Аннотация: Невыдуманная история о дружбе, любви, жизни и смерти.
На память
Серый дым сигарет
Выпускаю я в серую жизнь.
Ты был оптимист,
Тебя больше нет.
Ты был оптимист,
"Жизнь - игра", - говорил.
Ты клоуном был,
Был шутом, а потом,
Хвост тигра завязал
Последним узлом.
Утро. Зимнее утро, одно из многих. Самое обычное начало трудового дня.
Дистрибьюторы крупной торговой компании отправляются в небольшую кафешку за углом, в двухстах метрах от главного офиса, чтобы после чашки кофе с печеньем начать свою freelance работу, а ближе к вечеру, около половины шестого собраться на том же месте обсудить свой рабочий день перед тем, как предстать в кабинете шефа.
Все те же. Человек пять-шесть, завсегдатаи заведения, плюс еще несколько человек, присоединившихся совсем недавно, после слияния филиала с главным офисом. Люди пока новые в коллективе. Благо, здесь легко стать своим. Слияние свершилось безболезненно.
Пока мои коллеги заказывали кофе, я заняла столик у окна. Удобно расположившись и по обыкновению перекрестив под столом ноги, я потянулась к сумочке достать пачку "Парламента" и зажигалку, когда передо мной, как из под земли, возник мужчина: высокий, худощавый, несколько нескладный и сутулый, в круглых очках на переносице. Это был наш новый сотрудник из присоединившегося дочернего офиса. Ранее, я уже видела его несколько раз, мельком, но по имени не помнила. Мужчина заговорил, и я откинулась на спинку пластикового стула.
-- Привет, -- сказал он, здороваясь со всеми, но глядя на меня со смущенной улыбкой, - а ты мне сегодня снилась!
Я несколько удивилась столь откровенной фразе, однако, привыкшая к свободной манере общаться, свойственной здешним обитателям, сразу нашлась, что ответить, вернее, задать напрашивающийся вопрос:
-- И что же тебе снилось, стесняюсь спросить? - я сначала улыбнулась, но быстро сменила удивленную улыбку на выражение легкого недовольства, даже обиды на столь откровенное высказывание, обращенное к мало знакомой девушке.
-- Не подумай, ничего пошлого, -- отшутился коллега и спросил разрешения присесть.
Вскоре к нам присоединились еще две сотрудницы закрывшегося офиса.
-- Привет, Мишель! И ты с нами?! - поприветствовала одна из них моего нового знакомого.
Так и произошло наше знакомство с Мишелем.
Вскоре я узнала, что этот общительный, жизнерадостный человек работает совсем недавно, и уровень продаж у него пока не велик, но он от этого не страдает. У него есть жена и трехлетний сына Всеволод Михайлович или просто Сева. Он любит его без меры, поэтому все хлопоты по его воспитанию возложил на себя и даже на работу с собой берет иногда, благо график свободный. Супругу уважает, хотя и возмущается ее безалаберностью. Он мне часто на нее жаловался:
-- Бывает загуляется допоздна, поди объясни Севке, где это мама гуляет, когда "сказку надо почитать на ночь", -- хотя это он и сам не хуже делал, да еще чего присочинить мог, -- а то того хуже, полон дом каких-то родственников понаприглашала. Это в маленькой-то жактовской квартирке с душем и кухней-прихожей. Ведь совсем же развернуться негде из-за этих "упырей", -- так он так родственников жены называл, -- а они, как на зло, хорошо устроились и съезжать, видимо совсем не собираются. Никак не выселить.
С таких вот посиделок в кафе и началась наша не продолжительная, но навсегда запавшая в душу дружба.
По правде сказать, не только весь коллектив, но даже я сама не могла до конца понять, что могло объединять восемнадцатилетнюю взбалмошную девчонку и тридцатипятилетнего мужчину. Однако скучно не было, и темы всегда находились.
Темными зимними вечерами, дождавшись друг друга в офисе, вместе уходили мы с работы и отправлялись куда-нибудь, где можно пообщаться. Когда просто на прогулку, когда в бар. Часто он ехал со мной, чтобы проводить до дому. Почти с отцовской заботой доводил он меня до подъезда, но не спешил сразу прощаться. Мы могли долго стоять и болтать, выкуривая по нескольку сигарет и не замечая времени.
Справедливости ради, скажу, что тогда почти не курила. Однако, для меня особым шиком было доставать из сумочки пачку дорогих сигарет и красивым жестом прикуривать от поднесенной им к самому моему лицу зажигалки. Я курила красиво, совсем "по-взрослому". Какая же я тогда была кокетка! Самое интересное, что кокетства своего я тогда не осознавала. Еще не отшлифованное, совсем детское, и, наверное, совершенно не прозрачное, оно обладало кокой-то своей непонятной притягательной силой. Взрослые жесты плохо уживались в соседстве с моим детским тогда лицом и наивными речами.
