Аннотация: Я проснулся от текста, барабанившего в ушах. Не мог спать, пока не записал. За пару дей до этого видел собаку на трамвайной остановке, ничего об этом даже не подумав.
Брошенный пес.
Этот брошенный пес. Он стоял на трамвайной остановке и ждал каждый трамвай, скрипящий колёсами на повороте. Он смотрел на раскрывающиеся двери, встречал взглядом каждого, кто появлялся оттуда и провожал его глазами. А каждый шёл мимо, не обращая на пса ни малейшего внимания.
Этот пес был тут каждый день, и, когда наступала ночь, он шел на помойку и что-нибудь там находил. Подкрепившись, он возвращался в свой брошенный дом и ложился на старый рваный диван. Он закрывал глаза, и ему казалось, что он лежит в ногах у хозяина, который по вечерам, лёжа на этом диване, слушал старинную музыку, и вот он сейчас поднимется и сварит ему его любимый суп. Ему казалось, что над головой есть крыша, и не идёт дождь. Он погружался в тёплые грёзы и приятные воспоминания. Однако скрип колёс первого утреннего трамвая, где-то там - на дальнем повороте, ещё задолго до рассвета, разрушал этот сладкий сон. Пёс просыпался, слезал со своего дивана и шёл по улице, на которой уже никто не жил, на трамвайную остановку. Он садился и ждал. Он опять заглядывал в раскрытые двери пустого вагона и никак не мог понять, что брошен он навсегда.
Трамваи шли один за другим. Из них выходили чужие люди и шли мимо. Изредка какой-нибудь мальчишка мог уронить мороженное, или сердобольная старушка могла оторвать и бросить ему кусок хлеба. Только на это мог отвлечься этот пёс. И даже дети, обстреливающие его из рогаток камнями с другой стороны улицы, не волновали его. Он всё сидел и ждал, он всё верил, что когда-нибудь, как и в былые добрые времена, сойдёт прихрамывая с подножки его хозяин.
А ночь шла за ночью. Пёс ложился на свой диван, закрывал глаза, и перед ним вставали картинки в цветах и запахах: жена хозяина печёт пироги, куски которых достаются и псу, или приходят они с хозяином в небольшой парк, где много других хозяев и собак, хозяин бросает ему палку, а он ищет её, находит и приносит её хозяину, или же маленькая девочка, засовывающая ему (тогда ещё щенку) травинки в нос. И тогда же, во сне он начинал чихать, отчего просыпался и видел, что от кухни, где хозяйка пекла пироги, остались лишь две стены и ржавая газовая плита. От неё давно уже не пахло газом.
Жены хозяина давно уже не стало. Она умерла, после чего в этом доме исчезло множество вкусных вещей. Однако она приходила и ласкала его во сне. Он просыпался и выл, а на глазах были слёзы. Ещё ему снилось, как хозяин берёт его с собой в лес за грибами, где вдоволь можно было набегаться, увидеть всяких диковинных птиц и зверей, а потом, вернувшись домой, вдыхать запах собранных грибов, пахнувших всё тем же лесом. Иногда псу снился скрип калитки, от чего он вздрагивал во сне, переворачивался на другой бок. А калитка в это время уже лежала на земле, но на одном гвоздике всё ещё продолжала болтаться табличка: " ОСТОРОЖНО! ЗЛАЯ СОБАКА! "
А собака вовсе не была злой. Она просто хорошо знала своё дело и место в этом доме. Они ещё долго жили вдвоём с хозяином после смерти его супруги, но как-то утром пёс почуял неладное. Он перегородил собой калитку хозяину, когда тот выходил. Он с трудом отодвинул пса в сторону и ушёл. Пёс больше никогда его не видел. Но в нем всё ещё жила вера в то, что он когда-нибудь положит ему на колени свою серую морду или лизнет ему руку, а тот погладит его или почешет за ухом.
Каждый день одни и те же трамваи с грохотом проносились по улице, ядовито шипели открываясь и закрываясь двери, строгий голос напоминал о неоплаченном проезде, входили и выходили люди, а пёс всё сидел и смотрел им вслед.
Как-то раз ночью пёс возвращался домой. Он увидел, что там, где раньше была его улица, среди битого кирпича стояли большие массивные машины, и что и следа не осталось от его дома, от рваного дивана. Вот только угол калитки торчал из-под груды развалин, и только ветер игрался с полуоторванной табличкой: " ОСТОРОЖНО! ЗЛАЯ СОБАКА! ".
Пёс сел, привалился к кирпичной глыбе и завыл. Он выл всю ночь, он был лишён всего того, что у него оставалось - приятных снов и тёплых воспоминаний.
Он выл, пока не услышал где-то там, на дальнем повороте скрип колёс того самого ненавистного трамвая, что по утрам лишал его сна, разрушал воспоминания и грёзы. Пёс встал и медленно побрёл ему навстречу по остаткам улицы, единственным жителем которой он оставался до последнего вечера. Он с трудом выбрался на брусчатую мостовую. Споткнулся о камни, переходя её, и упал на холодные гудящие рельсы. У него не было сил подняться - не то от холода, не то от смертельной усталости.
Огромное одноглазое чудовище из металла и стекла с грохотом проносилось по улицам, с надрывным воем взбиралось на гору и слетало вниз, размахивая, как хвостом, из стороны в сторону своим прицепным вагоном, слепя перед собой всё и пробуждая ото сна ещё дремлющий город. Оно со скрежетом вылетало на свой последний поворот. Рельсы уже не гудели, а дрожали и подпрыгивали. А пёс лежал. Он не боялся конца, ему было всё равно. Он уже ничего не терял. Вдруг грохот прекратился, и внезапно воцарила такая тишина, что псу показалось, что его уже нет, что он уже где-то очень далеко от своего окровавленного, и разорванного на части тела. Но чей-то строгий и настойчивый голос в одночасье разрушил эту твёрдую, как камень, тишину: "Эй, поднимайся - здесь лежать нельзя..."
Он открыл глаза и послушно встал, забыв от удивления о смертельной усталости и о том, что ему холодно. Он впервые после потери хозяина услышал хоть что-то в свой адрес.
Он медленно побрёл вдоль улицы, быть может, ведущей в то самое навсегда, бесследно поглотившее его хозяина.