Ты знаешь, когда-то, это было еще при моей бабушке, цыгане возили по деревням спящую девочку. Они зазывали зрителей криками: "Спящая красавица! Не ест, не пьет, не взрослеет! Никогда не просыпается!" За деньги можно было взглянуть на нее. Девушку хранили в деревянном ящике с плоской крышкой. Говорят, в шатре, где ставили ящик, пахло стружками и конюшней, розами, плесенью и мятой. Девочка была одета в светлое платье, пожелтевшее от времени, перепачканное свечным воском и ржавчиной въевшихся в ткань благовоний.
Впервые я увидела ее, когда была еще маленькой. В соседний дом переехала цыганка по имени Федора.
Она жила одна в своем большом старом доме на окраине Глубокого. Во всяком случае, сперва я думала, что она там одна...
Внутри все было таинственно и ароматно. Просто сказочно на взгляд восьмилетней девочки, какой я тогда была. Скоро Федора стала позволять мне помогать ей в подготовке к спиритическим сеансам и ночной ворожбе.
Однажды мы пошли в подвал вдвоем, я и Федора. Подвал в ее доме казался довольно просторным из-за того, что потолок в нем был очень низким. Там, в глубине, в темноте и сырости стоял деревянный ящик.
Влага оставила на нем разводы, похожие на тени диковинных существ. Федора откинула крышку ящика и подозвала меня:
-Посмотри. Это наша фамильная реликвия.
Я заглянула внутрь и увидела девочку лет двенадцати в отсыревшем светлом платье.
Она не была похожа на спящую красавицу, но мне сразу вспомнились бабушкины истории.
Девочка казалась пугающей, уродливой, с заостренным длинным носом и глубоко запавшими глазами в черных тенях. Ее кожа блестела как полированная кость и отливала жирными бликами. Веки слиплись, а в ресницах блестела какая-то слизь и паутина.
Я не заметила дыхания, но по каким-то неуловимым приметам поняла, что девочка не умерла, а просто спит.
Просто она уже очень долго и очень-очень глубоко спит.
Федора поднесла свечу поближе, и я разглядела паутину в свалявшихся волосах, пятнышки плесени на лбу, на руках, сложенных на груди, будто у покойницы.
-Ее надо иногда протирать, - пояснила Федора, смахивая с лица девочки пятна.
Мне стало дурно, я отшатнулась и перестала смотреть.
-Отчего она уснула? Она заболела? - спросила я, глядя в сторону.
-Нет.
-А она видит сны?
-Нет. Она не видит снов.
-Зачем тогда она так долго спит?
-В ней живут духи. Они смотрят ее сны. Они хотели жить в теле, способном спать и сновидеть. Это все не правда, что духи живут в мире наших снов. Нет. Они живут в мире без снов.
Я не слишком-то верила в духов и тогда, и теперь. Особенно тогда. Ведь я помогала Федоре привязывать тонкие ниточки, дергая за которые она создавала шумы в соседних комнатах пустого дома. Я прятала волынку в печной трубе и заталкивала цветочные лепестки за подвижные дощечки, прибитые к потолку. Я знала многие секреты трюков Федоры и была посвящена в некоторые планы будущих обманов и подлогов.
Потом мы переехали в Минск. Прошли годы, я стала врачом. В 41-ом началась война, и я ушла на фронт. Мне посчастливилось участвовать в освобождении Глубокого - города, где я родилась. Города, где впервые увидела спящую девочку. Вторая наша встреча произошла там же. В том самом доме, в том самом подвале.
Меня позвал туда молоденький солдат. Я запомнила его имя - Рустам.
В подвале больше не было благовоний и свеч. Пахло дезинфекцией и горелой изоляцией. Под потолком висели блеклые желтые лампы, работающие от генератора. Посреди подвала, в том месте, где когда-то стоял замшелый ящик, теперь возвышался металлический стол. Я увидела тело на нем, накрытое простыней и неподвижное. Из-под белой материи тянулись плети проводов.
