Аусиньш Эгерт : другие произведения.

24 Долг и честь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Предыдущая глава
23 Законность и приличия

   Десятого апреля Дейвин посмотрел на календарь, увидел там понедельник и решил, что проведет этот день в резиденции. Он не смог решить сразу, выходной ли это все еще или уже больничный, но с самого утра знал, что обязательно нужно сделать. Обязательным делом первого же свободного промежутка времени он счел визит к мерину Болиду. Так, определяясь с остальными планами, граф и пошел в сарай, где был оборудован денник. Конь сперва сделал вид, что не видит Дейвина, потом вообще ушел в дальний угол денника. Да Айгит чувствовал себя довольно глупо, пытаясь дозваться его.
   - Обиделся. Вас долго не было, господин маг. Звери такого не любят, а кони особенно. Я читал, они обидчивые.
   Дейвин посмотрел Зрением, не поворачивая головы. Ну так и есть. Мальчик Сережа. Тот самый, рванувшийся в драку с одноклассником, высмеявшим при нем Искусство и магов. Граф повернулся и с интересом посмотрел на подростка. Нескладный, костистый, длинноногий и длиннорукий, темные волосы, белая кожа... и бирюзовые сполохи, окаймленные алым, над макушкой.
   - А ты? - чуть улыбнулся он, спрашивая. - Ты тоже обидчивый?
   Подросток скорбно кивнул головой:
   - Да. И нервный. И память долгая.
   Дейвин сам не знал, что им двинуло в ту минуту. Возможно, мелодии, а главное - слова, всего лишь пару суток назад истязавшие его больше двух часов. Возможно, память о себе в этом же возрасте и о своих школьных драках. Быть может, было и что-то еще.
   - Долгая память - это хорошо, когда собираешься долго жить, - сказал он, внимательно глядя на подростка. - Особенно когда в твоих руках большие возможности и власть.
   Тот вспыхнул, почти до слез, и отвернулся:
   - Зачем вы?.. Мне же уже отказали. Олесю забрали, а мне сказали - перерос, уже поздно, опасно для жизни.
   - Опасно, - подтвердил да Айгит. - Правда, мне показалось, что ты не робкий. Прыгун, конечно, был не настоящий, иллюзия, но атаковал его один ты.
   Мальчик смотрел на него смущенно и независимо, а над его плечами полыхало бирюзовое с алым зарево.
   - Ну тут ведь как, - пожал он плечами, - или убьет, или нет. Но попробовать-то стоило.
   И Дейвин да Айгит решился.
   - Айдиш меня вряд ли поймет, - сказал маг. - Но я не буду спрашивать. Пойдем пробовать.
   Он в два движения поставил портал, крепко взял мальчишку за руку и сказал.
   - Шагаем вместе, когда я скажу "три". - И, сосчитав до трех, шагнул в портал вместе с подростком.
   В храме Потока на острове было пусто. Храмовый Источник тихо сиял, отбрасывая блики на стены и пол.
   - Нам сюда, - указал Дейвин на вертикальный столб света, неотличимый от солнечного луча и пока невидимый подростку.
   Сережа, не раздумывая ни секунды, сделал шаг в указанном направлении.
   - Меня подожди, герой, - усмехнулся Дейвин, в один шаг поравнялся с мальчиком, снова взял его за руку и вошел с ним в Источник.
   - ...радуга... - тихо и удивленно сказал мальчик, озираясь.
   Судя по виду Сережи, он вовсе не собирался умирать. Поток принял его, как свою часть, усилил и выровнял ауру, и сейчас играл разноцветными бликами на лбу и скулах мальчика. Разумеется, видеть это можно было только Зрением, зато очень ясно и четко.
   - Да, радуга, - согласился Дейвин. - Она в Источнике всегда. Но хватит на первый раз. Пойдем.
   Мальчик вышел из Источника, попытался переступить через магическую нить на полу, запутался в ногах и пошатнулся. Дейвин поддержал его за плечо.
   - Господин маг?
   - Что?
   - А Олеся... она так тоже видит?
   - Да, - подтвердил граф с улыбкой. - Теперь вы оба так будете видеть. Всегда. Но пойдем признаваться. Готовься к скандалу, парень.
   Скандала, однако, не было. Айдиш, посмотрев на ученика с порога кабинета, укоризненно сказал:
   - Я считал тебя благоразумным человеком, Дейвин.
   - Я тоже так о себе думал, Айдиш, - невозмутимо согласился граф.
   Айдиш посмотрел на воспитанника.
   - За расписанием дополнительных занятий подойдешь завтра. Сейчас иди к себе и привыкай к восприятию заново.
   Сережа вопросительно посмотрел на графа. Тот пожал плечами.
   - Тебя проводить? Впрочем, зачем я спрашиваю. Айдиш, где его комната?
   - Второй этаж, прямо по коридору до зимнего сада, там направо, пятая дверь, - сказал директор подчеркнуто ровно. Затем встал, выглянул в приемную к секретарю. - Айне, свяжись с Идженом, пусть он передаст князю, что я прошу о встрече.
   Дейвин усмехнулся про себя. Естественно и очевидно, что теперь, когда все сделано, любые слова досточтимого будут речами об уплывших рыбах. А вот сообщить сюзерену о нарушении вассалом принятого регламента - это серьезно. И мальчик не виноват: в конце концов, решение принимал не он, а взрослый человек и внелетний маг. Ему и отвечать. Но обречь этого мечтателя прозябать, так никогда и не увидев красоты Потока, Дейвин не мог. Он считал, что достаточно и одиннадцати малышей, увезенных за границу края из-за небрежности и легкомыслия досточтимых. Этим детям уже никогда не увидеть мир целиком, со всеми нитями и струями, невидимыми зрением смертного. Но вообще-то, досточтимым следовало спросить если не их самих, то их родителей, хотят ли они своим детям такой судьбы. А подросток, готовый рискнуть жизнью ради чуда, имел право хотя бы на несколько минут этой красоты, тем более что платить цену он был готов и сам сказал это половину местного года назад. И поскольку об инициации Сережа просил именно Дейвина, ему и следовало выбирать. И принимать ответственность за свое решение тоже должен был он, ведь мальчик свой выбор сделал еще осенью.
  
   Отведя Сережу отлеживаться и пользуясь свободным промежутком, Дейвин написал Евгению. В письме было все на свете, начиная с суда и заканчивая выездом с байкерами, и заняло оно восемь экранов текста. А потом он вернулся к Болиду, захватив с собой на всякий случай сушек. Гнедой поганец как раз демонстрировал свой характер Унриалю. Тот тоже был предатель и злодей, поскольку забыл бедную лошадку на целых два месяца. Ради этой демонстрации он даже соизволил повернуться к Дейвину мордой. Правда, так и не подошел.
   - Ах, так, - сказал Унрио. - Значит, ты теперь меня не любишь. Тогда я сяду здесь и буду сидеть до темноты.
   Дейвин покосился на него с улыбкой.
   - Пойдем-ка лучше пить чай. А ты, Болид, стой тут один и жди кого-нибудь другого, раз мы тебе не нравимся.
   Забрал Унрио и действительно ушел, делая вид, что не слышит возмущенного фырканья за спиной. Во дворе их поймал Вася-повсюду.
   - Булька с вами не пошел, да? Ну оно и понятно, вас же долго не было.
   - Не пошел, - кивнул Дейвин. - Погуляешь с ним?
   - За тем и иду, - как о чем-то само собой разумеющемся ответил Вася.
   - Вот и славно, - сказал граф и повернулся идти.
   - Господин маг! - позвал подросток.
   Дейвин повернулся, вопросительно посмотрел.
   - За Сережу спасибо, - вдруг сказал Вася. - А то он с осени извелся весь.
   - За себя он сам поблагодарит, - улыбнулся Дейвиин. - А тебе ведь, наверное, тоже хочется?
   Задав вопрос, он с удивлением увидел, что на лице Васи написалось очень четкое "нет", как мальчик ни пытался быть вежливым.
   - Я бы лучше, - сказал он, - в школу полиции. Только после интерната вряд ли возьмут.
   Дейвин ответил на его сомнение уверенной усмешкой.
   - Это мы еще посмотрим, - сказал он весело, - кто кого и куда возьмет или не возьмет. Но туда можно только с аттестатом о полном среднем образовании, насколько я помню.
   - Четыре года еще, - кивнул Вася. - Но ничего. Четыре года - это недолго. Не вся жизнь. Спасибо, господин маг.
   Дейвин кивнул и повернулся к Унрио.
   - По-моему, пора обедать. Составишь компанию?
  
   После обеда граф да Айгит пошел к сюзерену получать заслуженную трепку. И услышал о себе много неприятного. По мнению Димитри, Дейвин после отъезда Евгения Ревского из края стал подпадать под влияние окружения так же быстро, как самые непослушные из недомагов. Князь помянул Медуницу и Агнис да Сиварес, высказался про вредное влияние боевиков на графа и наконец спросил, что Дейвин планировал делать, получив труп в Источнике.
   Терять графу было нечего, и он решил подражать Медунице до конца. На свой, разумеется, лад. Он изобразил гримасу, похожую на непроницаемость Валентина, капитана "Последних рыцарей", и сказал:
   - Во-первых, мой князь, по крайней мере я получил бы аргумент для всех остальных. Их там, - он кивнул за окно в сторону школьного крыла, - больше одного. Думаю, пятерки три. А во-вторых, я сразу знал, что в случае неудачи похороню его как героя. В лучшей лодке, какая только найдется. Храбрость заслуживает уважения.
   Димитри в ответ взглянул на Дейвина бешеными глазами и некоторое время сверлил его взглядом в упор, слегка наклонив голову. Дейвин отвечал невозмутимой вежливой полуулыбкой. В конце концов Димитри резко отвел глаза и отрывисто сказал:
   - Иди.
   - Мой князь, - поклонился Дейвин. Встал и вышел.
  
   На его счастье, досточтимой Хайшен еще не было в Новом мире. Дознаватель Святой стражи была даже не в своем монастыре. Она остановилась в Исюрмере и готовила отчет о следствии в колонии. Ей еле удалось пропихнуть в группу следователей по делу Полины одну досточтимую из отряда, собранного для работы в крае. Досточтимую звали Агуане. Она выглядела милой молчаливой девочкой и казалась совершенно безобидной, если не смотреть ей в глаза. О том, что взгляд ее выдает, она знала, поэтому предпочитала смотреть в документы или в стол. На самый плохой случай - в сцепленные руки. Хайшен получала от нее отчеты Зовом в каждом перерыве, как только Агуане отходила из допросной поесть или на молитву.
   В первый день в Исюрмере Хайшен думала, что магистр совершенно зря послушал маркиза да Шайни. И что лучше ему было сразу отдать распоряжение начинать второе расследование и определять формат выплат, а заодно инициировать переговоры с краем. И ставить целью переговоров убедить край принять хотя бы часть возмещения не деньгами, а произведенными товарами и трудом граждан метрополии. Но уже к первому вечеру, после четвертого отчета от Агуане, дознаватель поняла, что ситуация выглядит плохо и может развиться в настоящую проблему. Империя еще может потерять край. А вместе с новой колонией - и Академию. Для Хайшен, искренне верной клятвам, ничего хуже не было. И не только потому что она, Хайшен из семьи да Кехан, отказавшаяся подписать брачный договор с маркизом да Шайни, теряла свое убежище. С ней вместе теряли убежище все маленькие маги, забранные в монастырские интернаты из семей, подобных семье да Гридах, все смертные вдовы магов, погибших, исполняя долг перед империей, все дети пастухов и рыбаков, упавшие в Источники и выжившие, но необученные, и все дети Нового мира, забранные от перепившихся и мертвых родителей или отданные своими непутевыми матерями в руки досточтимым ради сохранения малышам жизни и будущего.
  
   Водка в гаражах на Славы закончилась на третий день, остальное - на четвертый, как Айриль и оценил. Выпив примерно половину припасенной минералки и разобрав телефоны из ведра, проснувшиеся решили заглянуть в интернет и посмотреть хотя бы, утих ли срач и прекратили ли их склонять по всем падежам. Наткнулись, однако, на вторую волну воплей по поводу того, что байкеры продались сааланцам с потрохами. Выли, разумеется, диванные воины и комнатные стратеги. Народ пошарил глазами по загашникам, перебросился парой реплик и убедился в очевидном. Продолжить было нечем.
   Глюк, с синяками под глазами размером с сами глаза, копалась в планшете, переходя по ссылкам, и вдруг сказала:
   - Дядя Валя, а я нашла, - и протянула ему планшет с открытой страницей.
   На странице было короткое и емкое интервью Асаны да Сиалан, в котором целых два абзаца было уделено лично "рыцарям". По мнению виконтессы, город сам был виноват, оставшись без курьерской службы, ведь если после восьми лет работы люди вместо спасибо получают оскорбления и сплетни в свой адрес, совершенно естественно им отказаться работать при таком отношении. И если горожане себе такое позволяют, то курьерская служба им, наверное, не очень и нужна. Хватит с них и стационарных торговых точек, раз так.
   Валентин прочитал интервью с начала до конца, задержавшись на этих двух абзацах снова, и без выражения подытожил:
   - Ну что, мужики. Мы без работы.
   Глюк позеленела, но смолчала. Валькирыч пожал плечами:
   - А хрена ли было ждать?
   У Валентина тренькнул телефон. Он меланхолично открыл пришедшее сообщение.
   "Уха сварилась, литров десять, жду всех", - писал Айриль.
   - Полин мальчик пишет, - сказал вслух Валентин, ни к кому особо не обращаясь. - Зовет всех на уху.
   - Сколько же он наварил? - поинтересовался Перец.
   - Пишет, литров десять.
   - Это ж до Димитрова пешком... - вздохнул Белый
   - Ща маршрутка пойдет, - глянул на часы Валькирыч. - Если пошевелимся, перед мостом поймаем. Там через сквер - и на месте.
   - Ну, пошли шевелиться... - потянулся Перец, вставая.
   Народ вяло начал собираться к выходу. На проходящий большой древнющий Икарус они все же успели, хотя надежды почти не было, а может, он выбился из графика. Так или иначе, через сорок минут в двушке на Димитрова было не протолкнуться. Два десятка самых стойких, добравшихся до Айриля, сидели на полу в его кабинете, а посередине комнаты, тоже на полу, стоял здоровенный котел с ухой, стопка мисок и литровая банка с ложками.
   Айриль наполнял миски и передавал по кругу. Водку он не стал вливать в котел, а поставил бутылку рядом и предложил каждому капнуть себе в миску по желанию.
   После первых пяти ложек Валькирыч подал голос:
   - Слушай, охрененно. На чем варил?
   - На ершах, - как о чем-то естественном с легким удивлением ответил Айриль. - Вторая закладка - окуни и плотва, и куски - судаки и налимы.
   - Мгм, - сказал Валентин. - Хорошая отвальная. Спасибо.
   Айриль, показалось, слегка огорчился.
   - Уходите? Жаль, у меня к вам предложение было.
   - Вот как? - удивился Валентин.
   - Я же говорил, - слегка смущенно сказал Айриль. - Контрабанда. Льняной путь. Железная дорога, я тебе в феврале рассказывал. Перед тем как эти пришли вам двери ломать.
   - То есть, - уточнил Перец, - четыре дня отказа тебя не смущают.
   - В сложившихся условиях меня могло смутить другое, - честно сказал мальчик Полины. - Выйди вы на работу на другой день после такого скандала, я бы не знал, что думать. Да и в любом случае этот труд не вполне ваш. Курьерская служба, - хмыкнул он мрачновато, - дальше, мне кажется, только развозка пиццы и такси. Это не ваше, господа.
   - Андрей, ты же читал, что в сети на наш счет творится, - вздохнула Марго.
   Айриль, не возражая против "Андрея" в свой адрес, только пожал плечами, выражая всем видом "и что с того?".
   - От нас, продавшихся, разве что-нибудь теперь примут? - усмехнулся человек с позывным Белый.
   - Примут, - уверенно ответил маркиз да Юн. - Еще и спасибо скажут. С вами будут работать директора фабрик и начальники отделов закупок. Новгород, Вологда, Великий Устюг, Архангельск... Кириши еще, наверное. Надеюсь, что и Кириши. Сопровождение таких грузов уже не курьерская работа. Это экспедиторские рейсы высокого риска. Их смысл - сделать так, чтобы грузовой транспорт не попал под проверку.
   - Сыны анархии... - себе под нос буркнул Перец.
   Марго молча улыбнулась половиной рта.
   - Мы тебя услышали, будем думать, лично мне мысль нравится, - сказал Валентин. - А общее решение я тебе скажу, как протрезвеем.
   - Протрезвели уже, - уронил Валькирыч.
   - Думаешь, Кощей тоже протрезвел? - хмыкнул Валентин. - Если да, то я его здесь не вижу. Скажешь за него?
   Валькирыч молча отставил пустую миску.
   - Я не тороплю, - сказал Айриль, - обдумайте в удобном вам формате.
  
   Хайшен ушла в край через час после того, как магистр принял ее отчет и пообещал уделить время и внимание всем приложениям к нему, заявленным дознавательницей на будущее. Но первым документом, отправленным ею магистру из края, была не пухлая папка бумаг с дополнениями и приложениями, а короткая депеша:
   Граф да Айгит инициировал местного мальчика двенадцати лет. Ребенок выжил и благополучен. Есть еще дети этого возраста и старше, попросившие инициации.
   Хайшен понимала, что эти три фразы произведут эффект землетрясения, и надеялась, что они, может быть, заставят досточтимого Эрве поторопиться с решением по делу Полины. В любом случае ее сообщение могло дать подследственной дополнительные шансы. Отправив письмо, досточтимая вернулась к делам края. Больше никак повлиять на ход следствия она пока все равно не могла.
   Переговорив с достопочтенным и убедившись, что у него нет никаких планов, которым может угрожать неизбежный итог расследования дела Полины Бауэр в Исюрмере, она навестила князя, выслушала краткий, но раздраженный монолог о неуместной решительности Дейвина и назначила графу конфиденцию на тот же вечер. Выслушав длинные и неожиданно эмоциональные объяснения причин этого неосторожного решения, досточтимая качнула головой:
   - Ты не похож на себя, Дейвин. В твоих словах и поступках я не узнаю тебя.
   Дейвин ответил ей неожиданно длинно и отвлеченно.
   - Знаешь, Хайшен, в чем наша беда здесь? Мы слишком много уделяем внимания тому, что решено уже и без нас, и слишком мало смотрим на то, что действительно могли бы изменить. Я понимаю, что заставляет быть безрассудными жителей этого мира. В конце концов, торжество смертного над смертью - это славный подвиг, а найти способ отодвинуть сроки и поменять пути за Грань - долг и честь целителя, воспитателя и половины их специалистов. Но нам, внелетним магам, стоило бы чаще проявлять уважение к тому, что остается в мире после смертного, когда его тело оставлено Потоком и дух уходит за Грань.
   - Что же это, Дейвин? - с интересом спросила Хайшен.
   - Смыслы, досточтимая. То, ради чего эти люди жертвуют здоровьем и рискуют жизнью. Я бы сказал, долг и честь, хотя эти слова здесь не слишком любят. Это единственный способ для смертного оставить свой след для живых.
   - Что в таком случае заставило тебя рискнуть жизнью этого мальчика? - с таким же доброжелательным интересом произнесла досточтимая.
   - Хайшен, - Дейвин наклонился в кресле, коснулся рукой подлокотника кресла настоятельницы, - послушай и попытайся понять. У него есть сестра, она прошла отбор и, насколько я понял, учится в Исюрмере. А он - старший, защитник, ответственный за сестру - навсегда остался человеком второго сорта, более слабым и менее успешным, чем девочка, которую ему доверили защищать. Он должен был стать не хуже.
   - Ценой жизни? - дознаватель приподняла брови.
   - Если на то пошло, то да, - уверенно кивнул граф. - Он был обязан хотя бы попробовать.
   - Он сам сказал тебе это? - уточнила Хайшен.
   - С ним я о его мотивах не говорил, - ответил Дейвин.
   - Что же, понятно, - кивнула дознаватель. - Ты понимаешь, что я должна обсудить это с мальчиком?
   - Разумеется, Хайшен, - согласился Дейвин. - В присутствии Айдиша, согласно местным законам. Мальчик несовершеннолетний, ты не можешь его допрашивать без его законного представителя.
   - Я уточню. - Настоятельница наклонила голову, закрывая вопрос. - Есть ли что-то, что ты сам хотел бы рассказать мне?
   - Да, досточтимая. Я нес тебе одно сомнение и один недолжный поступок.
   - Говори, - доброжелательно сказала Хайшен и улыбнулась Дейвину, собирающему слова.
   - Начну с сомнения, - сказал он после недолгой паузы. - Его причина - Дагрит да Шадо, бывший баронет Купчино.
   - Он же отдал титул? - удивилась настоятельница.
   - О да, - кивнул граф, сдерживая раздражение. - Титул он отдал. После чего немедленно поступил на службу в местные силы охраны порядка и, пользуясь своим положением, пакостит, как может. И Хайшен, я не могу назвать это пакостями по мелочи. Пострадали люди маркиза да Юна, у них разрушены помещения для хранения и обслуживания техники. Кроме того, мои коллеги еле выдворили из края некоего знакомого или партнера да Шадо по каким-то сомнительным торговым делам, а подчиненные этого человека после встречи с маркизом Айрилем на попечении целителей, и их теперь надо кормить и следить за ними, поскольку допроса маркиза они не перенесли.
   Хайшен озабоченно качнула головой.
   - Дагрита надо как-то отозвать из края. Ты говорил с князем Димитри?
   Дейвин зло усмехнулся.
   - Он ничей, этот крысий выкормыш. И ему это прекрасно известно. Унрио поражен в правах, а Вейену он никогда не присягал, это же да Шадо. Так что пока администрация империи не нашла, как его ухватить за плавник, он может тут творить, что хочет. Еще и работа у него официально местная. Я порекомендовал коллегам избавиться от него, но пока он не подал прямого повода, у них нет оснований.
   Хайшен задумчиво кивнула.
   - Я попробую выяснить этот вопрос с маркизом Вейеном. Или он отзовет вассала своего внука сам, или Дагрит развяжет нам руки. Я не думаю, что это продлится долго.
   - Надеюсь, что так, досточтимая, - вздохнул Дейвин. - Надеюсь, что так.
   - Надеюсь с тобой вместе, - Хайшен снова наклонила голову. - Ты говорил о недолжном поступке, граф. Рассказывай.
   Дейвин скорбно вздохнул, виновато опустил голову.
   - Я ел плоть дружественного и, возможно, разумного создания.
   - Как это случилось, граф? - сочувственно спросила дознаватель.
   Дейвин еще раз вздохнул и рассказал все сначала. Он начал с безумного рейда на бывший городской рынок, в развалинах которого обнаружилось девять гнезд оборотней и ящерова куча фавнов, скрывавшихся в заброшенных строениях. Затем упомянул все подробности скачки по этим развалинам вместе с парнями Музыканта, работавшими из огнестрельного оружия чуть не быстрее, чем он успевал создавать и инициировать заклятия. Упомянул и ряд живых фавнов, сложенных на снег, чтобы были поспокойнее, пока не появится ветконтроль с рефрижератором, чтобы транспортировать их в здание городского кожвендиспансера, переданного Институту гриппа. Сказал и про Зов Айриля да Юна, заставший его именно тогда, когда ему предложили сопровождать этот брыкающийся груз в клинику, чтобы все - и бойцы ветконтроля, и фавны - точно закончили день живыми. А потом перешел к причинам своего проступка.
   - Разумеется, люди маркиза не дождались меня с вопросами, и я пошел искать их там, где они обычно и бывают в это время суток - в их технические помещения. Они там держат технику и рабочую одежду, там ремонтируют свои машины, там и ночуют. Я пришел очень голодным, Хайшен. И всего лишь попросил не слишком затягивать разговор, поскольку не хотел, чтобы меня видели слабым и беспомощным. Но мне предложили еду и горячее питье. Из заботы обо мне хозяин этого места предложил мне кашу с мясом коровы. Это насыщает, досточтимая. И насыщает хорошо. Я бы был больше рад рыбе, но взял, что дали, и поблагодарил. Это оказалось тем более кстати, что утром следующего дня я участвовал в их визите к месту гибели первого капитана клуба.
   - Убитого гвардией виконтессы да Сиалан, - кивнула Хайшен.
   - Да, - подтвердил Дейвин. - Именно тот случай.
   - Ну что же, граф, - произнесла досточтимая. - Я думаю, тебе следует выяснить, как именно готовится то, что ты ел, чтобы принять решение о том, приемлемо ли для тебя брать эту пищу в будущем.
   - Да, досточтимая, - Дейвин, не вставая, поклонился. - Я сделаю это и расскажу тебе. Благодарю за уделенное мне время.
   - До встречи, граф, - улыбнулась настоятельница. Конфиденция была закончена.
  
