет ничуть не было похоже.
   Она оставила инклюз на столе и ушла, а Дейвин и Димитри остались смотреть на эту гадость, не решаясь прикоснуться. Потом князь свистнул, и немедленно прибежал кто-то из сайни. Димитри осторожно, одним пальцем, подвинул инклюз к краю стола.
   - Мистрис Полина забыла это здесь, отнеси ей.
  
   Исиан появился в Озерном крае ранним утром третьего марта, еще до рассвета. Он использовал свои координаты, поэтому до миссии Саэхен добрался только к закату. После приветствия всем, он спросил у Ранды Атил, где Макс, и узнал, что его сын не на Земле.
   - У тебя было что-то срочное к нему? - сочувственно спросила Ранда Исиана.
   - Да, довольно срочное, но не слишком важное, я думаю, что ты мне вполне сможешь помочь, - улыбнулся он, - просто вопросов к тебе у меня будет немного больше, чем было бы к нему.
   - Я скажу тебе все, что знаю, конечно, - ответила она, - вот только я не уверена, что мне известно достаточно.
   - Достаточно и не нужно, Ранда, - сказал принц, - нужно только немного больше, чем у меня есть.
   Исиан знал, что идет кружным путем, но говорить с Тессой он не захотел. Сперва он хотел узнать все обстоятельства, в которых она принимала решение, чтобы понять, что именно она затеяла и зачем.
   Из разговора с Рандой он понял, что Макс пришел на Землю в обиде на свой Дом, а ушел в Саалан с обидой на Созвездие. И что Алисе вернул Дар кто-то из саалан, то ли князь, то ли сам их император, бывший здесь с визитом, и она отправилась за звезды, уже обретя Дар снова. От последних новостей принцу стало слегка не по себе. Собратья по Искусству, оказывается, были довольно прыткими, несмотря на дикость и неразвитость их культуры. Еще Исиан узнал, что Максу передавали письмо от Тессы, но ответ он не писал. Сказанного было достаточно для того, чтобы восстановить ее ход размышлений. С этим принц и отправился домой, в Созвездие.
  
   На то, чтобы смыть основную пыль с пола и поверхностей и выкинуть основной мусор из квартиры приемной матери, Айриль потратил почти неделю. Закончив с этим, маркиз да Юн сел в кресло на кухне, заварил себе литровый ковшик кофе и размышлял, пока ковшик не опустел совсем. Потом встал, помыл и убрал на место посуду, закрыл квартиру и отправился в Адмиралтейство, а оттуда - в Приозерскую резиденцию. Там он отправил Онтре срочное письмо, содержавшее три слова: "Приходи, есть дело", - дождался свободной минуты у Нодды и попросил приютить его на неделю-другую. Получив ключ от апартаментов, позвонил Валентину и попросил его привезти при случае в резиденцию его комм первым свободным курьером, а то он тут застрял.
   Комм он получил глубокой ночью, одновременно с ответом от матери, содержавшим целых семь слов: "после конца процесса жди, следи за новостями". Из новостей, то есть официальных сводок, переданных журналистами по той же почте, Айриль, как и все, узнал, что первый вердикт край оспорил, что обвинение Алисе Медунице аргументированно поставлено под сомнение и что Унриаль да Шайни признан краем только формальным руководителем, что делало приговор, вынесенный ему в первом вердикте, фикцией. Интрига держала в напряжении весь мир, политологи строили версии, комментаторы давали интервью, СМИ пестрели статьями аналитиков - в общем, все судили и рядили. Только не делали ставок на победителя и на содержание вердикта, в Новом мире это не было принято.
  
   Шестой день заседания по делу "Озерный край против империи" шел в закрытом формате, в зале позволили присутствовать только владеющим Искусством. Алиса с интересом оглядела зал и заметила, что число зрителей уменьшилось не особенно заметно, вот только на галерее, где разместили прессу и магов, транслирующих процесс за пределы ратуши, было пусто. Точнее, там был всего один человек.
   Этого одного человека заметил и Димитри. Он указал на присутствие постороннего, едва объявили начало слушаний, и попросил восстановить порядок. Князь да Гранна ответил ему, что порядок не нарушен, а мистрис Инга Сааринен имеет специальную аккредитацию от журнала "Вестник викки" с другого континента Нового мира. Лица Димитри не удержал, продемонстрировав всем собравшимся сложно окрашенную улыбку, с которой и провел всю первую половину слушаний. Впрочем, ему это ничуть не помешало рассказать о роли консультантов Академии в заварившейся каше и ознакомить суд со своим мнением о качестве их работы. Унриаль да Шайни, выступавший после князя, был с ним совершенно солидарен и резюмировал работу досточтимых в одной короткой фразе: так помогли, что лучше бы честно мешали.
   Оба наместника поставили в вину отстраненному достопочтенному преступную невнимательность. Он не заметил того, что в крае каждый второй, если не три из четырех, инициированы через контакт с мертвыми.
   - Это жестокая инициация, - сказал Унриаль да Шайни, - я не перенес ее.
   - Я еле справился, - отозвался с места Дейвин да Айгит, и Димитри увидел, как маркиз Вейен, положив руки на колени, наклонился вперед в своем кресле.
   - Расскажи об этом, граф - сказал князь да Гранна. - Выйди к нам и расскажи.
   Граф да Айгит вышел к столу Совета. Димитри покосился на галерею, увидел склоненный над столом лоб и рыжие кудри, улыбнулся и стал слушать Дейвина. Тот уже рассказывал суду, как он, неосторожно встав на еле заметное возвышение под асфальтом, оказался в обрушившемся доме в зиме сорок второго.
   - Кто помогал тебе справиться с этим? - спросил да Юаль.
   - Те же люди, с которыми я гулял той ночью, - вздохнул граф.
   Димитри тихонько, про себя, посочувствовал ему. Это было стыдное признание для мага уровня Дейвина: оказаться зависимым от смертных и принять от них помощь - случай вопиющий. Впрочем, да Айгит хотя бы жив и сохранил Дар, в отличие от младшего да Шайни. Но маркиз Вейен теперь по крайней мере знает цену ошибки Академии. Это доброе имя и здоровье его внука.
   - Что же они сделали для тебя? - задал вопрос да Кехан.
   Граф вздохнул еще раз.
   - Напоили в полный хлам. Когда проспался, было уже терпимо. Правда, еще месяц видел все такие места чуть не лучше, чем вещественные объекты. А в крае их очень много, таких мест. Но через месяц я уже притерпелся, и когда мои консультанты показывали это все князю, хотя бы ориентировался в происходящем. А когда сам повел Хайшен посмотреть на это, смог оберечь ее хоть насколько-то. Думаю, отчасти меня спасла вот эта вещь, - граф потянул нашейный шнур, снял с него и положил на стол суда небольшой узкий прямой сосуд из металла с выгравированной строкой.
   Да Гранна взял предмет в руки, присмотрелся и скорбно сдвинул брови. Передав амулет да Кехану, он сложил руки и устремил на них взгляд.
   Герцог Аизо внимательно осмотрел предмет.
   - Я не вижу на этой вещи чар.
   - Надо прикоснуться, - прокомментировал Дейвин.
   Аизо да Кехан мужественно положил палец на металл амулета и некоторое время молчал.
   - Я понял, - сказал он наконец. - Для того, чтобы обрабатывать эти предметы так, нужно или иметь невероятный запас здоровья и храбрости, или вовсе не иметь головы.
   - Ты имеешь все возможности сам узнать это, - заметил с места Димитри. - Мастер, изготовивший амулет, находится здесь. Это мистрис Полина Бауэр. Но сперва мы закончим рассказ, если вы, уважаемый суд, согласны.
   - Выходи к столу Совета и рассказывай, - произнес да Гранна.
   И Димитри рассказал о своем опыте прикосновения к оружию павшего бойца. А затем, глядя прямо в глаза Вейлину, сообщил суду и присутствующим, что по его оценкам, человек, владеющий оружием с такой историей, есть в каждом уцелевшем дворе окраинных районов столицы края, а возможно, и не один, и только благодаря этому горожане справляются не меньше чем с половиной одиночных оборотней, проникших в город. А в баронствах и графствах края он видел такое оружие в каждом населенном пункте, посещенном после осеннего шторма.
  
   После него говорила Хайшен. Она рассказала о своем визите в Анфисин сад и о том, каким увидела город сразу после этого из окна машины графа да Айгита. А потом, без паузы, сразу перешла к осеннему шторму и к его цене в человеческих жизнях и в объеме труда магов. Слушая эту часть истории, поежился даже Вейен да Шайни. Вейлин попытался сползти под кресло, но передумал. Магистр Академии сидел, опустив голову и глядя на сцепленные руки. Заканчивая первую речь, досточтимая заявила, что подготовила подробный доклад о причинах трагедии, и князь да Гранна сказал, что он будет выслушан.
  
