Томсетт Элена : другие произведения.

Закованные в броню, часть 3. Гражина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Возвратившись в Литву, князь Острожский активно участвует во внутренней и международной политике великого князя Витовта. Его жена Эвелина также появляется в Вильне, и тут же оказывается вовлечена в бурную жизнь при дворе. Кроме того, к ней начинает проявлять повышенный интерес испанская тетушка князя. К несчастью, это не приносит ничего хорошего ни ей самой, ни ее мужу. Книга опубликована издательством "Ridero.ru" в феврале 2017 г, и доступна в электронном и печатном формате. ISBN 978-5-4483-8382-3. На "Самиздате" присутствует фрагмент книги.
Grazyna [Tomsett]

Гражина

Книга 1.

  
  
   Глава 1.

Мадрид, Испания, 1417 г.

  
   Герцог Монлери, наследник могущественного рода де Монсада, прибыл в Мадрид со своим сыном и тетушкой, герцогиней де Монсада, зимой 1417 года. После смерти старого герцога прошел почти год, но, несмотря на то, что его кандидатура на наследство была одобрена еще при жизни старого герцога, испанский король пожелал личной встречи с ним, прежде чем он положит себе на голову вторую герцогскую корону. Вероятно причиной этого был тот факт, что наследник огромного богатства де Монсада являлся не испанцем, а был франко-итальянского происхождения.
   Первая аудиенция короля и герцога Монлери состоялась при закрытых дверях и продолжалась почти час. После этого герцог был официально, со всеми приличестующими случаю церемониями, представлен при дворе испанского короля в качестве нового носителя титула герцога де Монсада. Красивый и сказочно богатый герцог обещал стать невероятно популярным при дворе, но, несмотря на всю благосклонность монарха и благоволение испанских грандов, он редко и весьма неохотно принимал участие в придворной жизни. Все его внимание было поглощено делам о вхождение в права наследства.
   Вместо него фурор при королевском дворе произвел его шестилетний сын. Придворные дамы были в восторге, увидев красивого золотоволосого мальчика с необыкновенными темно-синими искристыми глазами, обрамленными темными длинными пушистыми ресницами, хорошо сложенного и неизменно вежливого, как настоящий сеньор. Маленькая инфанта буквально влюбилась в необычного мальчика, и не желала расставаться с ним, как с любимой игрушкой. Андреас де Монсада, как называли маленького князя Андрея Острожского при испанском дворе, оказался достаточно знатным грандом, чтобы, к зависти всех придворных, получить место при дворе и при маленькой инфанте.
   - Это невозможно, но твой сын кажется еще более совершенным созданием, чем был ты в его возрасте! - посмеиваясь, заявила герцогу Монлери его испанская тетушка, Лусия де Монсада однажды утром, когда они пили чай на открытой веранде их городского дома в Мадриде. - Его мать, должно быть, потрясающе красивая женщина. Почему ты не привез с собой жену, Луис? Я же вижу, ты по ней скучаешь.
   Герцог почувствовал себя так, словно она воткнула ему в сердце нож. Все это время образ его жены, Эвелины Острожской, не оставлял его ни на минуту, а обстоятельства их размолвки и расставания не давали ему покоя. Хуже всего было то, что он знал, что во всем происшедшем была его вина. В минуты просветления от мыслей о том, сумеет ли Эвелина простить его, он принимался винить ее за то, что именно она своим поведением, своим неверием в него подтолкнула его к измене, в том, что она не захотела понять его и принять его выбор. Затем он принимался сомневаться в правильности своего выбора, если в результате него он потерял любимую жену. Вконец измученный этими мыслями, несколько раз он даже пробовал было найти забвение в объятьях жриц любви, но вскоре оставил эти бесплодные попытки, которые не приносили ему желанного облегчения, но, казалось, еще больше отдаляли от него сына.
   Слова тетушки всколыхнули невольные воспоминания. На какую-то долю секунды, он неожиданно ощутил все: запах волос Эвелины, гладкость ее кожи, вкус ее губ, мягкую податливость ее тела, ощущение захватывающего дух восторга того момента, когда он любил ее и она отвечала ему взаимностью. Его лицо непроизвольно исказилось от испытываемой им душевной боли.
   Герцогиня в удивлении смотрела на него.
   - Ты здоров, Луис?
   Герцог провел рукой по глазам, словно стараясь стереть облик Эвелины из памяти.
   - Лусия! - Андрей выбежал на веранду, еще не замечая сидевшего в кресле к нему спиной герцога. - Можно я поставлю копию с портрета сеньоры Контарини, которую вы привезли из Италии, в мою комнату? Она так похожа на мою маму!
   - Ну конечно, Андреас, - улыбаясь мальчику, ответила герцогиня, краем глаза посмотрев на герцога. - Что, твоя мама такая же красавица, как девушка с портрета?
   - Нет, моя мама гораздо красивее! - серьезно сказал Андрей. - Просто дама с портрета похожа на нее, как сестра.
   - Зачем ты поощряешь его, Лусия? - устало спросил герцог, когда Андрей, так и не заметив его, убежал в дом.
   - Что случилось между тобой и твоей женой? - вместо ответа спросила герцогиня де Монсада. - Вы поссорились? Она не хотела уезжать из Польши? И почему Андрей так холоден с тобой?! Что произошло?!
   - Слишком много вопросов, тетушка. Если тебе так интересно, спроси Андрея.
   Герцогиня де Монсада сердито поставила бокал с недопитым бокалом лимонада на стол.
   - Я уже спрашивала! - сказала она. - Андреас не хочет говорить об этом! Так же, как и ты! Знаешь, у меня сильное желание самой отправиться в Польшу и посмотреть на эту женщину, которая разрешила такому мужчине, как ты, отправиться в Испанию одному, не опасаясь того, что он будет изменять ей направо и налево.
   Герцог иронично улыбнулся.
   - Разве у меня такая плохая репутация, Лусия?
   - У тебя вообще нет никакой репутации! - сердито сказала испанка. - При дворе только и говорят о том, что красавец герцог де Монсада добродетелен, как монах! Это никуда не годится. Тебе надо завести пару интрижек, чтобы улучшить свой имидж, или привезти в Мадрид свою жену! Увидев, какая она красавица, сплетники моментально закроют рты!
   Лениво развалившись в кресле, герцог подставил лицо с закрытыми глазами под лучи еще нежаркого утреннего солнца и некоторое время в молчании слушал экспансивную речь своей тетушки.
   - Ну чего ты молчишь, Луис! - наконец, закончила свою долгую тираду герцогиня.
   - Я стараюсь понять, чего ты добиваешься, Лусия? - открывая глаза, спросил герцог. - Если ты хочешь, чтобы я завел интрижку в целях улучшения своего имиджа при дворе, я могу попытаться. Только сразу заявляю тебе, что женщины меня не интересуют.
   - Все, кроме твоей жены?
   - Именно так. Но моя жена предпочла остаться в Польше.
   - Почему?! - возопила Лусия.
   - Это не твое дело, Лусия. Мои отношения с женой принадлежат к области моей личной жизни. Мы с тобой давным-давно договорились о том, что ты никогда не встреваешь в эту область.
   - Но я же вижу, что ты несчастлив без нее!
   - Ну и что с того? Чем ты можешь мне помочь?
   - Как я могу тебе помочь, если я не знаю, в чем дело?! Боже мой, Луис, расскажи мне, что произошло, и я постараюсь сделать все, что в моих силах!
   - Что именно, Лусия?
   - Все, что угодно! Я сделаю для тебя все, что ты попросишь, Луис! - вскричала герцогиня де Монсада, в порыве чувств вскакивая со своего кресла.
   Герцог вздохнул и, прищурив глаза от солнца, посмотрел на нее и, как ей показалось, мягко спросил:
   - Ты заставишь ее полюбить меня?
   Лусия де Монсада вскинула голову, как боевой конь, услышавший звуки горна.
   - Чушь! Как можно тебя не любить?! Она же вышла за тебя замуж!
   - Замуж! - герцог безнадежно махнул рукой, чуть не снеся со стола запотевший бокал с недопитым лимонадом. - Что ты об этом знаешь! Второго такого идиота, как я, нужно еще поискать!
   Герцогиня задумчиво взглянула на него и в глазах ее появилось странное выражение.
   - Ты жалеешь о том, что на ней женился, Луис?
   - Нет! - тут же категорично отозвался герцог.
   - Так в чем же дело?
   - Лусия, оставь меня в покое!
   Герцог откинулся на спинку кресла и снова закрыл глаза, явно демонстрируя всем своим видом, что он устал от этого разговора.
   - Имей в виду, Луис, я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не скажешь мне, что произошло! У меня нет сил смотреть на тебя, когда ты даже думаешь о ней! У тебя на лице такое выражение, словно ты болен! Это ненормально! Если понадобится, я сама поеду в Польшу, поговорю с ней и привезу ее к тебе!
   - Она тебе изменила? - помедлив, спросила герцогиня, так и не дождавшись реакции на свои последние слова.
   - Лусия!
   - Тогда забудь ее! Ведь ты женился на ней, когда жил в этой варварской стране, Польше или Литве, я так и не поняла в какой из них, и женился под именем литовского князя? Я найду тебе другую невесту, испанку, итальянку, или, если хочешь, француженку! Зачем тебе женщина, которой ты не нужен?!
   - Я люблю ее.
   Герцог бездумно смотрел в вышину синего, без единого облачка, неба.
   Остановившись в дверях на веранду, Андрей, вернувшийся, чтобы спросить герцогиню де Монлери разрешения на верховую прогулку, неожиданно заметил сидящего спиной к нему в плетеном кресле на веранде отца, который разговаривал с тетушкой Лусией. Он немного подумал и не стал входить на веранду или как-либо обнаруживать свое присутствие. Вместо этого он стоял и слушал, что говорил отец. Он знал, что с того момента, как они покинули Остроленку, он всегда вел себя с отцом отстраненно вежливо, не более, и он также подозревал, что отец догадывается о причине его поведения. Андрей ни разу не спросил отца, что произошло в тот день между ним и матерью; ту версию происшедшего, которую он узнал в замке от слуг, он даже не хотел повторять. Он был, в некотором смысле, зол на отца за то, что, так или иначе, его поведение разлучило их с матерью, но он не мог не замечать, что все это время отец был откровенно несчастлив без нее.
   Теперь, стоя в тени, он решил, что выслушает версию отца и так же, как и герцогиня, попытается сделать все от него зависящее, чтобы восстановить статус-кво. Он тоже сильно скучал по матери.
   - Любишь?! - возопила тем временем герцогиня. - Это ты называешь любовью?! Ты, что, решил поиграть в героев рыцарских романов?! Ты не ешь, не спишь как следует, у тебя совсем нет секса. Ты здоровый молодой мужчина, что ты вытворяешь?! Даже в Венеции, семь лет назад, когда ты потерял память, ты вел себя лучше!
   - Лусия, тебе еще не надоело? - устало спросил герцог.
   - Нет, я от тебя не отстану! Если ты не можешь забыть ее, тогда прости ей измену! Вернись и забери ее из Польши!
   - Лусия, это я совершил ошибку, - помолчав, наконец, неохотно сказал герцог, отрываясь от созерцания весеннего неба.
   - Какую ошибку, Луис? - тихо спросила герцогиня, боясь спугнуть его откровенность.
   - Какую? - герцог невесело усмехнулся. - Это она застала меня с другой женщиной. Этого довольно, Лусия? Ты удовлетворена?
   Герцогиня де Монлери казалась озадаченной.
   - Она застала тебя с другой женщиной? Ушам своим не верю! Тебя же не интересуют другие женщины, как ты совсем недавно заявил мне в довольно категоричной форме!
   Герцог вздохнул и промолчал.
   - Так получилось, Лусия, - отстраненно произнес он через некоторое время, когда донна Лусия уже не ожидала ответа на свой вопрос. - Это произошло в тот день, когда в присутствии двух королей, польского и литовского, и мазовецкой принцессы с сыновьями, мой дед открыто заявил о моем нелигитимном происхождении. Эвелина и Андрей тоже присутствовали при этом.
   Лусия де Монсада вскрикнула от ужаса и поднесла руку к губам.
   - Боже мой! Он что, с ума сошел, что ли?!
   Теперь уже герцог поднялся из кресла, подошел к перилам веранды и посмотрел на расстилавшийся перед ним городской пейзаж. Не поворачиваясь к Лусия, он продолжил говорить, и голос его звучал так обреченно и безжизненно, что Андрею до слез стало жалко отца.
   - Дед сделал это потому, что хотел, чтобы я остался в Литве. К несчастью, это произошло после того, как Эвелина практически согласилась уехать со мной и Андреем в Италию. Я ни словом не обмолвился ей о том, что я незаконный сын короля Людовика Анжуйского и Алиции Острожской, и, таким образом, больше князь Острожский, чем герцог Монлери. Они пытались использовать ее, чтобы заставить меня остаться в Литве.
   - Бог мой, Луис! Мне так жаль!
   - Эвелина очень красивая женщина, Лусия, - продолжал герцог, не обратив внимание на ее восклицание. - И очень необычная. У нее много поклонников при дворе, в том числе среди особ королевской крови. Достаточно сказать, что перед тем, как я появился в Польше, польский король серьезно подумывал сделать ее своей новой королевой. Когда она узнала, кто я такой на самом деле, она заявила, что останется княгиней Острожской. Я был очень зол, что она позволила другим людям оказывать давление на себя, на меня и не стала на мою сторону. Словом, король предлагал ей брак, я мог предложить только развод. Я не был с ней откровенен, я скрывал от нее правду о своем происхождении до самого конца.
   Лусия де Монсада в немом отчаяньи только покачала головой.
   - В ту ночь она закрыла для меня двери своей спальни, - герцог взъерошил свои густые каштановые волосы, которые при свете солнца отливали цветом темного золота. - Я был так взвинчен и раздражен, что просто вышиб дверь и настоял на том, чтобы она пришла ко мне в опочивальню.
   Широко раскрыв глаза от изумления, Лусия де Монсада неверяще смотрел на герцога. Андрей затаил дыхание: он слышал, как слуги шептались об этом, гадая, что же произошло между супругами в ту ночь, что заставило герцога поступить подобным образом.
   - Ты ... сделал ... что? - слабым голосом переспросила герцогиня де Монсада.
   - Ты все правильно поняла, Лусия, - усмехнулся герцог. - Я вышиб дверь.
   - Я не это имела в виду! - отмахнулась от него Лусия де Монсада, вставая и подходя к герцогу, чтобы лучше видеть выражение его лица. - Что ты имел в виду, Луи, когда сказал, что ты настоял на том, чтобы она пришла к тебе в опочивальню? Ты что, ее изнасиловал, что ли?!
   Герцог некоторое время молчал.
   - Луис! Отвечай немедленно! - не выдержала Лусия.
   - Как бы вам это сказать, тетушка, - наконец, медленно, тяжело роняя слова, произнес герцог. - Я хотел поговорить с ней, объяснить ей... и я повел себя невыразимо глупо. Я хотел, чтобы она забыла обо всем, что было сказано в этот проклятый день. Я хотел, чтобы она принадлежала мне целиком и полностью; чтобы она не могла не думать ни о чем, кроме того, что она принадлежит мне и только мне, что она моя плоть и кровь, и она не может оставить меня, что бы ни произошло. Я хотел, чтобы она согласилась пойти за мной на край света, чтобы она дала мне карт-бланш. Я хотел убедиться в ее любви. Словом, я вел себя как последний болван! Она необыкновенная и очень сильная женщина, прекрасная и несгибаемая, как благородная сталь клинка. Я был так глуп, что попытался сломать ее!
   Прижав к губам ладонь, герцогиня слушала его с почти суеверным ужасом. Герцог уже не мог остановиться, воспоминания о той ночи жгли его огнем.
   - Когда она ушла, - резко и отрывисто продолжал он. - Я почувствовал, что я должен получить разрядку от той злости и разочарования, которые я испытал, при напоминании о том, что я никто иной, как королевский ублюдок. И я только что доказал это самому себе, так по-свински обошедшись с женщиной, которую я боготворил.
   - Луис, это не так! - почти со слезами на глазах вскричала герцогиня.
   - Мало того, - не слушая ее продолжал герцог, - этот факт теперь знали все: короли Ягайло, Витовт, княгиня Александра и ее сыновья, друзья моих детских лет и будущие короли Мазовии. Я был зол. Я был неудовлетворен. Я чувствовал, что я теряю Эвелину, которую я просто не мог потерять! Словом, я не нашел ничего лучшего, как напиться до беспамятства, а затем получить облегчение с одной из шлюх, которых везде таскает за собой мой друг, граф Энрике Контарини. Именно этот момент маленький граф Бартоломео Контарини выбрал, чтобы наглядно продемонстрировать моей жене, какого рода мерзавцем я являюсь. Честно говоря, в тот момент я сам ненавидел себя больше, чем кто-либо другой. На следующее утро она сбежала с моим дедом в Вязьму.
   - Ты не попытался ее вернуть? - через некоторое время негромко спросила Лусия де Монсада.
   - Попытался. Она не стала даже разговаривать со мной. И я не могу ее за это винить! Она поступила благородно, позволив мне забрать сына. Я даже думать боюсь, что услышал Анри от слуг, вовсю обсуждавших мое скандальное поведение между собой!
   Лусия де Монсада подошла и положила руку ему на плечо.
   - Андреас умный мальчик.
   - Это правда, - герцог вздохнул. - Но Анри очень любит мать. Он скучает по ней. Боюсь, что он никогда не сможет меня простить.
   - А Эвелина?
   - Видишь ли, Лусия, - герцог снова смотрел в пространство перед собой. - Узы, связывающие нас с Эвелиной настолько сильны, что мы можем вытащить друг друга с того света. Я чувствую ее боль... надеюсь, она может чувствовать мою! Когда она снова позовет меня, я приду. Сейчас она просто не хочет слышать меня. Но это пройдет. Я должен просто ждать. Но я не могу ждать!
   Герцог отошел от перил и взволнованно заходил по веранде. Лусия де Монсада некоторое время, раздумывая, смотрела на него, а потом несколько раздраженно сказала:
   - Остановись, ради бога, Луис! У меня уже в глазах рябит! Вы, мужчины, не перестаете меня изумлять. Знаешь, на ее месте, я бы тоже обиделась!
   Андрей вышел из тени и почти бегом пересек веранду, в дальнем углу которой остановился отец. Герцог обернулся на звук его шагов, увидел Андрея и на лице его отразилось сначала удивление, а затем некоторое замешательство.
   - Анри? - вздернув бровь, вопросительно произнес он.
   - Папа, - Андрей с волнением смотрел в лицо отца, как обычно, испытывая чувство гордости и восхищения от того, что этот красивый, высокий и сильный мужчина являлся его отцом.
   - Что случилось, Анри?
   - Прости меня, отец, - Андрей смотрел прямо в лицо герцога, и тому на секунду вдруг показалось, что он смотрит в светлые глаза Эвелины, настолько манера смотреть и цвет и разрез глаз Андрея напомнили ему жену. - Мама просила передать тебе это... А я забыл!
   Андрей протянул герцогу руку, в которой сверкнула на солнце тонкая цепь, заканчивающаяся католическим крестом.
   - Записка? - подсказал герцог, принимая из его рук цепочку и внимательно разглядывая крест, слишком крупный для того, чтобы принадлежать женщине.
   - Ах, да! - Андрей вытащил из кармана смятый листок бумаги.
   Герцог развернул записку и у него упало сердце - записка была написана знакомым почерком его матери. Даже не отдавая себе отчета в том, что он делает, он мгновенно прочитал ее от начала до конца. "Милая Эвелина, - писала Алиция Острожская двадцать лет назад. - Я пишу эту записку для тебя и кладу ее в ларец со своими драгоценностями. Когда ты станешь его женой, ты получишь ларец и, рано или поздно, найдешь эту записку, а вместе с ней и крест Людовика, который теперь принадлежит Львенку. Отдай ему крест и записку, девочка. Этот крест является ключом к тайнику, о котором знаем только я и мой сын, потому что мы создали его вдвоем. Мой дорогой Львенок, вспомни, что мы делали летом того года, когда погиб Волк. В тайнике то, что искали все, но не нашел никто. Это принадлежит тебе, Львенок. Делай с ним, что пожелаешь, но помни - быть королем трудное и неблагодарное занятие, лучше остаться просто человеком, жить, любить, страдать и умереть свободным. Прощай, сын!"
   - Что это? - герцогиня де Монсада с тревогой смотрела в побледневшее лицо герцога. - Анри?
   - Я не знаю, - мальчик пожал плечами.
   - Анри!
   Герцог смял записку и положил в карман своего камзола, а затем наклонился и неожиданно подхватил Андрея на руки. Андрей уперся вытянутыми руками в его широкие плечи и с веселым изумлением смотрел ему в лицо. Темно-синие глаза мальчика искрились смехом.
   - Что ты делаешь, Луис! - вскричала герцогиня. - Сейчас же поставь его на место! Ты надорвешься!
   - Почему ты сразу же не отдал мне записку и крест? - тихо спросил герцог, глядя прямо в глаза сыну.
   - Я был зол на тебя, - также тихо ответил Андрей.
   - Почему ты решил отдать записку именно сегодня?
   - Я подслушал твой разговор с Лусией! - Андрей неожиданно улыбнулся. - Знаешь, отец, она права, я умный мальчик. Конечно же, я слышал все то, что говорили про тебя в замке. Но мама любит тебя. И я тебя люблю. Значит, ты не так безнадежен. Поехали домой! Она уже скучает по нам!
   Герцогиня де Монсада несколько раз сморгнула, изумленная прямотой шестилетнего мальчика, в то время как герцог откровенно рассмеялся.
   - Ты меня убедил, Анри! - сказал он, с удовольствием разглядывая чистое лицо сына, обещавшего стать необычайно привлекательным молодым человеком. - Мы возвращаемся!
   - Что она написала? - негромко спросила герцогиня Монсада, вздыхая.
   - Кто?
   - Твоя жена.
   - Это была записка от моей матери. Эвелина нашла ее в ларце с драгоценностями матери и передала с Андреем.
   - Записка от Алиции Острожской? - изумленно переспросила герцогиня. - Голос с того света? Что она хотела от тебя?
   - Ничего. Она просила меня кое-что сделать.
   Герцог поставил Андрея на пол.
   - Беги, малыш. Ты, кажется, хотел совершить верховую прогулку?
   - Поехали вместе! - с загоревшимися глазами предложил Андрей. - Я тебя точно обгоню! А то они не разрешают мне быстро ездить. Сразу начинают кричать: "Ты убьешься, ты убьешься!", хуже, чем мама!
   - Хорошо, с улыбкой согласился герцог. - Только дай мне полчаса. Иди, выбери коней и прикажи седлать их.
   Андрей пулей вылетел в коридор, подпрыгивая от возбуждения и предвкушения прогулки.
   - Что она хотела от тебя? - повторила свой вопрос герцогиня после того, как Андрей исчез из виду.
   Ее лицо было серьезным, темные глаза поблескивали от едва сдерживаемого гнева.
   - Почему она не оставит тебя в покое?! Я думала, что твоя жена, эта польская девочка, наполовину итальянка, окажется умнее и просто выбросит эту записку! Но она больше полячка, чем итальянка! Я зря позволила Алиции настоять на этом браке, мне нужно было женить тебя в Италии или во Франции!
   Герцог в удивлении смотрел на раскрасневшееся лицо Лусия.
   - Что-то вы слишком разгорячились, тетушка. В чем дело?
   - В чем дело?! - взвилась донна Лусия. - Она наверняка просит тебя найти бумаги! Бумаги о твоем законом рождении, которые существовали только в ее воображении! Сколько людей уже заплатили своей жизнью за эту несуществующую тайну! Теперь она хочет, чтобы ты тоже ввязался в драку!
   - Вы ошибаетесь, тетушка.
   - Но ты возвращаешься в Литву! Зачем? Что тебе на месте не сидится? Нас так хорошо приняли при дворе!
   - Я возвращаюсь в Литву потому, что, как образно выражаются итальянцы, я оставил там свое сердце. Я думал, что вы поняли это, тетушка.
   - Вздор! - в раздражении воскликнула герцогиня. - У мужчин нет сердца!
   - Что же у них есть, тетушка? - забавляясь ее горячностью, поддразнил ее герцог.
   - То, что у них в штанах! - всердцах высказалась Лусия де Монсада. - Это заменяет им и сердце, и разум. И ты не исключение, Луис!
   - Вы правы, тетушка, и вы знаете это. Отчего вы так расстроились?
   Герцог внимательно смотрел на герцогиню де Монсада, слишком раздраженную тем, что только что произошло на ее глазах, чтобы заметить, как пристально он за ней наблюдает.
   - Луис, ты должен пообещать мне, что не будешь искать эти чертовы бумаги!- категорично потребовала она, наконец. - Поклянись мне!
   - Тетушка, мне уже не семь лет, чтобы давать подобные клятвы. Я буду делать то, что считаю нужным.
   - Луис, это опасно!
   - Успокойтесь, Лусия. Что может быть опасным в этих, по вашему мнению, несуществующих бумагах? Они были важны только для меня и Алиции.
   - Чем это они важны для тебя? - фыркнула герцогиня.
   - Когда я найду их, я буду знать наверняка, кто мой отец и был ли я незаконным ребенком. Это много значит для меня лично. Я не собираюсь ничего и никому доказывать. Я хочу быть уверен в этом ради себя самого. Слишком много тайн и смертей окружало меня я того момента, как я себя помню!
   Герцогиня де Монлери взволнованно ходила по террасе.
   - Ты сын короля Людовика Анжуйского и ты знаешь это. Все, кто встречался с Людовиком, могут подтвердить это, лишь взглянув на тебя, так ты похож на своего отца. Что еще тебе нужно?!
   - Лусия, ты не понимаешь, или просто делаешь вид, что не понимаешь? - герцог смотрел ей прямо в глаза. - Алиция умерла за эти бумаги. Значит, в них было нечто стоящее, ты не думаешь об этом?!
   - Алиция играла в опасные игры! Она хотела сделать тебя королем!
   - Почему?! Согласись, Лусия, мать не была слабоумной! Значит, у нее было нечто, что позволяло ей делать подобные заявления, а тем, кто ее убил, верить в то, что она не блефует!
   - Тем не менее, она блефовала!
   - Откуда ты знаешь, Лусия?!
   Герцогиня де Монсада перевела дух, взглянула в серьезное лицо герцога и неожиданно для него, совершенно мирным тоном, который, тем не менее, не мог обмануть герцога, сказала слова, не оставляя сомнений в том, что она сделает именно то, о чем предупреждала:
   - Тогда я поеду с тобой и Андреасом. Заодно познакомлюсь с твоей женой.
   - Вы сделаете что? - подняв бровь, недоверчиво переспросил герцог. - Это шутка, тетушка?
   - Нет, Луис! Шутки кончились. Мы едем в Литву! Уверена, что твой дедушка будет очень рад меня видеть! Он ведь всегда терпеть меня не мог.
   - Лусия! - только и смог произнести изумленный герцог. - Что ты собираешься делать в Литве?! Ты даже не говоришь ни на одном из принятых там языков!
   - Ну и что с того! - пожала плечами Лусия де Монсада. - Я вполне прилично владею немецким, который является вторым языком при польском дворе. Кроме того, твой дед и твоя жена говорят по-немецки, а Эвелина еще и по-итальянски. Не беспокойся, Луис, я буду чувствовать себя с ней, как дома! Может быть, я даже уговорю ее приехать и погостить у меня в Венеции. Учитывая тот факт, что ты и Андрей просто жить не можете без нее, я получу вас в добавлении к ней как бонус! Шучу-шучу, Луис! Я буду паинькой, обещаю.
   Герцог некоторое время молчал, словно обдумывая ее слова, потом прошел через всю веранду и снова уселся в удобное плетеное кресло возле низкого стола, на котором стоял запотевший графин и бокалы с лимонадом.
   - Почему ты молчишь, Луис? - обеспокоенно спросила Лусия.
   - Лусия, боюсь, что Эвелина вовсе не пушистый котенок, как ты себе вообразила, - отпив из своего бокала, несколько сдержанно сказал, наконец, герцог. - Она очень красивая и очень жесткая молодая женщина. Она выжила в рыцарском замке, оказавшись там пленницей в 14 лет; она нашла способ управлять моим дедом, который, как ты знаешь, вообще неуправляем. Польский король ест у нее из рук, Витовт восхищается ее мужеством при Грюнвальде; молодые мазовецкие князья ее большие поклонники, и сама Александра Мазовецкая предпочитает видеть ее на стороне своих друзей, а не врагов.
   - Это предупреждение, Луис? Ты за меня боишься, что ли? - с веселым изумлением спросила герцогиня де Монсада.
   - Вы не поверите, тетушка, но это так. Алиция покажется вам сентиментальной барышней по сравнению с Эвелиной.
   - И ты говоришь, что ты влюблен в эту женщину?! - озадаченная его серьезность, спросила герцогиня.
   - Влюблен? - переспросил герцог, некоторое время помолчал, а потом с непонятной для герцогини усмешкой добавил: - Вы романтик, тетушка! Я не влюблен в нее, она владеет мною, она играет со мной, она управляет мной, она значит для меня больше, чем жизнь и смерть, больше, чем что-либо в моей жизни!
   - Больше, чем твой сын? - тихо спросила герцогиня де Монсада.
   - Мой сын - это часть ее, я вижу ее в каждой улыбке, которую он дарит мне; слышу ее в каждом слове, произнесенном им для меня.
   - Она околдовала тебя! - с неким суеверным ужасом прошептала герцогиня.
   - К несчастью, нет. Если бы она околдовала меня, моя литовская кузина Эльжбета Радзивилл бы уже давно предложила мне отворотное зелье. Кстати, тетушка, если вы серьезно намерены поехать с нами в Литву, я познакомлю вас с настоящей ведьмой. Моя маленькая литовская кузина превратилась в очень сильную и опасную колдунью.
   - Малышка Элинор? - поразилась Лусия де Монсада, широко открывая глаза. - Какой кошмар!
   - Конечно, ей далеко до наших итальянских отравителей, - посмеиваясь, добавил герцог, - но свое дело она знает!
   - Это, кстати, не она ли напоила тебя чем-то отчего ты потерял память? - внезапно заинтересовалась герцогиня.
   Герцог усмехнулся.
   - Нет, это была не она, а ее мамочка. Ваша с Алицией подруга, между прочим, княгиня Радзивилл.
   - Она всегда была дилетанткой, - согласилась Лусия де Монсада. - Самой никчемной из нас. Даже странно, что именно ее дочь получила колдовские способности. Наверное, в компенсацию за полную беспомощность матери.
   - Вы что же, тетушка, подколдовывали в молодости? - поддразнил ее герцог.
   - Только когда я попала в Литву! - не осталась в долгу герцогиня. - Там, по-моему, колдуют все, кому не лень. Вечером на улицу выйти страшно, что ни оборотень - все та же вредная соседская морда!
   Андрей был несколько озадачен, когда, вернувшись на террасу для того, чтобы доложить отцу, что лошади готовы и они могут отправляться на прогулку, застал его и герцогиню де Монсада хохочущих во все горло, наперебой вспоминая страшилки про упырей и русалок.
  
  
   Глава 2.

Вязьма, Великое княжество Литовское, 1417 г.

   Герцог Монлери вернулся в Литву осенью 1417 года. Даже не заезжая в Остроленку, он и Андрей прямиком направились в Вязьму, где располагалась основная резиденция старого князя Острожского. Все дорогу герцог так торопился и нещадно гнал коней, что его люди буквально валились с ног от усталости. Как только большой отряд, сопровождавший герцога, въехал на широкий двор господского дома в Вязьме, герцог спешился, подхватил на руки почти выпавшего из седла Андрея, и отдав краткое приказание дону Д'Альмецио размещать людей, быстро вошел в особняк.
   Было около четырех часов вечера, и ранние сумерки дождливого осеннего дня уже спустились на землю. В доме только начали зажигать свечи, и хотя в холле уже было светло, жилые части дома были еще погружены во мрак. Не обращая внимания на отчего-то засуетившихся слуг, герцог прошел в личные покои деда и увидел того сидящим в кресле за большим письменным столом, рядом с которым застыл в угодливой позе еврей-управляющий.
   - Львенок! - вскричал в удивлении старый князь. - Откуда ты взялся? Я уже не чаял увидеть тебя до зимы!
   - Боже мой! - глаза старика устремились к уснувшему на руках у отца Андрею. - Что ты сделал с ребенком? Он же полумертвый от усталости!
   - Я тоже.
   Герцог бережно уложил сына на широкий низкий диван у стены. Старый князь несколько раз хлопнул в ладоши и проворные бесшумные слуги подскочили к мальчику и унесли его в отведенную ему комнату.
   Герцог устало опустился в кресло у камина.
   - Продолжайте работать, дедушка, - сказал он. - Я подожду.
   - Ты тоже нуждаешься в отдыхе! - категорично заявил старик. - Ты с ума сошел, мой драгоценный внук! Разве можно было так спешить?! Посмотри на себя, на тебе же лица нет! И какая только муха тебя укусила!
   - Муха по имени Эвелина, - невесело усмехнулся герцог, протягивая к огню ноги. - Моя жена все еще живет у тебя, или она уже сбежала в Польшу, ко двору короля Ягайло?
   - Мне не нравится твой тон, - старый князь Острожский сделал знак управляющему удалиться. - В том, что Эвелина решила остаться со мной только твоя вина, не ее, и не моя, и уж совсем не Ягайло!
   - Ну хорошо, - герцог устало вздохнул. - Эвелина все еще у тебя?
   - Да. Но она по-прежнему отказывается тебя видеть.
   - Почему? Разве я недостаточно заплатил за свою ошибку?! Я не видел ее почти год! Я вернулся в Литву, как она и хотела, и привез ей назад сына. Что еще я должен сделать, чтобы она простила меня? Умереть?!
   Старый князь Острожский с жалостью смотрел в осунувшееся лицо герцога, на котором лежала печать усталости многодневного пути.
   Стоя за дверью кабинета с другой стороны, Эвелина могла слышать каждое слово, произнесенное герцогом. Даже сам звук его голоса, чуть хрипловатого, усталого и приглушенного, вызвал тревожное волнение в ее душе. Она не видела его почти год, она запретила себе думать о нем, она почти убедила себя в том, что он останется в Италии и никогда больше не вернется в Литву. Она научила себя не чувствовать ничего, кроме холодного безразличия, когда временами, вопреки своей воле, она внезапно начинала вспоминать прежнего, дерзкого и влюбленного в нее посланника польского короля в замке Мальборк. Не в силах не думать о нем, она постаралась забыть все, что произошло между ними после его "воскрешения из мертвых" и, по возможности, ограничить свои воспоминания событиями шестилетней давности. Наяву ей почти удавалось это, но время от времени она просыпалась посреди ночи, вся в слезах и в поту, все от того же кошмара, который продолжал преследовать ее с неослабевающим постоянством; в этом кошмаре она вновь и вновь видела картину, которая открылась ей год назад в комнате для прислуги - обнаженная и откровенная в своей страсти итальянская любовница ее кузена, занимающаяся любовью с ее мужем; его нагое тело, такое знакомое, такое совершенное, познающее другую женщину и получающее удовольствие от сношения с ней. Это было невыносимо! Даже рождение его второго ребенка не могло вытравить этой картины из ее мозга.
   Сейчас, стоя под дверью кабинета старого князя и вновь, не во снах а наяву слыша голос Острожского, она почувствовала, как внезапно разбилась, разлетевшись на осколки, та тонкая корка холодного льда, которая защитным слоем покрывала ее душу, и горячая живая боль от его предательства мощным и сильным потоком гнева хлынула ей в душу. В панике, она повернулась и бесшумно скользнула по коридору в направлении своих покоев.
   Следующую неделю она просидела, запершись в своих покоях, не разрешая входить туда никому. С ней была только горничная, и они вдвоем ухаживали за двухмесячным Даниэлем, который, к счастью был очень спокойным ребенком и большинство времени просто тихо спал в своей колыбели. Эвелина слышала за дверями голос герцога, он просил, умолял выслушать его, поговорить с ним, но она, забившись в угол кровати, закрыв руками уши, не отзывалась. Когда однажды, потеряв терпение, он начал колотить в дверь, она в ужасе заметалась по комнате, ища убежища, но судя по всему, старый князь не разрешил герцогу ломать дверь, так, как он сделал в свое время в Остроленке, и через некоторое время, отчаявшись получить ответ, герцог угомонился.
   Утром пятого дня Эвелина услышала за дверью негромкий голос старого князя Острожского.
   - Эвелина, дитя мое, откройте.
   Эвелина с опаской подошла к дверям.
   - Он уехал? - спросила она, помедлив.
   - Да, - в голосе старого князя прозвучал упрек. - Он уехал. Сегодня утром.
   - А Андрей?
   - Андрей остался здесь, в Вязьме. Но ненадолго, через месяц он будет принят к королевскому двору в Кракове.
   Схватившись за ключ, Эвелина поспешно отперла дверь. Войдя в ее комнату, старый князь тут же огляделся по сторонам, пока его взгляд не упал на стоявшую в дальнем углу спальни, рядом с кроватью Эвелины, колыбель.
   - Все ли в порядке с малышом? - поспешно спросил он.
   Литовский магнат быстро прошел через комнату и наклонился над колыбелью внука, который родился на его глазах и которого он обожал. Маленький мальчик с золотисто-каштановыми, как у герцога, волосами тихо спал, причмокивая пухлыми красными губками во сне.
   В комнате царил образцовый порядок, все было так, словно и не было этой пятидневной осады, во время которой прислуга тайком даже от самого князя пробиралась в покои Эвелины, чтобы принести ей еды. Сама Эвелина казалась бледной и измученной, под глазами у нее залегли темные круги, но выражение ее лица оставалось отстраненным и упрямым.
   - Эвелина, это безумие! - тихо сказал старый князь, обнимая ее за плечи и привлекая к себе. - Вам надо помириться. Он вернулся, чтобы жить в Литве. Он любит тебя. Ты не сможешь долго скрывать от него рождение сына.
   Он вздохнул, вспомнив, в каком бешенстве покинул поместье сегодня утром его внук, вновь принявший родовое имя молодого князя Острожского и отправившийся ко двору великого князя Витовта в Вильну. Уезжая, герцог посмотрел в грустное лицо деда и отрывисто сказал:
   - Дайте знать вашей протеже, дедушка, что через месяц я вернусь за Андреем. Если она снова вздумает от меня прятаться, я разберу ваш особняк по бревнышку, но на этот раз она от меня не уйдет! Если захочет сбежать - пусть бежит к польскому двору, Ягайло, слава богу, уже успокоился и женился. Аннулировать наш брак никто не сможет, да и не посмеет. Так что пусть готовится жить со мной и рожать мне сыновей. Она хотела, чтобы я остался в Литве - я вернулся! Она хотела, чтобы я снова стал князем Острожским - я сделал это для нее! Теперь ее время платить по счетам. По-хорошему или по-плохому, она вернется в мою жизнь и мою постель. Какой путь она выберет - ей решать! Скажите ей, что я не отступлюсь. Так же, как и в Мальборке десять лет назад, я могу повторить слово в слово то, что я сказал ей тогда, в первые дни нашего знакомства - она принадлежит мне, она моя, я не отдам ее никому!
   - Если тебя так разбирает, тогда научись держать свой хрен в штанах! - всердцах закричал тогда старый князь Острожский, беспомощно глядя в усталое, раздраженное лицо внука.
   Теперь он с усмешкой вспомнил, как, сверкнув глазами, тот внезапно сухо рассмеялся и с многозначительной угрозой в голосе сказал:
   - Я сделал ошибку, когда предположил, что ее устроит типичный брак среди аристократии нашего круга, брак без любви и верности. Я так любил ее, что был готов согласиться на это! Но, судя по всему, правила игры внезапно изменились. Если теперь она претендует на то, чтобы владеть мной полностью и без остатка, то, клянусь Богом, она это получит! Без всяких сомнений! Вместе со всеми вытекающими отсюда последствиями и обязательствами. Тогда ей будет не на кого пенять, только на саму себя!
   Голос Эвелины отвлек литовского магната от воспоминаний. Большие светлые глаза молодой женщины с ожиданием смотрели в его лицо. Старый князь Острожский, весьма чувствительный к женской красоте, снова не мог удержаться от восхищенной мысли о том, как необыкновенно красива эта молодая женщина. "Боже мой, я становлюсь подобен Ягайло!" - тут же с усмешкой подумал он.
   - Он... вернется? - с запинкой спросила Эвелина.
   - Да, дитя мое, - старый князь улыбнулся. - Несмотря ни на что, он очень сожалеет о том, что сделал тогда, почти год тому назад.
   - Он сожалеет! - повторила за ним, как эхо, Эвелина, и всердцах топнула ногой. - Всего лишь! Если бы он застал меня, занимающейся любовью с паном Тенчинским, он бы меня убил!
   Старый князь ласково опустил руку на плечо Эвелины.
   - Он никогда не причинит тебе никакого вреда, девочка моя. Он тебя любит. Безумно, отчаянно, безответно. Прости его, останься с ним, и он умрет за тебя.
   Эвелина передернула плечами.
   - Мне не нужно, чтобы он за меня умирал! Я хочу, чтобы он жил. Единственное, что я требую от него, это верности. Я прощу его, но при условии, что он больше никогда не посмеет коснуться ни одной женщины, кроме меня. До тех пор, пока я жива! Если его это не устраивает, я буду настаивать на раздельном проживании!
   Старый князь Острожский возликовал в душе. В голосе и тоне Эвелины больше не было отстраненности и холодного безразличия, в нем сквозил гнев, боль, досада и еще нечто такое, что давало ему надежду надеяться, что она сумела справиться и пережить свою боль и теперь все будет хорошо. Однако, из суеверия боясь спугнуть подобную удачу, он поспешил придать своему лицу нейтральное выражение и постараться, чтобы его голос и его слова звучали так, как обычно.
   - Любовь! Верность! Брак простолюдинов, - с тонкой насмешкой сказал он. - Аристократия всегда была выше этого.
   - Я никогда не годилась для брака с аристократом! - резче чем намеревалась, тут же отозвалась Эвелина. - После того, как много лет тому назад, еще девчонкой, комтур Валленрод украл меня из дома и навсегда погубил мою репутацию , я должна была умереть или закончить жизнь в монастыре!
   - Что ты говоришь, деточка! - живо перебил ее князь Федор. - Ты никогда не окажешься в монастыре! Ты и твоя красота уже привлекли внимание слишком многих влиятельных мужчин. Постарайся договориться с Львенком, он самый подходящий муж для тебя - он тебя любит и позволит тебе делать все, что заблагорассудиться... если ты убедишь его в том, что счастлива иметь его мужем! Такой красивой и умной женщине, как ты, это ничего не будет стоить. Он уже и так почти ручной - только веревку на шею накинь, и он пойдет за тобой по доброй воле, как теленок!
   Эвелина и князь посмотрели друг на друга, старый князь Острожский вдруг хитро прищурил глаз и подмигнул ей. Эвелина не выдержала и рассмеялась.
   - Вы страшный человек, князь Федор!
   - Какой есть! - шутливо развел руками литовский князь. - Может быть послать за Львенком и вернуть его? - проказливо, словно мальчишка, предложил он в следующий момент. - А то уж больно он убивался из-за твоего отказа даже поговорить с ним, прекрасная княгиня. Сказал, что вернется через месяц и если ты снова откажешься его видеть, то он разберет мой дом по бревнышку!
   - Пусть еще немного поубивается, - с такой же выразительной улыбкой мстительно сказала Эвелина. - Ему это полезно! В следующий раз хорошо подумает, прежде чем пойти налево!
  
