- Есть хочу, - закричала Маргошка и топнула ногой. - Есть хочу!
Солнце садилось, оно освещало верхние этажи домов напротив, и в комнате, куда их привели утром, становилось темно и неприютно.
Уже несколько месяцев продолжалась эта странная жизнь. Сколько именно - Маргошка определить не могла, потому что плохо умела считать. Целыми днями носиться с мальчишками во дворе и постоять за себя умела как никто, а вот считать не умела.
После того, как папа ушёл от них, мама сделалась какой-то равнодушной, задумчивой. "У мамы депрессия, не тормоши её, - говорила Лида, старшая сестра. - Тебе этого пока не понять, такое бывает у взрослых женщин". Сама Лида, видимо, считала себя взрослой женщиной: она ходила за мамой по пятам с таким же задумчивым видом, разговаривала очень тихо и не позволяла сестрёнке шуметь. Первое время из окна ещё раздавался иногда мамин голос: "Маргоша, домой" Из-за этого ребята стали называть её Маргошкой, а не Ритой, как ей всегда хотелось. Потом мама стала звать её всё реже. Ей стало безразлично, сколько времени Маргошка гуляла, и девочка пользовалась этим, поскольку ключ от входной двери всегда висел на шее, и в любой момент можно было вернуться домой.
В их квартиру, где когда-то они так уютно жили, стали приходить чужие люди. Одна женщина в большой чёрной шляпе называла себя матерью Марией. С ней приходил смуглый толстяк, который всегда смотрел так, словно хотел сказать: "Я тебя насквозь вижу, меня не проведёшь!" От угощения они отказывались, просто рассаживались в кресла и вели взрослые разговоры о спасении человечества, какой-то миссии и других непонятных Маргошке вещах. Мама внимательно слушала. Сначала она прижимала их с Лидой к себе, гладила по волосам, потом становилась задумчивой и отрешённой. Руки опускала на колени и только слушала. Лида тоже становилась задумчивой. Чтобы не привлекать к себе внимания неприятных гостей, Маргошка сворачивалась калачиком возле мамы и закрывала глаза. Она чувствовала, что спать нельзя, и, подсунув руку под футболку, крепко вдавливала в ладошку острую бородку ключа и натягивала шнурок, на котором он висел. Конечно, лучше было, как Иван-коровий сын в сказке, натолкать в волосы гвоздей, тогда точно не уснёшь, но здесь был не Калинов мост. Сквозь опущенные ресницы она наблюдала, как толстяк начинал объяснять, как одинока земля, говорил о какой-то искре божией. Потом вынимал из сумки-мешка блестящий шар и предлагал маме с Лидой смотреть на него. Маргошка думала, что в шаре как раз и светится искра божия, ужасно тянуло посмотреть на неё, но не хотелось обнаруживать своё притворство. Потом толстяк делал круговые движения над их головами, что-то бормотал. Они с матерью Марией долго ещё ходили по квартире, разглядывали старинные картины, которые остались маме от дедушки, листали книги в потемневших переплётах, вертели в руках дедушкины серебряные часы на подставочке, но ничего не уносили.
Когда за ними захлопывалась дверь, Маргошка вскакивала, открывала окна, чтобы выветрился противный запах дыма, который поднимался от тлеющих палочек, а сами палочки ломала и топила в унитазе. Мама с Лидой через какое-то время словно просыпались, но оставались тихими и задумчивыми.
Мама теперь не пела Маргошке смешных песенок, не рассказывать сказок, не разрешала смотреть фильмы про детей-шпионов, а на просьбы поиграть с ней отвечала, что в жизни всё не так просто и у человека есть особая миссия. Что это такое, Маргошка не знала, а мама с Лидой не объясняли - считали её маленькой. Зато во дворе в детей-шпионов играли вовсю. Главное было - заметить то, чего никто не сумел, сделать безразличное лицо, чтобы противник не догадался, что ты уже всё знаешь, обойти его и помочь своим.
Сегодня эти противные люди пришли к ним прямо утром, поэтому Маргошка не пошла во двор: ей не хотелось оставлять маму с Лидой. Мать Мария, которая всегда немного морщилась при виде Маргошки, на этот раз, казалось, была довольна, что вся семья в сборе. Сначала гости пели радостную песню, в которой что-то говорилось об избранниках и спасителях. Потом снова заговаривали зубы маме и Лиде, а Маргошка, свернувшись клубком, изображала спящего младенца. Всё это продолжалось долго: курились палочки, светилась искра в шаре, слова гостей нанизывались, словно бусы. Маргошка и вправду могла заснуть, если бы как всегда не сжимала ключ до боли в ладошке.
