Аннотация: Маленький Тришин квест до Чистограда. Никаких опасностей зато сколько впечатлений... ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 14.04.14
Глава пятая. "Кремль на восемь теремов."
Встать в это утро пришлось до рассвета, чтобы забрать с сенника заготовленные травы. Небо наполовину просветлело, но солнце ещё не показало края. Рогора за дверью не было, и это хорошо - надо же и норвину хоть раз поспать подольше, не все же ему бегать за мной, как клушка за цыпленком.
И без него не заблужусь.
Дом был тих, только окна кухни светились - баба Котря готовила нам всем утренничать и собирала корзины на дорогу. На тропинке, что шла от коровника, было темнее, чем у дома. Однако её давным-давно утоптали, а заросли отсвечивали в ночи, превращая дорожку в ленту мрака на серебристо-сумрачной глади леса. Я дошла до поляны как по ниточке, забралась в темный, наполненный мышиным писком и шуршанием сенник. Собрала на ощупь пучки где засохшей, где только поувядшей травы, и уложила в корзину.
Теперь можно было отправляться в Чистоград. А чего недостанет, наберу в тамошних лесах.
Пока возилась с травами, времени прошло чуток, но этого хватило, чтобы поместье проснулось. Возвратившись с сенника, перед домом я наткнулась на Сокуга, или Скъёга. У него за спиной потряхивали длинными гривами два гнедых жеребчика. Поодаль слуга-тутеш держал под уздцы ещё одну пару лошадей, уже саврасых, крупных, груженных тюками.
- Подобру вам, дяденьки. - Поздоровалась я с мужиками.
И хотела уже ступить на лестницу, но замерла. Двери распахнулись, из дома выступили господин Эреш и его молодой помощник, неспешно спустились - господин спереди, Барыс сзади. Сегодня оба были одеты иначе, чем вчера. И вооружены по-другому.
На олгарах красовались темно-серые рубахи, тяжелые и текучие, словно сплетенные из металлической нити. Запястья охватывали густо намотанные ремешки с железными бляхами, крупные пластины, гнутые по телу, поблескивали на груди, спине и плечах. На наборных поясах висели тесаки поболе вчерашних, широкие и прямые. Уже потом я узнала, что они зовутся мечами - а тогда смотрела, разинув рот. И едва успела сдвинуться в сторону, потому как стояла прямо у олгаров на дороге.
Те шли ровно, глядели равнодушно, вроде как сквозь меня. В руках оба держали странные шапки, похожие на затейливые чугунные котелки, отделанные по краю мехом - у старого олгара серебристо-черным, у молодого снежно-белым.
- Подобру вам, господин Эреш! - Поклон вышел у меня неглубоким, потому как в руках опять была корзина.
- Счастлив день. - Звучно ответил муж моей матушки. И повел темным взглядом, словно только сейчас меня заметил. - Белого пути и тебе, и мне, Триша-травница.
Барыс, шедший следом, выпустил в мою сторону фразу, прозвучавшую так, словно он мучился от заложенного носа. Тоже приветствует, поняла я. Глаза у него при этом упорно смотрели в сторону леса, что стоял за огороженным выпасом.
В свете разгорающегося дня видно было, что молодой олгар не больно-то и хорош собой. Нос изломан, по скуле рваный шрам, угол рта провис - что-то острое некогда рассекло щеку до самой кости. А ведь скажи я "да" прошлым вечером, сейчас провожала бы жениха. Эта мысль вспыхнула и угасла, потому что на смену ей пришла другая - а куда едут олгары? Навряд ли в Чистоград, раз уж ни Морисланы, ни Арании на ступеньках нет...
Мое любопытство было до того сильным, что я стояла не шевелясь, пока олгары вскакивали на своих гнедых и принимали от тутеша поводья саврасых, груженных поклажей. Кони тронулись, неспешно порысили к лесу по ту сторону выпаса. Сокуг ушел за дом быстрыми шагами, но тутеш задержался, зевнул, глядя вслед уезжавшим. Я подошла поближе, спросила:
- А куда это они?