  
   Вопреки ожиданиям старого князя и Эвелины, герцог не вернулся в Вязьму месяц спустя. Вместо этого он прислал своих людей, которые должны были забрать Андрея и сопровождать его к польскому двору. Герцог также передал с посыльными два письма, одно для деда, другое для Эвелины. С замиранием сердца открыв свое письмо, Эвелина увидела всего лишь строчку, написанную четким энергичным почерком былого князя Острожского: "Я хочу, чтобы вы присоединились ко мне в Вильне". Письмо к деду было большим и пространным. Зная пристрастие старого литовского магната к политическим событиям, герцог подробно описывал ему ход переговоров с рыцарями Тевтонского Ордена, активным участником которых он являлся в настоящий момент. В конце письма была ироничная приписка, прочитав которую, старый князь Острожский засмеялся от удовольствия, как мальчишка.
   - Я знал, что Львенок никогда не подведет меня! - пояснил он недоумевающей Эвелине. - За его вклад в переговоры с Орденом, Витовт возвращает князьям Острожским земли, которые были отняты у меня во время мятежа принцев! Это замечательная новость, мое прекрасное дитя! А что у вас?
   Эвелина протянула ему короткую записку:
   - Мне приказано присоединиться к нему в Вильне. Я там уже сто лет не была!
   - Ты поедешь, Эвелина? - осторожно спросил старый князь, вглядываясь в выражение, появившееся на лице Эвелины.
   Молодая женщина вздохнула и пожала плечами.
   - Почему бы и нет, поеду. Только провожу Андрея в Краков, раз его отец так занят. Кроме того, через несколько недель состоится коронация пани Грановской, с которой мы подружились, когда я была при дворе несколько месяцев назад. Я не хотела бы пропустить тот торжественный момент, когда Ягайло провозгласит ее своей королевой! Он искренне привязался к ней и, пожалуй, даже полюбил ее! Может быть, мы успеем прибыть к польскому двору до коронации? Заодно повидаюсь с Эльжбетой Радзивилл и Карлом. А уж потом отправлюсь в Вильну к князю.
   Андрей в радостном изумлении смотрел на мать.
   - Ты поедешь со мной в Краков?
   - Да, Андрей. Остановимся в доме на Подворье, где мы всегда жили, пока твой отец не решил воскреснуть из мертвых.
   - В доме воеводы Ставского? - неожиданно раздался мелодичный голос герцогини де Монсада, произнесшей эту фразу по-немецки.
   Эвелина обернулась и с удивлением посмотрела на темноволосую, белокожую, чем-то на минуту напомнившую ей Эльжбету, представительную даму среднего возраста, прибывшую, видимо, вместе с людьми герцога, которые привезли письма и должны были отправиться сопровождать Андрея в Краков.
   Герцогиня де Монсада, в свою очередь, устремила пристальный взгляд на молодую женщину, о которой она столько слышала и влиянию которой на герцога она втайне завидовала. В следующий момент глаза ее широко раскрылись от изумления. Эвелина Острожская действительно была похожа на девушку с портрета Контарини, свою бабку, но в отличие от той, ее красота была более мягкой и женственной, но одновременно более хрустально совершенной. Герцогиня де Монсада даже затаила дыхание, когда Эвелина взглянула ей в лицо своими синими, чуть светлее, чем у Андрея, глазами, чистыми и холодными, как речная вода. "Бедняга Луис, - тут же с циничной усмешкой успела подумать она, -да уж, с Алицией ее действительно трудно сравнить, эта девушка просто редкостная красавица! И, судя по всему, также редкостная стерва!" В ее взгляде, как и в ее красоте, сквозила хрустальная беспощадность клинка.
   - Мама, это Лусия, герцогиня де Монсада, - сказал Андрей, переводя взгляд с матери на герцогиню.
   - Несравненная Лусия! - насмешливо протянул старый князь Острожский, тоже глядя на герцогиню. - Какими судьбами? Я по тебе скучал, маленькая интриганка!
   - Вы не меняетесь, сеньор! - со вздохом сказала герцогиня.
   - С чего бы это мне меняться? - согласился литовский магнат. - В моем возрасте меняться не только трудно, но и вредно. С какими намерениями пожаловали, дорогая герцогиня? Взглянуть на Эвелину, надо полагать? Посмотреть на женщину, ради которой мой внук удрал из Испании и Италии сразу же после того, как обеспечил тебе наследство?
   Герцогиня покачала головой.
   - Вы неисправимы, князь! Почему бы вас не начать думать о людях больше хорошего, чем плохого?
   - Хорошая идея, дорогая герцогиня, но она не относится к вам. О вас лучше думать плохое, чем хорошее! Так, по крайней мере, не будешь обманут и разочарован впоследствии! Итак, какова же ваша программа на этот раз? Постараться втереться в доверие к Эвелине, как некогда к Алиции, а затем уговорить ее поселиться в Италии? А если не получится, отравить или подставить ее, как Алицию, а самой увезти Луи или Андрея в Венецию? Кто вас больше интересует на этот раз? Отец или сын?
   Герцогиня де Монсада натянуто улыбнулась, растерянная градом язвительных вопросов, которыми забросал ее внезапно пришедший в дурное расположение духа старый князь. Удивленная Эвелина и раскрывший рот от неожиданности Андрей, никогда не видевшие подобного поведения от всегда ласкового и мягкого по натуре в обращении с людьми деда, в немом изумлении наблюдали за этой сценой, не в силах вымолвить ни слова.
   - И вообще, я вас не приглашал, сударыня! - не на шутку разошелся старый князь. - Езжайте и живите с Острожским в Вильне, или в Остроленке, если он вас туда пустит, но не у меня в доме! Все, разговор закончен!
   С неожиданной для него силой и энергией, литовский магнат схватил за руки Эвелину и Андрея и почти силой потащил их в дом. Обернувшись через плечо, чтобы еще раз посмотреть на герцогиню, Эвелина увидела искаженное гневом лицо женщины и невидящий, полный ненависти взгляд, который она устремила в спину старого князя.
  

Вильна, Великое княжество Литовское, 1417 г.

  
   Неделю спустя, в Вильне, герцогиня вскользь, открыто не жалуясь, упомянула о состоявшемся в Вязьме разговоре со старым князем только что вернувшемуся из Мальборка герцогу, официально принявшему имя князя Острожского и занявшему официальный пост посла великого князя Витовта в Мальборке, все еще остававшейся столицей Тевтонского Ордена крестоносцев.
   - Какого черта вы вообще отправились в Вязьму, тетушка? - в голосе князя Острожского слышалось подлинное недоумение. - Вы что же, забыли, как не любит вас мой литовский дед?
   - Я только хотела увидеть Эвелину! - сказала герцогиня, обороняясь.
   - Вы увидите Эвелину через месяц или два, если она решит последовать моему приглашению и приедет ко мне в Вильну. Зачем вам лишние неприятности?
   - А если она не приедет?
   - Тогда я поеду и заберу ее сам.
   - А если он тебя не пустит?
   - Лусия, - Острожский невесело рассмеялся. - Он меня пустит, не сомневайся. Как только я немного освобожусь от дел, связанных с переговорами в Мальборке, я поеду в Вязьму за Эвелиной. Если, конечно, она не появится в Вильне раньше.
   - Я слышала, как она сказала князю, что собирается сопроводить Анри в Польшу, ко двору Ягайло, и лишь затем отправиться в Вильну! - вспомнила герцогиня.
   Глаза Острожского блеснули нескрываемым торжеством.
   - Она приедет! - только и сказал он.
   Герцогиня заморгала глазами, удивленная его реакцией, в то время как она рассчитывала на абсолютно противоположную.
   - Луис, она поедет в Польшу, к королевскому двору! Ты сам сказал, что король Ягайло весьма к ней неравнодушен!
   - Вздор! - Острожский расслабленно откинулся на спинку стула, отложив обеденный прибор на стол. - Ягайло уже снова женился. Правда, большая половина его двора не одобряет выбора королевы. В том числе и дражайший пан Олесницкий.
   - Какая разница! - закричала герцогиня. - Она все равно может просить короля о разводе!
   С непонятным ей выражением в темных глазах, Острожский пристально взглянул на герцогиню.
   - Вам-то какая печаль, Лусия? Что это вы так разгорячились?
   - Вот теперь ты очень похож на своего деда! - огрызнулась донна Лусия. - Мне просто очень понравилась твоя жена, она такая красавица! Будет жаль, если она уплывет прямо у тебя из рук!
   - Лусия, я хочу предупредить вас.
   Острожский выпрямился на стуле, его лицо снова стало серьезным, а в глазах зажглись искры, обычно не предвещающие ничего хорошего собеседнику, даже несмотря на то, что он оставался совершенно спокоен и невозмутим.
   - Если Эвелина захочет со мной развестись, она разведется. Я не собираюсь ее принуждать, хотя без конца повторяю это вслух для нее и для деда. В этом случае, чтобы вы сильно не обольщались, я обещаю вам, Лусия, что никогда больше не женюсь. Если вы попытаетесь вмешаться в мои отношения с Эвелиной, все равно из добрых или не из добрых намерений, я отправлю вас назад в Испанию без каких-либо объяснений или оправданий с вашей стороны. Вы поняли меня, тетушка?
   Герцогиня кивнула, понимая, что в данном случае ей следует с ним согласиться. Однако она не смогла удержаться, и несколько обиженно сказала:
   - Конечно же, ты прав, Луис. Это твое дело. Прости меня. Но мне так понравилась Эвелина! А он не дал мне даже словом перемолвиться с ней! Теперь он наговорит ей обо мне всяких ужасов, и она вообще не захочет со мной разговаривать!
   - Тетушка, вы меня пугаете, - Острожский насмешливо улыбнулся. - С каких это пор вы стали расстраиваться из-за того, что другая женщина не захочет говорить с вами?
   - Это не просто другая женщина! - топнула ногой герцогиня. - Это прекрасная Эвелина Монлери, моя невестка!
   - Вы говорите сейчас прямо как польский король, - поддел ее Острожский. - С одной лишь разницей, что он называет ее Эвелиной Острожской. Вы, часом, не влюбились в мою жену, тетушка? Вот уж никогда не замечал за вами подобных наклонностей!
   Герцогиня сначала побледнела, потом покраснела, хотела было что-то сказать, но видно было, что в последний момент удержалась и, в притворной обиде поджав губы, наконец, вымолвила совершенно нейтральное:
   - Перестань смеяться надо мной, Луис!
   - Тогда перестаньте нести чушь, Лусия! Оставьте нас с Эвелиной в покое. Дайте нам самим разобраться с нашими взаимоотношениями.
   - Но ты совсем ничего не делаешь для этого! - вскричала герцогиня. - Вот уже несколько месяцев, как ты вернулся в Литву, а ты ее еще даже не видел!
   - Лусия, я в последний раз прошу вас остановиться!
   Острожский гибко поднялся из-за стола. Герцогиня тут же вскочила со своего места и подбежала к нему.
   - Луис! Прости меня! Я просто забочусь о тебе!
   Острожский вздохнул, и, предотвращая поток ее извинений, перемешанных с упреками и просьбами о понимании ее положения, произнес, завершая разговор:
   - Завтра утром я снова уезжаю в Мальборк. Постарайтесь вести себя прилично, тетушка.

Вязьма, Великое княжество Литовское, 1417 г.

  
   Несколькими днями ранее, Эвелина и старый князь Острожский также говорили о герцогине де Монсада.
   - Стоило ли вам так горячиться, князь? - голос Эвелины был спокоен и мелодичен, как если бы они обсуждали погоду на завтра.
   - Это страшная женщина, дитя мое! - живо отозвался князь Федор. - Держись от нее подальше, умоляю тебя! Она всегда действовала на мою бедную Алицию как удав на кролика, а Алиция была достаточно сильной и рассудительной молодой женщиной!
   - Все будет хорошо, дедушка! - Эвелина улыбнулась и положила свою ладонь на морщинистую, но крепкую руку старого князя.
   - Я буду беспокоиться за тебя, детка. Может быть, я поеду с вами? Было бы неплохо снова побывать при польском дворе! Если эта змея появится в Кракове, я всегда смогу защитить тебя и Андрея!
   - Защитить? - удивленно переспросила Эвелина. - Вы думаете, это понадобится? Что она сделала, эта женщина, что вы так опасаетесь ее?
   - Она!
   Старик мстительно сузил глаза.
   - Она утащила Алицию и Львенка в Италию, когда для этого уже не было никаких оснований, когда все уже успокоилось, и они оба были в безопасности в Литве! Она продержала их там почти четыре года, пока Алиция не взбунтовалась и не увезла сына. Она убедила Алицию, что будет лучше для Львенка, чтобы он считал ее приемной матерью! Затем она посеяла недоверие между Алицией и Львенком, и впоследствии поссорила их. Я всегда благословлял маленького, безвинно погибшего Зигмунта Корибута, ибо только память о нем вернула Львенка в Литву. Потом появилась ты, словно дар Божий, и я поверил, что он останется с нами, а не уйдет с ней. Но эта дрянь не хочет успокоиться! Она подговорила княгиню Радзивилл подлить ему какого-то зелья, после того, как та вытащила его из свалки при Грюнвальде. Это зелье было настолько сильным, что Львенок потерял память на шесть лет, шесть лет! Она воспользовалась этим, чтобы убедить его, что он герцог Монлери, и оставить его в Италии.
   Старый князь сделал паузу, чтобы перевести дыхание, а затем уже более спокойно продолжал:
   - Теперь на ее дороге стоишь ты. Она сделает все, чтобы перетянуть тебя на свою сторону и увезти вас из "дикой" Литвы в свою прекрасную Италию или Испанию, а если ты воспротивишься этому, она просто избавится от тебя, так, как она сделала с Алицией!
   - Вы уверены в том, что говорите, дедушка? - спросила Эвелина, потрясенная его словами.
   - Абсолютно! Я уверен, что это именно Лусия уверила Сигизмунда Венгерского, что Алиция хранит бумаги о происхождении Львенка, и она намеревается отдать ему их, когда он подрастет. Сигизмунд подослал в Остроленку убийц, и в конце концов, они настигли ее!
   - Дедушка! - Эвелина набрала побольше воздуха в легкие, чтобы придать себе решимости и рассказать ему о последнем письме Алиции Острожской, адресованном ей лично. - Год тому назад я нашла в своем ларце с драгоценностями, перешедшем ко мне после свадьбы, письмо вашей дочери, которое она просила передать Луи.
   Старый князь Острожский остро взглянул на взволнованную молодую женщину.
   - Письмо? В шкатулке с драгоценностями? Ты читала его?
   Эвелина чуть приметно улыбнулась.
   - Конечно я прочитала его, а затем отдала Луи, как и просила княгиня Острожская. В этом письме Алиция прямо говорила о том, что она спрятала бумаги, и Луи знает, где именно, поскольку они делали тайник вместе, летом, которое они провели вдвоем в Остроленке. Кажется, она имела в виду то лето, которое было последним в жизни князя Нариманта.
   - Я так и знал!
   Старый князь вскочил на ноги.
   - Я так и знал, что эти бумаги в Остроленке! Они целы и невредимы, Алиция была умной девочкой! Она бы стала достойной королевой! Когда ты отдала Луи письмо, дитя мое?
   - Он получил его, когда был в Испании. Андрей лично передал ему письмо в собственные руки. Лусия де Монсада тоже присутствовала при этом. Андрей говорит, что отец упомянул о содержании письма, но не показал письмо Лусии. Герцогиня была очень расстроена, и, как рассказал Андрей, они какое-то время о чем-то спорили, он не понял, о чем.
   - Так вот почему эта лиса вернулась в Литву! - задумчиво проговорил литовский магнат, внимательно выслушав все, что сказала Эвелина.
   Он помолчал, а потом поднял на Эвелину свои светло-серые, выцветшие от времени глаза и откровенно спросил, настороженно наблюдая за выражением ее лица в то время, пока он говорил:
   - Скажи мне, дитя мое, ты любишь Львенка?
   Эвелина выдержала его взгляд.
   - Да, я люблю его.
   - Нам надо найти эти бумаги, - старый князь как будто немного расслабился. - Я почти уверен, что Алиция спрятала не только бумаги о происхождении Львенка, но и кое-что еще. Мы должны раз и навсегда освободить себя от этой ужасной женщины! До тех пор, пока она не успела натворить еще больше бед!
   - Мы не можем найти эти бумаги без Луи, - подумав, сказала Эвелина.
   - Ты права, детка. Его любовь к тебе - наш единственный шанс. Поезжай с Андреем в Польшу, я уверен, что как только Львенок узнает о твоем пребывании при дворе, он найдет предлог приехать в Краков. Потом, когда переговоры закончатся, нам всем нужно собраться в Остроленке. Вы вдвоем должны найти эти чертовы бумаги! Они как проклятье, тяготеющее над нами! Как эта чертова испанская ведьма, прости Господи мою душу! Может быть, стоит обратиться за помощью к малышке Радзивилл?
   Эвелина покачала головой.
   - Я уже пробовала. Она сказала тогда очередной бред - что над головой Луи сгустились темные тучи и только я одна способна справиться со злыми чарами. Правда, она забыла сказать, как именно я смогу сделать это!
   Князь Федор взволнованно забегал по зале.
   - Злые чары! Я знал, я чувствовал это! Она ведьма, она самая натуральная ведьма, эта Богом проклятая крестоносная подстилка! Бог мой, Эвелина, девочка моя, сделай все, что считаешь нужным, очаруй, заколдуй, обещай ему все, что угодно, но только вырви его из лап этой ведьмы! Он должен снова вернуться к нам! Христом Богом прошу, помоги ему!
   - Не нужно так волноваться, дедушка, - Эвелина была до глубины души тронута, когда увидела полные слез глаза старика и его искаженное от душевной муки лицо. - Я сделаю все, что в моих силах.
  
  
   Глава 3.

Краков, Польша, октябрь 1417 г.

  
   По настоянию Эльжбеты, Эвелина, Андрей и маленький Даниэль Острожский, прибыв в Краков поздней ночью в конце октября 1417 г., остановились на несколько дней в доме Радзивиллов. Эвелину так утомил долгий переезд, что она, несмотря на протесты сопровождавшей ее Аделины и Марженки, взяла с собой на ночь в постель малыша Даниэля, и они вдвоем благополучно проспали почти до полудня следующего дня.
   Во второй половине дня, чувствуя себя виноватой за то, что пропустила завтрак, Эвелина поручила малыша заботам Аделины, быстро привела себя в порядок, и, облачившись с помощью Марженки в кремового цвета дневное платье, сшитое по последней польской моде, спустилась в гостиную. Справедливо рассудив, что Эльжбета вряд ли будет принимать у себя гостей в такое время суток, она не стала закалывать свои длинные светлые волосы, оставив их свободно виться по плечам и спине.
   Эльжбета встретила ее откровенно насмешливым взглядом.
   - Я вижу, воздух Литвы сотворил с тобой чудеса. Прежде ты никогда так сладко не спала!
   - Это все Данька! - с улыбкой сказала Эвелина. - Он так сладко сопел, что я была не в силах устоять.
   Эльжбета рассмеялась, подошла к ней взяла ее за руку и провела вглубь гостиной. Только после этого Эвелина заметила, что они в зале не одни. Одновременно с Эльжбетой, из кресла возле окна поднялась высокая стройная женщина со светлыми волосами, собранными в традиционную польскую прическу. На вид ей казалось не больше тридцати-тридцати пяти, но когда Эвелина внимательней вгляделась в ее лицо, она поняла, что та была старше, и моложавый вид ей придавало задорное выражение светло-карих живых глаз и гладкая, как у девушки, кожа красивого, с четкими чертами лица.
   - Эвелина, я хочу представить тебе давнюю приятельницу моей матери, пани Валевскую.
   Лицо Эльжбеты было серьезно и, пожалуй, как-то даже торжественно вдохновенно.
   Эвелина еще раз взглянула на поднявшуюся из кресла женщину, которая с улыбкой шагнула ей навстречу, в свою очередь, пристально вглядываясь ей в лицо.
   - Прекрасная Гражина! - мягко сказала пани Валевская, называя Эвелину именем, которое использовал, обращаясь к ней князь Витовт после ее участия в сражении при Грюнвальде, - Я очень много слышала о вас в Литве. Кроме того, - она слегка улыбнулась, и на щеках ее заиграли ямочки. - Я помню вас с Эльжбетой девчонками.
   - Правда? - Эвелина вежливо улыбнулась в ответ. - А вот я вас совсем не помню, пани Валевская.
   - Жаль.
   По знаку Эльжбеты слуги принесли им по бокалу холодной воды и проворно сервировали для легкого ланча низкий столик, находившийся ближе к окну.
   Когда пани Валевская брала с подноса бокал с водой, Эвелина непроизвольно отметила, какие у нее длинные аристократические пальцы. На безымянном пальце правой руки блеснуло в полуденном свете кольцо с голубым сапфиром.
   - Я хорошо знала вашу мать и вашего отца, - сказала пани Валевская, делая глоток из своего бокала и не сводя глаз с Эвелины. - Вы очень похожи на свою мать, она была редкостная красавица.
   В эту минуту в гостиную с воплями влетели взъерошенный Зига Радзивилл и Андрей Острожский. Увидев уже сидевших за столиком и мирно беседующих матерей, а также совершенно незнакомую женщину, мальчишки мигом притихли, и на лицах обоих появилось одновременно смущенное и плутовское выражение.
   - Мама, извини, мы не хотели! - проговорил Андрей по-итальянски, как он всегда предпочитал поступать в тех случаях, когда чувствовал необходимым извиниться, но не желал делать это открыто в присутствии остальных.
   Эвелина уже открыла рот, чтобы, по обыкновению, призвать его к порядку и просить не говорить по-итальянски в Польше, чтобы не смущать друзей, как пани Валевская, все с той сердечной улыбкой на устах, взглянув на мальчика, с невинным видом заметила, так же по-итальянски:
   - Вы прощены, молодой человек. Приятно видеть такого воспитанного молодого сеньора.
   Андрей удивился, но не смутился, и тут же, быстро взглянув на мать, с лукавой усмешкой поклонился женщине и сказал уже по-французски:
   - Благодарю вас, мадам. Это заслуга моей матери, вовсе не моя.
   - Вы еще и льстец, молодой человек? - так же по-французски, приподняв бровь, живо отозвалась пани Валевская, откровенно посмеиваясь при виде удивления, отразившегося у него на лице.
   - Не имел чести быть представленным вам, сударыня, - перешел на немецкий Андрей, склоняясь перед пани Валевской в вежливом полупоклоне. - Молодой князь Андрей Острожский, к вашим услугам.
   Пани Валевская отставила на столик свой бокал с водой, поднялась со своего места и с важностью матроны наклонила голову в снисходительном приветствии, подражая принятому при европейских дворах этикету:
   - Это большая честь познакомиться с вами, ваша светлость, - сказала она по-немецки. - Пани Валевская, к вашим услугам.
   Она милостиво протянула Андрею руку для поцелуя, Андрей тут же принял ее, вежливо склонился к ее руке и, разгибаясь, взглянул ей в лицо своими темно-синими смеющимися глазами:
   - Если бы я не знал, что у меня нет бабушек, я бы принял вас за одну из них, милостивая госпожа! - снова по-итальянски сказал он. - Вы так же красивы, как моя мать, и так же любите розыгрыши, как я!
   - Вы забыли упомянуть о своем отце, молодой человек? - подняла бровь пани Валевская.
   - Мой отец - особый случай! - тут же отозвался Андрей по-русски. - Он вне конкуренции!
   Пани Валевская рассмеялась.
   - Вы очень похожи на своего отца в том же возрасте, Андрей, - сказала она, переходя на русский.
   - Вы знали моего отца, когда он был мальчиком? - удивленно спросил Андрей. - Сколько же вам лет, сударыня?
   - Андрей! - одновременно с укором воскликнули Эвелина и Эльжбета.
   - Пустяки, - пани Валевская улыбнулась и вновь повернулась к Андрею. - Я знала вашего отца и вашу мать, Андрей, когда они были детьми, я знала даже их семьи. Когда вы приедете с матерью в Вильну, молодой князь Андрей Острожский, я буду счастлива видеть вас и вашего друга, юного Радзивилла, в моем доме.
   - Благодарю вас, пани Валевская! - весело поблагодарил ее Андрей, а потом, переглянувшись с Зигой Радзивиллом, спросил: - А у вас есть лошади?
   Эвелина не смогла скрыть улыбки.
   - Мой муж разводит в Литве лошадей, - сказала между тем пани Валевская. - Если вы умелый наездник, он представит вас татарским царевичам и вы сможете познакомиться со всеми их трюками из их собственных рук.
   - Татары Витовта! - воскликнул Андрей, радостно сверкнув глазами. - Это было бы чудесно! Берегитесь, мадам, я запомню ваше обещание!
   Пани Валевская ласково коснулась рукой его плеча.
   - Я не собираюсь от него отказываться, молодой человек!
   Она в последний раз кивнула Андрею и вновь присела на свое прежнее место за низким столиком с ланчем, расправила в кресле подол своего платья и взяла в руки бокал с водой.
   - Вы были знакомы и с родителями моего мужа? - осторожно спросила Эвелина, взглянув на нее.
   Пани Валевская утвердительно наклонила голову.
   - Да, Эвелина. Мы были хорошими друзьями с князем Наримантом Новгородским.
   - И с Алицией Острожской?
   Рука пани Валевской дрогнула, но она, тем не менее, все так же жизнерадостно улыбнулась.
   - Конечно. Почему вы спрашиваете, Эвелина?
   - Я долго жила в Остроленке, где, кажется, каждый цветок в ее великолепном розарии помнит эту удивительную женщину, - сказала Эвелина, глядя на пани Валевскую, глаза которой подернулись мечтательной дымкой. - Кроме того, мой муж был очень привязан к своей матери, хотя, кажется, не очень хорошо знал ее.
   - Да, я тоже бывала в Остроленке, когда Алиция еще была жива, - с оттенком грусти сказала пани Валевская. - Как и ваша мать, Эвелина, а также княгиня Радзивилл.
   - Моя мать бывала в Остроленке? - удивленно переспросила Эвелина. - Вы хотите сказать, пани Валевская, что моя мать и Алиция Острожская были знакомы?
   - Ну конечно же! - сказала пани Валевская, переглянувшись с Эльжбетой Радзивилл. - Разве вы не помните, Эвелина, что несколько лет после смерти матери вы прожили в Остроленке, вместе с Эли и Каролем Радзивилл и мальчиками Острожских?
   - Нет, не помню, - растерянно сказала Эвелина. - Впрочем, после пребывания в Мальборке...
   Пани Валевская предостерегающе подняла вверх раскрытую ладонь своей руки, словно умоляя Эвелину остановиться.
   - Не стоит вспоминать замок, деточка, - мягко сказала она. - Все позади. У вас семья, дети, вы счастливы. Вы ведь счастливы, Эвелина?
   - Ну да, в некотором роде, - пробормотала Эвелина, думая о своем.
   - В некотором роде? - удивилась пани Валевская. - Что вы имеете в виду?
   Эвелина вопросительно посмотрела на Эльжбету, словно спрашивая ее совета, стоит ли ей говорить или промолчать. Эльжбета неприметно кивнула, но пани Валевская успела заметить их быстрый обмен взглядами и, отставив бокал на стол, внимательно посмотрела сначала на одну, а потом на другую.
   - Что-то не так, девочки? - озабоченно спросила она.
   - Скажи ей, Эва, - негромко произнесла Эльжбета.
   - В следующем месяце я еду в Вильну, чтобы присоединиться там к мужу, - наконец, тщательно подбирая слова, сказала Эвелина, все еще сомневаясь, стоит ли говорить об этом чрезвычайно деликатном семейном деле с почти незнакомой ей женщиной. - Меня очень беспокоит та женщина, которая приехала с князем Острожским из Испании, герцогиня де Монсада. Мой тесть рассказывал мне много неприятных вещей о ней и о ее дружбе с покойной матерью Луи.
   - Луи? - по губам пани Валевской скользнула улыбка. - Вы называете вашего мужа Луи? Литовского и польского князя? Впрочем, вы правы, дитя мое. Я тоже не слышала ничего хорошего о Лусии де Монсада. Берегитесь ее! Она очень решительная и опасная женщина.
   - Дело в том, что князь Федор открыто называет ее ведьмой, - усмехнувшись, сказала Эвелина. - И моя подруга, Эли Радзивилл, похоже, разделяет ее мнение.
   - Она не ведьма.
   Лицо пани Валевской стало серьезным. Она внезапно встала и взволнованно прошлась по гостиной.
   - Она просто очень несчастная и оттого очень озлобленная женщина, - остановившись возле дверей, ведущих на патио, наконец, сказала пани Валевская, оборачиваясь к Эльжбете и Эвелине. - Но ваш тесть прав, герцогиня де Монсада не совсем подходящая для вас компания.
   - Но что я могу сделать? Она живет в нашем доме в Вильне.
   - Просто держитесь от нее подальше, Эвелина, умоляю вас! - пани Валевская приблизилась к Эвелине, порывисто взяла ее за руку и с тревогой заглянула ей в лицо. Было видно, что она очень взволнована. - Я молю бога о том, чтобы мой муж прибыл в Краков как можно скорее. Тогда мы сможем рассказать вам о том, что знаем сами.... Если нет, мы найдем вас в Вильне. Вы не останетесь с ней один на один! Это я вам обещаю!
   - Что вы имеете в виду? - теперь уже Эвелина с тревогой смотрела в лицо пани Валевской. - Вы говорите загадками, я не понимаю вас! Вы словно хотите сказать мне что-то важное, но как будто опасаетесь меня! Говорите же, подумайте сами, какой вред могу я вам принести? Да я и не собираюсь ничего вам делать! Зачем, с какой стати?
   - Я опасаюсь не вас, - с непонятным выражением в голосе ответила пани Валевская после некоторого колебания.
   - Тогда кого же? - воскликнула Эвелина. - Этой женщины?! Герцогини де Монсада?!
   - Нет, Эвелина, - по губам пани Валевской скользнула грустная улыбка. - Я опасаюсь гнева вашего мужа.
   - Луи?! - с недоверием переспросила Эвелина, вглядываясь в печальное лицо женщины. - Да бог с вами, пани Валевская, Луи никогда не причинит вреда моим друзьям!
   - Да-да, - живо поддержала ее Эльжбета, усмехаясь. - В руках своей прекрасной жены князь Острожский совсем ручной! При условии, что его тетушка не подаст ему на ужин белладонны!
   - Не обращайте внимания, - быстро сказала Эвелина. - Эльжбета шутит!
   - Конечно же, шучу, - мрачно подтвердила литвинка. - Герцогиня де Монсада никогда не делает ничего сама. Она предпочитает вкладывать свои снадобья в руки простодушных и доверчивых дурачков из близких родственников.
   - Эльжбета! - не выдержала Эвелина.
   - Мне пора идти.
   Пани Валевская вновь взяла за руку Эвелину и еще раз внимательно посмотрела ей в лицо, словно ища в нем нечто такое, что ответило бы на ее невысказанные вслух вопросы. Затем она неожиданно слегка улыбнулась, напряжение, появившееся в ее голосе с того времени, как было упомянуто имя Алиции Острожской и герцогини де Монсада, спало так же внезапно, как и появилось.
   - Я была очень счастлива познакомиться с вами, дорогая Эвелина, - сердечно сказала она. - Надеюсь, наше знакомство окажется долгим и приятным для обеих наших семей. Прошу вас о любезности еще раз встретиться со мной и моим мужем, когда он прибудет в Краков.
   - Кто ваш муж, пани Валевская? - не удержалась от вопроса Эвелина, которой, несмотря на всю свою загадочность, по-прежнему нравилась пани Валевская.
   - Один из известных литовских князей, родственников Витовта, - уклончиво ответила полячка.
   - Надеюсь, не Скирвойло? - улыбнулась Эвелина.
   - О нет! - пани Валевская рассмеялась, ее темные, орехового цвета глаза заискрились смехом.
   Эвелине уже в который раз за время встречи с пани Валевской показалось, что ее черты напомнили ей кого-то, кого она хорошо знала, но она никак не могла вспомнить, кого именно. По непонятной причине она медлила, не желая отпускать от себя эту обаятельную женщину, годившуюся ей в матери.
   - Вы будете завтра на коронации Эльжбеты Грановской? - спросила она пани Валевскую.
   - Может быть, - уклончиво сказала полячка. - Я не люблю появляться на больших мероприятиях.
   - Почему?
   - Слишком много шума. Я уже совсем не такая молодая женщина, как вы и Эли Радзивилл.
   - О! - снова подала голос Эльжбета, - ну что вы такое говорите, княгиня? Мы уже тоже почтенные матроны, обремененные парой-тройкой детей. Правда, Эвелине придется отправиться на коронацию, у бедняжки просто нет выбора. Дело в том, что, во-первых, наш дорогой король весьма неровно к ней дышит и никогда не простит Эвелине ее отсутствия при дворе в Кракове. Во-вторых, пани Грановская - ее близкая подруга, и она не захочет огорчать ее. В добавлении к этому, юный Андрей принят ко двору, но он такой проказа, что за ним нужен глаз да глаз. Оставь его одного, без присмотра, и он устроит всем такой фейерверк на королевскую свадьбу, что ее запомнят надолго. Кстати, я думаю, что почтенный пан Олесницкий рассчитывал именно на это, принимая Андрея ко двору. Словом, куда ни кинь, везде клин.
  
  
   Глава 4.

Краков, Польша, ноябрь 1417 г.