   К да Айгиту меня вызвали через его секретаря, потом через командира Охотников, потом через Сержанта... в общем, пока я получила приказ, был уже вечер. То есть не был, а только начинался - едва стемнело, и в коридорах свет горел еще не полностью, а только один светильник из трех. В этом тускловатом свете я не сразу разглядела, с кем столкнулась в дверях приемной графа. Сайх и сайх, мало ли их тут бродит. Сделав шаг в сторону, я пропустила его, вошла в дверь, из которой он только что вышел, сказала: "Господин маг, по твоему приказанию прибыла" - и увидела, как мне навстречу летит пол.
   Открыв глаза, я услышала, что Дейвин называет меня девочкой и мышонком, говорит "он ушел", и увидела, что граф подает мне руку, чтобы помочь подняться. Сев с его помощью на стул для посетителей и взяв стакан с водой, я поняла, кого увидела. Из кабинета графа вышел Исиан Асани, принц дома Утренней Звезды. И именно с ним я столкнулась в дверях. Этим пониманием меня прошибло от зубов до пяток. Первое, что пришло мне на ум - что он пришел проверить, точно ли я умерла, и если нет, то доделать начатое. Оказалось, что подумала я вслух, потому что да Айгит положил мне руку на плечо около шеи и сказал:
   - Успокойся. Здесь никто не спросит, что ему кажется верным и достойным.
   - Что он тут вообще забыл, - пробормотала я в стакан.
   Дейвин усмехнулся.
   - Пока он не пытается заговорить с тобой, это не должно тебя касаться. Если попытается - сообщи мне немедленно. Зов послать сможешь?
   Я подумала. Потянулась к Потоку. Почувствовала, как сама себе мысленно дала по рукам, и добавила по затылку за эту кретинскую идею. Задалась вопросом, с чего бы идея вдруг кретинская - и разревелась.
   - Понятно, - сказал Дейвин. - Будем решать это иначе. Пока что все выполненные задания будешь передавать через секретаря и получать новые тоже.
   Он поставил мне портал, и через минуту я оказалась в нашей комнате отдыха, буквально упав в руки Сержанту, не ожидавшему такого сюрприза. Он поддержал меня за локти, заглянул в лицо, присвистнул.
   - Да на тебе лица нет, госпожа маг...
   - Какая я тебе нахрен госпожа, - сказала я и разревелась снова.
   С утра я попыталась было попросить Хайшен о встрече, но узнала, что ее уже нет в крае, она за звездами, в Исюрмере. День космонавтики, криво усмехнулась я, самое время пролететь по всем пунктам списка.
  
   Инга и Димитри той ночью спали мало, зато много говорили. В основном о вещах отвлеченных - о звездах, лунах, древних героях и старых богах, о судьбах людей и о том, как из них создается полотно истории. Оба слушали и оба рассказывали, оба и запомнили этот разговор, но ни он, ни она еще не знали, что этот разговор значит и для них самих, и для всех участников этой истории.
  
   Эгерт в это же самое время развлекался раскладыванием пасьянса из карточек, половина которых была фотографиями с процесса в столице Аль Ас Саалан, а вторая половина содержала фразы и ключевые словосочетания самых "горячих" тем, обсуждаемых в прессе этой весной. И вместе с карточками на столе лежали белые картонки со знаком вопроса, которыми журналист привык отмечать обстоятельства или действующих лиц, которых он не мог назвать, хотя действие их видел. В ту ночь их понадобилось особенно много, почти столько же, сколько фото и выписанных фраз лежало на столе.
  
   Из репортажей с судебных заседаний было известно, что решение по делу Бауэр император Аль Ас Саалан повелел принять к Длинной ночи - зимнему солнцевороту - в метрополии. Лейшина в своем интервью сказала, что эта дата должна прийти на самое начало второй декады мая, но источники, близкие к администрации империи, говорили, что Марина Викторовна ошиблась в подсчетах, и праздник должен прийтись на середину третьей декады. Разница была бы невелика в любой другой обстановке, но в инквизиционном расследовании каждый лишний час увеличивает шансы судей выбить признание из подозреваемого. А Академия Аль Ас Саалан была в этом признании очень заинтересована, и не только политически, но и финансово. Не сумев доказать виновность или специальное положение Полины Юрьевны, именно эта структура империи принимала обязательства по выплатам за все репрессии, инициированные достопочтенным Вейлином в крае. Как выяснилось на суде, Вейлин был ставленником досточтимого Эрве, магистра Академии. Предполагаемая сумма уже по праву могла быть названа страшной, даже с учетом просевшего курса рубля к грамму золота. По первым прикидкам на основе доклада досточтимой Хайшен, часть содержания которого утекла через интервью, и частных бесед с досточтимыми, долги Академии могли достичь трех четвертей всей ее казны.
   С другой стороны, доказав виновность политического противника администрации наместника в некромантии, империя оказывалась в весьма неудобном положении на Земле. И Димитри да Гридах был совершенно не заинтересован в вынесении обвинительного приговора Полине Бауэр. Змея империи кусала собственный хвост. Эгерт понял, что ему не хватает данных, и написал папе. В письме он просил разрешения зайти в гости на старую ферму, хотя бы ненадолго. Ответ был неожиданным и очень быстрым. Папа написал через полчаса, что Инга Сааринен следующим утром будет в Хельсинки, и посоветовал встретиться с ней.
  
   Эгерт сумел встретиться с Ингой. Это было не особенно сложно. Хорошего журналиста в ней он узнал сразу, хотя увидел почти полную противоположность Алисы Медуницы. Высокая и статная, мощного северного сложения, с мягкими, немного детскими чертами лица и прямым мечтательным взглядом, эта женщина ничем не напоминала Алису, кроме рыжих волос, естественность цвета которых угадывалась по россыпи веснушек на ее переносице, скулах и даже лбу. Ее манера говорить, - очень мягко, слегка растягивая гласные, - исподволь вызывала симпатию, наверное, у всех мужчин. Но за этой показной мягкостью Эгерт увидел бешеный нрав, сравнимый с темпераментом наместника, мужскую резкость решений, азартность и любовь к риску. В Хельсинки Инга приехала по приглашению одного издательства, выразившего интерес к материалам судебного процесса и частным большим интервью со всеми участниками.
   Задав вопросы о процессе, Эгерт узнал массу интересного, о чем даже не пытался догадываться. Разумеется, Инга не планировала продавать эту информацию и вообще не собиралась как-то подписываться под сказанным - по крайней мере, пока. Сложности между светской и духовной властью империи были, в общем, не новостью под любым небом, да и позиция императора не стала для журналиста неожиданностью. Его слегка удивило положение наместника во всем этом пасьянсе и его отношение к назначению. Но когда Эгерт спросил коллегу, - а эта девушка совершенно несомненно была состоявшейся коллегой, достойной не только его личного уважения, но и одобрения монстров, чьими рабочими инструментами были еще "паркеры" и "оливетти", - о причинах, побудивших ее выбрать именно этот процесс для начала своей карьеры, он удивился по-настоящему. Настолько, что задал еще несколько вопросов, не слишком тактичных. И после того, как получил ответы и на них - спокойным голосом и с мягкой улыбкой человека, которому нечего терять, - понял, что кровавая драма нормальной политической жизни начала двадцать первого века, каких этот мир видел с девяностых годов около полусотни, кажется, оборачивается то ли сошедшей со страниц готической сказкой, то ли каким-то дурацким фэнтези. Об истории, рассказанной князем своей подруге, Эгерт задал еще несколько вопросов, чтобы убедиться, что ему не кажется и он действительно слышит нечто знакомое.
   - Инга, откровенность за откровенность, - сказал он. - Если вас не смутит зайти ко мне в гости, я хотел бы кое-что показать вам.
   - Надеюсь, не ируканские ковры? - пошутила она с той же мягкой улыбкой.
   - Скорее уж, - сказал Эгерт, - фото дона Руматы в арканарском придворном костюме. Впрочем, хватит намеков. Да или нет?
   - Да, - напевно произнесла она.
   Эгерт вручил ей личную визитку.
   - Жду вас завтра в Иматре. Полдень вам не рано?
   - Успею, - улыбнулась девушка.
   И действительно успела.
  
   К ее приходу Эгерт достал то, что планировал показать ей и что, по его мнению, могло открыть ему дверь в резиденцию наместника в Приозерске.
   Этот журнал был огромной библиографической редкостью. Во-первых, издать, по разным причинам, смогли только один выпуск. Во-вторых, он был издан в самом конце восемьдесят девятого года и большинство экземпляров благополучно погибло в мусоре, как и случается обычно со всеми периодическими изданиями. "Международный студенческий журнал новой фантастики "Видения", - вот как назывался проект. В мире насчитывалось не больше десятка экземпляров этого издания. "Первый совместный выпуск журнала русской и американской фантастики", как определяли на форзаце проект его создатели, так и остался единственным. Что интересно, ни один из владельцев, кроме Эгерта, не оцифровал свой экземпляр полностью и тем более не выложил в сеть целиком. Размер редкости был обычным для тематической периодики тех лет и не слишком удобным для хранения - тетрадка чуть крупнее обычного листа А4, с цветной иллюстрацией на всю обложку и черно-белыми внутри. Эгерт хранил его, как немногие уцелевшие в разнообразных переездах вещи, сохранившиеся с детства и юности. Разумеется, вовсе не ради интервью с Борисом Стругацким, хотя, похоже, только это интервью и его биография, написанная для американцев, и позволили выпуску вообще увидеть свет. Хрупкие старые страницы давно пожелтели, несмотря на то, что журнал очень бережно хранился, редко извлекался и был оцифрован - на всякий случай. Сентиментальность порой таится в самых неожиданных уголках человеческого сердца.
   История Одри Дженнифер Делонг, "Сказочница", была размещена в самой середине журнала, и именно эту историю Эгерт любил сильнее всех прочих. Ему нравились еще две, "Постель и завтрак" Мэтью Рэндалла и "Этюд в красных и черных тонах" Хайнца Фенкла, но они просто нравились, а "Сказочница" была любимой. Эгерт принес журнал в кабинет, где ждала гостья, бережно положил на стол.
   - Можете фотографировать. Я думаю, будет разумно показать это издание наместнику.
   - Эгерт, - с милой улыбкой мягко произнесла Инга, - будет очень большой наглостью попросить у вас электронную копию журнала?
   - Джентльмен не может отказать даме в просьбе, - Эгерт изобразил церемонный поклон. - У вас же есть с собой флешка?
   Инга вернулась в край пятнадцатого числа, и в тот же день все, что она унесла на флешке от Эгерта, немедленно оказалось в мейле у Димитри. Князь удивился количеству и объему вложений, открыл и вчитался. Через два часа он попросил секретаря распечатать присланное на бумаге и отправить в Исюрмер срочной почтой для досточтимой Хайшен.
  
   Спихнуть Дагрита да Шадо на руки деду его сюзерена, пораженного в правах, Хайшен не удалось. Разрешения на свидание досточтимая не получила по тем же причинам: с Полиной работал светский следователь, и это был маркиз да Шайни. Он попросил день для подготовки заключения и отказался встречаться с кем бы то ни было. Правда, без задержек передал женщину следователям Академии.
   Зато досточтимая смогла провести глубокую разведку хода расследования дела Полины в Исюрмере, встретившись со своим человеком. Агуане не была довольна происходящим, считала, что маркиз злоупотребляет властью и чрезмерно жесток с обвиняемой. Именно это побудило ее настоять на соблюдении правила, согласно которому светский следователь докладывает результаты своей работы магам Академии под присягой и с шаром правды в руках. Будь он хоть трижды да Шайни. Маркиз Вейен был да Шайни по меньшей мере четырежды: внук королевского советника, личный советник императора, наследник бабушки и отца и владетельный маркиз своей марки. Он с улыбкой намекнул на это досточтимой, но та в ответ только посмотрела ему прямо в глаза удивительно тяжелым и неприятным взглядом и сказала, что имена правил не отменяют, а иначе зачем их вообще соблюдать. Коллегия дружно поморщилась, но открыто пренебрегать протоколом не рискнула.
   Доклад Вейена был подробным и детальным, никто не мог бы упрекнуть маркиза в том, что он плохо искал недолжное или поленился. Но прямых доказательств присутствия кого-либо из старых богов в сознании подследственной он не нашел. Было множество косвенных признаков, указывающих на такую возможность, но ни одного свершившегося факта.
   Маркизу дали еще один день на совместную работу со следователями Академии - вдруг повезет? - и приняли решение передавать подследственную дознавателю. Разумеется, досточтимый не собирался мешать следователям делать их работу. Именно они должны были найти единственный факт или немногие доказательства среди массы косвенных признаков.
   Вейен снял слепок сознания женщины, теперь ей предстояло дать объяснения по каждому сомнительному для следователей эпизоду ее жизни.
  
   Досточтимая Хайшен оказалась в очень сложном положении из-за этого дела. И даже не по причине своего отношения к Полине Бауэр. Настоятельница монастыря, выбравшая своей судьбой клятвы Академии и искренне верная Пути, она не понимала своего магистра в первый раз за все время, что носила монастырский фаллин. Что до маркиза Вейена, она помнила его со школьных времен и не любила все это время. Прекрасно отдавая себе отчет во взаимности этого чувства. Ей было неприятно знать это о себе. Как офицер Святой стражи, она была на грани с недолжным каждый раз, когда встречалась с этим чувством, но сделать с ним ничего не могла. Поэтому она утешала себя тем, что мысль и чувство не есть действие, и строго следила за тем, чтобы действий или выборов из этой неприязни не проистекло. Сейчас она особенно остро не верила Вейену да Шайни и ждала от него какой-то гадости. Это и стало причиной ее особенной настойчивости в предложении кандидатуры своего человека в следственную группу, занимавшуюся делом Полины Бауэр.
   Хайшен попыталась даже добиться свидания с подследственной или хотя бы с маркизом да Шайни, но ей отказали и в том, и в другом, пообещав, правда, устроить обе встречи позже. Настоятельница монастырского замка Белых Магнолий смогла только получить копии протоколов первых допросов - то есть практически ничего - и обещание встречи с маркизом через день-другой. Она молча наклонила голову и ушла, скрыв недовольство.
   Хайшен прекрасно видела, что Полину планируют поставить перед выбором. Ей предстояло согласиться стать собственностью да Шайни или получить приговор за некромантию и иную недозволенную магию и умереть в воде залива. Это Хайшен и собиралась принести Димитри, но задержалась в Исюрмере и успела получить почту. С распечатанным журналом из коллекции раритетов Эгерта Аусиньша досточтимая Хайшен отправилась к магистру Академии саалан.
   Досточтимый Эрве сперва не понял, что она от него хочет, потом вызвал Вейлина, знавшего русский достаточно хорошо, чтобы бегло прочесть текст с листа. Читал бывший достопочтенный без интереса и уважения к тексту, быстро и монотонно, демонстрируя пренебрежение к теме, пока Эрве не прикрикнул на него. Но к концу первой трети истории пробрало и Вейлина. Дочитав, он пробежал текст глазами снова и непонимающе уставился на магистра. Тот в ответ пожал плечами и обратился к Хайшен.
   - Что это за книга? Где ты взяла ее?
   - Это не книга, а журнал, - объяснила досточтимая. - Довольно старый, как ты мог заметить. Разведка да Шайни появилась в крае через два года после того, как он был распродан. Тысяча девятьсот восемьдесят девятый год по их счету, видишь? За два года до первой большой стрельбы в Москве, позволившей первой экспедиции внедриться незаметно. Такие книжки должны были выходить каждый месяц, но вышла только одна, и теперь ясно почему. Большинство их давно растеряно и пропало среди мусора.
   - Но как тебе рассказали о ней? - восхитился Эрве.
   - Вышло так, досточтимый, - начала объяснять Хайшен. - Я, давая утешение князю, рассказала ему эту историю так, как знала ее, а он поделился со своей подругой, бывшей здесь во время процесса в составе экспедиции из Нового мира. Та упомянула ее в разговоре с другим журналистом, не участвовавшем в экспедиции прессы Земли в Исанис, уж не знаю, в связи с чем. Он удивился и показал ей книжку, которую сохранил на память о детстве, не считая особенно значимой, и кажется, совсем из-за другой истории, в ней напечатанной. Князь называл мне еще две из тех, что этот человек считал достойными внимания.
   - Значит, это редкость, и малоизвестная? - уточнил магистр.
   - Да, досточтимый старший, - поклонилась Хайшен.
   - То есть, - медленно проговорил досточтимый Эрве, - они знали по крайней мере про одного из наших богов и не проявили к нему интереса?
   Вейлин немедленно влез в разговор, обрадовавшись возможности продемонстрировать свою осведомленность.
   - Но зачем бы им наши боги? У них полно сказок о собственных. И не все ли им равно, в кого не верить?
   Эрве резко повернулся к нему.
   - Помолчи, Вейлин. Ты уже наделал достаточно ошибок из-за своих воззрений.
   - Но досточтимый собрат прав, - возразила Хайшен, - жители края и всего Нового мира просто не приняли эту историю всерьез, поскольку привыкли к другим именам и характерам богов.
   - Получается, - вздохнул магистр, - что перчаткой кого-то из старых богов саалан жительница края быть никак не может, у них там полно своих полузабытых богов, так что если и искать, то их, а они менее вредоносны и по нашу сторону звезд не более чем глупая малоизвестная сказка - как Ириен или Амраэль у них там, в крае.
   - Но там, в крае, она могла наделать достаточно, - тявкнул Вейлин.
   - Заручившись помощью своих богов - пожалуй, - согласился магистр. После этой фразы он подумал пару вдохов, потом тепло посмотрел на настоятельницу. - Хайшен, дорогая. Ты сберегла нам много сил и времени, благодарю тебя. Пойду отнесу это следователям и обрадую Вейена, он был так расстроен неудачей.
  
   Когда маркиз начал докладывать следствию результаты своей работы с обвиняемой, эта выскочка Агуане остановила его и напомнила собравшимся, что светский следователь, осуществляющий предварительный допрос, докладывает результаты под присягой и с шаром правды, будь он хоть трижды да Шайни. Маркиз Вейен попытался объяснить ей, что это требование несколько чрезмерно, но Агуане в ответ только невежливо уставилась ему в глаза. Вейен увидел тяжелый стоячий взгляд скального ящера, пожал плечами и попросил принести шар правды прямо сейчас.
   Докладывать пришлось под присягой и с шаром в руках. И поэтому Вейен не смог сказать то, что планировал. Не то чтобы это была прямая ложь, но если умолчать под присягой - это еще не преступление и даже не проступок, то даже слегка сместить акценты, держа шар правды в руках, - довольно рискованная затея. Вейен и не стал рисковать.
   Доклад его выглядел довольно расплывчатым, хотя по перечисленному было видно, что работал он на совесть и искал недолжное, как ищут пьевру под берегом, собираясь забросить сеть. Сделать больше для закрепления позиции маркизу не удалось, и он был недоволен. Свое недовольство он переживал в гостевых апартаментах замка Академии в Исюрмере, в одиночестве, за бокалом вина с травами и книгой из-за звезд. "Государь" Никколо Макиавелли успокаивал его и внушал уверенность в том, что успех возможен. Пришедшего к нему Эрве он встретил почти приязненно и выслушал с доброжелательным интересом. А выслушав и просмотрев принесенную им добычу Хайшен, даже улыбнулся.
   - Вот как, значит. Теперь понятно, почему я не нашел. Я искал известное, а встретил незнакомое. Что будем делать, Эрве?
   Магистр улыбнулся.
   - Возьмем Вейлина и продолжим ее допрашивать, сверяясь с его исследованием.
   - Не могу сказать, что это очень хорошая идея, - вздохнул маркиз. - Впрочем, другого эксперта у нас все равно нет. Позволишь присутствовать?
   - Конечно, Эйе, - с улыбкой сказал магистр. - Зная твой интерес к редким диковинкам и уважая твое желание получить в коллекцию живую перчатку божества из-за звезд, как я могу отказать тебе? Если она захочет твоего покровительства, я отдам ее тебе сразу же. Теперь мы уже знаем, что она не опасна, по крайней мере по нашу сторону звезд.
  
   Дейвин назначил Исиану Асани встречу рано утром, чтобы никто из Охотников или студентов не встретился с ним снова. Больше всего графа беспокоила Алиса, но в Приозерской резиденции был еще и Макс, его сын, и вряд ли их встреча могла быть лучше по последствиям. После того, что Дейвин увидел тремя днями раньше, у него просто весь рот чесался вызвать сайха на дуэль и отделать как следует. Чтобы тот сам пошел за звезды искать места подружелюбнее этого. Но назначать дуэль с висящим долгом конфиденту выглядело по меньшей мере неумной идеей. Так можно и до высылки допрыгаться. Поэтому он был сух, вежлив и официален. Исиана он уведомил, что, как частное лицо, тот не может рассчитывать на аудиенцию у князя только по факту своего появления в крае. А если у старшего Асани есть идеи относительно своей полезности в обстоятельствах, которые он нашел на землях империи в Новом мире, то он может изложить все соображения ему, графу да Айгиту. Во времени сайхов здесь никто не ограничивает, так что думать можно, сколько понадобится. Как Исиан надумает, пусть даст знать секретарю графа Нодде, она тут за дверью в приемной с утра и до ночи. Она и время подберет, и графа известит. А пока - удачно освоиться и все прочее. Отсоветовав напоследок соваться в казармы и к студентам князя и самого графа, Дейвин пожелал сайху хорошего дня, встал и вместе с ним дошел до двери. У него в планах был визит на одну из областных скотобоен.
   На линию производства тушенки Айриль сводил его днем раньше. Как растет гречиха и ячмень, Дейвин посмотрел в интернете, чтобы не болтаться под ногами у крестьян во время посевной. Осталось только узнать, как делают мясо из живых коров. Сам по себе процесс забоя Дейвину был знаком, среди его вассалов были два крупных скотовода, поставлявших в дом графа и мясо, и кожи, и шерсть, и молоко. Он не раз видел, как стадо после лета стригут и сортируют, как отобранных на племя животных загоняют на зимовку, видел и сам процесс забоя. Так что общие представления о процессе у него были, но он не понимал, как можно быстро и безболезненно убить такое большое животное, как бык, весящий после забоя десять полных мер, в отличие от квама, в котором и в живом-то редко бывало больше двух с половиной.
   С квамами все было совершенно ясно: вот стадо гонят в узкий проход, вот в проходе открываются боковые ходы на одно животное, вот в конце хода стоит человек с боевым топором и одним движением срезает квамью голову, вот тушу поднимают на столб и подставляют таз под кровь, затем свежуют, потрошат, тем же топором отсекают копыта - и туша падает на щит. На щите ее переносят под крышу и там уже разделывают. После этого землю перекапывают и засыпают новой соломой, чтобы следующему кваму не пахло кровью и он не беспокоился зря, и снова открывают проход. Таких забойных мест можно оборудовать до четырех пятерок, а больше редко бывает нужно. Как процесс выглядит с более крупным скотом и почему животные соглашаются на это при очевидно большей разумности, чем у квамов, граф и собирался выяснить. Свой визит на производство Дейвин объяснил желанием лично проконтролировать качество продукции, которую он собрался покупать для своей гвардии и городских отрядов самообороны.
   Бойня ему понравилась. Там было чисто, просторно, животные выглядели здоровыми, вели себя спокойно, а люди работали сноровисто и быстро. Разница обнаружилась в деталях. Здесь скоту не отрубали голову, а пробивали мозг из специального устройства железным прутом, и место забоя очищалось водой, а не землей и соломой. Остальная работа была разделена на более мелкие операции, чем Дейвин привык: один оглушает, второй забивает, третий поднимает тушу, четвертый и пятый снимают шкуру. К тому же, не люди ходили вокруг забитого животного, а туши двигались от одного рабочего места к следующему, освобождая людям руки для привычной операции, одной и той же в течение всего рабочего дня. Он прошел вдоль всего конвейера до конца, потом вернулся к началу снова. В забойные стойла заводили очередную группу животных, и Дейвин, присмотревшись, остановил рабочего.
   - Подожди. Ты видишь, он боится? Похоже, понял, что с ним будет...
   Забойщик тихо выматерился сквозь зубы.
   - Так часто бывает? - тихо спросил его граф.
   - Раз в месяц примерно, - ответил мужчина. Дейвин уловил запах водки от него.
   - Не чаще? - уточнил он.
   - Не чаще точно, - ответил рабочий.
   Дейвин поймал его мысль, содержание которой, если очистить его от брани, сводилось к тому, что будь эти случаи чаще, работать было бы невозможно.
   Тем временем к ним подошел мастер цеха.
   - О, вы подошли, как удачно, - сказал граф. - Этого, - он кивнул на бычка в забойном стойле, - я забираю с собой, выводите, можете напоить, кормить не нужно, поест уже на месте. Договоритесь об аренде машины, будьте добры.
   - Зачем он вам? - удивился мастер.
   - Для опытов, - невозмутимо ответил Дейвин.
   - Что же вы во дворе не выбрали, - укоризненно сказал мужчина.
   - Извините, не догадался, - с искренним огорчением сказал маг. - Больше не повторится, следующих будем отбирать еще в хозяйствах.
   Еще через четыре часа во двор резиденции въехала скотовозка, из кабины вышел Дейвин да Айгит, открыл кузов, вывел из машины бычка, обнял его за шею и остановился так посреди двора. Постояв некоторое время, он взял животное за ухо и повел к сараю, около которого была оборудована поилка для Болида.
  