- К пристани. - Звучно ответил тот. - Сейчас сядут на баржу по Дольже-реке, и доедут в два дня до Касопы-моря. А там на конях домчатся до границы с Урсаимом. Два-три месяца на ней послужат, и опять домой, на роздых.
- Послужат? А как? - У меня прямо язык зачесался, так много захотелось спросить. К примеру, слово "граница". И что такое Урсаим? А Касопа-море?
Тутеш повернулся ко мне, хмыкнул.
- А ты и не знаешь? Дык ты ж травница, и многознающая притом, как бабы талдычат. Такого да не знать?
Он глянул на меня горделиво, но мне чужое величание было не в обиду. Пусть его. Так что я перекинула корзину с больной руки на здоровую и умильненько сказала:
- Дядька Четвёра, я ж из лесу. Мы в своем селе медведей чаще видим, чем путников с новостями. - Имечко значило, что у мамки он уродился четвертым. И, видать, перебрал родительской ласки, раз тянуло почваниться перед травницей. - Уважь, сделай милость, расскажи. И про Урсаим этот, и про границу, и про Касопу-море.
Четвёра закинул руки на ремешок, что стягивал рубаху.
- И как такого не знать? Урсаим - то у нас соседняя страна, лежит далеко-далеко, на югах. И нету там ни снега, ни льдов, а есть только сады, в которых лето непрестанное, а от того богачество. - Он скинул одну руку с ремешка, назидательно воздел палец. - Сами-то урсаимцы злые, ровно нелюди, на Положье наше, что ни день, покушаются. Барыс сказывал - живут в тех краях колдуны абульхарисы, молниями кидаются, по воздуху гуляют, ровно по земле. Вот господин Эреш туда и ездит. И Барыс с ним. У них там и войско имеется. Ведьм берегут, что с абульхарисами перехлестываются, а сами границу доглядывают .
- Граница? - Заикнулась было я.
- Навроде межи. - Неспешно сказал Четвёра. - Только не у наделов, а меж странами. Пограничье, или граница.
Узорочье новостей раскидывалось передо мной, и было таким занятным, что дух захватывало. О странах мне говорила Мирона - это земли, где живут другие народы, не тутеши, не норвины и не олгары, а незнамо кто. Значит, здешний земельный Эреш ездит и охраняет межу всего Положья? А за ней, за межой-границей, в стране по имени Урсаим, живут абульхарисы?
Мысли мои вдруг перекинулись на нашего земельного Оняту. Тот тоже время от времени куда-то уезжал. И отсутствовал подолгу. Помнится, как-то раз, года три тому назад, случилось под Соболековым небывалое лиходейство - ограбили и убили купца, что ехал на ярмарку. Земельного дома не оказалось, так что искать душегуба приехали люди графы Моржены из Оксиграда. Так сказал бабам Арфен-мельник, сам тех графских посланников видевший. А Онята приехал только через месяц после того, как убивца поймали...
Может, и он ездит на эту границу? Четвёра сделал движение, собираясь развернуться, но я вцепилась в него как клещ:
- А Касопа-море?
- Это вроде нашей реки Дольжи, только много больше. И берег один, а второй незнамо где, за горизонтом спрятанный. - Солидно ответил мужик. - Кругом вода! И соленая к тому же.
Он развернулся и потопал за дом, пока я думала, чего бы ещё спросить. Из-за другого угла дома вылетела тем временем повариха, неся громадный поднос с мисками, прикрытыми крышками. Навстречу ей из дверей выскочила Саньша. Придержала створку, зачастила:
- Ох, баба Котря, давай скорей! Госпожа торопится, хочет засветло приехать на постоялый двор, что по дороге в Чистоград.
Повариха исчезла в доме, Саньша глянула на меня.
- Подобру тебе. А что стоишь? Беги на кухню, поутренничаем перед дорогой. Того и гляди, подводу подадут.
Сегодня на ней был не сарафан с передником, а простенькое платье из серого льна. С короткими, по локоть, рукавами, застегнутое на грубо вырезанные деревянные пуговицы. Она убежала тем же путем, каким пришла баба Котря, а я пошла наверх. Нужно было собрать узел.