  
   Острожский и Эвелина встретились на торжественном приеме после церемонии коронации пани Эльжбеты Грановской королевой Польши, устроенной королем Владиславом Ягайло с величайшей помпой в Вавельском соборе Кракова. На собственно церемонию, состоявшуюся в начале ноября 1417 года, князь Острожский не успел, появившись, когда королевский прием был уже в самом разгаре.
   Он вошел в Большую залу Вавеля, до отказа наполненную разряженными в лучшую одежду придворными, и остановившись на пороге, с грустной усмешкой подумал о том, сколько раз он уже находился в этой зале, наблюдая за сменявшимися на польском троне королевами Польши - сначала юной несчастной Ядвиги, затем высокомерной Анны Цельской, а теперь - живой и непосредственной Эльжбеты Грановской. Все могло быть и хуже, мельком подумал он про себя, стараясь не холодеть от одной только мысли о том, что сейчас в королевской зале Вавеля рукой об руку с королем Владиславом Ягайло могла бы стоять, в качестве новой королевы, его жена, Эвелина Острожская. В ту же минуту он увидел ее рядом с новой королевой. Чуть выше пани Грановской ростом, но стройнее и тоньше ее в кости, в жемчужно-сером платье, украшенном темными узкими лентами, отделанными сверкающей жемчужной пылью, с тщательно уложенными белокурыми волосами, неправдоподобно красивая, невозмутимая и улыбающаяся отрешенной придворной улыбкой, она вдруг напомнила ему прежнюю Эвелину Валленрод, какой она была десять лет назад, на приемах в замке Мальборк. Она даже не посмотрела в его сторону, хотя он мог слышать, как королю доложили о его появлении, и по рядам придворных рябью пробежал обычный шепот зависти и восхищения.
   На этот раз, изменив своим привычкам, Острожский появился на приеме не в белом с золотом цветах, которые обычно требовались от принцев крови, а в черном с серебром. Рукава его черного бархатного камзола были отделаны серебристой сеткой вышивки; волны белоснежных валансьенских кружев, украшавших его рубашку, выпущенные поверх ворота камзола, ниспадали ему на грудь; темные узкие, по испанской моде, штаны были заправлены в высокие темные сапоги со шпорами. Подчиняясь польский моде, он распустил по плечам свои длинные золотисто-каштановые волосы, отросшие за прошедший год в Испании, и сейчас они пышными волнами обрамляли его красивое, с четкими, словно выбитыми на римских монетах, чертами, лицо. Темные искристые глаза его сверкнули насмешкой, когда он увидел, как пани Грановская что-то сказала Эвелине, и та обернулась и посмотрела на него.
   - Он все такой же красавец-мужчина, - тихо прошептала Эвелине новая королева. - Просто поразительно, годы совсем не изменили его! Вы счастливица, Эвелина. Он смотрит только на вас! Представьте его мне.
   - Я думаю, король должен сам сделать это, - пробормотала Эвелина, стараясь не смотреть на князя, чтобы скрыть свое волнение.
   Перед ней, в Большой зале Вавеля, вновь стоял прежний князь Острожский, в котором по невероятным, необъяснимым причинам вдруг не осталось ничего от того итальянского герцога, каким он был еще в прошлом году. Это был снова он, насмешливый и невыносимый королевский посол в замке Мальборк, небрежно элегантный, высокомерно красивый и вызывающе дерзкий.
   - Моя дорогая Эльжбета! - тем временем произнес король, беря жену за руку и подводя ее к приблизившемуся к королевской чете чтобы засвидетельствовать свое почтение, князю Острожскому. - Позволь представить тебе моего любимого племянника, невыносимого князя Острожского, мужа твоей лучшей подруги и нашей прекрасной княгини Эвелины Острожской!
   - Очень много слышала о вас, дорогой князь, - с улыбкой сказала пани Грановская, протягивая Острожскому руку для поцелуя.
   - Надеюсь, хорошего, моя королева?
   Блеснув своей неподражаемой белозубой улыбкой, Острожский склонился над рукой королевы, а когда он, разогнув спину, вновь взглянул ей в лицо своими темными искристыми глазами, опушенными длинными густыми ресницами, королева была поражена его изысканной красотой принца крови и очарована исходящим от него обаянием. Он был не просто красив, он казался живым воплощением всех женских грез - в глазах его светилось неподдельное восхищение ей как женщиной, на губах играла чарующая улыбка, голос был мягок, движения отточено-изящны, внешность выше всяких похвал. Высокий, с широкими плечами и узким поясом, длинноногий, элегантный, хорошо одетый, он был олицетворением настоящего придворного, в котором, однако, чувствовалась сила и грация хищника, готового к отражению удара с любой стороны.
   Во взгляде короля светилась признательность - князь Острожский вел себя безукоризненно, он был вежлив и внимателен к его новой жене, несмотря на то, что уже наверное слышал как грубо и непочтительно вела себя с новой королевой своевольная польская шляхта. Дружба с Эвелиной Острожской и расположение самого князя Острожского могли неизмеримо укрепить положение пани Грановской в глазах многих поляков и литвинов.
   - Прошу прошения, что опоздал на коронацию, ваше величество, - услышал король голос князя, - но переговоры в Мальборке снова потребовали моего присутствия. Я также должен извиниться перед дамами, - он склонил голову, - но в течение ближайших нескольких часов, по поручению великого князя, я хотел бы просить вас об аудиенции.
   Король встрепенулся.
   - Я приму вас немедленно!
   - Боже мой, Владислав, дайте ему хотя бы поздороваться с женой! - мягко сказала, улыбаясь Острожскому, пани Грановская.
   - Благодарю вас, моя королева.
   Пани Грановская тут же подхватила короля под руку и отвела его в сторону.
   Острожский повернулся к Эвелине и холодно улыбнулся. Предложив ей руку, он вывел ее из толпы придворных, окружавшей короля и королеву, и остановившись в более тихом месте, у колонны возле стены, не выпуская из своих рук руки Эвелины, мягко развернул ее к себе лицом.
   Некоторое время они молча изучающее смотрели друг на друга, пока Острожский, стараясь говорить как можно небрежнее, заметил:
   - Вот уж никак не ожидал увидеть вас в Кракове, дорогая. Я, кажется, приглашал вас в Вильну?
   - Вы приказали мне быть в Вильне, - любезно улыбаясь, поправила его Эвелина. - Через два месяца.
   Несмотря на его кажущийся холодным тон, в темных глазах Острожского светилось откровенное желание, такое очевидное, что Эвелина почувствовала, как мурашки страха или предвкушения удовольствия, побежали по ее коже.
   - Что вы имеете в виду, дорогая? - голос Острожского стал чарующе мягок.
   - Я имею в виду, что назначенный срок еще не истек, так что я могу делать то, что пожелаю.
   - Вы всегда делаете то, что пожелаете, Эвелина, - по губам князя на секунду скользнула невеселая усмешка, однако он остался серьезным, когда, чуть помедлив, коротко спросил: - Стало быть, вы приедете в Вильну?
   - Несомненно, - с некоторой долей высокомерия уверила его Эвелина. - У меня нет выбора, не правда ли? Ведь в противном случае вы пригрозили разнести дом деда по бревнышку, чтобы вытащить меня оттуда?
   - Я очень рад, что догадался сделать эту угрозу, - из глаз Острожского исчезла улыбка, выражение его лица вновь стало официальным. - Судя по всему, только после этого мне, кажется, удастся получить назад свою жену!
   Слегка поклонившись Эвелине, соблюдая официальные церемонии польского дворцового этикета, он уже повернулся, собираясь отойти, как снова услышал ее мелодичный голос:
   - А что вы делаете при польском дворе, Луи? Вы же должны быть на переговорах в Мальборке?
   - О, моя дорогая княгиня! - Острожский медленно обернулся к ней, его глаза блеснули насмешкой. - Вы не только помните мое имя, вы также, оказывается, в курсе всех моих дел и передвижений?
   - Конечно же, Луи, - Эвелина умышленно повторила его имя, заметив, как от звука его имени что-то дрогнуло и изменилось в выражении его лица. Продолжая неотрывно смотреть ему в лицо, пытаясь определить, почему он кажется таким напряженным, она мягко добавила, словно как бы между прочим провоцируя его на откровенность: - Ведь вы же еще пока мой муж, не правда ли?
   - Пока? - Острожский вскинул бровь. - Именно из-за этого вы старательно избегаете встреч со мной?
   - Я же обещала вам, что приеду в Вильну.
   Не обращая внимания на присутствующих, Острожский приблизился к Эвелине почти вплотную, так что она была вынуждена поднять голову, чтобы смотреть ему в лицо.
   - Что вы делаете, Луи? - тихо спросила она.
   - Дайте мне слово, дорогая, что если вы приедете в Вильну, вы сделаете это от чистого сердца, - так же тихо сказал он, глядя ей в глаза.
   - Да, - она почти шептала, так как он едва слышал ее слова, - Но имейте в виду, Луи, у меня есть определенные условия.
   - Условия?
   Он взял руку Эвелины и прижал ее пальцы к своим губам. Эвелина чувствовала согревающее тепло его дыхания от прикосновения его губ к ее коже, а когда он медленно провел полураскрытыми губами вдоль ее указательного пальца, она вздрогнула от вспыхнувшего в ней желания его близости и отняла у него свою руку.
   - Все, что вы пожелаете, дорогая! - тихим, низким от возбуждения голосом, сказал он.
   - Не зарекайтесь, Луи! Может быть, то, что я попрошу, невозможно?
   - Скажите мне, что это, Эвелина, и я немедленно соглашусь!
   Острожский снова овладел рукой Эвелины и снова поднес ее пальцы к своим губам.
   - Прекратите немедленно, Луи! - Эвелина попыталась вырвать у него руку. - Вы что, не видите, как это действует на меня! На нас уже смотрят!
   - Стало быть, я все-таки небезразличен вам?
   - Когда это вы были мне безразличны! - Эвелина сердито смотрела в его искрящиеся глаза. - Вы всегда умудрялись выводить меня из себя!
   - Это не тот ответ, которого я ожидал, - с улыбкой сказал Острожский.
   - Надеюсь, вы не ожидали признания в любви?
   - Почему бы и нет?
   - Потому, что вы - неверный муж! - тихо и любезно произнесла она прямо ему в лицо и тут же с почти болезненным удовлетворением увидела, как сжались его челюсти, а в глазах вспыхнул мрачный огонь.
   - Мы поговорим об этом позже, в Вильне, - наконец, отстраненно сказал он, отступая от нее на шаг.
   - Почему же не сейчас? - подражая его интонации, спросила Эвелина.
   - Потому что это неподходящее место для подобного разговора, - сухо сказал Острожский.
   Неожиданно для него, Эвелина сделала шаг ему навстречу, демонстративно протянула ему руку для поцелуя, а когда он склонился к ее руке, произнесла негромко, но отчетливо, глядя на его темноволосую голову:
   - Я не требую от вас объяснений и оправданий, Луи. Что сделано, то сделано. Я приеду к вам в Вильну и останусь с вами на одном простом условии.
   - Условии? - Острожский выпрямился и внимательно смотрел на Эвелину, щеки которой порозовели от внезапно прилившей к ним крови. - О чем вы говорите, Эвелина? Что вы от меня хотите?
   - Вы узнаете об этом через два месяца в Вильне.
   - Через два месяца?! Вы что же, хотите, чтобы я окончательно лишился сна?
   - Вы жалуетесь? - едва удерживаясь от улыбки, удивилась Эвелина.
   - Конечно! - с внезапным всплеском возмущения вскричал герцог. - Я не видел вас целый год! Я скучал по вам, Эвелина, каждый день этого чертова длинного года! Я тысячи раз воображал, что теряю вас, вы просите короля о разводе и он дарует его вам! Я не могу больше притворяться спокойным и выдержанным человеком. Я согласен на любые ваши условия, если вы останетесь со мной! Вы должны мне обещать это, Эвелина!
   - Я ничего не могу обещать, - помолчав, сказала Эвелина, поднимая на него глаза. - Кроме того, что я приеду в Вильну. А теперь идите, Луи, король ждет вас.
  
   Через два часа, переговорив с королем, Острожский вернулся в Большую залу в тайной надежде вновь встретиться с женой. Король вошел в приемную залу вместе с ним. Вертя головой в поисках пани Грановской, он рассеянно говорил, обращаясь к Острожскому:
   - Я весьма благодарен твоей жене, анжуец! Она взяла под свое покровительство мою Эльжбету, и хотя у той достаточно сильный характер, без поддержки прекрасной Эвелины ей пришлось бы совсем туго. В обществе твоей жены затыкают свои грязные рты даже самые дерзкие из шляхты.
   - Вы никогда не жалели о том, что стали польским королем, Ягайло? - внезапно спросил Острожский.
   Король перестал говорить и внимательно посмотрел на него.
   - Я жалею об этом каждую минуту, - наконец, тихо сказал он. - Каждый Божий день! Но Господь наградил меня такой долей, и я должен без нареканий нести предназначенную мне ношу... Если бы только Эльжбета родила мне сына!
   - Немного терпения, мой король, - дипломатично заметил Острожский. - Вы женились лишь несколько месяцев тому назад. Не требуйте от нее невозможного.
   - Твоей жене хватило нескольких недель, чтобы подарить тебе сына! - несколько непоследовательно, на взгляд Острожского, припомнил король.
   - Что вы имеете в виду, ваше величество?
   Король Владислав открыл было рот, чтобы ответить, но в тот момент, наконец, увидел свою жену, королеву Эльжбету, в обществе Эвелины Острожской и представителя Тевтонского Ордена при польском дворе, барона Альберта фон Лихтенштейна, давнего знакомого Острожского и Эвелины по замку Мальборк. Вся троица весело смеялась над рассказом крестоносца, на лицах окружавших их представителей польской шляхты читались все оттенки чувств, начиная от зависти и пренебрежения, кончая неприкрытым восхищением.
   - Эвелина Острожская! - снова мечтательно сказал Ягайло, глядя на молодую женщину с гордой осанкой и взглядом королевы. - Эта непревзойденная Эвелина Острожская! Посмотрите, князь, крестоносец просто очарован ею, она вертит им, как пожелает. Благодаря ей, этот молодой человек уже оказал мне ряд мелких, но ценных услуг.
   - Альберт - давний знакомый Эвелины по Мальборку, - сухо согласился Острожский.
   - В прекрасной княгине, под стать тебе, заложены задатки великого дипломата, - вздохнул король, все также не сводя с молодой женщины взгляда. - Я был счастлив, когда она пожелала вернуться ко двору. Мне не хватало ее улыбки, ее божественной красоты и ее женской мудрости.
   Острожский в некотором удивлении смотрел на короля.
   - Вы ведь женились по любви, Ягайло? - спросил он, помедлив.
   - Разумеется.
   Король Владислав Ягайло сморгнул и словно пришел в себя.
   "Лусия права, она ведьма!" - с веселой насмешкой успел подумать Острожский, прежде чем король, подхватив его под локоть, начал прокладывать себе путь по направлению к оживленно болтающей троице.
   - А, князь! - без вдохновения приветствовал Острожского Альберт фон Лихтенштейн. - Не проходит и дня, чтобы великий магистр фон Платтен не упомянул вас в своих молитвах!
   - Даже так? - скептически поднял бровь Острожский.
   - Наверное, он просит Господа снова услать Луи в Италию, - сказала Эвелина, улыбаясь и глядя на Острожского. - Не думаю, что вмешательство князя в переговоры сильно обрадовало магистра.
   - Вы как всегда правы, дорогая Эвелина! - расцвел в улыбке крестоносец. - Магистр действительно просит Господа, чтобы он убрал куда-нибудь подальше слишком уж влиятельного и искушенного в переговорах князя Острожского.
   - Какая честь! - поддержала разговор королева Эльжбета. - Впрочем, переговоры ведь близятся к концу, не правда ли, мой король?
   Владислав II пробормотал что-то нечленораздельное, в то время, как Острожский сделал вид, что ничего не слышал. Альберт фон Лихтенштейн тонко усмехнулся и посмотрел на Эвелину.
   - Говорят, в Польше любят танцевать? - перевел разговор на нейтральную тему он.
   - Танцевать? - рассеянно переспросил король. - Да, разумеется. С тех пор как нашими придворными занялась моя сестра Александра, мы, кажется, стали танцевать столько же, сколько при мазовецком дворе!
   В этот момент в зале действительно раздались звуки полонеза. Король тут же предложил руку Эвелине Острожской, она улыбнулась ему и вложила в его руку свою тонкую ладонь. Они стали первой парой, открывающей полонез, встреченные бешеным шквалом аплодисментов шляхты.
   - Вы танцуете, моя королева? - Острожский взглянул на опечаленное лицо пани Грановской.
   - Я, право, несколько неуклюжа, - застенчиво пролепетала молодая женщина, тем не менее чрезвычайно польщенная его вниманием.
   - Не стоит беспокоиться, ваше величество, - Острожский ободряюще улыбнулся ей и почтительно протянул ей руку. - Я хороший танцор, и даже если вы ошибетесь, никто этого не заметит.
   Вопреки ожиданиям, новая королева оказалась весьма искушенной в фигурах танца. Когда она расслабилась и перестала бояться сделать оплошность, танец доставил ей настоящее удовольствие, тем более, что во время переходов она ловила на себе удивленные и одобрительные взгляды короля. Острожский оставался невозмутим. Пластичный, ловкий, обладающий изяществом и грацией почти профессионального танцора, какими были многие придворные того времени, он твердо и уверенно вел королеву в танце, не давая ей возможности сбиться с ритма или оступиться. Пани Грановская понимала это и не могла не восхищаться его великодушием и обаянием. Все время, пока они танцевали, он развлекал ее историями из жизни крестоносцев, она смеялась, покоренная сердечностью его улыбки и веселым блеском его темных искристых глаз.
   - Боже мой, я совсем забыла поздравить вас, князь, - сказала она с застенчивой улыбкой, когда танец кончился и Острожский предложил ей руку, чтобы отвести ее на другую сторону залы, где находился король.
   - Поздравить меня? - удивился Острожский. - С чем?
   - Ну конечно же, с рождением сына! - мягко сказала королева Эльжбета.
   - С рождением сына? - переспросил князь. - Вы имеете в виду день рождения Андрея? Я полагал, что он родился несколько позже, в январе?
   - Да нет же, я имею в виду с рождением вашего второго сына, Даниэля.
   - Моего второго сына?! - Острожский на секунду потерял дар речи, но заметив, что королева Эльжбета с внезапно вспыхнувшим подозрением смотрит на него, тут же как можно небрежнее сказал: - Ах да, простите, ваше величество, я не понял. Благодарю вас.
   - Он, к тому же, королевский крестник, - облегченно улыбаясь, сказала королева.
   Когда он подвел пани Грановскую к королю, и супруги прилюдно расцеловались, Острожский быстро огляделся по сторонам, стараясь найти глазами Эвелину. В груди его кипела ярость. Рождение второго сына! Никто даже словом не обмолвился ему об этом! Обнаружив, наконец, Эвелину в обществе пана Завиши Чарного и пана Повалы из Тачева и их жен, он приблизился к ним, некоторое время вежливо поддерживал разговор, а затем, извинившись, отвел Эвелину в сторону.
   - Что случилось, Луи? - Эвелина обеспокоенно смотрела на него. - На вас лица нет. Вы устали с дороги? Ягайло сказал мне, что вы отправились на этот прием прямо после того, как провели в седле несколько недель, добираясь из Вильны в Краков.
   - Это проявление заботы, моя дорогая? - спросил Острожский. - Немного запоздалой, надо полагать, как и новость о том, что у вас родился второй сын?!
   Эвелина подняла голову и встретила его гневный взгляд.
   - Не понимаю, почему вы так кипятитесь, Луи, - невозмутимо произнесла она. - Это во-первых. А во-вторых, почему у меня? У нас родился второй сын. Или вы сомневаетесь в своем отцовстве?
   - Стало быть, вы считаете нормальным, что о рождении своего сына я узнаю не от вас, а от королевы? - тихим от ярости голосом спросил он.
   Взгляд Эвелины не дрогнул, когда она так же тихо, чтобы не привлекать к себе внимание окружающих, ответила ему:
   - Я не считаю это более ненормальным, чем то, что о вашем происхождении я узнаю не от вас, а от короля и великого князя!
   Острожский некоторое время недоверчиво рассматривал ее, словно пытаясь определить, что именно скрывается под ее словами, потом негромко и невесело рассмеялся.
   - Надеюсь, на этом ваша месть за всю эту историю закончится, моя дорогая жена? Или мне придется с войсками и пушками пробиваться к Вязьме, чтобы хотя бы взглянуть на моего сына?
   От него не укрылся облегченный вздох, который испустила Эвелина, на секунду расслабившись под маской своего холодного безразличия.
   - Вам не надо ехать в Вязьму, Луи, - с непонятной ему кротостью сказала она. - Даниэль здесь, со мной, в Кракове. В настоящее время, надеюсь, спит в своей колыбели в доме на Подоле. Если вы хотите увидеть его, мы можем отправиться туда немедленно.
   Острожский непроизвольно, словно защищаясь от удара, поднес руку к глазам, в который уже раз за этот примечательный вечер пораженный калейдоскопической пестротой новостей, обрушивающихся на его голову. Эвелина немного помедлила и после некоторого колебания добавила:
   - Я не знала, намерены ли вы вернуться в Литву или нет, Луи. Я не хотела, чтобы вы возвратились только для того, чтобы забрать у меня и этого сына.
   - А чего вы хотели? - Острожский отнял руку от глаз и взглянул на Эвелину.
   - Я хотела сохранить хотя бы частицу вас, мальчика, который бы меня любил и был бы со мной, - тихо сказала Эвелина, не глядя на него.
   - Разве я не любил вас?! - Острожский говорил тихо и быстро, и, к своему глубокому удивлению, Эвелина могла различить в его голосе подлинную обиду и боль. - Да, я обидел вас, обидел ненамеренно и случайно, но вы даже не захотели выслушать меня! Вы бросили меня! И оставили мне Андрея. Этот год без вас стал для меня пыткой! Я вернулся в Литву, привез с собой Андрея, я загнал коней, добираясь к вам в Вязьму. И что же? Вы снова закрыли передо мной все двери и даже не пожелали меня увидеть! Что я должен думать обо всем этом, Эвелина?! Что вы хотите, чтобы я сделал?! Скажите мне, я уже не знаю, что происходит!
   Эвелина порывисто отвернулась от него, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. Он помедлил, потом подошел к ней и обнял ее сзади за плечи, привлек к себе, с наслаждением вдыхая такой знакомый ему запах ее волос.
   - Я хочу, чтобы вы пошли со мной и увидели Даниэля, - наконец, сумела произнести она, справившись со своим голосом.
   - Сейчас? - тихо удивился он, не в силах выпустить ее из своих объятий.
   - Сейчас. Луи, я хочу вернуться в Остроленку.
   - Вернуться в Остроленку? - Острожский развернул ее лицом к себе и некоторое время внимательно вглядывался в чистые, холодные, безмятежные глаза Эвелины. - Вы же обещали присоединиться ко мне в Вильне?
   - Я думала, - Эвелина помедлила, но не отвела от него взора, - я думала, что вы останетесь в Вильне только на время переговоров, а потом мы можем вернуться и жить в Остроленке?
   - Вы хотите жить в Остроленке?
   Острожский увидел, как в ее глазах вновь возникла настороженность.
   - Почему бы и нет? - только и спросила она.
   - Я думал, вы предпочитаете Вязьму? - поддразнил ее он.
   - Луи, - в ее голосе внезапно проскользнуло непонятное для него сомнение. Затем она посмотрела на него и, по своему обыкновению, прямо, без обиняков, спросила: - Вы останетесь со мной в Польше или Литве? Или вы все-таки планируете жить в Италии или в Испании?
   - Эвелина, я вернулся в Литву, - мягко сказал он.
   - Что вы имеете в виду?
   Он едва приметно улыбнулся.
   - Хорошо, моя дорогая. Я скажу это по-другому. Все будет так, как решите вы. Хотите жить в Италии или Испании, просто попросите меня об этом.
   - Я хочу жить в Остроленке! - подняв голову, сказала Эвелина.
   - Значит, мы будем жить в Остроленке.
   Эвелина быстро взглянула ему в лицо, и он увидел, как ее напряжение внезапно спало.
   - Спасибо, Луи.
   Острожский почувствовал, что, скажи она еще одно слово, и он уже не сможет сдерживать себя, он подхватит ее на руки, отнесет в одну из пустующих комнат этого огромного холодного дворца и не выпустит ее оттуда до тех пор, пока не удовлетворит свою страсть. Эвелина словно поняла его состояние.
   - Я полагаю, вам нужно вернуться в Вильну как можно скорее? - прошептала она, видя, что на них уже начинают обращать внимание.
   - Да, - только и сумел вымолвить он.
   - Тогда мы можем исчезнуть с приема в любую минуту. Только не делайте такое выражение лица, князь! Я вовсе не предлагаю вам греховные забавы. Идите первым. Я присоединюсь к вам через минуту.
   Скрывая улыбку, вызванную ее словами, Острожский выпустил из своих рук ее пальцы, повернулся и, не оглядываясь, быстро, но без излишней поспешности, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, стал продвигаться к дверям.
   Выбравшись из дворца, он огляделся в поисках своих людей. Гунар и еще несколько легковооруженных рыцарей из его личной охраны тотчас же выступили из тени. Старый литвин вел в поводу его лошадь. Острожский вскочил в седло и не успел даже перемолвиться парой слов с Гунаром, как в парадных дверях мелькнуло жемчужно-серебристое платье Эвелины. Не теряя ни секунды, Острожский тронул коня, настиг ее где-то на средине ступеней и, протянув ей руку, подхватил и посадил перед собой в седло. Гунар открыл было рот, чтобы что-то сказать или удивиться, но не успел этого сделать. Убедившись, что Эвелина в безопасности, Острожский пришпорил коня и поскакал по направлению в город. Вышколенные воины личной охраны князя без вопросов устремились за ним. Возле дома воеводы Ставского Острожский остановил коня, спрыгнул с коня, принял в руки скользнувшую с седла вниз Эвелину, поставил ее на землю и обернувшись к своим людям, сказал:
   - Ждите меня здесь. Мы возвращаемся в Вильну через четверть часа. Гунар, если хочешь посмотреть на еще одного юного князя Острожского, можешь последовать за мной.
   Войдя в дом, Эвелина быстро, не оглядываясь, уверенная, что Острожский следует за ней, прошла через анфиладу комнат первого этажа к лестнице, и подобрав подол своего парадного платья, стала поспешно подниматься вверх. Очутившись на втором этаже, она обернулась, и кивнув ему и едва поспевающему за ним Гунару, прижала палец к губам, призывая их к молчанию. Затем толкнула дверь второй от пролета лестницы комнаты и вошла внутрь, оставив дверь открытой. Острожский и Гунар в молчании последовали за ней.
   В маленькой уютной детской, светлой и хорошо протопленной, в колыбели, выдвинутой на середину комнаты, лежал, гукая и пуская слюни, золотоволосый малыш. На его белом, круглом личике играл здоровый румянец, маленькие ручки сжимали игрушку. Уронив голову на руки, положенные на перекладину кровати, рядом с колыбелью посапывала, забывшись в тревожном сне, Марженка. Услышав шаги вошедших в детскую людей, она встрепенулась и села на ковре, в изумлении уставившись на Острожского и Гунара, а затем торопливо протерла кулаками глаза, чтобы убедиться, что видит их не во сне.
   Словно не замечая ее изумления, Острожский молча шагнул к колыбели. Увидев его тень, а затем и лицо склонившегося к нему человека, малыш поднял на него свои круглые темные глаза и бесстрашно уставился прямо ему в лицо. Некоторое время оба рассматривали друг друга в полном молчании, а потом малыш протянул Острожскому игрушку и громко сказал:
   - Га!
   Острожский подхватил игрушку из ослабевших пальцев сына и положил ее на кровать. Малыш смотрел на него широко раскрытыми блестящими глазами, словно чего-то ожидая. Затем он снова протянул в его направлении свою маленькую ручку. Поколебавшись, не зная толком, что делать, Острожский коснулся указательным пальцем его сжатого кулачка. В тот же миг кулачок разжался и маленькие пальчики, словно крылья бабочки, коснулись его пальца, потом крепче ухватили его и потащили ко рту. В следующую минуту, засунув палец отца в рот, малыш потер его между беззубыми деснами, выпустил слюну, счастливо улыбнулся и снова повторил:
   - Га! Ба-ба-га!
   - Ваша светлость, он улыбнулся! - вскричала Марженка. - Ей богу, он улыбается, пани Эвелина!
   - Он действительно улыбается, - пробормотал Гунар, стоя рядом с Эвелиной, которая отступила на шаг от колыбели, чтобы не мешать Острожскому. - Этот-то выглядит совсем, как папочка. Точь-в-точь, масть в масть.
   Малыш покрутил головой, словно прислушиваясь к голосам, потом опять обратил все свое внимание на Острожского. Выпустив изо рта его палец, он снова некоторое время смотрел ему в лицо темными круглыми глазами, а затем протянул к нему уже обе ручки.
   - Ваша светлость, возьмите его на руки, - подсказала Марженка.
   - Он такой маленький, - в сомнении пробормотал князь.
   - Не бойтесь, Луи, вы его не сломаете, - в голосе Эвелины он явственно различил едва сдерживаемый смех.
   Острожский наклонился и осторожно взял на руки малыша.
   - Бу! - одобрительно сказал тот, прикрывая глаза от удовольствия.
   - Эвелина! - на пороге детской возник силуэт старого князя Федора Острожского. - Что происходит? Почему ты так долго? Даня никак не хотел засыпать без тебя!
   - Дедушка? - улыбаясь, проговорил Острожский, оборачиваясь к нему с сыном на руках. - Вы покинули Вязьму? Опять? Надеюсь, в этот раз вы не думаете увести у меня жену и сына? Лучше оставьте эту затею раз и навсегда! Они мои! Все трое. Впрочем, вы всегда будете желанным гостем у нас в Остроленке.
   - Ну, слава Богу! - прошептал старый литовский магнат, скрещивая за спиной пальцы, чтобы не сглазить удачу.
  
   Полчаса спустя, провожая Острожского, которому необходимо было вернуться в Вильну, Эвелина вышла на ступени перед домом.
   - Луи, - неожиданно сказала она, когда Острожский уже был в седле. - Вы хорошо знаете польскую и литовскую аристократию. Вы слышали что-нибудь о пани Валевской?
   Острожский внезапно выпрямился в седле, словно от удара, и нахмурился.
   - Где вы слышали это имя? - быстро спросил он.
   Эвелина молчала.
   - Эвелина!
   - Я не хочу об этом говорить, Луи. Просто ответьте на вопрос, и все.
   - Будьте осторожны, Эвелина, - помолчав, сказал он, не глядя на нее и собирая в руку поводья. - Вокруг меня всегда было много тайн и тайных недоброжелателей. Я не хочу, чтобы какая-нибудь глупая сплетня или злой умысел снова разлучили нас.
   Запрокинув голову, Эвелина внимательно смотрела на него.
   - Доверьтесь мне, Луи. Мне надо знать.
   Тогда он наклонился к ней с седла, чтобы лучше видеть выражение ее лица и негромко ответил:
   - Под именем пани Валевской впервые появилась при венгерском дворе тридцать пять лет назад моя покойная мать, Алиция Острожская.
  
  
  
   Глава 5.

Краков, Польша, ноябрь 1417 г.