   Глядя на эту сцену из окна кабинета, Димитри задумчиво сказал:
   - Интересно, кого он притащит следующим?
   Унриаль да Шайни, сидя в его кресле, самым невинным тоном предположил:
   - Возможно, это будет медведь, дядюшка?
   - Не дерзи, - усмехнулся князь.
   - Завел шута - терпи и шутки, - невозмутимо ответил Унрио.
   - Лучше давай о другом, - предложил Димитри, про себя удивляясь, как легко Унрио избавил его от дурного настроения утра.
   Начало дня у князя не задалось. Сперва пришла Онтра и стала добиваться встречи с Хайшен, почему-то именно у него. Когда он спросил, откуда вдруг такая срочность, выяснилось, что маркиза да Юн по праву родственницы намерена выяснять у представителей Академии подробности о Полине, несмотря на то, что следствие еще продолжается и Исюрмер обычно не дает свиданий до окончания расследования. Едва князь убедил ее подождать, как явилась Марина Лейшина с той же идеей: ей тоже нужно было свидание с Полиной. Димитри вынужден был попросить Хайшен оторваться от ее дел с сайхами и прийти хотя бы выслушать просьбы. Досточтимая, к его удивлению, охотно согласилась, более того, срочной почтой отправила требование в Исюрмер. Через два часа прилетела обратная депеша с датой и временем посещения для Марины и требованием в интересах следствия доставить в Исюрмер все украшения, которые носила Полина, и хотя бы несколько сделанных ею. Вопрос Онтры, разумеется, остался без внимания: гражданка империи с рождения, она должна была и сама знать порядок, согласно которому вопрос был как минимум неуместен. Димитри и Хайшен переглянулись, князь взял депешу и пошел с нею в руках в Старый замок, говорить с императором. Государь принял его сразу, согласился с тем, что собратья по Искусству могут не понять этой казни, особенно если их наблюдатели не будут допущены к процессу дознания, и подписал распоряжение допустить мистрис Ранду Атил или иного наблюдателя по ее выбору к участию в расследовании без права проводить следственные действия.
   Димитри после возвращения успел зайти в свои внутренние покои, чтобы наскоро умыться, прежде чем передать Хайшен рескрипт и проводить их с Рандой в храм, вернулся в кабинет, где его уже ждал подопечный, и увидел Дейвина, выводящего во двор нового питомца.
   - О чем же? - спросил Унрио с улыбкой. - Не о том ли, случайно, что ты забыл пообедать?
   - Хм, - отозвался князь. - И правда. Составь мне компанию, Унрио, что-то день вышел удивительно суматошный.
   - Он еще не кончился, - усмехнулся его подопечный, - так что ешь хорошо, дядюшка.
  
   Через день я успокоилась и решила, что Исиан там, не Исиан, а службу никто не отменял. Но решить - одно, а сделать - другое. Спать все равно не получалось. Провертевшись одну ночь почти до подъема, на вторую через полчаса после отбоя я встала и пошла курить на улицу. Надо же было понять, что мне спать не дает. Прикурив третью, я поняла, что дело в Полине. Точнее, в том потоке помоев, который в сети все еще продолжают лить на ее имя.
   Макс появился как будто ниоткуда, портал не хлопнул, даже не вспыхнуло. А может, я задумалась и не слышала.
   - Ты что не спишь? - спросил он, как будто мы сегодня уже виделись и успели наговориться обо всем важном и неважном.
   - Думаю, - ответила я. Хотела произнести так же просто и легко, как он, а получилось грустно и как-то жалобно.
   - О чем же такие мрачные мысли? - улыбнулся он в темноте.
   - Да о Полине в основном, - призналась я.
   - Ну, пока следствие не закончено, думать как-то рано, мне кажется? - Макс подошел ближе, я протянула ему пачку сигарет, он щелкнул по дну, выбил одну из ряда, взял, прикурил от воздуха.
   - Не скажи, - возразила я и прикурила четвертую. - Думать самое время.
   - Объясни? - его голос в темноте был таким участливым, что меня едва на слезы не пробило, но я затянулась дымом почти до кашля и справилась.
   - Ты смотрел, что поисковик по ее имени выдает?
   - Знаешь, нет, не успел, - я услышала в интонации смущенную улыбку, - занят был. Скажешь?
   - Да что там говорить, - я пожала плечами и обнаружила, что он стоит почти вплотную ко мне, - грязь льют. Причем совершенно понятно, что если ее там угробят, по ней так же искренне будут плакать, как сейчас поливают грязью. И она сразу станет своей в доску и лично знакомой всем, кто вот именно сейчас мимо не прошел и не промолчал.
   Макс выбросил окурок, обнял меня за плечо.
   - Ты уже решила, что хочешь с этим делать?
   Я неопределенно пошевелила свободным плечом.
   - Пока напишу Эгерту. Дальше зависит от того, что он ответит.
   - Лиса, ты же не будешь ему писать в два часа ночи? - улыбнулся Макс в темноте.
   - Завтра утром, - согласилась я. И пошла все-таки спать.
   Письмо Эгерту я отправила в перерыве между завтраком и разводом по работам. С утра у нас была проверка экипировки, потом еще какая-то бытовая хрень, потом обед. В столовой я глянула в почту, увидела ответ от Эгерта, быстро доела порцию и пошла читать.
   Ничего нового или хотя бы хорошего он мне не написал, конечно. В письме было, что если Полину удастся вытащить живой, то о ее репутации и имени будет смысл говорить. А если нет, то распространяющие эти сплетни сами поменяют мнение и замолчат. Или не замолчат, и тогда их можно будет обозначить, как стервятников, пирующих на чужих костях, и так уничтожить их репутацию окончательно. От беспомощности мне захотелось садануть кулаком в стену, но при Сержанте показалось как-то неловко.
   После обеда мы получали дезраствор, точнее, пополнение таскало канистры, а мы с Сержантом и Инис смотрели за ними, чтобы не разлили, не плеснули на себя и не создали нештатной ситуации. Пополнение пыхтело, нервничало и старалось нести груз чуть не на вытянутых руках, от чего ни быстрее, ни безопаснее не становилось. И вдруг я поняла, на чем мы постоянно теряем время.
   - Сержант, - позвала я, глядя на пополнение, - как закончат, собирай всех на стадион. С запасными комплектами обмундирования. Штук пять возьмите.
   - Слушаюсь, госпожа маг, - ответил он невозмутимо.
   Я кивнула и пошла к стадиону.
   На стадионе я объяснила отделению свою простую мысль. Если так бояться дезраствора, то на пляски вокруг канистры будет уходить уйма времени, и пока мы будем заняты церемониальными танцами, все хвосты достанутся другим. Поэтому сейчас будет тренировка поведения на случай нештатного попадания дезраствора на одежду бойца. Порядок простой: запасные комплекты обмундирования сдаются Инис, ребята становятся в ряд и начинают переносить канистры с водой. Облившийся кричит "комплект!", раздевается, ловит брошенную ему одежду и надевает ее на себя. Хронометраж сорок секунд, кто не успел, тот выбыл.
   В отведенное время не уложился никто, а Инис еще и попыталась высказать недовольство моей идеей. В ответ я напомнила, что платят нам не за то, чтобы мы, все из себя приличные, красиво лежали в госпитале с ожогами, а за то, чтобы оборотни исправно дохли при встрече с нами в как можно большем количестве, а на это, между прочим, требуется время. То самое, которое уходит на пляски вокруг канистры с дезраствором. И добавила для убедительности, что если ей так трудно видеть перед собой человека без штанов, то пусть представит его без кожи, может, ей легче будет. На вопли и крики Инис пришла Асана да Сиалан и одобрила мою идею. Но выиграть на ней время нам не удалось, потому что со следующего дня придуманное мной упражнение было включено в тренировки всех подразделений в свободные от дежурств дни. Поощрение упало на мою карту тем же вечером.
  
   Три полных дня, проведенных в отключке благодаря маркизу да Шайни, обеспечили Полине бессонницу. В четвертый день, после первого допроса, довольно поверхностного, на ее взгляд, добавилась и мигрень. И не ушла. Пасху Полина пропустила, сбившись в днях. На четвертое утро после того как маркиз уступил место церковным следователям, ее застали за молитвой. Она не успела закончить, и пришлось сперва не заметить портал, затем, когда из него вышли двое монахов в сером, в ответ на их оклик чуть повысив голос, дочитать "К Тебе взываю на заре". Вошли они, кстати, как раз когда Полина проговорила: "Господь Иисус Христос, Ты был нищ и несчастен, схвачен и оставлен, как я". К своей радости, читала она все-таки не по книге. Впрочем, необходимое запоминается быстро.
   В допросной Полина увидела Ранду Атил и вяло удивилась этому.
   - Это наблюдатель от Созвездия Саэхен, - объяснил ей переводчик. - Следит, чтобы мы не заставили тебя оговорить себя.
   Утренний инцидент обеспечил целых десять минут передышки - по ее внутренним подсчетам. Пока монах докладывал следователю о случившемся, пока следователь звал досточтимого Вейлина и совещался с ним, она сидела и наслаждалась тем, что не нужно открывать рот и говорить хотя бы эти короткие минуты. Каждый чертов звук отдавался в черепе гулким эхом, и за секунду тишины и спокойствия можно было пожертвовать чем угодно. То есть она была готова. Но знала, что делать этого нельзя. Ранда сидела молча и смотрела в основном на досточтимых. Остальное было как обычно: хрупкая невзрачная монахиня за маленьким столиком сбоку, большой стол, за ним следователь, рядом в креслах маркиз да Шайни и два переводчика, один из которых досточтимый Вейлин. Но говорить надо все равно на сааланике.
   Дурацкие вопросы еще можно попросить перевести и добиваться понятной формулировки. А вот с ответами как хочешь, так и крутись. И любая возможность двойного толкования будет использована против тебя. Естественно, они стали спрашивать сперва о молитве, затем об Иисусе, затем о лютеранах. Она уже была готова доказывать, что конфессия действительно существует и это не ее выдумка, но хотя бы тут обошлось.
   Вейлин радостно сказал магистру:
   - Видишь? Они были действительно опасны! Остальных маркиз просто выставил из их церквей, а священников лютеранских общин выслал из края и был прав! Сохранив эту их веру, мы имели бы еще больше проблем. И кстати, с этой верой все не так просто. Их ритуалы не признают ни католики, которым тоже было не место в крае, ни православные, традиционная конфессия и Московии, и этой земли. Так что они и среди своих в довольно странном положении.
   Вейен брезгливо посоветовал досточтимому помолчать о том, чего тот не понимает, и заняться делом. И Полина получила целый час отдыха. В течение этого часа она отвечала на простые и понятные вопросы о приходе, имени пастора, катехизировавшего и крестившего ее, о дате крещения и прочей вполне понятной и однозначной конкретике.
   Потом вопросы стали сложнее, и наконец следователь спросил ее, зачем же она выбрала себе такого бога, которого предали, а потом еще и казнили, как будто нет других богов в ее мире. Этот, очевидно, не спас даже себя самого, да и ей не слишком помог, если она тут, в допросной.
   - Мой Бог, - медленно сказала она, щурясь на свет из окна, - был человеком. И страдал, и умер, как человек. Только он выбрал страдать и умереть за возможность свободы для других людей, в том числе уже умерших. Было бы наглостью думать, что я смогу это повторить в полной мере, но отказ от попытки в моих обстоятельствах делать, как он, называется предательством.
   - Ты говоришь так, как будто это будет первым случаем, когда ты предала своего бога, - хмыкнул Вейлин, разглядывая начерченный на доске цветок, который был точно ей знаком.
   - Ты знаешь схему, на которую смотришь? Откуда? - немедленно спросил следователь.
   - Не могу вспомнить, - честно сказала Полина. - Похоже на диаграмму Роттнера, но там шесть лепестков. На диаграмму Шварца-Рокича тоже похоже, но на ней должно быть девять. Есть еще профориентационная, в ней восемь векторов, вы их лепесточками изобразили... или не их... А тут у вас, - она сощурилась на рисунок, пытаясь остановить качающуюся в глазах картинку, - десять почему-то. Если тот, двуцветный, считать за два, вообще одиннадцать.
   - Ты хочешь спать, - невозмутимо сказал следователь, - поэтому не помнишь. Вспоминай лучше. Постарайся.
   - Я постаралась, - бесцветно ответила женщина.
   - Хорошо, - согласился следователь. - Продолжим завтра.
  
   После этого дня Ранда признала, что ее опыта наблюдателя недостаточно и она должна вызвать себе замену. Знай кто-нибудь из следователей Академии о том, кто именно признался им в недостаточной компетентности, пожалуй, они бы задумались, но Ранда, по сайхскому обычаю, не спешила представляться развернуто и тем более называть полный список своих побед и регалий. Поэтому к ее заявлению отнеслись с пониманием, предложили покушать на дорожку, безропотно приняли отказ, проводили сестру по Искусству к храму и пошли пить чай со сладостями. Полина, вернувшись в выделенную ей комнату, взяла "Целостную пневматологию" Мольтмана и попыталась найти поддержку на страницах книги, но мигрень не позволила ей читать долго. Она попыталась поспать, но не особенно успешно. Через неведомое ей время в дверь постучала монахиня.
   - Мистрис, к тебе посетительница. Поднимайся. Для сна есть ночь.
  
   Еще в первый день допросов у Полины образовались вопросы к следователям. Три дня без сознания в лаборатории стоили ей трех распавшихся в клочки комплектов белья. На допросах тенденция продолжилась. А ее запас, взятый с собой из расчета на пару месяцев, был все же не бесконечным. Но она не могла решить, имеет ли смысл говорить об этом следователям, или от этого станет только хуже.
   Ситуация складывалась дурацкая до предела. Ее не трогали руками, и в обморок она упала совершенно точно не от удара по голове и не от духоты. Прямых и очевидных причин признавать воздействие она не видела. Но вот уже который день чувствовала, сидя в комнате для допроса, как у нее под платьем рассыпаются на клочки интимные детали гардероба. А сказать "прекратите портить мне белье" не могла, опасаясь выглядеть сумасшедшей или истеричкой. Но пожаловаться подруге на все происходящее было вполне безопасно. Полина и пожаловалась. Марина, ужаснувшись прежде всего ее виду и путаной бессвязной речи, тем не менее отметила для себя "три дня в отключке" и "каждый день по паре нижнего в помойку, все рассыпается просто в пыль" и внимательно выслушала все, что подруга думает о маркизе Вейене да Шайни. Мнение о нем у Полины складывалось, разумеется, негативное, но, пожалуй, чрезмерно серьезное. Во время встречи она рассказала Марине шепотом, что вот он-то и есть настоящее всемирное зло и всю империю сожрет, а Озерным краем закусит.
   Марина, запихивая подальше какие-то смутные и очень давние ассоциации, сказала:
   - Поля, не дрейфь, держись, выручим.
   И, расставшись с подругой, для начала устроила магистру скандал по поводу неведомых газов, которыми травят Полину так, что у нее даже разваливается белье.
   Досточтимый Эрве послал зов Вейену и попросил мистрис Лейшину повторить свои обвинения еще раз, при маркизе. Марина повторила, совершенно не стесняясь в словах. Мужчины переглянулись.
   - Да, - признал Вейен да Шайни, - вышло неловко. Тем более неловко, что посторонним об этом не расскажешь. Но мистрис Марина, возможно, ты знаешь, отчего она не взяла в дорогу нижнее из естественных волокон? В крае ведь не настолько ужасное положение, чтобы нельзя было купить вообще ничего. Я не спрашиваю про шелк, но что за беда у вас там с хлопком?
   Марина пожала плечами.
   - С хлопком у нас никакой беды, кроме двух мелких неудобств: вашей туалетной солью его не постираешь, и сохнет он в разы дольше, чем полиэстер. Да и в портал с собой можно пронести ограниченное по весу количество багажа. Полина взяла синтетику, чтобы, во-первых, уменьшить вес и объем укладки. А во-вторых, как я уже сказала, вещи из синтетических волокон проще стирать, да и сохнет синтетика быстрее. Кто же знал, что вы ей все белье перепортите.
   Эрве вздохнул.
   - Вообще, сношения подследственной с внешними людьми нежелательны, но перешли замену с почтой, ей передадут. Это весомая причина.
   После того как мистрис Лейшина отправилась назад за звезды, магистр и маркиз снова встретились за ужином.
   - Какова упрямица, - усмехнулся магистр. - Ведь так и не призналась.
   - Возможно, просто хорошее воспитание, - предположил маркиз. - Интересно, откуда она взяла его в этом диком месте.
   - У нас еще пять пятерок дней, Эйе, - беспечно ответил магистр. - Мы это непременно узнаем.
  
   В Озерном крае в это время Дейвин объяснял ситуацию Исиану, радуясь, что удается поймать двух рыб на один крючок. Во-первых, после встречи Алисы с Исианом в кабинете графа он хотел видеть сайха где угодно, лишь бы не рядом с Алисой. Дело было даже не в ее обмороке: да Айгит не был уверен, что на ее месте он чувствовал бы себя лучше, - а нечто гораздо худшее на взгляд графа. Он увидел, как гаснет аура Алисы при виде старшего Асани. Но этой проблемой да Айгит планировал заниматься после того, как спровадит Исиана за звезды в Исюрмер, где бывший принц действительно может быть полезен. Сейчас они с сайхом вдвоем разбирали обстоятельства, в которых тому предлагалось действовать, и граф объяснял, чего бы хотелось, а что ни в коем случае не желательно.
   Исиан старательно вникал, удивляясь на каждом шагу.
   - Послушай, я не понимаю. О чем вообще можно допрашивать? Ты же сказал, что вы начинаете со слепка памяти, как и мы. Значит, у них есть слепок. И она в принципе не может рассказать больше, чем у них уже есть на столе.
   Дейвин перевел дыхание и начал объяснять снова.
   - Исиан, наше следствие инквизиционное. Пока она не призналась, все, что они видят, не существует. Таким образом, светский следователь сделал слепок, а теперь с ней разбирают ее переживания и воспоминания, чтобы добиться признания.
   - Понимаю, - легко согласился сайх, - я бы тоже обсуждал найденное, причем выбирая самые значимые и эмоционально окрашенные фрагменты.
   - Ну вот! - обрадовался да Айгит. - Значит, ты понимаешь, чего они пытаются добиться от нее.
   - Нет, не понимаю, - искренне огорчился Асани. - В чем именно они хотят признания? Насколько я понял ваш закон, возможны две версии. Согласно первой, ваша Полина - стихийный маг. Она способна колдовать и колдовала, хотя сознательно это так не называла. Согласно второй, она перчатка какого-то вашего божества и это божество использует ее без сознательного согласия. Так?
   - Так, - подтвердил граф.
   - Но тогда они впустую тратят время, - пожал плечами сайх. - В обоих случаях ей не в чем признаваться, она же не осознает собственное положение. Так что добиваться признания - странная идея. Следовало бы целиться в прямое доказательство, взятое из ее сознания и предъявленное ей. Вопрос только в том, как именно это доказательство выглядит с их точки зрения.
   - Да, такое возможно, - согласился да Айгит, - и может быть принято судом. В этом случае она не может быть казнена, речь пойдет о пожизненном назначении опеки. И скорее всего, опекуном назначат Вейена да Шайни, он ближе всех к Академии. А прямое доказательство, Исиан, выглядит как признание в том, что некое ее действие, повлекшее определенные результаты, было совершено неосознанно, бесконтрольно, с неосознаваемыми мотивами и без намерения, то есть из спонтанного душевного движения.
   - Ну, этого можно найти сколько угодно у любого, кого ни обследуй, - произнес Асани с пренебрежительной улыбкой.
   - Не у любого, - возразил сааланец. - Мы делали слепок сознания Полины по ее просьбе.
   - По ее просьбе? - удивился Исиан.
   - Да, - подтвердил Дейвин. - Исследовательский интерес... - подумал и пояснил, - ее, не наш. Князь и Хайшен были против, но она настояла.
   - Вот как, - сказал сайх. - И что же вы нашли?
   - Полина у себя таких душевных движений боится, как сайни огня. Она так оказалась в браке с мужчиной, с которым и один-то раз спать не стоило. Это стоило ей... дорогой цены.
   Исиан задумчиво кивнул, глядя куда-то в стол. Потом взглянул на Дейвина.
   - То есть им тут не повезло - именно этот человек именно в этом не признается никогда даже себе?
   - Им дважды не повезло, - усмехнулся граф. - Именно этот человек такие эпизоды у себя видит еще в зародыше и предпринимает самые суровые меры к тому, чтобы не допустить их развития даже в полноценное, как она сама определяет, душевное движение. Она не некромант. Скорее уж, офицер Святой стражи. Но в Новом мире нет Святой стражи, и Полина не маг. Именно на этом у них с Хайшен сложилось такое взаимопонимание. Князь удивлялся, пока не увидел слепок ее памяти на столе. Потом-то все стало понятно.
   - То есть они ищут в темной комнате черного зверя, который в комнату не заходил? - Исиан приподнял брови.
   - Да, так, - кивнул сааланец. - И им очень надо там его найти.
   - Зачем? - удивился сайх. - Что для них меняется, если доказать виновность одной конкретной женщины? Допустим, им удалось найти доказательства того, что лично она - действительно перчатка сааланской старой богини. Что это доказывает в отношении остальных репрессированных? Она, насколько я понял, с большинством из них лично не виделась и даже знакома не была. Они не ее ученики, не приносили ей клятв верности и не брали таких клятв у нее... В чем смысл расследования, Дейвин?
   Да Айгит поморщился.
   - Это финансовый вопрос, Исиан. Академия всего лишь ищет способ отмести претензии, на основании которых с них потребуют компенсации, хотя бы временно. Если удастся доказать что-то с мистрис Бауэр, магистр сможет объявить, что так же внимательно надо исследовать и остальные дела. Любого и каждого, расстрелянного за некромантию, можно будет обвинить и назвать по меньшей мере стихийным магом, который не понимал, что делает, и мог нечаянно навредить Унриалю да Шайни и его людям. А что до Полины Юрьевны... Заодно Академия или клан да Шайни могут получить себе новую игрушку, за которую эти двое, Вейен и Эрве, уже готовы передраться. Но где одна, там и пять, понимаешь?
   Исиан озабоченно качнул головой
   - Дейвин, но если старший да Шайни уже начал сознательно искать старых богов, он ведь найдет что-то, что может по крайней мере выдать за следы их присутствия? То, что он не там ищет, в общем-то для людей такого уровня уже мелочь...
   Граф кивнул.
   - Он попытался, Исиан. Но Эрве, магистр, не зря дал ему только три дня. За три дня можно найти каменные доказательства только в том случае, если связь со старыми богами саалан очевидная, как у наших старых некромантов.
   Говоря о старых некромантах саалан, Дейвин невольно вспомнил Аргау да Гридаха, двоюродного деда Димитри, умершего на шестую ночь после публичного отречения князя от старых богов, засвидетельствованного судом. Туман, унесший его дух, придавил всю столицу, и город затих до самого полудня. А Полина простыла именно в тот день... Дейвин вернулся от своих мыслей к Исиану, внимательно смотревшему на него и ждавшему продолжения.
   - Через три дня Вейен вынужден был признать, что видит множество косвенных признаков присутствия божества, а прямых не обнаружил и божество определить не смог. Но эти три дня были тяжелыми для Полины: исследование памяти, тем более такое грубое, - это гарантированная мигрень с головокружением даже для очень тренированного, гибкого и быстрого ума. После этого Эрве ее забрал и передал своим следователям, но Вейен вправе присутствовать. Хотя и не может участвовать в следственных действиях, в отличие от Эрве. Который может, но не торопится включаться. Он, понимаешь ли, никогда не отличался скоростью решений...
   - Пытки, - кивнул Исиан.
   - Нет, - жестко ответил Дейвин. - Мы этого не практикуем.
   Исиан внимательно посмотрел на него:
   - В самом деле?
   Дейвин сжал рот и отвернулся. С минуту он молчал, потом продолжил.
   - Итак, схема работы после этих трех дней была следующая. Инквизиционное следствие не предполагает перерывов между допросами. После трех дней исследования, которые Полина провела без сознания, уже на четвертый ее допрашивали. Хайшен это узнала и предложила Димитри отправить в Исюрмер наблюдателя от Саэхен. Все эти дни там была Ранда Атил. Вчера она вернулась. Тебе придется заменить ее, Исиан.
   - Что я должен сделать? - спросил сайх.
   - Просто постарайся не дать им ее угробить, - вздохнул да Айгит.
   - Хм... - сказал Исиан и надолго задумался. Потом посмотрел в глаза Дейвину и спросил. - Почему бы мне просто не выкрасть ее оттуда?
   Граф молчал с десяток ударов сердца, потом решил, что первый пришедший на язык ответ все-таки самый верный.
   - Ты идиот? - осведомился он у сайха.
   Исиан озадаченно замолчал и некоторое время, видимо, искал ответ. Потом его озарило.
   - А! У нее же тоже есть свои интересы. И они прямо противоположны интересам ваших политических групп. Ей-то нужно или умереть там и испортить этим отношения вашей империи с краем окончательно, или добиться пересмотра дел всех репрессированных, иначе она сама оказывается в таком положении, что смерть выглядит еще хорошим выходом... Красивая задача, Дейвин. Да, я берусь.
  
