Прошла уже неделя, но с тех пор я вижу только один документальный сон. Широкоформатный и цветной.
Я вижу, как разломился и превратился в облако пылающего праха мост. Стальной, бетонный, гигантский мост путепровода. Безумное сплетение дорог в воздухе. Мост, под которым никогда не было реки, прекратил свое бессмысленное существование в сладкой истоме взрыва.
Взрыва, который создал я, опустив рукоятку вниз. Закончив электрический акт творения.Вот с зарядом я перестарался. Я это успел почуствовать кожей.
Потом....
Я видел, как, неспешно вращаясь в пространстве, вершат галактики путь, отведенный им судьбой.
Как шныряют, рассыпая искры, проворные кометы. Как рождаются и засыпают звезды.
Усталый сонный кит, на спине которого застенчиво топтались слоны, величественно дрейфовал вокруг улыбающегося солнца.
Я почти превратился в комету.
Но как же в космосе холодно. От холода начинаю ходить. От этой ходьбы просыпаюсь.
Бетонный пол. Бурые стены. На окнах вместо стекол решетка. За решеткой сумерки. Осень. Плохой свет. Сырая и холодная камера.
Короче не факт, что космос. И уж точно, не рай.
Слышу, как по гулкому коридору к двери приближаются шаги. Лязг ключей. В камере особенно нечего делать, кроме как тщательно слушать все звуки снаружи.
Если провести взаперти пару десятков лет разовьется слух и интуиция, как у летучей мыши.
Я, пока, успел научиться различать шаги, когда идут именно за мной.
Взрывом мне совершенно отбило память. Я не помню кто я. Вот так. Что мост взорвал, помню. А кто это сделал, не имею ни малейшего понятия.
Решил дождаться открытия двери.
Если тюремщик будет в форме гестапо или эсэс буду твердо стоять на своем. єЯ Штирлиц. Офицер по особым поручениям. Мост взорвал из соображений безопасности Великого Рейха. Все вопросы к Канарису. Всё. Идите на хуй. Хайль фюрер" Главное поражать их надменным нордическим выражением лица и взглядом, полным беспощадности к врагам нации.
Если дверь откроет наш, то расплачусь от счастья и объясню, что я тоже наш. Наш!!! Полковник Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Что мост взорвал не абы как, а за Родину! И что арестовали меня по ошибке. Потому, что на мне их проклятая форма!
Открывается дверь. В дверном проеме появляется фигура. Не эсесовец. И не наш.
Мент.
- Тихонов. Выходи. На слежку.
Блядь. Никакой это не Рейх. И уж точно не Лубянка. Не могут тюрьмы в таких великих державах быть такими засраными. Что же мы, в космос, как на пикник летаем, а линолеум толком прибить не умеем?
Наверное, взрывом меня выбросило в параллельный мир. Шутки в стиле Эйнштейна или Фрейда. Я, конечно не антисемит, но во многом фюрер был прав. От этих евреев всего можно ожидать.
В следственной ждет меня подозрительный хмырь в форме проводника. Вежливый и скользкий.
- Здравствуйте. Я государственный обвинитель Карен Соломонович Шикельгрубер. Прибыл ознакомить вас с обвинением.
От одного его вида у меня начинает крошиться мозг. Это не может быть правдой. Это какое-то извращенное эротическое шоу, типа, розыгрыш. Меня не оставляет ощущение, что все это балаган, маскарад, камуфляж и провокация.
Скользкий привычно бубнит про отказ от дачи ложных показаний и про ответственность за ложный вызов адвоката. Чувствую, что от каждого его слова на моей коре головного мозга образуются язвочки с оплавленными краями.
Протираю глаза. Скользкий по прежнему, бубнит.
Тихонько осеняю его крестным знамением. Вежливый коситься на меня с ехидным прищуром и бубнит.
Постепенно наполняю себя антисемизмом и благоговением перед высшей мудростью фюрера, великого и ужасного, как на небе, так и на земле.
Вскакиваю, вздымаю вверх руку. Ору истошно патриотическое єСпасибо великому фюреру, за наше счастливое детство" Хватаю со стола самую толстую папку и бью его по голове.
Потом бьют меня. И не только по голове. Но мне плевать. Под многочисленными ударами мелкими вспышками приходит в память главное.
Я теперь точно знаю, кто я.
Я полковник Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Моя фамилия Гагарин.
Я выхожу в открытый мной накануне космос.
В космосе, как обычно, осень. Промозгло и сыро. Темно, холодно, и, почему-то, очень сыро. Даже мокро.
