Командующие Центральным, Воронежским и Степными фронтами в какой-то мере были, разумеется, осведомлены Ставкой Верховного Главнокомандования о намерениях Гитлера и высшего командования немецкого вермахта весной или ранним летом 1943 года провести очередную крупномасштабную операцию по окружению и разгрому советских войск. Наступление немцы планировали осуществить на южном фланге советско-германского фронта в районах Орла, Курса и Белгорода, основной целью которого была попытка окружения и уничтожения войск трех советских фронтов - Центрального, Воронежского и Степного, а в состав этих фронтов входило немного немало, а более двух миллионов красноармейцев.
Чтобы не позволить немецким танкам прорвать фронт и выйти на широкие степные просторы, командование советских фронтов каждое утро отправляло сотни и сотни тысяч, а может быть, и миллионы красноармейцев на земляные работы и строительство фортификационных укреплений. В сравнительно короткий срок было оборудовано восемь оборонительных полос и рубежей общей глубиной в триста километров. Каждая армия первого эшелона построила три полосы обороны.
Помимо этого Центральный и Воронежский фронты возвели три фронтовых оборонительных рубежа. По левому берегу Дона был построен государственный рубеж обороны. Тактическая глубина обороны состояла из двух полос, главной и второй, достигала 5-20 километров. Она имела наибольшее количество инженерных сооружений. Объем выполненных инженерных работ был огромен. Только в полосе Воронежского фронта было отрыто 83912 стрелковых и пулеметных окопов и окопов для противотанковых ружей, построено 5322 командных и наблюдательных пункта, 17505 убежищ и землянок, установлено 637 500 противотанковых и противопехотных мин, 593 километров проволочных заграждений. Длина траншей и ходов сообщения достигала 4240 километра. Примерно такой же объем инженерных работ был выполнен и на Центральном фронте.
Если командиры РККА в какой-то мере и были информированы о предполагаемом немецком наступлении, которое вот-вот должно было начаться, и ждали его начала, то рядовые красноармейцы мало чего об этом знали. По утрам красноармейцы выходили на земляные работы, копали окопы и траншеи, огневые позиции артиллерии и капониры для танков, чтобы с закатом солнца вернуться в свои землянки, поужинать и поспать до утра. Они настолько привыкли к такому распорядку дня, что вечером 4-го июля были сильно удивлены внезапным приказом своих командиров о том, что завтра рано земляных работ не будет, что немцы утром перейдут в наступление. В этой связи отменялись все утренние и дневные земляные работы, красноармейцы должны были занять места по боевому расписанию, чтобы отражать массированные атаки крупных немецких бронетанковых сил и пехоты.
Удачная атака и в результате этого падение немецкого укрепленного пункта "Форт", ликвидация немецкого выступа в полосе обороны 2-го танкового батальона, мгновенно вознесли авторитет членов экипажа тяжелого танка КВ до небесных высот в 27-й гвардейской танковой бригаде. Рядовые Ломакин, Мышенков и Кувалдин были признаны высокопрофессиональными специалистами по своим воинским специальностям. К Мышенкову валом пошли механики-водители, которые искали совета по поводу того, что нужно сделать для того, чтобы стать знатоком и более красным механиком-водителем танка. Мишка Кувалдин почти не отходил от танкового орудия, со своими коллегами обсуждая тонкости его наводки, и когда лучше стрелять из орудия, при остановке танка, или же прямо с хода?! Одним словом, эти ребята оказались по горло заняты и не имели ни минуты свободного времени.
Рядового Ломакина стали приглашать чуть ли не на каждое совещание, проводимое в штабе бригады или 1-го танкового батальона, чтобы узнать его просвещенное мнение или отношение к тому или иному тактическому вопросу, который в тот момент стоял перед бригадой или батальоном.
Полковник Невжинский начал замечать за собой некоторую толику неуверенности в принятии того или иного решения. если на совещании не присутствовал рядовой красноармеец Прохор Ломакин, который не высказывал своего мнения по обсуждаемому вопросу. Комбриг колебался принимать окончательное решение по какому-либо вопросу. Капитан же Авраменко, командир 1-го танкового батальона, прямо-таки начал набиваться в друзья-товарищи к танкистам экипажа этого тяжелого танка КВ.