-Командир сказал, самим ее не трогать, - пояснил Рустам. - Сказал, врача надо позвать. Пускай врач ее отключит. Помогите, пожалуйста...
Я подошла к столу и приподняла краешек простыни.
На столе лежала спящая девочка. Все такая же бледная и больная, с восковой кожей и заострившимся профилем. Но теперь ее глазницы не были затянуты паутиной, и плесень не гнездилась на ее лице. Как ни странно, фашисты, проводившие над спящей девочкой какие-то эксперименты, куда лучше заботились о ней, чем Федора.
На обритой голове девочки была надета сетчатая резиновая шапочка с электродами, идущими к энцефалографу. Самописцы работали и теперь, вычерчивая плавные синусоиды глубокого медленного сна. Зачем-то на нее надели еще и наушники.
Я должна была убедиться, что фашистское оборудование не убьет девочку электрическим разрядом, если я попытаюсь отключить ее. Ведь здесь был наш, как рассказал мне по дороге Рустам. Наш, предатель. Такому человеку все, что угодно может придти в голову.
Для начала мне следовало осмотреть оборудование. Провода от наушников, и некоторые другие провода, идущие от головы девочки, вели к странному телефонному аппарату. Не знаю точно, что это было, но у прибора имелся диск для набора номера и телефонная трубка. Я сняла ее и поднесла к уху. Сама не знаю почему, может, из сострадания.
Возможно, мне казалось, что я смогу дозвониться до сознания девочки, спящей так долго и так глубоко.
В трубке шли длинные гудки. Я смотрела на ленту самописца. Весь пол в комнате был устлан ею, похоже, за сном девочки наблюдали довольно долго. Повсюду вокруг меня - спокойные синусоиды медленного сна и редкие сонные веретена.
Пиктограммы снов по всему подвалу.
Медленная запись летаргического сна без сновидений.
Что-то тревожное чувствовалось во всем этом. Тревога исходила от чистых страниц журнала, лежащего на столе у телефонного аппарата. От связок проводов на полу.
Но особенно - от того, что гудки точно совпадали с колебаниями самописцев. А раньше было не так. Я видела другие волны на изгибах бумажных лент, валявшихся повсюду вокруг меня.
Спящая девочка постепенно подстраивалась под ритм гудков.
Именно поэтому ее не эвакуировали. Не успели. Тянули до последнего, ожидая какого-то чуда...
Внезапно гудки прервались, и что-то заскрежетало в трубке. Я замерла.
Я стояла, прижимая трубку к уху и вглядываясь в изменяющийся узор на ленте энцефалографа.
Фаза быстрого сна.
Шипение в трубке, треск помех.
Фаза быстрых движений глаз. Беспорядочных рывков самописцев.
Но глазные яблоки девочки были неподвижны. Кто-то другой смотрел ее сны и шептал в мое ухо:
-... сфера измерения времени... это создает разветвления... карта путей похожа на дерево, растущее...
Меня пробил озноб. Сердце сжалось до боли, в висках стучало.
Я подслушивала шепот, предназначенный не мне. И это был не детский шепот. Я убеждена, тот голос вообще не принадлежал человеческому существу. Я знала это потому, что было совершенно очевидно - слова складывались из помех на линии. Рождение этих звуков не имело никакого отношения к языку, легким и голосовым связкам.
Со мной говорил осмысленный электрический разряд.
Разумный шум.
Но я мало что могла разобрать...
-... только простые числа... пути из мира живых могут быть описаны в виде неправильных дробей... ты сделаешь больше шагов, чем длиться дорога... карта... дерево растущее... количество путей конечно...
Мои руки дрожали так, что я едва могла удержать трубку у уха. Следовало отбросить ее, прекратить это все.
Безумие.
Говорящее электричество.
Это не были фокусы Федоры, теперь все происходило по настоящему. Я впилась в трубку обеими руками, потому, что больше не контролировала себя. Я больше ничего не контролировала. Со мной говорили наделенные разумом статические помехи.