Укладка вещей не заняла много времени. Травы я увернула в один из летних сарафанов и сорочицу, все прочее, в том числе и найденные на кровати платья, завязала в скатерть. Горшок с приворотным зельем поставила в середину корзины, с двух сторон подперев его травой, завернутой в одежду. Вот и все.
За дверью меня уже дожидался Рогор, одетый в рубаху с широченными рукавами. В ответ на мое приветствие норвин коротко кивнул.
На поварне сидели Четвёра, ещё один мужик-тутеш, Саньша и деваха, что занималась стиркой. Успевшая к этому времени вернуться баба Котря металась у печки, вытаскивая пирожки. Пахло медом и теплым хлебом. Я подсела к Саньше, глянула на её платье.
- Дык и я с вами еду. - Безмятежно сообщила она в ответ. - Буду там покои убирать, по поручениям бегать. То да сё. На-кось, Триша, пирожки с творогом. Вкуснючие.
Она двинула ко мне блюдо, что стояло перед ней. И украдкой глянула в окно.
Из каретного сарая, бывшего продолжением конюшни, как раз сейчас выезжала расписная карета, запряженная парой вороных. На козлах сидел Сокуг. Тоже в рубахе с безбрежными рукавами.
- А всё-то он в делах. - Жалостливым тоном пропела Саньша. - Первым встает, последним ложится... трудяга, одно слово.
Рогор хмыкнул, глянул на девку чуть насмешливо. Я в ответ сдвинула брови, одарила норвина недовольным взглядом, сказала:
- Ничо, не переломится. А переломится, так вылечу.
И про себя подумала, что времени рассиживаться нет, раз уж господская карета выехала. Все разом повскакивали. Я впопыхах проглотила один творожник, подхватила второй, чтобы сжевать его на ходу, и поспешила за Саньшей. Рогор улетучился, вновь оставив меня без присмотра.
Перед домом, помимо кареты, стояла длинная подвода, запряженная парой крупных гнедых. Над дощатыми высокими боками возвышался полотняный навес, на козлах сидели два незнакомца самого что ни на есть лиходейского вида. В кожаных безрукавках с нашитыми пластинами из металла, бородатые. Железные шапки на их головах изгибались луковицами. К сундукам, что громоздились сзади, были небрежно прислонены два лука. И колчаны с длинными стрелами.
- Вон, глянь. - Возбуждено сказала Саньша. - Охранники из Балыково прибыли. В грузовой телеге мы с тобой и поедем, с этими мордами. Ты не боись, они смирные, Ты да я, будет с кем поболтать. А Вельша и Алюня сядут с госпожами. Прислужить там, если нужно, руки растереть, обдуть, коли сомлеют...
Я кивнула. Алюня и Вельша были личными прислужницами моей матушки и сестрицы. Саньша понизила голос.
- В господской карете, слышь-ка, не трясет, как в грузовой, зато тяготно. Господская дочка та ещё оторва. То одно не так, то другое.
Она резко осеклась, потому что хлопнула дверь и на лестнице показались Морислана с Аранией. Мы с Саньшей поклонились, дружно возвестили:
Моя матушка, кивнув свысока, спустилась со ступенек, полезла в карету. Подол бледно-голубого платья скользнул по высокой приступке. Следом поднялась Арания. Распущенные волосы перекатывались за её спиной темными волнами.
- Глянь-ка, - шепотом сказала Саньша, пихнув меня в бок локтем. - Отец со двора, а она сразу и волосы распустила. Как при господине Эреше, так по-олгарски ходит, две косы за спиной в одну сплетает. А как без него, так и волосня по ветру. Олгары такое за срам почитают, а наши господа - за красу...
Дверца кареты захлопнулась. Подошел Рогор, неся в широко разведенных руках сундук с ручками, сунул его вглубь подводы. Нахмурился.
- Вы ещё тут? Ехать время. Ну-ка быстро...
