Аннотация: О том, как Конкордатс ввязался в бой с черномасыми и к своему удивлению никого не убил и не ранил, а лишь устал до полного изнеможения...
Глава 4
Если ты знаешь себя, но не знаешь врага, то рискуешь проиграть бой.
Д. Намрак
Конкордатс вышел со двора и попал на улицу, мощенную булыжником, зажатую с двух сторон высокими заборами. За-над ними - крыши строений, кроны деревьев. Тусклые, приглушенные краски. А что, собственно, он ожидал увидеть? Было тихо. И только едва слышно и монотонно звенели небеса. Впрочем, он уже почти не воспринимал этого шума. Гробовая тишина, - усмехнулся Конкордатс и двинулся вдоль по улице. Камень откликнулся его подошвам звонким стуком. И никого! Он не без волнения готовился к встрече с кем-то из здешних обитателей, однако, улицы были пустынны, хотя за высокими заборами, в глубине усадеб слышались голоса. Сначала эта безлюдность его удивила, потом насторожила, потом раздосадовала и, наконец, рассердила. Странно. Потому, когда послышались впереди отзвуки речей, он обрадовался и приосанился, обдумывая повод начать вежливую беседу и подыскивая в памяти слова приветствия, которые бы звучали и достойно и в то же время дружелюбно. Ибо, признав всех населяющих чистилище равными себе, он совершенно не собирался уступать в этом равенстве первенства. Но чем ближе приближался шум голосов, тем менее Конкордатсу они нравились, поскольку были вызывающе громки. Так не шумят простолюдины, которым за не приличествующую подлому сословию наглость быстро обломает бока древками копий городская стража, так не шумят подгулявшие дворяне, которые опасаются все-таки получить укорот со стороны вельможи, следующего в сопровождении вассалов и дворни на богомолье или охоту, так не шумят вельможи, которые именно тишиной, сопровождающей движение их кавалькады, привлекают к себе внимание. Так шумят только те, кто не чувствуют над собой никакой власти. Навстречу ему, перекрывая собой улицу валила веселая компания, по всему видно было, что господа искали развлечения, и повод устроить скандал им подошел бы как нельзя кстати. Многие из них были в черных масках, наподобие карнавальных, но без блесток. Возглавляла шествие дама в черном, ведущая на поводке ослика. Конкордатс сместился с центра дороги чуть вправо, это была единственная уступка, которую он соблаговолил им сделать. Он не знал, есть ли среди них равные ему по положению, но, как человек здесь новый, посчитал возможным проявить вежливость в форме такой предупредительности. К тому же, сместившись с центральной линии, он обеспечивал себе более удобную позицию и для обороны, и для атаки. Заметив Конкордатса, гуляки подобрались. Бравый вид увешанного оружием молодца с нахальным взглядом их несколько насторожил, однако они знали то, чего тогда еще не знал он - образ не равен сути. Потом Конкордатсу и самому много раз приходилось встречать бравых с виду рубак, которые оказывались никудышными бойцами. В прошлой жизни такое было невозможно. Кичливость и заносчивость были следствием положения или личной доблести, поскольку провоцировали окружающих на агрессию, и те, кто безосновательно позволял себе быть высокомерным, давно почили в бозе. Лишь тот мог выдержать натиск желающих наказать гордеца, кто обладал для этого высоким положением или исключительными качествами воина. В тот момент, когда Конкордатс не сошел на обочину, а лишь сместился с тем расчетом, чтобы протаранить толпу в удобном для него месте, он проявил суть и обеспокоил их, но было уже поздно. Противостояние состоялось. Впрочем, для Конкордатса оно началось значительно раньше, ибо сама манера их поведения была для него сродни вызову. И нужен был только явный повод. И он нашелся. Какая-то мелочь, о которой тут же забыли.
Блеснули клинки и черномасые, взяв его в полукольцо, решительно, самоуверенно и не очень умело атаковали. Он уклонился от столкновения, откатив назад и вправо, запутал нападавших этим движением, развернув их так, что они оказались за спиной друг у друга, и тут же контратаковал. Клинки его кинжалов поразили двух его соперников, не давая им возможности увернуться или отпрянуть. Атака его была так стремительна, что ошарашила толпу. Но... Конкордатс и сам был ошарашен. Результатами своей атаки. Пораженные им противники не пали в судорогах на дорожную брусчатку, а, отпрянув, остались на ногах, будто бы металл не побывал в их чреве, будто бы не пронзил их внутренности. Они вели себя так, будто просто хорошенько получили по бокам. Воспользовавшись его замешательством, враги перехватили инициативу. Они бросились на него со всех сторон.