Один только майор Смоленский прилюдно не высказывал своего отношения к этим парням красноармейцам, он все еще ждал и надеялся, что ему присвоят звание "Героя Советского Союза" за взятие и уничтожение немецкого укрепленного пункта, под названием "Форт". Но время медленно, но уверенно текло своим никому неведанным курсом, все меньше и меньше красноармейцев и командиров вспоминало о героической роли майора Смоленского в том бою. Даже полковник Невжинский, командир бригады, стал забывать о том бое, по крайней мере, он не вспоминал их некоторые детали, когда случайно сталкивался с майором Смоленским, видел в его глазах немой вопрос, когда же напечатают указ о его награждении?!
Однажды в самом начале июля месяца, где-то первого или второго июля, генерал-лейтенант Шумилов снова появился в 27-й гвардейской танковой бригаде и опять-таки с новым приказом о проведении разведки боем на участке обороны 1-го танкового батальона. В течение долгого периода времени немецкая оборона молчала и не переходила к активным действиям, вот командование Воронежским фронтом и обеспокоилось таким положением дела. В этой связи оно приказало на различных участках фронта произвести разведку боем, найти и взять пленных языков. Сравнить их показания с тем, чтобы выявить возможную дату начала этого столь ожидаемого немецкого наступления.
Теперь уже само собой получилось так, что в разведке боем, проводимом на участке обороны 1-го танкового батальона, должен был принять участие тяжелый танк КВ, которому было поручено прикрывать идущие в атаку бронетранспортеры разведывательной роты. Под присмотром и командованием капитана Авраменко была проведена тщательная подготовка по организации и проведению этой разведки боем. Сценарий проведения этого боя подразумевал, что пять бронетранспортеров БА10 атакуют вражеские позиции. В тот момент, когда немецкая артиллерия откроет по ним огонь, в бой вступал танк КВ, который ответным огнем должен был отвлечь на себя немецкий артиллерийский огонь, предоставить бронетранспортерам возможность вернуться на исходные позиции. А в этот момент, под шумок разгорающегося артиллерийского поединка нашего танка с немецкими артиллеристами, наши разведчики и должны были бы произвести захват пленного.
Прошка сидел на своем командирском креслице и через открытый люк командирской башенки наблюдал за небосводом, ожидая, когда на нем зеленым бутоном расцветет ракета, сигнализирующая разрешение на начало разведки боем и выхода в атаку на немецкие позиции бронетранспортеров разведывательной роты. Пять бронетранспортеров БА 10 в тот момент колготились рядом с танком. Люки их десантных отсеков были плотно затворены, но Прошка знал о том, что только в двух из них находились отделения бригадных разведчиков. В радиоэфире стояла настоящая какофония непонятных шумов и звуков, только опытный радист мог бы в них разобраться и понять о чем идет речь. По мысленному диапазону Мишка Кувалдин успокоил Прошку, своего командира экипажа, добродушно произнеся:
- Проша, особо не тушуйся под клиентом! Надо будет, мы во всем тут же и моментально разберемся! А сейчас перед нами серые будни войны, так что ты сиди и любуйся своим небом в ожидании, когда в нем расцветет прекрасный зеленый цветок!
В радиоэфире вдруг прорезался голос капитана Авраменко, который поинтересовался:
- Прохор Владимирович, время выходит, ракета скоро будет. Как вы там?
- Все нормально, товарищ капитан. Ждем, не дождемся ракеты! Танковые недоноски готовы к выдвижению на поле боя. Да и мы тоже...
- А что это такое "танковые недоноски", рядовой Ломакин? - Полюбопытствовал Капитан Авраменко.
- А, догадываюсь... Ну, и колоритный же у вас язык, товарищ рядовой красноармеец Ломакин! Ну, что ж, через минуту ждите свою зеленую ракету!
2
Ровно через минуту в небо вздымается ракета, которая на высоте в сто метров распускается красивым зеленым бутоном. Это было "небесное добро" на начало атаки вражеских позиций. Бронетранспортеры БА 10 выстроились в шахматный порядок и выкатились на нейтральную полосу. Примерно, пятнадцать минут назад саперный взвод лейтенанта Сашки Садыкова закончил разминирование полосы прохода нашим бронетранспортерам и тяжелому танку для атаки вражеских позиций. Правый фланг бронетранспортеров, едва показавшись на нейтралке, по непонятной причине тут же начал слегка отставать. В результате, если можно было бы посмотреть на атакующие бронетранспортеры с птичьего полета, то вместо лука с натянутой тетивой, наблюдатель увидел бы пять бронетранспортеров, которые своим построением напоминали бы наседку клушу-курицу с выщерблиным хвостом. Прошка не удержался от того, чтобы ехидно не прокомментировать это построение собратьев по оружию:
- Сержант Болиголова, вы, чего там от всех отстаете? Трусите что ли?! Похоже, вы особо не спешите вступать в бой с немцами?