Из дома выскочили Алюня и Вельша, держа в руках узелки и свертки с полотенцами. Запрыгнули в карету.
Мы с Саньшей побежали в дом за вещами. Я успела первая, потому что жила ниже девахи - каморка, где та спала, была на третьем поверхе. Но выходить, оставляя Саньшу распоследней, мне не хотелось. Я постояла за дверью, поджидая, пока она спустится.
Зато потом Морислана одарила меня колючим взглядом из оконца расписной кареты. Мы с Саньшей запрыгнули в заднюю часть подводы - и лошади тут же тронулись.
За сундуками и узлами, которые заполняли переднюю и половину задней части подводы, нашлось пустое местечко. Чья-то добрая рука бросила туда охапку старого прошлогоднего сена. Я разместила корзину в углу, где ей ничто не угрожало, кинула рядом узел и уселась, опершись на его мягкий бок спиной. Саньша устроилась рядом, облокотившись на свой узел.
Подводу немилосердно трясло на ухабах, а грохот окованных колес порой заглушал голос. И все же то была не поездка, а настоящее гулянье. Мы несколько раз останавливались у придорожных трактиров. Охранники уходили внутрь перекусить, трактирные служки тем временем поили и кормили лошадей. Мы с Саньшей выбирались, бегали в отхожее место, разминали ноги, оглядывались.
Для пропитания Рогор выдал нам одну из корзин, заготовленных бабой Котрей. Там лежали творожники, пирожки с капустой, сморчками и шкварками, сваренные вкрутую яйца, закупоренный огрызком сушеного яблока глиняный штоф с квасом. Солнце неспешно плыло с одного края неба на другой, снаружи под полог залетало пение птиц - и мир был прекрасен, а будущее и того лучше. Я узнала, как зовут сестренку и братуху Саньши, кого она любила до норвина - а в ответ рассказала ей все страшные истории про привороты и несчастных привороченных, какие слышала от бабки Мироны. Чтобы девка уяснила, чего она от меня хочет и чем это может обернуться.
Переночевали мы в постоялом дворе на окраине большого города, что звался Лаишев-град. Нам с Саньшей отвели крохотную камору под самой крышей. Вельша и Алюня улеглись в комнатах Морисланы и Арании - для них из общей залы приволокли широкие лавки. И поставили их в ногах господских кроватей.
Проходя по зале, я увидела тьму народа, обряженного по нашему, по тутешски, только богато и с новья. Были и те, кто обрядился на другой манер. По столам разлеглись широкие рукава, как у Рогора и Сокуга, кое-где мелькали безрукавые душегреи, шитые бисером и цветной нитью - олгары.
Одно роднило всех этих людей - оружие. Везде за поясами из наборных блях или узорчатой кожи торчали рукояти больших и малых тесаков, к лавками кое-где прислонялись мечи, навроде тех, что были на поясе у Эреша и Барыса. Имелись луки, я углядела также никогда раньше не виданные шесты из крепкой древесины, на концах которых поблескивали заточенные короткие лезвия - копья.
Все пили и ели, негромко беседовали. При нашем появлении шум голосов смолк, но Рогор и Сокуг, шедшие следом, как-то особо повернулись направо и налево, набычившись и держа руки на поясах. Только тут я заметила, что они тоже вооружены длинными тесаками.
И все же их угрожающего вида не хватило, чтобы все вернулись к своей еде и беседам. Несколько мужиков продолжали глазеть - правда, не на нас, а на шедшую впереди Морислану.
Моя матушка спокойно шла за хозяином двора, не обращая ни на кого внимания. Но ступив на лестницу, она звучно, на весь зал, сказала:
- Надеюсь, вы обеспечите покой для супруги и дочери господина Эреша, из рода Кэмеш-Бури?
Хозяин ответил поясным поклоном, возвестил:
- Не пощажу ни себя, ни чад моих! Какая честь, сама госпожа Серебряного Волка... да у меня мышь в сторону ваших покоев не проскользнет, не то что тать или лиходей какой!
