ТИШИНА

Солнце, падающее каскадами из больших окони, укладывающиеся в аккуратные квадратики,ожесточенно слепило глаза. Поэтому, я был удивлен непривычному звону в ушах, последовавшему за нежданным ударом в лоб. Баскетбольный мяч, тем временем, подскакивая, катился по полированному настилу спортзала, как неодушевленный свидетель произошедшего.

Первое, что я услышал - был звук мяча, отскакивающего от пола. А потом, без всякого предупреждения, в мои, - непривыкшие к столь большому потоку информации, - барабанные перепонки полился весь бурный поток шумов, издаваемых моими одноклассниками. Смех, крики, споры... То, что раньше звучало для меня подобно гулу со дна железной бочки, теперь, разноголосым хороводом тональностей, готово было разорвать мою не подготовленную голову.

В тот момент я подумал, что именно так, наверное, черно-белые оттенки превращаются внастоящую радугу, проходя через цветной фильтр. Мир, который был практически лишен звуков, в одно мгновение переменился, став для меня чем-то большим. Я впервые в жизни упивался расцветающими вокруг меня звуками, свивающимися в доселе неведомую мелодию, купаясь в золотистом сиянии, и все вокруг тогда казалось чудом. Осознание появившихся передо мной бесконечных путей и возможностей, которые были не достижимы прежде, давало почувствовать себя, мало что не всемогущим.

Я хорошо помню, с каким испугом - распахнув глаза и прикрыв рот руками - смотрела на меня Лана из параллельного класса, запустившая тот самый, судьбоносный, мяч. Видно, откровенное изумление на моем лице было хорошо заметно. Она подбежала, запыхавшаяся, чтобы выявить тяжесть полученной мною травмы. Я же мог только пялиться на нее, по привычке читая вопросы о моем самочувствии по губам, хотя прекрасно слышал ее срывающийся голос. Читать большене было нужды, но привычку, выработавшуюся за всю жизнь, тяжело забыть в одночасье. На самом деле, мне хотелось смеяться и смеяться.

Думаю, голос ее был самым удивительным событием в моей, тогда еще только начавшейся, жизни. Его тембр, мелодичность, то придыхание, с которым она говорила, когда что-то воодушевляло ее настолько сильно, что она не могла найти в себе терпения, тщательно выговорить все звуки. Я запомнил его с самой первой минуты и, даже сейчас, спустя столько лет моя память хранит его в своей глубине.

Потом, все смешалось в плотную череду событий, будто бы происходивших и не со мной вовсе. Я - лишь наблюдатель, следил за всем, чтослучилось в последующие несколько дней, со стороны.

Дети позвали учителя, несомненно, мой смех и отказ отвечать на какие-либо вопросы убедили их в моей полной психической несостоятельности, вызванной предшествующей травмой.

Кое как, сбиваясь и повторяясь, только дома я сумелповедать родителям о произошедшем. За моим признанием последовали многочисленные осмотры и бесконечные проверки у врачей. Те, разумеется, могли лишь разводить руками, не имея иного объяснения произошедшего.

В день, когда я был переведен из инклюзивного* класса в обычный, мать сотцом долго благодарили покрасневшую Лану. А я вновь читал смущенные ответы по ее губам, не отрывая взгляда, и едва не прыгая от радости, когда она, впервые, посмотрела на меня с улыбкой.

В тот момент все и началось.

Все мы верим, что чудеса раз случившись, остаются в нашей жизни навсегда.

Двенадцать лет спустя, я был уверен, что моим чудом была именно Лана.

Так же я уверен, что вся необъятная вселенная звуков и шумов, открытая ею, перестала существовать для меня именно в тот момент, когда, потерявшая управление, машина вылетела на остановку, где она стояла.

Звук отрезало так резко, словно он был отрублен, вместе с половиной моей души. И давящая тишина разрывала мозг, который не в силах был осознать произошедшего. Губы врача скорой помощи двигались беззвучно, но я, к своему ужасу, сумел разобрать его слова.

Шум жизни, окружавший меня на протяжении более десятка лет, сменился штилем, наступившим не только в моей голове. Тишина заключила меня в своем непроницаемом коконе, на месте звуков и мелодий воцарилась пустота. Но даже тогда, я не хотел проклинать сладость музыки, дарованной мне ею, пусть и на время.

В тот, лишенный для меня всяких красок день, я возвращался до нашего дома в одиночестве. Всегда удивляясь, почему Лада настояла на том, чтобы наша маленькая дочь выучила дактильный** язык, теперь я был благодарен.

Позже вечером, я буду рассказывать дочери, чей беззаботный смех я так любил, о чудесах.

Примечание:

* - смешанные классы для детей инвалидов и обычных.

** - язык жестов.