- Дурак, вы Прохор Владимирович! Зачем нас так обижаете и на весь радиоэфир о нас мелете подобные глупости?! Мы вынуждены слегка отстать от общего строя, так как перед нами нет наезженной тропы или дороги. Вот сейчас перевалим через этот небольшой буерак, тогда и прибавим скорость, чтобы быстрее двигаться к немецким позициям.
Прошка не обиделся на то, что сержант Болиголова, командир экипажа отстающего бронетранспортера БА 10, так грубо отреагировал на его колкость и назвал его дураком. Во-первых, он уже целую неделю дружил с этим сержантом, а во-вторых, честно говоря, он был совершенно неправ, когда сержанта прямо в радиоэфире обвинил в трусости. Но и извиняться перед Болиголовой не стал, в конечном итоге бой покажет, кто был прав или не прав в данном случае. Но одно уж было хорошо, ему удалось-таки разрядить напряженную перед боем обстановку. Прошка всегда придерживался твердого мнения в отношении того, что танкист, идущий в атаку на позиции немцев, должен изнутри кипеть яростью и гневом по отношению к агрессору, захватившему треть территории его родины.
Разведка боем развивалась слишком неторопливо и размеренно, словно обе стороны знали о ней и хорошо к ней подготовились. Такая неторопливость и размеренность действий на поле боя экипажей бронетранспортеров и не нравились рядовому красноармейцу Ломакину. Он раскрыл было рот, чтобы потребовать от механиков-водителей бронетранспортеров, ускорить продвижение их машин к вражеским позициям, но в этот момент в радиоэфире послышался спокойный голос капитана Авраменко:
- Внимание, экипажей! Две вражеские батареи готовятся к открытию заградительного артиллерийского огня. Немного рассредоточитесь, увеличьте интервалы между машинами и продолжайте движение к вражеским позициям! Рядовой Ломакин, занимайтесь своим делом и своими словами дурного толка не мешайте товарищам выполнять боевое задание!
Среди пяти бронетранспортеров в воздух поднялись восемь разрывов артиллерийских снарядов, немцы открыли артиллерийский заградительный огонь. Настало время и для экипажа танка КВ вступать в бой с вражеской артиллерией. Прямо с места Михаил Кувалдин произвел три орудийных выстрела по тому месту, где по его предположению должна была располагаться одна из немецких артиллерийских батарей. Прошка в мысленном диапазоне связался с Сергеем Мышенковым, механиком-водителем, и спокойным голосом тому приказал:
- Серега, вперед, в атаку!
КВ качнулся, мягко тронулся с места и начал по нейтральной полосе продвижение вперед! Когда тяжелый танк нарисовался на этой полосе, то ошеломленный его появлением противник на несколько мгновений попридержал темп своего артиллерийского огня, позволив бронетранспортерам значительно продвинуться вперед. Но тут в дело вступила третья немецкая батарея, легких гаубиц калибром 105 мм. Небольшой участок поля боя сразу же покрылся двенадцатью почти одновременными разрывами 37 мм и 105 мм снарядов. Все три немецкие батареи своей основной целью поначалу посчитали тяжелый танк КВ, поэтому они сразу же начали по нему пристреливаться, чтобы накрыть массивным огнем.
В эту минуту сержант Болиголова вышел в радиоэфире, чтобы сообщить:
- Разведчики покинули десантный отсек, пошли на поиски языка!
Точно с таким же сообщением вышел в радиоэфир и сержант Веденеев:
- Отделение разведчиков покинули десантный отсек бронетранспортера!