Хотя наивными они были далеко не всегда. Я определенно знала, что ему со мной интересно. Мы общались на разные темы. Нас привлекала философия, религия, русский рок, да и вообще разные стороны жизни. Он читал мне стихи, свои и чужие, цитировал восточные трактаты и рассуждал о трудах немецких философов.
А еще он рассказывал мне притчи, пропитанные духом восточной мудрости. Будучи человекам рискованным и бесстрашным, он никогда не боялся опасностей, часто ввязывался в уличные потасовки и даже дрался, чтобы только восстановить справедливость. А на все мои предостережения отвечал фразой из притчи: "Человек -- это охотник, который всю жизнь завязывает узлы на хвосте у тигра".
Наши дискуссии длились часами. Часто мы сходились во мнениях, бывало, спорили, а иногда, я просто слушала. Слушала рассказы о его жизни. Мишель часто вспоминал свое проживание в Питере. Это было начало девяностых. Свободная хиповая жизнь, знакомство с некоторыми питерскими рокерами, среди которых был В.Цой, концерты, жизнь в общаге и, конечно, любовь. Он часто вспоминал девушку, с которой жил тогда. Узнав, что Светка не расстается с ним ради денег, да еще и не скрывает этого от общих знакомых, он собрал вещи и ушел, а, вскоре, уехал из города. С тех пор прошло двенадцать лет. Он с ностальгией говорил о своей бывшей возлюбленной, и его светлые рыбьи глаза наполнялись неясной тоской. Он будто на мгновение переносился туда, в тот давно покинутый мир.
Мы сильно сблизились и часто встречались даже посреди рабочего дня. Не хватало общения. А коллеги уже начали сплетничать. За спиной разносились самые невероятные слухи. Начальник, не скрывая недовольства, высказал мне свои подозрения-претензии:
-- Зачем ты с ним ходишь? Он нехороший человек. Лучше прекрати эту дружбу. О чем-то большем мне и подумать страшно. А теперь иди и обдумай мои слова.
Я вышла из его кабинета с мыслью, что о большем мне тоже страшно думать. Так ведь я и не думаю! А человек он хороший, просто наша дружба может мешать работе, а это никакому боссу не понравится.
Все чаще мы ловили на себе осуждающие и любопытные взгляды окружающих. А я на себе ловила его взгляды. До сознания начинала доходить мысль, что нет дыма без огня. Моя молодость сыграла со мной злую шутку. Я чувствовала его симпатию, хотя открыто он проявил ее только раз. Попытался приобнять за плечи, подошел ближе, может даже решился бы поцеловать. Но уже через долю секунды я была на другом конце комнаты и что-то возмущенно тараторила. Я оттолкнула его, приняв порыв нежности за шутку. Тогда, в силу возраста, я не могла понять, что у нашей странной дружбы появилась обратная сторона. Это должно было случиться неизбежно, иначе и быть не могло.
Я получала выговоры от квартирной хозяйки, недовольной его частыми визитами, и от начальства за работу в паре. Это запрещал устав компании. Но неприятности не были односторонними. Ему тоже доставалось.
В одно утро, после посещения кафе, мы отправились к нему в гости. Уже упомянутая жактовская квартира находилась в цоколе дореволюционного одноэтажного дома. Окна располагались на уровне земли, вход в жилище был сразу с улицы, а во двор прямо с трамвайной линии вела арка. Вдоль путей расположился "блошиный рынок". Его соседки-бабушки продавали различное тряпье прямо у входа в арку. Зоркое соседское око не могло не прореагировать на появление столь эффектной пары. Совсем юная жгучая брюнетка в длинном лаковом красном плаще с такими же ярко-красными ногтями, в солнцезащитных очках и шелковой косынке и их женатый сосед. Мы общались, шутили, пили чай, словом не делали ничего из того, что было в воображении у этих древних старожилов. На утро Мишель рассказывал мне о вечернем скандале, полученном от жены. Кстати, она знала о моем существовании, так же, как я знала о ее. Он сам признавался, что рассказывал ей о нашей дружбе. Все же, в результате соседских стараний, скандала было не избежать.
С этим решительно надо было что-то делать, но что? Он сам подтолкнул меня к этому решению. Его знаки внимания становились все заметней и не только мне. Последней каплей стало то, что мой простодушный друг был настолько обрадован проведенным со мной вечером, что не удержался, чтобы не похвастаться перед коллегами, не стесняясь даже самых злостных сплетниц:
-- Мы с Ленкой вчера так классно вечер провели! Пиво пили... -- дальнейшего уже никто не слушал, а я не знала, куда мне деть себя. Покраснела, встала и вышла. "Работа у меня, идти пора..."
Тогда мне было трудно понять, что и без того молодой душой, он чувствует себя рядом со мной еще моложе. Мишель гордился моей дружбой и, думаю, любил меня.