   Ранда ушла днем, а следующим вечером Полине передали посылку от Марины. В свертке она нашла новое хлопковое белье и сумамигрен. Ночью ей удалось выспаться в первый раз с начала следствия. Утром в допросной вместо Ранды она увидела какого-то незнакомого сайха, смутно напомнившего ей лицом и статью Макса Асани. Сайх вел себя так же нейтрально, как и Ранда, только взгляд у него был другой. Более прямой, даже настойчивый. Он смотрел то на следователей, то на Вейена да Шайни, изредка на саму Полину, но чаще всего - на доску, куда следователи зарисовывали своими цветными линиями и фигурами что-то, что Полине понятно не было. По сравнению с тем, о чем ее спрашивали, сайх, пожалуй, был последним из всех находившихся в допросной, кто ее мог заинтересовать.
  
   Исиан, появившись в столице Саалан, сразу пришел по названному ему адресу и оказался в доме Димитри. Оттуда он, едва представившись хранителю огня, пошел представляться магистру Академии. Магистр выделил ему минут десять своего времени между ужином и частной встречей с хорошенькой женщиной в светском, ждавшей в холле. Он выдал сайху письменное разрешение участвовать в исследовании и пожелал ему хорошего вечера. Вечер Исиан потратил на знакомство с городом и успел освоиться в достаточной мере, чтобы знать, что делать, если подопечная все-таки попросит его о помощи. Конечно, она не сайх, чтобы ему решать за нее, насколько ей следует или не следует здесь оставаться, но попросить-то она вправе, и Исиан проверил пути выполнения такой просьбы - на случай, если она прозвучит. А затем вернулся в особняк Димитри. Он бы и поужинал в городе, но решил не пренебрегать гостеприимством князя, чтобы нечаянно не показаться неблагодарным и невежливым.
   На следующее утро досточтимый Эрве познакомил Исиана с Вейеном да Шайни, прямо в лаборатории, пока подследственную вели в допросную от портала. Маркиз безразлично кивнул сайху и потерял к нему интерес.
   Исиан наблюдал допрос весь день. Женщина держалась вежливо и ровно, отвечала на вопросы четко и коротко, на провокации не реагировала, иногда просила перевести ей какой-то из вопросов или комментариев к ее ответам. Линия следователей была совершенно ясна: в допросной разворачивалась игра, в которой уже не было места интересам не только Полины Бауэр или оппозиции, но и края. Речь шла о том, кто получит подследственную в игрушки и сколько выигравший останется должен тому, кому она не достанется.
  
   Город удалось очистить от фауны только во второй половине апреля, зато Дейвин и Асана могли дать тройную гарантию безопасности каждого двора - за себя, друг за друга и за того парня. По этому поводу было решено устроить большую пьянку с салютом и раздачей подарков. Начали с раздачи подарков, среди которых были ключи от трех машин - не новых, но вполне еще бодрых и презентабельных на вид, - три пятерки шоп-туров в Финляндию и оружие, разумеется.
   Компания оказалась большая и разношерстная. Знакомились в первом приближении перед официальной частью, награжденных запомнили поименно всех, вместе с подвигами, остальные представлялись друг другу, когда и как считали нужным. Дейвин хотел усадить всех вместе, как это было принято у саалан, но Асана отсоветовала и сделала вечер вокруг открытого очага в довольно дальнем и спокойном пригороде, на Пасторском озере. Стол сымпровизировали из чего придется. Но не длинный, по сааланскому обычаю, а земной, широкий и короткий. В основном планировалось не сидеть около него, а расставить алкоголь и холодные закуски так, чтобы всем было удобно подходить и брать, что понравится. Часть компании все-таки устроилась поближе к еде и подальше от живого огня и начала беседовать о чем попало под выпивку и закуску. Музыкант, случившийся там, в основном слушал, подливая себе из фляжки в бокал.
   Кому-то из молодых коньяк развязал язык - по мнению Дейвина, чересчур. Асана тоже поморщилась и отошла к очагу, там как раз становился актуален лосось на решетке и гранатовый соус к нему. Парень продолжал вещать. Тема была, честно говоря, не на широкий круг даже по местным меркам, а форма подачи оставляла желать оратору какого-нибудь, хотя бы приблизительного, знакомства с этикетом и родным языком за пределами обсценной части словаря. Музыкант доброжелательно посмотрел на него и попросил - очень вежливо - сменить тему или форму подачи. Дейвин умилился его терпению. Реакции от оратора, однако, не последовало вообще никакой. Музыкант качнул головой и повторил просьбу четче и громче. Оратор услышал и повернулся на звук.
   - Да иди ты на...!
   На лице Музыканта отразилась задумчивость. Дейвин тоже озадачился, но ни сказать, ни сделать ничего не успел. От очага к столу подлетел кто-то из парней Смолы и без предисловий выдал говоруну кулаком в лицо. Тот даже покачнулся. Дейвин услышал, как клацнули зубы от удара. Вдохнув, юноша попытался ответить на любезность такой же любезностью. Попал, правда, не в челюсть, а в плечо. Началась потасовка. Народ оставил тарелки и бокалы, двоих зачинщиков быстро отвели от стола. Они переглянулись, один кивнул другому на лесополосу. Минут пятнадцать драчунов не было. Вернулись они уже вполне мирно, получили по порции спиртного, и фуршет продолжился. Асана улыбнулась Дейвину, тот ответил ей улыбкой.
   Музыкант спросил у начавшего драку:
   - А ты чего его вдруг?
   Тот вздохнул.
   - Понимаешь, Фил... Я вижу, ты такой отдыхаешь весь, выпил... и тут тебя по адресу шлют. А как быстро и точно ты можешь наделать в мишени дырок, я видел крайний раз четыре дня назад. И знаю, что ствол у тебя скорее всего с собой. Вот и решил, что лучше сразу конфликт перевести в другую плоскость.
   - А? А-а... - ответил Музыкант. Почесал бровь и добавил. - Ну я все-таки не совсем без башни. Ствол, конечно, рядом, но сейчас он заперт в сейфе в машине.
   - Вот это ты аккуратист, - восхитился граф.
   - Оружие требует уважения, - так же спокойно и доброжелательно заметил Музыкант.
   - Фил, можно спросить? - Дейвин решил продолжить беседу.
   - Конечно, - Филипп вылил в бокал остатки из фляги и аккуратно убрал ее в один из бесчисленных карманов на зеленых штанах.
   - Почему тебя зовут музыкантом?
   - На майские покажу, - благодушно ответил Музыкант.
   - Договорились, - улыбнулся Дейвин, не представляя себе даже в общих чертах, что именно он может увидеть.
   Эта сцена вернула его к мысли, не дававшей ему покоя уже почти неделю. И немедленно кристаллизовалась в решение.
  
   Вернувшись с базы в казарму, мы готовились к выходному. Ужинали, обсуждали планы на завтрашний день, шутили даже. День был действительно удачным: работа в городе закончилась, и нам обещали длинный выходной, после которого начиналась привычная работа в лесах. На выходе из столовой меня поймал дежурный гвардеец.
   - Госпожа маг, тебя граф Дейвин зовет.
   Я пожала плечами, послала Саше, с которой мы собирались покурить, извиняющийся взгляд и отправилась в господское крыло. Дейвин встретил меня в холле.
   - Пришла?
   - По твоему приказанию...
   - Отставить. Идем на стадион.
   Я, чуя недоброе, двинулась за ним на крытый стадион. Первое, что мне пришло в голову - сейчас предложит, пока Исиана нет, показать какое-то заклятие. Но не угадала. На стадионе было пусто, и никаких щитов или мишеней я не увидела. Не было и шкатулки с кристаллами, обязательного атрибута зачета или практики. Зато был Унриаль да Шайни.
   - Унрио! - позвал его Дейвин.
   - Кого это ты привел, граф? - поинтересовался да Шайни.
   - Это Алиса, - сказал да Айгит. - И я хочу, чтобы ты показал ей, с какой стороны держаться за меч.
   Я онемела от изумления. Ничего лучше он придумать не мог, конечно. Дать мне в учителя человека, к которому я так и не знала, как относиться, - это было как-то за гранью и само по себе. Но мне предлагалось учиться у него вещам, которые я не собиралась знать вообще. Вот зачем, кто бы сказал, мне может пригодиться умение тыкать в живое существо железной заточенной полосой, когда на свете есть Сайга, и Узи и Беретты еще не кончились даже в крае, а АК так и вообще не переводились. Что же до гражданского оружия - любой, кто на колесах, возит с собой или ту же Сайгу, или ИЖ-81, а пешие и мотобратия надеются на Макаров и везение.
   Пока я искала пропавший дар речи, да Шайни обошел вокруг меня, как будто я была диковинным животным. Хотя нет. Вокруг лошади или привезенного да Айгитом бычка он так не ходил. Как вокруг странного дерева, наверное. Какой-нибудь осины, на которой родятся апельсины. Я стояла и смотрела на него, не зная, что мне говорить или делать. Он закончил свой круг почета, посмотрел на меня как-то печально, но одновременно сдерживая смех.
   - Завтра приходи сюда в это время.
   Так и вышло, что наши вечером поехали пить, а я пошла на новые дополнительные занятия. Меч в руки я в первый раз не получила. Зато вдосталь находилась по кругу под внимательным взглядом Унриаля да Шайни, все время оказывавшегося прямо напротив меня, что бы я ни делала. К отбою болели и икры, и бедра, и спина, и пониже спины. Откиснув под душем и оттерев ноющие места солью по сааланскому обычаю, я упала в койку и вырубилась. Последней моей мыслью было: "Завтра предстоит то же самое..."
  
   За восемь длинных сааланских дней Исиан успел изучить расстановку сил в следственной группе и характеры настолько, чтобы понимать цели и интересы каждого. Агуане, самая незаметная, была, как и он, чьим-то наблюдателем. Следователь Итчи разрывался пополам между желанием сохранить хорошее отношение своего магистра и выслужиться перед маркизом да Шайни. Монахини жалели подследственную и пытались понять, как к ней все-таки относиться. Не особенно успешно. Эрве и Вейен пытались поделить игрушку, не поссорившись. Вейлин очень активно хотел реванша и прямо рвался его получить, то и дело выпрыгивая с вопросами и предложениями разной степени уместности и осмысленности. К сожалению, избавиться от него не представлялось возможным: он переводил подследственной некоторые вопросы и комментировал часть ее ответов следователю.
   Сама подследственная выглядела воплощенным терпением. Когда следователи разложили по столу пару белья из ее вещей и уничтожили магией, у нее даже бровь не дрогнула. Она продолжила так же спокойно отвечать на вопросы о том, зачем нужно было об этом молчать и что ей не позволило признать очевидное. Услышав ее объяснение причин молчания, Исиан сосредоточился и приготовился. Женщина шла прямо в ловушку, расставленную маркизом. Было очевидно, что сейчас, признав, что она не может поверить в очевидное, пока не понимает его причин, она будет вынуждена признать, что это не первый случай - и дальше из ее памяти потащат весь ряд забытого, не увиденного, признанного незначимым и принятого как есть. А потом спросят про ее собственные действия.
   План маркиза испортил досточтимый Вейлин. У переводчика, видимо, подошел к концу его невеликий запас терпения, и он разразился длинной обвинительной речью, в которой упомянул и неудачную беременность Полины, и ее развод, и ночные танцы, и попытки посвятить князя в традицию, не имеющую к христианству никакого отношения.
   - Ты поклонялась греческой Гекате и пыталась вовлечь в это наместника! - закончил он, торжествующе глядя на женщину.
   - Гекате? - переспросила удивленная Полина. - Почему именно ей?
   - То есть с тем, что ты предала своего бога и обратилась к старым богам, ты согласна, - удовлетворенно улыбнулся Вейлин.
   Полина пожала плечами.
   - Не грешат одни мертвые. Я могу только надеяться на Его милосердие, но не жду его, потому что это я обязана Господу, а не он мне. Я знаю, что грешна и достойна ада, обсуждать тут нечего. Но почему из всех известных тебе имен богов ты выбрал именно это? Я ведь и гневалась, и мстила, и говорила злое, была тщеславной и любила наряжаться и украшать себя.
   - Это все мелочи, - пренебрежительно махнул рукой Вейлин. - Об этом договаривайся со своим богом сама. Кстати, он не бог, а пророк, поскольку был сперва рожден, а потом и убит, но твой вопрос не о нем. Заметь, и здесь он тебе не так интересен, как ты сама.
   - Заметила, - кивнула женщина. - Так ты ответишь или продолжишь спрашивать?
   - Отвечу, - хищно усмехнулся досточтимый. - Слушай же. Да, маркиз не нашел в твоей памяти ни одного случая, когда ты призывала женщин убить дитя во чреве, но ты показала пример того, что так можно сделать - и быть после этого довольной жизнью. Да, он не нашел за тобой также и призывов к расторжению дурного брака, но ты своим примером показала, что это возможно. Тогда как ваша традиция предписывала тебе оставить все свои дела после свадьбы и заниматься делами мужа. Разве ты последовала этому предписанию? Ты разрушила свой брак намеренно и последовательно и убила ребенка, зачатого в браке, своим непослушанием мужу. Разве так должно поступать христианке?
   Полина молчала. Вейлин улыбнулся с чувством превосходства и продолжил:
   - И как переносить справедливые упреки и поношения за такое поведение, ты тоже показывала не раз. Тебя злословили, а ты, вместо того, чтобы скрыть лицо и нести свой стыд, продолжала работать. Тебя позорили, а ты делала вид, что не слышишь, и получала выгоду от торговли. Тебя в лицо называли негодной женщиной, увечной и нежеланной, а ты смеялась и шла танцевать вместо того, чтобы лить слезы над своими проступками. Твой бог должен был наказать тебя, почему он не сделал этого? Возможно, ему просто нет до тебя дела, потому что ты предала его? Что ты молчишь?
   Полина глядела досточтимому в лицо, не произнося ни слова. Он не смог молчать дольше трех вдохов и развил свою гипотезу.
   - Но ты не оставлена, о тебе очевидно заботится чья-то невидимая рука. Смотри-ка. Твои враги покрыты позором, твои противники изгнаны, мужчина, отвергший тебя, негодную жену и мать-детоубийцу, утешается сочувствием твоей матери и вниманием случайных подруг. Но что ты дала друзьям и поклонникам? Только быструю и легкую смерть! Ну, - закончил он торжествующе, - кто, кроме греческой Гекаты, мог дать тебе силы для этого?
   Полина продолжала молчать. Исиан взглянул ей в лицо и ужаснулся. Женщина все еще удерживала на лице выражение нейтральной готовности слушать и договариваться, только в углах ее губ показалась еле заметная и совершенно безнадежная улыбка, а во взгляде, направленном в лицо досточтимому, отразились презрение и отвращение. Но хуже было то, что сайх увидел под этими чувствами, на самом дне взгляда подследственной. Безнадежность и безразличие. Он сделал единственное, что было доступно. Привлек внимание маркиза и указал ему глазами на выражение лица женщины.
   Тот, поблагодарив наблюдателя одним движением ресниц, попытался вмешаться.
   - Вейлин, ты переутомился, спятил и бредишь. Отправляйся отдыхать и позови вместо себя кого-нибудь. Хотя бы Арно.
   - Ну отчего же, - возразила подследственная. - Вопрос он задал, наверняка это отмечено в протоколе. Я отвечу. Кроме Гекаты, упомянутой тобой, досточтимый, это могли быть шумерская Инан, еврейская Эва, кельтская Морриган, скандинавская Фригг, уральская Сорни Най и русская Буря-яга. Но для твоей версии я недостаточно спортивна. Геката любит тех, кто может долго бежать и идти. Я не такова. И Инан я не могла понравиться, у меня маловато любовников, чтобы она меня заметила. Эва тоже вряд ли меня поняла бы: ни у одного из своих мужчин я не брала подарков, а мужу отдала и часть своего имущества при разводе. Будь я в хороших отношениях с Морриган, у моего мужа после развода не случилось бы ни одной связи, а ты сказал, что у него есть подруги. Обидев женщину, которой покровительствует Фригг, ему предстояло умереть в нищете и полном одиночестве, но он жив, благополучен и имеет друзей. Оскорбив жрицу Сорни Най, он мог сойти с ума, покинуть дом и умереть около дороги, но пребывает в здравом рассудке и в безопасности. А наказанных Бурей-Ягой, по легенде, поражает молния, уносит ветер или съедают собаки. Как видишь, ничего такого с ним не произошло. Это я сижу тут с вами и слушаю твои предположения на мой счет, а он вполне благополучен в Москве. Что до моей неудачной беременности и развода - судья мне мой Бог, а не ты.
   Вейен поморщился, перевел дыхание.
   - На сегодня довольно. Продолжим завтра.
  
   Итчи вызвал сопровождение, и женщину отправили из допросной. Остальные остались совещаться, даже не подумав указать Исиану на дверь.
   - Почти призналась, а? - усмехнулся следователь.
   - По-моему, наоборот, - сказала Агуане задумчиво. - Довольно достоверно доказала, что невиновна.
   - Но она назвала имена богов, значит...
   - Ничего не значит, - раздраженно оборвал следователя маркиз. - Это их школьные классы. Завтра ты ее спросишь об этом, получишь название книги, по которой она училась, имя автора и год, когда книга была напечатана. Что будешь делать дальше?
   Итчи пожал плечами.
   - У нее были клиенты из саалан. Их можно вызвать на беседу.
   Агуане покачала головой.
   - В первом докладе досточтимой Хайшен есть письма к наместнику как раз от них. Свидетельствуют за ее полную благонадежность. И по истории в лагере беженцев все чисто. Влияния напрямую она не применяла, только через публичную страницу, все законно.
   - Но тогда откуда вот это? - Вейен указал пенной на алый лепесток цветка в схеме на доске.
   Исиан понял, что пора вмешиваться.
   - Я могу видеть записи?
   Маркиз посмотрел на него с интересом, как на внезапно заговорившую лабораторную доску.
   - Мои?
   Исиан вежливо улыбнулся.
   - Если ты работал с ней первые дни, то да, твои.
   - Но зачем? - Вейен не скрывал удивления.
   - Ваш Новый мир - пока единственный исследованный вами, - вежливо сказал сайх. - Я верю, что вы на этом не остановитесь, как не остановились мы. Но сейчас вы встретились с чем-то незнакомым вам. Как знать, возможно, оно окажется известным мне. Я сам за жизнь посетил несколько миров, и о нескольких десятках миров рассказывали люди моего дома, жившие и работавшие по другую сторону звезд. Я просто предлагаю вам поберечь время. Если то, что вы нашли, неизвестно мне, я скажу об этом сразу же. Если я уже встречал такое, это упростит вам работу.
   - И получишь новое знание, - с понимающей улыбкой кивнул Вейен.
   - Если так, - ответил сайх вежливым полупоклоном, - я найду, как за него расплатиться.
   И Вейен решился. Он достал шкатулку с кристаллами, покопался в ней.
   - Вот эти. Можешь смотреть.
   Исиан принял камни, взял первый и вгляделся. И улыбнулся, узнавая. На всякий случай бегло посмотрел второй.
   - Да, мне это известно. Даже в двух формах. Смотри и сличай.
   Вейен немедленно попытался нахамить. Он вознамерился перехватить контроль, войдя в сознание сайха, но тот только улыбнулся, возвращая на место границы. Маркиз было дернулся, но любопытство победило спесь. И Вейен погрузился в предложенное сайхом воспоминание. Исиан и сам был рад припомнить тот день.
   Полированный деревянный помост, гулкий, как барабан, усиливающий каждый шаг до звонкого удара и превращающий каждый поворот в долгий шелестящий звук, от которого холодом охватывает спину. Два барабанщика, слева и справа от помоста, ритм на четыре счета, нечетные сильнее, первый опорный, третий едва отличим от четных. Он сам обут в легкие сандалии и одет в тонкие широкие штаны, белую рубашку и цветной высокий пояс с бахромой, голова повязана белым платком. Тот, второй - в красном платке и алой рубашке. На его ногах крепкая кожаная обувь на скошенном каблуке пальца три высотой. В левой руке он держит прямой нож, лезвие у ножа длинное, длиннее держащей его ладони.
   Там-та-тах-та, там-та-тах-та! - бьет барабан. Двое кружат по помосту, сцепив правые руки.
   - Что это? - спросил маркиз.
   - Дуэль, - улыбнулся Исиан.
   - И чем она кончилась?
   - Вейен, - Исиан сделал короткий жест плечом, - я перед тобой, значит, победил. С этого помоста мог спуститься только один - лестница слишком узкая и хрупкая. Второй мог остаться на нем, а мог вылететь.
   Маркиз посмотрел глазами Исиана вниз с помоста. За возвышениями для барабанщиков помост наполовину свисал над обрывом. Воды внизу не было, виднелась россыпь валунов разного размера. Перед входом на помост были вкопаны заостренные колья.
   - Как поднимался второй?
   - Того, кто в белом, поднимали на руках, потом барабанщики занимали площадки и закрывали путь. Первый вызывал второго на глазах у всей площади. Второй, в красном, поднимался по лестнице. Ее ступеньки подпилены, два раза на них встать еще можно, а наступишь третий раз - сломаются. Лететь оттуда... неприятно. Дешевле сломать шею сразу.
   - За что вы дрались?
   - Это личное, - с улыбкой произнес Исиан, одновременно сообщив маркизу Зовом: "За честь моего друга".
   - Хорошо, - Вейен прикрыл глаза на пару ударов сердца, гася эмоции, почерпнутые из воспоминания. - А вторая форма?
   - Это не мое, - признался сайх. - Моего донора, он давно умер. Но смотри.
   Исиан знал, что маркиз видит сейчас. Полумрак, золотые огни, бледные от бессонницы лица, блестящие глаза, блестящий паркет, блестящие от специальной мази волосы мужчин. Сверкающее стекло бокалов и бутылок, сияющие драгоценные украшения на женщинах, вычурная сложная одежда, совершенно непохожая на сааланскую или одежду сайхов, и ни на что из одежды людей Нового мира. Хрипло постанывающий музыкальный инструмент задает все тот же ритм: четыре счета, первая доля опорная. Пары скользят по паркету. Танец о большем... которое никогда не случится.
   - Любопытный мир, - уронил Вейен, покидая сознание Исиана.
   - Да, - согласился сайх.
   - Что это за обычай? - спросил маркиз.
   - Я так и не понял, - признался Исиан. - Похоже, такая форма приглашения к близости.
   - Зачем так сложно? - поразился сааланец.
   Сайх усмехнулся.
   - Ты обратил внимание на их одежду?
  
   Ему удалось. Он стянул на себя все внимание следственной группы и развлекал их, пока обе луны не повисли прямо над морем. Потом они очнулись, и следователь Итчи сказал, что найденное все равно нужно как-то определять.
   - Легкомысленное поведение? - пожал плечами Исиан.
   - Завтра посмотрим, - сказал Итчи. И день закончился.
  
