Аннотация: Рассказ об обычном домашнем коте, который больше всего любил свободу
Фортран
Диме
Так звали нашего кота. Это был третий представитель семейства кошачих в нашей семье. А первым был чудесный сиамский котик дымчатого цвета с голубыми глазами, которого мы звали Банисадр. Назвали мы его так по имени тогдашнего премьер-министра Ирана. В Иране была в то время бодяга исламской революции, и это имя часто повторялось по радио. А нам нужно было подобрать имя для нашего котенка. Нам показалось, что такое экзотическое восточное и в чем-то опереточное имя очень подойдет для восточного кота.
Банисадр был очень умным, сам открывал лапой форточку на кухне и выходил гулять на ящик для продуктов, который висел под окном. Но это его и погубило. Это случилось в декабре 1981 г. Умерла моя мама. Она жила в Харькове. Теперь это самостийная Украина, а тогда был просто Харьков, город, где я родился и вырос. Мы поехали на похороны, было, конечно, не до кота. Дома оставались наши сын и дочь под присмотром другой бабушки. Когда мы вернулись, оказалось, что однажды кот выбрался, как обычно, погулять за окном, а форточка как-то захлопнулась, и он долго не мог вернуться и простудился. Мы это не сразу заметили, так как были сильно угнетены неожиданным горем. Когда, наконец, жена с дочерью отнесли Банисадра к ветеринару, тот нашел у кота цистит в запущенной форме. Спасти его не удалось. По странному совпадению, когда наш кот Банисадр умер, у Банисадра премьер-министра начались неприятности, и его то ли убили исламские хунвейбины, то ли он сначала бежал куда-то, а потом его убили, но то что он плохо кончил, это точно.
После Банисадра у нас была кошечка, черненькая, очень грациозная и ласковая. Когда мы думали как ее назвать, мы решили продолжить шуточную традицию названий в честь иностранных политических деятелей, начатую Банисадром, и решили назвать нашу черненькую и грациозную кошечку Индирой по имени Индиры Ганди, в то время прумьер-министра Индии, интересной женшины, умницы, дочери Джавахарлала Неру, основателя независимой Индии и очень уважаемого тогда в СССР политического деятеля, или как сейчас говорят на американизированном сленге, лидера. Чудесная была кошечка. По утрам она всегда приходила к нам в комнату, как будто соскучилась за нами, и будила нас. И очень была игривая. Она любила сидеть на форточке у нас в комнате и была неравнодушна к мухам. И вот однажды, я помню, лежу я у нас в комнате на кровати - днем она была как диван, для отдыха, - и читаю. Был теплый осенний сентябрьский субботний день. Индира сидит на открытой форточке на ее внешней уличной половине. Я обратил на нее внимание, так как она сидела и лапой старалась поймать надоедливую осеннюю муху, которая жужжала вокруг нее. Это было так забавно смотреть. Потом я отвлекся, читая книгу. Вдруг каким-то шестым чувством или, может быть, боковым зрением, почуял неладное. Смотрю, на форточке Индиры нет. В комнате - тоже. Я бросился к окну, открыл, смотрю - Индира лежит внизу на крыльце обувного магазина, что был под нами. Побежал вниз - уже поздно. Индира лежала неподвижно, и я увидел что ее глаза начали стеклянеть. Как на беду, в том месте, где она упала, торчал штырь для входной двери магазина. Если бы не он, может быть кошечка и выжила бы. Похоронили мы Индиру в Сокольниках. А через пару недель в Индии в результате покушения была убита Индира Ганди. Как хочешь, так и понимай это совпадение. Во всяком случае, третьего представителя семейства кошачьих, который у нас появился, мы уже не стали называть человеческим именем.
Фортрана нам подарили, когда ему уже было 3-4 месяца, а для кошек это уже очень много в смысле привычек и воспитания. Это был миленький черно-белый котик с белой манишкой и чудесным пушистым хвостиком. Он был, конечно, беспородный, но зато очень умный. Эта кличка - Фортран - пришла мне в голову, может быть, потому, что в то время я раздумывал о сравнительных достоинствах и недостатках различных языков программирования: Алгола, Фортрана, Паскаля, Си. Так я и не выяснил до сих пор, который из них лучше, но, как кличка для кота, Фортран мне показался очень подходящим.
Фортран прожил у нас дольше всего. Когда мы переезжали ни другую квартиру, мы запустили его туда первым, как положено. Фортран всегда был очень самостоятельным и все норовил сбежать. Открывать входную дверь при нем было опасно. Чуть зазеваешься, он тут же оказывался за дверью, и, хотя не убегал сразу, поскольку все-таки незнакомая обстановка, но явно норовил куда-нибудь отправиться подальше. Мы это его свойство недооценивали, и однажды он выскользнул потихоньку, а мы заметили его отсутствие только через несколько минут. Ну, казалось бы, погулял бы на воле немного и вернулся под дверь. Но нет. Я с трудом отыскал его где-то на чердаке нашего 8-этажного дома, куда мы сроду не заглядывали, и мне еще пришлось долго его уговаривать подойти в пределы досягаемости моих рук.