  
   Наутро следующего дня Эвелина влетела в дом Радзивиллов в начале восьмого утра, уверенная в том, что Эльжбета, которая обычно вставала очень рано, уже на ногах, а она хотела поговорить именно с ней.
   Беспрепятственно пройдя через приемную залу, где не было никого и еще даже не были раскрыты шторы, она быстро шла по коридору в направлении спальни Эльжбеты. Эвелина точно знала, что Карла Радзивилла в Кракове не было, стало быть, шанс потревожить супругов был ничтожно мал. Их долгие дружеские отношения с Эльжбетой позволяли обеим молодым женщинам появляться в домах друг друга без предупреждения в любое время суток.
   Эвелина уже подходила к спальне, как внезапно услышала из малой гостиной, примыкавшей к спальне Эльжбеты, доносившиеся оттуда голоса, в том числе, голос Эльжбеты. Эвелина остановилась, помедлила, потом подошла ближе к двери и, прежде чем толкнуть ее и войти в приемную, на минуту прислушалась к тому, что говорилось.
   - Я согласна с Эльжбетой, - услышала она голос пани Валевской. - Мы должны предупредить девочку. Если она собирается в Вильну, и будет жить в одном доме с Лусией, ей угрожает серьезная опасность. Я видела их вчера на королевском приеме. Луи не сводил с нее глаз, он несомненно, все еще влюблен в свою жену, а это значит, что Эвелина в опасности. Вспомните, что случилось в Остроленке в прошлый раз!
   - Но, дорогая, - послышался незнакомый Эвелине мужской голос, в котором слышался ярко выраженный литовский акцент. - Герцогине тогда было гораздо легче справиться со своей жертвой. Все эти тайны, окутывающие отношения с Лайошем и рождение Луи, делали многих могущественных людей нервными и подозрительными, и она просто воспользовалась этим. Кроме того, мать имела большое влияние на сына.
   Эвелина услышала тихий смешок пани Валевской.
   - Ты заблуждаешься, Рем. Луи, несомненно, любит Эвелину, а жена всегда роднее матери. Я уверена, что она очень много значит для него. Более того, эта девочка просто невероятно красива, у нее трезвая голова и твердый характер, и она непременно привлечет внимание Лусии. Мне нравится Эвелина, я сама выбрала ее в жены Луи. Она - дочь моей лучшей подруги. Девочке и так уже пришлось немало пережить, я не хочу, чтобы она пострадала от рук Лусии.
   - Как ты можешь ей помочь? - все так же рассудительно спросил мужчина. - Ты сама до сих пор в опасности.
   - Если я расскажу ей, что тогда случилось в Остроленке, и почему, - задумчиво произнесла пани Валевская, - она будет иметь представление о том, что ее ожидает. Она будет предупреждена. Кроме того, мы уже послали ей Хаски.
   Эвелина вздрогнула. Хаски! Ее ставший уже довольно большим сторожевой пес редкой породы, сильно похожий на волка, необычной серо-серебристой масти, сильный, умный и преданный. Подарок могущественного наместника Литвы, князя Ремгольда, который она получила год назад, перед самым рождением Даниэля в Вязьме. Кто бы ни были эти люди, именно они послали ей Хаски! Она должна выяснить, что происходит!
   Она решительно толкнула дверь и вошла в малую приемную. Первое, что она увидела, был сидевший в кресле лицом к двери крепкий шестидесятилетний мужчина с темными длинными волосами, собранными в хвост на затылке. Он повернул по направлению к Эвелине голову, и она увидела знакомое всей Литве жесткое, смуглое обветренное лицо с темными пронзительными глазами - лицо бывшего наместника великого князя в Жемайтии, князя Ремгольда. Рядом с ним, в кресле слева, сидела одетая в открытое темно-синее платье с кружевами, с алмазной диадемой в волосах и ниткой крупных алмазов на шее, словно не успевшая переодеться после торжественного приема в Вавеле, пани Валевская. Эльжбета Радзивилл стояла у камина с младшим ребенком на руках. Полуторагодовалая Барбара, положив головку на плечо матери, мирно дремала, убаюканная приглушенными голосами присутствующих в зале людей.
   При появлении Эвелины пани Валевская вскочила на ноги, в то время как Эльжбета и князь Ремгольд остались на своих местах. Темные пронзительные глаза князя Ремгольда обратились к Эвелине, и ей на минуту стало не по себе, столько силы и властности было в его взгляде.
   - Вот и красавица Гражина! - медленно произнес он, и тут же живо добавил: - Подслушивали, барышня?
   - Конечно, да, ваша светлость, - сказала Эвелина, приходя в себя и отвечая ему таким же пристальным взглядом. - Что же мне еще остается делать, чтобы узнать о том, что происходит за моей спиной?
   - Вы узнали что-то новое, Гражина? - насмешливо спросил князь Ремгольд.
   Эвелина посмотрела на пани Валевскую, которая все еще оставалась стоять возле кресла князя.
   - Что происходит, сударыня? - спросила она, глядя в лицо женщины, черты которой еще во время их первой встречи смутно напомнили ей кого-то, кого она знала. - Кто вы такая?
   В лице пани Валевской что-то дрогнуло.
   - Я уже представилась вам в прошлый раз, Эвелина, - после небольшой заминки, негромко сказала она, посмотрев прямо в глаза молодой женщины.
   - Вы представились мне под именем пани Валевской, не правда ли?
   Эвелине показалось, что пани Валевская на миг словно заколебалась с ответом. Тем не менее, в следующую минуту она уверенно подтвердила:
   - Совершенно верно.
   - Как мне стало известно, - не сводя с нее пристального взгляда, продолжала Эвелина, - именно под именем пани Валевской много лет назад появилась при дворе Лайоша Великого мать моего мужа, княгиня Острожская!
   - Алиция была моей лучшей подругой, - вздохнув, отступила пани Валевская.
   Эвелина мучительно старалась ухватить мгновенное воспоминание, маленькую деталь, которая все время ускользала от нее и которая, как ей казалось, давала ей разгадку к тайне, окружавшей эту женщину.
   Князь Ремгольд неторопливо поднялся из кресла, подошел к пани Валевской и положил ей руку на талию. Затем повернулся к Эвелине и буднично сказал:
   - Успокойтесь, дитя мое. Давайте оставим все загадки. Перед вами моя жена, княгиня Ремгольд.
   - Таинственная княгиня Ремгольд, пани из Кревского замка! - не удержавшись, вскрикнула Эвелина.
   Эльжбета укоризненно покачала головой.
   - Полно, Рем, - пани Валевская повернула к мужу свое лицо, во взгляде ее светились любовь и грустная, нежная насмешка. - Мы, кажется, решили, что девочке нужно узнать обо всем. Ради встречи с ней и с детьми я впервые за двадцать лет пожертвовала своей безопасностью и конспирацией. Да, Эвелина, вы правы, - светло-карие глаза женщины обратились к Эвелине. - Много лет назад Алиция Острожская появилась при венгерском дворе под именем пани Валевской, моим именем. С тех пор я очень редко пользуюсь этим именем. И еще реже появляюсь на людях. Поверьте, у меня есть на это все основания. За все эти годы я сделала лишь одно исключение. Для вас.
   Эвелина смотрела в моложавое, свежее, как у двадцатилетней девушки лицо пани Валевской, все еще красивое утонченной красотой хорошего происхождения, живое, открытое, подвижное, и не находила слов для ответа. Более того, она вдруг поняла, что, несмотря на мистификацию их первой встречи, ей безумно нравится эта женщина, нравится, как никто другой, и, самое главное, она почему-то верит, что у загадочной княгини были все основания поступить так, как она поступила.
   - Но почему, княгиня? - наконец, спросила она, переводя взгляд с Алиции на князя Ремгольда. - Что произошло?
   Князь Ремгольд мягко подтолкнул жену к креслу, проследил, чтобы она уселась поудобнее, а затем, подойдя к Эвелине, взял ее за руку, как ребенка, провел к дивану у стены, усадил на него, а сам вернулся и уселся в кресло рядом с креслом жены.
   - Может быть, княгиня Радзивилл распорядится, чтобы нам принесли чего-нибудь выпить? - спросил он, глядя на Эльжбету.
   - Чего изволите, ваша светлость? - тут же спросила Эльжбета. - Водки, медовухи, квасу?
   Пани Валевская рассмеялась.
   - Князь не пьет ничего, кроме разбавленного красного вина, у него больная печень. А мы с вами и Эвелиной выпьем чаю. И отнеси малютку в кровать, она совсем утомилась. Можешь спокойно идти, Эли, - сказала она, уловив выразительный взгляд, каким обменялись Эльжбета и Эвелина. - Мы вовсе не собираемся обижать прекрасную Гражину. Мы здесь, чтобы помочь ей.
   Эльжбета слабо улыбнулась пани Валевской, кивнула Эвелине и вышла из гостиной, унося малютку Барбару Радзивилл.
   Пани Валевская повернулась к Эвелине.
   - Ваш муж не говорил вам, что произошло с его матерью? - негромко спросила она.
   - Нет. Он не любил говорить об этом, - подумав, сказала Эвелина, глядя на пани Валевскую. - Я знала лишь, что его мать умерла. Впрочем, до Грюнвальда наши отношения никак нельзя было назвать теплыми. Я не стремилась узнать что-либо о нем в то время.
   - Да, - вздохнула та. - Ты стремилась скорее отделаться от него, чем что-либо о нем узнать. Впрочем, я не могу тебя винить. Подумать только, кем пришлось стать малышке Эвелине Ставской - звездой Ордена, Эвелиной Валленрод! Ты знаешь, деточка, что мы с Ремгольдом предприняли несколько безуспешных попыток высвободить тебя из рук Валленрода, пока князю не пришла в голову замечательная идея, использовав княгиню Александру, послать в замок князя Острожского.
   - Но каким образом? - пробормотала изумленная Эвелина.
   - Мы опоздали в Гневно и прибыли туда на следующий день, после того как вы уехали. У меня не было ничего, кроме подозрений. К несчастью, к тому времени все уже знали, что я мертва, и я не могла действовать в открытую. Никто не мог мне помочь, кроме моего дорогого Ремгольда, - она с признательной улыбкой посмотрела на мужа. - Он организовал нападение на эскорт Валленрода, по стечению обстоятельств, именно в тот единственный раз, когда он покинул замок без тебя, потому, что леди Рейвон просила магистра оставить тебя в замке. Да мало ли, - пани Валевская махнула рукой. - Что значит, не судьба. Князю пришлось делать всю работу самому.
   - Это справедливо, - откликнулся князь Ремгольд. - Его невеста - его забота. Впрочем, ты отвлеклась, дорогая. Расскажи ей, отчего умерла Алиция Острожская, и почему нам пришлось пойти на это.
   Дверь отворилась и в сопровождении нескольких слуг с подносами в малую гостиную вошла Эльжбета Радзивилл. Подчиняясь ее знаку, проворная прислуга расставила на столе маленькие чашки для чая, кувшин с вином и другой с холодной колодезной водой для князя Ремгольда и, сервировав чай, неслышно удалилась. Эльжбета Радзивилл самолично разбавила вино в кубке для наместника Литвы, и поставила кубок на низкий столик посреди комнаты, пододвинув его так, чтобы князь Ремгольд мог легко дотянуться до него. Затем она разлила чай по чашкам, отнесла одну из них пани Валевской, другую - Эвелине, а третью взяла себе.
   - Вы позволите мне остаться, крестная? - спросила она у пани Валевской.
   Та посмотрела на мужа и утвердительно кивнула. Эльжбета пододвинула свободное кресло поближе к камину и, удобно устроившись в нем, стала ждать как будут разворачиваться события. Тем временем, Эвелина успела собраться с мыслями и решилась начать первой.
   - Князь Федор говорил мне, - медленно произнесла она, - что Лусия де Монсада натравила на Алицию короля Сигизмунда Венгерского, который был уверен в том, что у княгини есть документы, подтверждающие легитимность рождения Луи, и стало быть, его право на венгерский престол.
   - Он прав, - к удивлению Эвелины мирно отозвался князь Ремгольд, опередив жену. - Но Сигизмунд никогда не был идиотом. Сначала он послал к Алиции людей, чтобы убедиться в том, что то, что сказала испанка, правда. Естественно, он не послал к ней венгров, это было бы слишком глупо и заметно. Он послал к ней меня.
   - Алиция отдала Ремгольду бумаги, - пани Валевская с улыбкой посмотрела на мужа. Во взгляде ее светилась неподдельная нежность. - Да, Луи мог претендовать на венгерский престол. Людовик официально признал его своим сыном и они с Алицией действительно тайно венчались. Но он был слишком мал, а она слишком слаба, чтобы защитить его. И потом, вспомните о судьбе двух несчастных девочек, Елизаветы и Ядвиги, дочерей Людовика! Их обоих уже нет в живых. А того, что им пришлось перенести, и врагу не пожелаешь! Словом, Алиция выбрала для своего сына обычную жизнь, и она никогда не жалела об этом.
   - Лусия ничего не знала о том, что Алиция отдала бумаги Ремгольду. Она не переставая убеждала нас с ней в том, что она и Луи находятся в большой опасности, и им нужно снова бежать в Италию, - передохнув, продолжала свой рассказ княгиня. На лицо ее набежала тень. - Когда она через какое-то время поняла, что Сигизмунд не собирается покушаться на жизнь Алиции, она сама наняла убийц, чтобы избавиться от нее. И ей бы это удалось, если бы не вмешался Ремгольд.
   - Святая правда! - литовский князь, который до сих пор считался язычником, усмехнулся. - Я влюбился в тебя с первой же встречи, влюбился как мальчишка. Устроился со своими людьми лагерем перед Остроленкой и совершенно случайно, заботясь в первую очередь о собственной безопасности, переловил всех этих убийц, допросил, как, знаете ли, могут делать это литвины, а затем представил пред ясны очи Алиции и ее дорогой подруги. И она мне не поверила.
   Княгиня мягко рассмеялась.
   - Как она могла так сразу поверить тебе, Рем! Она же совсем не знала тебя! Да, к тому времени у нее уже были разногласия с Лусией, но мы и подумать не могли, что она так ревнива!
   - Что же было дальше? - тихо спросила Эвелина.
   - Дальше мы стали встречаться с Ремгольдом все чаще и чаще, пока, в один прекрасный день, мы не объявили Лусии, что литовский князь Ремгольд намерен просить ее руки. Мы хотели защитить Алицию от Лусии.
   - Я ничего не понимаю! - пробормотала Эвелина, устремив недоуменный взгляд на пани Валевскую.
   - Вам трудно это понять, дитя мое, - согласился князь Ремгольд. - Постараюсь быть краток и информативен. Княгиня объяснит вам все детали позже, если вы чего-нибудь не поймете из моего рассказа. Ей трудно произнести эти вещи вслух первой. Словом, через день после разговора о моем предложении, Алиция Острожская нашла в своей постели двух ядовитых змей, одна из которых ужалила ее, после чего она умерла.
   Эвелина непроизвольно ахнула.
   - Можно догадаться, - продолжал литовский князь, - что эти змеи не сами заползли в ее постель по ошибке. Их подкинула туда ее драгоценная подруга, которая была чрезвычайно огорчена тем фактом, что Алиция собирается оставить ее. Когда я услышал о том, что произошло, а у меня в Остроленке было несколько моих наблюдателей, я поспешил в замок, осмотрел тела Алиции и ее подруги, увидел укусы, ну, и сами понимаете, Гражина, постарался оказать им необходимую помощь. У нас в Литве, знаете ли, знают как обращаться с укусами змей. Алиции Острожской не повезло, ей пришлось умереть. Мою будущую жену я завернул в свою попону и увез в Литву. Для того, чтобы дать Алиции достаточно времени, чтобы благополучно умереть, Лусия в тот день рано утром увезла Луи в Плоцк. Старый князь Острожский в это время находился в Вязьме. Словом, я посулами и угрозами уговорил несколько человек из самых преданных слуг молчать о том, что моя жена осталась жива, остальным было объявлено, что княгиня Острожская скоропостижно скончалась минувшей ночью. Она была благополучно похоронена в фамильном склепе на следующий после ее смерти день. Когда Лусия и Луи вернулись из Плоцка, могила была уже прочно зацементирована. Испанка не стала сильно убиваться, а вместо этого постаралась увезти мальчика в Италию. Но Луи к тому времени было уже одиннадцать, она не учла, что он был сильно привязан к матери и сильно переживал ее смерть. Кроме того, он дал клятву Зигмунту отомстить за него, и рядом с ним в тот момент не оказалось никого, кто бы мог отговорить его от исполнения этой клятвы. Возможно, если бы Алиция была жива, она могла бы повлиять на сына, но Лусия убила ее. Словом, наша милая испанская тетушка попалась в свою же собственную яму. Луи был привязан к ней, но ее мнение для него ничего не значило. Он принял решение остаться в Литве и отомстить за Зигмунта.
   - Уф! - князь Ремгольд с облегчение выдохнул воздух из легких и схватил со стола приготовленную для него чашу с разведенным красным вином. - Кажется, я все сказал? - он вопросительно посмотрел на жену.
   - Я так не думаю, - пани Валевская взглянула на Эвелину.
   - Я полагала, что Лусия старалась поссорить Алицию с сыном, - сказала Эвелина, мучительно стараясь понять, какой смысл был герцогине Монлери убивать свою подругу. - Она ревновала его к ней и хотела иметь на него больше влияния, чем мать. По крайней мере, так говорил князь Федор.
   - Если бы все было так просто, дитя мое, - грустно улыбнулась пани Валевская. - Лусия всегда пользовалась Луи как орудием против Алиции, когда хотела заставить ее делать то, что ей нужно. Сам по себе он был интересен ей как красивая игрушка, которая может принести пользу, не более.
   - Что вы имеете в виду?
   - Успокойся, Гражина, - вновь вмешался в разговор князь Ремгольд. - Испанку не интересовали мужчины. Вот то, что пытается сказать моя дорогая жена, но никак не может подобрать слов. Испанке нужна была Алиция, она любила ее и хотела владеть ею.
   - Что?! - шепотом с ужасом выдавила из себя Эвелина.
   - Ради бога, Ремгольд! - пани Валевская, кусая губы от волнения, подошла к Эвелине и обняла ее за плечи. - Успокойтесь, дитя мое. Вы же жили в Италии какое-то время, Эвелина? Неужели вы не слышали о том, что бывают женщины, которые интересуются не мужчинами, а другими женщинами? Лусия была одной из них. Причем, в отношениях она вела себя как мужчина. Алиция встретилась с ней первый раз, когда была еще совсем молода, во время нашей поездки в Венецию. По глупости я позволила ей увлечь себя в эту игру, но затем, когда я обнаружила, что это вовсе не игра, а все гораздо серьезнее, мы с вашей матерью помогли ей сбежать от Лусии и вернуться в Литву. Именно тогда она стала жить под моим именем. Мы наивно думали, что навсегда избавились от нее. Через десять лет, когда после смерти Лайоша Алиция оказалась в безвыходном положении, преследуемая и гонимая, с маленьким Луи на руках, Лусия без колебаний предложила ей помощь. Взамен она предложила ей сделку. За свою жизнь и жизнь своего сына Алиция должна была заплатить ее покорностью и ее телом. Видите, Эвелина, - губы пани Валевской искривились в горькой усмешке, - вы с ней очень похожи. У вас был Валленрод, у Алиции - Лусия де Монсада.
   Эвелина была так ошарашена, что не могла найти слов. Она только молча с ужасом смотрела на красивую светловолосую женщину, в глазах которой стояли слезы от воспоминаний о душевной боли, через которую ей пришлось пройти вместе со своей подругой много лет тому назад. Собственные воспоминания о замке, о Валленроде, обо все том, что случилось с ней внезапно нахлынули на нее, накрыв ее волной. Словно поняв ее состояние, княгиня Ремгольд сжала тонкие пальцы молодой женщины своими пальцами и порывисто обняла ее, прижав к своей груди, чтобы облегчить ее боль.
   Суровый литовский князь отвернулся к стене.
   - Теперь в опасности вы, мое дорогое дитя! - вскричала пани Валевская, через некоторое время с неохотой отстраняясь от Эвелины и с тревогой глядя ей в лицо. - Вы слишком красивы, и Лусия непременно постарается получить вас! Вы едете в Вильну к Луи, а она сейчас живет в его доме. Я очень беспокоюсь за вас, Эвелина! Мы послали вам в подарок Хаски, чтобы защитить вас, но, судя по тому, что мы слышали, собака больше предана малютке Даниэлю, чем вам.
   - Стало быть, - снова вступил в разговор князь Ремгольд, - Даниэль под защитой. Юный Андрей, как я понял, с успехом может защитить себя сам. Нам нужно постараться обеспечить лишь безопасность Гражины.
   - Я надеюсь, что любовь могущественного князя Острожского защитит ее, - тихо проговорила пани Валевская.
   - Луи любил свою мать, дорогая, чтобы не болтали по этому поводу злые языки, - возразил князь Ремгольд. - Но это не спасло ее от смерти!
   - Между любовью сына и любовью мужа большая разница, - сказала княгиня. - Мужчина, который любит тебя, способен воскресить тебя из мертвых! Как это сделал для меня ты, дорогой.
   - Я не могу сказать, что это было одним из лучших воспоминаний в моей жизни, - с чувством отозвался князь Ремгольд. - Я бы отдал все на свете за возможность не иметь такого опыта! Если ты уверена, что твой сын любит Гражину, было бы слишком жестоко заставлять его пройти через то ужасное чувство потери, которое испытал я сам!
   - Как еще мы можем помочь ей? - спросила пани Валевская. - Я готова воскреснуть из мертвых, чтобы защитить Эвелину!
   - Ни в коем случае! - вскричал князь Ремгольд, в беспокойстве глядя на жену. - Если она снова попытается убить тебя, я не переживу этого! Пощади мои чувства, дорогая! Мы должны придумать что-то другое!
   Эвелине вдруг стало невероятно грустно от того, с какой любовью и тревогой смотрел на жену князь Ремгольд. Как двадцать лет назад, он был готов вновь и вновь сражаться за ее безопасность, невзирая на то, какие осложнения приносила ему его женитьба. День за днем, год за годом, он был вынужден скрывать свою жену в Кревском замке, выслушивая град насмешек, сыпавшихся на него со всех сторон от многих литовских вельмож, его друзей и его врагов, порой даже от самого великого князя.
   Она вдруг неожиданно, подчиняясь внезапному озарению, сказала:
   - Пообещайте мне, князь и вы, княгиня, что как только мы разберемся с Лусией Монлери, вы откроете имя вашей жены, и пани Валевская сможет смело появляться при всех дворах!
   - Единственное, что заставляет меня скрывать ото всех свою жену, это соображения ее безопасности! - с досадой сказал князь Ремгольд, словно его уличили в нехорошем поступке.
   - Я ни капли не сомневаюсь в этом, князь! Более того, я уверена, что вам будет очень приятно представить вашу красивую и умную жену при дворе Витовта! Великий князь до сих пор высоко ценит общество таких женщин, как пани Валевская.
   Эвелина посмотрела на пани Валевскую.
   - А вы? Вы обещаете расстаться со своей таинственностью, княгиня?
   - Да, - княгиня Ремгольд с признательность взглянула в лицо молодой женщины, но через некоторое время ее тревога взяла свое:
   - Но что намерены делать вы? - с беспокойством спросила она в ту же минуту.
   - Пока не знаю. Но мы непременно что-нибудь придумаем.
   - Мы? - удивилась княгиня Ремгольд. - Кто это мы?
   - Эли, - Эвелина повернулась к подруге. - Ты не хочешь поехать со мной?
   - Нет, - сердито отрезала Эльжбета. - Я ее боюсь! Если она уговорила мою мать напоить Острожского той самой гадостью, от которой он потерял память на шесть лет, то я просто подумать боюсь, чем она может попотчевать меня, если приревнует к тебе! Между прочим, как только Острожский выпил мой отвар, к нему вернулся его истинный облик! Он стал выглядеть, как прежний Острожский, а не как какой-то там заморский герцог!
   - Это правда, - задумчиво сказала Эвелина. - Он действительно изменился. Ты полагаешь, - она повернулась к Эльжбете, - что Лусия по-прежнему подмешивает что-то в его еду?
   - Я бы не удивилась, - буркнула Эльжбета. - Возможно, в меньших порциях. К счастью, она не знает, что именно я ему дала в прошлом году. Когда ты поедешь в Вильну, тебе нужно в первую очередь получить контроль за домом и присмотреться к прислуге. Возможно, мне стоило бы поехать с тобой в качестве служанки, но я боюсь, что Острожский узнает меня, и тогда мы уже точно влипнем по полной программе.
   - Ты можешь приехать в гости пару недель спустя, и остановиться где-нибудь в Вильне, - предложила Эвелина.
   - Где? У нас нет дома в Вильне, только в Троках. Это слишком далеко, с такой изобретательной ведьмой, как испанская тетушка Острожского, надо быть все время начеку.
   - Вы можете остановиться в моем доме! - вмешался в разговор князь Ремгольд. - Никто не удивится, если у меня в доме появится моя, скажем, литовская племянница с детьми.
   - Благодарю вас, князь, - с признательностью сказала Эвелина.
   - Тогда, - Эльжбета посмотрела на Эвелину, темные глаза ее смеялись. - Я думаю, будет лучше, если мой Зигмунт будет жить в доме Острожских вместе с Андреем. Вдвоем эти сорванцы способны горы свернуть! Посмотрим, как это понравится испанской тетушке! Надеюсь, мальчишки не станут большой головной болью для тебя, Эва?
   - Ну что ты! - с усмешкой сказала Эвелина. - По крайней мере, они оба будут заняты!
   Князь Ремгольд громко расхохотался.
   - Весьма наслышан о вашем сыне, Гражина! Было бы очень любопытно познакомиться с ним лично. Если он так хорош в седле, как об этом говорил Витовт, я подарю ему одного из своих элитных коней.
   - Он уводит из конюшни огромного арабского жеребца Луи, дикого и своенравного, как ветер, - со вздохом сказала Эвелина, - и скачет на нем без седла и стремян. Каждый раз, когда я вижу это, у меня замирает сердце. Не думаю, что вы удивите его литовскими лошадьми.
   - Посмотрим-посмотрим, - ухмыльнулся князь Ремгольд, потирая руки.- Все эти европейские лошади в подметки не годятся быстрым и выносливым литовским лошадкам.
   - Это же замечательная идея! - согласилась Эльжбета. - Пришлите мальчикам пару лошадей в дом Острожских, только, пожалуйста, что-нибудь поспокойнее для моего сына, и они будут заняты целыми днями, производя при этом невероятный шум на всю Вильну! Нам надо выманить Лусию из ее уютного имиджа доброй тетушки. К тому же, - она повернулась к князю Ремгольду, - для вас это будет очень хорошим поводом появиться в доме Острожских. Поверьте мне, на каком-то этапе Эвелине нужна будет мужская помощь.
   Литовский князь одобрительно кивнул.
   - Ты знаешь, дорогая, - через минуту, оживленно сверкая глазами, он повернулся к жене, все это время молча слушавшей их разговор. - Мне кажется, эти девчонки достанут все-таки твою драгоценную подругу! Если они сделают это, я поставлю Гражине памятник из чистого золота!
   - Вам нужно быть очень острожной, дитя мое, - пани Валевская постаралась улыбнуться, но было видно, что тревога снедает ее изнутри. - Возьмите с собой Гунара, кроме того, мы дадим вам в сопровождение нескольких преданных нам людей, которые не будут спускать с вас глаз. Надеюсь, все обойдется.
   Князь Ремгольд встал.
   - Нам пора идти. Увидимся в Вильне, Гражина. А вам, моя дорогая литовская ведьма, - он подмигнул Эльжбете, - я обеспечу достойный эскорт в мой дом в Вильне в начале следующего месяца. Будьте готовы к тому времени, и не забудьте ваши травы и котелки! У меня такое впечатление, что они нам понадобятся.
  
  
   Глава 6.

Вильна, Великое княжество Литовское, декабрь 1417 г.

  
   Острожский не поверил свои глазам, когда через месяц после их встречи с Эвелиной в Кракове, он увидел в окно своего дома в Вильне подкатившие к крыльцу несколько крытых зимних возков, из которых поочередно начали появляться одетые в шубы и шапки люди, среди которых он узнал Гунара, Аделину, Марженку и, наконец, Эвелину и Андрея. Клубы пара от конского дыхания на морозе мешали ему увидеть, сколько именно людей из Остроленки прибыли с его женой.
   Он был так поражен их появлением, что остановился диктовать послание к королю на полуслове, и его секретарь должен был прочистить горло для того, чтобы привлечь его внимание к письму. Когда он поспешно закончил диктовать письмо и отпустил секретаря, ему понадобилось несколько минут для того, чтобы справиться со своим волнением. Она приехала по его зову! Она была в доме вместе с ним! Он перевел дыхание и закрыл глаза, вспоминая ее улыбку, ее волосы, рассыпавшиеся по ее плечам, а затем по его груди, вкус ее губ, ощущение ее волос на своем плече, трепещущее тепло ее плоти... Он опомнился и постарался привести себя в чувство. Она - моя жена, твердил он про себя, поспешно спускаясь по лестнице, чтобы скорее увидеть ее. Она приехала потому, что я ее позвал, она простила меня, и я должен быть вежливо-внимательным, я не должен показать ей, что я просто умираю от желания затащить ее в постель, что я безумно скучал по ней все это время, и я сделаю абсолютно все за то, чтобы увидеть любовь и улыбку в ее глазах.
   Ожидавшая его в гостиной Эвелина подняла голову на звук его шагов и встретила его взгляд. Он тут же прикрыл ресницами блеснувшие непонятным ей торжеством искристые глаза, и когда она вежливо поднялась ему навстречу с дежурными словами: "Ваша светлость!", с усмешкой поправил ее, поднося к губам ее руку:
   - Никогда не говорите мне ваша светлость, Эвелина! Для вас я всегда буду Луи.
   Она не успела ничего ответить. Не выпуская из своих рук ее кисти, Острожский привлек ее к себе и поцеловал. Прикосновение его губ к ее губам было таким крепким и жадным, что Эвелина почувствовала, как пол начал стремительно уплывать из-под ее ног, и во всем мире остались только он и она, его руки сжимали ее в объятьях, его губы приникли к ее губам, и она на секунду перестала чувствовать саму себя, растворившись в его страсти.
   - Боже мой, Острожский, вы с ума сошли! - она нашла в себе силы упереться руками в его груди и отстраниться от него. - Только не в гостиной, умоляю вас!
   - Так приятно возвратиться к прежним именам.
   Острожский разжал объятья и почувствовал, как Эвелина выскользнула из его рук.
   - Я счастлив, что вы прислушались к моей просьбе и присоединились ко мне в Вильне, моя дорогая княгиня, - сказал он.
   Эвелина, скинувшая прямо на пол свою шубу и уже подходившая к окну, чтобы немного придти в себя, внезапно остановилась и повернулась к нему.
   - Я вернулась к вам на одном условии, - сказал она, глядя на Острожского.
   - Каком условии? - спросил он, убирая с дороги ее шубу и вновь приближаясь к ней.
   - Отныне я - единственная женщина в вашей постели и в любом другом месте, где вам вздумается заняться любовью. Вы нарушите это условие, и я уйду от вас навсегда!
   - Вы шутите, Эвелина! - в ее тоне прозвучало нечто, заставившее Острожского внимательно всмотреться в выражение, появившееся на ее лице. - Зачем мне другие женщины, когда у меня есть вы?
   - Но они зачем-то понадобились вам год тому назад!
   Острожский, в волнении взъерошив свои волосы, отвернулся от нее и прошелся по гостиной.
   - Я... я был очень расстроен тогда. Всеми этими темными местами моей биографии, - наконец, медленно сказал он. - Мне нужна была разрядка. Я пришел к вам... но я боялся сделать вам больно. Мне нужно было тогда обладать женщиной так, чтобы забрать у нее тело и душу, и я боялся, что это навсегда оттолкнет вас от меня. В моей душе царила ночь. И я был жестоким и требовательным, как ночь. Я не мог подвергнуть вас такому испытанию.... Нет, только не после того, что вы перенесли в руках Валленрода!
   - Луи! - Эвелина встала у него на дороге и вынудила его остановиться. - Замолчите и послушайте меня. Вы никогда не были жестоки со мной! Но только до того самого момента, как я увидела вас с другой женщиной! Запомните, что пока с вашей болью или с вашими бедами вы приходите в постель ко мне, я прощу вам все, и я всегда буду счастлива вам помочь. Всем, чем могу.
   Острожский почувствовал, что от ее слов кровь отлила от его лица и прилила к его чреслам.
   - Это единственное условие вашего ультиматума, дорогая? - глухим голосом спросил он, пытаясь справиться с обуревавшим его желанием подхватить ее на руки и унести в свою опочивальню.
   - Нет, Луи, - Эвелина сделала вид, что не замечает ясно отразившихся на его лице мыслей. - Второе условие состоит в том, что я хочу быть вашей женой не только в постели, но и в доме. Дом должен стать моей территорией. Слуги и дети повинуются мне, пока они на моей территории, в нашем доме. Я ничего не имею против гостей, но они всегда должны быть гостями, а не хозяевами в нашем доме.
   - Вы имеете в виду мою тетушку, дорогая? - усмехнулся Острожский.
   - Именно так. Я ничего не имею против герцогини де Монсада, но я хочу быть хозяйкой в своем доме.
   - Витовт был прав, дорогая. Вас можно хоть сейчас назначать одним из командиров его армии. Кстати, о вашем прибытии уже осведомлялись ваш старый знакомый князь Наримант и даже сам князь Ремгольд. Не подозревал, что вы так хорошо знакомы с наместником великого князя в Литве и Жемайтии.
   - Ну, если быть честной, Луи, - сказал Эвелина, затеняя глаза ресницами. - Я познакомилась с самим князем много лет назад в Жемайтии, а с его женой совсем недавно в Польше.
   - Вы знакомы с его женой, Эвелина? - заинтересовался Острожский. - С таинственной незнакомкой из Кревского замка? Вы не перестаете меня изумлять!
   - Итак, вы согласны с моими условиями, Луи? - стряхнув упавший на глаза выбившийся их прически локон светлых волос, спросила Эвелина, умышленно переводя разговор в другое русло. - Могу я дать сигнал устраивать слуг и детей?
   - Детей?! - Острожский расхохотался. - Я так и знал, что вы привезете детей, Эвелина! Что, Анри не понравилось при польском дворе?
   - Андрею нравится везде, - дипломатично сказала Эвелина, посмотрев на мужа. - Я просто заметила, что он, ну скажем, слишком беспокоен для тихого, степенного польского двора. У Ягайло начинается головная боль, когда ему докладывают о проделках юного князя Острожского. И поскольку никто, кроме меня, не может сладить с ним, - она сокрушенно развела руками, придав своему лицу подчеркнуто серьезное и даже озабоченное выражение, - то мне пришлось взять его с собой. Надеюсь, вы не возражаете?
   Острожский насмешливо улыбнулся.
   - Конечно, нет, дорогая. Я уже согласился со всеми вашими условиями. Дом и дети - ваша ответственность, не так ли? Может быть, вы хотите присоединить к ним лошадей и собак? Моя жизнь в Вильне от этого существенно облегчится.
   - У вас большая конюшня, Луи? - сразу же заинтересовалась Эвелина. - Вы привезли с собой арабских скакунов?
   - Значит ли это, княгиня, что вы хотите попросить лошадь для верховой езды?
   Ладони Острожского снова легли на талию Эвелины, он мягко привлек ее к себе, не в силах противиться желанию почувствовать близость ее тела, запах ее волос, вкус ее поцелуя. Эвелина положила руки ему на плечи, взглянула в лицо и невинным тоном заметила:
   - Не только для меня, мой князь! Также для Андрея и для юного Зигмунта Радзивилла.
   - Что?! - с поддельным ужасом вскричал Острожский. - Юный Радзивилл тоже с вами?!
   - Луи, ну как же я могла обойтись без рассудительного Зиги Радзивилла? Без него Андрей бы разнес наш дом, а с ним и половину Вильны, в течение недели!
   - В Испании Анри был очень милым мальчиком! - возразил Острожский, любуясь блеском ее глаз.
   - До тех пор, пока не садился на коня? Как он рассказывал, ему это редко удавалось. Кроме того, Испания - не Литва! Андрей был так послушен потому, что поскорее хотел вернуться к своей вольной жизни на родине.
   - Не будьте такой вежливой, Эвелина, - усмехнулся Острожский, прижимая к себе гибкое тело жены. - Он был таким спокойным потому, что ужасно злился на меня из-за того, что вас не было с нами, не правда ли?
   - Возможно.
   Острожский наклонился к ней, и их губы встретились. Он почувствовал мгновенное колебание и словно нерешительность Эвелины, а в следующую минуту она ответила на его поцелуй, ее руки скользнули с его плеч и обвились вокруг его шеи.
   - Ваша светлость? - на пороге появился дворецкий.
   - Что там еще случилось? - пробормотал Острожский, не в силах оторваться от губ Эвелины.
   - Луис!
   Вслед за дворецким из Остроленки, Войтехом, которого Острожский всегда возил с собой, в гостиную стремительно вошла герцогиня де Монсада.
   - Луис, что происходит?! Весь дом словно вверх дном!
   В какой-то момент она вздрогнула от неожиданности, увидев застывшие в объятьях посреди комнаты фигуры Острожского и Эвелины, а потом постаралась придти в себя.
   - Кажется, она пришла жаловаться, - прошептал на ухо Эвелине Острожский. - Наверное, наш сын уже начал свою разрушительную деятельность. Ты уверена, что справишься с ней, дорогая?
   Прикосновение его губ к мочке ее уха, ощущение его дыхания на своей щеке произвели на Эвелину такое впечатление, что мурашки предвкушения восторга пробежали по ее коже.
   - Вы ведь дали мне карт-бланш? - прерывисто прошептала она в ответ, утыкаясь лицом ему в грудь и с наслаждением вдыхая такой знакомый исходящий от него запах, в котором смешивались аромат свежевыделанной кожи, составлявшей отделку его литовского по покрою камзола и запах дождя, который всегда ассоциировался у нее с ним. Прикосновение ее губ к коже на его груди чуть не заставило Острожского застонать вслух от острого наслаждения.
   - Конечно же, дорогая! - только и смог прошептать в ответ он. - Только постарайтесь ничего не ломать.
   - Сложно что-либо обещать, - пробормотала Эвелина, наслаждаясь его близостью. - Могу лишь пообещать обойтись без трупов.
   Он засмеялся, и она почувствовала, как его тихий смех отозвался эхом в его груди, к которой она по-прежнему прижималась своей щекой.
   Помедлив еще немного, не желая выпускать ее из своих объятий, Острожский, наконец, разомкнул свои руки, освобождая Эвелину, обернулся к герцогине сам и, мягким движением развернув в ее сторону Эвелину, постарался как можно официальнее в сложившейся обстановке представить обеих женщин друг другу.
   - Тетушка, позвольте представить вам мою жену, Эвелину Острожскую. Эвелина, познакомьтесь с моей испанской тетушкой, герцогиней Лусией де Монсада.
   С сожалением отстраняясь от мужа, Эвелина с заученной годами в Мальборке любезной улыбкой обернулась к ожидавшей ответа герцогине Монсада.
   - Очень приятно познакомиться с вами, Лусия, - в ее спокойном мелодичном голосе не слышалось никаких оттенков эмоций. - Прошу простить меня за весь этот переполох. Просто я привезла в Вильну целую армию слуг и детей. Сейчас я все улажу. Войтех, пойдемте со мной.
   Не дожидаясь ответа немного растерявшейся герцогини, Эвелина бегло улыбнулась ей по-прежнему безличной придворной улыбкой, и, взглянув на Острожского, быстро пошла к двери. Ему показалось, что в ее глазах промелькнула насмешка, он и сам тихо усмехнулся про себя, глядя на обескураженное лицо тетушки Лусии.
   Старый дворецкий княгини Острожской, всегда недолюбливавший герцогиню, с радостью последовал за молодой хозяйкой, которая решительно покинула гостиную. Из коридора Острожский услышал ее спокойный голос, раздающий четкие лаконичные приказания прислуге. Шум и гам, создаваемые, по-видимому, Андреем и Зигой Радзивиллом, скоро прекратились, слышны были только торопливые шаги прислуги и их веселые перекликающиеся голоса, удалявшиеся вглубь дома, вслед за голосом Эвелины.
   - Она распоряжается здесь, как хозяйка! - с недоверием в голосе сказала герцогиня Монсада, опомнившись от изумления стремительными действиями Эвелины.
   - Она и есть хозяйка, - сказал Острожский, решив, что будет лучше объяснить ситуацию тетушке сразу и до конца. - Не забывайте, тетушка, она моя жена.
   - Но, - Лусия не находила слов. - Но я всегда была хозяйкой в твоем доме! - наконец, выпалила она в возмущении.
   - Все изменилось.
   Острожский остановился рядом с ней и посмотрел ей в лицо.
   - Лусия, - негромко произнес он, стараясь мягкостью своего тона смягчить жестокость своих слов. - Я женат. Вы были хозяйкой в моем доме до тех пор, пока не вернулась настоящая хозяйка, княгиня Острожская, моя жена. Не волнуйтесь, Эвелина весьма искусная особа, она привыкла вести дом с юного возраста, сначала дома отца и Валленрода, потом, в течение шести лет, в мое отсутствие, справляться со всеми нашими обширными владениями в Польше и в Литве. Постарайтесь расслабиться, тетушка, и наслаждайтесь жизнью.
   Лусия де Монсада в возмущении топнула ногой.
   - Наслаждаться жизнью? Луис, как ты себе это представляешь? Я не буду подчиняться девчонке!
   - Лусия! - голос Острожского стал резким. - Перестаньте пререкаться. Я не потерплю в доме ссор, как это было во времена моей матери! Нравится вам или нет, но Эвелина - моя жена. Семь лет назад я купил этот дом в Вильне для нее и по ее выбору. Это - ее дом, она привезла с собой детей, которых надо устроить и о которых надо заботиться. Где тот здравый смысл, которым вы всегда так гордились?! Вам следовало бы предложить ей свою помощь!
   Лусия де Монсада фыркнула и быстро вышла из гостиной, хлопнув дверью.
  
  
   Глава 7.

Вильна, Великое княжество Литовское, весна 1417 г.

   Герцогиня де Монсада стояла в темной господской спальне, перед кроватью с неплотно задернутыми шторами балдахина, через которые она могла видеть тесно переплетенные в любовной схватке тела племянника и его жены, поразительной по красоте молодой женщины, которую она, Лусия де Монсада, возжелала с первой же минуты, когда ее увидела. Она была очарована шевелюрой ее белокурых волос, ее большими голубыми глазами, ее совершенным телом греческой богини и ее тонкой белой кожей, даже едва приметной голубоватой жилкой, которая билась сейчас на ее запрокинутой шее. Лусия думала о том, как несправедлива к ней жизнь. Почему этой женщиной, этой прекрасной богиней должен владеть только ее племянник? Конечно, Луи красив, воспитан, но он мужчина. Почему она встретила эту прекрасную девушку когда она уже совсем немолода? Когда-то она полагала, что Алиция Острожская была ее судьбой, но она ошибалась. Алиция Острожская предала ее, и она заплатила за это своей жизнью. Лусии было ее совсем не жаль. Эвелина Монлери - молодая княгиня Острожская, жена ее племянника, была в десятки раз красивее Алиции и в сотни раз изысканнее ее. В добавление к этому, она была благородного происхождения, она была утонченна и воспитана в лучших традициях европейского этикета. Она говорила на всех европейских языках, и ее мать наполовину итальянка. Лусии было больше нечего желать. Она хотела эту девушку, и она привыкла получать то, что хотела. Несомненно, в данный момент, обстоятельства складываются не в ее пользу. Луи очевидно влюблен в свою жену. Он стремится затащить ее в постель при каждом удобном случае и кажется совершенно бесстыдным и нанасытным с ней. Это притом, что у них уже двое маленьких детей. Что же остается ей, Лусии? Ждать, когда он осквернит тело этой прекрасной молодой женщины еще одним своим ребенком?!
   Герцогиня нахмурилась. Она была с этим категорически несогласна. Если она хотела получить Эвелину Монлери, то она должна была действовать! Задумавшись, Лусия де Монсада непроизвольно барабанила тонкими длинными пальцами, унизанными перстнями, по перилам лестницы в парадной зале дома Острожского, где она в данный момент находилась.
   Следующим неприятным сюрпризом было знакомство Эвелины с князем Ремгольдом, этим литовским дикарем, который в свое время отнял у Лусии внимание Алиции Острожской и даже посмел подговаривать ее противостоять Лусии! Герцогиня еще больше нахмурилась, вспомнив, как наутро после приезда Эвелины с детьми в Вильну она была разбужена необычным шумом во дворе. Открыв окно, поскольку из-за этого льда, налипающего на стекла, невозможно было хоть что-то увидеть, Лусия заметила во дворе высокую кряжистую фигуру бывшего наместника великого князя в Жемайтии, сразу же показавшуюся ей знакомой. Он был одет в короткий тулуп из волчьей шкуры, вывернутый шкурой вовнутрь, какие в этой дикой стране называют дубленками. Тулуп был незастегнут, литовец также был без шапки, и легкий снежок уже немного припорошил белыми хлопьями его все еще остававшиеся иссиня-черными волосы. Одной рукой, он играючи держал под узцы двух молодых жеребцов-трехлеток, грызших поводья и перебирающих ногами от нетерпения на месте. Рядом с ним скакали, издавая радостные вопли, Андрей Острожский с его приятелем Зигой Радзивиллом. Им навстречу уже спешила улыбающаяся Эвелина, в светлой длинной шубке, с распущенными по плечам светло-золотистыми волосами, такая прекрасная и желанная, что у Лусии заныло сердце. Они оба вели себя так, словно были знакомы уже целую вечность. Эвелина даже легонько коснулась губами задубевшей щеки наместника Жемайтии, а он с улыбкой по-хозяйски на секунду приобнял ее за талию.
   Оказалось, что проклятый литвин привел коней в подарок мальчикам Острожским. С того самого дня Андрей и Зига Радзивилл целый день возились с этими полудикими необъезженными лошадьми во дворе, издавая при этом такие вопли, что у Лусии каждый раз начиналась мигрень.
   Продолжая бездумно, но с удовольствием наблюдать за лежащими в постели племянником и его прекрасной женой, Лусия сосредоточенно размышляла. Пожалуй, при том уровне симпатии, котоую она испытывала к жене своего племянника, ей следует не просто попробовать подружиться с Эвелиной, ей следует сразу попытаться соблазнить ее. Соблазнить сначала какими бы то ни было жизненными благами, прежде чем подойти к любовному соблазнению. Но что она может предложить этой красивой молодой женщине? Из долгого разговора с Изабеллой Кавальканти и братьями Контарини в Венеции полгода тому назад она получила впечатление, что их польская кузина больше всего на свете ценила свою свободу, и что она долго не желала связывать свою судьбу с мужчиной, которого с детства предназначали ей в мужья. В этом Лусия очень хорошо понимала ее. Но, получив в мужья ее богатого, привлекательного и чрезвычайно самоуверенного племянника, захочет ли она оставить его ради Лусии? Она не захотела последовать за Луи в Италию. Она заставила его вернуться и жить с ней в Литве. Лусия хотела знать, почему. Возможно, эта молодая женщина до последнего момента рассчитывала, что Луи не вернется? Если так, тогда у нее есть шанс! Она должна очень внимательно присмотреться к Эвелине Монлери, прежде чем делать решительный шаг. Она не может позволить себе совершить ошибку подобную той, которую она сделала с Алицией Острожской! Между ней и женщиной, которую она пожелала, никогда не должен встать мужчина!
   Лусия уже собиралась покинуть опочивальню, так же тихо и незаметно, как вошла, когда внезапно услышала негромкий голос Эвелины.
   - Вы никогда не рассказывали мне о вашей матери, Луи.
   Голова Эвелины лежала на плече Острожского, в спальне было полутемно, тусклый свет ночника выхватывал из окружающей тьмы полосу штор на окне и задернутый полог кровати. Острожский пошевелился, Эвелина подумала было, что ему тяжело и подняла голову с его плеча, но он снова уложил ее себе на грудь и еще теснее привлек Эвелину к себе.
   - Почему ты спрашиваешь?
   Она была так близка к нему, что ей казалось, что его голос шел из его груди.
   - Мне интересно. Эли рассказывала, что когда мы были детьми, я некоторое время жила в Остроленке после смерти моей матери.
   - Правда? - не открывая глаз, удивился Острожский. - Я хорошо помню Эльжбету, но не тебя.
   - Я тоже ничего не помню, - сказала Эвелина. - Хотя когда вы привезли меня в Остроленку в первый раз, она показалась мне странно знакомой. Этот великолепный розарий вашей матери! Я скучаю по Остроленке. Почему вы не хотите говорить о ней, Луи? Я слышала, она была красавицей.
   - Да, - Эвелина почувствовала, как он вздохнул. - Она умерла, когда мне едва исполнилось десять лет. Чего ты от меня хочешь, дорогая?
   - Отчего она умерла? Она болела?
   Донна Лусия, замерев на пороге опочивальни, затаила дыхание.
   Острожский некоторое время молчал.
   - Я не знаю, - наконец, сказал он, - Меня в тот момент не было в Остроленке. Мы с Лусией были на ярмарке в Плоцке. Когда мы вернулись в Остроленку, ее уже успели похоронить.
   Эвелина пошевелилась, снова подняла с его плеча свою голову и обратила свое лицо к мужу. От ее движения волна светлых длинных волос рассыпалась веером по груди Острожского. Он невольно перевел дыхание, так как прикосновение шелковистых прядей было необыкновенно возбуждающим.
   - Если бы я умерла, - сказала Эвелина, глядя в лицо Острожского, - я уверена, что Андрей потребовал бы объяснений. Причем, в весьма категоричной форме. Разве вы не сделали этого?
   - Эвелина, я почти уверен, что дедушка рассказал вам историю о том, что мать отравила Лусия, - все так же, не открывая глаз, сказал Острожский. - Но я не верю в это.
   - Так отчего же она умерла? Какое объяснение получили вы?
   - Она умерла от укуса змеи, - наконец, неохотно ответил Острожский.
   - Змеи?! - от удивления Эвелина даже приподнялась на постели. - Вот уж никогда не видела в Остроленке змей! Даже в саду и возле озера. Откуда она взялась, эта змея? И что это была за змея такая?
   - Насколько я помню, болотная гадюка. Она заползла матери в постель и укусила ее. Этого довольно, Эвелина? Я удовлетворил твое любопытство? Может быть, мы будем спать?
   - Я не хочу спать. Какая ужасная история!
   Опершись локтем о постель рядом с подушкой, на которой лежал Острожский, Эвелина в задумчивости уткнулась подбородком в тыльную часть сложенной ладони.
   - Неудивительно, что вы не хотели говорить о ней. Вы любили мать, Луи?
   Перед мысленным взором Острожского промелькнула давняя полузабытая картина, которую он все эти годы пытался вытравить из своей памяти: молодое, красивое, смеющееся лицо его матери, обрамленное развевающимися на ветру длинными русыми волосами; ямочки на ее щеках, ее темные лукавые глаза и ее раскрытые навстречу ему руки, когда он, шестилетним ребенком, несется ей навстречу и длинные жесткие стебли луговой травы больно хлестают его босые ноги...
   Он тряхнул головой, чтобы избавиться от этой картины и, окончательно проснувшись, посмотрел на Эвелину.
   - Странный вопрос, дорогая. Разве ты не любила свою мать?
   - Я совсем другое дело, Луи.
   Тяжелые пряди белокурых волос соскользнули с плеч Эвелины и накрыли ее лицо плотной завесой в то время, как она продолжала говорить:
   - Я не помню своей матери, я была совсем малышкой, когда она умерла. Для меня она только портрет со стены в комнате моего отца. Тот портрет, - лукаво добавила она, отведя с глаз прядь волос, чтобы взглянуть на Острожского, - который заставил вас вернуться из Италии в Литву.
   - Это был вовсе не портрет, - усмехнувшись, сказал Острожский. - Это был наш друг Дитгейм. После того, как он огорошил меня известием о том, что у меня есть жена и сын, мне не оставалось ничего другого.
   Эвелине вдруг показалось, что портьеры, прикрывавшие двери, чуть заметно колыхнулись.
   Закинув руки за голову, Острожский снова прикрыл глаза. Его лицо стало спокойно и бесстрастно, словно каменная маска, когда он, немного помедлив, нарочито спокойно произнес:
   - Дорогая, почему бы тебе сразу не спросить меня о том, что именно тебя интересует в дедушкиной версии о смерти моей матери?
   - Правда?
   Эвелина села в постели и перекинула мешающую ей тяжелую гриву своих волос себе на грудь.
   - А вы не будете злиться, топать ногами и брызгать слюной, как ваш дядюшка Ягайло?
   -Я?!- с притворным возмущением вскричал Острожский, открывая глаза. - Никогда! Я буду злиться в лучших традициях наших друзей крестоносцев. Вы не видели нового магистра Ордена, господина фон Платтена? Когда он злится, он словно замирает от ярости, белеет и становится похож на живого мертвеца. Так что вы хотели узнать, дорогая?
   Эвелина со смехом сдвинулась от него на край постели.
   - Прекратите, я терпеть не могу мертвецов, Луи! И вообще, я уже задала вам вопрос, не увиливайте!
   - Ты задала мне с дюжину вопросов, дорогая. С какого ты хотела бы начать?
   - Это правда, что ваша тетушка - ведьма? - глядя в глаза Острожского, спросила Эвелина.
   Ей уже отчетливо показалось, что портьеры у дверей колыхнулись, словно от сквозняка.
   Князь некоторое время в недоумении смотрел на нее, а потом покачал головой.
   - Я полагал, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы не повторять эти глупости!
   - Почему глупости? - спросила Эвелина. - Эли тоже ведьма, и она не скрывает этого. Возможно потому, что никому не делает зла?
   - Скорее всего потому, что в Литве просто очень толерантны ко всякого рода ведовству, - вспомнив старую княгиню Радзивилл и свою собственную мать, нахмурился Острожский.
   В следующую минуту, когда он вернулся к ответу на вопрос Эвелины, его тон стал саркастическим:
   - Лусия, как я понимаю, ведьма, потому, что она отравила мою мать?
   - Но вы же сказали, что ее укусила змея?! - невинно округлив глаза, вскричала Эвелина. - Впрочем, как я поняла, вы не можете ничего утверждать. Вас же в тот момент не было в Остроленке.
   - Лусии тоже! - уязвленно возразил Острожский прежде чем успел осознать, что Эвелина сознательно провоцирует его.
   Эвелина насмешливо улыбнулась.
   - Луи, не бросайтесь немедленно на спасение вашей тетушки, как только кто-нибудь с неодобрением упомянет ее имя. Она же варит свои травки на кухне, не правда ли? И все об этом знают.
   - Травки? - в недоумении переспросил Острожский. - С чего ты взяла?
   - Это не я, это вонь, которая доносится из кухни, Луи, - несмотря на показную кротость тона, в голосе Эвелины прозвучала ирония. - Каждый раз, когда мальчики начинают шуметь, она хватается за котелки и начинает варить свои успокоительные отвары. Бог с ней с вонью, но она предлагает эти отвары мне и мальчикам! Я строго предупредила их не пить никаких зелий тетушки Лусии. И тебе не советую. Не то что бы я верю в то, что она ведьма, но как любит повторять князь Витовт, береженого Бог бережет.
   - Тетушка Радзивилл была более опасной в этом смысле, - пробормотал Острожский, решив про себя обязательно поговорить с герцогиней на тему зельеварения.
   - Возможно, - уклонилась от возражений Эвелина. - Но мне трудно об этом судить. Она никогда не предлагала никаких травок ни мне, ни моим детям. Луи, мне кажется, мы договорились о том, что дом и дети находится в моем распоряжении. Лусия, проводящая все время на кухне, помешивая свои отвары там, где готовится еда для нас и детей, действует мне на нервы.
   - Вы полагаете, она хочет нас отравить? - изогнул бровь Острожский.
   - Судя по характеру зелий, она скорее хочет, чтобы мы все повально возлюбили друг друга! Потому что, несмотря на то, что она утверждает, что варит успокоительные отвары, то, что она в конечном счете производит, это сильные любовные привороты.
   - Любовные привороты? - теперь уже изумился Острожский. - Отчего такая уверенность?
   - Вы думаете, я не узнаю запах и вкус любовного приворота, когда я практически выросла в семье деревенской травницы в отцовском поместье, в то время как он все время был на войне? Вы думаете, мы не варили все эти зелья с Мариной по молодости? Или вы полагаете, что тетушка Лусия изобрела что-то особенное? Все эти отварчики варят из одних и тех же ингридиентов в любой стране!
   Острожский притянул к себе Эвелину и, отбросив с ее лица длинные белокурые волосы, заглянул ей в глаза.
   - Она что-то давала тебе? - тихо и очень серьезно спросил он.
   - Она предлагала мне любовное зелье в качестве успокоительного, - глядя прямо ему в глаза, также тихо отвечала Эвелина.
   - Ты его выпила?
   Эвелина с недоумением увидела, как внезапно прищурились темные, искристые глаза Острожского, и он непроизвольно еще крепче прижал ее к себе.
   - Нет.
   Она сделала паузу и проказливо добавила:
   - Я дала его выпить вам, мой господин!
   В следующую минуту она со смехом отпихнула его от себя, перекатилась по кровати и вскочила на ноги.
   - Правда, я не уверена в том, на кого оно рассчитано! Так что, если вы вдруг воспылаете внезапной любовью к князю Скирвойло, идите разбираться со своей тетушкой!
   - Ах ты!
   Острожский отбросил с себя одеяло, вскочил с кровати и догнав попытавшуюся убежать от него Эвелину, сгреб ее в объятья и повалил на постель.
   - При чем тут Скирвойло? - нависая над ней, спросил он.
   - Я просто так сказала! Скирвойло и без того, кажется, к ней неровно дышит. Впрочем, в одном я точно уверена.
   - В чем?
   Острожский легко коснулся ее губ быстрым поцелуем.
   - Это точно не успокоительное! - проказливо прошептала Эвелина, обнимая его и притягивая к себе его голову.
   Жаркие губы князя стали более настойчивыми. Через долгие несколько секунд, с сожалением оторвавшись на секунду от поцелуя, он с легкой хрипотцой в голосе произнес, думая уже о том, что больше никогда не сможет выпустить жену из своих объятий.
   - Надеюсь, что если это был приворот, то он направлен на тебя, дорогая!
   "Ты даже не представляешь, как ты прав, дорогой!" - насмешливо подумала Эвелина, со вздохом удовольствия приникая к его горячему сильному телу.
   Лусия бесшумно выкользнула из-за портьеры и очутилась в темном коридоре. В ее глазах светился огонек азарта. Она с предвкушением подумала, что игра обещает быть интересной. Красавица Эвелина оказалась не так проста, как некогда Алиция Острожская.
   Лусия ни на минуту не верила во все эти разговоры про деревенскую травницу. Девчонке, несомненно, кто-то помогает. Недаром она заметила на ее шее тонкую золотую цепочку с болтавшимся на ней неприметным темным камешком агата, которая выглядела изящной безделушкой, но на самом деле была могущественным защитным амулетом. Магия этого амулета была незнакома Лусии, но она непременно выяснит, кто его сделал. Эвелина Острожская была ее добычей, и она не собиралась ее никому уступать.
  