   Следующий день оказался еще гаже предыдущего. Полине объясняли, какая она тварь, как нечестно поступила с мужем, предав и его ожидания, и ожидания своей семьи, стыдили за гибель ребенка. Она сидела перед следователем и чувствовала, как оцепенение постепенно сковывает тело, как сознание пытается посмотреть на происходящее со стороны - хотя бы из-за окна. Постепенно терялся интерес к словам, лицам и вообще происходящему, и становился все более важным и увлекательным узор трещинок на краю стола, за которым она сидела. В какой-то момент она обнаружила, что в комнате полная тишина и следователь смотрит на нее как-то слишком внимательно. Она посмотрела на него в ответ.
   - Ты слышала вопрос? - спросил он.
   - Да, - сказала она и принялась вспоминать, что из этого потока звуков было вопросом.
   - Ты поняла его? - спросил следователь.
   - Нет, - ответила Полина. - Спроси по-русски.
   - Он же был совсем простой, - неприятно удивился следователь.
   - Я не поняла, - повторила она. - Переведите мне.
   - Зачем ты вообще выходила замуж, если не собиралась ни подчиняться мужу, по вашему обычаю, ни иметь детей? Ты поняла вопрос?
   - Да, поняла, - кивнула она, давя растущее ощущение омерзения. - Но буду отвечать по-русски.
   - Отвечай как-нибудь, - раздраженно сказал следователь.
   Полина уперлась взглядом в стену за его плечом и сказала на родном языке:
   - Этот брак с самого начала был моей ошибкой. Мне следовало быть внимательнее и отказывать этому человеку даже в просьбе попить с ним кофе.
   - Почему? - спросил Итчи на сааланике.
   - Потому что я не хотела замуж за него, - на языке империи ответила Полина.
   - Почему же вышла?
   - По рассеянности.
   Вейен да Шайни уронил на пол кристалл, который держал в руках, помянул пьевру-мать, принялся собирать заклятием осколки. Следователь потер висок.
   - Послушай. Ты взрослая женщина сейчас, да и в день замужества была уже не ребенком. Как можно по рассеянности выйти замуж? Это же дело не на пять вдохов. Сговор, поход в ратушу, подписи на договоре, наконец...
   Полина вяло пожала плечами.
   - Ну да. Все так. Я была невнимательна довольно долгое время. Почти полгода.
   - Чем же ты была занята в это время? - с интересом спросил следователь.
   Женщина глянула вверх, на сводчатый потолок допросной и послушно перечислила:
   - Сражалась за, хм, воинский титул, сдавала экзамен на допуск к специальности, искала работу и перевозила вещи в дом, где должны были жить с мужем. Еще немного помогала ему переехать.
   - Так значит, ты все-таки понимала, что выходишь замуж? - уточнил Итчи.
   Полина задумалась.
   - Остановись, - вдруг сказал Вейен да Шайни следователю.
   Тот непонимающе уставился на него.
   Полина перевела взгляд в окно. Маркиз с монахом вышли из допросной, отсутствовали некоторое время, затем вернулись. Вместе с ними в допросную вошел досточтимый Эрве, магистр Академии саалан.
   - Принесите ее шкатулку, - распорядился следователь.
   Полина почувствовала, как внутри у нее что-то тихонько заныло. Цветы, потом белье... интересно, что они сделают с ее камнями и серебром? Превратят в песок или испарят? Она едва успела тихонько вздохнуть и приготовиться к очередным гадостям, и сразу же пришла монахиня со шкатулкой.
   Секрет они разгадывали недолго, задвижка щелкнула минуты через три-четыре, и все серьги, кольца и прочее, что шкатулка хранила, следователь вытряхнул на стол.
   - Вот, сейчас мы попробуем понять, что же ты такое.
   Он начал перебирать ее украшения, как будто пытаясь выбрать из них что-то.
   Магистр подошел к Полине и крепко взял ее руками за виски. Она успела заметить неожиданно пристальный взгляд Исиана и вдруг поняла, почему его лицо кажется ей знакомым. Наблюдателем от Саэхен был отец Макса Асани. Тот самый, отдавший приказ лишить Алису магического Дара и выгнавший собственного сына из дома, в общем, молодец мужик со всех сторон. И этот самый молодец со всех сторон, глядя поверх ее головы - вероятно, в лицо досточтимому Эрве, - проговорил брезгливо и снисходительно:
   - Дорогой собрат, ты действительно впервые видишь живой Источник?
   - Что? - спросил Вейен да Шайни.
   Полина почувствовала, что руки, державшие ее за голову, убрались, и вообще магистра рядом с ее креслом больше нет. Он уже стоял около стола, а Исиан, смахнув руки следователя с колец и ожерелий, указывал на ее камни магистру Академии:
   - Смотри сам, ты видишь тут что-нибудь кроме фильтров?
   Магистр, наклонившись над столом, подвинул ожерелье, присмотрелся к кольцу, потянулся к подвеске с синими камнями.
   Полина вежливо попросила по-русски:
   - А можно, пожалуйста, не трогать руками мой крест?
   Магистр покосился на нее, пожал плечами и убрал руки от стола.
   - Вызывайте Хайшен, - не поворачивая головы, сказал он своим монахам. Затем посмотрел на отца Макса. - Да, Исиан. Мы видим существо-Источник впервые.
  
   Исиан много лет вместе со своим Домом разрабатывал вопрос искусственных Источников. За этим и Алиса с Максом отправлялись в экспедицию в тот безумный мирок с восемью лунами, откуда их едва удалось достать живыми за считаные сутки до катастрофы. Разумеется, в других мирах во время экспедиций члены Дома не раз находили и описывали существо-Источник. Согласно сайхской этике, использовать такие Источники для своих нужд считалось недопустимым. По крайней мере, без их на то согласия. Да и с согласия-то можно только ограниченно. Но факт есть факт, такое бывает. Это он и объяснял Эрве и Вейену, пока монахи отправились в зал Троп вызывать из-за звезд Хайшен.
   Мельком посмотрев на женщину, Исиан увидел, что все худо, хуже даже, чем было с Алисой после общения с Димитри и Дейвином. Но сделать для Полины что-то, кроме уже сделанного, он не мог.
   Вейен в это время уже говорил, что действительно в империи Аль Ас Саалан такого раньше не видели и, пожалуй, он знает, как позаботиться об этой природной аномалии. Он уже решил, что мистрис будет жить в его доме в столице или в пригородном имении да Шайни под присмотром его самого и его людей. А то она очень нервно относится к бытовым реалиям империи, ей будет лучше рядом с надежными людьми.
   Эрве пытался объяснить что-то про замок Золотых Лилий, самое надежное место из всех земель Академии, где и должен жить человек с настолько уникальным даром.
   Исиан смотрел на женщину и видел, что ей все равно, что станет ее будущим домом. Особняк да Шайни, монастырь, резиденция князя в Приозерске, дно залива, разделяющего Исанис и Исюрмер... Она действительно не видела разницы. Вейен да Шайни все гнул свое, подчеркивая уникальность особенностей женщины. Исиан смотрел на нее и видел, как выцветает оболочка характера, открывая суть. Перед его Зрением тихо дрожало невидимое пламя, составлявшее центр ее души, выглядящей как цветок, теряющий лепестки.
   Пришедшая Хайшен возражала маркизу, говоря, что сама женщина объясняет свои свойства тем, что посвящена какому-то их богу. И предлагала сперва найти хотя бы еще одного такого же посвященного и проверить, не обладает ли он теми же свойствами. Она считала, что для окончания следствия нужны лаборатории столичного университета, более новые и надежные, и что в императорском доме о гостях заботятся достаточно хорошо.
   Исиан смотрел на женщину и думал, как бы заткнуть всю эту толпу напыщенных позеров, на глазах которых человеческое существо кончается как личность и начинается как часть Потока, не имеющая ни своей воли, ни своего мнения. Разумеется, им было нечем ни увидеть, ни понять происходящее. Остановить процесс было еще можно, времени на это оставалось примерно месяца три-четыре по счету саалан. Или полгода по счету Земли.
   Вейен, раздосадованный тем, что игрушку не дали в руки, сказал Хайшен:
   - Так иди же в край и поищи второго посвященного, только не приведи случайно их предстоятеля.
   Оставлять женщину с этими разряженными кривляками было верным способом угробить ее. Именно этого Дейвин да Айгит просил его избежать по возможности.
   Исиан улыбнулся, продемонстрировав всю непосредственность, на которую только был способен.
   - Тогда я тут подожду второго такого же, я ведь не помешаю вам, правда, Эрве?
   Вейен да Шайни скривился и отвернулся.
  
   После официального окончания зачистки города от инородной фауны Эние да Деах занялся тем, что обещал сделать еще осенью, - поисками следов двух безымянных мелкомагов. Марина Лейшина, передав ему просьбу, и думать забыла об этом, передав ему просьбу, и думать забыла об этом, полиция всю зиму занималась совершенно другими вопросами: их трясли дознаватели из метрополии, выясняя чуть не по каждому материалу основания, на которых он был открыт. Проверяли также законность следственных действий, основания для движения материалов... в общем, скучно не было. Было тоскливо, нервно и обидно. И на поиски двух обалдуев, ушедших босиком и в белье с места казни, ни у кого совершенно не было времени. Эние, пользуясь передышкой, решил пока не беспокоить графа да Айгита просьбами рекомендации в Академию, а сделать обещанное, тем более что для этого нужно было ходить по городу и общаться. Он предпочел бы делать это в компании Унви, но ее дух был давно уже за Гранью, или она бродила какими-то загадочными здешними тропами мертвых. В любом случае подержать ее за руку стало невозможно, и видеть ее улыбку он мог только в воспоминаниях.
   Отчасти предаваясь им, отчасти любуясь городом, Эние третий день подряд приходил на Стрелку, вставал лицом к воде, искал остатки следа двоих безымянных и шел по нему. Как раз в тот день он понял, что ему нужно колесо. Или два колеса. И пошел их искать. Ничего лучше, чем обратиться к Айрилю да Юну, он не придумал.
   Маркиз да Юн, выслушав графа да Деаха, качнул головой:
   - Не знаю, что и делать. Самокат и велосипед на наш рост - это редкость, мотоцикл требует специального обучения... Позволь мне подумать немного. Пока располагайся, если желаешь читать или развлекаться иначе, мой кабинет к твоим услугам. Только не колдуй, у меня включен компьютер.
   Эние послушно взял с полки иллюстрированную энциклопедию холодного оружия, сел на диван и перестал быть слышен. Айриль листал вкладки браузера около часа, потом сказал:
   - Эни, посмотри на это.
   Открытая во вкладке браузера картинка показывала моноколесо.
   - Оно электрическое, Ари, - вздохнул граф. - Я собираюсь колдовать.
   - Эни, тогда ты можешь рассчитывать только на велосипед или самокат, - констатировал маркиз. - Вот, смотри. Продается велочоппер, и только что выставлен педальный моноцикл. Какой из двух тебе больше нравится?
   Эние, казалось бы, привычный ко всему после зимы в постоянном тесном контакте с Сопротивлением, дружно делающим вид, что они городская самооборона, увидев на экране двух монстров, едва не попятился. Первый их них выглядел как дитя случайной любви велосипеда и тяжелого мотоцикла: с широкими мощными колесами, тяжелой рамой странной формы, поднимающейся едва ли на ширину ладони от земли, и еле заметным на фоне всей конструкции седлом. По дизайну он ничем не отличался от стандартной городской "крысы". Так назывались мотоциклы, собранные и отделанные согласно представлениям владельца о комфорте, но обязательно в таком стиле, что первый взгляд навевал ассоциации с ожившим комком ржавчины, только чудом передвигающимся по дороге.
   Второй имел неуловимое сходство с сааланским степным сверчком, хищной насекомой тварью ростом по пояс сайни, вставшему на задние лапы, но был значительно крупнее. Диаметр единственного колеса, внутри которого и размещалось сидение, заявлялся сто восемьдесят пять сантиметров. Эние размышлял несколько мучительных минут.
   - Первый, Ари. Сможешь помочь мне со сделкой?
   - Конечно, Эни. Я сейчас напишу продавцу, и мы пойдем на кухню обедать. Надеюсь, за час он зайдет на страницу и ответит мне.
  
   Закончив с письмом, Айриль поднялся и отправился было на кухню, но прислушавшись, развернулся и пошел открывать дверь.
   - Мать, здравствуй.
   - Здравствуй, сын, - сказала Онтра, входя. - Я надеюсь на обед. Так и не привыкла готовить сама.
   - Мы как раз собирались обедать с Эние, - улыбнулся Айриль. - Я думал позвать тебя, но не знал, вернулась ли ты, и не хотел мешать.
   - Я вернулась в полночь по этому времени. Ждала вестей от шпионов.
   - Есть новости? - насторожился юноша.
   - Все то же, - Онтра пожала плечами. - Жива, содержат в Исюрмере... Посылку от ее подруги приняли, а мне даже не сказали, есть ли у нее какие-то нужды. Саэхен поменяли наблюдателя при следственной группе, но это я уже говорила.
   - Из резиденции забрали шкатулку с ее украшениями, - сказал Айриль.
   - Давно? - быстро спросила Онтра.
   - Четыре дня назад по здешнему счету.
   - Значит, вердикт будет совсем скоро, - маркиза да Юн качнула головой, отбросила косу на спину. - Придется поторопить рабочих с ремонтом. Я хочу быть в Исанисе на объявлении вердикта.
   - Не стоит, пожалуй, - осторожно произнес Айриль. - Я прослежу за ними сам.
   - Решим после, - Онтра улыбнулась сыну, - время еще есть. Ты обещал обед.
  
   Маркиза беспокоилась не зря. Шпионы в Исюрмере у нее, конечно, были, но не настолько влиятельные, чтобы добыть сведения о закрытом расследовании. В свидании с Полиной ей отказали трижды, хотя все три раза не исключили возможности разрешения на встречу в будущем. Передать новой родственнице что-либо Онтра тоже не смогла. Единственное, что ей оставалось - заниматься "Ключиком от кладовой", то есть устраивать возможности для торговли из края за звезды. Да еще следить за ремонтом в той квартире, которую Полине купили вместо "загаженной" обыском. С требованиями возмещения ущерба родичу некачественными следственными действиями она решила подождать, чтобы предъявить сразу весь список.
  
   Хайшен, вернувшись в край, отправилась к досточтимому Лийну. Отвлекать князя от дел она не стала, предположив, что он вряд ли сможет ей помочь. В ответ на вопрос дознавателя, где ей найти христиан, досточтимый уверенно указал Александро-Невскую лавру в Санкт-Петербурге. "Хорошо, - сказала дознаватель, - устройте мне встречу с ними". Начальник пресс-службы князя потер лоб и позвонил в пресс-службу епископа. Там неожиданно ответили: "Ждем обедать". И Хайшен отправилась в город.
   Служебный автомобиль мигом доставил ее от Адмиралтейства на площадь, посреди которой высилась конная статуя. Из уважения к чужому обычаю и по совету людей из пресс-службы князя, она повязала голову платком, как люди саалан делали обычно в море. Встретили ее в воротах, и судя по одежде, не рядовые христиане, а предстоятели. Ее проводили в трапезную, по дороге отвечая на короткие вопросы о зданиях и памятниках. Ответы были интересными, но не слишком развернутыми. Трапезная оказалась похожа на обеденный зал в Старом дворце, такая же светлая и оформлена похоже - светлое дерево, большие картины на стенах, живые растения. Отличались только сюжеты картин. Вместо пейзажей со стен смотрели строгие лица в одежде, похожей на ту, что была на людях, принимавших Хайшен. На других изображениях люди выглядели странно и занимались чем-то, оставшимся неясным для Хайшен. По содержанию этих картин она догадалась, что это сцены из жизни какого-то пророка. Возможно, как раз того, о котором говорил Вейлин в своих докладах. Пророк ей скорее понравился: его изображали с ясным взглядом, полным мысли, и по содержанию картин было понятно, что он внимателен к людям и их нуждам. Это обнадежило досточтимую.
   Подали обед. Все встали, дружно сделали странный сложный жест. Прикосновение ко лбу, затем к животу, потом к плечу и другому плечу озадачило Хайшен, она стояла и смотрела на происходящее. Затем люди начали хором читать молитву вслух. Текст, похоже, был устоявшийся и привычный, им и в голову не приходило менять его. Хайшен повторяла слова из вежливости, глядя на людей, чтобы не ошибиться.
   Сааланское лицо среди людей, одетых в эту странную одежду она увидела совершенно неожиданно для себя. Лицо было вдохновенным и задумчивым.
   - Как добрались? - спросил старший из принимавших ее людей.
   - Благодарю, - она наклонила голову. - У вас красиво.
   - Спаси Бог, - мужчина спрятал улыбку в бороде. - Я слышал, у вас тоже есть монастыри.
   - Есть, - Хайшен так же еле заметно улыбнулась в ответ. - Могу я спросить, кто вот тот человек и как он у вас оказался? - с этими словами она глянула на сааланца, из-за роста хорошо заметного среди остальных людей в длинной темной одежде.
   Собеседник ответил ей такими словами:
   - Вели с Ним на смерть и двух злодеев. И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую, а другого по левую сторону. Иисус же говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают. И делили одежды Его, бросая жребий. И стоял народ и смотрел. Насмехались же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий. Также и воины ругались над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого. И была над Ним надпись, написанная словами греческими, римскими и еврейскими: Сей есть Царь Иудейский. Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.
   У сааланца глаза сделались едва не шире лица, когда он услышал это.
   - Это из ваших священных текстов? - спросила досточтимая с интересом.
   - Верно, - ответил собеседник.
   - Насколько я вижу, эта история известна всем, кроме меня, - констатировала Хайшен. - Но как она относится к этому человеку?
   - Он уверовал и спасся, - объяснили ей.
   - Вот как. - Досточтимая наклонила голову, показывая, что понимает ответ и уважает сказанное. - И если этот священный текст знают здесь все, буду ли я права, если скажу, что все, кого я здесь вижу - настоящие христиане?
   - Безусловно да, - услышала она. - Иначе они не были бы здесь.
   - Тогда я хочу просить о помощи кого-то из присутствующих, - сказала дознаватель.
   - Какая помощь вам нужна? - спросил ее мужчина, в котором она узнала главного.
   - Нужен человек, который может свидетельствовать за оболганного безвинно. Женщина из края, лютеранка, у нас за звездами. Она обвинена в противозаконном колдовстве, некромантии.
   - Лютеранка? - удивился собеседник Хайшен. - Как они тут уцелели-то? Разве не все уехали?
   - Ее зовут Полина Бауэр, - уточнила досточтимая.
   - А, "Ключик от кладовой", - кивнул настоятель. - Мы у них заказывали свечной воск в девятнадцатом и двадцатом году. И делали для них кое-что.
   Сказав это, епископ некоторое время молчал. Потом подвел итог своим, видимо, непростым размышлениям.
   - По нашим правилам должен бы ехать я, но я не могу ни молиться с ней вместе, ни дать ей таинства.
   - Почему? - не поняла Хайшен.
   - Наши священники, дав таинство инославному, лишаются священства и возможности совершать таинства, - пояснил мужчина, - но и оставить душу пропасть я тоже не могу.
   Он повернулся к соотечественнику Хайшен.
   - Гавриил!
   Тот поднялся с места и коротко поклонился:
   - Слушаю, владыко.
   - Готов ли ты в качестве послушания пойти за звезды, чтобы дать надежду и утешение узнице и, если на то будет Божья воля, спасти душу живую?
   - Готов, владыко, - ответил монах дрогнувшим от волнения голосом.
   - Иди собирайся. Потом зайдешь ко мне.
  
   Гавриила собирали в дорогу священник, дьякон и его соседи по келье, всего шестеро.
   - Евангелие и Псалтырь. Библию не бери, тяжелая она.
   - Иконы возьми бумажные, они легче. Вот "Всех скорбящих радость" с грошиками и "Спас нерукотворный", и хватит. Молитвы помнишь?
   - Помню, отче.
   - Пойдем, свечей тебе в дорогу попросим, их мало не бывает. Обыденное взял?
   - Взял.
   - Ну все, идем.
   За те полчаса, в течение которых Хайшен слушала разъяснения к истории про двух разбойников, Гавриила успели собрать в путь, наставить и даже надоумили его позвонить отцу Серафиму доложиться об отъезде на послушание. Так что в кабинет епископа он вошел спокойный и сосредоточенный, с небольшим дощатым сундучком в руках.
   - Собрался, владыко.
   - Вот и ступай с Богом.
   Епископ поднялся из-за рабочего стола, перекрестил коленопреклоненного инока, под задумчиво-удивленным взглядом Хайшен, благословил и вернулся на свое место.
   Когда посетительница с монахом вышли, он задумчиво сказал келейнику:
   - У нас пришла для ими же осужденной защиты просить. Никак и правда одумались.
   Келейник молча пожал плечами и возвел глаза вверх.
  
   Все нашивки, кроме именной и "звездочек" за хвосты, я по-тихому спорола и отложила в тумбочку. Асана увидела это на общем построении то ли двадцатого апреля, то ли около того. Дата помнилась приблизительно, потому что рассказывать отделению, кто такой Владимир Ильич Ленин и чем он знаменит, я начала восемнадцатого, а закончила двадцать пятого. Вовсе не из почтительного трепета к имени, а потому, что незадолго до того то ли Исоль, то ли Серг спросили меня в честь какой такой Лены город назывался Ленинградом целых полсотни лет. Тот момент попал ровно на середину истории, я уже успела рассказать про неудачное покушение на царя и казнь заговорщиков, про "мы пойдем другим путем" вроде тоже успела, а про первую ссылку то ли заикнулась, то ли нет. Наутро случилось общее построение, Асана увидела меня и распорядилась переодеть всех недомагов, приданных к отрядам, в форму Охотников без знаков различия, исключая выслугу и именные нашивки. Примерно половина переодетых этому порадовалась, остальные рады не были, но мне было неинтересно ни то, ни другое. Часть мыслей была надежно занята новыми тренировками. Пока что все выглядело просто и понятно: да Шайни учил меня держаться в кругу точно напротив него. Но я понимала, что рано или поздно у него в руках окажется заточенная железная полоса, а меня заставят взять в руки вторую. И будет как с Сайгой, даже хуже, потому что тыкать заточенным железом в живого человека - это не спусковой крючок нажимать. Я не представляла себе, как я вообще смогу это сделать - взять меч и... дальше мысль не шла. От попытки представить в своих руках меч становилось плохо до темноты в глазах. Не то чтобы я сильно любила Унриаля да Шайни, но после суда, на котором выяснилось, что Эрмитаж - не его рук дело, а подписать вмешательство в работу ЛАЭС его заставили, причем получилось не сразу, я совершенно не хотела видеть его кровь на траве стадиона. И рассказать это Нуалю я не могла, а Хайшен была вдрызг занята тем же, чем и князь, и тем же, что беспокоило Дейвина не меньше, чем меня: расследованием в Исанисе. Все попытки повлиять на ситуацию, судя по их лицам, были не то чтобы вообще бесполезны, но давали совсем незначительные результаты.
   Я попыталась позвонить Марине Викторовне и выяснить, что там вообще происходит, прочитав ее заметки на сайте "Света в окне", но она не сказала ничего внятного, только ругалась на магов Академии и назвала Вейена да Шайни сволочью, каких мало. Мне ее слова не добавили ни уверенности, ни спокойствия, но отнести это было некому. Все, с кем был смысл об этом говорить, наверняка чувствовали себя ничуть не лучше, чем я сама. Единственный, кто меня услышал, был Макс, но и он меня не утешил. Он сказал только, что все делают, что могут, и что Димитри принял лучшее решение из возможных, отправив туда наблюдателем Исиана.
   Меня совсем не радовало присутствие в крае бывшего принца Утренней Звезды, я так и сказала Максу. Дело было в нашем баре за территорией, единственном месте, оставшемся таким, как до начала суда в Исанисе, только музыканты поменялись. Он как-то задумчиво посмотрел в свой чай и предложил мне подумать, что заставило принца одного из великих Домов Созвездия явиться в край как частное лицо и просить у Димитри разрешения остаться на территории, контролируемой саалан. Я подумала. Мысли мне не понравились настолько, что я решила ими не делиться. Макс глянул мне в лицо, кивнул и показал мне письмо на сайхенне. Я глянула и узнала почерк Тхегга, мага дома Утренней Звезды. Он писал по поручению не то просьбе совета Дома и хотел, чтобы Макс сообщил Исиану и мне, что Тессе выбелили лицо и в таком виде вернули дому Золотой Бабочки, где жили ее родители, и что нас всех троих очень ждут назад. От письма мне стало тоскливо. Я вздохнула, допила свой молочный коктейль и сказала, что не представляю, чем Исиан после всего сможет помочь Полине. Макс, глядя за окно, как-то отстраненно сказал, что если он не поможет, то вообще никто не поможет из всей миссии, и мы свернули тему. Говорить, что пусть там хоть год сидит, только бы мне его лицо не видеть, я не стала. Максу он был все-таки отцом. А мне... Я хотела бы суметь пожалеть Исиана, но от попыток представить его лицо мне было не лучше, чем от мыслей о заточенном мече в моей руке.
  