   После Хайшен снова высказался Димитри. Он говорил о традиционной для края инициации как о некой жизненной вехе, после которой человек вправе выбрать или уважение к памяти мертвых и их весьма относительному покою на дальней дистанции, или служение их памяти и чести, заключающееся в том числе и в процессе поисков и предоставлении достойного погребения.
   - Мы не были готовы посмотреть на вещи с этой точки зрения, - сказал он, - и нам остался только третий, естественный после такой инициации путь - присоединиться к мертвым. К счастью, большинство из нас живо, но ничем, кроме удачи, я это объяснить не могу. Я скорблю вместе с родителями об их погибших детях, так и не получивших колец, и с герцогом да Горие о его дочери, погибшей за считаные дни до того, как стать магом. Представление было уже подписано, Муан. Мне жаль. Эние да Деах еле пережил ее смерть, мы уже думали, что потеряем и его тоже, но он оправился.
   Отец недомага, упомянутого князем, молча наклонил голову, давая знать, что слышит слова о своем сыне.
   Айдиш, вызванный после Димитри к столу Совета, в таких словах высказался о роли Академии, что Вейен да Шайни приподнял бровь, а в зале начали перешептываться и переглядываться. Письмо к высокому суду от старшего оруженосца легиона Исаниса с докладом о покушении на досточтимого Айдиша зачитал герцог да Юаль, когда Айдиш закончил с показаниями. Но после того, как чтение было завершено, да Гранна вернул суд к теме слушания, не замеченной досточтимыми. И снова вынес на обсуждение традиции Нового мира и Озерного края.
   Тивер да Фаллэ, приглашенный на это слушание как свидетель, опять давал объяснения, и гораздо более полные, чем всего лишь год назад по счету Аль Ас Саалан. Он рассказывал, как познакомился с археологами Пскова, но отказался назвать суду их имена, даже когда его заверили, что это ничем не грозит людям. Он лишь посмотрел прямо на досточтимого Вейлина и обидно засмеялся, но имен так и не назвал. Князь да Гранна призвал его уважительно отнестись к суду, и да Фаллэ рассказал о своем видении. То, что с ним произошло, было похоже на случай с графом да Айгитом, но длилось дольше, ведь Тивер, встав посреди Псковского кремля, провалился на всю глубину исторического пласта, до первых берестяных грамот, и время понеслось вокруг него вихрем, наматывая круги десятилетий. Он пролетел сквозь все пожары, осады и победы, через смену князей и появление государя, видел расцвет торговли, сполошный колокол, стрелецкий бунт, усмирение бунта, нашествие тевтонского ордена, наблюдал революцию и оккупацию и только после этого вернулся в сегодняшний день. Тивер не стал упоминать о том, что пережил и почувствовал, рассказал только о том, что увидел. О том, что в Новгороде все это повторилось, он сказал в одну фразу. Только зябко повел плечами после своих слов и добавил, что князь Димитри, конечно, ничего об этом не знал, потому что Тивер не решился отрывать его от дел.
   Судьи, после рассказа графа да Айгита уже признавшие, что такое возможно, выслушали герцога, поблагодарили, молча переждали ряд его ярких суждений об уме и чуткости досточтимого Вейлина и разрешили ему занять место в зале.
   Настало время для речи Хайшен. Она рассказывала про серый ветер, плясавший по краю. Рассказывала и о том, как настойчивы могут быть мертвые в своем стремлении быть услышанными и понятыми. Потом говорила о подношениях мертвым в виде огня и цветов, об упокоении посредством достойного погребения и посмертного признания жизненных убеждений и целей умершего, о создании мемориалов и кенотафов там, где нет возможности найти и упокоить останки, с целью не допустить беды. Вывод, которым она завершила свой доклад, был прост и жесток: Академия начала насаждать свои представления о достойном и верном, не озаботившись исследовать ситуацию чуть более тщательно, и за это поплатились светские маги и смертные воины, не желавшие зла местным, но навредившие им по незнанию. В число пострадавших, как совершенно верно сказали представители края, попал и первый наместник.
   После доклада досточтимой суд объявил перерыв на обед. На крыльце ратуши Вейен да Шайни подошел к Димитри.
   - Я смотрю, у тебя хорошее настроение, князь? Не поделишься причиной? Я бы на твоем месте, признаюсь, вряд ли смог найти в обстоятельствах повод для радости.
   - Понимаешь, маркиз, - усмехнулся князь, - их магическая традиция - это такие слезы... Ну как если бы сайни заговорил с тобой о торговых книгах. Однако же журналиста наняли. И хорошего. Очень смешно, очень.
   Вейен вспомнил мистрис Сааринен, припомнил значение слова "викка", представил себе отчет с этого дня суда в журнале такого содержания и засмеялся. Шутка действительно получилась отличной.
   Довольный Димитри кивнул ему и отправился обедать.
  
   Полину Бауэр допрашивали три часа, из них не меньше получаса она провела, стоя перед столом Совета с шаром правды в руках. К счастью присутствующих, все-таки не подряд. Казалось, магический предмет вытащил из памяти женщины самые едкие определения и самые меткие и обидные бранные слова. Но в тягомотной скуке судебного заседания они давали хотя бы какой-то бодрящий эффект.
   Заседание затянулось настолько, что перерывов было два: на обед и на полдник. И все время между обедом и полдником судьи потратили на этот допрос. Гипотеза Вейлина, предполагавшего, что мистрис - стихийный некромант, так и не подтвердилась, и даже хуже того. Пробившись в попытках доказать эту версию два часа, суд окончательно перестал понимать, с кем они имеют дело. Наконец да Гранна предложил мистрис Бауэр изложить свое видение вопроса.
   - Мое видение таково, - сказала она и развернулась лицом к председателю коллегии. - Двадцатый век был богат на драмы, уносившие человеческие жизни, и в то столетие большинство людей завершали свои дни от рук своих собратьев, без суда и следствия, не успев понять, что происходит. В нашей традиции это считается скверным финалом достаточно давно, несколько тысяч лет. Не могу ничего сказать о мистической составляющей, я не специалист в этом вопросе, но эмпирическая, данная в ощущениях, такова, что все эти тысячи лет места, где человек потерял жизнь и тело, считаются скверными и опасными, и это не пустое суеверие. Убедиться в последнем присутствующие в крае представители империи могли не далее как в начале осени, и опыт оказался дорогим. Будь вы повнимательнее, беды могло не быть, но в истории отсутствует сослагательное наклонение, и все уже случилось.
   Сделав небольшую паузу, мистрис продолжила, глядя куда-то мимо стола Совета:
   - Я, вместе с многими другими, думавшими так же, делала то немногое, что было в моих силах, чтобы дать умершим покой и заслуженное ими уважение. По вашим нормам это было подсудно, за это вы убивали. Насаждая другие ваши нормы, вы сделали все возможное, чтобы потенциально опасные места стали по-настоящему опасными. Все это время вы искали причину происходящего где угодно, только не в собственных действиях. Только увидев, как гибнут ваши люди, вы начали размышлять над случившимся. Мне жаль, что вам некого больше просить о помощи.
   - Откуда ты взяла те кости, из которых делала амулеты? - спросил да Кехан.
   - Это не амулеты, а памятные знаки, - быстро возразила Полина. - Это только способ защитить останки павших от надругательства, других-то вы не оставили. И никакого другого назначения у этих предметов не было никогда.
   - Хорошо, пусть памятные знаки, - согласился да Гранна. - Расскажи, где и как ты взяла кости, из которых они сделаны.
   - Я взяла их на бывших местах боев, после того как ваши досточтимые там навели свои порядки.
   - Объясняй понятнее, - поморщился председатель коллегии.
   - Хорошо, - мистрис коротко наклонила голову и начала объяснение снова. - В тысяча девятьсот сорок первом году на территории, которую теперь называют Озерным краем, шли бои. Жители и граждане страны, в которую территория входила, отражали нападение, их теснили, они отступали. И гибли, конечно. Только через три года захватчиков начали выгонять с этой земли. Разумеется, тоже ценой многих жизней. Павших хоронили наскоро, когда успевали вообще. После войны, в сорок шестом, могилы были уже только братскими, и конечно, бойцов хоронили там, где находили. Делили только по принадлежности к сторонам: своих и союзников вместе, врагов и их союзников тоже вместе, но в другой яме. Помечать могилы, как следовало, не хватало ни сил, ни возможностей, павших было слишком много. Страна потеряла больше двадцати миллионов граждан, зачинщики вместе со своими союзниками потеряли сравнимое число людей. Для того, чтобы пометить захоронения своих, ставили обелиски, небольшие колонны из фанеры, это не очень долговечный материал. И конечно, лет через тридцать эти фанерные обелиски окончательно развалились от времени, и захоронения были забыты. Их начали искать заново, но сперва это было запрещено законом, и только через двадцать лет наконец удалось добиться восстановления памяти павших, хотя и не полностью. А еще через двадцать лет пришли вы. Именно они, эти могилы, начали попадать под ножи плугов и добывающей техники уже при вас. И именно за попытку вынуть эти кости из пашни, не дать крушить их колесами и ножами техники... - мистрис прервала речь и, пожав плечами, завершила тезис. - В общем, защищавшие память павших присоединились к тем, чью память они хранили, неожиданно быстро. И по сумме всех событий политика ваша, господа, костей в нашей земле добавила преизрядно, за что благодарить вас, как вы понимаете, у нас нет никаких причин. Всех людей, попавших под ваши репрессии, мы любили и ценили живыми. И мы не были согласны ни ходить ногами по тем, кто нас защищал от перспективы смерти в рабстве, ни есть картошку с частицами их праха. Около тысячи человек поплатились жизнями за попытки сохранить их память. Мой приговор был девятьсот семьдесят пятый или около того, если я не ошиблась в подсчетах, Марина Викторовна Лейшина скажет вам точнее.
   - Девятьсот девяносто первый, - негромко сказал с места Дейвин да Айгит.
   - Хорошо, - сказал да Гранна. - Продолжим через час.
   Финальная часть закрытого заседания была довольно короткой. Досточтимая Хайшен в своей речи приводила аргументы за то, что определение мистрис Бауэр как некроманта ошибочно и она совершенно нормальный, заурядный даже, представитель своей культуры. Под конец, глянув на Полину Юрьевну извиняющимся взглядом, досточтимая подытожила: "Она хороший, крепкий ремесленник, приземленный и очень практичный".
   Вейен да Шайни, дослушав досточтимую, улыбнулся каким-то своим мыслям и переменил позу.
   По просьбе Хайшен к столу Совета вышел Айдиш и рассказал про "хреновую ночь" и методы местных защищаться от подобных напастей. Услышав, что в отличие от "тупых инопланетян, объевшихся поганых грибов", местные в такие ночи "по улице не шастают, а сидят дома, в тепле и покое", и пьют водку или самогон или занимаются чем-то поинтереснее сражений с ветром, присутствующий в зале офицер Святой стражи из бывших в ту ночь в крае, только скорбно вздохнул.
  