Механик-водитель танка Сергей Мышенков перешел на зигзагообразное движение своего танка, стараясь подобным образом сбивать прицелы немецким артиллеристам. Он уже не останавливался, а пытался на скорости сблизиться с немецкими траншеями и артиллерийскими огневыми позициями. Наводчик Михаил Кувалдин не отрывался от визира механического прицела, он вел огонь трескучими очередями в два-три выстрела или одиночными выстрелами, которыми хотел подавить огонь той или иной батареи немцев. Прошка рассердился на такую пустую растрату танковых снарядов, волевым импульсом усилием он напомнил своим товарищам о существовании виртуального шлемофона, заставив и механика-водителя, и наводчика танка срочно натянуть его на головы. Как только шлемофоны заняли свои рабочие места, то в нем тут же была воссоздана общая панорама участка боя, если смотреть на нее с птичьего полета, на которой точно определялось местонахождение КВ, а также местонахождения артиллерийских позиций трех немецких батарей, которые вели по танку заградительный огонь.
В этот момент 37 мм снаряд пробил противопулевую броню моторного отсека бронетранспортера сержанта Веденеева. В небо выплеснулась темная струя разрыва снаряда. Бронетранспортер остановился. Напрасно Прошка в течение пары минут вызывал на радиосвязь сержанта Веденеева. В этот момент в бронетранспортере взорвался отсек с боеприпасами, от последовавшего взрыва бронетранспортер развалился на отдельные части.
По всей очевидности, экипаж этого бронетранспортера погиб в момент самого взрыва!
Второй снаряд 105 мм гаубицы поразил передний бронетранспортер сержанта Богдыханова, которому оставалось проехать всего двести метров до пехотных траншей немцев. Этот бронетранспортер прямо-таки исчез в разрыве гаубичного снаряда, но в радиоэфире пронесся голос сержанта Богдыханова:
- Живы будем, не пом...!
А затем на секунду в радиоэфире воцарилась полная тишина! В нем не было слышно ни одного голоса, ни танкистов, ни членов экипажей бронетранспортеров, ни артиллеристов!
Капитан Авраменко молчал и не отдавал приказа экипажам бронетранспортеров об отступлении, о возвращении на свои позиции. Он все еще ожидал сообщения разведчиков о захвате языков, поэтому и не спешил с таким приказом. Тогда рядовой Ломакин откашлялся прямо в радиоэфире и каким-то писклявым, наверное, от великого волнения, голосом приказал:
- Всем экипажам бронетранспортеров! Приказываю возвращаться на исходные позиции! Мы прикроем ваше отступление!
С этими словами своего командира экипажа механик-водитель Мышенков решительно выжал педаль акселератора. КВ, словно молодой кутенок, рванул вперед, пытаясь своей броневой массой заслонить от вражеского артиллерийского огня три пока еще оставшиеся нетронутыми артиллерийским огнем противника бронетранспортера. Но и немцы оказались не лыком шито, теперь двумя артиллерийскими батареями, полковыми пушками калибра 37 мм, они вели огонь по бронетранспортерам, а дивизионными пушками калибра 105 мм вели кинжальный огонь по русскому тяжелому танку. Один из четырех снарядов вдруг поверху пробороздил танковую башню КВ, отчего внутри башни раздался страшный набатный звон. Если бы не одетые на головы танкистов виртуальные шлемофоны, то они оглохли бы от этого дичайшего металлического звона. Прошке удалось сохранить самообладание, он продолжил внимательно наблюдать за развитием боевой обстановки на поле боя.
Сергей Мышенков демонстрировал высокий класс вождения тяжелого танка. Он ни на секунду не задерживался ни на одном месте. То бешено газовал, стараясь, как можно быстрей, покинуть свое прежнее место, то едва трогался с места. Одним словом, опытные немецкие артиллеристы, как ни старались, так и не могли удержать в прицеле своей гаубицы этот русский танк вертун.
Бронетранспортеры, изредка проходясь длинными и короткими очередями крупнокалиберных пулеметов по немецким траншеям и огневым позициям 37 мм пушек, кормами машин медленно пятились назад. Вдруг одна из боевых машин остановилась, постояла где-то около половины минуты, а затем продолжила движение кормой вперед, возвращаясь на исходную позицию. В радиоэфире послышался голос одного из сержантов, фамилию которого Прошка никак не мог вспомнить. Тот радостно проорал в радиомикрофон своей бортовой рации:
- Взял на борт одну из групп разведчиков. Они захватили язык, какого-то там немецкого фельдфебеля!
В этот момент бронетранспортер вдруг окутался сразу же двумя разрывами малокалиберных 30 мм снарядов. Прошка машинально проследил глазами за тем местом, откуда предположительно этот бронетранспортер был обстрелян противником. Шлемофон показал ему какую-то необычную конструкцию с еще дымящимся стволом автоматической 30 мм пушкой.