   Исиан видел, что женщина, которую ему поручил Димитри через Дейвина, сдалась и сломлена. Видел он и то, что она не понимает этого. Он даже слышал, как один маг из следственной группы, хмыкнув тихонько, сказал другому:
   - Ты когда-нибудь видел такое бессмысленное упрямство? Ведь уже утонула, а все равно гребет.
   Но сайх не слишком беспокоился об этом. Во-первых, пока Полина продолжала гнуть свою линию, хотя бы и механически, не видя в этом смысла, но с прежним тщанием и настойчивостью, ситуация не ухудшалась. Более того, медленно и неуклонно продолжала улучшаться. И Исиану было прекрасно известно, что, вернув некую определенную часть обстоятельств к приемлемому виду, можно выиграть и весь конфликт целиком. Хуже было другое. Маркиз Вейен не простил ему вмешательства. И прекрасно понимал, что перед ним конкурент за какой-то важный приз или ресурс. Исиан сделал этот вывод после того, как отправил в мусорную кучу двоих опытных бойцов, одетых, как отребье, но отребьем не бывших ни в коем случае. Магический ожог на запястье он решил не залечивать хотя бы сутки - и был прав. Наутро маркиз спросил его:
   - Что это? Ты обжегся?
   - Я подрался, - с милой улыбкой ответил сайх.
   - С кем и за что? - поинтересовался Вейен.
   - Не знаю, - пожал плечами Исиан. - Они не представились. Я тоже не стал церемониться. С другой стороны, я сам виноват: гулять ночью в незнакомом месте было рискованно. Но и им стоило кроме наглости запастись толикой ума. Возможно, теперь они не лежали бы в мусоре за рынком.
   Вейен только пожал плечами:
   - Они и так не лежат там. Утром трупы, найденные рыночными сайни, отвозят в порт, там ждут до вечера, может, найдется родня или близкие, а если нет, то опускают в залив.
   - А, - безразлично кивнул сайх. - Что же, у каждого народа свои обычаи.
   - И это мне говорит человек Пути? - приподнял брови маркиз.
   - Я должен был читать им проповедь прямо там? - хмыкнул Исиан. И на всякий случай добавил. - Может, следовало и породниться с ними сразу, чтобы нести за них ответственность на достаточных основаниях?
   Вейен поморщился и сменил тему. Но уже за обедом начал делать весьма прозрачные намеки на то, что миссия Саэхен в крае появилась с корыстным интересом и целью Созвездия является получение контроля над краем, а посредством этого и над империей Аль Ас Саалан.
   Исиан внимательно выслушал все витии маркиза, демонстративно отложив прибор на край тарелки. Потом ответил, глядя Вейену прямо в глаза:
   - Любой великий Дом Саэхен может взять этот клочок земли одним движением руки. Но вкладываться в оставленные вами развалины... - он пожал плечами и припечатал, - развлекайтесь сами. - И в изумленном молчании сотрапезников вернулся к еде.
   После обеда Эрве отменил допрос.
   - Хайшен привела второго, пойдемте, посмотрим на него.
  
   Гавриила тем временем встречали в Старом дворце нобили охраны и дежурный маг. Когда ему надевали блокирующий браслет, он спросил:
   - Зачем это?
   - Чтобы ты не колдовал, - объяснил кто-то из нобилей.
   - Да в уме ли вы? - возмутился свидетель. - Какой я вам колдун, я монах.
   - Порядок такой, - сказал энц Жехар, чтобы прекратить бессмысленный спор.
   - А, ну если порядок... - пожал плечами новый гость императора и смирился.
   Ему показали апартаменты, он оставил в комнате свой сундучок и вышел на галерею снова:
   - Я готов. Ведите меня к узнице.
   - Не торопись, - сказал ему нобиль охраны. - Сперва на тебя посмотрят магистр и маркиз Вейен.
   Монах послушно спустился в холл и сел на лавку, ждать. Через небольшое время в холл вошел Вейен да Шайни, а за ним досточтимая Агуане со следователем. Последней в холл вошла досточтимая Хайшен. Глянув на монаха, маркиз неприятно удивился.
   - Кайбен, что это с тобой?
   Тот, кого давно уже не звали Кайбен да Дис, озадаченно посмотрел маркизу в лицо, не узнавая его.
   - Ты кого позвал и о чем спросил?
   Вейен, недолго думая, вошел в сознание человека, стоящего перед ним, и начал читать. Точнее, почти начал - и был жестко прерван.
   "Господи, помоги" - набатным звоном ударило маркизу в уши. Вслед за грохотом колокольной меди, раскатившимся по миру, которым был этот человек, там, где маркиз оказался, вдруг вспыхнул нестерпимо яркий свет. Вейен замер. Таких защит он еще не встречал. Ему пришлось прервать контакт и выйти.
   - Маркиз, - сказала Агуане, - он ведь не подследственный. Он еще даже не дал согласия свидетельствовать, как же так можно?
   Вейен возмущенно указал на стоящего перед ним монаха:
   - Это вассал моего внука! Кого ты привела, Хайшен!
   Монах стоял перед ним спокойно и прямо, сложив опущенные руки, и совершенно не беспокоился возмущенным тоном маркиза. Напуганным вмешательством в свое сознание он тоже не выглядел, и это смущало и следователя, и самого да Шайни.
   - Я уже давно не имею никакого отношения ни к твоему внуку, ни к вашему народу, - спокойно сказал он маркизу.
   - Ты предал своего сюзерена! Ты нарушил клятву! - бросил маркиз ему в лицо.
   - Ты не ведаешь, что творишь! - возвысил голос монах.
   Вейен задумался, но очень ненадолго.
   - А! Так ты из воров и работорговцев, не заслуживших даже смерти! Ты из тех, кто был казнен на площади постыдной казнью! Как посмел ты, комок позора, явиться сюда?
   - Меня зовут Гавриил, я монах обители Александра Невского в Санкт-Петербурге, - спокойно и уверенно ответил тот, кого Вейен помнил как Кайбена да Диса.
   - Да почему я вообще должен верить тебе? - презрительно хмыкнул маркиз. - Ты уже показал себя ненадежным и как вассал, и как сын своего народа.
   - Знаешь что, человече... - вздохнул монах. - Если уж на то пошло, ты сейчас только что признался, что разговор не об истине, которую вы якобы хотите установить, а о деньгах, которые вы должны, а платить не хотите.
   - Нет, - мягко сказал досточтимый Эрве, - ты неправ. Мы хотим установить истину. У женщины, ради которой тебя сюда позвали, мы обнаружили особые свойства. Если эти свойства от вашего бога, у тебя они есть тоже. Мы хотим проверить это.
   Гавриил смерил его взглядом, от которого Эрве смутился и отступил на половину шага назад.
   - Так, господа, - сказал монах по-русски. - Вам я более никто, как и вы мне. Я шел сюда спасать ее душу, а участвовать в ваших странных игрищах не соглашался. Посему, если у вас есть ко мне какие-то вопросы, будьте добры задать их с должной вежливостью. А сейчас мне нужно видеть ту, ради которой я пришел.
   Эрве недовольно поджал губы, но вариантов у него не оставалось.
   - Ты прав, - сказал он монаху примирительно. - Подожди здесь, ее скоро приведут.
  
   Полину привели только к полднику. Увидев в холле стол, накрытый на двоих, она отдала вещи сайни, осмотрелась, раза с третьего заметила монаха, вяло удивилась и вежливо поздоровалась. Он ответил по-русски, надеясь пробудить ее чувства. Но она осталась все такой же безучастной.
   Гавриил был по рождению сааланцем и помнил родную речь все еще хорошо. О людях, выглядящих так, как женщина, к которой его отправили, в Аль Ас Саалан всегда говорили "хорош, как в ладье", полагая, что ушедший дух оставляет на память свой отпечаток на оставленной им плоти. Согласно верованиям саалан, в день смерти душа человека виднее всего, а потому и выглядит умирающий или умерший гораздо привлекательнее, чем пышущий здоровьем и благополучный. Гавриил не стал любоваться, а начал действовать. Для начала, он передал женщине привет от епископа, поклон и благодарность за помощь монастырю в тяжелые годы. Она легко кивнула в ответ и безразлично произнесла: "Была рада помочь".
   Сравнив ту легкость, с которой маркиз Вейен вспомнил о нем, виденном едва ли три раза, с безразличной безучастностью этой женщины, Гавриил насторожился. Он помнил, как это - быть сааланцем, и сентябрьский день на помосте тоже помнил очень хорошо, хотя теперь уже не видел больше кошмарных снов, в которых его разоблачали и брили на глазах толпы, а потом жгли его одежду и ломали оружие. Но он точно знал, что видит перед собой человека, жизнь которого рухнула. И понимал, как может понимать только сааланец, что сейчас нельзя дать ей замолчать и уйти в безмыслие, нужно звать ее, шевелить и побуждать действовать.
   - Мы сейчас едим вместе, - сказал он. - Будешь ли ты есть со мной и завтра?
   - Если хочешь, - ответила она.
   - Хорошо, - кивнул он. - Я буду читать наши молитвы сегодня вечером и завтра, когда встану, а потом в течение дня и вечером. Читать буду громко, учти и знай. Я буду зажигать свечи и молиться перед иконами за тебя. Если хочешь, можешь ко мне выйти и слушать.
   Вечером нобили охраны не обратили внимания на его занятия. Но утром, когда он, едва поднявшись, вышел на галерею и принялся в полный голос читать "Отче наш", перебудив всю охрану, к нему выбежали впятером, чтобы спросить, чем он занят.
   В ответ он торжественно и уверенно ответил им:
   - Спасаю человека.
   После недолгих выяснений, чем именно мистрис Бауэр могут быть полезны эти странные слова, нобили сдались. Энц Жехар постучал Полине в дверь, она выглянула, накинув шаль на сорочку.
   - Мистрис, - вздохнул нобиль, - выходи спасаться.
   Церковнославянский был Полине непривычен и не слишком удобен, но псалмы, знакомые с молодости, хоть и в переводе на современный русский, оказались и в этом прочтении если не живой водой, то по крайней мере свежим воздухом. И слушая мерный речитатив монаха, она понимала, что самой ей до этого окна уже не дотянуться.
  
   Гавриил, так представился монах, пошел с подследственной на допрос и, поскольку не был допущен в допросную, остался в коридоре. Все то время, пока Полиной занимались следователи, он читал вслух псалтырь, озадачивая и пугая магов Академии. Когда следователь и маги отправились обедать, монах забрал Полину из допросной, отвел в столовую, под презрительной усмешкой Вейена прочел молитву и приступил к трапезе, следя, чтобы женщина ела тоже. После обеда следственная группа работала, постоянно слыша из коридора мерное распевное чтение. Исиана это скорее обрадовало, потому что уверенности у магов саалан поубавилось и они, кажется, даже начали вспоминать, что перед ними не вещь, а живой человек. Наконец, Итчи, хмыкнув, вызвал двух магов и поручил им проверить, "что происходит, когда он там это делает".
   Через примерно час в допросную зашел маг из работавших в коридоре, положил на стол следователя дощечку с записями, глянул на большую доску в допросной и ахнул:
   - Они усиливают друг друга, посмотрите на показатели!
  
   Следующий день прошел так же. Мистрис Бауэр в допросной отвечала на вопросы Итчи, энц Гавриил в коридоре читал вслух свою книгу при зажженной свече, не замечая двух магов Академии, устроившихся с кристаллами и доской для записей в пяти шагах от него.
   Через день за Гавриилом пришли во время завтрака и забрали его к магистру на беседу, пока Полина приводила себя в порядок. Кроме магистра, в кабинете присутствовала Хайшен и еще один дознаватель.
   Эрве едва успел начать выяснять реальные цели этого странного парня, как Гавриил уже сориентировался в обстановке.
   - Я вижу, вы спрашиваете меня обо мне, но разве я пришел на ваш суд? Где Полина? Я пришел не к вам, а к ней. Я не ваш, и отчет о себе давать вам не обязан.
   Эрве хмыкнул и предложил дознавателям:
   - Действительно, давайте посмотрим их вместе. - Он повернулся к монаху. - Сейчас пойдем к ней, не беспокойся. - И действительно повел его и дознавателей в допросную, где с Полиной уже работал следователь.
   В тот день женщине очередной раз задавали вопросы о ее браке и о том, как после развода складывались ее отношения с мужем.
   Гавриил, послушав это все с четверть часа, покосился на следователя недобрым взором:
   - Ты что, Богом себя возомнил?
   Итчи, едва не подавившись вдохом от изумления, сумел сказать только одно слово:
   - Почему?
   Гавриил строго свел брови, и в его карих глазах, обычно задумчиво-печальных, появился суровый блеск:
   - Ты спрашиваешь ее о том, в чем человек дает отчет только Богу. Ты ей не Бог, не князь и не муж, чтобы винить ее.
   - Ап... - сказал дознаватель. - Но как же можно установить истину, если не спросить?
   - Ты за помыслы судить собрался? - уточнил Гавриил все с тем же суровым блеском в очах.
   Полина повернула к нему голову и смотрела с неожиданным интересом.
   - Ну хорошо, - рассердился Итчи. - Если ты взялся спасать ее от нас, сперва посмотри на это. - Он кивнул Гавриилу на стол, где были разложены амулеты Полининой работы. Монах уверенно подошел к столу, вгляделся и улыбнулся:
   - Ох ты ж. Мощевики. - Он повернулся к женщине. - Сама делала?
   - Да, - кивнула она, - я бы и целиком закрыла, но у меня металла было мало. Первые были закрытые полностью, - она печально улыбнулась, - все серебряные ложки в доме на них извела, и мельхиоровые тоже.
   - Мельхиоровые? Что это? - уточнил следователь.
   - Мельхиор - сплав металлов, не окрашивающий кость при соприкосновении с нею, - ответила женщина. - Из него делают посуду и утварь.
   - То есть ваша вера позволяет хранить останки людей в доме? - спросил дознаватель.
   - И в доме, и в храме, - подтвердил Гавриил.
   - Ты готов доказать это? - очень мягко спросил магистр.
   - Ну, знаешь, - стремительно обернулся к нему монах, - мощи я из храма ради вас сюда не потащу. Надо вам - сами пойдете и посмотрите. Это все-таки святыня, она общая.
   Взгляд Гавриила упал на стеллаж, и он осекся. Осмотрев комнату целиком, монах вперил в магистра суровый взгляд.
   - Вот это и вот это, - указал он рукой, - вы взяли в крае.
   Монах указывал на две чаши. Одна, огромная, стояла на полу, была высотой со стол и содержала чистую воду для магических нужд. Во второй, небольшой, похожей на увеличенный сааланский кубок для вина с травами или фруктовых отваров, хранился запас кристаллов для записи.
   Эрве поморщился.
   Монах продолжил обличительную речь.
   - Это, - указал он на большую чашу, - крестильная купель. Ты хоть знаешь, скольких детей вы лишили возможности получить защиту и утешение? - Не дожидаясь ответа на вопрос, он продолжил, указывая на кубок. - А это причастная чаша. Из нее причащают страждущих, в ней подают Святые Дары.
   - Какие дары? - не понял магистр.
   Гавриил выпрямился, осенил себя крестным знамением и произнес:
   - Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: "приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание". Также и чашу после вечери, и сказал: "сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет".
   - Что это за слова? - спросил Эрве. - Что они значат?
   - Он цитирует их святые тексты, - объяснила Хайшен. - Они кладут хлеб в вино и принимают так, из общего сосуда и с общей ложки, в память о казни своего пророка и о своем горе по нему. Так он наказал им перед смертью.
   - Но с его смерти прошло две тысячи лет! - воскликнул магистр. - Сколько можно убиваться о мертвом!
   - Судя по их сакральному преданию, он воскрес на третий день после того, как был казнен, и еще четыре десятки дней проповедовал, а потом на глазах у всех своих учеников просто взял и улетел в небо, - ответила Хайшен с невозмутимым лицом.
   - Тогда поведение мистрис становится более ясным, - задумчиво произнес второй дознаватель.
   - Подожди о ней, - настаивал Гавриил. - Давай теперь о вас. То, что вы взяли, принадлежало всему приходу, а может, и всему христианскому миру. Кроме того, что это ценность, которую вы взяли, не заплатив, вы взяли общую собственность, необходимую каждый день для насущных нужд души. Как вы собираетесь компенсировать ограбленным людям это святотатство?
   Магистр скривился.
   - Передадим тебе, чтобы ты отнес назад. Об уплате цены нашей вины я буду говорить всяко не с тобой.
   - И не теперь, - кивнул монах. - Теперь вам бы с имеющимся разобраться.
   Эрве потерял терпение окончательно.
   - Отправляйте обоих в Старый дворец. Достаточно на сегодня.
   Гавриил подал Полине руку.
   - Вставай, сестра. Пойдем Псалтырь читать.
  
   На следующий же день после появления Гавриила Полина заметила, что снова может читать, правда, очень понемногу и только Библию. Она попросила у нобиля охраны дать ей шерсть и спицы и принялась вязать вечерами. Она и сама не знала, зачем вяжет простое прямое полотно из "дикой" некрашеной шерсти. Полотно получалось цвета сливок, слишком широкое для шарфа и слишком короткое для снуда. Оно казалось совершенно бессмысленным. Как все разговоры последнего месяца. Как вся ее жизнь тут. Но бездумное движение спиц позволяло чувствовать себя занятой, и Полина пользовалась этим. Когда Димитри разрешили встречу с ней, полотно представляло собой полосу в две ладони высотой и почти два локтя шириной.
   - Что это будет? - спросил князь.
   Женщина пожала плечами:
   - Понятия не имею.
   - Тебе нравится само действие? - предположил он.
   - Не особенно, - призналась Полина. - Но хоть какое-то занятие, кроме размышлений о вечном.
   - Ты герой, - серьезно сказал князь, положив ладонь на руки подруги, державшие спицы. - Я еще ни разу не видел человека, держащегося во время расследования с таким достоинством, а ведь оно тянется почти большую луну.
   - Это второе, - напомнила Полина без эмоций, - первое было весной, в "Крестах".
   - Я помню, - вздохнул Димитри. - Прислать тебе что-нибудь?
   - Нет, - ответила женщина. - Что нужно, все есть.
   - А что не нужно? - улыбнулся князь.
   - А зачем мне то, что не нужно? - с легким удивлением спросила Полина.
   - Понятно, - вздохнул Димитри и ушел.
   Найдя в резиденции Академии Хайшен, он сетовал ей, что он плохой друг, что Полина выглядит как на собственных похоронах и что в этом виноват он один и никто кроме него. В тревоге и досаде князь едва не договорился до того, что Вейлина надо было вешать тогда же, в девятнадцатом году, а не разводить политику с непонятными результатами. Досточтимая еле сумела его остановить. Напомнив, что поскольку император приглашал Полину на Долгую ночь в Старый дворец, можно не беспокоиться о том, что она не переживет праздник, Хайшен сумела внушить взволнованному князю, что все будет хорошо.
   Глядя в закрывшуюся за ним дверь, она вздохнула про себя, понимая, что не может обещать этого же даже относительно весеннего солнцеворота. Было очевидно, что Академия проигрывает процесс. А маркиз Вейен, мыслящий себя единым целым с Академией и не переносящий не только проигрывать, но даже быть вторым, будет искать возможности реванша и за себя, и за дело своей долгой жизни. Ей и самой было очень не по себе от происходящего, но то, как Академию пытались спасти, досточтимую не устраивало совершенно.
  
   Димитри вернулся в край недовольным собой и увиденным. Но по крайней мере формально он уже знал, чем успокоить Онтру да Юн. Сестренка по морскому братству планомерно и целенаправленно напоминала ему о своем желании повидаться с новой родственницей и проверить, все ли с ней хорошо. Едва он вернулся из столицы, она немедленно явилась к нему в приемную. Димитри вышел к ней, не дожидаясь сцены между маркизой и своим секретарем.
   - Онтра, сестренка, здравствуй, - сказал он. - Я знаю, что ты пришла спросить о Полине. Отвечаю: она жива и благополучна, насколько это возможно после месяца общения со Святой стражей. Подожди, осталось совсем недолго, считаные дни. И вообще, можешь начинать ждать оправдательный вердикт. Ее уже перевели из Исюрмера обратно в столицу.
   - Благодарю тебя, брат, - ответила маркиза. - Тогда не буду тебе мешать, подозреваю, у тебя и без меня уйма дел.
   - Подожди, - остановил ее князь. - Что Айриль?
   - К летнепразднику будем готовы, по его мнению, - сказал Онтра.
   В ее тоне было легкое сомнение, и Димитри улыбнулся.
   - Хорошо. Пусть хотя бы напишет мне, я хочу знать, благополучен ли он среди всех этих дел.
   Онтра улыбнулась, наклонила голову, принимая поручение, и вышла. В тот же день она отправила своим шпионам в столицу поручение следить по возможности за выходами мистрис Бауэр в пределах города.
  
   Визита князя Полина почти не заметила и вообще не очень поняла смысла его тревоги за нее. За этот месяц события дальних от нее мест и поведение людей, которых она не видела каждый день, как будто потеряли значение и смысл, стали быстро забываться имена и лица. Она уже не скучала по подруге, не интересовалась прогулками, не замечала, что ест, и перестала следить за поведением окружающих ее людей. Все, кого она видела днем в допросной, слились для нее в одну фигуру в сером, то обвиняющую и обличающую, то задающую непонятные вопросы о прошлом. Прошлое тоже постепенно теряло смысл и значение. Золотоволосый кареглазый монах, читающий псалтырь, был единственной свечой в этой мгле для нее. И не только для нее. В гостевом крыле Старого дворца уже несколько дней жил третий гость. Полина заметила его не сразу: он ел отдельно и почти не выходил, но однажды вечером остался слушать молитвы, которые читал Гавриил.
   Сначала гость показался Полине немолодым, но, приглядевшись, она увидела, что он просто довольно сильно потрепан жизнью и привык к недостатку всего - еды, тепла, одежды, отдыха. По мелким шрамам на руках и темноватым ногтям она угадала в нем ремесленника. Возможно, столяра или резчика по дереву, точно она сказать не могла, а присматриваться внимательнее не стала.
   Каким-то очередным утром она заметила, что его тоже забрали двое в одежде Святой стражи и, вероятно, увели, как и ее каждый день, на допрос. Гавриил дернулся было за ним, но пошел все же с ней.
   Вечером все трое встретились в холле. Полина вышла с вязанием, чтобы дать Чаку убраться в комнате. Сайни было обрадовался ее возвращению и даже попытался найти китар, но в холле музыкального инструмента не было, его куда-то убрали. Полина постаралась не показать, что это ее порадовало, но он понял - как обычно, носом и усами - и, похоже, загрустил. Но тоже сделал вид, что ничего не происходит.
   С этого дня Чак молча приносил ей еду, иногда перебирал ее волосы, ночью ложился спать ей в ноги, но не пытался ни заговорить с ней, кроме самых необходимых слов, ни предложить играть. Полина была даже рада этому: разговоры, даже самые простые, даже с искренне расположенным к ней существом, были ей тяжелы после общения со Святой стражей. Ей вообще больше нравилось слушать, а теперь и тем более.
   Второго гостя, как выяснилось, звали Пино. Представляясь Гавриилу, он сказал, что имя ему осталось носить недолго, потому что он, как и Полина, некромант и детоубийца. Гавриил насторожился и попросил объяснить ему сказанное более подробно. Пино пожал плечами - почему бы и нет? И рассказал подробнее. Как оказалось, он слишком поздно понял, что следующий, четвертый, малыш будет уже лишним в их доме. Когда он подсчитал свои силы и возможности семьи, зачатие уже состоялось. И Пино убедил жену прервать беременность. Сам искал методы, спрашивая стариков, ловя оговорки и недомолвки, сам собирал травы и коренья, сам делал отвар. Сам и дал его выпить жене. Разумеется, хорошо не вышло, целители забрали ее в монастырь. Ее удалось спасти, а плод не выжил. Начали следствие, и тогда он явился в монастырь сам и признал вину. Он понимал, что жизнь его закончится в заливе и, скорее всего, не позднее зимнепраздника. К следствию Пино относился как к пустой формальности, которая только напрасно занимает время всех участников событий.
   Гавриил выслушал его очень внимательно и сказал:
   - Это все понятно, но почему ты сказал, что ты, как она? Кто рассказал тебе о ней?
   - Все это знают, - безразлично сказал Пино.
   - Все - это никто, - жестко произнес Гавриил. В глазах его появился знакомый Полине суровый свет. - Так что никому, кроме тебя, сказавшего, оно неизвестно.
   Охрана толклась на галерее, делая вид, что не то что-то выясняет, не то о чем-то договаривается. Даже Полине, смотрящей в основном в вязание, было понятно, что все уши с галереи направлены в холл.
   - Что тебе рассказали о ней? - спросил монах у ремесленника.
   Тот поморщился.
   - Что она клятвопреступница. Что выйдя замуж, она отказалась слушать мужа, как должна была по обычаю своего народа, и из упрямства и своеволия погубила ребенка.
   Гавриил выслушал это, выгнув брови двумя дугами над своими прекрасными и строгими карими глазами.
   - Она перед тобой. Может, спросишь ее, как было?
   - Зачем? - не понял Пино. - Я и так знаю.
   Монах усмехнулся.
   - А что, если тебе скажут, что у нее под юбкой рыбий хвост вместо ног, тоже поверишь? И будешь знать, потому что все это говорят?
   - Так ведь если спрошу, за такое можно и в зубы отхватить, - озадачился ремесленник.
   - А злословить за спиной, значит, можно? За это в зубы не положено? - осведомился монах с едва заметной иронией.
   Пино пожал плечами и повернулся к Полине.
   - Мистрис, могу я спросить?
   - Спроси, - отозвалась она, переворачивая вязание.
   - Что в твоих делах расследует Святая стража?
   Полина не подняла от вязания головы.
   - Для начала, донос.
   На галерее замерли и перестали даже притворяться, что беседуют. Она продолжила говорить.
   - В доносе было указано, что я, вопреки приказам ваших досточтимых, участвовала в сохранении останков наших мертвых от поругания и глумления. Это и было вменено мне в вину. На самом деле причины, по которым донос был написан, совсем другие. Его писал человек, который хотел себе мой торговый дом. Этот человек - друг моего бывшего мужа.
   С галереи шепотом помянули пьевру-мать и ящерову бабку. Полина, не отрываясь от вязания, мерно и без выражения продолжала.
   - Что же до моего замужества, то хотя клятвы были даны по принуждению, я честно выполняла свою часть договора, пока в нем был какой-то смысл. Я содержала нас, мы жили в доме, принадлежащем мне, и я не жаловалась, когда не хватало денег, еды или одежды, потому что муж просил не жаловаться и не огорчать его. У меня не было времени пойти к врачу вовремя, ведь я работала. Поэтому и не знала, что мой нерожденный ребенок мертв, месяца два или около того. Я плохо себя чувствовала, но не понимала почему.
   На галерее ахнула Арель. Полина смотрела в вязание, опустив голову. По полотну катились капли, но голос женщины был таким же ровным и мерным.
   - Когда я наконец пришла к врачу, меня заперли в кабинете, чтобы не ушла, и отобрали часть одежды для надежности. Потом приехал транспорт и меня забрали в госпиталь. Там дали снотворное и вырезали из меня то, что было моим ребенком, вместе с частью моего тела, хранившей и питавшей его. Когда я вернулась домой, мужа там уже не было. Не было и всех вещей, которые он счел своими. Первым человеком, сказавшим мне, что я разрушила наш брак и убила своего ребенка, была моя мать. Думаю, что они это решили вдвоем с моим мужем. Они и теперь дружны.
   Договорив, Полина замолчала. Угли в камине догорели. В холле было так тихо, что постукивание ее спиц оказалось единственным звуком.
   Подождав некоторое время, Гавриил спросил Пино:
   - Ну что? Похожа ее история на твою?
   Пино пожал плечами. Монах настаивал:
   - Так да или нет?
   С галереи спрыгнул нобиль охраны, статный красавец с толстой светло-русой косой.
   Он подошел к Полине.
   - Мистрис...
   Женщина подняла голову от вязания, посмотрела в полузнакомое лицо.
   - Я Гайям, - напомнил он. - Сопровождал твою подругу Марину, вашу законнницу. Я хотел сказать - прости меня. Я думал о тебе дурно с чужих слов.
   Полина пожала плечами:
   - Я не знала этого, пока ты не сказал. Не знала бы и дальше, но ты подошел и признался.
   Утром сайни принес в комнаты Полины ароматический шар и повесил его за возвышением для огня.
   - От здешних людей, - пояснил он. - Хотят, чтобы ты не сердилась на них.
  