Вильна, Великое княжество Литовское, лето 1417 г.

  
  
   Эвелина, Андрей и Зига Радзивилл заехали в дом князя Ремгольда в Вильне сразу же после того, как объявили Лусии, скромно поинтересовавшейся, куда они собрались, что отправляются на прогулку.
   Самого наместника Литвы дома не оказалось. Княгиня Ремгольд и Эльжбета Радзивилл нетерпеливо поджидали их в обширной гостиной огромного дома-поместья наместника Жемайтии, который никогда не скупился на меры безопасности, особенно, когда дело касалось его жены.
   Бегло взглянув на Эвелину, Эльжбета устало вздохнула.
   - Эта ваша тетушка просто неутомима! - сказала она, обнимая Эвелину. - На тебе опять целая куча завязок и приворотов. Мальчики чистые, - она внимательно посмотрела на сына и Андрея Острожского, которые вертелись вокруг Алиции, - только ты одна словно вся в перьях. Надеюсь, тебе удалось спровадить ее с кухни?
   - Представь себе!
   Эвелина рассмеялась.
   - Ни за что не догадаешься, как мне это удалось!
   - Судя по тому, что ты говоришь о ней в настоящем времени, ты ее не убила. На все остальное у меня бы ни хватило ни терпения, ни воображения. Так что же ты с ней сотворила?
   - С ней - ничего. Я сказала Острожскому, что подлила ее приворотное зелье в его суп.
   - Он не отравится? - нервно поинтересовалась княгиня Ремгольд, прислушиваясь к их разговору.
   - У него голова крепкая! - отмахнулась Эльжбета. - Даже если ты действительно вылила зелье ему в суп. Хотя ты там поосторожнее с приворотами. Тетушка что-то уж слишком рьяно за тебя взялась. Никогда не знаешь, что ей придет в голову. Я не удивлюсь, если она в один прекрасный день добавит в свой приворот крысиного яду для верности.
   - Девочки, что вы говорите! - ужаснулась княгиня Ремгольд.
   - Это мы шутим! - легкомысленно отмахнулась от нее Эльжбета Радзивилл. - Слушай, а как насчет того, чтобы подлить что-нибудь эдакое самой тетушке Лусии? - с загоревшимся взглядом сказала она, вновь обращаясь к Эвелине. - Ну так, по мелкой, для расстройства желудка или для выпадения волос. Чтобы она хоть немного оставила тебя в покое и занялась своими собственными проблемами.
   - Эли, немедленно прекрати эти разговоры! - запротестовала княгиня Ремгольд. - Вы еще тут соревнование устройте, кто кого лучше потравит! В результате вы поубиваете друг друга или покалечите, а у меня, знаете ли, ума не хватит вас потом с того света вытаскивать! И вообще, мне все меньше и меньше нравится эта затея!
   - Мама, можно мы все-таки поедем на прогулку с Гунаром? - улучив минуту, встрял в их разговор Андрей.
   - Верхом? - рассеянно спросила княгиня Ремгольд, думая о чем-то постороннем.
   - На метле пока летать не обучены, - вежливо ответил Андрей, переглянувшись с приятелем.
   Зига Радзивил фыркнул от смеха.
   - Я тебя сейчас научу! - пообещала ухмыляющемуся сыну Эльжбета и, взглянув на Эвелину, ответила за нее: - Идите. Только чтобы к обеду были передо мной, как лист перед травой! Понятно?
   - Зуб даем!
   Подталкивая друг друга локтями и хохоча во все горло, мальчики выскочили в коридор, а затем их звонкие голоса зазвенели на дворе дома.
   - Как ты с ними справляешься, ума не приложу! - покачала головой княгиня Ремгольд, и тут же непоследовательно добавила: - Лусия, наверное, рвет и мечет. Она ненавидит шум.
   - Она вообще выходит из дому? - спросила Эльжбета.
   - Нет, - покачала головой Эвелина. - В первой половине дня она обычно сидит за закрытыми дверями своей гостиной и варит успокоительные зелья.
   - А во второй? - не успокаивалась литвинка.
   - Во второй? - Эвелина наморщила лоб, вспоминая, прежде чем ответить. - Она выходит к столу к обеду, причем, только в тех случаях, когда Луи возвращается домой.
   - И как часто это происходит?
   - Раз в неделю, не чаще.
   - Значит, вы обедаете без нее?
   - Да.
   - А после обеда? - Эльжбета требовательно смотрела на Эвелину.
   Княгиня Ремгольд только успевала переводить взор с одном молодой женщины на другую во время этого стремительно разворачивающегося разговора.
   - После обеда она обычно пытается провести время со мной, - поморщившись, сказала Эвелина. - Она предлагает мне свои зелья, расспрашивает меня о моей жизни, рассказывает о своей или ударяется в воспоминания о красотах Италии и Испании. Говорит о своем несметном богатстве и о том, как много она может дать тому человеку, которого полюбит.
   - Она делает это в тех случаях, когда Острожский не обедает дома?
   - Да! По-моему, это очевидно, - вздохнула Эвелина, начиная чувствовать раздражение от необходимости отвечать на нескончаемые вопросы Эльжбеты.
   Эльжбета на минуту остановилась, раздумывая над следующим вопросом. Воспользовавшись паузой, княгиня Ремгольд взглянула на Эвелину и тихо спросила:
   - Она уже признавалась тебе в любви, деточка?
   Эвелина помедлила, прежде чем ответить.
   - Нет, - наконец, сказала она. - Но она так смотрит на меня, что ей не нужно слов. Иногда я ее боюсь. Несколько раз мне казалось, что я чувствую ее присутствие в нашей спальне.
   Она запнулась, помолчала, но потом, посмотрев на княгиню Ремгольд, все-таки договорила, понизив голос почти до шепота:
   - Мне снова начали сниться кошмары. Только теперь в них присутствует не Валленрод, а Лусия. Мне снится, что я среди ночи просыпаюсь в своей постели, поворачиваюсь к мужу, а там не он, а она. И она улыбается, улыбается так сладко и страшно, что мне хочется кричать.
   Эльжбета со свистом выдохнула воздух из своих легких. Тут же извинившись, она раздумчиво спросила:
   - В вашей спальне, вы пользуетесь свечами, надо полагать?
   Эвелина кивнула и вопросительно посмотрела на нее.
   - Может быть, она подмешивает какие-нибудь галлюциногены в свечи? - неуверенно предположила литвинка, посмотрев на княгиню Ремгольд.
   - Это очень опасно! - вскричала княгиня. - Она ведь вас и отравить может!
   - Тебе надо внимательно следить за такими вещами, - поддержала ее Эльжбета. - Запасись своими свечами и ставь их на ночь сама. Смотри за тем, что пьешь и ешь. Думаю, никому другому Лусия ничего подобного не подсунет. Ее цель - воздействовать на тебя. Если ты чувствуешь себя уверенно, пожалуйся на воображаемые эффекты Лусии, и посмотри, как она на это отреагирует.
   - Вольет в меня настойку от нервов! - со смешком сказала Эвелина. - Вот тогда мне любые галлюциногены от свечей просто цветочками покажутся!
   Княгиня Ремгольд снова закатила глаза, в то время, как Эльжбета Радзивилл только рассмеялась.
   - Согласна, жаловаться на недомогании Лусии себе дороже, - став серьезной, произнесла она. - Даже не знаю, что сказать. Думаю, у нас нет другого выхода, кроме как быть бдительными и ждать. Лусия должна нанести удар первой.
   - Как ты думаешь, что она сделает? - тихо спросила Эвелина.
   - Да что угодно!
   Эльжбета Радзивилл тряхнула головой, пытаясь отогнать дурное предчувствие.
   - Травить тебя, она, конечно, не будет. Но вот эти ее настоечки из трав... Словом, поберегись. Мой тебе совет, выкини ее из кухни.
   - Змеи! - неожиданно тихо, с ужасом произнесла княгиня Ремгольд, перебивая Эльжбету.
   Обе молодые женщины одновременно повернулись и взглянули на нее. Княгиня Ремгольд была иссиня-бледной, словно привидение. Судя по ее искаженному страданием лицу, она вспоминала события своей и Алиции Острожской жизней, связанные с отравлением укусом змей, подброшенных в их постели герцогиней де Монсада. Эльжбета вздохнула, выразительно взглянула на Эвелину и, приобняв опущенные плечи княгини, стараясь утешить ее, задумчиво произнесла:
   - Змеи, я думаю, будут после.
   - После чего? - не поняла Эвелина.
   - После того, как ты откажешь ей! - вспылила Эльжбета. - Или это сделает Острожский. Вариантов много. У тетушки богатая фантазия. Может быть и яд, и змеи, и даже драконы, все что угодно.
   Эвелина вздрогнула от ее слов и с недоверием посмотрела на Эльжбету.
   - Ты же сказала, что она не будет травить меня?
   - Я также не сказала, что яд для тебя! - огрызнулась Эльжбета, выглядевшая расстроенной. - Яд может быть для твоего мужа или твоего сына. Чтобы не мешались, так сказать, под ногами.
   - Эльжбета Радзивилл, замолчи немедленно! - вскричала княгиня Ремгольд. - И без тебя тошно!
   - У нас пока еще все хорошо. Тошно нам будет после, - вздыхая, пробормотала Эльжбета, тем не менее, послушно замолкая.
   Эвелина только покачала головой. В сердце постепенно заползала тревога.
  
  
   Глава 8.
  

Вильна, Литва, 1418 г

  
   В начале 1418 года в Литве снова разразился кризис. Причиной очередного заговора принцев стали татары Витовта.
   Вильна узнала о заговоре несколько позднее, чем Троки. Рано утром 3 марта в столице было еще относительно спокойно. Эвелина, Андрей и Зига Радзивилл, в сопровождении небольшого эскорта, как обычно, отправились на утреннюю верховую прогулку. В последний момент вместе с ними по непонятной причине увязался Хаски. Он просто посмотрел на Эвелину своими желтоватыми, как у великого литовского князя глазами, словно спрашивая разрешения, а потом молча пристроился к стремени ее коня, который, единственный из всех иноходцев в конюшне, не пугался его размера и волчьего запаха, исходившего от него.
   Гонец от князя Острожского, посланный из Троков, чтобы предупредить Эвелину о заговоре и необходимости оставаться в доме, заперев все двери и, желательно забаррикадировавшись, прискакал через десять минут после того, как Эвелина с детьми отправилась на прогулку. Вслед за гонцом князя, в течение последующего получаса, прибыл и сам Острожский, загнавший коней для того, чтобы вернуться в Вильну и обеспечить безопасность своей семье.
   Герцогиня Лусия де Монсада была в шоке, услышав поток проклятий на всех языках, которым разразился раздраженный Острожский, узнав, что его гонец не успел вовремя и Эвелина и мальчики уехали на прогулку почти час тому назад и еще не вернулись. К тому времени Вильна уже гудела. Оцепление из верных великому князю войск начало медленно, словно щупальце паука, охватывать сначала центр города, а затем и окраины. Острожский отправил гонцов ко всем командирам войск Витовта, предупреждая их об исчезновении жены и сына, но почти до самого полудня не имел никаких известий о судьбе небольшого отряда Эвелины.
   Между тем, Эвелина, Андрей и Зига Радзивилл, не подозревая о том, что происходит в городе, выехали на окраину и, как обычно, пустили коней в галоп. Некоторое время они просто бездумно наслаждались скачкой, пока глазастый Андрей, вырвавшийся вперед, неожиданно вытянул руку в перчатке вперед и указал подоспевшей матери и Зиге Радзивиллу на небольшое по виду пятно, видневшееся на горизонте:
   -Мама, смотрите, там люди!
   Эвелина приложила руку к глазам и некоторое время пристально всматривалась вдаль.
   -Ты прав, малыш, - заметил Гунар, также приглядываясь. - И, похоже, там что-то происходит.
   -Вперед! - сказал Андрей, пришпоривая коня.
   Эвелина уже хотела крикнуть, останавливая сына, как вдруг Хаски, впервые проявив внимание к тому, что происходило вокруг него, несколько раз громко пролаял а затем, как стрела, выпущенная из лука, сорвался с места и побежал вперед, к видневшимся на горизонте людям. Эвелина и Гунар переглянулись и пришпорили коней.
   Первым на месте небольшой, но ожесточенной схватки, оказался Хаски, вслед за ним, почти одновременно, подоспели Андрей, Эвелина и Гунар. Огромный серебристый волк, не издав ни звука, прямо с хода набросился на коня самого сильного всадника с хлыстом в руках, который избивал молодого мужчину в разодранном тулупе, прикрывавшего собой маленького мальчика. Еще около десятка мужчин, полностью вооруженных, с саблями наголо, гарцевали, сдерживая беспокоящихся от вида крови коней, подле них, ожидая своей очереди наброситься на жертвы.
   Возмущенный таким поведением взрослых восьмилетний Андрей, издав воинственный клич своего отца, и обнажив свой клинок, бросился в схватку также безрассудно, как и Хаски. Опасаясь за его безопасность, Эвелина и Гунар, не медля, отдали приказ к бою своему маленькому, но сильному отряду, состоявшему наполовину из литовцев, наполовину из европейских рыцарей под командой дона Альмецио. В следующую минуту литовские воины, избивавшие молодого человека, были окружены.
   -Отойдите! - крикнул один из главарей, услышав клич князя Острожского и узнавая Андрея и людей князя. - Не вмешивайтесь в это дело, молодой княжич!
   Князь Ямонт, один из Кориатовичей, с изумлением подумала Эвелина, внимательней приглядываясь к молодому человеку.
   -Уберите собаку! - закричал другой, тот самый, который возглавлял избиение. - Не то я ее убью!
   -Оставьте в покое парня и мальчишку! - сказал Гунар, выразительно поигрывая своим собственным хлыстом, которым он владел в совершенстве.
   -Это татары! - закричал литовец. - Какое вам до них дело! Проезжайте мимо!
   Только теперь Эвелина заметила, что молодой человек и мальчик были смуглолицы, с темными вьющимися волосами и темными глазами. Лица обоих были покрыты кровью. Мальчику было не больше семи лет, он дрожал, то ли от холода, то ли от страха, но его темные глаза сверкали от гнева. Лицо и спина молодого человека, закрывавший его от ударов своим собственным телом, были исполосованы плетью, тулуп разодран. Как только драка остановилась, он выпрямился, и Эвелина невольно отметила, что он был достаточно высок для татарина и хорошо сложен.
   -Андрей! - повелительно произнесла она, обращаясь к сыну. - Вложи свой меч в ножны и встань рядом со мной.
   -Хаски!
   Серебристый волк неохотно разжал челюсти и почти с человеческим презрением в глазах посмотрел на охающего человека, отползающего подальше в сторону от его зубов.
   -Что здесь происходит?! - требовательно спросила Эвелина, заставляя своего коня выступить вперед и снимая с головы шапку.
   Светлые длинные волосы упали ей на плечи и золотым водопадом заструились по спине, почти коснувшись седла.
   -Гражина! - в один голос пронеслось по рядам литвинов. - Княгиня Острожская!
   -У меня больше людей, чем у вас, Ямонт, - сказала Эвелина, называя литовского князя по имени. - Уходите и уводите своих людей. Мальчик и его слуга останутся со мной. Я не позволю вам избивать ребенка! Татарин он или крестоносец, мне все равно. Если они совершили преступление, мы передадим это дело моему мужу или великому князю, в зависимости от того, кто они такие. Уходите!
   -Гражина, вы делаете большую ошибку! - набычившись, сказал князь Ямонт. - Отдайте нам этих татар, и давайте разойдемся по добру, по здорову! Иначе я не посмотрю на то, кто вы такая и прикажу своим людям поступить с вами так же, как с простолюдинкой!
   -Угрозы! - Эвелина рассмеялась. - Не в вашем положении угрожать мне, князь Ямонт! Уходите, пока моя собака и мои люди не потеряли терпения! И пока часть ваших людей не перешла на мою сторону, потому что они четко знают, что случится с ними и их семьями, если они тронут хоть волосок на моей голове. Не искушайте свою судьбу и уходите! Кто бы ни были эти люди, они под моей защитой!
   Князь Ямонт еще раз с неприкрытой ненавистью в глазах посмотрел на Эвелину, потом повернулся к своим людям, по рядам которых уже играл шепоток недовольства, и отдал им приказ отступить. Перед тем как развернуть своего коня и ускакать прочь, он, не обращая внимания на то, что окружавшие Эвелину литовцы Гунара недовольно схватились за оружие, подъехал к ней ближе и, глядя прямо ей в лицо, сдавленным голосом процедил сквозь стиснутые зубы:
   -Придет день, Гражина, и я тебе это припомню! Тогда никто, ни твой слишком уж умный муж, ни Витовт, ни Ремгольд, ни старый предатель Сигизмунд Кейстут не смогут защитить тебя!
   Как только литовцы во главе с князем Ямонтом, развернув коней, поскакали в противоположную от Вильно сторону, Гунар обеспокоенно сказал:
   -Нам тоже надо уходить. Возможно, это начало очередного мятежа принцев. Кто его знает, сколько еще таких головорезов бродят поблизости.
   -Согласен, - лаконично подтвердил дон Альмецио.
   Андрей спрыгнул на землю со спины своего коня и, бросив поводья, подошел к мальчику и защищавшему его молодому человеку.
   -Я Андрей Острожский. Кто ты такой? - спросил он, обращаясь к мальчику.
   Темные глаза мальчика сверкнули.
   -Я Мелек Гирей! - гордо сказал он.
   Эвелина многозначительно переглянулась с Гунаром, который тоже только что узнал крымского царевича, последнего потомка рода Гиреев, который в сопровождении своего слуги недавно прибыл ко двору Витовта, чтобы просить защиты и помощи в возвращении его законного трона. Насколько Эвелина помнила из лаконичных объяснений Острожского, великий князь отчего-то испытывал подлинное расположение к молодому царевичу, независимо от того, какие политические выгоды имел для его империи тот факт, что в случае удачи и возращения престола роду Гиреев, Крымское ханство станет верным союзником Литвы в ее нескончаемой борьбе с Московией.
   -Я потомок самого великого Чингисхана! - стряхивая прилипшие к его одежде мелкие комочки земли, гордо сказал мальчик, бросая высокомерный взгляд на Андрея.
   -Ну и что? - философски ответил Андрей, вызвав тень улыбки как на лицах Эвелины, Гунара и дона Альмецио, так и на лице молодого спутника татарского царевича. - Я тоже потомок короля Карла Великого. Что с того? Пойдешь с нами? Мама почистит от грязи твою рану, - Андрей кивнул на кровоподтек под левым глазом мальчика, который раздувался на глазах. - А то так и без глаза остаться недолго. Будешь потом ходить, как пан Жижка!
   -А кто твоя мать? - все также высокомерно спросил мальчик, оглядывая застывших в нескольких метрах от него и его спутника людей, пришедших им на помощь.
   Андрей уже открыл было рот, но не успел ответить. Смуглый, высокий и гибкий молодой человек, спутник мальчика, уже некоторое время пристально рассматривавший небольшой отряд Эвелины, сказал за него, одновременно вытирая с лица капли крови, бежавшие из раны на виске.
   -Это Гражина, княгиня Острожская, жена Ирбиса!
   Татарский царевич с внезапным интересом посмотрел в сторону эскорта Андрея, пытаясь определить, кто из всадников был этой одной из известнейших женщин Литвы. Эвелина снова заставила своего коня выступить вперед, помахала мальчикам и ободряюще улыбнулась им. Оба татарина, как зачарованные, уставились на нее, не скрывая восхищения при виде ее лица, обрамленного пышными светлыми волосами, отливающими при свете солнца цветом белого золота.
   -Гражина! - тихо повторил татарский царевич, не в силах оторвать от нее взгляда, а потом, с усилием отводя от нее взор повернулся к Андрею. - Значит, твой отец - тот самый князь Ирбис, который вместе с Витовтом и татарами моего дяди начал битву при Дабровне?
   -Джелаль-эд-Дин твой дядя? - удивился Андрей, который, благодаря отцу, уже успел познакомиться с окружением двора великого литовского князя.
   -Я знаю твоего отца! Я хочу познакомиться с твоей матерью! - царевич отвел обнимавшую его руку своего спутника, подошел к Андрею и схватил его за руку. - И поблагодарить ее за помощь!
   Мальчик бесстрашно приблизился к гарцевавшему на месте, нетерпеливо перебирая ногами, большому арабскому жеребцу Эвелины. В ту же минуту она, едва коснувшись луки седла рукой, спешилась и опустилась на колени перед ним, заглядывая в его залитое кровью лицо.
   -Ты сильно ранен, малыш?
   Ее руки ласково отвели с его глаз пряди темных волос, совсем рядом со своим лицом он увидел ее светлые, необыкновенные для темноглазых татар, глаза; ее показавшееся Мелеку сошедшим с фресок в русских церквях, неправдоподобно красивое лицо. Тонкие пальцы, легкие и почти невесомые, быстро ощупали место вокруг его раны на лице, как это делала его мать, потом он услышал, как молодая женщина облегченно вздохнула:
   -Слава богу, они не задели тебе глаз! Сядешь в седло со мной, малыш? Или хочешь коня?
   -Я сяду с тобой, Гражина, - сказал Мелек, прощая я то, что она называла его малышом, потому что она была так добра к нему и так прекрасна.
   Он с одобрением наблюдал, как она ловко, без посторонней помощи, вскочила в седло. Затем она протянула ему руку, и он, уцепившись за нее, быстро, как белка, вскочил на круп огромного жеребца, устроившись прямо перед ней.
   Прежде чем тронуть поводья, Эвелина обернулась и взглянула на молчаливо застывшего чуть поодаль молодого татарина, сопровождавшего мальчика.
   -А ты что стоишь, парень? Садись в седло! - она кивнула в сторону запасного жеребца, поводья которого держал Гунар. - Тебе тоже несладко пришлось, и твои раны надо промыть.
   Молодой татарин настороженно смотрел на мальчика.
   -Селим! - нетерпеливо сказал Мелек. - Все в порядке. Гражина и Ирбис - друзья Витовта!
   -Стоит ли затруднять князя? - пробормотал татарин.
   -Вы мои гости, Селим, - назвав его по имени, улыбнулась Эвелина. - Если пожелаешь, князь даже не узнает о твоем присутствии. В настоящее время он находится в свите Витовта в Троках. Я обработаю вам раны и дам людей, чтобы проводить вас домой.
   -Нам нужно в Тракайский замок! - сказал молодой татарин, подходя ближе.
   В глазах Эвелины на миг промелькнуло удивление.
   -Как скажешь, Селим. Мои люди проводят вас. Или, если ты назовешь мне имя человека и причину, по которой вы должны быть в Троках, мы отправим записку этому человеку, и он заберет вас из моего дома.
   -Ты напишешь Витовту, Гражина? - с легкой насмешкой спросил молодой татарин.
   -Почему бы и нет, Селим?
   Эвелина, наконец, узнала в оборванце, с плеч которого свисал разодранный почти в клочья во время избиения людьми Кориатовичей тулуп, слугу и родственника крымского царевича из рода Гиреев, по слухам, его верного стража и защитника во время их долгих скитаний. Увидев по выражению ее лица, что Эвелина догадалась, кто он такой, Селим кивнул Эвелине и, больше не пререкаясь, вскочил на предложенную Гунаром малорослую, но выносливую литовскую лошадку.
   Возглавляемый Эвелиной, небольшой конный отряд, гулко простучав копытами по мостовым Подола, вихрем пролетел вдоль непривычно тихих городских улиц к дому князя Острожского в Вильне. Словно по мановению руки, крепкие дубовые ворота усадьбы отворились, пропуская их, а затем тут же захлопнулись.
   Спешившись, Эвелина подхватила из седла Мелека, прежде чем Селим успел подоспеть на помощь. Несколько изумленный количеством людей с факелами в руках, которые толпились во дворе, встретив появление отряда Эвелины радостными криками и свистом, Мелек без малейшего слова протеста, чем несказанно удивил Селима, позволил Эвелине на руках внести его в дом. Уже в сенях они столкнулись с высоким темноволосым мужчиной, одетым по-европейски, в полном боевом вооружении, который, очевидно, спешил во двор, привлеченный радостными криками людей.
   -Эвелина!
   Острожский сгреб Эвелину в охапку, прижал ее к себе, чувствуя, как тяжелый темный камень страха, застывший у него в груди, когда он узнал о том, что она покинула усадьбу в самый разгар восстания принцев, начал медленно ослаблять крепкие щупальца, сжимавшие его сердце.
   -Ты с ума сошла! Меня чуть удар не хватил, когда я узнал, что вас нет в Вильне!
   Он легонько отстранил Эвелину от себя, стараясь разглядеть выражение ее лица, в скудном свете факелов увидел прижавшегося к ее груди темноволосого ребенка, затем его глаза скользнули по лицам сопровождавших Эвелину людей, мгновенно выхватили их них лица Андрея, Зиги Радзивилла, Гунара и дона Альмецио. Селим видел, как князь облегченно вздохнул, убедившись, что все живы и здоровы. Затем глаза князя остановились на лице Селима. Он удивленно сморгнул, мгновенно узнавая его. В следующую секунду он заметил следы крови на лице Селима и нахмурился. Не выпуская из своих рук Эвелину, он развернул ее к себе, внимательно посмотрел на мальчика, а затем, коснувшись пальцем щеки прижавшегося к груди Эвелины Мелека, мягко попросил:
   -Разрешите, ваше высочество?
   Мелек в первый раз за все это время улыбнулся, узнав при свете факелов красивое лицо Ирбиса, литовского князя Острожского, друга Витовта и его дяди.
   -Луи, они оба ранены, к счастью, мы успели вовремя! - быстро сказала Эвелина. - Их надо перевязать. У мальчика может загноиться глаз, а у Селима, - она мельком взглянула в сторону молодого татарина, - рана на голове. Кони расседланы, ворота закрыты. Помоги мне!
   Острожский кивнул, принял на руки легкое тело татарского царевича, обернулся к Селиму и сказал, медленно выговаривая слова татарского языка, который он, по настоянию Витовта, учил в последнее время:
   -Добро пожаловать, Селим. Мой дом - твой дом. После того, как моя жена обработает твои раны, я пошлю людей к Витовту.
   -Благодарю, - лаконично сказал Селим, проходя вслед за ним в дом.
   Мелека усадили на столе. Подчиняясь распоряжениям Эвелины, засуетилась прислуга. Селим со смутным удовольствием почувствовал, как чьи-то мягкие руки подтолкнули его к дивану. Он опустился на него, позволив себе расслабиться, впервые за несколько суток, с той самой минуты, когда он узнал о начале мятежа. Наблюдая, как Эвелина скинула свой теплый казакин, под которой оказалась плотно подогнанная по ее фигуре мужская одежда, он с неосознанным мужским одобрением остановил взгляд на ее высокой груди и тонкой талии, подчеркнутой туго затянутым кушаком. В ту же минуту, прекрасная княгиня развязав кушак, отбросила его в сторону, расстегнула ворот рубашки и закатала рукава. Бело-золотистый цвет ее длинных светлых волос, которые она небрежным жестом откинула за спину и тут же перевязала поданной служанкой широкой лентой, был так необычен для глаз Селима, что она заворожено смотрел на них, не думая ни о чем. Что-то дрогнула в его груди, когда он увидел, как Эвелина, ласково успокаивая морщившегося от боли Мелека, очищает от крови его лицо, а затем, сосредоточенно нахмурившись, продев в иголку суровую нить, осторожно соединяет края глубокой раны, тянущейся почти с переносья мальчика через его лоб, к его виску.
   К удивлению Селима, ему принесли кумыса. Он видел, как Мелеку дали теплого молока, такие же кружки с теплым молоком получили вертевшиеся под ногами семилетний сын Острожского и его рыжий друг. Смышленый Андрей, спрашивая у отца татарские слова, пытался развеселить Мелека, болтая с ним по-татарски. Наконец Мелек, к тому времени уже умытый, с забинтованной головой, переодетый в литовскую одежду, с интересом глядя на Андрея, вдруг улыбнулся и что-то прошептал по-татарски. Селим не мог слышать, что он сказал, но князь Острожский, стоявший рядом с Мелеком, рассмеялся.
   В ту же минуту Селим почувствовал, как на его лицо упала чья-то тень. Он поднял глаза и увидел, что прекрасная княгиня, остановившись перед ним, негромко сказала:
   -Пойдем, Селим. Я промою твои раны.
   Он сделал вид, что не понял, о чем она говорит.
   Тогда Эвелина, улыбнувшись одними глазами, настойчиво повторила:
   -Пойдем, Селим. Я знаю, что ты понимаешь по-литовски. Будет глупо, если ты заработаешь горячку из-за пары жалких царапин, оставленных еще более жалкими людьми.
   Сверкнув глазами, Селим встал. Краем глаза он увидел озабоченное выражение, появившееся на лице князя Острожского, который, казалось, что бы он ни делал, никогда не выпускал из поля зрения свою прекрасную жену.
   Усмехнувшись, Селим подошел к столу, на котором стояла плошка с теплой водой, полоски чистой ткани, приготовленные для перевязки, и когда Эвелина, смочив мягкую губку горячей водой, стала осторожно очищать от крови его лицо, тихо проговорил, глядя прямо в ее сосредоточенное лицо:
   -Никто не знает их имен и не видел их лиц, до тех пор, пока мне не удалось сорвать с некоторых из них маски. Ты узнала их, Гражина?
   Молодая женщина была почти на полголовы ниже Селима. Он смотрел ей в лицо, на ее чистый лоб, длинные ресницы, прикрывавшие ее глаза, чувствовал, как ее пальцы, легко касаясь его кожи, приносят ему одновременно боль и облегчение, и поражался, что же такого особенного было в этой женщине, что делало ее столь решительной, спокойной и внушающей доверие.
   Эвелина отмыла последний засохший на щеке Селима сгусток крови, положила на стол окровавленную тряпку и сказала:
   -Да, Селим, я узнала некоторых из них. Ты тоже их узнал, не правда ли?
   Селим кивнул, глядя, как она ловкими движениями накладывает на повязку остро пахнущую травами целебную мазь.
   -Они хотели убить Мелека, - сказал он, поморщившись, когда Эвелина начала сшивать края его раны.
   -Да.
   Она закончила, наложив несколько аккуратных стежков, затем отрезала нитку и бросила ножницы на стол.
   -Будешь ли ты, Гражина, свидетельствовать против них перед Витовтом? За меня и Мелека? - негромко спросил Селим.
   Эвелина внимательно посмотрела на него. Не отвечая, взяла приготовленную повязку, приложила так, что мазь ровно покрыла рану Селима на виске, и стала сосредоточенно забинтовывать ему голову. Закончив, посмотрела ему прямо в глаза и также негромко ответила:
   -Буду, Селим. Это были люди Кориатов, не правда ли? И несколько младших Корибутовичей среди них. Теперь иди, Селим. Гунар даст тебе теплой воды и одежду. Когда ты вымоешься и переоденешься, приходи в гостиную. Я посмотрю рану у тебя на ноге. Иди-иди! - добавила она, видя, что он колеблется. - Не беспокойся о Мелеке. Я присмотрю за ним. Вы здесь в безопасности.
   -Гунар! - оборачиваясь к литвину, сказала Эвелина. - Проследи, чтобы он не встретил Хаски.
   -Кто такой Хаски? - удивился Селим.
   -Это огромная собака, - проворчал Гунар, провожая Селима в соседнюю комнату, где для него была приготовлена лохань с чистой водой, мыло и чистая одежда. - И не просто собака, а почти дикий волк. Его еще щенком подарил княгине князь Ремгольд, наместник Жемайтии. Эта тварь слушается только Эвелину. Всех остальных терпит, если они не перечат хозяйке, - усмехнувшись, добавил он. - Разве ты не заметил ту бестию, которая порвала штаны младшему Корибутовичу?
   Селим вспомнил огромного серо-серебристого волка, который первым, за несколько секунд до того, как подоспел отряд прекрасной Гражины, прыгнул на одного из нападавших, появившись словно из ниоткуда, и изумленно спросил:
   -Так это был не дьявол, а собака Гражины?
   -Это был Хаски, - коротко сказал Гунар.
  