И тут случилась вторая неожиданность: его броня не держала ударов их шпаг и кинжалов. Даже самое легкое касания оружия отзывалось в теле, словно удар хлыста: жгуче и болезненно. И каждое такое прикосновение отнимало у него силы. Большинство ударов и касаний Конкордатс парировал, но те, что не смог, обессилили его. Уже через несколько минут он чувствовал себя смертельно уставшим. Враги его выглядели не лучше. Некоторые сидели на земле с отрешенным видом, другие продолжали нападать, но уже не так яро, как ранее. Дама в черном, привязав ослика к ограде, издавала истошные вопли, бегала по обочине то ли колдуя, то ли воодушевляя своих сотоварищей. Иногда и сама запускала в Конкордатса дротик, но они чаще всего летели мимо цели или же легко отражались. Но Конкордатс сильно устал. И, поскользнувшись, тяжело дыша опустился на одно колено. В голове зашумело, желтые с ядовитой прозеленью круги поплыли перед глазами. Он опустил веки, понимая, что это все. Что же дальше? Снова смерть? Теперь куда? Но вот какое-то движение вдруг возникло рядом, и подчиняясь ему, вокруг Конкордатса образовалось свободное пространство. Сразу стало светлей. В глазах прояснилось. Прохладная влага протекла ему в рот. Он сделал несколько жадных глотков и почувствовал, как силы возвращаются к нему.
- Вот и хорошо, - сказал человек, державший в руке серебристую плоскую флягу, из которой только что пил Конкордатс. Это была женщина, скорее девушка в светлой одежде, с упрямым и умным взглядом. Конкордатс с ее помощью приподнялся. Бравый, несколько тяжеловатый в движениях рыцарь оттеснял толпу, размашисто разя мечом. Нападавшие, не выдержав свежего напора, отступили. Дама в черном, вскочив верхом на осла и изрыгая проклятия, ускакала первой, ее свита рассеялась в окрестных садах и канавах, унося тех, кто не мог идти сам.
Рыцарь подошел, и Конкордатс смог рассмотреть его. На воине был блистающие золотым отливом цельный панцирь, с причудливым искусным тиснением, который сидел на чуть грузном теле удивительно ладно, словно был не выкован, а сшит. И носил он свою металлическую одежду так же легко, как иные носят камзол. Однако облачен был Рыцарь не как подобает: не было на нем шлема, и перчаток не было.
- Я благодарю вас, мадам, и вас сэр, - начал было Конкордатс, напрягая силы.
- Да ладно, - махнул рукой Рыцарь. - Ничего особенного. Они уже еле стояли на ногах.
- Подобно мне, - усмехнулся Конкордатс.- Но кто это?
- Помню, что была вспышка, - отвечал Рыцарь терпеливо, но с такой интонацией, словно приходится объяснять, как и почему он сегодня проснулся.
- А до этого?
- Ничего.
- Совсем ничего?
- Совсем, - ответил рыцарь, чуть подумав. - А что-то должно было быть? - Спросил он чуть насмешливо, но без ехидства, видимо, учитывая нездоровое состояние своего собеседника.
- Я тоже не сразу вспомнил. - Конкордатс произнес это с некоторым беспокойством. Этой фразой он словно пытался утешить себя. Но почему?
- А что вы вспомнили? - спросила с любопытством дама.
Но он ничего не ответил, потому что понял, этот разговор преждевременен.
Они посидели рядышком на обочине, после этого Рыцарь помог Конкордатсу подняться на ноги и, прежде чем попрощаться, поинтересовался, дойдет ли он сам? (Конечно, дойдет, не хватало еще чтобы его вели под руку на глазах у досужих горожан). Дома Конкордатс вместо того, чтобы завалиться на кровать в чем был, впервые попытался раздеться. Но ему удалось лишь освободиться от шлема: он не смог даже найти застежку плаща. В сердцах разрубив мечом табурет, он упал на свое ложе и забылся сном.
Глава 5
В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в словах.