   За испытанием нового сайхского хладагента для обездвиживания и транспортировки фавнов и всеми прочими делами незаметно наступило первое мая, и Дейвин объявил на девятое число воинские игры. Участвовать должны были Охотники, полиция и городская самооборона. Других вооруженных сил в крае не было. Чтобы не делать ситуацию окончательно идиотской, сталкивая лбами на огневом рубеже вчерашних противников, пригласили и гвардейцев из имперских легионов и личных гвардий. Сюрреализма в нашу жизнь этот план и правда добавил, факт нельзя было не признать.
   Сопротивление охотно согласилось поучаствовать и даже предложило готовый полигон, правда, немного заброшенный. В Заходском. Мне эти новости перепали из чата городских отрядов, еще не закрытого после городских зачисток. Я призадумалась и решила ничего не говорить, а подождать ответа да Айгита.
   Ответ я получила уже третьего: Дейвин вызвал меня к себе и сказал, что в силу моей полной бесполезности в любом виде соревнований, лучшее, что он может предложить, чтобы не позорить мое имя публично, это поручить мне прессу. И выдал список приглашенных. Увидев среди них Эгерта, я обрадовалась. Это была официальная возможность поговорить. Целых два дня. Кроме него, на меня и еще двоих повесили целый кагал, человек двенадцать. По именам я узнала двух долбанутых французов, одного испанца, стоящего их обоих, того самого бельгийца, который едва не полез здороваться к оборотням, польскую начисто отбитую девицу, знаменитую по репортажам о браконьерской добыче китов, и американку, лицо которой мне было знакомо еще по Африке. После знакомства со списком я поняла, почему Дейвин рекомендовал начать с лаборатории ксенофауны при Институте гриппа. Про мою полную бесполезность я тоже все поняла. Намечалась большая демонстрация понтов с обеих сторон, так что выставлять меня в соревнования смысла действительно не было. Мои результаты были средними в группе хороших, и на большее рассчитывать, пока я на Земле, не приходилось. А даже "светлячка" тут было тупо негде взять. В этом месте мысли остановились, и я вдруг поняла, что если мне выдали список приглашенной прессы, то выходит, на условия Пряника да Айгит согласился. И нам обоим, мне и ему, предстояло пройти через место, в котором летом двадцать второго года мы не встретились. По меньшей мере пройти. Судя по всему, экскурсию в Институт гриппа он поставил нам в план именно затем, чтобы решить часть вопросов с Сопротивлением без прессы.
  
   Так и вышло. Заезжали мы уже на полигон. А поскольку втроем этот мешок тараканов, в котором Эгерт был еще самым спокойным, можно было отследить только очень напрягшись, отскочить на минуточку спросить, что было в предварительной части, я не успела. Общую программу подготовили вполне внятную: и полоса препятствий, и стрельбы, и командная работа с пораженными - словом, все как в жизни.
   Испанец немного удивился, что все цели расположены не выше уровня пояса, они немного поспорили с французом на фиговом английском, потом подошли выяснять. Я и Диган из второй полусотни, получивший третье место в общем зачете за полосу препятствий, им объяснили, что цели - это оборотни. А как мы транспортируем фавнов на лечение, тут показано не будет, поскольку, во-первых, это зрелище не для слабонервных, а во-вторых, они граждане края и имеют право на тайну личности.
   Пока мы объяснялись, настало время показательных выступлений. Девочки Асаны показали работу с сетью, парни Дейвина - сааланский рукопашный бой. Наши, Охотники, показывали стрельбу, конечно. Не поисковые же работы изображать на открытом поле и в сосновом редколесье.
   После выступлений Охотников настала очередь городских отрядов. Ребята Смолы были первыми, они работали с пиротехникой. Вышло красиво и убедительно. За ними вышла группа Философа и показала сааланцам, что такое паркур. Я услышала, как кто-то охнул: "И это они без магии!" - и тихонько улыбнулась про себя. Потом "Красная вендетта" ставила минное заграждение. Испанец больше всего удивился тому, что редколесье, в котором заграждение сперва ставилось, затем активировалось, особенно не пострадало, а вот чучела, изображенные мешками на ножках, разобраны весьма основательно. Вообще-то, ни одного целого из десяти. Следом группа Княгини демонстрировала радиопеленг и перехват частот. У полиции лица были очень кислыми, но делать нечего: перемирие есть перемирие. Сами полицейские продемонстрировали неплохой набор из самбо, крав-мага и чего-то еще, настолько же практичного и простого, а заодно мастерство автовождения и прочий стандартный набор. Стрельбу, конечно, тоже. В том числе по ростовым мишеням.
   А потом вышел Музыкант. Филипп Баулов, лучший стрелок Сопротивления, ради ответственного дня был одет в черную пиджачную пару, белую рубашку с галстуком-бабочкой и лаковые ботинки. В этом великолепии он и подошел к специально для него выставленному столу. По его просьбе на полосу подтащили вместо мишеней почти два десятка стендов с металлическими листами, выкрашенными в белый и черный цвет. Листов было десятка три, разного размера, самые маленькие были не больше стандартного писчего листа, самый крупный оказался шире и выше классной доски. На рубеж поставили стол, на стол выставили кейс с десятком или дюжиной пистолетов.
   И тут я догадалась, что будет. Оставив журналистов на двоих других сопровождающих, я побежала к рубежу с криком: "Фил! Подожди!"
   Он удивленно обернулся.
   - Зрители же без наушников, - объяснила я. - Не услышат половины.
   - И? - не понял он.
   - Я сейчас шумоподавитель сделаю, пять минут подожди, мне посчитать надо.
   Считала я прямо у него под ногами, пальцем на песке. И за пять минут, конечно, не справилась, провозилась почти десять. Зато когда закончила ставить заклинание и попросила пробный выстрел, осталась полностью довольна результатом. Хлопок за пределами построенного мной цилиндра был не громче, чем от открытой пластиковой коробки.
   Он сыграл пулями на металлических листах три мелодии. Это были "Ода к радости", вальс "Осенний сон" и "Прощание славянки". Закончив, он повернулся сперва ко мне и дал пятюню, потом поручкался с ассистентом, менявшим ему обоймы. А потом я сняла защиту и пошла к прессе. По дороге глянув на Дейвина, чтобы оценить, что и когда мне будет за самодеятельность. Граф улыбался и выглядел вполне довольным увиденным.
  
   Про христианскую веру Гавриил рассказывал Пино каждый вечер перед молитвой. И убеждал его в том, что душа не расточается после смерти, как пар, что человек не умирает вместе со своим телом. Пино, вздыхая, качал головой и говорил, что исчезнуть навсегда ему страшнее всего на свете. Страшнее даже того, что он чуть не оставил своих девчонок без матери и погубил ничем не виновную жизнь. Но понять, как же можно жить без тела, он так и не мог, несмотря на все объяснения Гавриила о том, что тело храм, но в нем живет душа, и вот она-то не умрет. Нобили из охраны слушали эти разговоры, хмыкали и уходили подальше подобру-поздорову: под языком у монаха помещался порядочный запас колючек. И за попытки вмешаться он не стеснялся припечатать словом так, что после того примерно с час неудачливый мелкомаг ловил Поток и пытался вернуть душевное равновесие.
   Доставалось от него и следователю. Первый разговор случился прямо в дверях допросной следующим же утром после расспросов Пино. Монах гремел набатом на всю резиденцию Академии, клеймя следователя сплетником, давшим пищу для слухов и позволившим злословить безвинного человека. Когда Вейен да Шайни пришел выяснить, что за шум, перепало и ему. Досточтимый Эрве еле остановил Гавриила, объясняя, что маркиз не инициатор процесса, а светский привлеченный специалист. Тогда монах предъявил накипевшее магистру и спросил, действительно ли они вменяют женщине в вину волю Божью, в которой она не властна, и намереваются казнить ее за горе, которого она себе не искала. Вейен да Шайни, слушая это, периодически косился то на схему, так и висевшую на доске в допросной, то на Полину, стоящую в коридоре бледной тенью. Наконец, Гавриила уняли и обещали больше эти вопросы не поднимать. С этим он и отправился в коридор, на обычное место, к своей свече и своей книге.
  
   Допросы после того дня постепенно выродились для Полины из моральных истязаний в формальные расспросы о подробностях и деталях, имевшихся еще в весенних протоколах допросов из "Крестов". Следствие зашло в тупик. Признать подследственную невиновной значило немедленно начинать оценивать ущерб, нанесенный ей всей этой историей, начиная с ареста. Хуже того, считать размер выплат предстояло по почти тысяче подобных дел. И живых фигурантов было хорошо если десятка два вместе с Полиной. За остальных предстояло выплачивать родственникам. А осудить женщину было не за что ни по законам Земли, ни по законам Аль Ас Саалан. Держать ее в столице под следствием бесконечно тоже было невозможно: это могло в любой момент спровоцировать новый скандал в крае или за его пределами. И тогда границы новой колонии империи оказались бы под угрозой, а следом и все перевозки ценных и срочных грузов через третью точку.
   Наконец, монах Гавриил закрыл и этот вопрос. Разумеется, он не выставлял следователю никаких требований, кроме соблюдения рамок допустимого, да и кончилось все вовсе не в допросной и даже не в резиденции Академии.
   За считаные дни до зимнепраздника городской судья наконец решил, что с делом Пино все ясно. Нобили объявили незадачливому мужу и отцу, что завтра он получит прощение у моря, спросили, хочет ли он говорить с досточтимым. Пино не пожелал, но провел весь вечер с Гавриилом.
   Утром монах встал до рассвета и долго молился за преступника, а когда тот поднялся и принялся собираться, пообещал пойти с ним в гавань, чтобы Пино не был один в свой последний час. Полина, заставшая эту сцену, сказала, что тоже пойдет с ними. Запрета на общение с преступником не было наложено, поэтому Жехар только спросил ее о причинах.
   - Потому, что мне не все равно, - ответила она.
   - Он же злословил тебя в лицо? - удивился нобиль.
   - А вот это уже неважно, - сказала женщина и пошла одеваться. На куртку она накинула, сложив вчетверо, довязанное ею странное полотно, соединенное в подобие слишком узкого снуда.
   В гавань ехали на крытой повозке, в которой ради тепла стояла жаровня. Всю дорогу Пино молчал, молчал и когда увидел корабль, который должен был отвезти его на середину залива. Соблюдать это правило никому не хотелось, зима в столице Аль Ас Саалан - это время штормов, и за считаные полчаса в прямой видимости от берега море может сделать с кораблем, что захочет. Пока капитан обсуждал с судьями необходимое и достаточное расстояния, Пино вдруг очнулся. Повернувшись к Гавриилу, он сказал:
   - Я тебе верю. Я верю, что не исчезну.
   - Повторяй за мной, - быстро сказал монах, оглядевшись и убедившись в чем-то важном. И начал читать чин отречения сатаны на церковнославянском, быстро взглядывая на небо и поворачивая своего подопечного сперва от солнца, потом обратно к солнцу.
   Пино, ломая язык, старательно повторял непонятные слова. "Дуни и плюни на него" Полина ему перевела, определив сатану как всех старых богов, вместе взятых.
   Капитан подошел к ним:
   - Попрощались? Пойдем.
   Пино бросил на Гавриила отчаянный взгляд. Тот сказал ему вслед, возвысив голос:
   - Спускаясь в воду, одежду свою брось! Так иди! И что бы ни было, постарайся трижды поднять голову над водой, слышишь?
   Ремесленник кивнул, показывая, что понял. Капитан, придерживая за локоть, провел его по трапу, и корабль отчалил.
   В гавани собралась порядочная толпа. Полина даже заметила цвета да Юн в толпе, но, подумав, что людям из южной марки всяко нечего делать в этот день в гавани, решила не подходить: мало ли кого она приняла за людей Онтры.
   Корабль остановился метрах в пятистах от берега, преступнику спустили трап, он разделся и, прикрываясь ладошкой, спустился в воду. Булькнулся сразу с головой, и Полина вздрогнула: в заливе было градуса четыре, но важным ей показалось другое. Вода рядом с кораблем начала темнеть: из глубины поднималась какая-то большая тварь. Голова Пино снова показалась над водой, и Гавриил, уже стоявший на причале, наклонившись к самой воде, возгласил что было мочи: "Во имя Отца!" Пино недолго продержался над водой и погрузился снова, но вынырнул и второй раз. "И Сына!" - прокричал Гавриил, едва не срывая голос. Голова Пино третий раз пропала в воде и показалась снова. "И Святаго Духа!" - возгласил монах. Тень в воде оставалась неподвижной, но над ней мелькнула другая, тоже здоровая, размером с дельфина.
  
   Малые морские стражи жили в заливе и были приручены, чтобы помогать рыбакам и лодочникам, обслуживающим суда на рейде, в случае вдруг возникших проблем на воде. В судьбу людей, сошедших в воду добровольно, они никогда не вмешивались. Почему человек решил умереть в пасти мусорщика или большого морского стража, сааланских офтальмозавров не волновало. Может, этот двуногий болен или отравлен, кто знает, в любом случае он уже еда. Но во-первых, сами офтальмозавры питались рыбами и каракатицами, а во-вторых, едой не может быть участник разговора. А с человеком, оказавшимся в воде, разговаривали с берега. У двуногих дурацкие игры, решил малый страж.
  
   Внезапно появившаяся длинноносая рептилия поднырнула под человека и направилась к берегу с ношей на спине. Малый страж доставил Пино обратно к пристани, ударом хвоста по воде сообщив всем собравшимся свое мнение об уме людей, так грубо нарушающих сложившийся порядок. Человек двадцать закричали, подзывая недомага, способного высушить промокшую одежду. Пино, стоя нагишом на четвереньках на причале, трясся от холода. Полина сняла с шеи свой недоснуд и подала монаху: "возьми ему одеться". Гавриил взял поданный предмет, расправил и натянул на Пино.
   - Какой сам, такие и крестильные одежды, - сказал он со смешком, - но всяко риз чище, чем эти, у тебя не было. Да ты не беспокойся, нам бы только до дома добраться, там сделаем по-людски.
   Присутствующий маг Академии ошеломленно спросил:
   - Как ты это сделал под блоком?
   Гавриил пожал плечами, глядя на блокирующий браслет:
   - Не я сделал, Господь сделал. Вы думайте, а я домой пошел. И ты, обретенный, со мной иди.
   - Как это - с тобой? - спросил городской судья.
   - А вот так, - ответил монах без затей. - Для вас он умер, а для Господа воскрес.
   Маг Академии вздохнул:
   - Браслет отдай.
   Гавриил молча протянул ему руку. Маг снял с него блокирующий браслет и провел каким-то каменным зеркалом перед лицом Пино.
   - И правда Источник, - сказал он растерянно. - Небольшой, но отчетливый.
   Гавриил сурово посмотрел на мага.
   - К узнице у вас вопросы остались?
   - Никаких, - ответил присутствующий дознаватель. - Ей только нужно дождаться письменного вердикта.
   - Тогда сами разберетесь. Я домой пошел. И этого забираю, он уже не ваш, а Господа.
   Под ошалелыми взглядами присутствующих Гавриил усадил преступника в повозку:
   - Назад, за вещами, и потом в ваш храм. Здесь я все сделал.
  
   Корабль причалил к берегу. Капитан, едва покинув борт, спрашивал чуть не на весь порт, где этот прекрасный безумный парень в коричневом фаллине, догадавшийся говорить с осужденным, и хотел с ним выпить. Ему объясняли что-то про бога Нового мира. Полина подумала, быстро дернула за рукав ближайшего мелкомага и попросила поставить ей портал в Старый дворец. Объясняться за всех христиан края с этой толпой ей совершенно не хотелось, а Гавриил с Пино уже уехали в повозке дворца. Тут и там на мостовой гавани вставали окна порталов, знать расходилась - кто по домам, кто в ратушу, а кто в Исюрмер.
   Вернувшись в гостевое крыло, Полина успела застать в холле Гавриила и Пино. Второй был одет во что попало, собранное явно по загашникам нобилей охраны: его собственная одежда так и осталась на борту корабля. Гавриил стоял, держа в руке деревянный сундучок, а Пино обнимался с сайни на прощание.
   - Хорошо, что я вас застала, - сказала она. - Доброй вам дороги. И передай от меня привет и поклон обители и тем, кто тебя прислал.
   Монах пожелал ей не унывать, напомнил про Самсона, который за неимением другого оружия бился ослиной челюстью, перекрестил ее, подтолкнул Пино в плечо и исчез за дверью. Полина посмотрела за окно. Солнце катилось к закату. Она пожала плечами и направилась на галерею.
   На площадке между пролетами сидел Гайям - попросту, в рубашке и жилете, - и улыбался ей во весь рот. Она приостановилась, улыбнулась в ответ, из вежливости, и сразу же поняла, что это было ошибкой. Он вскочил с места и радостно сказал, что ждал ее, что вся охрана уже знает, что следствие закончено, и что теперь ей можно гулять и развлекаться, а он тут лучший гид.
   - Я еще не завтракала, - печально сказала Полина.
   - Так пойдем же обедать! Уже давно пора! - заявил лучший гид. - Тут совсем недалеко!
   Делать было нечего. Она обреченно кивнула и направилась назад в холл. Откуда-то из апартаментов вылетела сааланская куртка, за ней, изображая карикатуру на морского ската, плыл в воздухе плащ. "Меня пытаются развлекать", - поняла Полина. Гайям поймал одежду, улыбнулся женщине и спорхнул по лестнице пташкой. В программе того вечера оказались обед, балаган с жонглерами, шутом и музыкантами, к счастью, сааланскими, чайная с гадалкой, в лучших традициях вокзальных цыган обещавшей большое счастье прямо через час и на всю оставшуюся жизнь, представление ддайгских мастеров и ужин в тихом месте, оказавшимся домом свиданий. В Старый дворец они вернулись только утром. Полина сразу ушла к себе спать, а Гайяма остановил на галерее Жехар.
   - Ты сошел с ума, или тебе надоело жить? - осведомился он, придерживая коллегу за плечо.
   - Она же оправдана! - возмутился было тот. - Какие могут быть препятствия? Я и так ждал конца следствия, как она сказала.
   Жехар наклонился к нему и прошипел в лицо:
   - Ты пересек путь маркизу да Шайни. - И, увидев круглеющие глаза коллеги, продолжил уже мягче. - Если тебе еще дорога голова, советую покинуть столицу до наступления темноты. Хотя бы столицу, Гайям.
   Мелкомаг кивнул.
   - Я тебе должен, Жей. Отдам... когда встретимся.
   - Я возьму из твоего жалования за этот месяц. Остальное перешлю, куда скажешь.
   Через четыре сааланских часа Гайям да Врей стоял в приемной Димитри и рассказывал Иджену о том, что его контракт в Исанисе завершен и он надеется, что здесь есть работа для мелкомага. А девятнадцатого мая он поступил в распоряжение графа да Онгая и был передан в южную службу порталов и связи. Так что, проснувшись в удивительно хорошем после этого месяца настроении, Полина вышла на галерею, надеясь увидеть этого приятного парня снова, а встретила Жехара, который, заметив ее ищущий взгляд, сказал, что у Гайяма как раз сегодня закончился контракт. Полина молча кивнула и ушла к себе снова. И не увидела ни возвращенный на свое место в холле китар, ни специально для нее принесенные два растения в горшках, собирающиеся зацвести. Ни в этот день, ни в следующий. Потому, что не вышла из комнат.
  
   Вердикт не был готов ни на следующий день, ни через день. Коллегия мучительно искала формулировку, в которой вина Академии не выглядела совсем уж огромной. Получалось плохо. Честно говоря, не получалось вовсе. Да, предположительная некромантка оказалась Источником, но это ничуть не помогло разобраться в природе загадочных явлений в Новом мире. Связать свойства женщины с причинами массовых казней тоже не получилось. Среди казненных жителей края христиан было меньше половины, а большинство составляли убежденные атеисты коммунистических взглядов. Приравнять их к христианам, конечно, было можно попробовать, но еще одного иска за оскорбление идеалов Академия не хотела. Версия обвинения рассыпалась окончательно. Приходилось признать, что репрессии были безосновательны и тысячу человек убили за попытку сохранения традиций, изучением которых представители Академии в крае пренебрегли. Вешать все на Вейлина было глупо вдвойне. Всем прекрасно было понятно, что спросить с человека, будь он хоть пять раз маг Академии, можно только в меру доступного ему. На одном из заседаний кто-то даже высказал мысль, а не Источники ли они все, имея в виду репрессированных. Магистр посмотрел на высказавшегося тяжелым взглядом и спросил: "Тебе самому не смешно это слышать?"
   И тогда Вейен да Шайни сказал:
   - Эрве, как же вы все мне надоели. Дайте мне ее шкатулку, я пойду с ней договариваться. Но это последний раз, когда выгребаю за вами помои, Эрве.
  
   Исиан Асани не сразу сообразил, что окончание расследования не означает безопасности для женщины, которую ему поручили опекать. Он приходил к этому выводу целый длинный сааланский день. На другой день, после некоторых размышлений, пришел проведать свою подопечную в Старый дворец. Охранник посмотрел на него с сомнением, но вызвал ее. Полина спустилась в холл, и Исиан увидел, что выглядит она, пожалуй, даже хуже, чем во время допросов: бледная, безучастная и с рассеянным взглядом мимо собеседника. Исиан решил начать с прогулки по парку дворца.
   Пока они гуляли, он рассказал ей все сплетни, которые сумел выудить из магов Академии относительно вердикта по ее делу, и понял, что выбрал тему удачно. Она даже улыбнулась. Когда тема иссякла, он предложил ей продолжить на следующий день в городе и, получив согласие, отправился обратно в дом князя. Но придя на следующий день, он обнаружил, что Полины в Старом дворце нет. Охрана сказала, что она ушла в город с маркизом да Шайни. Исиан не стал терять время. Он нашел сайни Полины, Чака, и поговорил с ним. Чак рассказал, что Полина друг, но устала и совсем загрустила. Раньше пела и научила сайни танцевать, все сайни столицы танцуют ее танец, а она теперь даже не хочет выходить из комнаты, сидит на постели и читает книгу или спит, но она все равно друг, даже теперь. Сайх задумался. Он помнил это поведение у Алисы. Помнил и чем это кончилось. Пока весь дом Утренней Звезды ждал, что она придет за помощью, попутно обижаясь на высокомерие девушки, она благополучно утопила себя сама и получила приговор более жестокий, чем заслужила.
  