По залу прокатился ропот. Те несколько мужиков, что нахально глазели на Морислану, пригнулись к своим тарелкам. Олгары, которые, напротив, на нас не смотрели, тут же подняли головы. И одарили нас долгими взглядами - явно стараясь запомнить.
- Видишь? - Тихим победным шепотом сказала стоявшая передо мной Саньша. - Я ж говорила, хозяин у нас тихий-тихий, а как зыркнет... видать, за долгую жизнь на многих назыркался, вот его и знают. Тут с нас пылинки сдувать будут...
Однако несмотря ни на что, нам было велено не выходить из комнаты. Могутная бабища, запоясанная передником поверх сарафана, притащила поднос с горячей похлебкой, кувшин воды и кувшин молока. Потом вернулась с двумя ночными горшками.
Я прыснула. Но когда позже попыталась выйти в отхожее место, за дверью наткнулась на хмурого, и непоколебимого, как утес, Рогора.
- Пускать не велено. - Сообщил норвин.
И мне пришлось освоить искусство обращения с ночным горшком. На ночь Рогор улегся у нас в комнате, скинув парадную белую рубаху, и постелив у двери толстый половик, полученный от хозяина. Двое охранников из Балыково и Сокуг, как я знала, стерегли комнаты Морисланы и Арании.
А на следующий день мы прибыли в Чистоград.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТ 14.04.14
В столицу мы приехали к вечеру. И как-то незаметно. Дорога стала глаже, тряска прекратилась, колеса вместо постукивания на отдельных камнях загрохотали ровно и неумолчно. Мы с Саньшей полезли к заднему борту подводы.
Уже не было полей с перелесками и деревушками. Дорогу, что вытекала из-под подводы, покрывали камни, уложенные рядком, без щелей. По бокам высились дома - на два поверха, на три, даже на четыре. Однако палисадников нигде не было, и свободное место меж домами имелось не всегда. Большей частью они шли впритык друг к другу.
Курей на улицах я тоже не заметила. Может, за то столицу и прозвали Чистоградом?
Там и сям над каменными палатами возвышались бревенчатые терема, украшенные резьбой и расписанные яркими красками, ничуть не тусклее тех, что покрывали карету Морисланы. И дождик их мочил, и солнышко жгло на этакой высотище, а они все равно сияли оттуда алым, зеленым и бирюзовым.
- Красотища. - С гордостью сказала Саньша. - Вот погодь, ещё в кремль приедем. Там и вовсе дивы дивные.
Она перехватила мой взгляд, смешно наморщила лоб, приподняв светлые брови.
- Чо, не знаешь? В кремле, Триша, сидят верчи и сам король. Там восемь палат каменных с теремами. И дворец короля посередке. Кругом стена высоченная, чтоб, значит, чужие не ходили, не тревожили. С башнями из камня.
- Верчи? Это кто? - Я почувствовала, как загораются от прилившей крови щеки.
Идущие по дороге прохожие глядели с нехорошим любопытством, некоторые даже с жалостью. От взглядов хотелось отползти назад, за сундуки.
Вот только незнанию прятками не поможешь.
- Слышала я, что вы, травницы, все с причудами. - Рассудительно сказала Саньша. - Но что бы так! Тебя, Триша, вроде как в лесу растили. И у медведей в бору учили. Верчи - это самые важные господа в Положье. Выше них только сам король. Все графы им подчиняются. А тем - земельные.
Я кивнула, услышав знакомое слово - графы. Арфен-мельник рассказывал, и не раз, про Усаташа, нашего графу из Оксиграда. Именно ему, как говорил мельник, Онята отсылает собранный с Шатрока и Соболекова налог.
- Всех верчей восемь. - Продолжала Саньша, радостно вертя головой по сторонам. - Ишь, глянь, какая лавка! С платками, что хвосты у павлина!
- Павлин? - Я вздохнула. Похоже, тут спрашивать да спрашивать.