Франсуа де Ларошфуко
Конкордатс проснулся сразу, словно выскочил из сна. Два негаснущих и некоптящих факела скудно освещали его унылое жилище. Он опять спал одетым. В первые дни он даже не задумывался об этом, а теперь вот задумался. Как и обо многом другом. Почему он не может раздеться - найти крючков, петель, тесемок? Почему одежда соединена с ним как кожа, словно является частью... Нет не тела... Образа? Опять выскочило из памяти не его словечко. А чье? Сущего?
Спать одетым ему было не привыкать и в прошлой жизни, но чтобы после этого тело оставалось звонким и легким: нигде ничего не ломило, ни жало, ни прело - такого не бывало. И еще Конкордатс не испытывал тяжести доспехов. Дотронуться до них - есть, а убрал руку - словно и нет их. Это конечно, удобно, легче двигаться, только и противникам его, как показало вчерашнее столкновение, его броня что есть, что нет... Да, словно кожа...
Он чувствовал себя после сна окрепшим и хорошо отдохнувшим, сидеть дома не хотелось да и жажда поквитаться сушила его изнутри. Теперь-то он знает, что к чему...
Во дворе было так же темно, как и в доме. Ночь. "Почему, - подумал он, - на Том Свете так мало света? Даже звезд нет". Постоял немного в проеме калитки, усмехнулся: "Чего вы опасаетесь, рыцарь, коли самое страшное уже позади?", и решительно шагнул в темноту. Отойдя с десяток шагов, оглянулся и увидел над частоколом нечеткие очертания донжона, со светящимся окошком-бойницей. Кто зажигает и поддерживает этот огонь на башне? Но маячок хороший. Заметный.
То ли глаза его стали привыкать к темноте, то ли сумрак несколько рассеялся, только он уже различал неясные тени вырастающих из-за заборов крыш, замерцала светлая брусчатка под ногами. Он шел быстрым шагом, не задерживаясь, не сбавляя шага. Улица была пустынной, как и днем, а за оградами слышались звуки: голоса, иногда музыка. Конкордатс не собирался делать никому визиты. В самом деле, не станешь же стучать в калитку к незнакомым людям посреди ночи. Просто гулял. К тому же, он совершенно не владел здешним этикетом. Днем, днем в гости. А сейчас просто осмотреться.
Вдруг высокая металлическая калитка, украшенная изящной чеканкой, привлекла его внимание. Два забавных бронзовых Амура, свесив ноги, сидели на двери, словно мальчишки на заборе. Неяркий свет от соседнего здания высвечивал забавные рожицы купидонов, один из которых хитро и даже с некоторым злорадством, щурясь на Конкордатса, прикладывал стрелу к тетиве. Казалось, что, именно завидя его, вынул он эту стрелу из колчана, поскольку как раз Конкордатса и наметил себе в жертву. Второй, с интересом ожидая развития событий, надкусывал огромное яблоко, и тоже глядел на Конкордатса, но несколько сочувственно. Первый Амур Конкордатсу не понравился, второй, однако, был чем-то симпатичен. Он строго взглянул на проказника, изготовившегося стрельнуть, и тут поймал себя на том, что эти симпатия и антипатия возникли не сегодня. Стоп. Здесь он определенно бывал. Конечно. Но не сам по себе, а ОСУЩЕСТВЛЁННЫЙ.
Калитка податливо отозвалась на его движение, и тот час навстречу ему хлынул ясный, словно настоянный на алмазах свет. Вдоль аллейки, ведущей к дому, разместились стройные ажурные столбы, на самых вершинах которых горели сильным голубоватым пламенем шарообразные светильники. В отчетливом, но не терзающем глаз сиянии, белела мощенная мрамором дорожка. Слабый запах цветущей маттиолы и нежная, едва различимая ухом мелодия наполняли собой этот живописный дворик. А дальше шумел невидимыми ветвями густой влажный сад, где невидимый же соловей выводил свои рулады. Негромко, изящно и без самолюбования, словно понимал, что его пение только антураж, и что он здесь не солист, а лишь аккомпаниатор.
Конкордатс поднялся по узким изящным ступеням, вошел в ярко освещенную, вот только непонятно чем, прихожую, поискал, кому бы отдать шлем, но вокруг было пусто. Спохватился: у потусторонних слуг нет. Где-то в глубине здания звучали веселые голоса, чередующиеся со смехом, потом вдруг раздался хлопок, словно открыли бутылку, и тут же последовал всплеск радостного шума, затаившегося перед самым хлопком. Конкордатс направился на голоса, полагая, что там будет и хозяйка дома, память подсказала ему ее облик - миниатюрная, зеленоглазая блондинка, с чарующей улыбкой. И от того, что он вспомнил события, связанные с озарением, и от того, что воспоминания эти были приятны, Конкордатс повеселел и почувствовал, что меланхоличность его и рассеянность, вызванные неожиданным переходом в мир иной и не совсем удачной уличной потасовкой, исчезли окончательно, и что он вновь готов и к галантности, и к драке.