-... чистые мечты...здесь чистые мечты, выраженные в виде неправильных дробей... чистые только простые числа... неучтенные промежутки...
В трубке что-то щелкнуло, соединение прервалось. Механический голос, модифицированный из помех, умолк и сменился короткими гудками. На линии было занято.
Подумать только, там, в голове спящей девочки, было занято!
Закончилась фаза быстрого сна, но колебания самописцев по-прежнему в точности совпадали с гудками, идущими из трубки. Теперь они стали короче и резче.
Солдатик, стоящий за моей спиной, Рустам, потряс меня за плечо.
Он все это время был здесь и теперь смотрел на девочку, как на живое чудо. Спящее сокровище. Думаю, стоя за моей спиной, он не мог разбирать слов, но, разумеется, слышал голос в трубке. В лице Рустама не было и тени страха, потому и я как-то успокоилась. Даже смогла прикоснуться к спящей девочке, стащить с нее все эти провода.
-Вы идите, - сказал он. - Спасибо. Там у вас другие раненые, а я кого-нибудь позову из начальства.
На следующий день я узнала, что спящая девочка пропала. Это никого особенно не тревожило. Наши разведчики допросили ученых, задержанных в подвале. Трое из них - немцы, были шифровальщиками, а один - белорус - врачом. Он убедил их, что с помощью мозга спящей девочки можно расшифровывать какие-то сигналы. У ученых ничего не получилось, потому разведчики утратили к девочке всякий интерес, а задержанных отправили куда следует.
Я была совершенно уверена, что девочку украла Федора. Я видела ее в госпитале, она устроилась туда нянечкой.
Рустама, как непригодного к дальнейшей службе по состоянию здоровья, отправили домой.
Меня, кстати, вызывали в органы и допрашивали на счет того, что я обнаружила в подвале. Я старалась не думать о разумном шуме. О помехах, несущих информацию. Это было ненормально, я не могла себе представить, что расскажу об этом кому-либо. Никогда и никому до этого момента я и не рассказывала о нем.
Очевидно, это было правильно, поскольку уже в семидесятых я узнала, что тот самый белорусский врач, изучавший спящую девочку в подвале нацистов, находиться в психиатрической больнице. Я думала, его расстреляли, ничего подобного. На протяжении нескольких лет с ним регулярно беседовали. Оказалось, что спящая девочка была лишь одним из проектов, в которых он принимал участие, показания врача фигурировали во многих делах.
Звали его Дмитрий Владимирович Богобор, и я встретилась с ним. Никаких препятствий. Его безумие перешло в ту фазу, когда человек не способен отличить свои фантазии от государственных тайн. Ему казалось, все, что он говорит - государственная тайна, а он сам до сих пор работает на Рейх.
Я спросила его о спящей девочке.
-А! - он плутовато улыбнулся. - Тоже хотите выйти на связь?
Похоже, он принимал меня за человека из спецслужб, несмотря на мой возраст. Впрочем, в моем возрасте уже можно занимать весьма высокое положение в спецслужбах.
-Я продолжал исследования все эти годы, - произнес он, присаживаясь на скамейку. Мы встретились в больничном дворе. Скамейки под старыми кленами, тишина. Я села рядом. - Вас это интересует?
-Да. Начните с того, с кем вы обирались выйти на связь, - сказала я.
Неподалеку, на соседней скамейке сидела дежурная медсестра и пристально наблюдала за нами.
-Есть некие сущности, - начал Богобор. - Они разумны, но я не назвал бы их личностями. Личность - это от Бога, догадываетесь, что я имею в виду? Здесь мы имеем дело с набором черт, с клубком пороков, с заданными программами действий. Мы имеем дело с мыслящей и саморазвивающейся информацией, не имеющей никакой физической оболочки. Глобальное информационное поле, набитое по большей части мусором. Мы не будем говорить об этом поле как о чем-то положительном, но его существование закономерно. Никуда от этого не денешься.
-Хорошо, - сказала я. - Допустим. Какое отношение к этому имела спящая девочка?