   Когда, вымывшись и переодевшись, Селим вернулся в гостиную, там уже никого не было. Гунар, которого он встретил в коридоре, буднично пояснил:
   -Эвелина уложила Мелека спать вместе с Андреем и молодым Радзивиллом. Мальчишки, кажется, подружились. Она сказала, что ты можешь подняться к ним, чтобы сказать "спокойной ночи". Она скоро спустится в гостиную. У младшего Острожского режутся зубки, так что он орет благим матом и требует мамочку.
   Поднявшись на второй этаж, Селим подошел к двери детской и остановился, потому что услышал тихий голос Эвелины. Он неслышно приблизился вплотную к двери и бесшумно открыл ее.
   В небольшой комнате находились три кровати. На двух их них, стоявших возле окна, уже спали сном праведников Андрей Острожский и Зига Радзивилл. На третьей, поставленной совсем недавно и находившейся ближе к двери, лежал Мелек. Сквозь дверную щель, Селим видел его темноволосую голову на светлой наволочке подушки. Рядом с ним, на его постели, положив ладонь на лоб мальчика, сидела Эвелина. Селим прислушался и отчетливо различил слова, которые она говорила Мелеку:
   -Придет время, и ты, как и твои потомки, станут великими ханами в Крыму и прилежавших землях. Ты будешь большим и сильным и сможешь защитить свою семью и всех тех, кого ты любишь.
   -Да, - сказал Мелек, слабо улыбаясь. - Я буду большой и сильный.
   -Но, чтобы стать большим и сильным, ты должен хорошо есть и крепко спать, - сказала прекрасная княгиня.
   Мелек вздохнул.
   -Я буду спать, - сказал он. - Только мне страшно.
   -Не бойся. Я останусь с тобой. Хочешь, я расскажу тебе литовскую сказку?
   -Хочу, - сказал Мелек, прикрывая глаза.
   Селим некоторое время слушал совершенно бессмысленную на его взгляд историю про маленькую девочку, которую обижали в доме ее отца мачеха и злые сестры, и которая затем стала принцессой. Понимая, что главное в этой истории было отвлечь и успокоить маленького напуганного мальчика, он смотрел через щель полураскрытой двери на личико Мелека, которое постепенно разглаживалось и становилось спокойным и умиротворенным, и забытье чувство признательность теплой волной начало заливать ему грудь. Впервые за несколько лет Мелек был в безопасности. Он лежал в теплой постели, напоен, накормлен; женщина, сидевшая возле его постели, заботливо поправила ему одеяло, поднялась и, убедившись, что он заснул, поцеловала его в лоб, как собственного ребенка, а затем, чуть притушив свет ночника, тихонько пошла к двери.
   Выйдя за порог, Эвелина почти столкнулась с Селимом. Вопреки его ожиданиям, она не закричала и не удивилась. Ее странный светлые глаза остановились на его лице, затем скользнули по его одежде, и, наконец, приглушив голос, она сказала:
   -Он спит, Селим. Не стоит его будить. Князь Острожский послал людей к Витовту. Завтра утром мы услышим, что скажет великий князь. Хочешь, я провожу тебя в твою комнату?
   -Не надо, Гражина.
   Селим, не отрываясь, смотрел ей в лицо.
   -Я устроюсь спать на пороге спальни Мелека. Так мне будет спокойнее.
   -Вы в безопасности, Селим, - помолчав, мягко сказала Эвелина.
   -Я знаю, - он неожиданно улыбнулся, в темноте сверкнули его белые зубы. - Спасибо тебе, Гражина. Мы обязаны тебе и твоему дьяволу Хаски жизнью.
   -Я познакомлю тебя с Хаски, Селим, - серьезно сказала Эвелина. - Только завтра утром. Хаски не любит, когда кто-то прерывает его сон. Он очень привязан к моему младшему сыну, Даниилу. И очень похож на тебя - такой же сильный и преданный, как ты, Селим.
   -Я не сумел защитить Мелека сегодня утром! - с горечью сказал Селим, глядя в глаза прекрасной княгини.
   -Тебе не в чем себя упрекнуть! - живо возразила она. - Ты сделал все, что мог. Ты был готов умереть за него. Но, слава богу, не умер. Если хочешь, - она помедлила, - можешь остаться в комнате мальчиков. Я попрошу Марженку принести тебе постель.
   -Благодарю, - коротко отозвался Селим.
   -Увидимся утром, - Эвелина снова пристально вгляделась в смуглое лицо татарина. - Как твоя голова? Если тебя беспокоит головная боль, я могу дать тебе болеутоляющий отвар. Я уже напоила им Мелека, малыш почувствовал себя намного лучше.
   -Они ответят за все! - сверкнув глазами, тихо сказал Селим.
   -Конечно, ответят, - согласилась с ним прекрасная княгиня. - Ты должен быть сильным, чтобы защитить брата, Селим. Ложись и отдохни. Завтра будет трудный день. Для всех нас.
  
   Ободряюще улыбнувшись ему на прощание, Эвелина повернулась и пошла прочь по коридору. Дождавшись, пока она скроется за углом, Селим незамеченным последовал за ней, утешая свою совесть тем, что он должен побеспокоиться о безопасности брата, а это значило, убедиться в том, что князь и княгиня Острожские не предадут их с Мелеком и не свяжутся за их спиной с заговорщиками. В конце концов, князь Острожский приходился племянником князю Сигизмунду Кейстуту, и хотя тот, по мнению Селима, не был замечен среди заговорщиков, большая часть из них принадлежала к клану литовский племянников Витовта.
   Прекрасной княгине удалось проделать всего несколько десятков шагов, как в другом конце полутемного коридора Селим увидел появившуюся из-за угла высокую фигуру князя Острожского. Среди окружения Витовта только князь Острожский и князь Ремгольд, бывший наместник Жемайтии, отличались столь высоким ростом, соперничая со скандинавами, которых Селим несколько раз видел при литовском дворе.
   Судя по выражению его лица, князь был сильно недоволен. Теперь, когда вокруг них не было людей, он мог дать волю своему гневу.
   -Я буду запирать тебя, Эвелина! - без предисловий, сердито сказал он, как только Эвелина подошла к нему ближе. - Что ты вытворяешь?! В городе мятеж, а ты выезжаешь на прогулку в обществе всего нескольких слуг, да еще, кроме того, берешь с собой детей! Я просто поверить не могу, что ты сделала это!
   -Луи, не стоит так волноваться. Все закончилось хорошо.
   Эвелина обхватила руками узкий стан мужа, прижалась щекой к его груди и, снизу вверх, взглянула в его сердитое лицо.
   -А затем, - оставаясь неподкупным, продолжал выговаривать ей князь, - Ты не нашла ничего лучшего, как ввязаться в драку на дороге! Причем, не с кем иным, как с людьми мятежников! Ты понимаешь, какой опасности ты подвергла себя и детей?! О чем ты вообще думала, когда делала это?!
   -Это Хаски, - сказала Эвелина, воспользовавшись тем, что князь на минуту умолк, чтобы перевести дыхание. - Это он все начал. Он, знаешь ли, не спрашивал моего разрешения. Просто молча напал на тех негодяев, которые избивали ребенка. Кроме того, Луи, согласись, это просто подло отправлять целую армию головорезов, чтобы убить одного беззащитного малыша и его брата! Я ни капли не жалею, что мне удалось помочь Селиму и Мелеку! Просто так получилось, что на дороге в этот момент оказалась именно я. Перестань злиться, Луи, на моем месте ты сделал бы то же самое!
   -Я мужчина! - возразил князь. - Ты хоть понимаешь, какой опасности ты всех подвергала? Ты понимаешь, что если бы с тобой или с Андреем что-то случилось, я бы разнес к черту весь клан дядюшек Кориатов, даже не разбираясь, кто прав, кто виноват?! Но я бы не смог вытащить тебя и Андрея из могилы! Ей богу, если ты не угомонишься и дашь каким-нибудь идиотам себя убить, будь уверена, я найду тебя и на том свете, чтобы иметь удовольствие лично свернуть твою хорошенькую шейку!
   Селим видел, как рассерженный князь сбросил со своего пояса руки Эвелины, отстранился от нее и, резко развернувшись, пошел прочь по коридору. Несмотря на его жестокие слова, Селим чувствовал, что хорошо понимает гнев князя. Прекрасная Гражина действительно сильно рисковала, спасая их. Кроме того, князь был совершенно прав и в другом - совершать верховые прогулки с участием детей в городе, охваченном мятежом, было не самой лучшей идеей. Прекрасная Гражина была со всех сторон неправа, но получалось так, что ее беспечность спасла ему и Мелеку жизнь. Это судьба, подумал Селим. Кисмет. Хорошо, когда судьба приходит на выручку в образе красивой женщины. Князь имел все основания сердиться - его жена принадлежала к тому типу женщин, потеряв которую, мужчина терял желание жить. Должно быть ужасно иметь женой такую красивую и своевольную женщину, как Эвелина, мельком подумал Селим, глядя, как не желавшая сдаваться Эвелина последовала по коридору к спальне мужа.
   Она подергала запертую дверь его покоев, которую несколько минут назад с треском захлопнул за собой князь, и, постучав, коротко сказала:
   -У меня нет твоей физической силы, Луи, чтобы выбивать дверь всякий раз, когда ты считаешь нужным поговорить со мной, а я не желаю тебя видеть. Открой дверь немедленно! Не будь ребенком! Это, в конце концов, смешно!
   -Иди спать, Эвелина, - послышался из-за двери холодный голос князя. - Оставь меня в покое! Я зол, как черт и предпочитаю оставить все разговоры и объяснения до завтрашнего утра.
   -Я не могу спать без тебя, Луи! - сказала Эвелина. - Открой дверь!
   -Это твои проблемы, - отозвался князь.
   Эвелина еще несколько раз подергала ручку запертой двери, Селим увидел, что на лице ее появилось задумчивое выражение. Забыв о том, что целью его наблюдений было лишь убедиться в том, что супруги Острожские не связаны с заговорщиками, Селим с интересом следил за развитием событий. Прекрасная княгиня, между тем, прошла дальше по коридору, к тому месту, где начинался пролет лестницы, негромко окликнула кого-то из слуг, некоторое время посовещалась с ним, после чего заспанный парень сбежал вниз по лестнице. Через некоторое время он вернулся и протянул Эвелине какой-то маленький, тускло блеснувший в свете свечи, кусочек металла. Ключ от покоев князя, с усмешкой подумал Селим. Эта женщина не намерена была сдаваться! Видно, сам бог послал именно ее на дорогу в тот рассветный час, чтобы помочь ему и Мелеку, чтобы спасти их. Вспомнив о том, что прекрасная Гражина и ее люди не успокоились до тех пор, пока не отбили их у толпы преследователей, Селиму стало весело. Спрятавшись за углом, он продолжал наблюдать за происходящим.
   Прекрасная княгиня не заставила себя ждать. Она прошла к запертой двери покоев мужа, вставила в замочную скважину ключ, несколько раз повернула его, отпирая дверь, а затем решительно вошла внутрь. Селим приблизился к приоткрытой двери именно в тот момент, когда, видимо, обнаружив присутствие жены, князь все еще сердитым голосом холодно произнес:
   -Ты невыносима, Эвелина! Я же сказал, что не хочу тебя видеть!
   -Я знаю, что ты не имел это в виду, Луи, - успокаивающе прозвучал голос Эвелины.
   Селим осторожно заглянул в щель приоткрытой двери. Полуодетый князь стоял к нему спиной, и Селим не мог видеть выражение его лица. Острожский был в темных узких походных литовских штанах, сделанных из кожи, плотно облегающих его длинные стройные ноги, и в мягких литовских сапогах, доходивших ему до середины икры, но он уже успел скинуть камзол. Его белая батистовая, европейского покроя рубашка все еще была заправлена в штаны и подвязана кушаком. Князь, по-видимому, совсем не собирался в постель. Селим видел, как Эвелина приблизилась к мужу и положила руки ему на плечи.
   -Луи, - губы Эвелины коснулись подбородка высокого Острожского, который и не подумал склониться к жене.
   Селим со смутным сочувствием подумал, что, несмотря на стойкость князя, у него не было шансов устоять перед его женой.
   -Луи, перестань сердиться, - между тем, произнесла прекрасная княгиня. - Да, я согласна, я была неправа, это было глупо отправляться из дома на прогулку в такое время. Еще глупее было тащить с собой детей. Луи, прости меня.
   Князь снова решительно отвел со своих плеч руки жены.
   -Я тебя прощаю. Иди спать, Эвелина.
   -Луи!
   Острожский отошел от Эвелины, чтобы снять нагар со свечи, стоявшей на низком столике у изголовья его кровати. Когда он снова обернулся к жене, Селим увидел, что выражение гнева все еще искажало черты его красивого лица.
   -Луи! Так жену не прощают.
   Селиму показалось, что в голосе Эвелины просквозила тщательно скрываемая смешинка.
   -Если ты действительно на меня больше не сердишься, ты должен меня поцеловать.
   Губы Острожского дрогнули в едва приметной усмешке.
   -После этого ты обещаешь оставить меня в покое, моя дорогая жена?
   -Да.
   Эвелина снова подошла к князю и, встав на цыпочки, обняла его за плечи, прижавшись губами к его губам.
   -Конечно же, я оставлю тебя в покое, Луи, - оторвавшись от его губ, прерывистым голосом прошептала она. - Если ты действительно хочешь этого...
   -Ты знаешь, что я не могу без тебя жить, маленькая идиотка, - пробормотал Острожский, зарываясь лицом в волосы жены. - Хотя иногда у меня возникает сильное желание придушить тебя своими собственными руками! Потому что я никогда не знаю, что может придти тебе в голову в следующую минуту! Эвелина, неужели это так трудно, хоть немного поберечь себя? Ради меня. Ради детей.
   -Луи, - голос прекрасной княгини был тих и прерывист, но Селим все равно расслышал сказанные ею слова. - Я живу ради тебя и благодаря тебе. Ты знаешь это. Твоя любовь спасла меня в Мальборке. Твоя любовь дала мне силы выжить. Прости меня, меньше всего на свете я хотела тебя расстроить. Ты так долго был в Троках, я так соскучилась по тебе...
   К удовольствию Селима, руки князя, наконец, легли на талию жены.
   Селим тихо отошел от двери. Теперь можно было вернуться в комнату к Мелеку. Князь и княгиня Острожские были слишком заняты друг другом, чтобы опасаться предательства с их стороны. Неслышно двигаясь по коридору, Селим вспоминал, как ласково говорила прекрасная княгиня с Мелеком, как она рассказывала ему сказку, а потом терпеливо сидела возле его постели, ожидая, когда он уснет, как, не подозревая, что он следит за ней, уходя, она заботливо подоткнула Мелеку одеяло и поцеловала его на ночь. Сама того не зная, прекрасная Гражина уже заняла в его сердце прочное место рядом с Мелеком.
  
  
   Глава 9.
  

Вильна, Литва, 1418 г

  
  
   -Гражина отбила у Кориатовичей Мелека и Селима! - почти с восторгом сказал великий литовский князь Витовт утром следующего дня собравшимся за его столом в Тракайском замке своим приближенным, среди которых находились его младшие братья князь Скирвойло и князь Сигизмунд Кейстут, а также князь Ремгольд, бывший наместник Витовта в Жемайтии во время войны с крестоносцами.
   Князь Ремгольд только покачал головой. Вчера днем, узнав о нападении на крымских царевичей и не имея никаких вестей об их судьбе, Витовт метался по залам своего дворца в Троках, изрыгая проклятья и грозя всеми мыслимыми и немыслимыми карами всем тем, кто посмел поднять на них руку и нарушить его волю. Сегодня утром, получив известие из дома Острожских, он снова был в ярости, так как узнал имена организаторов мятежа. В настоящую минуту, собрав возле себя своих вельмож, он выглядел почти веселым, успокоенный за безопасность мальчика, на воцарение которого он возлагал большие надежды, и восторгаясь самим фактом того, что именно молодая женщина, Эвелина Острожская, или прекрасная Гражина, как ее называли в Литве, оказалась тем человеком, который сорвал планы заговорщиков.
   -Эвелина Острожская очень решительная и умная женщина, - сказал князь Наримант, вспоминая, как несколько лет назад именно Эвелине пришла в голову идея, спасшая жизнь ее мужу, князю Острожскому, оказавшемуся в безвыходном положении в схватке с крестоносцами в Торунском лесу.
   -К тому же, редкая красавица! - заметил князь Скирвойло, искоса поглядывая на князя Сигизмунда Кейстута, предпочитавшего пока помалкивать.
   -Как ей это удалось? - наконец, кашлянув, решил все-таки сказать свое слово князь Сигизмунд.
   -Моя собака! - усмехнулся бывший наместник Жемайтии, князь Ремгольд. - Помните, ваша светлость, моих серебристых волков? Я подарил щенка Эвелине Острожской в тот самый год, когда родился их младший сын. Теперь это довольно большой и злобный пес, сильный и выносливый, который целиком предан и подчиняется только своей хозяйке. Он первым напал на злодеев и изрядно потрепал одного их них.
   -Серебристый волк! - Витовт захохотал. - Пожалуй, я теперь без труда смогу найти тех мятежников, кто принимал участие в покушении на Мелека и Селима! Стоит лишь проверить, у кого из Кориатовичей окажутся порванными штаны!
   Князь Скирвойло расхохотался вслед за своим старшим братом, искоса посматривая на князя Сигизмунда Кейстута, которого он всегда недолюбливал.
   -Перестань на меня коситься, Скирвойло! - не выдержал князь Сигизмунд. - Во-первых, это не моя идея и не мое исполнение. Во-вторых, кто бы они ни были, они все принадлежат к нашему клану. В-третьих, я провел всю ночь в Троках, в своей постели! Это может подтвердить вся моя собтвенная семья!
   -В-четвертых, у тебя целые штаны! - под хохот Витовта, добавил князь Скирвойло.
   -Не кипятитесь, дядя, он просто заводит вас, - сказал князь Наримант покрасневшему от гнева князю Сигизмунду.
   -Едем в Вильну! - вскакивая из-за стола, вскричал импульсивный великий князь Литвы. - Я хочу самолично удостовериться в том, что Мелек и Селим живы и здоровы! Сигизмунд! - строго сказал он, увидев по лицу князя Кейстута, что тот готов отказаться. - Ты едешь с нами, без всяких отговорок. В первую очередь, чтобы заткнуть рот сплетникам, которые непременно припишут тебе участие в покушении. Если ты, конечно, уверен, что ни дети, ни Гражина, ни собаки не опознают тебя.
   Князь Сигизмунд вздохнул и не стал возражать. Князь Ремгольд с сочувствием взглянул на него, он знал, что того сильно беспокоили старые раны, которые он получил много лет тому назад, сражаясь в Жемайтии бок о бок рядом с ним. Верховая езда всегда вызывала обострение, и потому князь Сигизмунд предпочитал передвигаться в возках, или преодолевать дистанцию частями, останавливаясь через каждые два-три часа путешествия. Скачка с Витовтом из Троков в Вильну не оставляла ему никакой надежды на возможность передышки - даже в свои семьдесят с лишним лет великий литовский князь мог проводить в седле по несколько суток, и при этом абсолютно не признавал ничего, кроме галопа.
   Небольшая кавалькада великого литовского князя прибыла в Вильну на рассвете следующего дня. Несмотря на ранний час, город гудел от количества собравшихся здесь военных людей, оцепивших весь центр города. Торговые ряды были закрыты, и крестьяне из близлежащих деревень, пришедшие на торг, устроили импровизированный рынок за городской чертой. Там уже толпился народ. Слуги из богатых домов, сопровождаемые эскортом из нескольких военных, принадлежащих к дому, закупали продукты для своих хозяев; в прозрачном утреннем воздухе звенели веселые голоса зазывал, слышались обрывки литовской и татарской речи.
   Прибиваясь через кордоны военных, эскорт Витовта вскоре остановился перед закрытыми воротами особняка, принадлежащего князю Острожскому. Спешившись, князь Ремгольд несколько раз сильно постучал железным кольцом, приваренным к высоким темным воротам, привлекая внимание охраны.
   -Кого там в такую рань черт и принесли? - раздался через приоткрытый козырек ворот недовольный голос Гунара.
   -Великий князь Литвы! - загремел князь Скирвойло. - Открывай ворота, да побыстрее, мы уже устали ждать!
   -Эва как! - проворчал Гунар. - А ты кто такой крикливый? Что-то не припомню тебя в свите великого князя.
   -Открывай, Гунар! - поспешил вмешаться князь Ремгольд, прежде чем князь Скирвойло, покрасневший от гнева от подобного замечания, успел что-либо сказать.
   -Князь Ремгольд! - воскликнул Гунар, узнавая голос наместника Жемайтии.
   -Нам повезло! - под звук загремевшего железа отпираемых запоров, князь Ремгольд обернулся к Витовту. - Я хорошо знаю этого литвина. Он один из старых и лучших командиров князя, еще со времен войны в Жемайтии. Острожский охраняет свой дом, как вы Тракайский замок!
   -Ему есть, что охранять! - согласился Витовт, блеснув желтыми рысьими глазами.
   Оказавшись во внутреннем дворе, великий князь несколько раз сморгнул от удивления и неожиданности. Обширная площадь перед особняком, так же, как и подходы к дому, силуэт которого угадывался в конце подъездной аллеи, были заполнены вооруженными людьми.
   -Князь привел с собой всех своих людей из Троков, - пояснил Гунар, разглядев выражение лица великого князя. - Уж очень он беспокоился за Гражину и мальчиков, когда начался мятеж. А когда случилась вся эта заваруха с татарскими царевичами, князь Дмитрий Олелько прислал Острожскому еще с полсотни людей, чтобы обеспечить их безопасность. Так что у нас сейчас яблоку негде упасть от военных. Особенно после того, как Гражина пригласила князя Дмитрия остановиться в доме, пока вы не отзовете его назад в Троки, после того, как мятеж будет ликвидирован.
   -Все ли в порядке с царевичем? - полюбопытствовал князь Ремгольд у Гунара в то время как старый литвин быстрым и уверенным шагом вел их прямо через ряды вооруженных людей к дому Острожских.
   -А что ему сделается? - удивился литвин.
   -Я слышал, он был ранен во время нападения, - отрывисто спросил Витовт, вновь начиная гневаться.
   -Так семилетний пацан ведь, - пожал плечами Гунар. - Гражина промыла и зашила его раны, он отдохнул, наелся и выспался, и сейчас уже носится по дому вместе с двумя другими маленькими бандитами, Андреем Острожским и Зигой Радзивиллом.
   Витовт недоверчиво прищурил свои янтарные глаза.
   -Мелек? Он же дикий, как зверек! И совсем не хотел ни с кем общаться, когда жил в Троках! Целыми днями сидел в шатре, ни слова от него нельзя было добиться.
   -Ну уж, не знаю, ваша светлость, - вновь пожал плечами литвин. - По мне, так он вообще трещит, как белка, особенно после того, как князь обучил Андрея нескольким татарским словам и они с татарчонком подружились. Да вы сами увидите.
   Едва свита великого литовского князя успела войти в дом, как в холл с лестницы на второй этаж прямо им под ноги с дикими воинственными воплями скатился клубок переплетенных тел, который, едва коснувшись ковра, постеленного в холе, распался на составные. Ими оказались взъерошенные и хохочущие Андрей Острожский, Зига Радзивилл и царевич Мелек Гирей.
   -Я выиграл поездку на Андалузце! - к величайшему изумлению Витовта закричал Мелек по-литовски.
   -Пусть дядюшка Витовт сначала разберется с принцами! - отвечал ему по-татарски Андрей Острожский. - А пока князь Олелько не разрешает нам даже носа высунуть со двора!
   -Я попрошу Ирбиса! - сверкнув темными глазами, сказал Мелек. - Он разрешит мне прокатиться на Андалузце на внутреннем дворе! Но ты должен подтвердить, что я выиграл поездку честно!
   -Ты выиграл честно! - твердо сказал Андрей.
   Рыжий Зига Радзивилл шмыгнул носом и потер шишку на лбу. Светло-карие глаза его совершенно случайно остановились на замерших у порога мужчин, и округлились немедленно, как только он узнал стоявшего впереди великого князя. В следующий момент он уже подскочил к Андрею и дернул его за рукав.
   -Анри! Здесь Витовт!
   Реакция маленького Острожского была молниеносной. Он обернулся, увидел великого князя и тут же, подтолкнув вперед Мелек Гирея, выпрямился, наклонил вихрастую русоволосую голову и церемонно сказал:
   -Добро пожаловать, ваше величество! Это большая честь для нас иметь вас нашим гостем!
   Витовт усмехнулся.
   -Анри Острожский достойный сын своего отца, - проворчал князь Скирвойло. - Ни капли страха перед королями, зато откуда только дерзость берется!
   -Рад видеть и вас, дядюшка Скирвойло! - немедленно отозвался мальчик, хитро блеснув темно-синими глазами. - Я уверен, что отец появится с минуту на минуту, его уже предупредили о вашем приезде.
   Великий князь кивнул, продолжая внимательно смотреть на Мелека. Маленький царевич, разгоряченный, покрасневший от беготни по дому, с растрепанными темными волосами и круглыми, как вишни, темными глазами, выглядел веселым и довольным. На его лбу, чуть прикрытая волосами, виднелась повязка, наложенная умелыми руками, таким образом, чтобы она, по возможности, не мешала ребенку заниматься своими делами.
   Узнав Витовта, Мелек бросился к нему и великий князь, присев на колено, обхватил его узкие хрупкие плечики рукой, слушая, как мальчик взахлеб стал рассказывать ему, как хорошо он проводит время в доме Ирбиса.
   На ступенях лестницы появилась высокая фигура князя Острожского в сопровождении Селима. Темные глаза князя быстро пробежали по лицам прибывших с великим князем людей, он едва заметно кивнул князю Ремгольду, поднял руку, приветствуя князей Скирвойла, Нариманта и своего дядю, Сигизмунда Кейстута.
   -А где же прекрасная Гражина? - спросил Витовт, насмешливо блеснув глазами.
   -Да что же за наказание такое! - в тон ему отвечал князь Острожский. - Кто бы не заходил ко мне в дом, все в первую очередь спрашивают мою жену!
   -Сам виноват, князь, - усмехнулся Скирвойло. - Надо было выбирать кого-либо попроще!
   Великий князь бережно отстранил от себя Мелека, выпрямился и пошел навстречу Острожскому. С видимым удовольствием приобняв широкие плечи князя, Витовт, по своему обыкновению, с чувством расцеловал его традиционным троекратным поцелуем.
   -Я твой должник, князь! - сказал Витовт, кивнув в сторону Мелека и Селима.
   -Вы должник Эвелины и Хаски, - произнес Острожский, приглашая великого князя и его свиту пройти в гостиную.
   -Хаски! - закричал Мелек, ухватив великого князя за руку. - Я тоже хочу такую собаку.
   -Это не ко мне, малыш, - сказал Витовт. - Это князь Ремгольд подарил Гражине Хаски.
   Маленький царевич застенчиво взглянул снизу вверх на высокого, кряжистого, как дуб, бывшего наместника великого князя в Жемайтии, который, усевшись на диван в гостиной, подозвал к себе Андрея и Зигу Радзивилла и расспрашивал их о том, как ведут себя подаренные им мальчикам литовские лошадки, которых он разводил в своем поместье в Литве.
   -Так где же Гражина? - повторил великий князь, принимая из рук князя запотевший бокал с медовухой.
   -У Даниэля режутся зубы, - с обычной невозмутимостью сказал Острожский. - Он согласен терпеть эти муки только в присутствии Эвелины и Хаски.
   -Сильно орет? - заинтересовался князь Сигизмунд Кейстут, морщась от боли в больной спине и ноге.
   Андрей и Зига Радзивилл, переглянувшись, засмеялись. Маленький царевич присоединился к ним. Даже по лицу невозмутимого Селима проскользнула улыбка.
   -Даня не орет, - пояснил князю Сигизмунду Андрей Острожский. - Он просто грызет все подряд, как маленький щенок.
   -Как поживает ваша испанская тетушка? - спросил, улучив минуту, у Острожского князь Ремгольд.
   Острожский удивленно посмотрел на него.
   -Лусия? Почему вы спрашиваете, князь?
   -Интересно, как они поладили с вашей женой, - с откровенной насмешкой пояснил свое любопытство князь Ремгольд.
   Острожский не успел ничего ответить. На пороге гостиной появилась Эвелина, и глаза всех присутствующих в большой зале мужчин сразу же, по обыкновению, устремились к ней. Эвелина была в светлом домашнем платье, ее русые волосы были небрежно подобраны в прическу, несколько волнистых светлых прядей, выбившихся из общей массы волос, вились по сторонам ее лица, придавая ей вид юной девушки. На руках у нее сидел кудрявый темноволосый малыш с большими темными глазами, еще не просохшими от недавних слез. Рядом с ней стоял большой серебристо-серый волк, который по очереди оглядел всех присутствующих холодным взглядом своих желтых, как у великого князя глаз, а затем вопросительно посмотрел на свою хозяйку.
   Эвелина неприметно кивнула ему, серебристый волк еще раз внимательно осмотрел собравшихся в гостиной людей, потом повернулся и бесшумно исчез, словно испарился из залы.
   -Вот это зверь! - восхищенно сказал князь Наримант, первым подходя к Эвелине. - Вы просто колдунья, моя прекрасная княгиня. Приручить такое великолепное животное!
   -После того, как ей удалось приручить Острожского, меня уже ничем не удивить! - тут же отозвался князь Скирвойло, вызвав смех со стороны всех литовских князей.
   -Прекрасная княгиня!
   Витовт с восхищением смотрел в лицо молодой женщины, красота которой, как ему казалось, с каждым годом становилась все совершеннее.
   -Ваша светлость!
   Эвелина искренне улыбнулась великому князю, видя, что он находится в хорошем расположении духа. Витовт наклонился к ее руке и, по польскому обычаю, поцеловал ей кончики пальцев. Маленький Даниэль завозился у нее на руках, недовольно нахмурил свои темные брови и неожиданно ясным детским голосом обвиняюще сказал, бесстрашно глядя в лицо великого князя:
   -Ты не мой папа!
   -К моему сожалению, - пошутил Витовт, глядя на младшего Острожского, и, не ожидая от него ответа, чисто риторически спросил: - Что же ты буянишь, молодой князь? Матери спать не даешь.
   Мальчик серьезно посмотрел на него темными искристыми глазами и неожиданно сказал, словно пожаловался:
   -Зубы!
   Князь Ремгольд не выдержал и расхохотался, как мальчишка; вслед за ним заулыбались остальные. Острожский приблизился к Эвелине и хотел было забрать у нее сына, но Даниэль, обычно обожавший отца, на этот раз отрицательно покачал головой, положил головку на плечо Эвелины, закрыл глаза и сделал вид, что заснул. На его румяной мордочке отражалось явное страдание.
   -Оставь его, Луи, - тихо сказала Эвелина мужу. - Он в плохом настроении.
   -Да! - подтвердил малыш, не открывая глаз.
   -Я ваш должник, прекрасная княгиня, - произнес Витовт, с улыбкой глядя на темноволосого малыша.
   -Не стоит, ваша светлость, - также с улыбкой отвечала Эвелина. - Мелек - очаровательный ребенок, я очень рада, что мы с Хаски подоспели вовремя. Право, мне будет жаль расставаться с ним.
   -Князь!
   Витовт почувствовал, как кто-то дергает его за рукав камзола. Он опустил глаза и увидел стоящего рядом с ним с несчастным видом Мелека. Великий князь наклонился к нему и обеспокоенно спросил:
   -Что случилось, Мелек?
   Маленький царевич посмотрел сначала на Селима, словно прося его поддержки и участия, потом его большие темные глаза обратились к Эвелине, скользнув предварительно по лицу Острожского.
   -Что случилось, Мелек? - уже более настойчиво спросил великий князь.
   -Я не хочу уезжать, - сказал царевич, горестно вздохнув. - Мне очень хорошо с тобой в Троках, но мне там скучно. Позволь мне остаться у Гражины и Ирбиса!
   -Даже вот как! - пробормотал великий князь, задумчиво глядя на Мелека.
   Прекратив разговор с князем Ремгольдом, к Витовту и Мелеку подскочили Андрей Острожский и Зига Радзивилл. Андрей Острожский уже открыл было рот, чтобы заговорить, но поймал предупреждающий взгляд отца и промолчал. Так, не проронив ни слова, они с Зигой Радзивиллом и остались стоять за спиной Мелека, не сводя с Витовта глаз.
   Великий князь совсем развеселился.
   -Вы что же, поддерживаете петицию маленького Гирея? - спросил он, обращаясь уже непосредственно к Андрею.
   Андрей посмотрел на отца, князь Острожский кивнул.
   -Да, - сказал Андрей, кладя руку на плечо маленького царевича. Мелек застенчиво оглянулся, посмотрел на него и улыбнулся в ответ. - Позвольте ему остаться с нами, ваша светлость! Мы его любим.
   Великий князь комически поднял брови вверх, демонстрируя высшую степень изумления, пытаясь скрыть, какое впечатление произвели на него простые слова Андрея Острожского. Князь Скирвойло и старый князь Корибут были поражены не меньше Витовта.
   Селим выступил вперед и негромко сказал:
   -Я поддерживаю Мелека. Ему здесь действительно лучше, чем в Троках, князь. Если Ирбис и Гражина не возражают, я сам хотел бы просить их разрешения остаться с ними.
   -Вы всегда будете нашими желанными гостями, - произнес Острожский традиционные слова татарского приветствия и приглашения.
   Маленький Даниэль открыл глаза и решил, что он слишком долго оставался в стороне от общей беседы.
   -Я тоже хочу Мелека и Селима, - отчетливо сказал он, глядя на великого князя, детским инстинктом угадывая, что он здесь самый главный. - Мелек почти такой же красивый, как я, а Селим очень добрый. Даже Хаски его любит! Хаски!
   Великий князь невольно вздрогнул. Словно услышав голос Даниэля, огромный серебристо-серый волк, материализовавшись ниоткуда, безмолвно появился в гостиной, замерев у ног Эвелины.
   -Ну, такой аргумент мне просто нечем крыть! - пробормотал Витовт, опомнившись от изумления. - Твои дети, Острожский, меня поражают. Если бы я не любил тебя, как сына, я давно бы уже отбил у тебя прекрасную Гражину. А если бы она родила мне сына, хоть чет-то похожего на твоих детей, он был бы великим королем всей Литвы, Польши и Руси!
   -Когда я вырасту, и стану великим ханом в Крыму, - внезапно сказал Мелек, - я женюсь на дочери Гражины и Ирбиса, и она всегда будет моей любимой женой. Если она будет похожа на Гражину, я достану луну с неба и подарю ей, я завоюю весь мир и положу его к ее ногам! А наш сын станет потрясателем вселенной, каким некогда были великий Чингисхан и Тамерлан!
   Литовские князья озадаченно сморгнули, одновременно уставившись сначала на маленького темноволосого царевича, с обожанием смотревшего на Эвелину, а потом на великого князя.
   -Похоже, у тебя появился конкурент, Вит! - наконец пробормотал Скирвойло, поглядев на Острожского.
   -Должно быть, у тебя ужасная жизнь, Корибут! - с прямотой военного добавил молодой князь Наримант. - Все мужчины, которые появляются в твоем доме, кажется, поголовно влюблены в твою жену!
   -Зато все женщины не дают проходу нашему очаровательному принцу Анжу! - поспешил отшутиться Витовт. - Послушай, Скирвойло, может быть, нам послать Острожского в Москву, к моей несгибаемой дочери Софии? В качестве Троянского коня, так сказать?
   -Ну уж нет! - под дружный смех всех литовских князей заявила Эвелина, подходя к Острожскому и передавая ему на руки начавшего клевать носом Даниэля. - Он мой, и я его никому не отдам!
   - Вы можете быть спокойны, дорогая княгиня, - сказал молодой князь Наримант, пытаясь подражать галантности поляков из-за той огромной симпатии, которую он испытывал к Эвелине. - Никто, кроме вас, не сможет держать в узде такое чудовище, как наш князь Острожский.
   - Вот это сказал, так сказал! - расхохотался князь Витовт.
   - Я его правильно понял, - усмехнулся Острожский, осторожно укладывая головку уснувшего сына себе на плечо.
   К удивлению Селима, вместо того, чтобы позвать прислугу и отнести Даниэля в его покои, князь Острожский, извинившись перед Витовтом и остальными литовскими князьями, отправился укладывать сына спать самолично.
   Эвелина распорядилась принести вина для мужчин и медовухи для великого князя, который не пил ничего другого из крепких напитков, и пригласила всех усаживаться как им удобно. Великий князь выбрал место у камина, князь Сигизмунд устроился рядом с ним и тут же протянул ближе к теплу свою ноющую от сырой погоды раненую ногу.
   Молодой князь Наримант прошел вглубь гостиной к приоткрытому окну и уселся в кресло рядом с окном. Князь Скирвойло подошел к увешанному оружием ковру на стене и принялся с интересом разглядывать коллекцию князя Острожского, состоящую из европейского и азиатского холодного оружия разных размеров, относящегося к разным столетиям.
   Князь Ремгольд остался на ногах и воспользовался моментом, чтобы спросить у Эвелины, все ли в порядке.
   - Благодарю вас, ваша светлость, - тихо ответила ему Эвелина. - Все более или менее, как всегда. Я прошу вас, помогите нам уговорить Витовта оставить Мелека и Селима с нами. Втроем они производят еще больше шума, а Селим просто бесценный телохранитель для него и, как ни странно, для меня. Лусия его терпеть не может.
   - О чем это вы там шепчетесь? - закричал со своего места великий князь, который, будучи по натуре весьма легковозбудимым и беспокойным человеком, не мог ни минуты оставаться спокойным.
   - Прекрасная Гражина просит меня повлиять на вас, чтобы оставить у себя Мелека, - отозвался князь Ремгольд, оборачиваясь к Витовту.
   - Пусть забирает, Вит! - предложил, повернувшись от стены, князь Скирвойло. - Ты все равно Острожского сейчас с татарами сводишь, так что где же находиться татарскому царевичу, как не в его доме? Кстати, княгиня, - не сделав никакой паузы в своей речи, тут же заявил он, - что-то я не вижу милой тетушки Острожского, пани Лусии.
   Князь Наримант громко фыркнул, с трудом удерживаясь от смеха. Нежные чувства, которыми воспылал к донне Лусии князь Скирвойло были так очевидны, что стали поводом для шуток среди окружения Витовта. К этому следовало добавить, что сама донна Лусия совсем не разделяла симпатии князя Скирвойла, называя его грязным литовски дикарем, и при его появлении в доме Острожского всеми силами пыталась избежать встречи с ним. Не стоит упоминать, что заметив это, Эвелина под любым удобным предлогом приглашала князя Скирвойло в гости. Литовский князь очень ценил это внимание и понимание со стороны княгини Острожской.
   - Андрей, - окликнув сына, все еще вертевшегося в гостиной в компании Зиги Радзивилла и Мелек Гирея, попросила Эвелина. - Сбегайте за тетушкой Лусией и пригласите ее в гостиную. Скажите ей, что у нас в гостях сам великий князь.
   Андрей обернулся к матери, понимающе кивнул и в следующую секунду шумная стайка мальчишек скрылась в глубине дома.
   - Я очень обеспокоен этим происшествием с Мелеком, - глядя вслед убегающим детям, задумчиво сказал Витовт. - Я возлагаю на этого мальчика большие надежды. Если мне удастся посадить его на трон Крымского ханства, это может значительно укрепить мои позиции и могущество Литвы. Кроме того, это даст мне прекрасный хлыст для воздействия на Москву.
   - Кто были преследователи Мелека, княгиня? - обернувшись к Эвелине, спросил великий князь, настроение которого снова поменялось с задумчивого на более деловое и агрессивное. - Вы узнали кого-то из них?
   Эвелина увидела, как глаза всех присутствующих в гостиной мужчин устремились на нее. Во взгляде великого князя были гнев и нетерпение, князь Сигизмунд смотрел устало и обреченно, князь Скирвойло не скрывал своего скептицизма, в то время как князья Ремгольд и Наримант были преисполнены сочувствия к тому сложному положению, в котором оказалась Эвелина. Почти все уже знали, что к заговору против крымских царевичей были причастны князья Корибутовичи, которые приходились родственниками как князю Сигизмунду и Острожскому, так и самому великому князю. Эвелина почти физически ощущала пылающий взгляд Селима, старавшегося держаться в стороне.
   Эвелина вздохнула и посмотрела прямо в янтарные глаза великого князя.
   - Я лично видела и говорила с князем Ямонтом, ваша светлость, - тщательно подбирая слова, сказала она. - Он не скрывал своего лица, как и некоторые остальные из его окружения. Он также не скрывал своих намерений убить ребенка. Он даже пошел дальше, напрямую угрожая мне расправой, если я помешаю ему, добавив, что в этом случае ни вы, ваша светлость, ни мой муж не смогут сохранить меня от его гнева.
   - Каков наглец! - вскричал Витовт, вскакивая со своего места. - Кто еще? Кого еще видели лично вы, княгиня?
   - Несколько молодых Кориатовичей, но они были в масках, так что я могу лишь догадываться, но не утверждать.
   - Селим? - посмотрев на татарского царевича, вопросительно поднял бровь, ожидая ответа, великий князь.
   - Я узнал нескольких людей из свиты князя Сигизмунда и князя Скирвойла, - вскинув голову, сказал Селим. - Литовский князь, имя которого упомянула Гражина, был главным. Людей в масках я не знаю.
   - Пся крев! - возмутился Скирвойло. - Этого не может быть!
   - Еще как может! - вмешался князь Наримант. - Твой сотник, дядюшка, лысый такой, он все громче всех кричал про татарский заговор на пиру в твоем доме пару месяцев назад. Руку в заклад даю, что это он и его компания! Ну и молодые племянники князя Сигизмунда: Ямонт, Явнутий, Андрей и Юрий. Тоже мне, секреты нашлись! Да как только стало известно о бунте, все они быстренько по домам разбежались, прямо и думать не надо, отправляйся по поместьям и бери их голыми руками. Попадись мне Ямонт, так собственноручно язык ему вырву за то, что осмелился угрожать Гражине! Мало я его в детстве лупил, байстрюка!
   Князь Скирвойло уже открыл было рот, чтобы съязвить в ответ, как в гостиную вошли Острожский в сопровождении мальчиков и недовольной донны Лусии. Увидев предмет своей симпатии, князь Скирвойло моментально забыл о том, что он собирался сказать, мгновенно просиял и бросился навстречу своей даме сердца. Оставив тетушку на милость ее самого преданного поклонника из литовских князей, Острожский присоедился к компании великого князя, который сделал ему знак приблизиться к нему. Андрей, Зига Радзивилл и маленький Мелек Гирей окружили Селима и начали активно склонять его взять их с собой на прогулку в татарский лагерь Витовта, расположенный за чертой города.
   Воспользовавшись этим, Эвелина и князь Ремгольд продолжали тихо беседовать между собой.
   - Ты выглядишь усталой, Эвелина, - тихо заметил князь. - Мы очень беспокоимся за тебя. Что происходит с Лусией?
   - Все происходит так, как предсказала ваша жена, - прошептала в ответ Эвелина. - Лусия закончила варить привороты и перешла к активным действиям. В настоящий момент она в завуалированной форме пытается убедить меня, что никакой мужчина не сможет угодить женщине так, как другая женщина, которая ценит ее красоту и понимает ее потребности, как никто другой. Особенно женщина, которая обладает огромным состоянием и неограниченными возможностями, и которая будет снисходительно смотреть на такие слабости своей подруги, как мимолетные и непродолжительные связи с мужчинами. Одновременно она постоянно и как будто нечаянно ссорит нас с Луи по мелочам. Это начинает действовать мне на нервы.
   - А что Острожский?
   - Он ничего не видит и ничего не слышит! - с досадливой гримасой отозвалась Эвелина. - Или предпочитает делать вид, что он оглох и ослеп. Даже перед детьми иногда неудобно, они-то все сидят и слышат. Возможно, он слишком занят с Витовтом, чтобы обращать внимание на то, что происходит в собственном доме. Мне даже пришлось намекнуть ему о возвращении в Остроленку, но он категорически против этого.
   Князь Ремгольд непроизвольно и рассеянно устремил взор на живописную группу, состоящую из оживленно жестикулирующего во время разговора князя Скирвойла и откровенно зевающей донны Лусии, на лице которой отражалась вся противоречивая гамма чувств, начиная от откровенной ненависти к шумному литовскому князю, кончая желанием быть вежливой, чтобы не раздражать Острожского и великого князя.
   - У малышки Эли появилась идея поколдовать в стиле тетушки, - склонившись к уху Эвелины, снова заговорил князь Ремгольд.
   - Что мне следует ожидать? - по губам Эвелины промелькнула улыбка.
   - Более частых посещений Скирвойла, - коротко отозвался князь.
   - Что? Надеюсь, симпатия князя к тетушке Лусии - это не дело рук Эльжбеты?!
   - Нет, пока нет, это совершенно естественное влечение, - рассмеялся князь Ремгольд.
   Почувствовав на себе заинтересованные взгляды окружающих, привлеченных его необычной веселостью, он тут же прекратил смеяться и напустил на свое лицо мрачное выражение.
   - Эли хочет лишь немного подкорректировать это влечение, - через несколько минут снова заговорил он.
   - В какую сторону? - спросила Эвелина, придавая своему лицу совершенно равнодушное выражение, так как заметила на себе внимательный взгляд Острожского.
   В это время Селим, закончивший разговоры с мальчиками и отославший их спрашивать разрешения на прогулку у отца и великого князя, приблизился к Эвелине и князю Ремгольду и остановился рядом с ними. Он намеренно встал таким образом, что его спина скрыла Эвелину от зоны видимости не только Острожского и великого князя, но и донны Лусии, не спускавшей с нее глаз во время разговора с князем Скривойло, хотя она находилась на достаточном расстоянии, чтобы не слышать, о чем они говорили. Подняв на Селима глаза, Эвелина благодарно улыбнулась ему, и смуглое лицо охранника татарского царевича окрасил нежный румянец удовольствия.
   - В сторону взаимной большой и чистой любви, - посмеиваясь, между тем ответил на ее вопрос князь Ремгольд.
   - Взаимной? - с сомнением повторила за ним, как эхо, Эвелина. - Лусия не испытывает физического влечения к мужчинам, ее интересуют только красивые женщины. Вот если бы Эли нашла ей какую-нибудь красавицу-цыганку с подобными наклонностями, я думаю, у нас был бы шанс. А так...
   Она не договорила, так как заметила предупреждающий взгляд Селима. Князь Острожский поднялся со своего места рядом с Витовтом и стремительно приближался к ним, легко преодолевая пространство обширной гостиной.
   - Ревнует он, что ли? - пробормотал Селим, готовясь уступить ему свое место рядом с Эвелиной.
   Князь Ремгольд не сдвинулся с места, мрачно глядя на приближающегося Острожского.
   - Как поживаете, князь? - дежурно вежливо спросил Острожский, останавливаясь рядом с ними.
   - Вашими молитвами, - буркнул литвин, продолжая сверлить Острожского пронзительным взглядом.
   - Ты расстроена, дорогая? - пристально глядя в лицо Эвелины, произнес Острожский и, переведя взгляд на князя Ремгольда, с шутливой угрозой спросил: - Князь чем-то огорчил тебя? О чем вы весь вечер говорите?
   Эвелина посмотрела в обеспокоенное лицо мужа и, изобразив наивную откровенность, с меланхолической улыбкой отозвалась ему в ответ:
   - Мы говорили о вашей матери, Луи.
   Селим с изумлением заметил, как окаменело лицо Острожского.
   - О моей матери? - переспросил он тоном, не предвещающим ничего хорошего.
   - Да, - хлопая ресницами, невинно подтвердила Эвелина и с упреком посмотрела на мужа. - Вы же не хотите говорить со мной о ней, Луи! Вы даже не упомянули, что князь Ремгольд, оказывается, знал вашу мать и, более того, сватался к ней перед ее смертью!
   Не ожидавший такого исхода их беседы с Эвелиной, князь Ремгольд, сложив руки на груди, уже даже с некоторым сочувствием наблюдал за стремительно разворачивающимися событиями, грозящими перейти в открытый скандал. Донна Лусия грубо прервала неиссякаемый поток речи князя Скирвойла и, невежливо оставив его в одиночестве, перебралась поближе к Острожскому и Эвелине.
   - Алиция Острожская! - воскликнул всевидящий и всеслышащий великий князь Витовт, с присущей ему бесцеремонностью вмешиваясь в беседу. - Какая была женщина! Красавица, умница!
   - Одна из жен Нариманта Ольгердовича, - включился в беседу прежде предпочитавший отмалчиваться князь Сигизмунд.
   - Это какого из Ольгердовичей? - подтянувшись за донной Лусией, спросил князь Скирвойло.
   - Волка.
   В глазах Скирвойло вспыхнул неподдельный интерес.
   -Ты что же, сватался к жене Волка? - по-свойски подпихнув Ремгольда локтем в бок, удивился он.
   Укоризненный и раздосадованный взгляд Острожского, устремленный на Эвелину, был красноречивей слов.
   - Ну, и чем дело закончилось? - вошел в раж князь Скирвойло, наседая на Ремгольда и совершенно забыв про донну Лусию. - Она дала тебе от ворот поворот?
   - Она согласилась, - кротко сказала Эвелина, опережая ответ князя Ремгольда.
   - Не может быть! - возмутился князь Скирвойло, по очереди оглядывая князя Ремгольда, Острожского и Эвелину. - Я никогда не слышал об этой свадьбе! Кроме того, Рем давно уже женат во второй раз! Или в третий, я не помню.
   Его взгляд требовательно остановился на лице Эвелины, словно ожидая ответа именно от нее.
   - Он женился уже после внезапной смерти Алиции Острожской, - стараясь не смотреть на мужа и оставаясь внешне спокойной, пояснила ему Эвелина.
   - А что случилось с вашей матерью, князь? - неожиданно заинтересовался Витовт, обладавшей невероятной чувствительностью ко всякого рода недомолвкам и лжи.
   - Она умерла от укуса змеи, - не дождавшись ответа от Острожского, сказала Эвелина, так как молчание в гостиной затягивалось.
   - Укуса змеи? - светло-голубые водянистые глаза Скирвойло округлились. - Дочь Федора Острожского, змеелова и короля ужей? - вскричал он, вспоминая прозвище деда князя Острожского, могущественного литовского магната, владевшего Вязьмой. - Вы это серьезно?
   Так как все промолчали, не проявляя желания опровергать его догадки, он по очереди всмотрелся в лица своих ближайших родственников, каждую секунду ожидая опровержения. Так как опровержения не последовало, он даже развеселился.
   - Какая же это была змея? Разве что таинственная гадюка, завезенная из заморских стран вами, моя дорогая донна Лусия! - обернувшись к герцогине де Монсада, попытался сделать ей неуклюжий комплимент он.
   Князь Ремгольд закашлялся, стараясь скрыть несвоевременный взрыв нервного смеха от подобного комплимента, который звучал скорее как косвенное обвинение и, более того, по сути и являлся обвинением, попавшим точно в цель. Молодой князь Наримант, одинаково недолюбливавший князя Скирвойло и донну Лусию, фыркнул и отвернулся к окну, в то время как его дядя, князь Сигизмунд только укоризненно покачал головой.
   - Я не убивала Алицию Острожскую! - внезапно выкрикнула донна Лусия, ломая руки и гневно сверкая глазами. - Ее убила змея!
   Взгляд великого князя, устремленный на нее, на короткое мгновение стал пронзительным. В следующую секунду он повернулся к Эвелине и мирно спросил:
   - Вы знаете литовскую сказку про Эгле, королеву Ужей, моя дорогая княгиня?
   - Не морочьте мне голову, ваша светлость! - ответная улыбка Эвелины была полна иронии. - Конечно же, знаю. Князь Федор позаботился о моем образовании, прежде чем отпустить в Литву. Эта сказка не имеет никакого отношения к теме змей в постели княгини Алиции. Дело в том, что в Остроленке полно ужей, но отродясь не водилось гадюк!
   -Кроме одной! - вполголоса, так что его услышала только Эвелина, заметил князь Ремгольд.
   - До чего же твоя жена напоминает мне мою дочь Софию! - посетовал с хитрой усмешкой Витовт, обращаясь к Острожскому. - Ей бы мужчиной родиться, а не подобной дикой розой с шипами в палец.
   - Даже не знаю, кто из вас более искусен в комплиментах дамам в этот вечер, вы, ваша светлость, или князь Скирвойло! - сдерживая смех, подчеркнуто сокрушенно сказала Эвелина.
   - Хорошо замечено, княгиня! - поддержал ее князь Наримант, в то время как импульсивный великий князь, умевший ценить хорошую шутку, громко расхохотался и поднялся со своего места у камина.
   - Вы ведь останетесь у нас на ночь, ваша светлость? - тут же спросила Эвелина. - Не беспокойтесь, вы нас совершенно не стесните, дом просто огромный.
   - Да и защищен не хуже, чем Тракайский замок! - пошутил князь Скирвойло, вспомнив, какого труда им стоило пробиться в поместье Острожского рано утром этого дня.
   - Мы возвращаемся в Троки! - отрубил князь Витовт, не обращая внимания на разочарованные лица своих спутников. - Мне нужно разобраться с заговором Кориатовичей. А вам, княгиня, - он пристально поглядел на Эвелину, - следует внимательней отнестись к легенде о королеве ужей.
   - Что вы имеете в виду, ваша светлость? - удивленно подняла на него глаза Эвелина.
   Великий князь некоторое время с удовольствие смотрел в красивое лицо молодой женщины, на секунду напомнившее ему черты его покойной русской жены, а потом уже гораздо мягче пояснил, многозначительно понизив голос:
   - Хотя страсти кипели вокруг прекрасной Эгле, тем, кто пострадал больше всего, оказался ее муж.
   На лице Эвелины отразилось недоумение.
   - Но у меня не осталось родственников, ваша светлость!
   - Зато они есть у вашего мужа! - припечатал великий князь. - Я, пожалуй, оставлю вам князя Сигизмунда, он может вернуться в Троки на следующей неделе вместе с князем Дмитрием Олелько. Он высоко ценит ваши способности в лечении старых ран, а князь Сигизмунд очень скоро понадобится мне сильным и здоровым. Кроме того, общество прекрасных дам благосклонно действует на его мрачный нрав. Я думаю вы не будете возражать, моя дорогая Гражина? Насколько я помню, он был дружен с вашим покойным отцом и, кроме того, он старый друг вашего тестя, князя Федора. Острожский, вы едете со мной, вы мне нужны в Троках. Селим и Мелек остаются в доме князя.
   Мальчики уже открыли рот, чтобы издать вопль восхищения решением великого князя, но Андрей прижал палец к губам, указав глазами на строгое выражение, появившееся на лице князя Острожского. Тогда, вместо этого, не в силах сдержать эмоции, они почти синхронно пробормотали слова благодарности и поспешно выскочили из гостиной. Великий князь усмехнулся, услышав их радостный вопль, донесшийся со двора.
   - У всех полчаса на сборы! - присовокупил Витовт, глядя на князя Острожского. - А я пока выпью еще медовухи на дорожку.
  