Но Фортран был удивительно умным, понимал, я думаю, все, что ему говорят. Бывало, сидим в комнате, я за столом, работаю, он на кровати, которая, как уже было сказано, днем была как бы диваном ( в отличие от профессора Преображенского, мне приходилось работать там же, где спал, правда, обедали мы в другом месте - на кухне). Я встаю, потягиваюсь и говорю: "Фортран, пойдем на кухню!". Фортран тотчас вскакивает, спрыгивает с кровати - в данный момент дивана - и подбегает к двери, ждет, пока я открою. А когда я открывал дверь, направлялся не куда-нибудь по корридору, скажем, в Маринину или Сережину комнату, а прямиком на кухню. Забавно было также наблюдать, как он, сидя на полу или на стуле на кухне, вдруг ни с того ни с сего вскакивал и с очень деловым видом, подняв трубой свой пушистый хвост, устремлялся куда нибудь по корридору - в нашу или Маринину комнату. Это выглядело так как будто-бы ему в голову вдруг приходила какая-то идея или он вспоминал что нужно срочно что-то там проверить под столом или под кроватью. Усаживался он посидеть на кресле или на кровати (она же диван) тоже не просто. Прежде чем уютно, по-кошачьему, усесться, он долго и основательно топтался, приминая лапами то, что было под ними. В природе, наверное, это должна была быть сухая трава или ветки гнезда. А когда ему нужно было в туалет - там у нас стояла посудина для него, - а он сидел с нами в комнате, он подбегал к закрытой двери, выразительно оглядывался и, если не видел с нашей стороны никакой реакции, начинал мяукать. Впрочем, наверное для этого большого ума не надо.
Но вообще с его туалетными делами у нас были проблемы. Примерно раз в месяц, иногда и чаще, иногда реже, он оставлял свои следы - и по-серьезному - в самых чувствительных местах, например, на покрывале кровати ( она же диван; этот запах чувствуется до сих пор), или на обувь в прихожей. Этот запах преследовал нас постоянно и был неистребим. Может быть, это было связано со свободолюбием Фортрана. Как уже говорилось, он все время, а особенно весной, норовил сбежать и таки сбегал несколько раз. Какие-только способы побега он ни изобретал, даже прыгал с нашего пятого этажа на крышу магазина внизу под нашей кухней, а это было как минимум 3 хороших этажа. Иногда мы подолгу не могли его найти. Однажды прошло почти 2 месяца, и мы взяли маленького котеночка вместо него. Но в тот же день Люся шла во дворе и увидела его перебегающего двор, позвала его: "Фортруся!". Он остановился, подошел, но когда Люся взяла его на руки, опять стал вырываться. А можно представить, какие ласковые слова она ему говорила и как уж она его гладила и привечала.
Еще одной причиной его туалетных проделок могло быть то, что мы жили тесновато: в трёх комнатах 6 человек: мы с дочерью и и наш сын с женой и сыном. Я пытался отучить его от этой гнусной привычки, тыкая его в то что он натворял и потом запирая в туалете. Поскольку зто происходило довольно систематически, я иногда приходил в страшное раздражение и начинал идиотски кричать на Фортрана, хватать его за шкирку и тащить на расправу. Ничего это не давало и к чему я приучил Фортрана таким образом, так это только к тому, что, сделав свое черное дело, Фортран сам добровольно отправлялся в туалет и скрывался там за толчком. Откуда я взял, что наказанием можно приучить кота вести себя пристойно, я не помню. Конечно, это было от дремучей безграмотности в деле обращения с животным, и мне сейчас стыдно за это, но, с другой стороны, что было делать с таким безобразием, до сих пор не знаю.
Когда мы ехали в Камельгино на нашу дачу - дом в деревне, - мы, конечно, его брали. В машине ехать он не любил, вырывался, когда мы его несли в машину, может просто потому что ему хотелось на волю. Ехать было 3 часа, даже больше. Ехал Фортран более или менее мирно, правда время от времени не выдерживал и оставлял свои следы в машине. Но вот когда мы из леса выезжали на поле, откуда уже виден был наш дом, а это было метров за 500, Фортран оживлялся и начинал рваться наружу. Мы его выпускали, и он вприпрыжку, подняв высоко свой роскошный пушистый хвост, бежал к дому. Но в доме он жить не любил. Он только приходил время от времени , часто с подарком - мышью, уже задушенной или полузадушенной. Для своей резиденции он облюбовал сеновал в хлеву, который стоял у нас во дворе, и, видимо, чувствовал себя там прекрасно. Во всяком случае, дозваться до него, когда нам нужно было уезжать, было непросто, и нужно было это делать заранее. Мы даже как-то оставили его на несколько дней там, и ничего. Был у него там соперник - соседский кот Тимофей. Он был крупнее Фортрана, но Фортран ему спуску не давал и всегда выгонял с позором из своих владений. Повидимому, чувство правоты и своей территории важнее физической силы. Иногда к нему в гости приходила какая-то кошечка. Ее он не прогонял, но их "беседы" и песни тоже проходили на, я бы сказал, повышенных тонах.
Вечерами мы часто ходили гулять. Перед домом у нас было довольно большое поле, на котором была заброшенная ферма и загон для овец и коров и которое потом переходило в лес, Кстати, оно сыграло большую роль в нашем решении купить этот дом: Сережа, когда был маленьким, он часто говорил, что хочет дом с полем. Когда мы выходили и Фортран был поблизости, мы говорили ему: " Фортруся, пойдем гулять!" и шли по тропинке от нашего дома по полю. Фортран очень охотно откликался и бежал впереди, время от времени останавливаясь и дожидаясь нас.
Сейчас уже поля нет, все застроили домами. Да и Фортрана тоже нет, он таки сбежал из дома, как он сбегал много раз, но теперь уже некому его искать и ловить: мы уехали из Москвы, когда упал железный занавес, и с тех пор путешествуем по белу свету. И держать кошек или собак больше не будем. Фортран нас научил, что у них может быть своя жизнь.