- Птица такая. Из себя яркая да семицветная. Дорогущая - страсть! А в кремле она запросто, заместо кур живет. - Доверительно сообщила мне Саньша. - Вот приедем туда, увидишь. Нашу-то госпожу в кремле привечают. Прочие земельные и их женки по чужим углам или на постоялых дворах мыкаются, коли своего дома в Чистограде нет. А нас в терем селят, что поверх палат верча Яруни. И ключница к госпоже завсегда подходит с поклонами, и дворня с полным уважением...
Она смолкла. Мы вдвоем начали любоваться алыми полотнищами, что расстелило по двускатным крышам заходящее солнце.
В кремль подвода въехала не останавливаясь. Сначала мы миновали проем в могучей стене, потом я увидела две круглые башни, что отмечали края проема. Дорога сначала шла меж двух каменных стен, высотой в два человеческих роста. Выехав оттуда, подвода свернула влево и загромыхала по объездной дороге, вдоль высоченной стены с башнями.
Справа курчавились сады, над которыми возносились в небо дивные терема - высоченные, с острыми крышами, обзорными вышками и луковками куполов.
- У верчей и терема на особицу. - Изрекла Саньша. - Так поглядеть - сплошное баловство, башенки да беседки на верхотуре. А на деле все разбирается в момент. И каждое бревнышко, слышь-ка, заострено, ровно стрелка. Только вместо лука их мечут по воздуху ведьмы чистоградские. Далеко-далеко забрасывают, до слободок на окраине.
Я глянула с изумлением.
- Что, не веришь? Вот погоди, скоро Свадьбосев, ведьмы в кремле будут действо устраивать. Народу съедется - тьма! И из Цорселя послы прибудут, и из Урсаима, и из Норвинии.
Цорсель и Норвиния? Я уже разинула было рот, чтобы спросить, но тут Саньша взвизгнула:
- Павлины! Глянь, там!
И я забыла обо всем. На маленькой лужайке, уже начавшей прятаться в тени, красовались дивные птицы. Одна из них распахнула хвост...
Потом подвода свернула вправо и поехала вглубь садов. Из-за деревьев заблестели огни - нас встречали. Когда подвода остановилась, в последний раз громыхнув колесами, перед ней возвышалось громадное каменное здание на три поверха - палаты верча Яруни.
Соскочив с подводы, я подхватила корзину, взвалила на спину узел. Морислана уже стояла перед каретой с каким-то мужиком, охающую Аранию служанки вели в палаты под руки. От лестницы подбежали незнакомые мужики в светлых рубахах, начали выгружать сундуки.
Идя вслед за Саньшей, бодро топавшей ко входу в палаты, я прошла мимо госпожи матушки и мужика, с которым она беседовала - тутеша, судя по виду. Одет он был богато, в верхнюю рубаху из блестящего синего шелка. Под короткими, по локоть, рукавами и в распахнутом вороте белела нижняя сорочица. Вот уж не думала, что и мужики такое носят. Ему было за сорок, под курчавую бородку с щек убегало несколько морщины.
Говорили они тихо, шепотом. Мужики у подводы гремели окованными сундуками, заглушая их беседу. Вот только бабка Мирона сызмальства учила меня слушать сердце, а потому я с легкостью расслышала обрывки разговора.
- Завтра пир. - Это были слова мужика в синей рубахе. - Боюсь, они что-то заподозрили. Но не пойти вы не сможете. А уж отказаться от приглашения короля и вовсе смерти подобно...
- Я пойду. Мы пойдем. - Судя по сведенным вместе бровям моей матушки и холодному тону, идти ей вовсе не хотелось. - Мы что-нибудь придумаем. И будем начеку.
Тут я ступила на лестницу. Звуки их разговора утонули в грохоте сундуков.
К деревянному терему, возведенному над палатами, вела громадная лестница. Мимо нас стрелой промчались вниз Вельша и Алюня - теперь им нужно было отвести наверх и Морислану, держа ту под руки, чтобы не утрудила собственные ноженьки. Я поднималась, любуясь каменной резьбой на стенах и лестничной ограде, глазея с восторгом на подсвечники, что вырастали прямо из камня диковинными цветами. На последней ступеньке поджидал Рогор.