   Марина успела вернуться с прогулки с Гайямом за четверть часа до того, как приехали участники закрытого заседания. Он сочувственно улыбнулся и сказал: "Тебе пора к себе, им надо погреться и перекусить". Она кивнула и послушно ушла в комнаты. Слушая звуки на лестнице и гоняя Юца на галерею то за одним, то за другим, она узнала, что Полина, вернувшись после заседания, час провела у себя в апартаментах, а потом, с разрешения Жехара, вышла в холл и взяла китар. Чак, конечно, был с ней. Гайям вышел из своих комнат на галерею и кивнул Марине, разрешив оставить открытой дверь.
   Марина положила на пол какую-то подушку, села на нее, прислонилась затылком к дверному косяку. Поняв, что слышит, она тихонько вздохнула. Репертуар подруги она знала хорошо и помнила, что появление любых песен Щербакова предваряет самые решительные и жесткие ее шаги и решения. Но песенка о молодости, та, в которой "незабвенный мотылек, кораблик мой, по параболе несется бог весть где", всегда была особенно грозным знаком. А услышав сразу вслед зимний вальс одной московской барышни, широко известной в узких кругах, про снег на бархатных перчатках, Лейшина не удержала слезы. По этому сочетанию было понятно, что Полина уже все решила и остановить ее вряд ли удастся. Удивительно было, что Чак не подсвистывал ей сегодня, а тоже слушал молча. В паузе между окончанием музыки и шагами по лестнице она услышала голос Гайяма и покачала головой. Весь день она потратила на то, чтобы объяснить ему, почему отказ Полины не был отвержением и что именно подруга думала, когда принимала решение. И казалось, он все понял. Но похоже, только казалось, потому что он все-таки пошел к ней объясняться.
   - Зачем ты поешь теперь? Я не могу не слушать тебя - и слушать тоже не могу. Да, мне объяснили причины отказа, они серьезнее, чем мне показалось сперва. Осуждать тебя было бы глупо, но все же так больно знать, что я не смогу узнать тебя по-настоящему, ты так и останешься загадкой для меня.
   Марина поморщилась.
   - Мне жаль, - услышала она голос Полины. - Вот, возьми на память.
   - Ты вручаешь мне дар после отказа? - в голосе Гайяма было удивление. Очень много удивления.
   Полина, отвечая, кажется, улыбалась.
   - Считай это обещанием. Если все сложится хорошо для тебя и меня не утопят по вашим законам, хотя именно этого я и стараюсь добиться, а все-таки, к моему стыду, отпустят домой, сам приезжай в Озерный край. Учиться дурному.
   Гайям долго молчал, потом сказал: "Хорошо", - и Марина услышала его шаги вверх по лестнице. За ним ушли и Полина с Чаком.
   После того как Юц унес посуду от ужина, Гайям сообщил Марине Лейшиной, что маркиз да Шайни вернулся в апартаменты. Большего ей о нем знать не было положено, да и это было немного за пределом оговоренных ограничений.
  
   Протокол этого дня заседаний Эгерту прислал папа, архивированным письмом, открывающимся известным заранее паролем. Эгерт не чаял его найти и даже на краткий пересказ событий дня не надеялся. Дочитав копию журнальной статьи и увидев имя автора, Инги Сааринен, он мысленно восхитился профессионализмом ее подхода. Кроме нее, никто не захотел мараться об "Вестник викки", все ехали за большой политикой. Вот и результат: полный протокол всего суда есть только у Инги. Ну и у тех, кому не лень копаться по самым невероятным углам, добывая детали от собираемой головоломки. Она сделала себе имя одним точно выверенным движением - если, конечно, не поленится доделать репортаж целиком и правильно его пристроит.
  
   Досточтимый Эрве пришел в особняк маркиза да Шайни на улице Роз через час после того, как заседание завершилось. Маркиз уже был дома, но еще не закончил обед, и досточтимому пришлось ждать. Наконец, домоправитель пригласил его в кабинет. Досточтимый вошел, прошел к креслам у камина.
   - Здравствуй, Вейен.
   Эрве не был Вейену родичем. Они даже не были братьями по гнезду ни в доме маркизы да Шайни, ни в интернате, хотя там и познакомились. Кстати, в тот год они уже покинули гнездо, жили в раздельных спальнях и встречались только на лекциях и занятиях. Эрве единственный понял, чего стоил Вейену отказ гордячки да Кехан после того, как он уже уломал родню на брак. И как-то после занятий позвал его с собой к своей подружке. Вейен не ждал особенно хороших впечатлений от этого вечера и даже опасался быть лишним, но вышло наоборот, девочка была очень мила и щедра с ними обоими и пригласила их приходить вдвоем и дальше. Она была смертной, ухаживала за садом графини да Пейно, место ей нравилось, но выйти замуж у нее не было шансов, да и самостоятельно вырастить дитя, наверное, тоже. Между ними тремя была долгая и очень трогательная дружба, они часто вместе ездили отдыхать в предместья во всякое время года. Бывало, что один, другой или оба помогали ей добыть и перенести в ее сад какие-то редкие растения. А потом она простыла и умерла, и ни графиня, ни оба они ничем не смогли ей помочь. Они вместе горевали по ней, провели ночь в слезах, строя ей лодку своими руками, вдвоем отправили ее в последнее плавание, а после так и остались друзьями, но общей подруги у них больше не было. Ее место заняла Академия. Эрве после смерти их общей женщины очень быстро принял обеты. И после, конечно, со всем пылом верной души, потерявшей путеводный маяк, устремил свои чаяния и чувства в труды на благо империи. Как раз после коллизии между государем и старым магистром Вейен как бы невзначай предложил рассмотреть кандидатуру Эрве, молодого, верного и старательного. Все получилось очень хорошо. Академия расцвела при нем, а то, что Вейену приходилось направлять его и подсказывать пути, маркиза да Шайни ничуть не смущало. В конце концов, его бабушка при старом короле занималась примерно тем же. Между ними случались размолвки, но все решалось тихо, по-семейному. Кроме одного случая, когда Эрве отказал Диди, Айдишу, племяннику Вейена, в назначении достопочтенным в Новом мире. Последствия этой ошибки и разбирались теперь на суде. Вейен был очень недоволен тогда, а потом просто отказался это обсуждать. Его отчасти развлекло то, что Хайшен, убрав из края ставленника Эрве, эту деревенщину Вейлина, которого не смогло обтесать ни воспитание в интернате Исюрмера, ни обучение в стенах Академии полную семерку лет, предложила место достопочтенного Диди хотя бы временно и получила отказ. Со свойственной ей дотошностью она занесла результат в свои тетради и приложила их к докладу, с которым Вейен ознакомился еще вечером первого дня суда. Она решила, что Диди оскорбился пренебрежением, но зная его, Вейен предположил другое: мальчик просто не пожелал разгребать чужой навоз. Эрве пришел, когда все было слишком скверно, чтобы желать помочь. Но он пришел за помощью в память о старой и долгой дружбе.
   - Здравствуй, Эрве, - сказал маркиз да Шайни. - Проходи к огню и рассказывай, с чем ты пришел.
   - Вейен, я не прошу тебя помогать мне разобраться со всем этим комом проблем, упавшем на меня из Нового мира.
   - Упавшем, Эрве? - Вейен сопроводил вопрос легкой улыбкой.
   По лицу магистра прошла тень.
   - Не придирайся, будь добр. Мне и так тяжело. Я все сам знаю о своих ошибках, и ты вправе отказать Академии и мне в любой помощи теперь. Я пришел за другим.
   - За чем же? - с той же легкой улыбкой осведомился маркиз.
   Эрве был настроен сохранить остатки достоинства хотя бы в собственных глазах.
   - За ответом на один вопрос, не касающийся ни твоих мальчиков, ни судьбы колонии, ни даже князя да Гридаха.
   - Вот как, - усмехнулся Вейен. - Что же, мне интересно услышать твой вопрос.
   - Эта женщина из Нового мира, мистрис Бауэр.
   Маркиз благожелательно кивнул.
   - Так, Эрве, и что о ней?
   На лице магистра Академии отразилась тяжелая работа мысли.
   - Эйе, она ведь действительно не некромант. И не лжет, когда утверждает, что не колдует. Но я вижу в ее действиях не только политику и не только торговые выгоды. Политика стала скорее инструментом, а торговлю она вообще отдала младшему да Юну.
   - Младшему да Юну? Айрилю? После потери имени? Ты серьезно? - Вейен развеселился. - И как это пережила Онтра?
   Эрве пожал плечами.
   - Была шокирована, говорят, но согласилась на сделку и приняла мистрис в семью второй матерью своего сына.
   - Без брачного соглашения? - удивился маркиз.
   - Эйе, ну конечно, - недоуменно сказал досточтимый. - Это же Новый мир, у них эксклюзивное брачное право с обязательным скреплением союза нежной игрой.
   - О Пророк, - вздохнул Вейен, - какой же бред.
   - Ну да, - поморщился Эрве, - вот мистрис и настояла на формате, подтверждаемом сразу и правом их мира, и законом саалан. Она принята в клан да Юн как усыновившая Айриля. Но кажется, не слишком вдавалась в этот вопрос и даже не узнала о своих правах.
   - Так, - Вейен да Шайни посерьезнел. - И что же ты хочешь у меня узнать о ней?
   - Эйе, кто она? - задавая вопрос, Эрве смотрел на маркиза, как смотрят на близкого друга, ожидая помощи. - Я ее совсем не понимаю. Мне кажется, она опасна, но не той опасностью, которую мы знаем и которой привыкли противостоять.
   - Эрве, ты все-таки очень невнимателен, - вздохнул маркиз да Шайни. - И у тебя слишком короткая память для предстоятеля. Мы оба видели это, хоть и давно.
   - Да, признаю, - преодолевая раздражение и стыд, сказал магистр Академии. - Ты прав, я действительно не помню.
   - Мона Неля, - Вейен выронил эти два слова почти без выражения и глядел во время реплики в пламя камина. Потом он добавил, не меняя позы. - Та смерть на ступенях храма, помнишь?
   - Ты хочешь сказать, опять Магдис? - магистр вытаращил глаза и вцепился в подлокотники кресла.
   - Если я прав, то думаю, что да. Мои шпионы, живущие на Островах, рассказали мне, чему она научила Кэл-Аларца, и я думаю, что кроме нее, вариантов немного. И Эрве, если это действительно она, нам еще крупно повезло, судя по тому, что случилось с Унрио.
   - И зная это, она настаивает на своей виновности во всех беспорядках в Озерном крае? - изумился магистр.
   - Эрве, ты все тот же, - терпеливо сказал маркиз. - Женщина не знает, конечно. Она же из Нового мира. Но божество может не иметь намерений посвящать перчатку в свои планы. Кроме того, если они с Нелей пара, то первая была левой, забирающей, а теперь появилась правая, отдающая.
   - Я понял, - сказал магистр, вставая. - Благодарю тебя, Эйе.
   - Не стоит, Эрве, - сказал маркиз, все так же глядя в огонь. - Желать тебе удачи было бы дурной шуткой теперь, а сочувствовать я подожду.
   - Да, Эйе. Конечно. - Магистр Академии тихо вышел из кабинета маркиза, огляделся в поисках мажордома, но того не было видно. Он вздохнул и направился к двери, в осеннюю темноту улицы Роз, блестящей от мелкой водяной взвеси, принесенной ночным ветром с моря.
  