  
   Глава 10.
  

Вильна, Литва, март 1418 г

  
  
   Князь Сигизмунд Кейстут чувствовал себя так, словно попал в рай. Он сидел в хорошо протопленной гостиной доме Острожского, в уютном кресле у камина, положив прикрытую пледом больную ногу на пуфик. Его нога и ноющая от сырой погоды и долгой скачки спина, напоминавшие ему о ранах, полученных в жестоких сражения с крестоносцами, были смазаны целительными бальзамами, снимающими боль. Рядом с его креслом, на низком столике, стоял высокий бокал, наполненный подогретым вином со специями, и большое блюдо с тонко нарезанным холодным мясом разных сортов. Кроме того, Эвелина предложила ему листья салата, который при дворе великого князя не употреблял никто, кроме него: имея больную печень и больной желудок, он часто не мог есть жирную мясную пищу и слыл в Литве вегетарианцем.
   Князь Сигизмунд был в гостиной не один. На полу перед камином, на расстеленном на ковре одеяле, сидел, сосредоточенно перебирая игрушки, полуторогодовалый младший сын князя Острожского, Даниэль, а возле дверей замер, вытянувшись на полу и закрыв глаза, серебристый волк по кличке Хаски, ни на минуту не оставлявший малыша одного. Гостиная была освещена только пламенем, пылавшим в большом камине, достигавшим в высоту человеческого роста. Блики огня высвечивали прилегавшую к камину центральную часть гостиной, в то время как в углах ее лежали темные тени.
   Находясь в приятной полудреме, князь Сигизмунд наблюдал, как через некоторое время, побросав игрушки, малыш Даниэль поднялся на ножки и неторопливо поковылял к камину, привлеченный звуком потрескивающих в нем поленьев и светом ярких терпещущих крыльев огня. Князь невольно обратил внимание, как немедленно поднялось вверх одно из чутких ушей собаки.
   Когда он приблизился к решетке камина на расстояние двух шагов, серебристый волк открыл глаза, бесшумно поднялся и замер, глядя на малыша. Даниэль сделал еще шаг к камину и протянул руку к решетке. Мягко ступая, Хаски неспеша приблизился к малышу, деликатно прихватил его за ворот рубашки на спине, легко поднял в воздух, словно своего щенка, и все так же неторопливо отнес и опустил его на расстеленное на полу одеяло. Потом лизнул Даниэлю щеку и вернулся на свое место у двери, снова растянулся на ковре и закрыл глаза. За все время этой сцены ни один из них ни произнес ни слова. Даниэль снова занялся своими игрушками.
   Князь Сигизмунд задремал. Он проснулся от неясного шороха и, едва открыв глаза, понял, что сцена у камина повторилась. Серебристый волк снова перехватил малыша Даниэля возле камина, вернул его на прежнее место и улегся у дверей. Князь Сигизмунд сморгнул и в изумлении посмотрел на серебристого волка. Тот неожиданно открыл глаза, посмотрел на него и снова закрыл глаза. Князь Сигизмунд даже тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения - на какую-то секунду ему показалось, что собака подмигнула ему.
   Даниэлю, судя по всему, надоело играть со своими игрушками и с собакой, он улегся на одеяле и закрыл глаза. Хаски снова поднялся, подошел к своему маленькому хозяину, ткнул его носом и улегся на этот раз рядом с ним. Малыш придвинулся к нему, обхватил его ручкой за шею и положил свою темноволосую головку на его бок, после чего оба мирно задремали. Только разве что не захрапели, меланхолично, но с иронией подумал про себя князь.
   В этот момент дверь в гостиную отворилась и в нее вошла Эвелина в сопровождении Марженки. Девушка-прислуга подхватила с полу малыша и унесла его в кровать. Эвелина, в светлом шерстяном платье европейского образца, с накинутой на плечи тонкой шалью, прошла через гостиную и остановилась рядом с креслом князя Сигизмунда.
   - Как вы себя чувствуете, ваша светлость? - негромко спросила она. - Вы не замерзли? Ночь обещает быть холодной.
   - Полно тебе, дитя мое, какая я тебе светлость! - добродушно проворчал князь Сигизмунд. - Я тебя еще малышкой на коленях держал. Присядь рядом со стариком, дай хоть на тебя посмотреть, красавицу такую.
   - Как ваши раны? - спросила Эвелина, невольно улыбаясь ему в ответ и присаживаясь рядом с ним на низкий, татарского типа диван.
   - Слава богу, гораздо лучше. Твои бальзамы делают чудеса. Узнаю руку старой княгини Радзивилл, помнится, она до таких вещей была мастерица, и вас с Эльжбетой научила.
   - Только не меня, - покачала головой Эвелина. - Это Эли готовила. У меня, к сожалению, никаких способностей к целительству нет.
   - У тебя много других способностей, - заметил князь Сигизмунд, усмехаясь в усы.
   - Да уж, ваша светлость. В их числе замечательная способность ввязываться в неприятности!
   - Это ты на свой брак с Острожским намекаешь? - поддразнил ее князь Сигизмунд.
   - И на это тоже.
   Князь Сигизмунд с удивлением взглянул на Эвелину, которая рассеянно смотрела на полыхавший в камине огонь.
   - Что случилось, дитя мое? - помедлив, спросил он.
   - Эта таинственная миссия в Праге, - задумчиво произнесла, наконец, Эвелина, не отрывая взгляда от огня. - Значит ли это, что Витовт подумывает о принятии от гуситов чешского престола? Король Вацлав ведь, кажется, не совсем здоров?
   - Ты знаешь об этом со слов своего мужа? - сразу же заинтересовался князь Сигизмунд.
   - До меня дошли слухи, - уклончиво произнесла Эвелина. - Слухи, которые заставляют меня беспокоиться. У меня создалось впечатление, что не только гуситы, но Витовт и Ягайло словно нарочно путают всех вокруг и друг друга в своих непонятных планах на чешский престол, потому что сейчас и сами не знают, что хотят. Но в одном я уверена точно, Ягайло никогда не примет чешской короны. Эта затея - чистой воды безумие. Что думает об этом Витовт?
   Князь Сигизмунд наклонил голову и лукаво взглянул на Эвелину.
   - Кто бы мог подумать, что я слышу эти слова из уст красивой молодой женщины! Ты все еще интересуешься политикой, дитя мое?
   - Я интересуюсь делами мужа, - овечала Эвелина с некоторой досадой. - Потому что подозреваю, что теперь, когда переговоры с Орденом стабилизированы, Витовт готов решиться на новую авантюру.
   Князь Сигизмунд устремил задумчивый взгляд на горящие в камине дрова. Немного помолчав, он подтвердил ее худшие опасения.
   - Я думаю, ты сама уже знаешь ответ на свой вопрос, дитя мое. Кто, по-твоему, будет главный претендент на чешский престол?
   - Сигизмунд, король Венгерский, император Священной Римской Империи! - не задумываясь, ответила Эвелина.
   Князь Сигизмунд отвел взгляд от огня и, прищурившись, посмотрел на Эвелину. Его голос стал тихим и вкрадчивым, когда он спросил:
   - Кого Польша и Литва может противопоставить ему? Так, чтобы одновременно удовлетворить крестоносцев и гуситов?
   - Чехи могут предложить престол Ягайло или Витовту! - сказала Эвелина, откровенно лукавя, потому, что уже поняла, что имел в виду старый князь.
   Сигизмунд Кейстут только усмехнулся в ответ на ее заявление.
   - Ты же умная девочка, моя прекрасная Гражина! Ты понимаешь, что ни один из славянских королей не сможет принять чешский престол, даже если они этого захотят. Ягайло и Витовту не нужна дополнительная головная боль в виде Чешского королевства, охваченного ересью. Но они могут предложить крестоносцам и Сигизмунду своего ставленника, которого им будет очень трудно отвергнуть, когда они узнают его происхождение. Это будет человек, которого хорошо знают лидеры гуситов, особенно, Ян Жижка, стоявший с ним на поле под Грюнвальдом. Ну же, Гражина, не будь трусихой! Назови мне его имя!
   - Молодой Сигизмунт Корибутович?
   Князь Сигизмунд скривился, словно попробовал лимон.
   - Это, конечно, тоже вариант. Но не идеальный. Молодому Корибутовичу 23 года и он православный. Витовт, несомненно, отпустит его в Чехию, если он изъявит желание помахать мечом, чтобы подсобить Яну Жижке. Полководец из него не бог знает какой, да и дипломат он неважный. Чехи, может быть и примут его как наместника Витовта или Ягайла, но на большее он не потянет. Против ереси гуситов выступает католическая церковь. Как православный, молодой Корибутович будет рассматриваться ими наравне с гуситами, таким же еретиком. Корона Чехии светит ему только в его амбициозных мальчишеских снах. Ну же, Гражина, не разочаровывай меня! Ты же прекрасно знаешь ответ на мой вопрос! Кто из католической знати Польши и Литвы мог бы быть достойной альтернативой императору Священной Римской Империи?
   - Мифический Зигмунт Корибут! - почти с гневом вскричала Эвелина, вскакивая на ноги. - Под которым крестоносцы знают князя Острожского, племянника Витовта и Ягайло!
   - Совершенно верно. Сейчас они знают его как племянника Ягайло, - с тонкой усмешкой добавил князь Сигизмунд. - Представь, что произойдет, если они узнают его как единственного сына Лайоша Анжуйского, короля Польского и Венгерского, родственника Сигизмунда Венгерского со стороны его первой жены, дочери последнего короля объединенной Потльши и Венгрии. Человека, который имеет все предпосылки для того, чтобы стать новым чешским королем.
   - Если дело дойдет до горячего, - передохнув, продолжал князь Сигизмунд, - я думаю, Витовт, не моргнув глазом, сделает из твоего мужа короля. Сын Лайоша Великого устроит всех: чехов, в лице гуситов; немцев, которых в Праге как блох на бродячей собаке; католическую церковь, польских князей, Витовта и даже крестоносцев.
   Эвелина в волнении кусала губу.
   - Но не императора Священной Римской империи! - в отчаянье выдвинула она свой последний аргумент. - Он сам метит на чешский престол. Кроме того, есть еще австрийские Габсбурги!
   - Очень хорошо, моя прекрасная Гражина!
   Князь Сигизмунд налил себе в стакан вина и пригубил его, прежде чем парировать ее аргумент.
   - Габсбургов я вообще бы не брал в расчет. Военные кампании - это не их конек, они предпочитают брать тихой сапой, путем династических браков. Так что именно Сигизмунду Венгерскому придется сражаться с гуситами за трон Чехии не на жизнь, а на смерть. Кроме того, - князь поставил стакан на столик и подмигнул Эвелине, - мы с тобой знаем, что даже с одним глазом Ян Жижка - гораздо лучший полководец, чем нынешний император Священной Римской империи.
   Князь Сигизмунд замолк, склонил набок голову и некоторое время с удовольствием рассматривал красивое лицо сидевшей напротив него молодой женщины.
   - Что ты об этом думаешь, моя прекрасная Гражина? - с тенью улыбки, проскользившей на его смуглом обветренном лице, спросил он. - Ты была бы хорошей королевой, дитя мое!
   Эвелина слабо улыбнулась ему в ответ.
   - Луи поклялся матери не вмешиваться в династические дрязги в Европе!
   - Да-а-а, - протянул князь Сигизмунд, переменив положение затекшей от долгого сидения на одном месте больной ноги. - Алиция Острожская бы перевернулась в гробу от такого расклада. Но нынешняя тетушка князя это очень даже одобрит!
   Светлые глаза Эвелины расширились от удивления.
   - Почему?
   Князь Сигизмунд некоторое время внимательно смотрел на молодую женщину, словно оценивая, можно ли ей доверять. Наконец, видимо, приняв решение, он медленно произнес, тщательно проговаривая каждое слово:
   - Я полагаю, что она - шпионка Сигизмунда Венгерского.
   Эвелина передернула плечами, словно от холода, услышав это заявление.
   - Вы сами себе противоречите, князь! Мы с вами согласились, что Сигизмунд Венгерский имеет все виды на чешский престол. Лусия, с ваших слов, шпионка Сигизмунда. Так с какой такой радости она одобрит притязания Луи на чешский престол? Как сын Лайоша Великого, он серьезный конкурент императору.
   Князь Сигизмунд Кейстут склонился к уху Эвелины и прошептал:
   - Потому что она горит желанием от него избавиться. Ей нужна ты, дитя мое. Или я неправ?
   Эвелина смотрела на литовского князя уже с каким-то суеверным страхом.
   - Это вам Святой Дух нашептал, ваша светлость? - наконец, опомнившись от изумления, спросила она. - Или вы это решили за бутылкой горилки вместе с Федором Острожским, когда гостили у него в Вязьме?
   Князь Сигизмунт ни капли не обиделся.
   - Это то, что я вижу. То, что я предполагаю, будучи посвящен в подробности давней истории со смертью Алиции Острожской. Может быть, я ошибаюсь? - он вопросительно поднял бровь и посмотрел на Эвелину.
   - Нет, вы не ошибаетесь, - вынуждена была согласиться Эвелина.
   - Тогда давай-ка не вмешиваться в ход вещей, деточка.
   Князь Сигизмунд Кейстут вновь прикрыл глаза, наслаждаясь теплом и покоем гостиной.
   - Возможно, наше бездействие спасет несчастную Чехию. Из твоего мужа выйдет неплохой король.
   - Если император Священной Римской империи не расправиться с ним раньше, как он это сделал со своими другими соперниками! - расстроенно пробормотала Эвелина.
   -Все мы в руце Божьей ходим! - не открывая глаз, произнес князь Сигизмунд Кейстут.
  
  
  
   Глава 11.
  

Вильна, Литва, апрель 1418 г

  
   Памятное пребывание литовских князей в доме Острожского неожиданно словно подтолкнуло герцогиню де Монсада к более активным действиям. Буквально на следующий день она открыто призналась Эвелине в том, что она безумно влюблена в нее и сделает все, что угодно, чтобы завоевать ее ответную любовь. Эвелина растерялась, хотя они подробно обговаривали с Эльжбетой и княгиней Ремгольд, что именно она должна сказать и сделать, когда, рано или поздно, такое произойдет. Видя ее замешательство, герцогиня де Монсада истолковала его как признак нерешительности и удвоила напор. В результате, несмотря на все ее усилия быть как можно более дипломатичной, Эвелина сделала ошибку. Герцогиня получила от нее заверения в самой искренней родственной симпатии, но не больше, и никаких даже малейших надежд на романтическую привязанность. Решившая не сдаваться донна Лусия восприняла это как успех. Через несколько дней, в отсутствии Острожского, проснувшись утром, Эвелина застала ее в своей собственной постели. Одетая в роскошное тонкое, просвечивавшее насквозь шелкое нижнее белье, герцогиня нежилась на простынях, ожидая, пока она проснется, а затем, не дав Эвелине опомниться, обняла ее и, начав ласково ворковать, засунула руки под ее ночную сорочку.
   Толком не придя в себя после сна, Эвелина выскочила из постели со скоростью выпущенной из лука стрелы. Герцогиня даже приотрыла рот от изумления, увидев, как прекрасная Гражина, привалившись спиной к стене опочивальни, с разметавшимися по плечам и спине волосами, прижимая к груди простыню, чтобы прикрыться, с ужасом смотрит на нее огромными светло-голубыми глазами.
   - Деточка моя! - только и успела произнести донна Лусия.
   - Я вам не деточка, герцогиня! - вырвалось у Эвелины, нервы которой были напряжены до предела многодневной подспутной битвой с донной Лусией за ее расположение. - Что вы делаете в моей постели? Я же, кажется, вполне ясно дала вам понять, что меня не интересуют ваши предложения!
   - Не стоит так волноваться, деточка, - заявила в ответ донна Лусия, приходя в себя. - Ведь ты даже не знаешь, отчего отказываешься. Почему бы нам не попробовать, прежде чем ты примешь окончательное решение? Может быть, тебе даже понравится...
   - Я в этом сильно сомневаюсь, герцогиня.
   Лусия де Монсада самодовольно улыбнулась и приняла самую соблазнительную, по ее мнению, позу в постели.
   - Иди ко мне, деточка, - проворковала она, легонько похлопывая ладонью, унизанной перстнями, по месту в постели рядом с собой. - Я научу тебя настоящей страсти. Неужели тебе самой не интересно, какова она, женская любовь?
   - Вот уж совсем не интересно!
   Эвелина не смогла сдержать раздражения.
   - Лусия, пожалуйста, покиньте мою опочивальню. Я не хочу скандала, но если вы будете упорствовать, я буду вынуждена позвать слуг.
   - Не горячись, Эвелина! - герцогиня ленивым грациозным жестом приподнялась и села в постели. - Иначе мне придется наказать тебя.
   - Делайте, что вам угодно!
   Замотавшись в сорванную с постели простыню, Эвелина подошла к двери и негромко позвала Марженку.
   Герцогиня вскочила с кровати и тоже подбежала к двери.
   - Ты уверена, что твоя служанка не подумает, что мы с тобой уже как следует развлеклись, увидев нас обоих в таком виде? - почти промурлыкала она, заглядывая в лицо Эвелины и, протянув руку, погладила ее по обнаженной руке.
   - Мои слуги верят мне! - сказала Эвелина, отстраняясь от нее, стараясь сохранять последние остатки выдержки.
   - Ну-ну! - пробормотала донна Лусия, быстрой тенью скользнув в коридор. - Посмотрим, как тебе понравится мой сюрприз, моя капризная принцесса!
   Дождавшись пока герцогиня начала двигаться по направлению к своим покоям, Эвелина вернулась к себе в опочивальню, не забыв тщательно запереть за собой дверь. Только после этого она упала в постель и мгновенно забылась тревожным предутренним сном.
  
