Костя толкнул обитую дерматином дверь и сразу же сырая вонь подъезда сменилась запахами глаженого белья и свежевымытого пола. Маленькая вешалка в прихожей скрывалась под грудой вещей, и пару раз куртка тестя упала на пол, пока Косте не удалось удачно пристроить и её, и своё пальтишко под массивной цигейковой шубой. Пахучий кусок земляничного мыла в ванной розовел на блестящей раковине, и Костя долго тёр кисти рук с и без того потрескавшейся кожей - на пятом курсе мединститута дисциплины были, в основном, клинические, вот и сейчас он из инфекционного отделения, где тебе и дизентерия, и гепатит.
К большой комнате, где стояли телевизор и сервант с огромным количеством хрустальных бокалов и рюмок, расставленных по ранжиру, вёл длинный и узкий коридорчик, и у Кости было время натянуть на лицо вежливо-приветливую улыбку. Отношения с тёщей, Бэлой Марковной, как-то не очень сложились, и Костя до сих пор чувствовал себя неловко, оставаясь с ней наедине. Она действительно сидела одна перед выключенным телевизором, сложив на объёмистом животе белы рученьки, и выражение лица её было мрачнее мрачного.
- Добрый день, Бэла Марковна , - вежливо поздоровался Костя (Называть тёщу мамой никак не поворачивался язык, и семейному климату это не шло на пользу). Случилось что-то? Как Танечка?
- Спит, золотко наше. Спит, сиротинушка. - и лунообразное тёщино лицо сморщилось вдруг, и всё её грузное тело совершенно неожиданно заколыхалось в рыданиях.
Костя стоял онемело. Сцены в доме были, вообще-то, не в редкость, но чтобы так, с порога...
- Да что случилось-то? С чего вдруг сиротинушка? Где Нина?
- Да что Нина, что с ней станется, с Ниной! Кому вы нужны, ты да Нина твоя! (Ого! Что-то новенькое - обычно Нина свет в окошке, это он, Костя - приймак, охмуривший девочку за-ради ленинградской прописки). На ком семья-то держится - на вас с Ниной, что ли? Кто поит-кормит, кто дитя ростит - Нина? Или ты, может, сейчас - студент, а потом до гроба - врачишко на рублишко?
И тёща вновь затряслась в накатившем приступе слёз.
Уже после, когда были употреблены все имевшиеся в доме запасы валерьянки, и сто грамм коньячку выпиты "для успокоения", и три огромных носовых платка отправились в таз с замоченными пелёнками, выяснилась причина сего смятения, причина неожиданная и действительно неприятная: в доме был обыск. Два человека в серых одеждах предъявили в чуть приоткрытую щёлку двери ордер, отодвинули растерявшуюся Бэлу Марковну в сторону, и произвели тщательнейший осмотр квартиры. Матрасов, правда, не взрезали, подушек не протыкали, но заглянули в каждую щель, под все кровати и шкафы, не пропустив ни одного угла, после чего исчезли, не предоставив никаких объяснений.
Надо сказать, что отношения Костиной тёщи с организацией, сотрудники которой любили облачаться в серое, были давними и не из разряда приятных. Давным-давно, ещё до войны, отец её был крупным ювелиром, известным и в высоких кругах, и, как частенько случалось в те времена в подобных случаях, пара таких же серых молодцов увели его в одну зимнюю ночь в сорок четвёртом, и через два года, так и не увидев больше семьи, он сгинул от туберкулёза где-то на Колыме. Дела, конечно, давно минувших дней, но кто знает, сколько они, эти дела, хранятся в ЧК, и не пришло ли кому в голову тряхнуть стариной глубокой и поискать недореквизированнoе во время оно ? Да и глава семейства, Борис Яковлевич, тоже человек в торговле не последний, колбаска сырокопчёная и балык на столе не переводятся. Оно, конечно, по положению так и приличествует, но поди знай, что этим пчёлам в голову взбредёт, как говаривал один прозорливый медвежонок. Одним словом, семейство струхнуло. Был собран совет, разработаны тактики на всякий возможный случай. Старшие капали валокордин на кусочки рафинада, Костя и Нина сидели тихонечко у себя в комнате, стараясь не выходить, и даже двухмесячная Танюшка, не отличавшаяся спокойным нравом, почти не плакала, как бы почувствовав всеобщие страх и подавленность. Однако прошёл день, затем другой, и ничего из ряда вон выходящего больше не происходило. Костя ходил на занятия, Нина - в свою библиотеку, и, казалось, жизнь идёт своим чередом, только тёща всхлипывала ночами, да тесть чаще обычного затягивался крепкими сигаретами. Прошла неделя. И вот, в очередной вторник возвращаясь с занятий (именно во вторник, после инфекционных болезней, учёба заканчивалась рано), Костя обнаружил в почтовом ящике ни много-ни мало, повестку в ОБХСС, причём на своё собственное имя. Как истинный мужчина, он решил никому ничего не сообщать, и в указанный день в девять часов утра почти твёрдой поступью перешагнул через известный порог, обладавший удивительной способностью ломать судьбы граждан.