   Следующий, седьмой, день суда у Полины Бауэр был свободным. Из представителей края пригласили только Марину Лейшину. Удивительно учтивый и даже галантный Жехар предложил Полине провести день в городе, и она, подумав, согласилась. День вроде обещал быть ясным, и представившаяся возможность отвлечься от тяжелых мыслей если не радовала, то давала передышку. Первая его половина такой и оказалась. Всю ее заполнил яркий город под синим небом, два еле заметных полумесяца в синеве, пестрые крыши, запахи выпечки и пряностей из дверей харчевен, таверн и кабаков, звонкий и пестрый Новый рынок, облетевший городской парк и голубые беседки в нем над водой не то ручьев, не то речек, в воде которых мелькали едва видимые тени каких-то существ, то совсем мелких, размером с уклейку, то длиной почти с человеческую тень. А после обеда в город пришел туман с моря, такой густой, что стоя на площади, нельзя было увидеть домов с другой ее стороны. Полноценный сааланский час Полина еще пыталась рассмотреть что-то из архитектуры, потом все же заметила, что дышать стало неприятно и тяжело, и призналась Жехару, что хочет куда-нибудь под крышу. Он кивнул - мол, я и сам весь продрог, - и направился к какой-то двери. За дверью оказался, разумеется, кабак, и не просто кабак, а прямо местная версия ночного клуба, с живой музыкой в лице четверых вполне милых ребят, играющих любому, кто захочет петь. "Ну вот и караоке, звезда моя", - хмыкнула про себя Полина. В кабаке подавали чай, разные фруктовые и ягодные наливки на местном сладковатом коньяке, сыры, орехи, фрукты и печенье пятнадцати сортов.
   - Для полдника сойдет, - подытожил Жехар. - Пережидаем облако здесь.
   - Туман? - переспросила Полина.
   - Нет, это облако, - повторил Жехар. - Оно просто опустилось на город, его вытеснили сверху другие облака, они придут завтра. Будет шторм, но мы проведем день под крышей. Завтра ты нужна на заседании, сегодня нет.
   - Большое оно, это облако? - с интересом спросила Полина.
   - Да, - ответил ее страж. - Как гора за Исюрмером, может, больше. Оно будет долго таять. Хорошо, что тут музыка. Нам не будет скучно.
  
   А заседание оказалось полностью посвящено разбору ошибок и промахов представителей Академии в Озерном крае. Досточтимый Эрве, магистр, чувствовал себя едва ли лучше Унрио да Шайни в третий день суда.
   Сперва досточтимая Хайшен развернуто и подробно рассказала обо всех ошибках, допущенных во время исследования края. Резюме ее было суровым: экспедиция оказалась на территории, где под каждым поселением кости в четыре слоя и старые боги заходят на чай так запросто, что никто уже даже не достает парадную посуду. Эта обыденность всех и обманула, но это скорее объяснение, чем оправдание. Оправдания этому нет, поскольку исследование провалено. Из-за этой невнимательности в начале процесса интеграции представления были неверными, а верифицировать их никто не стал, маги ждали, пока окружающий Новый мир подстроится к представлениям досточтимых, а он не стал, он тренированный и упорный.
   Марина Лейшина, выйдя после Хайшен к столу Совета, так же подробно и аргументированно доказала принципиальную неправомочность применения права саалан в крае. Затем она перешла к конкретике, поставив досточтимым в вину не только репрессии, но и ограничение доступа к контрацепции для женщин при нулевой ее доступности для мужчин. Следствия этого ограничения она перечисляла не менее четверти часа. А потом сказала:
   - При подобном подходе к вопросу бороться с проституцией и торговлей детьми можно до скончания времен, и ситуация меняться не будет. Забрав с панели одних, вы обнаружите там других завтра же только потому, что им больше некуда деться. Выкупив или изъяв с улицы детей недобросовестных родителей, вы обнаружите завтра ту же ситуацию в других семьях, потому что родительская добросовестность обеспечивается еще и способностью обеспечить и вырастить, а эти две задачи в наших условиях решаются непросто.
   Вейен да Шайни, слушая оба выступления, сидел с приятной улыбкой человека, точно знающего, что происходящее может принести какую-то только ему известную пользу и он успеет получить свой выигрыш первым.
   После Марины Лейшиной князь да Гранна вызвал к столу Унриаля да Шайни. Ему задавали много неприятных вопросов все члены судебной коллегии, но присутствующие в зале понимали, что это попытки сорвать злость за то, что он не стал безропотной жертвой. Наконец, дали слово ему самому.
   - Я делал то, что мне говорили, - сказал маркиз. - Я вполне доверял достопочтенному и старался понять его прочтение Пути и долга. Мне было сперва не по себе, но чаще всего проблемные вопросы как-то решал Гарант, потом он покинул нас, и мне стало страшно, а потом очень страшно, но я думал, что они лучше меня знают. В конце концов, я принял решение магистра Академии, предложившего пост достопочтенного человеку, которому он доверял и которого он счел достаточно опытным и верным, чтобы наставлять на Путь край и меня. Вы видите, что из этого вышло. За свое решение слушать его я расплатился сполна.
   Да Гранна поморщился, когда с галереи раздалась очередная серия щелчков фототехники Нового мира. Впрочем, его лицо все равно видели в каждой таверне Исаниса, заплатившей за иллюзию. Репутацию Академии суду спасти не удалось, это было уже понятно, но после маркиза да Шайни должен был говорить князь да Гридах, и вряд ли его слова будут приятнее магистру.
   Димитри тем временем вышел к столу Совета.
   - Я знал, - сказал он, - что кто-то крупно ошибся, если государь велел именно мне выяснить, что случилось в Новом мире. Но полагал, что ошибся предшественник. Потом понял, что количество ошибочных предположений досточтимых в день превышает все разумные границы, но убеждать их в обратном всегда было себе дороже, а ссориться с ними у меня сперва не было весомых оснований. А когда основания появились, я решил не ссориться, а вызывать дознавателя. Жаль, что маркиз Унриаль да Шайни не сделал этого сразу после смерти Гаранта, проблем было бы меньше.
   Наконец, да Гранна вызвал Марину Лейшину и спросил ее, как представителя края, чего именно хочет край теперь, когда все тайное стало явным.
   - Еще не все, - сказала правозащитница. - Вопроса репрессий пока еще так и не коснулись. Да, вы можете заявить, что это внутреннее дело края, поскольку судебное дело, из-за которого у нас появился ваш дознаватель, началось с доноса. Но оно было не первым, и все условия для этого доноса создали вы, господа. Точнее, ваша администрация на нашей территории.
   Магистр Эрве поставил локоть на подлокотник кресла, сжал кулак и оперся на него подбородком. Он уже понимал объем неприятностей. Люди, отправленные им в Озерный край, больше не были теми, кому можно доверять. Они презрели основы жизни Академии за считаные месяцы, а казались самыми надежными. Они поставили под угрозу жизнь всех саалан, находящихся в Озерном крае, ради личной выгоды, а казались самыми честными. Они пренебрегли прямым указанием императора, а казались самыми верными.
   - Но три месяца без контакта с Потоком, - вздохнул он скорбно. - За такое время кто угодно с ума сойдет. Я бы не поручился за самого себя, например...
   - По моим спискам получается, - ответил с места Димитри, - что примерно половина обвиненных в клевете с целью наживы, работорговле и кражах детей, прибыла в край уже после восстановления порталов, заменив своих родичей и супругов. Кроме того, магистр, в зале присутствуют двое магов, проживших без контакта с Потоком много лет. Одной Дар возвращен государем, второй и до сих пор не может ни колдовать, ни чувствовать магию. Но оба они разумны и договороспособны, хотя один без опоры не сидит и ходит сам весьма условно, да и вторая была не лучше, когда я ее увидел после потери Дара.
   Магистр скорбно вздохнул.
   Вейен да Шайни сцепил пальцы и равнодушно глянул на галерею прессы скучающим взглядом. Идея вернуть контроль над краем провалилась и у Академии Саалан, и у клана да Шайни. Новый мир получал да Гридах. Но показывать это свидетелям маркиз намерен не был.
   После обеда был диспут сторон, в котором больше всего внимания было уделено теме серого ветра, как назвал его князь Димитри. Довольно неудобный вопрос был задан и Марине Лейшиной.
   - Скажи, мистрис, - спросил Аизо да Кехан, - ведь ваша земля не единственная пострадала от войны, значит, должны быть и другие такие места, где этот ветер тоже поднимается и веет?
   Марина молчала целую минуту, глядя куда-то на верхние кресла зала. Потом сказала:
   - Да, такие места есть. Если вы хотите посмотреть более свежие, я могу назвать их. И даже в границах страны, продавшей вам край.
   Говоря это, она понимала, что журналисты ее собственного мира с неизбежностью зададут вопросы о конкретных адресах и причинах. И судя по выражению лица, запечатленному на фото, ее эта перспектива совсем не радовала.
  