Потом толстяк помахал руками у них над головами и приказал:
- Встань и иди.
Мама с Лидой поднялись, Маргошка тоже встала. Она хотела протереть глаза, но заметила, что мама и Лида не выглядят сонными, просто смотрят прямо перед собой и послушно следуют за гостями к двери. Тогда девочка уставилась в спину Лиде и пошла следом. Мать Мария сгребла ключи со столика в прихожей, пропустила всех вперёд, а сама заперла дверь.
Потом их недолго везли в красивой машине, привели в эту квартиру и оставили. Мама с Лидой как сели на диван, так и сидели весь день. Маргошке было тоскливо, в желудке сосало от голода.
- Я есть хочу! - снова крикнула Маргошка, но голос её повис, словно паучок на паутинке. Мама и Лида оставались неподвижными.
Маргошка подтащила стул, вскарабкалась на него и стала размахивать руками над головами мамы и Лиды. Она старалась поставить ладошки точно так, как тот толстяк, и бормотала непонятные слова, но слова, наверное, были не совсем те или ручки не доросли. Ничего не менялось.
Маргошка обследовала комнату в надежде найти хоть кусочек хлеба. Есть хотелось ужасно. В высоком шкафу на полке она увидела стеклянный шар и палочки.
- Так, - подумала она, - сейчас я стану тем толстяком. Рискуя слететь со стула, дотянулась до шара и кое-как сняла его. Чтобы выглядеть толще, обмоталась покрывалом, которое стянула с кресла, потом принесла с кухни спички, зажгла сразу несколько палочек. Они славно дымили, воткнутые в цветочный горшок.
- Смотрите сюда: здесь искра, светящаяся искра! - говорила она, пытаясь удержать тяжёлый шар на уровне маминых глаз. - Это спасение. Мы - человечество, значит, мы должны спастись!
В их семье не молились. Бабушка, папина мама, иногда говорила: "Не приведи Бог!" или "Господи, помилуй нас, грешных". Но это было так давно, что почти забылось.
Девочка долго держала шар у маминых глаз, бормотала про искру, потом пришла в отчаяние. Слёзы, которые она так долго сдерживала, хлынули по щекам, и она только выдохнула: "Господи, помилуй нас, грешных!". Так и стояла она с бесполезным шаром, плакала и повторяла одно и то же: "Господи, помилуй нас, грешных"...
В какой-то момент ей показалось, что мама повела глазами. Тогда Маргошка бросила шар на пол, и он покатился в угол. Мама проводила его взглядом. Девочка вытащила из-за пазухи шнурок с висевшим на нём ключом от квартиры. Она зажала его в кулачке, а острый кончик прижала к маминому носу - сильно-сильно, как только сумела. Мама отпрянула назад, потёрла нос и спросила:
- Что ты делаешь?
- Я есть хочу! - завопила Маргошка. - Я не ела со вчерашнего вечера!
- Почему? - недоумённо спросила мама.
- Потому что ты с Лидой - миссия! Но если вы будете кого-то спасать, то я умру от голода! А разве я не человек? Разве искра светится только в шаре? Посмотри мне в глаза - там тоже искра, спаси меня!
Она тормошила маму и рыдала так, что мама испугалась и засуетилась.
- Что ты, Маргоша, что ты? Какая миссия? Какое спасение? Тебе просто надо покушать. Пойдём на кухню.
Она встала с дивана, взяла Маргошку на руки, словно маленькую, и вдруг вздрогнула:
- Где это мы?
- Там, куда нас привезли мать Мария и толстяк, - ответила Маргошка.
- А зачем?
- Спасать кого-то. Они утром увели нас из дома и оставили здесь. Вы с Лидой так весь день и просидели, а я есть хочу!
- Где моя сумочка? - засуетилась мама, - надо идти. У меня там ключи...
- Ключи унесла мать Мария, но у меня на шее ключик от нашей двери...
- Слава тебе, Господи! - выдохнула мама.