Но я была безжалостна. Гнев переполнял меня. Чувство смущения преследовало весь день. На утро я вернула ему кассету с записью его любимого "Крематория" и пару книг. Я не сказала ни слова, кроме сухого: "Привет. Я послушала. Спасибо". Он все понял, я знала. Весь день Миша ходил потерянный. Кидал на меня молчаливые грустные взгляды. А я была непреклонна. Мне казалось, что своей любовью он предает нашу дружбу. Он выставляет меня на посмешище, заставляет людей думать, что я его любовница. Я знаю, что все это утрировано, юношеский максимализм. На следующий день ко мне стали подходить дружившие, как со мной, так и с ним коллеги. Они сыпали в меня вопросами: что с ним случилось? почему он ходит, как побитая собака? чем я его обидела? почему не подхожу к нему?
Впрочем, мой гнев быстро прошел, и вскоре мы опять начали общаться, хотя и не так близко, только на работе. Но возобновленное общение продлилось не долго. Могу только припомнить еще один вечер. Я со своей обычной экзальтированностью, рассказывала о том, что смерть посылает мне знаки. Я недавно два раза чуть не погибла. В первый раз, прямо передо мной свалилась тяжелая сосулька и рассыпалась вдребезги. А в другой раз, я едва успела увернуться от двигавшихся прямо на меня железных и очень тяжелых раздвижных ворот завода. Металлическая пластина прошла ровно через то место, где еще секунду назад стояла я. В конце рассказа я, смеясь, подвела мрачный итог:
-- Наверное, Мишель, мне не долго осталось, -- я отлично знала, что мои слова взволнуют его.
Горячо сжав мою руку, он произнес ласковым шепотом:
-- Что ты, Ленушка, мы будем дружить с тобой долго-долго!
Через три дня его не стало.
Хорошо помню нашу последнюю встречу, вернее расставание.
Он чутко чувствовал перемены моего настроения. И в то утро он уловил мою хандру.
-- Не грусти, -- он хлопнул меня по плечу, поцеловал в щеку и растворился в толпе. Это был единственный раз, когда он позволил себе меня поцеловать, пусть даже по-дружески. До сих пор у меня перед глазами стоит его удаляющаяся фигура.
На всю жизнь я запомню один наш разговор. Тот самый, в кафе за кружкой пива. Ему суждено было стать нашим последним серьезным разговором.
Мы зашли в прокуренное помещение, присели за самый дальний столик. Здесь можно было спокойно поговорить. Заказали по пиву. Его принесли в тяжелых совдеповских кружках. Моей тонкой изящной ручке такую и держать-то было тяжело.
Возникла пауза. Наконец он заговорил.
-- Ты знаешь, Лен, я недавно узнал такую новость, -- Миша замолчал. Видно было, что он взволнован, -- в общем, встретил Пашку, того самого Пашку - одногруппника из Питера, ну помнишь, я тебе рассказывал?
Я кивнула.
-- Так вот он Светку недавно видел. Мою Светку, ну ту, что двенадцать лет назад...
Я кивнула.
-- Ну и вот. В общем, у нее сын есть Сашка. Ему двенадцать. На меня, как две капли воды похож, да и по срокам подходит. Я в Питер еду! Найду его. Представляешь, у меня сын... Еще один сын. Мой!
Он говорил сбивчиво. Искорки волнения и радости сверкали в его глазах.
-- Я поеду. Он должен знать, кто его отец. Я вчера узнал. Никому не рассказывал, не буду пока. Тебе вот только.
Мне льстило, что этот взрослый мужчина доверяет мне свои взрослые секреты. А радовался он, как ребенок.
И что тут скажешь, что посоветуешь? Что жене говорить? А мальчику? А Светке? В общем, решили, что надо ехать. Его не остановить было. Детский восторг в глазах, обида в голосе. Как же так? Столько лет, а ему не сказали. Но он исправит, все исправит.
О сыне в Питере никто так и не узнал. А сын может так и не узнает об отце в Ростове. И о том, что отец умер в тридцать пять лет. По нелепой случайности во дворе своего дома. Вот так вышел человек гулять с ребенком в ясное воскресное весеннее утро. Просто споткнулся, просто упал и разбил голову о камень. Он пролежал дома весь день, а умер только к вечеру.Это не смерть - это жизнь. Маленький Севка сразу так ничего и не узнал. Сказали, спит папа и все. Сразу после несчастного случая ребенка увели, позвали маму. На следующий день Женя (так звали вдову) пришла к нам на работу в черном платке. Несчастная женщина просила помочь деньгами на похороны. Последние несколько месяцев Миша почти не зарабатывал.
О смерти Миши я узнала случайно от паренька с работы. Вася сообщил страшную новость самым обыденным голосом, как если бы сказал, что на сегодня передали дождь.
Боль. Слезы. Обида. Сборы на похороны. Сами похороны...
Жена почти не плакала. Рыдала сестра Сашка и мать, прилетевшая из его родного Екатеринбурга.
Кладбище. Земля мокрая на руках. Водка... а потом пьяная истерика...
Долго еще я видела его в толпе, в лицах и фигурах проходящих мимо мужчин. Долго еще буду вспоминать тот разговор в кафе. Долго. Пока сама не уйду в вечность. Как ушел он, мой веселый и верный друг.