- Ты - туда! - Немногословно сказал норвин Саньше. И ткнул пальцем в левую половину терема, где свету было поменьше. - А ты - за мной!
И размашисто зашагал в правую половину терема. Пришлось чуть ли не бежать следом.
Под жилье мне отвели светелку, дверь которой выходила в покои, занятые Морисланой. Здесь было достаточно места, чтобы сушить травы. Я огляделась, довольно кивнула и принялась разматывать завернутые в одежду запасы.
Ни одна из тех травок, что так и не успели высохнуть на сеннике, не попортилась в дороге. Зато даренные роскошные платья помялись, и это меня огорчило. Я скинула с кровати, стоявшей в углу, тюфяк, тщательно разложила на досках все три одежки, одну поверх другой. Ладно будет - мне спать, а им разглаживаться...
Тут в дверь постучали, и тонкий голос Алюни возвестил:
- Госпожа Морислана зовет!
Я спешно прикрыла платья тюфяком и поспешила к хозяйке. Та ждала в крайней светлице своих покоев, у окна.
- Подобру вам, госпожа Морислана!
На что я получила ответный кивок - мол, подойди. И, сделав несколько шагов, глянула в окно в окно за её спиной.
Если из моей светелки виднелась только крыша, шатром встающая напротив и озаренная далекими огнями, то из господского окна открывался вид на сад, где под кущами деревьев кто-то уже засветил ночники. Освещенная снизу листва рисовала по земле узорочье, а дальше сияли огнями палаты других верчей.
- Да, - Морислана проследила мой взгляд. - Здесь красиво. И опасно. Чего ты хочешь, Триша?
Я глянула изумленно. Может, и её чем-нибудь опоили? И когда успели, разве что в дороге?
- Нет, я помню - мы с твоей наставницей договорились о бельчах. И о платьях. - Задумчиво сказала хозяйка. Ласточкины крылья-брови на неправдоподобно гладком лице чуть дернулись, поднялись на концах. Словно птица приготовилась сесть. - Однако сейчас я спрашиваю тебя. Чего ты хочешь от жизни?
Это было мгновенье, в течение которого в моей голове пронеслось множество мыслей. Сказать Морислане о проклятии? Но если оно как-то связано с ней самой? И она не захочет, чтобы его сняли?
В общем, в конце концов я сказала совсем не то, о чем думала:
- Хочу вернуться домой. Богатой.
Морислана насмешливо прищурилась. Не поверила, поняла я.
- Одни бельчи на уме? В твоем-то возрасте?
- Хочу много бельчей. - Я пожала плечами. - С бельчами всяк тебе рад. И ещё хочу узнать имя моего отца.
- К чему оно тебе? - Морислана глянула замкнуто, холодно. - Он мертв, его земельный надел отдан другому, родни нет, все померли. К чему тебе несуществующее имя несуществующего человека? Однако...
Она сделала паузу. Моей матушке что-то от меня надо, сообразила я. Потом припомнила подслушанный разговор. Что-то, связанное с пиром.
Но кое-что Морислана мне уже открыла. Стало быть, мой отец был земельным. Как Онята, как её муж Эреш. Ишь ты, значит, я со всех сторон из господ...
- Тем не менее я готова назвать тебе его имя. - Сказала наконец Морислана. - Однако в ответ хочу преданности. Случилось кое-что неожиданное... и все придется менять на ходу.
Я кивнула. Менять так менять.
- Завтра будет пир. - Негромко бросила Морислана. - С плясками. Туда пригласили меня и мою дочь. Причем меня король желает видеть за своим столом.
Я чуть было не спросила - а с чего бы это? Но глянула на прекрасное даже в полутьме лицо моей матери и промолчала. И так ясно.
Непонятно было другое. Как господин Эреш со спокойным сердцем отпускает эту королевишну в столицу? Одну, безмужнюю, по пирам скакать...
- Но Арания сядет отдельно. Ей определили место за столом верча Медведы. - Беспокойно продолжила Морислана. - С одной стороны это хорошо, потому что именно сына верча Медведы я прочу в мужья своей дочери...