Лида сидела всё такая же безучастная ко всему окружающему. Мама взяла её за руку, потянула, и девочка покорно пошла за ней. Из квартиры вышли беспрепятственно, видимо, её хозяева не предполагали, что они могут проявить какую-то инициативу.
Улица оказалась знакомой, и идти пришлось не слишком далеко. Поднявшись по лестнице, они услышали за своей громкий разговор. Лицо у мамы стало каменным.
- Вот оно что, - пробормотала она и стала звонить соседям. Любопытные заполнили лестничную площадку. Тогда мама отперла дверь и вошла, пригласив соседок следовать за собой.
За столом сидел незнакомый мужчина, перед ним были разложены бумаги. Толстяк и мать Мария сидели по обе стороны от него. Увидев хозяев в сопровождении соседок, она заулыбалась радостно и сердечно:
- Галочка, радость моя, ты уже приехала? Мы ждали тебя завтра. Если мы мешаем, то сразу и уйдём...
Маргошка заметила, как от звуков этого воркующего голоса мама опять начала словно бы замедляться.
- Есть хочу! - заорала она изо всех сил, затопала ногами и бросилась с кулачками на маму. Та встрепенулась, быстро подошла к столу, выхватила из стопки бумаг несколько листочков с блестящими, переливающимися кружочками, облегчённо вздохнула, прижала их к груди.
- Вон отсюда, - сказала она твёрдо, - и больше никогда, слышите, никогда... Если кто-то увидит их здесь, - обратилась она к соседкам, - вызывайте милицию.
Незнакомец собрал бумаги в папку и быстро прошёл к двери. Толстяк и мать Мария последовали за ним.
- Какая милиция, Галочка, что ты. Мы уже уходим. Возьми свои ключи. Всё в полном порядке, мы люди приличные. Правда, часики вот упали и остановились, но я сейчас же отвезу их мастеру. А пока оставлю свои - они такие же, не беспокойся, всё будет хорошо.
- Не надо мне ваших часов, - резко сказала мама. - Убирайтесь отсюда.
Вся компания быстро удалилась. Соседки качали головами, рассуждали о гипнозе, кодировании, зомби и заморских проповедниках, которые оставляют людей ни с чем. Маргошка плохо понимала эти разговоры. Она вытащила из буфета мюсли, залила молоком и сонно ела в уголке. На столе было полно еды - гости собирались что-то праздновать, но она не могла прикоснуться ни к чему из деликатесов. А потом уснула, свернувшись калачиком возле мамы, которая с грустью смотрела на безучастно сидящую Лиду.
Утром мама увидела в коридоре часы, которые накануне предлагала оставить мать Мария.
- Надо же, вот неугомонная, решила всё-таки возместить ущерб, - она растерянно развела руками.
Раздался звонок в дверь. На пороге стояли мать Мария в своей неизменной чёрной шляпе и толстяк.
- Вот ваши часики, - пропела Мария ангельским голоском, - всё с ними в полном порядке.
- Спасибо, - сказала мама. - Вы можете теперь забрать ваши.
Она протянула гостям часы, которые обнаружила утром в коридоре.
- Это не наши, - быстро ответил толстяк, взглянув на мать Марию. - Пусть вам останутся, громче тикать будут.
Они развернулись и стали быстро спускаться по лестнице. У Маргошки словно мурашки по спине пробежали при этих словах. "Что значит, громче тикать будут?" - подумала она. Потом выхватила у мамы из рук и чужие, и дедушкины часы и бросилась вниз по лестнице. Выбежав на улицу, она увидела, как ненавистные ей люди садятся в машину. Маргошка поняла, что догнать их она не успеет. Со злости швырнула она часы на асфальт - словно блинчики по воде пустила - и гладкие блестящие шарики поскакали-заскользили-покатились под отходящую машину. Прогремел взрыв. За ним почти сразу - ещё один. Машина подпрыгнула раз, другой, вспыхнула, дверцы распахнулись и нелепо повисли, словно крылья мёртвой птицы. Маргошка впервые видела такое пламя. Ей было и страшно, и безразлично одновременно.
- Хорошо, что рядом нет других машин, - подумала она и поплелась к дому. Машинально нащупала за пазухой ключ. - На месте. Значит, всё в порядке.
Лида и мама стояли у окошка с вылетевшими от взрыва стёклами. Лида недоумённо оглядывалась, а мама вытирала слёзы.