Мы ехали молча, играла пластинка,
Троллейбус на горной дороге трясло,
И пел, заикаясь, по-моему Глинка,
А может Чайковский. Он пел про весло.
Про то, как сжимая в ладонях шершавых,
Веслом протыкаешь семнадцатый вал,
Дрожал и вибрировал голос картавый,
Что он заикался, уже я сказал.
Но он заикался от горной дороги,
Сбоила пластинка, совсем не певец!
Он, судя по голосу, был одноногий,
Почти как Кутузов - солдатский отец.
Я сделал потише. Пластинка не смолкла,
А стала погромче, как будто в укор.
От гневных куплетов полопались стекла,
И я догадался - поет-то шофер!
Я только с трудом удержался от крика,
Ну разве не ужас, когда в Новый Год,
Шофер - одноногий, картавый, заика -
По горной дороге троллейбус ведет?
Нельзя было медлить - шофера я скинул,
Я знаю педали, и это спасло,
И слышалось долго, как сзади мне в спину,
Картавое эхо поет про весло.
|
Сначала я думал - играет пластинка,
Но вскоре допетрил (ведь я ж меломан!):
Вживую поют. Знать бы, Бах или Глинка?
Блок тоже певец, как пропустит стакан...
Нет, Блока, хоть мы и знакомы заочно,
Ни с кем я не спутаю - ясен вокал!
Вот Бабеля с Бебелем путаю, точно,
И Гоголя б с Гегелем не распознал.
Гляди и они здесь! Легки на помине.
Ввалились всем хором в трамвайный вагон,
А с ними Рахманинов и Паганини,
Чайковский, Чуковский и царь Соломон.
Трамвай по горам полз обычным порядком,
И рядом с Казбеком, довольный собой,
Есенин зашел с расчехленной двухрядкой.
А кто это там с водосточной трубой?
Никак Маяковский? Окликнул, не слышит:
Шум, песни, гармошка рыдает - тоска...
Я крикнул водителю: "Сделай потише!" -
Тот пальцем в ответ покрутил у виска.
Видать у него там стоит регулятор,
Как сделал три крута - и я в тишине!
В трамвайном билете я тут же, ребята,
Для вас записал, все, что взбрендилось мне.
***
Я вирши плету, чем глупей - тем смешнее:
Без смысла, но в рифму. И сам хохочу.
Чуть позже продолжу свою эпопею
Вот только фамилий еще подучу.
|