- А сын графы как же?! - Я изумилась, вспомнив все, что сказывала мне несколько дней назад бабка Мирона.
Морислана утомлено вздохнула.
- Женщина моего положения не выкладывает деревенской бабке все, что хочет сделать.
Восемь верчей на все Положье, вспомнила я. Восемь - и выше их только король. Моя матушка желает, чтобы её младшая дочь навечно угнездилась в здешних палатах. Вот это да!
- Но с другой стороны, сидеть за столом верча Медведы опасно. - Голос Морисланы дрогнул. - Жена верча не собирается посылать сватов в мой дом. А в прошлый приезд я слишком много спрашивала о предпочтениях юного Согерда. И она, боюсь, заподозрила. Король почему-то захотел видеть меня за своим столом, хотя мне это не по чину. А моя дочь сядет одна. Случится может всякое.
Я кивнула. Морислана передохнула и жестко закончила:
- Поэтому ты пойдешь с ней на пир. Сядешь рядом, и будешь охранять. Пробуй все, что покажется подозрительным, опрокидывай блюда на пол, если что-то не так. Твоя неуклюжесть и дурные манеры только позабавят окружающих. Даже если кто-то что-то заподозрит, главное, чтобы Арания осталась после этого пира в добром здравии. От этого зависит даже больше, чем ты думаешь. Мы назовем тебя двоюродной сестрой, которая осталась без родителей. Станешь госпожой... нет, не Триферьей. Просто Тришей. Госпожа Триша - звучит вполне прилично.
- Да я не рвусь в госпожи. - Безрадостно ответила я. - И потом, может, лучше просто не идти? Оставьте Аранию дома, и все.
- Нельзя. - Матушка качнула головой. - Приглашение сделано таким образом, что... Ты получишь много бельчей, поняла? И между делом присмотришься к Согерду. Его матушка все время начеку, ястребом за ним приглядывает, вместе со своей травницей. Однако нужно найти способ накормить его приворотным. Как бы ещё сделать так, чтобы этого не поняли.
По правде говоря, это было не мое дело - давать приворотное. Но бельчи, скорый поход в ведьмастерий и имя моего отца были достойной платой за многое.
- Я поговорю с Аранией. - Решительно сказала Морислана. - Алюня приготовит одно из тех платьев, что я тебе послала. И причешет твои волосы. Главное, помни - нос вытирают не рукавом, а платком, который для этого прячут в рукаве...
Я кивнула и спросила последнее, что меня интересовало:
- А что за страны Цорсель и Норвиния?
- Ты этого не знаешь?
Матушка глянула на меня, удивленно скривив губы. Я ощутила, как сами собой сходятся на переносице брови.
- Не довелось узнать.
- Цорсель - громадная страна на западе. А Норвиния... - Она запнулась. - Это родина норвинов, что лежит на севере. Когда-то Цорсель пошел на Норвинию войной и победил. Спаслись только те, кто бежал сюда, в Положье. С тех пор и живут.
- А что сталось с теми, кто остался?
- Они стали рабами цоров и их бога. - Со вздохом ответила Морислана. - Если мы... если какой-нибудь норвин встретит их теперь, они не смогут даже понять друг друга. Они теперь и веруют, и говорят по-другому.
- А олгары? - Быстро спросила я. - Они тоже бежали в Положье от кого-то?
Морислана поморщилась.
- Можно и так сказать. Однако им посчастливилось бежать под крыло положского короля вместе с землей. Они потеряли лишь половину страны, которую захватили племена с востока. Если хочешь, я тебе пришлю книгу по истории Положья.
Я побледнела. Читать-то меня никто не обучал...
Но Морислана моей бледности не заметила. Сказала властно:
- О сказанном не болтай. Помни, будешь верно служить, вознагражу. А теперь ступай. Рогор за тобой будет ходить по-прежнему. Боюсь, как бы не повторился тот случай с Парафеной.
Я вышла, унося с собой мое смятение. И даже не сказала, что саможориха через седьмицу завянет, а значит, опасность минует.