Аннотация: Любовь, городская магия, что-то с чем-то.
"Love", "love" is a verb,
"Love" is a doing word...
Massive Attack
Он не виноват в том, что у меня больное сердце. Нужно только повторять это почаще - может тогда и поверю. А пока оно колотится, трепыхает и прыгает в груди так, что дрожь невольно передается всему телу - от губ до кончиков пальцев. Руки, конечно, можно спрятать за спиной, а вот губы... губам придется улыбаться. Раз... Два... Десять...
- Извините, Леночка, но в Вас я всегда видел только одну из сотрудниц.
Он вздыхает, извиняется еще раз и буквально вылетает из кухни, благо до двери всего три шага. А я... я - страшное отвратительное животное, запугавшее беднягу почти до потери дара речи. Дрожащие пальцы снова упустили его рукав. Как хорошо, что всего в шаге за спиной такая прохладная, уютная стеночка. Если сползти по ней, то никакой случайно заглянувший в кухонку коллега меня не увидит - все закроет стол и плита. Главное вести себя тихо-тихо. Подождать, пока это полоумное сердце успокоится. Пока его удары не перестанут болезненно отдаваться в ушах и почему-то в челюсти.
Сижу. Рассматриваю носки туфель. Каблуки я начала носить после того, как он невзначай заметил, что они меняют мою осанку в лучшую сторону.
Плакать не хочется, хочется провалиться сквозь землю или разлететься пеплом. И очень не хочется снова попасться ему на глаза.
Ненормальный, придурочный мускул! Ведь Игоря (не забываем отчество) Михайловича даже льстец не назовет сердцеедом. Слишком уж он обычный. Волосы - соль с перцем, обильно припорошенные сединой виски, слишком строгое лицо, вечно поджатая нижняя губа, карие глаза. Серость, обычная пожитая серость. Средний представитель сильного пола. Из холостяков, которые уже настолько свыклись со своим одиночеством, что без него себя не мыслят. Первые дни на новой работе он нагонял на меня ужас, как удав на мартышку. До первой же крупной ошибки...
Я тогда вся сжалась, ожидая как минимум крика. О максимуме - позорном увольнении на третий день, думать не хотелось. И сердце заполошило, затрепескалось. А он... просто сел рядом и простым человеческим языком объяснил мне, как все исправить.
Вот может в этом и дело? Ведь говорят же ученые, что влюбиться легче в состоянии стресса? Кто-то влюбляется на подвесном мосту над пропастью, а я - вот так: в спокойный голос и дурацкое "Леночка", которое он вполне успешно совмещает с обращением на "вы"... Причем с первым свыкнуться мне было гораздо проще, чем со вторым. Не выгляжу я "Еленой Викторовной", хоть тресни.
Тихо скрипит дверь. Едва успокоившееся сердце снова начинает скакать.
- Леночка, вставайте.
Заметил. Чертовы туфли, все из-за них - в балетках ноги из ниши у меня никогда не торчали.
Он опускается на колени и протягивает руку, предлагая встать.
- Не переживайте так, ваше дело молодое, зачем я Ва...
Прикасаюсь пальцами к пальцам, посылаю импульс. Он застывает в неловкой позе.
- Помоги встать.
- Стань спиной к двери.
Он выполняет все послушно, как марионетка. Глотаю злые слезы, быстрым движением провожу линию от лба до кончика носа. Шиплю: "Забудь!" Он приходит в себя через три секунды, и я как раз успеваю сымитировать бурную деятельность над кофеваркой.
- Леночка, Вам плохо? Вы очень бледны сегодня.
- Со мной все в порядке, Игорь Михайлович, наверняка освещение виновато. Вы сегодня уедете на обед, или Вам тоже приготовить чашечку кофе?
- Не откажусь, - он улыбается, довольно щурясь, и строгость его куда-то девается. Мое глупое сердце снова начинает беситься, в ярости от того, что его в который раз отвергли. Это была седьмая попытка - и магическое число не помогло. Ничего, если и в следущий раз не повезет, то на девятый должно получиться. Обязательно.
Он ведь не виноват, что такие как я могут любить только раз, правда?