-Информация о которой мы говорим, не имеет никакого физического носителя, но хочет его иметь. Ей нужны физические тела в которые она копирует себя. Может, для дальнейшего развития. Может, чтобы погубить род людской. Не исключено, что эти электрические существа - сплошная информация, чистая мудрость, бесконечно пополняемый толковый словарь - падшие ангелы? Мы не можем утверждать, что это так, но не можем утверждать и обратное... - сказал он. - Возьмем Инквизицию, охоту на ведьм. Так, для примера. Вас не смущает тот факт, что в одно и то же время, одним и тем же демоном, скажем, Бельфегором, были одержимы многие люди? Он жил во многих телах одновременно. Что если инквизиторы просто хотели уничтожить все копии?
-Допускаю. Вернемся к спящей девочке, - напомнила я.
-Спящая девочка - банк потусторонних сведений. Вроде грампластинки, на которую были записаны сотни, может, тысячи различных сущностей из иномира. Мы допрашивали Федору, женщину, которой прежде принадлежала спящая девочка. Девочке-то было уже под семьдесят лет в то время, знаете? Наверное, знаете. Вы Федору тоже, небось, допрашивали. Цыгане использовали девочку в разных обрядах. Извлекали из нее информацию.
-Как?
-Федора говорила, были те, кто умел входить в ее сны. То есть, это были не сны самой девочки, конечно. Их видели духи, как называла их Федора. Те самые существа, свившие себе электрические гнезда в мозгу ребенка.
-Вы хотели войти в ее сны с помощью телефонного аппарата? - поинтересовалась я.
-Вижу, вы полностью осведомлены, - кивнул он. - Нет. Федора не владела методиками проникновения в сны спящей девочки. Она была просто обманщицей, одаренной исключительно по части мошенничеств и выколачивания денег из доверчивых кумушек. Мы рассчитывали, что девочка сама выйдет с нами на связь.
-И как?
-Вы за этим и пришли, я знаю. "И как?" Это все, что вас волнует, - хмыкнул Богобор. - Она уже почти настроилась на нашу частоту. Они уже почти настроились, точнее. Еще бы пару часов, и мы с моими коллегами наверняка уловили бы кое-какие сигналы в трубке.
Я вспомнила открытый журнал на столе у аппарата.
-Теперь уже я и сам знаю, как выйти на связь с ними. Не знаю, как можно сделать это технически, но теория контакта мне ясна, - полушепотом произнес Богобор.
-И в чем она? - поинтересовалась я.
-Этим существам принадлежат все частоты, они - информация. Они сами и есть сигнал, потому могут передавать себя на любой, какой угодно частоте. Но для того, чтобы связаться с ними, скажем, по телефону, нужно набирать особенный номер.
-Особенный номер?
-Да. Мы пользуемся целыми числами натурального ряда. Мы всегда стремимся все округлять. Набор номера - комбинация целых чисел. Чистая информация прячет себя в интервалах. Не в любых, тогда их секреты могли бы быть нам доступны. Нет. Им принадлежать неправильные дроби. Помните, что такое неправильные дроби? Те, у которых числитель больше знаменателя. Пять третьих, например. Семнадцать одиннадцатых. Мы делим путь на три части, а проходим пять. Вот в чем суть.
-Это едва ли выполнимо, - покачала головой я.
-Да уж. Если разговор о путешествии по материальному миру, - он рассмеялся дрожащим, срывающимся смехом.
Его желтые отвратительные пальцы комкали пижаму, плечи как-то болезненно подергивались, будто Богобор вот-вот расплачется.
-Мы этот вопрос сейчас и не обсуждаем, - успокоила я его. - Мы в чисто теоретическом плане...
-Да-да. В чисто теоретическом плане... Несократимые неправильные дроби, состоящие из простых чисел, - быстро зашептал он. Медсестра уже начинала беспокоиться. Мой собеседник торопливо бормотал. - Помните, что такое простые числа? Те, которые ни на что не делятся. Только на себя же, и на единицу. Мы можем организовать их в таблицы. Мы можем нанести их на сетку координат. И мы узнаем ее! Карту!