   Под конец дня досточтимый Эрве очень хорошо понимал, что Академия не в силах контролировать край, поскольку этот стиль общения с мертвыми магам саалан неизвестен. Но заявлять это публично магистр не намеревался, у него были совсем другие планы. Понимая, что дружба с маркизом да Шайни распалась, и теперь у него нет мудрого товарища, готового подсказать, посоветовать и предложить решение, он хотел сам получить всю информацию и создать новый метод. Полина Бауэр была очень удобным источником. Оставалось получить ее в распоряжение Академии, и Вейен уже рассказал, как это проще всего сделать.
  
   Полина, разумеется, не была в курсе планов на нее магистра Академии. Она даже не вспомнила о разговоре с ним в тот день. Вернувшись домой с долгой прогулки, она, как и обещала, учила Чака танцевать. В подарок своему хвостатому другу она выбрала твист. Из всех известных ей танцев, на ее взгляд, он лучше всего подходил к анатомии сайни и их манере двигаться. Когда вернулись участники процесса, зал был занят одной несложной песенкой, шестью сайни и женщиной, а ужин ждал всех пришедших на галерее.
   Лейшина, посмотрев на происходящее через перила, покрутила головой и заметила:
   - Натуральный цирк Дурова.
   Алиса хихикнула. Димитри смотрел на происходящее с задумчивой улыбкой. Зашедший проведать всех Дейвин, держась за висок, наблюдал, как двое сайни свистели песенку про белых медведей, трущихся спиной о земную ось, а четверо танцевали вместе с Полиной. Вместо отсутствующего хвоста женщина качала и вертела подолом юбки, получалось так же задорно, как у сайни. Арель и Мейра смеялись, свесившись с галереи, вместе с забывшим свои огорчения Гайямом. Улыбался даже Жехар. Марина молча порадовалась. Ее подруга первый раз с начала процесса выглядела относительно живой.
  
   Только на восьмой день слушаний Дейвин да Айгит наконец вручил свое послесловие к докладу суду вместе с кристаллами. Суд немедленно покинул зал и удалился на совещание, отправив всех пить чай на час. Слушателей в этот день собралось меньше, чем раньше, часть магов была занята борьбой со штормом, пришедшим с моря. Пока Димитри ждал в таверне на площади свои кексы из рыбы с пряностями и чай, его нашел курьер городского нотариата со срочным сообщением. Ничего хорошего от этого письма князь не ждал, но письмо содержало требование расписаться в прочтении. Он вздохнул и вскрыл конверт. Прочитав официальное извещение с подписями трех неведомых ему досточтимых и печатью столичного храма, он узнал о смерти Аргау да Гридаха, брата его деда. Расписался в тетради курьера, убрал пергамент в боковой карман эннара и попытался сосредоточиться на чае. Потратив на это оставшееся время, он вернулся в ратушу, радуясь и тому, что чай он все-таки выпил, хотя не надеялся даже на это. Новость была очень несвоевременной и крайне удачной одновременно. Как, в общем, все значимые события его долгой и непростой жизни.
  
   В ратушу князь да Гридах вошел с несколько опрокинутым выражением лица. Вейен да Шайни заметил это немедленно и сразу подошел к нему.
   - Димитри, что-то случилось? Ты выглядишь... озабоченным.
   Князь посмотрел на маркиза, с трудом отвлекаясь от своих мыслей, и ответил всего в четыре слова.
   - Аргау умер этой ночью.
   - Да упокоят его дух вечные воды, - без паузы ответил Вейен. Теперь он был озадачен не меньше. Эта новость значила, что зиму Дью да Гридах проведет между Исанисом и как его там... Санкт-Петербургом, да. Графство Гридах, эта руина, все-таки обвалилась на Кэл-Аларца. Любой другой был бы надежно выведен таким наследством из игры на год или несколько, а Дью совершенно точно справится и еще всем тут надоест своим присутствием и мудрыми указаниями. Именно теперь, когда все и так вот-вот рухнет.
   - Благодарю за заботу, Вейен, - сказал князь.
   Маркиз понял, что все эти долгие минуты стоял рядом со скорбящим, выражая соболезнования своим присутствием. С точки зрения этикета - поступок в высшей степени уместный и благородный, конечно, но не в обстоятельствах, сложившихся для клана да Шайни. Вейен кивнул в ответ и пошел в зал Совета.
  
   Второй вердикт суда был длинным, как набережная Исаниса, и таким же ожидаемым по содержанию. Унрио поразили в правах на титул и наследование по причине потери Дара, обязательства возмещения в первом приближении поделили между монастырями, из которых пришли в край "отличившиеся" досточтимые. Разумеется, они теряли и свое положение в иерархии Академии, падая в самый ее низ. Часть обязательств возложили на замазанных в работорговле лично, с пожизненным надзором за этими монахами. Услышав это, Вейен усмехнулся. О пожизненном надзоре суду рассказала мистрис Бауэр - и вот, пожалуйста, да Гранна уже применил едва узнанный метод.
   Он получил странное удовольствие, услышав, что часть вреда не подлежит возмещению. Суд с прискорбием постановил, что поскольку князь Димитри был так скор на руку, что виновных, которым можно выставить счет, нет теперь в живых, то он может возместить ущерб сам, если хочет. Впрочем, сказал да Гранна, если край устраивает этот наместник, то окончательное решение о возмещении части вреда, повисшей в воздухе, будет принимать император.
   Следующий пункт вердикта понравился маркизу да Шайни гораздо меньше. Часть ущерба, а именно за заказник в местечке Юкки, предместье Санкт-Петербурга, как и за разрушенные цирк и филармонию города, должен был выплатить он, Вейен да Шайни, и его дочь, мать Унрио.
   Собственность края постановили возвращать в край, если государь не скажет иначе.
   Разумеется, все приговоры, в вынесении которых найдены корыстные причины, назначили к пересмотру, но некромантия есть некромантия, она на землях империи неприемлема и карается смертью.
   Вейлин решением суда был оставлен при столичном храме консультантом и переводчиком до окончания исполнения судебного вердикта. В край его решили не возвращать. Все остальное им было сделано прекрасно, но этот промах просто огромный. И в общем итоге, признал суд, как достопочтенный он не справился. И это ответственность магистра Академии, а не Вейлина лично, поэтому и ответственность по его ошибочным решениям несет тоже Академия.
   Алису Медуницу обязали принять обеты Академии и обещали ей гражданство империи за это. В случае отказа ей пригрозили изгнанием. Считай, ничем. Да и что с ней могло случиться страшного? Край аргументированно доказал, что во всех ее действиях виновата империя в лице двух наместников и политика Академии, выроненный Дар она повторно получила из рук государя. На ее месте любой был бы счастлив принять обеты и до конца дней жить безбедно, рассказывая о том, как прожил эти несколько лет, и о впечатлениях от повторной инициации.
   Заседание закончилось. Гвардейцы и нобили пытались не пропустить журналистов к участникам процесса, обещая "достойно устроенное общение" после окончания суда. Остался последний этап: вердикт императора Аль Ас Саалан, подтверждающий или отменяющий каждый из пунктов вердикта суда.
  
   Дорога из ратуши в Старый дворец затянулась из-за шторма. Повозку направили аж через Старый рынок. Проезжая мимо рыночной площади, Марина заметила под навесом группу сайни, танцующих то, что только вчера Полина показывала Чаку и его приятелям в зале Старого дворца. Рядом с ними кто-то свистел песенку про белых медведей и земную ось. Довольно похоже. Возница хмыкнул, оглянувшись на седоков:
   - Так они друг с другом еще не заигрывали. Что-то новое...
  
   Димитри в тот вечер в Старый замок не пришел. Вместо него появился Дейвин да Айгит и остался ужинать. Он рассказал, что князь пошел срочно решать какие-то дела с похоронами двоюродного деда, поскольку в шторм лодки не отправить, а позволить телу старого виконта лежать три дня, как если бы он был смертным, недопустимо и недостойно. Чтобы отвлечь всех от печальной темы, он стал дразнить Полину миссионером и прозелиткой. Шутку охотно поддержала и Марина. Полина, казалось, сносила насмешки молча, тем более что тон был очень дружеский. Но когда граф сказал, что она необходима магистру как незаменимый помощник в обращении сайни и наставлении их на Путь, Унриаль да Шайни перестал смотреть в стол и проявил интерес к беседе. И немедленно получил свою порцию веселья.
   - Конечно, - сказала мистрис Бауэр. - С удовольствием. А ты себе возьми школьных трудных подростков и заботься о них. Я верю в твои способности, у тебя все получится.
   У графа Дейвина сделалось сложное лицо. Марина замолчала и потянулась за чашкой. А досточтимый Айдиш расхохотался в голос.
  