В двух разных углах комнаты с ковровой красной дорожкой стояли столы, за которыми сидело по человеку. Костя, растерявшись, подошёл к одному из столов, да там и остался, а вопросы летели из обоих углов поочерёдно, и, отвечая человеку за вторым столом, приходилось выворачивать шею. Вопросы были, однако, странные:
- А когда Вы были в последний раз в институте?
- А как часто Вы вообще пропускаете занятия?
- Ваша академическая успеваемость, простите?
- Учились ли Вы чему-нибудь до института?
- Чем Вы занимаетесь по вечерам?
Прямо-таки заседание комсомольской ячейки, -подумал бедный студиозус. Допрос, тем не менее, продолжался, и длился без малого два с половиной часа. Костя, конечно, не был блистательным отличником (а попробуйте, с маленькой дочкой, не спящей по ночам и усталой молодой женой, которой утром на работу!), но и последним двоечником тоже отнюдь не являлся, в доказательство чему предъявил зачётку (слава Богу, при себе оказалась). В конце явно разочарованные следователи переглянулись, и один из них, пожав плечами, выложил на стол сложенный тетрадный листок. "Ознакомьтесь с документом, молодой человек". На листочке в линейку бледно-синими чернилами без единой помарки аккуратно был выписан следующего содержания текст:
Я, нижеподписавшийся, считаю своим гражданским долгом сообщить о злоупотреблениях, происходящих в квартире номер 28. Въехавший туда полгода назад гражданин К., выдающий себя за студента медицинского института, и его жена, выдающая себя за библиотекаря, занимаются на дому подпольным бизнесом и последующей спекуляцией. Гражданин К. является на самом деле нелегальным производителем обуви, которую в последующем сдаёт перекупщикам. В дневное время под видом занятий он занимается скупкой кож, из которых по ночам вместе с женой шьёт обувь. Поскольку кожи в целях конспирации он приносит в скрученном виде, то по ночам перед пошивом занимается раскатыванием этих кож на полу, производя шум и нарушая сон других жильцов дома. Очень прошу разобраться и прекратить злоупотребления. Участник ВОВ, заслуженный пенсионер, Иванов Б.Г.
Иванова Б.Г. Костя знал хорошо - сухонький старичок из квартиры этажом ниже, немного странноватый - не поздоровается никогда, шипит иногда вслед что-то неразборчивое. Да кто же обижается на старичка?
- Так что Вы можете об этом сказать? - снова вопрос.
- Да чушь какая-то... Какие кожи? У нас дочка, Таня, ей два месяца, она днём спит хорошо, а ночью - никак, в кроватке не лежит, а на руках носить уже сил нет, нам же обоим вставать утром. Мы катаем её в коляске, по очереди, по полу, конечно...
На выходе уже один из допрашивавших подошёл к Косте и многозначительным шёпотом произнёс: "Рекомендую... Полотенце намочите, сверните жгутом, и на конце - узел сделайте, непременно. Никаких следов! А охоту писать отобьёт навсегда". Растерянный Костя пулей выскочил на волю, под ласковое мартовское солнышко. Надо ли говорить, что данным советом он не воспользовался ни сейчас, ни когда-нибудь впредь. Заслуженного же пенсионера Иванова Б.Г. в недалёком будущем увезли с модной нынче, а раньше достаточно редкой болезнью Альцгеймера, по поводу чего он, может, лечится и до сих пор в стационаре закрытого типа.