Он увязался вслед за некой дамой в костюме крысы, которая уверенно пробежала по коридору и скрылась за одной из высоких дверей, выпустив наружу всплеск шума и смеха. Конкордатс задержался на секунду, чтобы поправить перевязь с мечом, - вид у него был не парадный, но что же делать? - и вошел в небольшую круглую залу, наполненную людьми. Некоторые оглянулись на него, но, не признав за своего, тот час потеряли интерес. Он же, наоборот, рассматривал общество со все возрастающим любопытством. Некоторые из присутствующих выглядели вычурно и даже странно. Две дамы в костюмах крысы и мыши весело беседовали друг с другом, помахивая при этом хвостиками, которые держали у основания руками. Чертенок какого-то неописуемого близкого к пурпурному, цвета, строил рожи, резво носясь меж гостей. Иногда он начинал катать по комнате бочонок и кричать: "Первоклассный эль, только что из погребов! Мамочка велела всем угощаться!"
Была здесь и более приличная и даже совершенно противоположная по характеру публика. Монах, кажется, доминиканец, с мрачным и вызывающе-смиренным выражением лица, стоял в сторонке и перебирал свои четки так, что всем было ясно - он молится за всех, ибо в отличие от собравшихся здесь болтунов и грешников, только он достоин разговаривать со Всевышним. Присутствие монаха в Чистилище смутило Конкордатса, и он потянулся было к нему побеседовать, однако отложил упражнение для души на потом, поскольку рядом замелькали прелестные дамские мордашки, вследствие чего настроение у него тотчас сменилось с благочестивого на куртуазное. Действительно, успеется. Два господина, один помоложе, другой постарше, беседовали неподалеку.
- У Иманэ вновь озарение. Зачем ей? Она и так светится. Сама по себе, - сказал тот, что постарше.
- Сдается мне, уважаемый Толль, что это не Сущая озаряет Иманэ, а Иманэ озаряет Сущую, - отвечал более молодой, не меняя мрачного выражения лица.
- Возможно, уважаемый Волдик, возможно. Как бы там ни было, но ждать, видимо, придется долго.
Но в этот момент оживление пронеслось по залу. Гости в радостном ожидании повернулись в сторону одной из дверей. Белокурая барышня, улыбаясь всем сразу и каждому в отдельности, появилась на пороге и, вскинув руки, воскликнула: "Свободна!" Она пошла навстречу гостям, лицо ее разрумянилось, в глазах искрилось веселое озорство, хотя видно было, что она устала той приятной усталостью, которая сопровождает увлекательное, забирающее все силы дело.
Она цвела улыбкой и разбрасывала улыбку по лепестку, не переводя глаз с того, кому был адресован очередной лепесток, пока не убеждалась, что он поймал его. И хотя бы одно слово, но каждому.
- ЛакО, потом договорим, я все помню!
- Анд, твой Сущий так и не появляется? Как жаль. Не горюй, он тебя найдет!
- О, кто к нам пожаловал! Сам Ниго! Я так рада тебя видеть!
И Конкордатсу она помахала, как своему, то ли действительно узнала, то ли просто припомнила лицо, не пытаясь вспомнить обстоятельств встречи. А, может быть, потому достался лепесток и ему, что он был среди гостей и уже на этом основании имел право на ее улыбку и расположение. Этого взгляда было достаточно, чтобы Конкордатс почувствовал себя уютно. Но он тут же ощутил, что этого ему до бесконечности мало.
Однако Иманэ была уже далеко. Плотная толпа лучших друзей окружила ее, завернув собой в три слоя. Конкордатс усмехнулся: только самых близких три десятка наберется. Как она успевает дружить? И успевает ли? И тут он вновь увидел монаха. Пока разговориться ни с кем не удалось, не представилось случая. Клириков же сам Бог посылает для душеспасительных бесед. Почему бы не выяснить прямо сейчас некоторые особенности загробного существования: кто, как не святой отец лучше прочих должен знать устройство мест, являющихся леном Верховного Лорда?