   Для Дагрита да Шадо настали скверные дни. Вечером пятницы его вызвали к начальнику РУВД и известили, что с понедельника, тринадцатого марта, он отстранен от работы приказом, пришедшим из империи, даже не от наместника. Выезжать из города ему тоже запретили. Он попытался было позвонить Самвелу, но звонок почему-то не проходил, или его сбрасывали. О том, что причина его неприятностей - Айриль да Юн, Дагрит догадался довольно быстро, за несколько часов. Найти поганца, к своей досаде, Дагрит не смог, тот был в Приозерске. Договор аренды с да Юном был расторгнут из-за неисправности сантехники в снятой им квартире, и он опять подался в резиденцию наместника. Да Шадо только зубами скрипнул. Оставалась надежда, что он вернется в город, и тогда с ним можно будет наконец поговорить без свидетелей.
  
   Исиан Асани, вернувшись в Созвездие и в Утреннюю Звезду, начал готовиться к совету Дома. Говорить с Тессой до начала совета он даже не пытался: все было совершенно понятно. Детская любовь, не получив развития, переродилась в ревность, и ревность толкнула ее избавиться от соперницы. О последствиях она просто не стала думать, это же не ее забота, а принца Дома. Макс, конечно, не мог себе этого даже представить, поскольку не видел отношения Тессы и не знал о ее ожиданиях на его счет. После того как она, умолчав там и недосказав тут, создала и представила ситуацию так, что Алисе ничего не оставалось, кроме как двигаться намеченным Тессой путем, представлять ее поведение можно было в любом свете. И Тесса сделала это, конечно. Совет прочел действия и решения Алисы так, как это было выгодно Тессе Гаир. Но не дому Утренней Звезды.
   Впрочем, Дом уже переживал такое. Тойю, мать Макса, тоже никто даже не попытался выслушать и удержать, кроме Ранды, да и та не стала особенно вникать в слова подруги. И пока Исиан возглавляет Дом, никто из живущих в нем и принадлежащих к нему не ощутит проблем. Точно так же, как их не ощущала Алиса, пока не стало слишком поздно. Макс - другое дело. Но он с самого рождения был в особой ситуации. Ему легче и увидеть сложности подобного рода, и принять решение, пусть даже резкое и чрезмерно жесткое. Совет - последний шанс задать все вопросы, получить все ответы и принять решение. И для Дома, и для самого Исиана.
   Он назначил совет на вечер третьего дня после своего возвращения и попросил всех людей, привлеченных Тессой для выполнения ее плана, присутствовать на нем. Судя по тому, что принц дома Утренней Звезды понял из беседы с Рандой Атил и разведчиками Серебряной Лилии и Прибоя, план был совсем простым. Тесса собиралась выкрасть Алису и вернуть в Дом, рассчитывая, что Макс вслед за ней придет в Созвездие. Своя логика в этом была: ведь шел же он за ней во все миры до этого. Но Тесса не знала о Максе кое-что, что знал о нем Исиан. Сам Макс этого о себе тоже не знал, и Исиан очень не хотел бы, чтобы Макс встретился с собой таким. Чтобы кто-нибудь из сайхов вообще встретился с таким Максом. Алиса, пожалуй, единственная, кроме Исиана, кто может пережить такую встречу, но вряд ли будет рада этому. Возвращения Макса в случае успеха своей операции Тесса ждала бы напрасно. А вот девушка, после всего случившегося вновь оказавшаяся в таком недружелюбном месте, могла и не выжить. И конечно, Тесса даже не попробовала себе представить этот вариант развития событий. Это дело принцев и принцесс Домов.
  
   На девятый день протокол заседания изменился: со стороны южной стены зала открыли занавес, и за ним оказалось стоящее на возвышении кресло. Зал опять был полон, хотя некоторые зрители выглядели как после ночной попойки. Да и как еще выглядеть магу, сутки напролет сражавшемуся со штормом, а затем отправившемуся на заседание суда.
   Судейская коллегия уже была на своем месте, но начало заседания еще не объявляли. Все ждали императора.
   Наконец, он вошел - высокий мужчина в белых одеждах, с легкой походкой и рассеянно-приветливым выражением лица. Проходя к креслу, он улыбнулся, помахал рукой прессе Нового мира и техникам саалан на галерее и задержал шаг, позволив сфотографировать себя всем желающим. Затем сел в кресло и кивнул председателю коллегии.
   - Заседание начинается! - возгласил князь да Гранна.
   Покинув судейский стол, он подошел к императору и, поклонившись, подал ему оба вердикта суда. Просмотрев первый, император отдал его назад, затем вчитался во второй и кивком отпустил на место председателя коллегии. Зал замер на долгие минуты, пока император знакомился с вердиктом. И дружно выдохнул, когда мужчина в белом опустил бумаги на колени и устремил взгляд на императорский совет.
   - Досточтимый Эрве, что скажешь? - спросил он просто.
   Магистр Академии поднялся с места и вышел к краю возвышения, миновав стол Совета.
   Остановившись в трех шагах от кресла императора, он поклонился и начал отвечать.
   - Как бы там ни было, государь, - сказал он, - Вейлин потрудился хорошо. Он сделал отличную исследовательскую работу, и все его находки ценны и важны для нас. Но, конечно, он не управленец, а исследователь, это назначение было ошибкой, и в случившемся моя вина, а не его. Привезенные им сведения невероятно значимы. Я считаю, что история религии Нового мира обязательна к изучению всем студентам Академии, даже там, где она перестает быть религией и становится политикой. Эти процессы и события связаны логически, и их социалисты с коммунистами повторили историю церкви Нового мира в сокращенном и упрощенном виде. Мы будем изучать труды деятелей их церкви и основные работы основателей коммунизма, найдем и вычленим все полезное, и применим на благо народа Саалан. Что же до того, о чем говорил в эти дни граф да Айгит - как их церковь не виновата в крестовых походах и в том, что они творили, пока зрели и росли как общность, так же и коммунистическая партия не виновна в смертях и незаконных приговорах. Все это творили люди, а не церковь или политические партии. А сами их программы, как и заповеди, с Путем вполне согласуются, и это все может быть переработано и использовано.
  
   Полина, чувствовавшая себя с утра как-то вяло и сонно, даже очнулась после этих слов. И заметила сперва резкое улучшение настроения среди журналистов на галерее, а затем то, что Алиса сидит в своем кресле, положив ногу на ногу. Но не успела она даже дернуть бровью, как барышня подала голос.
   - Ага, - сказала она. - И вообще слава КПСС. Ой, извините. Вечная благодарность Пророку, конечно же.
   С галереи послышались шорохи: журналисты давились смехом. Марина Лейшина жевала свою улыбку, глядя на ножки стола Совета.
   Потом государь вызвал Дейвина да Айгита, и смешки на галерее прекратились. Да и представители края посерьезнели. Граф говорил очень неприятные для землян вещи. Он называл главной причиной взаимонепонимания огнестрельное оружие Нового мира и рассказывал о цене прогресса, измеряемой в смертях, в десятках миллионов смертей, причиной которых стало нежелание друг друга слушать и хотеть слышать.
   - Да и зачем, - сказал он, - если можно просто потянуть пальцем крючок и начать разговор заново со следующим, уже понимающим, что выгоднее договориться.
   Он признавал, что и саалан не образцы дружелюбия, люди всюду одинаковы. Но легкость убийства только по причине несогласия с оппонентом, имевшим при себе оружие, все-таки отличает Новый мир не лучшим образом даже от ддайг. Да что там, даже от ящеров.
   - Никакая власть, - подчеркнул он, - не будет служить интересам подданных, пока она может принудить их к покорности оружием. Когда эти возможности исчерпаны, восстановить порядок очень сложно, поскольку любые ограничения напоминают о потерях и унижениях. Никакие идеи, воплощенные в жизнь подобными средствами, не будут приняты и оценены, поскольку нельзя ни осчастливить насильно, ни силой дать человеку жизнь лучшую, чем у него была. Никакие добрые намерения не оправдывают страданий и потерь, понесенных ради них другими людьми, не давшими на это согласия.
   Граф да Айгит говорил о забытой ответственности за смерть и называл причиной оружие, позволяющее убивать противника, лицо которого еле различимо из-за расстояния. Он вспомнил Вейлину инцидент на трассе с маленькими магами, ни один из которых так и не получит инициации теперь уже никогда, и назвал причиной именно то, что гвардейцы были вооружены огнестрельным оружием. Говоря о жесткости и непримиримости конфликтов в Новом мире, граф упоминал и привычку тамошних властей уничтожать оппонентов физически, подчеркивая, что этот ход работает на ужесточение конфликта. Ведь человек, который мог бы высказать позицию, говорил он, будет молчать до последнего, а потом пойдет до конца и через край, поскольку терять ему нечего. Договариваться с ним будет уже бессмысленно, он заговорит, чтобы быть услышанным ценой жизни, а вовсе не затем, чтобы получить желаемое.
   - Мы хотели начать договариваться, - сказал он в заключение, - когда с нами уже и не собирались говорить. Я скорблю обо всех, у кого отнял жизнь. Мне жаль, что разговор не был возможен. Хорошо, что удалось договориться хотя бы с кем-то, но то, что вышло, совершенно не похоже ни на дружбу, ни на хорошее добрососедство.
   Император Аль Ас Саалан выслушал его молча и отпустил одним кивком.
   Вейен да Шайни сидел в своем кресле с отрешенной улыбкой. Он услышал слишком много важных вещей, требующих очень серьезных размышлений.
   Император Аль Ас Саалан посмотрел в глаза Марине Лейшиной, и она непроизвольно подняла голову и ответила на взгляд взглядом, к своему удивлению.
   - Что тебе советуют сейчас ваш закон и твоя совесть? - спросил император.
   Пятнадцатиминутная речь Лейшиной была выслушана столицей Аль Ас Саалан целиком на каждой площади и в каждой таверне, никто не пропустил ни слова. Озерный край получил ее расшифровку следующим утром. Текст этой речи был опубликован во всех новостных источниках края и в половине значимых мировых информационных изданий. Фраза "закон не имеет смысла до тех пор, пока ему не пожелают следовать все и каждый" стала первой одинаково цитируемой по обе стороны звезд. А завершающая фраза речи: "Мир - это хотеть продолжать слушать друг друга и говорить друг с другом" - цитировалась столько раз, что через несколько лет уже и автор не упоминался.
   Император, выслушав ее, сказал:
   - Нам нужен мир. И мы создадим закон. Но сейчас нам нужно решение.
  