- Ну, блядь, очухался? - спросил меня голос. Я подумал, что открыв глаза, окажусь среди сияющей благодати, увижу бородатого мудрого старца в белоснежной хламиде и с добрым прищуром Деда Мороза.
А вот хрен вам. То есть мне хрен.
На письменном столе лампа. За столом усталый дядька в дрянном сером костюме. Надо мной стоят два амбала. В камуфляже без знаков различия. У одного в руках пластмассовое ведро. Воду из ведра он только что вылил на меня.
- Что, дальше будем рассказывать сказку про пизду - лупоглазку, или за ум возьмешься? Ты учти, нам спешить некуда. У нас зарплата. И не устанем мы от твоих фокусов. А если ты, сука, еще раз протокол сожрешь, дальше будешь показания в гипсе давать. Понял?
Меня усадили на стул.
- Давай сначала. Значит так. Гражданин Тихонов. Должен предупредить вас об ответственности за отказ и за дачу заведомо ложных показаний. И разъяснить вам 51 статью, которая позволяет вам отказаться от дачи показаний. Вы понимаете суть происходящего.
Еще бы я не понимал. Вот он. Враг народа. Вредитель. Настоящий. Надел личину и окопался в наших рядах. Пока весь наш народ в едином порыве надсадно рвет жилы в попытках пережить счастливое завтра, этот, крыса водовозная, отедаеться в тылу. А попробовал бы, с голой жопой против Великого Рейха.
Медленно и гордо встаю. Раздираю слипшиеся разбитые губы и смачно харкаю кровавые сгустки в его лоснящуюся харю.
Восторг. Кулак! Удар! Космос!
Усталый кит, подмигнул мне как старому приятелю. На корпусе латаного - перелатанного єСоюза" сидит, вспотевший, но счастливый Мусса Манаров. У космонавта перекур. Он отложил кувалду. Снял шлем и перчатки. В его руке треугольный пакет кефира. Он салютует им мне.
Мне все здесь рады. Играет струнный квартет. Взлетают с луны шутихи. Одна из искр очень больно бьет меня по коленной чашечке. От боли теряю сознание и проваливаюсь из реальности обратно в затяжной серый кошмар.
Меня поднимают с пола и сажают на стул. Странно, стул все тот же. А камера другая. И следователь опять другой.
Внешность отставного атлета. Демонический шрам, через пол лица. Багровая бычья шея над хрустящим крахмальным воротником итальянской сорочки.
Этаких холеный заслуженный мачо. Улыбается. Дымит никарагуанской сигарой. Хлебает черный алжирский кофе. Пахнет коньяком, кожей автомобильного салона и порохом.
- А ты крепкий. Давно таких не встречал. Сейчас молодежь пошла жухлая. Позор, а не молодежь. Довели, гандоны, страну. Даже допросить, толком не успеваешь. Ну, пару раз по печени. Ну, яйца в письменный стол. Ну, в гроб заколотишь и прикопаешь, чуть - чуть, для смеха. И все. Дрищут и каются. До талого. До самых самых. Чувствую, квалификацию теряю с этим поколением пепси. А я ведь спец. Если бы ты знал, что я умею при помощи обычного полевого телефона. А что я с человеком могу сотворить при помощи шомпола? У-у-у, картинка. Натюрморт из вопящего фарша без гарнира. Высокое искусство. Призвание у меня потому - что. От бога. С детства правду люблю и никого за ради её не пожалею. Эх, да что там. Кто это теперь ценит. А когда-то.... Да про меня до сих пор к ночи помянуть бояться, те, кто был в Чернокозове. В охране. Из пациентов рассказчики плохие. Но у нас времени достаточно. Ты еще все успеешь мне рассказать. Куда спешить. А коли, жив и в разуме останешься, сам догадаешься кто я такой. Сейчас докурю, и приступим.
А я уже и так догадался. Это тот самый человек со шрамом. Отто Скорценни. Доктор юриспруденции Менгеле. Порфирий Самоса. Лёва Бронштейн. Полковник Линч. У него паспортов, как у дурака фантиков.
Он просто Полковник Спецслужб. Человек без особых примет, всегда оказывающийся в нужное время в нужном месте.
Тренированный демон Закона. Закона, который, по любому, выше Добра, и уж тем более, Справедливости или Правды.
Гляжу на пепел его сигары. Внимательно. Жду.
Затяжка. Бросок! Кулак!! Космос? ? ?
Хрен тебе Гагарин, а не космос. Он просто смахнул меня с траектории прыжка. Причем больше всего он заботился, чтобы не пролить на сорочку кофе.
Удар я получил болезненный, но не жестокий. Приземлился на пол.
Полковник Спецслужбы победно глядит на меня. С удовольствием глотает кофе....