- Итальянская танкетка "Фиат-Ансальди", производство тысяча девятьсот тридцать третьего года с автоматической зенитной пушкой. - Тут же послышалось нашептывание на ухо ИскИна танка.
Прошка носком сапога коснулся плеча своего наводчика Михаила Кувалдина, тот моментально и без приказа понял то, чего хочет от него командир экипажа. Тут же последовал орудийный выстрел. 88 мм танковой пушки, которая и на этот раз не подвела. На месте итальянской танкетки взметнулся разрыв снаряда, итальянская танкетка навсегда растворилась в этом разрыве. Но и наш бронетранспортер с группой разведчиков, захвативших языка, горел ярким пламенем. Сколько бы времени Прошка не ожидал, но так и не открылся ни один из его люков, из бронетранспортера не выскочил ни его экипаж, ни разведчики и ни пленный немец.
На поле боя еще не затих громкий хлопок разрыва танкового снаряда, как в радиоэфире возник голос капитана Авраменко:
- Всем, всем боевая задача выполнена! Захвачены и в наши траншеи доставлены два языка! Всем возвращаться на исходные позиции.
По всей очевидности, капитан Авраменко был сильно обижен вмешательством рядового красноармейца Ломакина в рамки его обязанностей, поэтому сейчас он ни единым словом не упомянул его в своем приказе на прекращение с разведки боем. А ведь именно танк КВ и его экипаж сейчас оказались в наиболее сложном положении на этом самом поле боя.
Два оставшиеся целыми бронетранспортера уже вернулись на исходные позиции и сейчас им уже ничто не угрожало. Танк КВ находился вблизи немецких траншей, для возвращения домой ему еще предстояло пройти почти километр пути под непрерывным вражеским артиллеристским обстрелом. Причем, огонь на поражение вела уже не одна только батарея 105 мм дивизионных легких гаубиц, а вся немецкая артиллерия этого участка фронта. Полтора километров пути танка домой были покрыты сплошными разрывами снарядов.
Механик-водитель Мышенков закрыл глаза, теперь он ориентировался по изображениям, выдаваемым на глазную сетчатку виртуальным шлемофоном. Сергей просчитывал каждый сантиметр пути, он заставлял свой танк прямо-таки танцевать среди разрывов снарядов. Пока ему еще удавалось свой КВ не подставлять под разрыв вражеского снаряда. Немцам никак не удавалось организовать и поставить неподвижную полосу из разрывов своих снарядов, чтобы воспрепятствовать этому русскому танку, вернуться на свои исходные позиции. Этот русский танк, по-прежнему, оставался неуязвимым для немецкой артиллерии, а она уже несла потери во многом благодаря высокой точности своего ответного огня, который наводчик Мишка Кувалдин вел из своей теперь любимо 88 мм танкового орудия, немецкого производства.
К этому времени наводчик танкового орудия Михаил Кувалдин прицельным огнем своей танковой пушки серьезно повредил, уничтожил 105 мм гаубицу, а также три 37 мм полковых орудия.
3
Генерал-лейтенант Михаил Степанович Шумилов протянул рядовому красноармейцу Ломакину коробочку с солдатской медалью "За отвагу", а затем долго жал ему руку, одновременно направляя поток добрых мыслей и пожеланий в сознание Прошки. Только что коробочки с аналогичными солдатскими медалями за личную храбрость, проявленную в бою, генерал передал другим членам экипажа КВ, Сергею Мышенкову и Михаилу Кувалдину.
- Если бы в моих руках была бы власть, то я бы сейчас снял с вас судимость и приговор "за измену родины". Присвоил бы звание "гвардии лейтенант" и дал бы в руки командование взводами, а тебе, уважаемый Прохор Владимирович, назначил бы командиром ротой тяжелых танков. Ты рожден настоящим танкистом и, как никто другой чувствуешь и понимаешь, как эти танки можно было бы использовать в бою. Поэтому из тебя получился бы настоящий и прирожденный танковый командир. Но я не всесилен, не царь и ни бог, поэтому делаю то, что только в моих силах. Награждаю вас солдатскими медалями "За храбрость", которые может получить только настоящий танкист. Вы сумели показать себя настоящими танкистами в недавнем бою и не ваша вина в том, что этот бой прошел-таки не без потерь с нашей стороны.