   Вечером участникам процесса разрешили общаться без ограничений. Энцы и моны сбились в кучку на галерее, только Жехар, как обычно, был слегка в стороне. Айдиш, попытавшийся снять повязку раньше времени, закапал одежду кровью и, досадуя, пошел просить Арель о помощи. А разговора толком так и не вышло, все слишком устали и были переполнены событиями последних дней.
   Столица гадала и делала ставки. По вопросам, заданным государем участникам процесса и судьям, нельзя было угадать его вердикт даже в самом первом приближении.
  
   Ночью Полина заболела. Она поняла это, не просыпаясь и не прерывая сновидения. Если совсем честно, она была бы и рада его прервать, но не хватило то ли сил, то ли чего-то еще. Ей виделись двое, выглядящих как люди и не выглядящих людьми. Один играл на невозможном музыкальном инструменте нечто, чему названия нет - и хорошо, что нет. А то, на чем он играл, не было ни на что похоже и пело всеми голосами мира и еще сотней или двумя. Другой танцевал танец, от которого вставали и рушились горы, моря переползали по тверди, змеи обретали крылья, а рыбы - речь. Во сне она не знала точно, что тому причиной - танец или музыка. Она видела, что когда эти двое смотрят друг на друга, то им весело от того, что каждый из них нашел равного себе, готового понять и принять другого. И понимала, что мир не уцелеет, когда они договорятся. Не знала только, который из двух миров, Саалан или Земля. Открыв глаза утром - не без труда, надо отметить - она увидела Чака, сидящего столбиком около самой постели. Вид у него был взъерошенный и расстроенный. Она ему кивнула:
   - Ага. Ты прав, Чак, все плохо. Точнее, будет плохо довольно скоро. Но у меня еще есть целый день, и я намерена досмотреть, чем кончится то, ради чего мы все здесь. На всякий случай найди мне шаль потеплее, я хочу вернуться сюда вечером на своих ногах.
   - Я с тобой, - сказал сайни.
   У Полины не было сил спорить, да и желания тоже.
   - Если хочешь, то пойдем вместе, конечно.
  
   Совет в доме Утренней Звезды начался как обычно, с закатом. Члены совета удивились присутствию чужих в зале, и Исиана даже спросили, уверен ли он в том, что хочет вовлекать в дела Утренней Звезды людей из других Домов. Исиан, не повернув головы, ровно ответил, что эти люди в любом случае уже оказались вовлечены в дела Дома глубже, чем было бы им удобно, так что по крайней мере они вправе получить объяснения.
   Сайхский разведчик - это маг, которого можно отправлять в одиночку выполнять задание в чужом мире и знать, что он вернется живым и принесет точно тот результат, который от него ждут. Серьезнее разведчиков готовили только спасателей - тех, кто возвращал наблюдателей из гибнущих миров, из очагов эпидемий, из зон стихийных или гуманитарных бедствий, в общем, оттуда, откуда взрослый сайх не может почему-то выбраться сам. Исиан был спасателем, пока не принял Дом. Разведчики, привлеченные к проекту чужого Дома, имеют право знать все обстоятельства, из-за которых их привлекли.
   Объяснять это Исиан не стал, а сразу начал совет.
   - Я собрал вас, - сказал он, - чтобы выяснить обстоятельства, мне самому не вполне понятные. Некоторое время назад, проверяя хранилище, я обнаружил недостачу нескольких чарров. Один из них принадлежал Алисе, а три были новыми. Логично было бы предположить, что Макс, уходя, взял с собой не только Алисин чарр, но и еще три, особенно учитывая эту историю с его клятвой верности. Но я решил все же проверить их местоположение и обнаружил, что пределов Дома они не покидали. Примерно тогда же ко мне пришли Туан, Мейя и Дженус с вопросами, на которые у меня не было ответа. Тесса, может быть, ты знаешь ответ на их вопросы? Ведь это о твоем проекте речь.
   Исиан не раз видел то, что было дальше, но даже в самом страшном сне он не позволил бы себе представить такую сцену в Созвездии, тем более в одном из великих Домов. Тесса, глава Семьи, говорившая на совете за сотню человек или около того, сперва заметалась, потом начала плести нелепицы, затем, к удивлению гостей совета, попыталась переложить ответственность на них.
   Исиан поморщился.
   - Тесса, не могла бы ты проявить немного собранности и организовать свою речь яснее для нас? Итак, ты планировала какой-то проект, для которого тебе потребовались три разведчика из числа лучших специалистов Созвездия и три свободных чарра, еще не подвергавшихся настройкам. Почему ты не обратилась ко мне? Я все еще спасатель, хотя давно уже не выходил на задания, но за своей рабочей формой пока еще слежу.
   Тесса вздохнула, посмотрела на Исиана честными глазами провинившегося ребенка, надеющегося на прощение, и сказала:
   - Я просто хотела, чтобы все стало, как до решения об Алисе: все дома, все дружат, и все хорошо.
   Взгляд Мейи был полон недоумения, когда она спросила Тессу:
   - То есть ты планировала с нашей помощью выкрасть человека и насильно удерживать?
   - Конечно, нет! - возразила Тесса. - Ни о каком насилии не могло быть и речи, разве ей самой не лучше здесь? Это же, в конце концов, ее Дом, она сама нас выбрала!
   - Почему же ты не проявила хотя бы половину этой настойчивости, когда мы собирались, чтобы решить ее судьбу? - спросил учитель Дома. - Ты же знала, как будет прочтено ее отсутствие.
   - Я тогда думала иначе, - легко сказала Тесса. - Я думала, что она уйдет и эти бесконечные сложности кончатся вместе с ее присутствием, а вышло наоборот. Я и решила все исправить. Думаю, мы бы пришли к пониманию.
   - Хм, - сказал Туан. - Хорошо, что я спросил тебя, Исиан. Не буду комментировать это, пожалуй. Но любое следующее задание я бы хотел получать через совет Созвездия или напрямую от главы Дома.
   Дженус, наклонив голову чуть вбок, посмотрел сперва на Тессу, потом обвел взглядом совет.
   - Думаю, все ясно. Если я больше не нужен тебе, Исиан, то, пожалуй, оставлю вас разбирать обстоятельства без свидетелей. Это ведь и правда дело Дома.
  
   Увидев Полину в зале Совета в сопровождении Чака, Димитри чуть приподнял брови. Это не было запрещено, но обычно малые создания не ходили на такие встречи даже с людьми своего гнезда. Замковый сайни, перевидавший за свою жизнь гостей не меньше, чем своих сородичей, не мог решиться на такой демарш без серьезных причин. Но для вопросов было неудачное время и место.
   Этот день слушаний был последним и очень коротким. Сегодня оглашалось решение императора, становящееся окончательным вердиктом по делу Озерного края против империи Аль Ас Саалан. Этот вердикт решал судьбу отношений края и империи, и всех участников процесса. Его ждали все, кто участвовал в событиях Нового мира с той или другой стороны, лично или денежными вложениями, все, у кого за звездами были родичи или вассалы, все, кто, уходя, надеялся вернуться хотя бы как гость.
  