   Вейен да Шайни опередил Исиана Асани меньше чем на час. Они чудом не встретились в парке. Но маркиз, конечно, не знал этого. Он пришел в гостевое крыло Старого дворца с Полининой шкатулкой в руках и велел охране вызвать мистрис. Она спустилась в холл, такая же апатичная и бледная, как и все эти дни, ничем не показав ни радости, ни раздражения от его визита.
   - Твоя шкатулка, - Вейен протянул ей свою ношу.
   Полина приняла свою вещь без радости. В ее взгляде мелькнуло что-то вроде сожаления или отвращения, как если бы он подал ей мертвое животное. Благодарность, впрочем, все же произнесла, хоть и довольно формальную.
   Сперва он не понял ее реакции, но сразу же вспомнил Хайшен в школьные годы. Ту он тоже не понимал. Отобранную вещь она больше не считала своей, брезговала побывавшим в чужих руках. Сам Вейен, забрав свое назад, был рад этому и только ценил возвращенное имущество больше. Эта, впрочем, была сдержаннее. Оно и понятно, она уже давно не школьница, жизнь подходит к концу. Спокойно позвала своего сайни, передала ему шкатулку, не открывая. Ласково попросила его отнести вещь в комнату. Повернулась к маркизу с вежливой улыбкой. Он попытался заглянуть за эту улыбку и увидел за ней тот же неистовый свет, что и у защищавшего ее монаха. Только если у того он уничтожал, ослепляя и оглушая нарушителя границ, то эта сама растворялась в нем, убегая туда.
   - Я пришел с самыми добрыми намерениями, - сказал Вейен как можно более мягко.
   И получил в ответ повторение формальной благодарности за возвращенную шкатулку и за то, что он потратил свое время, чтобы принести ее.
   Он ответил улыбкой и предложил:
   - Хочешь погулять по городу? - и, взглянув в ее недоуменно-вежливое лицо, помянул про себя пьевру и объяснил. - Я хочу загладить твои дурные впечатления от этого месяца. Думаю, все это время я был дурной компанией. Пришла пора исправить это. Мы прогуляемся, пообедаем, я развлеку тебя беседой. Я спрашивал целый месяц, будет справедливо и мне ответить на твои вопросы.
   Взгляд, который он получил в ответ, его озадачил. Так садовник смотрит на новый сорняк в цветнике, а имперский гвардеец - на очередную кладку ящера в городском парке.
   - Хорошо, - сказала женщина. - Мне только нужно одеться.
   Вейен кивнул.
   Прогулка вышла странной. Вейен пытался нащупать тему разговора, но его спутница не проявляла интереса ни к чему из предложенного. Ювелирное ремесло, книги, музыка - все, что очевидно нравилось мистрис и составляло большую часть ее прошлой жизни - не вызывало у нее отклика. Приведя женщину обедать в таверну, где играла земная музыка, маркиз был разочарован снова. Она даже не повернула голову к своим соотечественникам. Он уже и сам начал скучать с ней и вдруг понял, что она именно этого и добивалась, что это ее способ выразить неприязнь и отказать, не дав отказа в словах. Из интереса он попробовал взять ее за руку. В его ладони оказался прохладный и неподвижный кусок плоти, на ощупь напомнивший мертвую ящерицу. Взгляд женщины по-прежнему ничего не выражал. С досады он начал пересказывать ей придворные сплетни и получил хотя бы какое-то оживление. Ее интерес был холодным и цепким, а взгляд напомнил ему женщин ддайг с их умением чувствовать эмоции собеседника, как собственные, понимая при этом, что чувствуют не свое. Наконец, она даже задала вопрос: ее интересовало, что и зачем сделал Дью да Гридах в ратуше этим своим публичным отречением и почему это было всем так важно.
   Вейен подозвал слугу, потребовал еще чая и улыбнулся женщине:
   - Это давняя история. А значит, довольно длинная. Будешь слушать?
   - Буду, - сказала она ровно и почти незаметным движением положила на край стола деньги за свой обед.
   Вейен подавил досаду и начал.
   - Давным-давно, лет двести по нашему счету, жили два брата, Гау и Аргау. Гау был граф, а Аргау, его брат и наследник, виконт. Аргау был чуть слабее брата как маг, Гау более сильный. Гау женился, получил ребенка по договору и развелся. Потом сделал так снова, потому что получил мальчишку. Во второй раз он получил девочку, но решил, что одной мало, и женился третий раз. Но получил опять мальчишку и решил, что с него детей достаточно. Магия ему нравилась больше, а еще больше ему нравилась его земля, хотя это дальний север, и зимы там в три раза больше, чем лета. Аргау отказался жениться и иметь детей, пока не сравняется в силе с братом, и начал искать возможностей. Старший сын Гау родился смертным, он женился на женщине, имеющей Дар, привел ее в дом и быстро умер.
   - Умер? - переспросила мистрис Бауэр.
   Вейен пожал плечами.
   - Это север. Там тяжело жить. Его жена осталась в доме как усыновленная. Аргау с ней сошелся и получил сына. Мальчик унаследовал Дар, но родился наследником виконта. Прикинув на пальцах свою очередь на наследство, он ушел в столицу герцогства, еще не получив кольцо. Поэтому его имя я не называю, у него другая жизнь и другая семья. - Увидев, что женщина кивнула, маркиз продолжил. - Дочь Гау Гарей осталась в доме, она была наследница и маг. Точнее, вернулась в дом отца после экзамена. Младший сын Гау тоже женился и привел жену в дом. У Гау в доме наконец появились три женщины, способные рожать наследников. Родная дочь Гарей, удочеренная жена старшего сына Дейра и удочеренная жена младшего сына Дуаб. У них обеих были дети от Аргау, когда Гау столкнулся на охоте с ящером и его принесли домой на шкурах его же крестьяне. Он так и не оправился и через некоторое время угас. Димитри уже родился к тому времени и даже был инициирован, но случилось это с ним в том возрасте, когда ребенок живет в гнезде. Слишком рано. Так редко делают.
   - Насколько ты старше его? - спросила мистрис.
   - Ненамного, - сказал Вейен быстро. - На год или два. Все это я знаю от отца. Он и рассказал мне, что Аргау, пользуясь тем, что брат очень занят примирением со смертью, принудил Гарей к сожительству. Она, надо сказать, не возражала. Ей, похоже, было все равно, от кого рожать. Родной дядя - это все-таки какая-то надежность, он хоть из дома никуда не денется. Старшие трое ее детей, правда, были не от него. Димитри ее первенец. Гарей была в нескольких браках, но по договорам дети оставались с ней, а мужья получили какие-то компенсации за участие в зачатии и ушли дальше, поэтому их имен я тоже не назову.
   Мистрис кивнула снова, соглашаясь, Вейен ответил ей кивком и продолжил.
   - Итак, после Димитри, его сестры и следующего за ними ребенка, полученных от мужей, Гарей стала рожать от Аргау каждый год, а Гау уже не замечал этого, хотя был еще жив. Дейра и Дуаб тоже рожали от виконта, и часто, но сильных магов среди их детей не было. Потом Аргау спохватился и свел Гарей с ее третьим мужем снова. Родился Арторая. К этому времени дом был в полном упадке, сил Аргау хватало только на то, чтобы поддерживать две угасающие жизни - Гау и Гарей, истощенной родами и полубезумной. Димитри, видя, что сайни не справляются, и предчувствуя смерти других детей вслед за сестрой, пришел к досточтимому. И все вскрылось.
   - Был скандал? - спросила женщина.
   Маркиз качнул головой:
   - Нет, все решилось тихо. Детей из дома да Гридах забрали. Аргау сделал многое, чтобы сохранять лицо, и ему это удалось. Досточтимые поверили, что беда случилась из-за того, что и граф, и графиня у виконта на руках, и вся его сила уходит на них. Они признали, что ему не до крестьян и ни до чего, забрали детей и пожелали ему удачи и мудрости. - Маркиз усмехнулся, прежде чем продолжить. - Мудрость Аргау направила его в столицу герцогства. Но у герцогини севера были хорошие шпионы, и ей такое соседство не показалось интересным. Тогда Аргау начал искать своего старшего сына, но обнаружил, что тот женат на простолюдинке. Виконт проклял его вместе с детьми и стал искать дочь. Та, вот странность, не нашлась, потому что от папаши уехала в Хаат или в Дарган, чтобы его родственные чувства не мешали ей жить. Но Аргау не слишком старался ее найти. К тому времени он уже нашел способ добыть себе бессмертие, но условия получения Дара ему еще надо было выполнить.
   - Что это за условия? - проговорила мистрис. Похоже, ей все же стало интересно.
   - Он мог получить бессмертие только в паре с другим магом. Причем эта пара должна была быть составлена особым образом. Перчаток у бога должно быть две - правая и левая. Дающая рука и берущая, исцеляющая и разящая. Воин из Аргау был никакой, он знал, что родился книжником. Ему был нужен тот, кто будет левой, разящей рукой бога. Димитри, внук его брата, годился для этой роли лучше всего. Но его было не достать, и Аргау начал с младших. Не выжил никто из них. Академия догадывалась о происходящем и пыталась прикрыть хотя бы старшего из детей да Гридах. Он был хороший мальчик и не заслужил такой страшной судьбы. Но старые боги никогда не упускают того, что им предложено. Димитри уже влип по уши, причем прямо в столице. Компания, с которой он связался, едва получив кольцо, интересовалась старыми богами. И учитывая риски именно для него и для всей империи, Академия решила перестраховаться и дала делу ход. Магистр Отер счел их интерес практическим, поэтому поступил сурово.
   Мистрис медленно наклонила голову, храня в глазах все тот же цепкий и холодный интерес. Вейен пожал плечами и продолжил:
   - Так или иначе, от излишней ли суровости или от недостатка ее, итогом того процесса стали три десятка смертей дворян, смерть короля и гибель принца, и, наконец, смерть самого магистра Отера. Кроме этого, Академия получила политического противника, властного и влиятельного, а столица - настоящее чудовище и перчатку старой богини Магдис. Левую. Одну.
   - Неля, - без тени вопроса в голосе произнесла мистрис.
   - Откуда ты знаешь? - неприятно удивился Вейен.
   Она бледно улыбнулась.
   - Ты обещал не спрашивать, но я отвечу. Мне о ее судьбе рассказал досточтимый Айдиш.
   Вейен чуть не выругался про себя. Он хотел рассчитаться, а вместо этого опять оказался должен.
   - Прости. Я увлекся. Хочешь продолжить прогулку?
   - Нет. Я устала и вернусь в замок.
   - В дворец? Хорошо. Я провожу тебя.
   - Нет, я пойду одна. Этот ваш браслет хорошая защита даже в темное время. Стоит его показать, и все отпрыгивают.
   Вейен все же выругался про себя.
   - С твоей стороны очень мило было согласиться. Когда-нибудь снова?
   - Может быть.
   Тем вечером досточтимый Эрве выслушал от маркиза много неприятных слов. Про то, что мистрис Бауэр до сих пор носит блокирующий браслет, хотя расследование закрыто три дня назад, он услышал только в конце длинной речи Вейена.
  
   В холле Полину встретил Исиан.
   - Доброго тебе вечера. Я пришел узнать, сняли ли с тебя браслет.
   - И тебе доброго вечера, - ответила она немного растерянно. - Нет, он еще на мне.
   - Я завтра добьюсь, чтобы сняли, - пообещал он.
   Она слегка удивленно посмотрела на него:
   - Это так важно? Я уже привыкла, он не мешает.
   - Он мешает, - вздохнул сайх. - Твои внутренние процессы искажены, и эффект накапливается. Это можно было терпеть, пока шло расследование, ведь тебе был важен результат, но сейчас продолжать получать этот вред вовсе не обязательно. И чем быстрее это кончится, тем лучше.
   - Вот как? - женщина приподняла брови. - И сколько же времени у меня есть до первых неприятностей?
   Исиан осмотрел ее с ног до головы. Это был взгляд врача, а не мужчины.
   - Я думаю, год. Но новых неприятностей к уже имеющимся лучше не добавлять.
   - Ну отчего же, - услышал он голос женщины и даже обрадовался было тому, что она поделилась своими плохими мыслями и плохим настроением. Но посмотрев ей в лицо, увидел, что ее губы не шевельнулись.
   "Подумала, но не сказала, - понял он. - Плохо".
   - Твой сайни, Чак, рассказал мне, что ты научила их танцевать, - сказал сайх.
   - Да, правда, - женщина стояла перед ним спокойно и прямо, но Исиан видел, что она тяготится разговором. И все равно продолжил.
   - Они грустят без тебя. Сейчас по вечерам они танцуют на рыночной площади, ты знаешь об этом?
   - Нет, - сказала она и вдруг улыбнулась. Совсем незаметно, но во взгляде и лице появилась жизнь.
   - Они будут рады, если ты придешь. Пойдем завтра?
   - Холодно, - женщина зябко повела плечами.
   - Будет тепло, я сделаю, - пообещал Исиан. - Пойдешь?
   - Если ничего не случится до вечера, пойду, - согласилась она.
   - Тогда до завтра.
   С той же еле заметной улыбкой она наклонила голову и пошла к лестнице на галерею. Он помахал рукой ей вслед и вышел.
  
   Димитри собирался в столицу Аль Ас Саалан снова. На этот раз ненадолго, на несколько дней. Этот праздник в Старом дворце он никак не мог пропустить по многим причинам. Во-первых, он прибывал ко двору победителем, хотя у победы был горький вкус. Во-вторых, он должен был представить имперской знати Марину Лейшину. Полина Бауэр в представлениях уже не нуждалась. Были еще третья, четвертая и пятая причины, но из-за этих двух князь не мог взять с собой Ингу Сааринен, как ни досадно ему было это признавать. Асана да Сиалан тоже снова оставалась в крае, но ей он хотя бы твердо пообещал добыть приглашение на следующий праздник в Старом дворце.
   И поскольку Димитри не мог взять подругу с собой, он по крайней мере выделил вечер в своем безумном расписании, чтобы пообщаться с ней не спеша и вдосталь. Разговор почему-то свернул в сторону обстоятельств их знакомства.
   - Я думала, - сказала Инга, - что не понравилась тебе. Саалан обычно менее строгие в вопросах личного общения. С другой стороны, ты наместник...
   - Дело не в этом, милая, - признался Димитри. - Ты так напоминала мне мою первую приемную дочь, что я еле отделался от мысли об инцесте между нами.
   - Первую? До Майал и Дарны? - спросила его подруга.
   - Да, гораздо раньше, чем я нашел Майал и встретил Дарну. Я тогда был совсем молодой, как ты теперь, может, и моложе...
   - Твоя подруга была старше тебя?
   - Да, на несколько лет. Кроме того, та девочка была ребенком ее первого покровителя, а я стал, кажется, четвертым. Меня это не интересовало, мы были вполне счастливы, пока я не привел ее в один салон... Там мы занимались тем, что Академия сочла недолжным. Конечно, это выяснилось. По старым законам мы все имели шансы закончить жизнь в воде, но я решил поберечь подругу и убраться из города, рассчитывая, что ее оставят в покое.
   - Твои ожидания не оправдались?
   - Оправдались, - вздохнул князь. - Даже с избытком. Ее начали избегать, она голодала, девочка тоже. Долги, еще долги и, наконец, смерть. Они быстро справились, она и зиму не пережила. - Димитри отвернулся и сжал кулак.
   - А что было с девочкой? - осторожно спросила Инга.
   Димитри долго молчал. Инга наклонилась к нему и положила ладонь рядом с его рукой, по обычаю саалан. Он поднял голову и улыбнулся ей, но в его глазах было темным-темно.
   - Когда мы встретились в следующий раз, ей было уже пятнадцать, и она жила под именем матери. Кольца мага у нее еще не было, она практиковалась при дворе, и у нее было с десяток друзей.
   - Так мало? - удивилась Инга.
   Князь поморщился.
   - Вернее было бы назвать их любовниками. Дружбы сердец в этих связях не было. Ни в одной. Зато кто-то из них купил ей дом... Все, кто поучаствовал в ее судьбе так или иначе, были уже мертвы ко дню той нашей встречи.
   - Ужасное невезение, - посочувствовала Инга.
   - У них-то? - усмехнулся князь. - О да. Трое продали ее в бордель вместо того, чтобы найти монастырь и стребовать с родни ее матери содержание. Четвертый оставил ее без крыши над головой и имени. Пятый ходил к ней в этот бордель регулярно, зная прекрасно, что ей еле-еле семь лет по нашему счету. По вашему счету ей было одиннадцать. Она могла и не выжить, но выжила.
   Инга тихонько вздохнула.
   Димитри посмотрел на нее внимательно и объяснил:
   - При старом короле это было не то чтобы в порядке вещей, но считалось скорее безнравственным, чем противозаконным. Ей казалось забавным то, что все это с ней проделали именно те люди, которые после, перед нашей с ней второй встречей, больше всего пеклись о ее нравственности и благонамеренности. Король не спешил передавать власть, и это во многом определило события.
   - Он же маг, с чего бы ему спешить? - задумчиво сказала Инга. - Он же не ограничен во времени.
   Димитри засмеялся.
   - Нет, Огонек. В этом своем предположении ты не права. Мы, маги, всегда присягали смертным королям. И наш император тоже не маг.
   Инга совсем растерялась.
   - Но как же может быть смертным такой человек, как ваш император? Он ведь прожил две сотни лет и, судя по всему, не собирается прекращать жить...
   - Так вышло, - пожал плечами князь. - Впрочем, сейчас дойдем и до этого.
   - Ваш император был знаком с твоей приемной дочкой? - удивилась Инга.
   - Да, у нее был салон, и принц посещал его довольно часто. Но давай я расскажу по порядку. Я прибыл в столицу по делам семьи, обещал выйти на дуэль за брата. Причин появиться в Исанисе у меня было больше одной, и Неля, так ее звали, была не последней по значимости. Когда я узнал, что она жива, начал сразу собираться с Островов в столицу, а тут еще пришло письмо от Артораи. Я взял корабль и отправился. Сперва решил поговорить с ней без лишних ушей и прыгнул в город по порталу. Нашел ее, она меня узнала. Я сказал, что только недавно выяснил, что она жива, что готов помогать и участвовать в ее жизни, как раньше и даже больше, - князь усмехнулся, но усмешка получилась саркастичной и откровенно грустной. - Я-то считал, что мне есть что предложить. Я уже входил в совет капитанов, имел свой флот, не бедствовал. И дом на Островах уже был построен. Выделить ей денег на содержание я не только мог, но и хотел.
   - Она не приняла? - догадалась Инга.
   Димитри вздохнул.
   - Она предложила мне побеседовать в пригороде, без свидетелей. Дело было весной, только что минул солнцеворот, зацвели первые цветы. Мы наняли повозку и поехали. К моему удивлению, все имения и парки, защищенные от ящеров, мы миновали. Когда она приказала вознице остановиться, мы были на половине пути в Исюрмер. Там есть дикий пляж, как оказалось. Я не знал до того дня. Он хорош, тот пляж, у вас его бы мигом обсидели купальщики и любители позагорать. Но наше море холодное, а весной особенно. И пляжи востребованы, только не людьми. В песке у воды выводят потомство донные мусорщики, это такие крокодилы, большие и тупомордые. Но тогда они даже не начали спариваться, ни вода, ни песок еще не прогрелись достаточно. И вот, представь, она разделась догола у меня на глазах. По нашу сторону звезд так делают только в двух случаях: если собираются колдовать и когда хотят пригласить собеседника в постель. Я замер от удивления. А она сунула мне свою одежду в руки и пошла в воду. В эту воду, для меня на ощупь почти неотличимую от льда, с пьеврами, донными мусорщиками и дикими стражами. Я до сих пор помню это: как она идет в воду, а над ее ягодицами - как раз под краем рыжих кудрей, как твои - машет крыльями бабочка. Татуировка, но как живая. Совершенно невероятные цвета, алая с лиловым и золотым. Когда Неля шла, казалось, что эта бабочка летит.
   Князь вздохнул, зажмурился и встряхнул головой. Волна волос перекатилась по его спине, осыпалась на плечо.
   - Я стоял с ее одеждой в руках и смотрел, как она наслаждается купанием. Потом она вернулась, стряхнула воду с тела рукой, и по ней не было видно, что замерзла. И одеваясь, спросила, все ли я понял и считаю ли все еще, что мне есть что ей предложить. Я понял все, - вздохнул Димитри. - И что опоздал безнадежно и навсегда, и что спасать тут некого. Потом она задала мне еще один вопрос. Ей хотелось знать, как я устроен при дворе и как король согласился, чтобы я при этом жил на Кэл-Алар. Я понял, что она ничего не знает обо мне, и рассказал ей, как все было и где я был все это время. Она улыбнулась и сказала, что только что в ее списке стало на одну строку меньше и она этому очень рада. Мы попрощались, я ушел обратно на борт и официально прибыл в порт. - Димитри вздохнул, потер висок и продолжил. - На той дуэли я убил своего противника. Из-за этого мы и познакомились с Хайшен, - князь задумчиво улыбнулся. - После дуэли я ушел назад на Кэл-Алар и появился в столице только через несколько лет. Неля бывала у меня на Островах, но всегда возвращалась в столицу, у нее там был дом и салон. Я думал, она проживет около семи десятков наших лет. Но вышло иначе. Когда она была у меня последний раз, то сказала, что чувствует, как круг вокруг нее сжимается, и, похоже, ей не суждено уцелеть. Я позвал ее перебираться на Острова насовсем, но она сказала, что Магдис виднее.
   - Магдис - это какая-то ее покровительница? - уточнила Инга.
   - О да, - усмехнулся князь. - Наша старая богиня моря, любви и удачи. Так или иначе, удача благоволила Неле до последнего дня. Ее не взяла под арест Святая стража, она не оказалась в Исюрмере, и дознания не было. Ее просто зарезал мужчина, любовник. Из ревности. Прямо на пороге храма Потока. А через три дня умер старый король, и его сын принял трон и империю. Но не успела столичная знать ему присягнуть, как он скончался от простуды. А после этого наследный принц, его старший сын, погиб в море. Магистр Отер попытался сделать то, что он вменил в вину нашему салону: подчинить своей воле единственного выжившего наследника трона, младшего из принцев. И был наказан. Поток оставил его, и жизнь его прервалась, а тело рассыпалось прахом. Это было как раз в той самой ратуше, где проходил суд, ее тогда только успели достроить. И в том самом зале, кстати. В этом же зале и в тот же самый день принц объявил землю Аль Ас Саалан единой от края до края и разрешил ей простираться за моря и звезды. И назвал себя властелином этой земли и воплощением Потока. Кстати, гимном страны он сделал песню о белом ветре удачи, а написала ее именно Неля. С тех пор прошло уже больше восьми десятков наших лет, а государь выглядит, как в тот самый день.
   - Впечатляющая история, - задумчиво сказала Инга.
   Димитри улыбнулся.
   - Я бы сам впечатлился, не будь она моей жизнью.
   - Но ты же понимаешь, что она и я - это разные женщины? - спросила Инга ласково.
   - Да, вполне, - подтвердил князь. - Первое сходство меня слегка сбило с толку, поэтому я так долго не мог поверить, что твое внимание предложено именно мне.
   - Теперь веришь?
   - Полностью, - засмеялся князь. И вдруг смущенно сказал. - Дружок, я был немного невнимателен последние дни и не заметил, что у меня кончилось средство...
   - Какое средство? - не поняла сперва Инга, но сразу догадалась. - Не морочь себе голову, я принимаю свои таблетки.
  
   Вечером следующего дня Димитри, Дейвин и Марина Лейшина отправились в Исанис, праздновать Долгую ночь земли Аль Ас Саалан.
   В своем особняке князь встретил Исиана Асани и выслушал короткий отчет о том, что сайх видел и делал для своей подопечной. Узнав, что блокирующей браслет по окончании следствия с нее забыли снять и она проходила в нем еще дня три, Димитри качнул головой:
   - Досточтимому Эрве это дорого обойдется. Где она сейчас, Исиан?
   Сайх пожал плечами:
   - Вероятно, в Старом дворце. Скорее всего, спит. Димитри, ты уверен, что ей сейчас вообще стоит идти на прием? Там ведь будут те же самые лица, которые она видела весь месяц.
   - Именно поэтому, Исиан, ей не просто стоит, а необходимо туда пойти. Это вопрос ее чести. И ее долга перед краем.
  
  
Читайте продолжение по ссылке
25 Капканы и ключи

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"