Последовала короткая пауза, после чего генерал-лейтенант Шумилов уже говорил, обращаясь к красноармейцам открытым и громким голосом. Он явно хотел, чтобы присутствующие на этой церемонии офицеры бригады знали бы, о чем идет речь в его обращении к этим рядовым танкистам.
- Товарищи красноармейцы, эту высокую награду солдатскими медалями вы должны рассматривать, как доказательство того, что три дня назад вы неплохо повоевали с немцами во время проведения разведки боем. Но вы также должны разуметь и о том, что эти медали даются вам как бы в долг, на будущее. С завтрашнего дня, когда немцы перейдут в свое новое наступление, вы должны еще лучше воевать, их бить и в хвост и в гриву. В 27-й гвардейской танковой бригаде имеется только один такой тяжелый танк КВ, экипажем которого представлен вами, молодые люди. Этот танк должен взять на себя ведение наиболее тяжелых боев, противостоять немецкому наступлению, не дать немецким танкам прорвать нашу оборону. В умелых руках его экипажа, при правильном взаимодействии с пехотой и танками других бригад, ваш танк КВ может остановить или, по крайней мере, сдержать прорыв немецких танков и пехоты. Так, что на данный момент получается, что мы все командиры и офицеры, сейчас окружающие вас, танкистов, вверяем вам свои жизни и надежду на то, что мы победим в этой войне с гитлеровцами. Об этом вы должны хорошо помнить и бить немцев в хвост и гриву при любой возможности.
Послышались негромкие хлопки небольшой группы командиров и офицеров бригады, которые выкрали свободное время, чтобы присутствовать на этой церемонии. Закончив свое выступление, генерал-лейтенант Шумилов вежливо взял под локоток полковника Невжинского и вместе с ним отправился в оперативный отдел штаба бригады, чтобы выслушать последние новости о событиях на переднем крае фронта. Весь сегодняшний день, четвертого июля, немецкие войска на Центральном фронте вели операции по уничтожению оборонительных и передовых охранений советских войск на линии фронта.
Прохор Ломакин посмотрел им вслед, оправил гимнастерку под поясным ремнем и решительным шагом направился к выходу из штаба. На самом выходе дорогу троице красноармейцев преградил майор государственной безопасности Мельников, который негромким шепотом произнес:
- Молодцы, ребята! С первых же дней в бригаде сумели найти себе достойное место и прекрасно показать себя в глазах других танкистов нашей гвардейской бригады. В какой-то мере я горжусь своими подчиненными...
- Мы, товарищ майор государственной безопасности, вам не подчиняемся! - Не выдержал Сергей Мышенков, резанув майору госбезопасности в глаза правду-матку.
- Зря вы так остро воспринимаете мои слова! Я же к вам с открытым сердцем обращаюсь! Но я на вас из-за этого не обижаюсь! Остановил вас только для того, чтобы кое-что лично вам посоветовать. Сегодня вечером полковник Назаренко, командир танкового дивизиона НКВД, вручит вам приказ нашего наркома о вашем подчинении на период проведения немцами наступательной операции под Орлом, Курсом и Белгородом. В приказе будет также говориться и о том, что уже сегодня ночью ваш КВ должен выдвинуться в передовые траншеи общей фронтовой обороны. Свое наступление немцы начнут где-то в районе трех или четырех часов утра. Ребята, постарайтесь, сделать так, чтобы вы не успели бы прибыть в эту траншею до начала немецкой артиллерийской подготовки. Всем хорошо известно, что проводимые артподготовки передовые траншеи превращают в общую братскую могилу для всех красноармейцев и командиров, которые будут ее защищать. Это грустная и грязная сторона любой войны, вам следует объявиться в этой траншее сразу же после окончания немецкой артподготовки, чтобы вступить с бой с наступающими немецкими танками и их остановить. Сейчас мне, парни, некогда, должен вернуться к исполнению своих обязанностей. Поэтому я не могу дольше с вами задерживаться, сейчас должен вас покинуть, но вы помните мои слова и себя берегите.
С этими словами майор Мельников исчез, испарился в темноте ночи, но его встреча и приватная беседа с красноармейцами была замечена многими командирами и офицерами штабистами танковой бригады. Офицеры тут же сделали свои выводы о том, что Прохор и его танковый экипаж являются доверительными людьми НКВД. Они тут же перестали улыбаться, пожимать им руки, в душе считая их настоящими "стукачами". От одного этого у парней моментально испортилось настроение, которое минуту назад было приподнято такой замечательной наградой, как солдатская медаль "За отвагу"! Еще раз взглянув на новенькие медали, украсившие их грудь, молодые танкисты нестройной гурьбой поплелись к своему танку.