Он вскочил на ноги и закричал:
-Карту! Вы понимаете? Мы можем составить карту!
Сестра подошла, решительно взяла его под руку и повела к корпусу. Богобор весь дрожал от нервного возбуждения. Он оборачивался и кричал мне:
-Мы можем составить карту Регионов, Охваченных Тьмой! Теневую карту, похожую на кривое зеркало нашего мира! Она будет развертываться в минус бесконечность! Это возможно! Все это - выполнимо! Дерево, растущее корнями вверх!..
Он до чего-то докопался. Ведь его слова были повторением слов в телефонной трубке, которые и теперь иногда звучат в моей голове. Они посещают меня в самых страшных снах. В кошмарах, неотличимых от реальности.
Я боюсь пользоваться телефоном, знаешь? Теперь, когда мне за восемьдесят, соседи часто заходят проведать меня. Знают, что в моей квартире нет телефона, и я не смогу вызвать себе "скорую".
Но это еще не конец.
Была и третья встреча со спящей девочкой. Она произошла совсем недавно, и была последней.
Мне пришло письмо от моего бывшего однополчанина, он просил о встрече. Мы встретились, хоть я и не сразу вспомнила, к кому иду. Это был Рустам, тот самый. Он попросил меня о помощи, и мы отправились в его квартиру.
Спящая девочка лежала на кровати в специально оборудованной спаленке. Окна завешены плотными шторами, пахнет духами и жасмином.
-Я забрал ее тогда, - пояснил он. - Знал, что меня комиссуют. Забрал ее и спрятал, понимаете? Чтобы никто больше не ставил над ней опыты, не пытался вломиться в ее сны. Я надеялся, она переживет меня, но, с другой стороны, кто бы позаботился о ней, когда меня не станет.
Я подошла к кровати. Девочка была все такая же. Уродливая, иссохшаяся, похожая на восковую куклу. Но по каким-то неуловимым признакам я поняла, что она умерла.
-Вы врач. Я позвал вас, чтобы точно убедиться, что ее можно хоронить.
Я осмотрела тело. Девочка лежала долго, трупное окоченение уже прошло, но отчетливо проступили пятна на спине, руках и ногах - свернувшийся гемоглобин.
-Да, - сказала я. - Сомнений быть не может. Это все.
Только в тот момент мне стало ясно, что больше всего на свете я хотела узнать тайну спящей девочки. Дослушать до конца то, что она пыталась сказать мне тогда. Что они пытались сказать. С тех пор, как я встретилась с Богобором, я все мечтала найти девочку, и снова подключить ее к телефонному аппарату, и выйти на связь. Узнать дорогу, разгадать номер. Зачем? Может быть, для того, чтобы заразиться ее снами.
И я спросила:
-Она не просыпалась? Не приходила в себя хотя бы на минуту?
-Она не могла бы придти в себя, - покачал головой Рустам. - Я многое понял за эти годы. Во многом разобрался, что касается снов. Что касается всего. Знаете, у нас очень часто звонил телефон, а в трубке - молчание. Или треск. Или шепот. А в последний день, прямо перед тем, как я обнаружил мою доченьку мертвой, в трубке сказали: "Мы не ушли". И, знаете, что это был за голос?
-Разумный шум? Живое электричество? - спросила я.
-Да. Те ученые, фашисты, они выучили их выходить на связь, подключив девочку к телефонному аппарату. Она долго готовилась, то есть, они. Они долго готовились, и вот, теперь мы точно знаем, что тело им больше не нужно. Теперь они следят за нами по-другому.
-Через телефонные линии?
-Да. Теперь они живут в наших сигналах, и выходят на связь, когда хотят. Наши телефонные сети - обитель призраков. Злых духов. Это очень удобно. Едва ли можно подвергнуть АТС экзорцизму.
-И что они будут делать? - с тревогой спросила я.
-Может быть, вселяться в наши тела. А, может быть, станут заражать нас снами.