   В зале установилась тишина, император поднялся с кресла, с галереи послышались щелчки фотокамер, но всем было не до них. Император начал говорить.
   - Мы хотим дружеских отношений, понимания и сотрудничества. Мы будем выращивать дружбу, строить понимание и договариваться о том, как помогать, а не мешать друг другу. Вы нужны нам. Мы вам нужны не меньше, по крайней мере теперь. То, что вы принесли нам как ответственность и вину империи, произошло потому, что мы слишком усердно пытались изменить то, что следовало сперва понять. Так больше не будет. Две правды, ваша и наша, будут объединены в одну. Возможно, не сразу, но начало будет положено сегодня.
   На галерее шуршали по бумаге авторучки, за столом Совета шелестели на пергаменте пенны. Государь никогда не составлял заметок к своим речам, поэтому все, сказанное им публично, записывалось с голоса. Император знал это и говорил неторопливо и размеренно.
   - Димитри да Гридах, граф да Гридах, князь Кэл-Алар, мой голос в землях Ддайг и моя рука в Озерном крае! - вызвал он, и Димитри, встав с места, пошел к нему.
   В зале сгустилась напряженная тишина. Первое решение уже было объявлено, хотя к вердикту суда оно не относилось. Император признал князя Кэл-Аларского законным владельцем графства Гридах по праву рождения, тем самым закончив полуторавековой раздор в семье. Пока присутствующие обменивались быстрыми взглядами и неслышными прессе сообщениями, Димитри подошел к возвышению и остановился.
   - Я здесь, государь.
   - За образование и медицину тебе вполне справедливо пеняли, Димитри. Этим нельзя пренебрегать. И вот еще что: если за двенадцать лет досточтимые так и не нашли время заняться объединением обычая достойно, возьми из университета столицы тех, кому доверяешь, и занимайся этим сам. Ддайг, как ты понимаешь, тоже остается тебе. Там, надеюсь, таких потрясений не случится.
   - Да, государь. - Димитри наклонил голову, принимая упрек и приказ.
   - Иди и восстанови достоинство империи в глазах жителей Озерного края. Я хотел бы сказать - нашей земли, но ей еще только предстоит, надеюсь, стать нашей. Хорошего союза не построить без любви, а вынудить любить невозможно.
   - Да, государь, - еще раз сказал князь, коротко поклонился и отправился на свое место.
   - Унриаль да Шайни! - вызвал император.
   Зал снова затих. Государь не назвал титула младшего да Шайни, значит, поражение в правах он подтверждал. На глазах у всех утративший Дар и титул Унриаль шел к императору за приговором. Подойдя, он склонил голову.
   - Я здесь. Суди, государь.
   Голос императора был очень мягким, когда он произносил решение. Но с точки зрения присутствующих в зале магов, он захотел невыполнимого.
   - Я надеюсь когда-нибудь увидеть тебя вновь во всем блеске твоего Дара. У тебя перед глазами был живой пример того, что это возможно. Выбирать путь я предоставляю тебе самому.
   Еще и изгнание. "Вернись магом или не возвращайся вовсе", - сказал император только что. Бедный Унрио поклонился и молча отправился к своему креслу. К его чести, он шел совершенно четко, и даже ни разу не ушел с прямой линии, намеченной им. Только испарина, выступившая у него на лбу и верхней губе, показала, что это было ему непросто.
   Император, дождавшись, когда да Шайни сядет на место, оглядел зал снова.
   - Вейен да Шайни, маркиз да Шайни, старший советник императорского совета!
   Вейен шел к своему государю легко. Даже из присутствующих кавалеров и дам двора никто не смог бы угадать, что он тоскует и предчувствует большую трепку. Только фото с зумом с галереи, опубликованное сперва в Озерном крае, а уж потом попавшее в Исанис, выдало его настроение, а без прессы Нового мира этого никто так и не узнал бы.
   - Ты пожелал, и я пришел, государь, - сказал Вейен мягко. - Как обычно.
   - Да, ты здесь, как всегда, когда я зову тебя, - улыбнулся император. - Но объяснения мне нужны в течение пяти дней. Я хочу знать, как можно было не заметить всего того, что принесли на суд князь Димитри и граф Дейвин. Вейен, ведь этот просчет повлек восемь смертей магов за одну ночь, не считая прочего. Да Анкех разглядел старых богов в островном королевстве, да Юаль выяснил, что землей восходящего солнца владеют потомки богов, а тут... у меня нет слов. Я жду объяснений, маркиз.
   Вейен поклонился и отправился назад. Клан да Шайни сейчас был фактически приговорен к социальной смерти - если только не произойдет какой-нибудь счастливый случай.
   - Досточтимый Эрве, достопочтенный земель Аль Ас Саалан и земель Ддайг, магистр Академии Аль Ас Саалан!
   Эрве едва не столкнулся с Вейеном, спеша за своей частью вердикта. Вейен приостановился, укоризненно качнул головой, обогнул досточтимого и благополучно вернулся к своему креслу.
   - Государь, я перед тобой, - произнес магистр.
   - Досточтимый, я даю вам год на определение порядка и сроков выплат всем семьям, пострадавшим от кражи и продажи родни твоими людьми. Через год и день жду тебя с докладом.
   - Да, государь.
   - Теперь о вашем прочтении некромантии в Озерном крае, Эрве.
   Магистр молча наклонил голову.
   - Вы выплатите цену крови семьям всех магов и недомагов, погибших в шторме. Это ваша вина.
   - Да, государь, - произнес досточтимый Эрве.
   - Больше ни один человек, рожденный или воспитанный в Озерном крае, не будет осужден за некромантию на своей земле. Ты слышишь меня, Эрве? Ни один. Что до рожденных по эту сторону звезд, для них наш закон остается неизменным. Права жителей края должны быть включены в общий список прав граждан империи неизменным отдельным списком.
   - Государь, но там рождаются и маги, - заметил магистр.
   - Значит, им придется соблюдать оба закона.
   - Для этого законы нужно свести вместе, государь.
   - Да Юаль и да Кехан займутся этим. Но не с твоими людьми, а с магами университета.
   - Но это значит, что маги, рожденные в крае, не смогут учиться ни в Исюрмере, ни в Исанисе, государь! - возразил досточтимый Эрве.
   Император пожал плечами.
   - Значит, не смогут. Зато могилы их предков и мертвых героев будут присмотрены надлежащим образом, если уж они так некрепко спят. Иди и займись тем, что ты можешь исправить.
   Досточтимый Эрве молча поклонился и отправился назад, под щелчки камер с галереи.
   - Алиса Медуница, подойди.
   Невысокая девушка с короткой стрижкой в военной форме Нового мира встала и пошла к возвышению, где стоял император, четко печатая шаг.
   - По твоему приказанию прибыла, - сказала она, подойдя. Очередной щелчок камеры поймал в кадр усмешку Димитри.
   - Алиса, я отменяю обязательства о возмещении вреда, которые ты подписала по требованию князя Димитри. Князь попытался взять с тебя плату за то, что задолжала не ты, а семья да Шайни и их люди. Это неправедное решение, и оно не существует больше. Кроме этого, обеты Академии приносить ты не обязана, ведь ты родилась в крае, была замужем за жителем края, и гражданка империи ты потому, что край - это часть империи. Мы отвечаем за вас и будем выполнять свои обязательства. Пока ты не освоилась с Даром, о тебе будет заботиться досточтимая Хайшен, как это было и раньше.
   Еще одно фото запечатлело Полину Бауэр, держащую за лапу сайни, сидящего столбиком рядом с ее креслом и гладящего ее руку второй лапой. На лице у женщины была очень заметная улыбка. Алису, возвращающуюся на место, сфотографировали раз восемь.
   - Полина Бауэр, подойди.
   Легкий шаг женщины по каменным плитам был почти не слышен, но голос звучал четко и даже звонко, когда она подошла к возвышению
   - Ваше величество, - сказала она по-русски и замолчала.
   - Приговор, вынесенный тебе досточтимыми, противоречит вашему обычаю и вашему закону. Я отменяю его.
   - Я не могу этого принять, - прозвучали над столом Совета слова на сааланике и разнеслись по залу.
   Вейен да Шайни и досточтимый Эрве одновременно и одним движением наклонились вперед в своих креслах. Их счастливый случай шел к ним в руки.
   - Не можешь? - переспросил император. - Почему?
   Полина отвечала, и удивленный переводчик повторял за ней по-русски:
   - Осудили и приговорили не одну меня. Отменить один мой приговор - значит проявить несправедливость к остальным. Или неподсудны были все обвиненные, или пусть будет исполнен и мой приговор.
   Лицо князя Димитри выразило заметное неудовольствие во время этой реплики. Император был совершенно спокоен, он молча слушал женщину. Первым высказался магистр Академии.
   - Очень жаль, что мы не можем сейчас проверить остальные дела, но что до этого, хочу напомнить, государь, что, учитывая все стечения обстоятельств, отмеченные в деле мистрис, некромантия не единственное возможное объяснение ее поступков и действий. Я проверял бы другое. Мистрис может сама не знать, что кто-то из старых богов говорит и действует за нее. Это даже не очень опасно, при условии достаточного контроля, конечно.
   Император пожал плечами.
   - Сперва ты это докажешь, и срок тебе я дам до Долгой ночи. Если до этого времени ты не предоставишь доказательств, пересмотр всех приговоров живым и уже казненным начнется в первый день нового солнца. У вас так и нет доказательств намеренного управления этими людьми волей мертвых с целью причинения вреда. Кстати, по сумме предоставленных ими свидетельств то, за что вы приговорили тысячу человек, было заботой в том числе о вашей безопасности, Эрве.
   - В таком случае, мистрис Бауэр придется остаться в Исанисе, - скорбно вздохнул досточтимый Эрве, - ведь она теперь участник исследования Академии.
   Димитри промолчал, только слегка сжал рот. Не промолчала Марина Лейшина.
   - Но вы понимаете, что это нарушение прав осужденной?
   Ответил ей герцог да Юаль.
   - Это тот самый пересмотр дела, о котором мистрис просила государя. По итогам исследования решение будет принято относительно всех подобных дел. Но если вы хотите следить за процессом и справляться о ее благополучии - это ваше право.
   - Хотим, - жестко сказал Стас Кучеров. - И будем.
   Магистр небрежно кивнул, подтверждая согласие. Вейен да Шайни смотрел на новую игрушку с интересом. Он даже был согласен терпеть олуха Эрве ради нее. Что от него не удастся отделаться так просто, он уже понял. Эрве никогда не проявлял даже небольшой самостоятельности, и сейчас он тоже намеревался прокатиться на хвосте Вейена, как щенки сайни катаются на матери. Обычаи сайни и ящеров Вейена не касались. Ему было очень жаль себя. Своим хвостом он считал Академию, и маркизу предстояло решить, тащить ли чужой груз или отгрызть и бросить часть себя. Ему достало уже того, что Унрио, к позору всего клана, выжил, и теперь да Шайни оказались должны за его жизнь Дью да Гридаху. Как будто недостаточно предстоящих денежных потерь. Еще одну утрату Вейен хотел отсрочить.
  
   Выяснять денежно-политические отношения с Димитри Вейен пошел, едва покинув зал Совета. В сумраке коридора ратуши разговор вышел такой же длинный, темный и бессмысленный. В конце концов, Дью, со свойственной ему прямотой, хмыкнул:
   - Вейен, ты что, предлагаешь мне жизнь внука?
   - Если она тебе нужна, - маркиз очень старался скрыть радость. В конце концов, это сказал не он. Но радоваться долго не вышло.
   - И на каких же правах?
   Вейен замялся, подыскивая приемлемые слова. Пауза получилась невежливо долгой.
   - Да пьевра с вами, - сорвался наконец князь. - Давайте вашего мальчика, большего я с вас все равно не получу. Иди сюда, Унрио!
   Младший да Шайни подошел, глядя куда-то мимо деда. Димитри пошарил в кармане эннара.
   - На, - он протянул Унриалю кольцо вассала. - Теперь ты мой, допустим, воспитанник. Отправляйся со Стасом, с остальным потом разберемся. А сейчас прости меня, Вейен, у меня уйма дел. - Он действительно развернулся и двинулся обратно в зал Совета.
  
  
Читайте продолжение по ссылке
23 Законность и приличия

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"