Танк КВ стоял чуть поодаль от входа в штаб бригады. Прохор из кармана гимнастерки достал пачку папирос "Казбек". Надорвав пачку, он из нее достал папиросу и начал разминать табак в гильзе папиросы, а саму пачку "Казбек" передал Сергею Мышенкову. Механик-водитель танка Мышенков курил все на свете, что хотя бы имело в себе грамм табак. Без курева Серега не мог пробыть и минуты, в его рту постоянно курилась самокрутка, иногда пылающая ярким пламенем, извергающая неимоверно черные клубы дыма. Этот парень давно уже не курил интеллигентные папиросы, а им предпочитал что-нибудь покрепче и деревенское, типа, махорки-горлодера. Но сегодня он оказался сильно расстроенным человеком из-за панибратского отношения к ним майора Мельникова. Механику-водителю чертовски не понравился этот разговор, его внутреннее содержание, поэтому, действуя на полном автомате, Серега взял и раскурил папиросу, предложенную Прошкой.
- Братва, ну чего вы так расстроились? - Тут мысленно вмешался в мысли своих друзей снайпер-наводчик танкового орудия, Михаил Кувалдин, которому его старшие братья пока еще не разрешали курить. - Майор сказал нам, что будет такой приказ. Но пока такого приказа нет, а это означает, что мы вправе сами решать, чем сегодня ночью будем заниматься. Спать пойдем, вот, весь и спрос!
В этот момент снова открылась дверь штабного здания, в ней показался капитан Сергеев, начштаба 1-го батальона. При виде троих друзей он радостно заулыбался. Протягивая рядовому Ломакину какую-то цидульку, капитан приятным голосом произнес:
- Ну, парни, вы даете! Получаете персональные приказы непосредственно из штаба фронта. Полковник Невжинский, передавая эту бумагу мне, строго-настрого запретил мне ее вскрывать и читать то, что на ней написано! Ну, вот Прохор, на этой бумажке напиши мне, что ты приказ принял и готов приступить к его исполнению. Спасибо и до свидания!
Когда капитан Сергеев снова скрылся за дверью штаба бригады, рядовой красноармеец Ломакин дрожащими руками вскрыл полученный конверт и прочитал текст на листе бумаги в половину обычного листа. К этому моменту он уже знал, кто и что именно написал на этом листе бумаги, но ему хотелось, чтобы и его друзья товарищи ознакомились бы с этим приказом.
На листе было напечатано: "Дорогой Прохор Владимирович!
Как мне доложили наши ответственные товарищи, ты и твой экипаж неплохо справляетесь с нашими поручениями испытательного срока вашего пребывания на фронте. В этой связи мы решили продлить срок вашего пребывания в 27-й гтбр на весь период осуществления немецкой стороной наступательной операции "Цитадель". Ты получаешь полную свободу действий своего танкового экипажа по отражению наступательных действий вражеских войск. Но должен своевременно нас информировать о проделанной работе и о боях, в которых будет принимать участие экипаж твоего танка КВ. Твой танк может работать в полосе ведения военных действий 6-й и 7 гвардейских общевойсковых армий. О принятом нами решении соответствующим образом проинформированы штаб Воронежского фронта, оба армейских штаба, а также все командиры и офицеры НКВД, которые находятся в полосе активных действий обеих армий, которые в случае необходимости смогут оказать вам помощь любого порядка. В рамках начала боевых действий приказываю экипажу тяжелого танка КВ рано утром 5-го июля 1943 года выдвинуться на передовую линию нашей обороны, чтобы противодействовать вражескому наступлению. Нарком НКВД, Берия".
1943. Битва на Курской дуге.
Курская дуга (5 июля -- 23 августа 1943 года) известна, как Битва на Курской дуге - по своим масштабам, задействованным силам и средствам, напряжённости, результатам и военно-политическим последствиям является одним из ключевых сражений Второй мировой войны и Великой Отечественной войны. Самое крупное танковое сражение в истории; в нём участвовали около двух миллионов человек, шести тысяч танков, четырёх тысяч самолётов.