Большинство людей боятся. Боятся пауков, СПИДа, экономических кризисов, ранней импотенции, шальной пули, замкнутых и открытых пространств, глобальных климатических эксцессов. Боятся потерять работу или того, что все узнает жена.
Некоторые бояться нас - террористов.
И только мы, пленные Солдаты Свободы не боимся уже ничего. Все эти глупые страхи не могут проникнуть сюда, в камеру смертников.
Те, кто за пределами нашей камеры творят безумство каждый день. Свою свободу запирают в решетку страха сами. И живут внутри этой решетки. И не выйдут уже никогда.
Мы в лучшем положении. Нас от свободы отделяет только сталь и железобетон. Но и они не вечны.
В нашей камере сегодня особенно шумно. Уже дважды охрана стучала в дверь и просила не ржать, а то всей тюрьме спать не даем. Но нам весело. У нас хорошее настроение и два стакана анаши.
Это подгон. К празднику.
В клубах серого ароматного дыма видны дальние страны, слышны странные песни и ведрами сходит на нас великая мудрость бытия. Мы грузим в память катехизис Солдата Свободы и читаем декадентские стихи.
А полковник Судоплатов тихонько задает ритм на алюминиевом ведре.
Сегодня день космонавтики. Наш секретный праздник.
- Тихонов! На выход! Без вещей!
Два незнакомых опера в штатском ждут меня в коридоре за решетчатой дверью. Праздник испорчен.
- Полковник. - окликает меня Судоплатов. - Никогда не отказывайся от путешествий с незнакомцами. Так с тобой говорит Бог.
В машине меня ждал пьяный в лоскуты Феоктистов. Поверх корпоративного мундира он накинул костюм Деда Мороза. Борода сползла на плечо.
Снегурочки тоже были в дугу, как руская птица тройка. Судя по их кокошникам из Рейхстага пришел циркуляр крепить патриотизм и позитив.
Фюрер рыгнул, усилием воли сдержал позыв и полез обниматься.
Я не ответил взаимностью.
- С новым Годом! - проорал он. Я не засмеялся.
- Ты что, анекдот не знаешь?
- Знаю. Не смешной анекдот.
- Ну и хрен с тобой. Какой нервный стал. На - ка вот, развеселись. Моника - обслужи.
Одна из птицы тройки в кокошниках потянула ко мне руки.
- Вот дура. Не сейчас и не здесь. Угости его.
Кокошница обиделась, но протянула мне поднос. Там, синим, красным и белым порошком были просыпаны толстенные дорожки. А вокруг, как антураж кто-то затейливо и старательно высыпал снежинки.
- Вот, это вместо торта. Патриотично,а? Знаешь как я заебался высыпать? Просто решил тебя порадовать. - фюрер протянул мне хрустящую открытку из Архангельска. Баксы у него полюбому были. Но, видимо насчет циркуляра о патриотизме я не ошибся.
Я свернул купюру об бедро и порадовался. В обе ноздри.
Феоктистов чудил. У него бывают такие загулы.
Мы носились на розовом лимузине по обледеневшим дорогам. Потом вылезли через люк наверх и стреляли по светофорам. Потом фюреру захотелось справить малую нужду.Но по богатому.
Водителю идея не понравилась. И его уволили. По лицу. Их высочество уселся за руль сам.
Ломая снежные стены и ледяные фигуры ворвался лимузин в снежный городок.
Главная елка города, на главной площади. Хорошо что дети спали и не видели, как неадекватный Дед Мороз справлял на неё нужду. Пафосно и гламурно.
Потом мы дрались с ментами. Потм они узнали Феоктистова и выставили нам литр. Мы, в свою очередь, угостили их патриотичным триколором. Открытки они не вернули. Зато помогли Фюреру забраться на мраморную трибуну под сенью длани молоха Ленина. Вместо речи он изверг из себя предыдущий ужин. Менты с готовностью разразились аплодисментами.
Фюрер расчуствовался и подарил им снегурочек.
Потом ему внезапно стало скушно. Фюрер, глупо хихикая, проорал "банзай" и протаранил лимузином ледяную горку.
Благодарные менты поймали нам такси.
За окном мелькала бесконечная заснеженная мгла с редкими неровными островами фонарного света.
Фюрер фонтанировал идеями.
Я ждал. Из головы не выходили слова полковника Судоплатова. Порошка я принял достаточно. Теперь мне обязательно должен был явиться Бог.
Если гололед не зажгет внезапный свет в конце длинного тонеля моих астральных путешествий.