   Следующий день начался и прошел в хлопотах, вызванных простудой у малыша Даниэля. Эвелина не успела не переговорить, не послать весточку о происшедшем Эльжбете Радзивилл. Укачивая на руках Даниэля, который в моменты болезней не подпускал к себе никого, кроме нее, она не могла отвлечься от мыслей о том, что придумала для нее герцогиня и когда она собирается преподнести ей обещанный "сюрприз". Так ничего не придумав, она уложила уснувшего малыша в постель, поручила его заботам Марженки и отправилась в свою опочивальню, по дороге решив, что завтра утром, невзирая ни на что, она непременно отправится к Эльжбете. Заперев за собой дверь опочивальни, Эвелина легла в кровать, но, несмотря на все свои старания, долго не могла заснуть. Проворочавшись несколько часов без сна, она уже собралась встать и проведать Даниэля, когда ее чуткое ухо внезапно уловило легкий шорох, раздавшийся из дальнего угла их огромной по размерам супружеской кровати с балдахином.
   Раздвинув полы балдахина, сев в постели, Эвелина настороженно вглядывалась в ворох покрывал. Если князь Ремгольд и его жена были правы, это может быть только змея. В болотах Литвы достаточно ядовитых змей, стоит лишь заплатить кому-либо из крестьян, и они наловят корзину гадюк за полчаса. Чуть пошевелившись, Эвелина протянула руку и нащупала клинок своего легкого, но острого татарского меча, подарка Селима. Меч был на месте, как раз под матрасом в изголовье ее постели, где она всегда держала его, когда спала в своих покоях одна. Кошмары Мальборка продолжали преследовать ее, но хотя они стали гораздо реже, она по старой привычке спала с запертой дверью, горячей свечой на столе и оружием в изголовье ее постели. Теперь эта привычка могла спасти ей жизнь.
   На секунду отвлекшись от созерцания смятых покрывал, Эвелина краем глаза вдруг уловила движение, обернулась и застыла от ужаса. Почти метровая в длину гремучая змея, выскользнув из покрывал, замерла на середине кровати, медленно поднимаясь и раскачиваясь, готовясь для прыжка. Ее движения были гипнотически завораживающими, желтоватые глаза словно горели ведьминским светом, подсвеченные изнутри. Стряхнув с себя наваждение, Эвелина, не колеблясь, схватила меч и изо всей силы, наискось, как когда-то учил ее Гунар, рубанула по гибкому телу змеи, которая в момент ее удара уже со свистом изогнулась в воздухе. В следующую минуту, спрыгнув с кровати и закричав от страха, она бросилась к двери, в которую уже колотил, по-видимому, Селим, в последнее время очень часто ночевавший под дверью комнаты Мелека, которая примыкала к комнате Эвелины, и таким образом, оберегая покой обоих. Уже отпирая дверь, Эвелина оглянулась в сторону кровати и увидела рядом с окровавленным телом первой змеи еще двух, выползших из-под покрывала.
   Эвелина вновь вскрикнула от ужаса, сбросила последний запор с двери и отступила в сторону, давая Селиму ворваться в спальню. Она тут же остановила его, чуть ли не бросившись ему на шею и прижавшись к нему всем своим телом, дрожащим одновременно от ужаса и возбуждения. Закрыв ему рот рукой, она указала на шевелящийся в постели клубок змей, который начал распадаться, чтобы расползтись по комнате в поисках добычи. Эвелина увидела, как расширились от гнева и удивления темные глаза слуги, и тут же, разжав свои руки, отскочила от него в сторону открытой двери, потому что одна из змей, двигавшихся в их направлении, внезапно метнулась в их сторону. Селим молниеносным движением выставил вперед свой меч. Острое лезвие несколько раз со свистом рассекло воздух прежде чем разрубленное тело змеи тяжелыми кольцами упало на деревянный пол. Снова вскрикнув от ужаса, так как в их сторону уже развернулись еще несколько змей, Эвелина подобрала с пола свой измазанный кровью меч и приготовилась отражать новую атаку, поскольку змеи начали подтягиваться к ним и были уже в опасной близости от Селима. Она видела, как капли пота выступили на лбу парня, напряженно ожидающего атаки. В этот момент сразу две змеи взвились в воздух. Эвелина с воплем обрушила свой меч на ближайшую к ней змею, молясь о том, чтобы, не дай бог, не отрубить Селиму ухо.
   В следующий миг она почувствовала, как чьи-то крепкие руки подхватили ее и оттащили к дверям опочивальни. Она обернулась и увидела напряженное лицо князя Ремгольда. Второй человек, оказавшийся Гунаром, уже занял место Эвелины рядом с Селимом. В тот же момент они оба, в молчании, принялись крушить мечами нападавших со всех сторон змей. Не в силах больше видеть этот кошмар, Эвелина, дрожа всем телом, уткнулась лицом в широкую грудь литовского князя, и тихо разрыдалась. Князь Ремгольд неловко погладил ее по распущенным волосам и тут же, отстранив от себя, решительно подтолкнул к дверям.
   - Уходите, Эвелина! - прошептал он. - Мы справимся!
   Сдержанное чертыхание, характерное для Карла Ротенбурга, подсказало ей, что еще один человек, включившийся в сражение со змеями, был подоспевший на помощь нынешний князь Радзивилл. Забившись в угол рядом с дверью и наблюдая оттуда за битвой, Эвелина с изумление увидела среди пришедших ей на помощь мужчин князя Острожского, который должен был вернуться в Вильну только завтра утром. Слезы облегчения покатились у нее из глаз, когда она увидела, как мужчины, один за другим, стали опускать мечи. Судя по разрубленным телам змей, устилавшим пол спальни Эвелины и ее кровать, в комнате находилось не меньше дюжины крупных гремучих змей и гадюк.
   - Черт! - внезапно выдохнул Карл, когда быстрый, как молния, Селим, отбил удар метнувшийся из-под полога кровати последней змеи. - Откуда только взялась эта гадина!
   - Князь! - он обернулся к Острожскому, - на твоем месте, я бы не расслаблялся. Пусть твои люди еще раз прочешут спальню Эвелины, а нам бы не мешало спуститься вниз и выпить. У меня просто волосы дыбом на голове стоят от всего этого!
   - Эвелина!
   Острожский подхватил на руки тело Эвелины, обмякшее от пережитого ужаса и одновременно облегчения, что все наконец, закончилось. Почти теряя сознание, Эвелина уткнулась лицом в его плечо. Острожский отнес ее в гостиную, куда вслед за ним потянулись все остальные. Коротко распорядившись заспанным слугам принести всем выпивки, Острожский осторожно опустил Эвелину в кресло. Князь Ремгольд, Карл, Селим и Гунар в молчании расселись, кто где нашел. Когда слуги принесли напитки, Острожский жестом пригласил всех присутствующих без церемоний помочь себе самим, в то время как он, опустившись на колени перед креслом, в котором сидела Эвелина, поднес бокал с крепкой польской водкой к ее губам и заставил ее сделать несколько глотков. Хлебнув обжигающий горло напиток, Эвелина закашлялась, но тем не менее, осушила всю стопку до дна. Способность видеть и слышать медленно, как во сне, возвращалась к ней. Первое, что она услышала, был тихий от ярости голос Острожского, требовавший от князя Ремгольда объяснений.
   - Вы послали мне записку с просьбой возвращаться домой, как можно скорее, где намекнули, что речь идет о безопасности Эвелины! - говорил Острожский. - Я требую объяснений тому, что здесь произошло! Не сами же вы организовали это чудовищное покушение! Селим! Что здесь происходит, хотел бы я знать, черт побери?!
   - Князь Ремгольд просил меня приглядывать за княгиней, - вмешался в разговор Селим. - Он сказал, что его предупреждение касается тех моментов, когда Эвелина будет ночевать в своей спальне одна, без вас, Даниэля или его собаки. Он также предупредил, что, возможно, в кровати княгини окажется змея. Мы никак не ожидали, что их будет столько много!
   - Вы знали о том, что в кровати Эвелины может оказаться змея?! - в голосе Острожского послышались неприкрытые подозрение и угроза.
   - Я подозревал, что подобное может случиться, - сказал князь Ремгольд, наливая себе еще одну стопку водки.
   - Что за дикое предположение?! - загремел Острожский.
   - Луи, прекрати орать, ты меня оглушишь! - Эвелина недовольно поморщилась, так как Острожский все еще оставался коленопреклоненным возле ее ног. - Налей мне еще водки, и не кричи, пожалуйста, мне в ухо! Это ничего не может изменить!
   По лицам Селима, Гунара и князя Ремгольда промелькнула тень облегчения. Карл молча разлил в стаканы водки, один стакан протянул Эвелине, второй, не закусывая, выпил сам.
   - Вы знали! - произнес Острожский, все с тем же подозрением вглядываясь в лицо князя Ремгольда.
   Страх, хлынувший в его душу при виде залитой кровью постели Эвелины и льдом сковавший его тело при мысли о том, что, опоздай Селим хотя бы на минуту, она оказалась бы мертва, все еще не отпускал его.
   Эвелина приняла из рук Карла стакан с водкой, залпом выпила ее и повернулась к мужу.
   - Конечно же, он знал! - тщательно выговаривая каждое слово, потому что ее язык начал немного заплетаться, сказала она, глядя в удивленные глаза Острожского. - Он предупредил меня потому, что его жена умерла от укуса змеи!
   Князь Ремгольд посмотрел на нее и вздохнул, понимая, что время пришло и он уже ничего не сможет изменить.
   - Разве ваша жена умерла? - обращаясь к князю Ремгольду, удивленно спросил Карл. - Я ничего не слышал об этом.
   Эвелина продолжала смотреть на Острожского.
   - Какое отношение имеет жена князя, даже если она умерла от укуса змеи, к тому, что он предупредил тебя о подобной опасности? - медленно и тяжело роняя слова спросил Острожский, попеременно переводя взор с князя Ремгольда на Эвелину.
   - Мы говорим о той жене князя Ремгольда, - сказала Эвелина, протягивая стакан Карлу за новой порцией водки, - которая умерла от укуса змеи в замке Остроленка двадцать лет назад!
   Эвелина знала, что говорит слишком резко, но выпитая водка и пережитый страх делали ее категоричной и бескомпромиссной.
   - Вы сами сказали мне, кто скрывался под именем пани Валевской!
   Она увидела, как расширились в изумлении глаза Острожского, а его лицо начала заливать смертельная бледность.
   - Так вот, Луи. Ваша мать умерла в ту ночь двадцать лет назад от укуса змеи. Но мужчина, влюбленный в нее и так не дождавшийся свадьбы, узнал человека, который подкинул им с Алицией змею. Потому что он задержал людей, нанятых этим человеком ранее, чтобы убить пани Валевскую!
   Лицо Острожского стало почти темным от гнева.
   - Король Сигизмунд! - тяжело выдохнул он.
   Эвелина рассмеялась, осушив одним глотком третий стакан водки.
   - Не будьте наивным, Луи! Ваша мать, князь Ремгольд и я знаем этого человека под именем Лусия де Монсада. Это никто иной, как ваша милейшая тетушка, организовал покушение на вашу мать и на меня! Сегодня ночью Селим и князь Ремгольд спасли мне жизнь! Именно об опасности, исходящей от Лусии, предупреждали меня пани Валевская и князь Ремгольд! И они оказались правы!
   - Пани Валевская, - задумчиво пробормотал старый Гунар, повторяя про себя услышанное имя, как заклинание. - Пани Валевская! Где-то я уже слышал это имя!
   - Я не верю! - твердо сказал Острожский, не слыша никого, кроме Эвелины. Сложив руки на груди, он смотрел на Эвелину и князя Ремгольда.
   - Просто замечательно! - Эвелина потянулась было за следующей стопкой, но князь Ремгольд мягко отвел ее руку и покачал головой. - Тогда позвольте ей меня убить, Луи. Так же, как она убила вашу мать!
   - Ты не смеешь так говорить!
   Бледный от гнева, Острожский вскочил на ноги и остался стоять рядом с креслом, в котором сидела Эвелина, не замечая, как за его спиной встали Селим и князь Радзивилл, готовые в любую минуту придти ей на помощь.
   Оставаясь на своем месте, глядя на него снизу вверх, Эвелина тихо спросила:
   - А кто смеет?! Ваша мать? Хотите спросить ее?!
   - Зачем ей тебя убивать, Эвелина? - после нескольких томительных минут Острожский отвернулся от нее, словно не желая больше ничего слышать. - И зачем ей было убивать мою мать?
   - Если я скажу вам зачем, вы ведь не поверите мне, Луи? - с горечью спросила Эвелина, глядя в спину мужа. - Может быть, вы поверите, если сами услышите это от Лусии?
   - Что ты задумала, девочка? - тихо и обеспокоенно спросил Эвелину князь Ремгольд. - Ты же знаешь, это опасно! Она убьет тебя!
   - Прекратите немедленно! Вы, оба! - вышел из себя Острожский, стремительно разворачиваясь к ним.
   Эвелина вскочила на ноги. Ее светлые глаза с мольбой обратились по очереди ко всем присутствующим, на секунду дольше задержавшись на лице Острожского.
   - Я докажу вам, Луи! И всем остальным! Но вы должны делать то, что я вас прошу.
   - Я в твоем распоряжении, Гражина! Я верю тебе! - пылко сказал Селим, делая шаг ей навстречу. - Твои враги - мои враги! Я верю тебе, моя прекрасная госпожа!
   Князь Острожский поморщился от этого высокопарного заявления, но предпочел промолчать.
   - Что ты задумала, Эвелина? - обеспокоенно повторил князь Ремгольд.
   - Лусия вернется завтра утром, - медленно сказала Эвелина. - Так было и в прошлый раз, с Алицией, помните, вы упоминали об этом? Я хочу, чтобы все в доме говорили о ночном происшествии, и о том, что мне чудом удалось спастись. Лусия также не должна знать, что князь вернулся домой раньше времени. Это вы можете сделать для меня, Луи? - спросила она, оборачиваясь к Острожскому.
   Князь внимательно посмотрел на нее, затем, поколебавшись, кивнул.
   - Когда Лусия вернется в дом, вы, Селим и князь Ремгольд станете за пологом моей кровати, он достаточно высок и широк, чтобы скрыть вас всех. Я лягу в постель и буду изображать убитую страхом жертву ночного покушения. Лусия придет ко мне, я клянусь вам в этом своей душой!
   - И вот тогда, Луи, - Эвелина посмотрела на мужа, - вы услышите все своими ушами и увидите все своими глазами. Надеюсь, я не прошу невозможного?
   Острожский увидел, как глаза всех собравшихся в гостиной мужчин настороженно и неодобрительно устремились на него.
   - Хорошо, - только и сказал он, переводя взгляд на Эвелину.
   Эвелина нервно провела рукой по своим волосам и только тут заметила, что ее ладонь и пальцы все еще в крови от убитой ею змеи. По знаку Гунара Марженка принесла мокрую тряпку и, отчистив руку Эвелины от крови, покинула гостиную, напуганная недавними событиями и безмолвная, как тень. Острожский сделал было движение по направлению к жене, но она в предупреждающем жесте вытянула в его направлении руку, останавливая его порыв.
   - Я устала, - сказала она, не глядя на него. - Я вернусь в свою спальню, там, наверное, уже убрали. Князь Ремгольд, пожалуйста, пойдемте со мной, я боюсь оставаться в комнате одна, кроме того, вы - мужчина, вы сможете защитить меня. Селим, если я усну, предупредите нас, когда вернется герцогиня. Надеюсь, вы не возражаете, Луи? Вам тоже нужно отдохнуть. Как только вернется Лусия, я прошу вас подняться в мою опочивальню.
   Селим прижал руку к сердцу и вышел. Вслед за ним покинули гостиную неодобрительно качающий головой Гунар и обескураженный Карл Ротенбург, нынешний князь Радзивилл. Эвелина устало оперлась на руку князя Ремгольда, и они вместе пошли к дверям. Острожский посмотрел им вслед, затем нагнал их, не слушая возражений Эвелины, подхватил ее на руки и отнес в опочивальню. Там он в молчании опустил ее на очищенную от крови и уже заново перестеленную постель и, отодвинув для князя Ремгольда кресло, так же безмолвно удалился.
   Придвинув кресло ближе к постели Эвелины, князь Ремгольд взял в свои руки ее холодную ладонь, словно пытаясь отогреть ее. Он с жалостью смотрел в бледное лицо Эвелины, контрастно выделявшееся на розовом атласе подушки. Она прикрыла глаза, делая вид, что пытается заснуть, но он прекрасно видел, как подрагивают ее длинные ресницы и время от времени судорожная дрожь от пережитых волнений судорогой проходит по ее телу.
   - Успокойся, Эва, - наконец, негромко произнес он. - Все закончилось. Лусия больше не сможет причинить тебе вреда.
   - Я не об этом, - Эвелина открыла глаза, и князь Ремгольд поразился той грусти, которая застыла в них. - Луи не верит мне!
   - Что ты ожидала, малышка? - вздохнул литовский князь. - Ему очень трудно поверить в это. Даже Алиция, его собственная мать, не решалась рассказать ему о преступлениях Лусии.
   - Спасибо вам, князь! - Эвелина протянула руку и коснулась пальцами его широкой ладони. - Сегодня у него будет шанс выслушать Лусию.
   - О чем ты собираешься с ней говорить? - острожно спросил литовский князь. - Почему ты уверена, что Лусия захочет прийти к тебе с откровениями?
   - Она придет, - вздохнула Эвелина, снова закрывая глаза, словно не желая ему ничего объяснять. - Я хочу немного отдохнуть, князь. Не оставляйте меня одну, пожалуйста.
   - Я не оставлю!
   Князь Ремгольд порывисто сжал ее тонкие пальцы, лежавшие у него на ладони.
   В доме было тихо. Слабый свет ночника высвечивал золотистый круг возле полога кровати, он казался неярким, уютным и вселял приятное чувство безопасности. Вскоре князь Ремгольд почувствовал, как пальцы Эвелины, расслабившись, выскользнули из ее ладони. Он взглянул на нее. Лицо молодой женщины разгладилось и стало почти спокойным, и он догадался, что она заснула. Поудобнее примостившись в кресле рядом с кроватью, князь Ремгольд вытянул ноги, положил голову на спинку кресла, убедился, что меч надежно покоится у него на коленях и забылся в тревожном полусне.
   Звук открываемой двери заставил его выпрямиться в кресле и открыть глаза. Он увидел, что за окном уже занимался рассвет. В комнату бесшумно скользнули две тени. Князь Острожский молча остановился перед кроватью Эвелины, вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь определить, все ли с ней в порядке. Селим, мельком взглянув на Эвелину, приблизился к поднявшемуся из кресла князю Ремгольду.
   - Она вернулась! - негромко сообщил он князю. - Вся прислуга уже на ногах. В настоящий момент Адель рассказывает ей, что произошло. Нам лучше разбудить Гражину.
   - Я уже не сплю, Селим.
   Эвелина отбросила одеяло и села в постели, мельком заметив, как судорожно сглотнув, Острожский быстро отвел от нее взгляд. Она хорошо знала это выражение, появлявшееся на его лице, когда он смотрел на нее и не мог скрыть желания, которое он испытывал к ней. Полчаса назад, пользуясь тем, что князь Ремгольд заснул, она умышленно переоделась в полупрозрачное ночное одеяние в виде короткой туники золотистого цвета, через которое откровенно просвечивало ее тело; разница была в том, что на этот раз она одела ее не для мужа, а для Лусии.
   - Селим, князь, Луи, - быстро окликнула она всех по имени. - Пройдите за полог, мы не можем терять времени. Она знает, что Луи может вернуться сегодня к полудню. Селим! - Эвелина посмотрела на ответившего ей преданым взглядом слугу Мелека. - Не давайте князю Острожскому делать глупостей! Он должен увидеть и услышать все, прежде чем появиться на сцене.
   Селим кивнул, и они вместе с князем Ремгольдом прошли в укрытие за пологом кровати Эвелины, откуда, невидимые постороннему глазу, укрытые ярдами плотного шелка, они могли наблюдать за спальней Эвелины, оставаясь невидимыми, но слыша каждое произнесенное слово. Острожский медлил, прежде чем последовать за ними.
   - Луи! - поторопила его Эвелина.
   Острожский внезапно подался к ней. Опершись коленом о постель, он склонился к ней так, что его лицо оказалось рядом с лицом Эвелины. Заглянув ей в глаза, он тихо сказал:
   - Тебе незачем мне что-то доказывать! Я верю тебе, Эва! Оставим все, как есть. Я попрошу Лусию уехать, и пусть этот кошмар, наконец, закончится!
   - Ты не понимаешь, Луи! - мягко, как будто с сожалением, ответила Эвелина, слабо улыбнувшись ему. - Ты не понимаешь, и поэтому не поверишь, почему она это делает. Без того, что ты сейчас увидишь и услышишь, ты никогда не узнаешь, почему она убила твою мать. Иди, Луи, все будет хорошо.
   Селим вышел из-за полога кровати, взял князя за руку и втащил его в их убежище, которое стало заметно теснее для троих мужчин, чем было для двоих.
   Через несколько минут напряженного ожидания в коридоре послышались торопливые шаги. Они приблизились к двери и замерли, словно в нерешительности. Напряженно вглядевшись в проем раскрывшейся двери Острожский увидел, как на пороге спальни Эвелины появилась запыхавшаяся от быстрой ходьбы донна Лусия. От неясного предчувствия несчастья по его коже неожиданно пробежали мурашки, словно от холода. Его созниние продолжало сопротивляться той мысли, что Лусия могла оказаться убийцей его матери, та самая Лусия, которую он знал с детства и некогда даже считал своей второй матерью. Лусия де Монсада вошла в опочивальню, дверь с тихим стуком захлопнулась за ней.
   Острожский увидел, как Эвелина вскрикнула в притворном испуге и села на своей постели.
   - Боже мой! - Лусия бросилась на колени перед кроватью Эвелины. - Девочка моя! Не бойся меня! Я вовсе не хотела тебя убивать! Я сопротивлялась этой мысли до самого конца... пока ты не вынудила меня!
   Лусия де Монсада поднялась с колен и села на постель, устремив пылающий взгляд своих больших черных глаз на полуобнаженное тело Эвелины, которое замерло в настороженной позе на постели. В следующий момент Острожский с изумлением увидел, как она сначала порывисто заключила Эвелину в свои объятья, а потом ее руки стали проворно стаскивать с нее тунику, почти раздирая тонкую материю, стараясь добраться до ее тела. Длинные светлые волосы упали на обнаженную Лусией грудь Эвелины. Он с поразительной ясностью видел, как тонкие смуглые пальцы Лусии резко выделялись на белой коже груди его жены. В следующее мгновение Лусия со вздохом припала губами к груди Эвелины в поцелуе, в то время как ее руки судорожно скользили по телу Эвелины, гладя и лаская все его выпуклости.
   Преодолев мгновенную вспышку отвращения, Эвелина начала сбивчиво упрекать Лусию за происшествие со змеями.
   - Я бы никогда не дала тебе умереть, любовь моя! - шептала испанка, беспорядочно покрывая поцелуями заплаканное лицо Эвелины, ее обнаженные плечи и грудь.
   Острожский с суеверным ужасом увидел, как ее руки заскользили по бедрам Эвелины, она окончательно освободила ее от тонкой ночной туники и беззастенчиво и жадно гладила ее тело, наслаждась каждым прикосновением к нему.
   - Но ты дала умереть Алиции! - утирая слезы, упрекнула ее Эвелина.
   - Девочка моя, это совсем другое дело! Ты так красива, так совершенна, я так люблю тебя ... я просто не могу выпустить тебя из своих объятий! Алиция связалась с этим диким литовским князем, с тех пор на не хотела моей любви, она не позволяла мне любить ее и ласкать ее. Так же, как это делала ты! И я предупреждала ее, так же как предупреждала тебя! Но не бойся! Змеи безобидны, я знаю, как обращаться с ними. Ты должна понять, что никто не будет любить тебя так, как я! Никакой мужчина! Никогда и нигде! Я очень, очень богата, Эвелина! Алиция была дурой, в то время как ты - очень умная девочка. Ты ведь понимаешь, что лучше покориться мне и любить меня. Никто не сможет защитить тебя, если ты окончательно отвергнешь меня... Ты понимаешь? Они просто тупые, узколобые ублюдки без всякого воображения! Они даже не поверят тебе! Ты понимаешь? Змеи преподали тебе очень хороший урок, моя прекрасная Эвелина! Я вовсе не стремилась тебя убивать! Ты мне веришь?
   Лусия де Монсада убрала руки от Эвелины и напряженным ищущим взглядом уставилась ей в лицо. Продолжая играть в досмерти напуганную жертву, чувствуя себя почти парализованной от неприятных ей прикосновений Лусии, Эвелина постаралась держать себя в руках и вести себя как можно естественней.
   - Сейчас я утешу тебя, моя жемчужина! Моя бесценная девочка! - вскричала Лусия, расценив ее молчание, как согласие.
   Селим брезгливо скривил губы, догадываясь о том, что будет происходить дальше. Поскольку Эвелина просила его не вмешиваться до того, как она подаст ему сигнал, он промолчал, только крепче сжал зубы, так что на его щеках заходили желваки. К ужасу Острожского и князя Ремгольда, Лусия де Монсада сорвала с себя пеньюар и юркнула в постель рядом к Эвелиной. Как только ее руки вновь заскользили по телу Эвелины, сжимая ее грудь и пытаясь возбудить ее, Острожский не выдержал и попытался выскочить из-под полога, чтобы прекратить это безобразие. Князь Ремгольд безмолвно схватил его за плечи и прижал к стене, удерживая весом своего тела. Сверкая темными глазами, Селим положил ладонь поверх его рта, не давая ему закричать, причем сделал это таким образом, чтобы князь все еще мог наблюдать разворачивающуюся на их глазах сцену.
   - Но, Лусия! - Эвелина постаралась оттолкнуть руку герцогини, которая упорно пыталась пробраться к низу ее живота. - Алиция, по-крайней мере, была свободна! Если я покорюсь твоим желаниям, как же быть с Луи? Он мой муж, он любит меня, он хочет меня, в конце концов!
   - Ты такое дитя, Эвелина! - Лусия игриво прикусила мочку уха Эвелины, обнимая ее гибкое тело, с наслаждением чувствуя прикосновение ее упругих грудей к своей груди и, проведя ладонями вдоль спины Эвелины, остановила их на бархатной коже ее попки. - Я увезу тебя в Италию, в страну ласкового солнца и моря, и мы будем любить друг друга на песке пляжа, лучи солнца будут ласкать нашу кожу, а теплые волны омывать с наших тел следы нашей страсти...
   Рука Лусия проникла между плотно сжатых ног Эвелины. Герцогиня с недюжинной силой продолжала сжимать ее в объятьях, в то время как ее пальцы, судорожно сжимаясь и разжимаясь, пытались добраться до своей цели. Острожский увидел, как по телу Эвелины прошла судорога то ли страсти, то ли отвращения. Дыхание Лусии участилось.
   - Вот так, так, моя сладкая! - постанывая, приговаривала она. - О Луи не беспокойся... ты такая сладкая, моя прекрасная девочка, что я не могу отпустить тебя. Я убью Луи, чтобы получить тебя. Я убью его за тебя. Мы будем свободны, мы будем счастливы... только ты и я! И больше никто, никто на свете... никто не сможет нам помешать!
   Потеряв терпение, отшвырнув от себя Селима, ругаясь последними словами, Острожский вырвался из медвежьих объятий князя Ремгольда и, задыхаясь от негодования, выскочил из-за полога. Лусия де Монсада была в таком экстазе от возможности обладать телом Эвелины, что в первый момент даже не заметила его появления. Только когда он схватил ее за плечи, почти насильно отрывая от Эвелины, она вздрогнула, пришла в себя, разжала руки и горящим взглядом уставилась на него.
   - Ты все испортил, Луи! - свистящим шепотом сказала она. - Зачем ты пришел? Уходи! Мы будем вместе делить эту прекрасную шлюху, я тебе обещаю! Ты будешь иметь ее ночью, а я - днем! Ты даже можешь завести еще парочку детей!
   Чувствуя, как стынет кровь в жилах от ее слов, Острожский ударил Лусию по лицу, пытаясь привести ее в чувство, а когда она бросилась на него, растопырив руки со скрюченными пальцами, он, вздохнув, сильным ударом под подбородок свалил ее с ног. Герцогиня упала к его ногам, не издав ни звука.
   - Уберите ее! - отрешенно и холодно сказал он, обращаясь к Селиму и князю Ремгольду. - Делайте с ней, что хотите, только уберите ее от меня. Иначе я ее убью.
   Он обернулся и посмотрел на распростертое на постели полуобнаженное тело жены, едва прикрытое ее длинными густыми светлыми волосами. Эвелина не шевелилась. Князь Ремгольд поспешно подошел к ней, прикрыл ее покрывалом, сдернутым с кровати, наклонился к ее лицу, чтобы услышать ее дыхание, приложил пальцы к бьющейся на шее жилке и с облегчением сказал:
   - Это просто обморок. Бедняжке слишком много пришлось вынести сегодня. Я пошлю за Марженкой.
   Кивнув в подтверждение, что он слышал его слова, Острожский все с той же отстраненной холодностью произнес, обращаясь к татарскому царевичу:
   - Селим, вы не могли бы запереть Лусию в одной из комнат внизу. Приставьте к ней Гунара и его людей.
   Селим взвалил обмякшее тело герцогини на плечо и вышел.
   - Она холодная, как снег! - тихо сказал князь Ремгольд, не сводя обеспокоенного взгляда с бледного лица Эвелины.
   - Я уже видел ее такой, - горько сказал Острожский, подходя к кровати Эвелины. - В замке Мальборк, когда, после обращения Валленрода, она не могла выносить моих прикосновений. И я снова подверг ее подобному испытанию! Мне нет прощения!
   - Она сама пошла на это, - скупо отозвался литовский князь. - Она изменилась. Все изменилось, князь.
   - Она пошла на это потому, что я не поверил ей, - сказал Острожский.
   Князь Ремгольд вздохнул, прежде чем возразить ему.
   - Она пошла на это ради Алиции, которая всегда боялась расстроить вас. Она сделала это для себя и для вас, князь. Лусию нужно было остановить. Алиция и Эвелина - две самые красивые женщины, которых я видел в жизни. Если у вашей тетушки были подобные наклонности, то я не удивлен, почему она выбрала именно их. Но одно дело - добиваться любви, а другое - убивать, если не можешь ее получить. Ваша тетушка безумна. К счастью, нам удалось спасти Эвелину. Вы знаете, Острожский, она своими руками убила первую змею, и лишь потом позвала на помощь Селима. Эвелина - очень сильная духом и прекрасная телом молодая женщина. И она любит вас. Идите отдыхать, князь. Все будет хорошо.
   - Как я могу отдыхать, когда она в таком состоянии! - сказал Острожский, безнадежно махнув рукой. - Хоть на луну вой! Где черти носят эту Марженку?!
   В коридоре послышался шум приближающихся шагов. В следующее мгновение дверь отворилась и в опочивальню стремительно вошла высокая светловолосая женщина в накинутой на плечи собольей шубе. Вслед за ней на пороге показались Марженка, Аделина, Гунар и еще несколько человек из прислуги дома, среди которых Острожский с удивлением узнал Эльжбету Радзивилл.
   Женщина в собольей шубе подошла к постели Эвелины и положила ей на лоб свою ладонь.
   - Что с ней? Она ранена? - требовательно спросила она, обращаясь к князю Ремгольду.
   На мгновенье ее глаза остановились на лице Острожского, она кивнула ему и мельком произнесла:
   - Здравствуй, князь.
   Глаза Острожского округлились от изумления, когда он взглянул в лицо женщины и узнал ее.
   - Она в обмороке, - между тем, кратко информировал свою жену князь Ремгольд.
   - Вот уж не ожидала, что вы доведете дело до такого, Рем! - с негодованием вскричала княгиня Ремгольд.
   Княгиня приняла из рук Эльжбеты флакончик с заваренными травами и, открутив крышку, поднесла его к носу Эвелины. Несколько раз чихнув, Эвелина открыла глаза.
   - Боже, какое счастье! Ты жива! - вскричала княгиня Ремгольд, опускаясь на край постели и беря в свои руки холодные ладони Эвелины. - Слава богу! Что случилось?
   - Змеи! - произнесла Эвелина, глядя ей в глаза.
   - Она снова сделала это!
   Княгиня Ремгольд в негодовании обернулась к мужу, который стоял рядом с Острожским возле кровати. При взгляде на ее лицо среди дворни князя пронесся суеверный шепот, в то время, как в коридоре снова послышались шаги и неясные голоса.
   - Может быть, вы перестанете пугать слуг и объяснитесь, матушка? - сложив руки на груди, сказал Острожский, глядя на княгиню Ремгольд. - Судя по вашим словам, вам есть что рассказать мне о деяниях донны Лусии времен давно минувших дней!
   - Алиция! Алиция Острожская! Она жива! - зашелестели удивленные голоса со всех сторон.
   - Выслушайте ее, Луи! - вскричала Эвелина, еще полностью не понимая того, что сказал князь, стремясь защитить княгиню.
   - Вы знакомы с моей матушкой? - чарующе любезно спросил Острожский.
   - Княгиня Ремгольд - ваша мать?!
   Изумление Эвелины было настолько очевидно и непритворно, что Острожский тут же отбросил всякую мысль о возможном сговоре между князем и княгиней Ремгольд и своей женой. В его тоне прозвучала скорее усталость, когда он спросил:
   - Разве вы не знали об этом, Эвелина?
   - Откуда я могла знать?! - Эвелина села на постели и по очереди обвела взглядом Острожского, князя Ремгольда и Алицию Острожскую. - Я никогда не видела вашей матери! В доме нет ни одного портрета!
   Ее глаза остановились на лице Алиции.
   - Как же так, княгиня? - тихо спросила Эвелина, обращаясь к ней. - Вы же похоронены в Остроленке, на семейном кладбище! Я сама носила цветы на вашу могилу!
   - В замке Мальборк есть могила, принадлежащая фройлян Эвелине Валленрод, - с нежной насмешкой сказала княгиня Ремгольд, она же Алиция Острожская. - Я тоже, знаете ли, как-то раз приносила туда цветы.
   - Значит, вы подозревали о том, что ваша мать жива? - удивленно спросил князь Ремгольд у Острожского.
   - Вы полагаете, что я лишен элементарного здравого смысла? - вместо ответа поинтересовался Острожский, искривив губы в подобии улыбки. - Сначала вы торчите под стенами Остроленки почти пол-года, и мать принимает ваши ухаживания. Потом она внезапно умирает, вы изчезаете, а вскоре все узнают, что князь Ремгольд, наместник Жемайтии, женился, но, по необъяснимым причинам его жена, таинственная княгиня из Кревского замка, предпочитает жить затворницей. Что, по-вашему, я должен быть думать? Что это случайное совпадение? Я действительно выгляжу подобным идиотом?
   - Между этими событиями не было никакой связи! Так полагали все нормальные люди и вся Литва! - пробурчал князь Ремгольд под ироничный смешок Острожского.
   - А вот между смертью Алиции, покушением на Эвелину и вашей тетушкой связь несомненна! - добавил он, неодобрительно покосившись на молодого князя, лицо которого мгновенно стало серьезным.
   - Как же я мог заметить эту связь, если вы не оставили мне никакого шанса! - возмущенно сказал Острожский. - Никто из родных не потрудился что-либо мне объяснить! В чем я был абсолюбно уверен, так это в том, что Лусия некогда оказала матери и мне весьма ценную услугу, она практически спасла мне жизнь в Мальборке! Все остальное было догадки и предположения. Да, я знал, что дед не любит ее. Отношения между ней и матерью были также весьма прохладные. Лусия же, в свою очередь, демонстрировала весьма бурное чувство привязанности к моей матушке. Надо полагать, что в его основе было то же самое влечение, что она так убедительно показала нам в отношении Эвелины полчаса назад? Не так ли матушка? А появление князя Ремгольда, судя по всему, вызвало нездоровый ажиотаж и ревность у Лусии. Почему же вы не сказали мне?!
   - Вам было в ту пору 11 лет, князь! - перехватив умоляющий взгляд жены, сказал князь Ремгольд. - Как бы вы восприняли такое заявление?
   Острожский устало потер лоб рукой и посмотрел в сторону матери.
   - Хорошо, я готов согласиться, что в тот момент для вас было более предпочтительно умереть, чем пытаться что-либо объяснить мне. Но почему вы поддерживали эту игру на протяжении 20 лет, уже после того, как я вырос, этого я понять не могу!
   - Потому, что вы бы никогда не поверили мне, Луи! - княгиня Ремгольд открыто взглянула в лицо сына.
   - В это действительно нелегко поверить! Даже сейчас, после всего происшедшего с вами и с Эвелиной.
   В коридоре снова раздался шум, звук шагов, клацанье оружия, а затем в гостиную фурией влетела донна Лусия, растрепанная, в той же самой ночной одежде, которую она второпях накинула на свое тело, когда князь Острожский выскочил из-за полога кровати, чтобы прекратить сцену соблазнения, наблюдать за которой он был больше не в силах.
   - Я требую, чтобы вы дали мне объясниться! - закричала она от порога, обращаясь к Острожскому, и в своем гневе не видя никого в гостиной, кроме него. - Луис, меня подставили и оболгали в твоих глазах! Я совсем не это имела в виду! Я лишь хотела утешить бедную девочку, твою жену, которая была сама не своя после этого чудовищного покушения! Я сделала это потому, что люблю ее, как мать! Даже больше, чем мать!
   - Какого черта! - только и сказал Острожский, поглядев на следовавших за донной Лусией воинов из его личной свиты, переминавшихся с ноги на ногу возле порога. - Я же просил вас запереть ее в комнате!
   - Она открыла дверь шпилькой для волос, - пробормотал самый молодой из них.
   -Луис, выслушай меня! - не сдавалась донна Лусия.
   - Я уже услышал все, что мне следовало знать! - холодно сказал Острожский. - Потрудитесь не устраивать скандалов и вернитесь к себе в комнату, Лусия. У вас много дел, вам нужно собрать свои вещи для отъезда в Мадрид.
   - Я никуда не поеду! - топнула ногой донна Лусия. - Мне и здесь хорошо!
   - Вы возвращаетесь в Мадрид! - непререкаемым тоном сказал Острожский.
   Лусия уже открыла было рот, чтобы возразить ему, как вдруг взгляд ее упал на поднявшуюся в постели все еще бледную от пережитых волнений Эвелину и княгиню Ремгольд, сидевшую рядом с ней.
   - Алиция! - в ту же минуту вскричала она, делая движение по направлению к княгине Ремгольд.
   Литовский князь встал рядом с женой и наполовину вытащил из ножен меч, всем своим видом предупреждая донну Лусию не приближаться к ней.
   - Я знала! - тут же патетически воскликнула донна Лусия, падая на колени и заламывая руки. - Это она! Это возмездие, посланное мне небесами! Эта женщина, которая сначала соблазнила меня, а потом очернила в глазах моего дорого сына и моей прекрасной невестки! Она домогалась меня, а затем она оболгала меня! Святая Мадонна, она жива! Горе мне, горе!
   - О чем она говорит? - не поняла Эвелина, в изумлении глядя сначала на донну Лусию, а потом на Алицию Острожскую.
   - У нее вовсем крыша поехала! - брезгливо сказал князь Ремгольд, одним ударом загоняя обратно в ножны свой меч.
   - Я вам отомщу! Всем отомщу! - внезапно сменив тон, вскричала донна Лусия, вскакивая на ноги. - Вы будете все гореть в аду! Все! Все, кто не любил меня и не хотел понимать своего счастья! Ты! - она ткнула перстом в сторону Алиции Острожской. - И ты! - ее палец нацелился в груди Эвелины. - Вы все умрете!
   - Ну-у, это уже становится скучно! - пробормотал князь Ремгольд, и громко сказал, обращаясь к Острожскому. - Князь, я полагаю, вам все-таки стоит вмешаться в это дело лично. Ваша тетушка, кажется, напугала всех ваших людей.
   Подчиняясь знаку Острожского, Гунар и еще двое людей из дворни князя двинулись по направлению к донне Лусии.
   - Тот, кто коснется меня хоть пальцем, умрет! - закричала дона Лусия, с гневом глядя на них.
   - Все мы когда-нибудь умрем, - согласился Гунар, приближаясь к ней. - Ваша светлость, перестаньте буянить. Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, а потом придет Аделина и поможет вам собрать вещи. Не глупите, сударыня, вам ли не знать вашего племянника.
   - Меня никто не любит! - пожаловалась донна Лусия, опираясь о предложенную Гунаром руку. - Все хотят меня обидеть!
   - Идемте, вы расскажете мне все это по дороге, - согласился Гунар, подталкивая донну Лусию к двери.
   Вздохнув, испанка покорно позволила ему вывести себя из гостиной.
   - Тебе определенно надо увеличить жалование своему слуге! - заметил князь Ремгольд, когда они вышли. - Теперь, когда все выяснилось, мы, пожалуй, заберем Гражину к себе на ночь, чтобы дать ей отдохнуть. Эльжбета и Селим присмотрят за мальчиками. Завтра мы вернем тебе все твое семейство в целости и сохранности.
   - Забирайте детей, но оставьте мне мать и Эвелину, - сказал Острожский, обращаясь к князю Ремгольду. - Я думаю, вы согласитесь, что нам надо поговорить.
   - Я не оставлю свою жену в доме с донной Лусией! - неожиданно уперся литовский князь. - Это слишком дорого мне обошлось в прошлый раз! Возможности вашей тетушки просто неисчерпаемы. Как мы можем быть уверены, что в доме больше нет змей или на кухне нет яда?!
   - Под мою ответственность, Ремгольд!
   Эвелина взглянула на Острожского и увидела, что он из последних сил пытается сдержать раздражение. Зная взрывной характер князя Ремгольда, она рассудила, что не стоит испытывать терпение обоих, и решила вмешаться, чтобы предотвратить возможное столкновение между ними.
   - Луи, - кротко сказала она, обращаясь к мужу, - будьте снисходительны к его светлости, вспомните, что ему пришлось пережить по вине вашей тетушки! Пусть княгиня возвратится домой с ним, мы навестим их завтра утром и у нас будет достачно времени для того, чтобы обсудить все, что вы захотите.
   Эвелина заметила облегчение, отразившееся на подвижном лице Алиции Острожской, которая взглянула на нее с благодарностью за ее понимание и поддержку.
   - Ты останешься со мной? - спросил Острожский, и Эвелина поняла, что он готов сдаться.
   - Да, Луи. Нам тоже нужно поговорить.
   - Мы ждем вас к завтраку! - припечатал князь Ремгольд, не скрывая своего удовлетворения от того, что все разрешилось к обоюдному согласию, и, не желая более испытывать судьбу, подхватил жену под руку и, кивнув на прощание чете Острожских, собрал своих людей и вывел их из гостиной.
   Уже на пороге Эльжбета Радзивилл обернулась и обменялась быстрым выразительным взглядом с Эвелиной. Эвелина едва заметно ободряюще улыбнулась ей. Просияв ответной улыбкой, Эльжбета скрылась за дверью.
   - Пожалуй, в чем-то тетушка Лусия была действительно права, - проследив за скрывшейся Эльжбетой, задумчиво сказал Острожский. - Это был заговор, не так ли? Вам придется многое объяснить мне, моя дорогая жена!
   Однако, объяснится этой ночью им так и не удалось. Через четверть часа в дом Острожского постучался курьер от великого князя, который немедленно потребовал его во дворец. Дав последние распоряжения своим людям, остававшимся в доме, князь поспешил к Витовту.
   Вернувшись домой через несколько часов, на рассвете следующего дня, после долгих переговоров с великим князем при закрытых дверях, он с изумлением увидел, что входные ворота распахнуты и на дворе суетятся люди из его дворни одновременно с вооруженными людьми князя Ремгольда.
   Нехорошее предчувствие мгновенно кольнуло его в сердце. Пришпорив коня, он поспешил въехать во двор.
   - Что здесь происходит? - спешившись и держа коня в поводу, так как в суматохе не смог увидеть ни одного конюха, требовательно спросил он у ближайшего к нему человека в камзоле с цветами князя Ремгольда.
   - Молодая княгиня и ваша тетка пропали, - коротко рапортовал ему молодой воин, узнавая Острожского.
   Князю показалось, что его сердце пропустило несколько ударов и готово остановиться совсем.
   - Как пропали?! - тихо, страшным голосом спросил он.
   Молодой воин поежился под его остановившимся взглядом.
   - Не знаю. Просто испарились из дома и все! Чертовщина какая-то!
  
  
   Глава 12.
  

Предположительно Литва, апрель 1418 г

  
  
   Эвелина очнулась от холода и боли в затылке. Она открыла глаза, но не увидела ничего, кроме окружавшей ее черноты. На какое-то мгновение она испугалась, подумав, что ослепла, но потом поняла, что ее глаза завязаны какой-то плотной тканью. Ее руки тоже были туго скручены веревками за спиной. Пошевелившись, она поняла, что лежит на земле в помещении, в котором стоял острый запах сена и лекарственных трав, от которого у нее тут же засвербило в носу. Она несколько раз чихнула, и в ту же минуту по веянию воздуха почувствовала, как кто-то открыл дверь и вошел внутрь. В следущую минуту с ее глаз была сдернута повязка.
   - Какие гости! - издевательски произнес чей-то голос, который показался ей смутно знакомым.
   Несколько раз смогнув, чтобы восстановить зрение после долгого пребывания в темноте, она различила лицо склонившегося к ней князя Ямонта, попавшего в опалу после мятежа Кориатовичей. В висках ломило, голова кружилась и болела, видимо от последствий удара.
   - Так вы еще и людей воруете, князь! - с трудом выговаривая слова, сказала она.
   - Очнулась!
   В голосе князя Ямонта послышалось удовлетворение. Он присел на корточки перед лежавшей на полу сарая Эвелиной, проверил хорошо ли связаны у нее руки за спиной и, покачав головой в знак неодобрения, сказал:
   - Ты крепко влипла, дорогая княгиня! Теперь придется платить за все.
   - Платить за что?
   Князь Ямонт почесал в голове, словно раздумывая, говорить ли ей правду, но, в конце концов, решил ограничиться нейтральным:
   - У тебя много долгов, Гражина!
   - Ты имеешь в виду ваш мятеж?
   - И это тоже!
   Эвелина перевернулась на бок и попыталась сесть, прислонившись спиной к стене сарая. Князь Ямонт, не вмешиваясь, молча наблюдал за ее попытками устроиться поудобнее.
   - Что касается мятежа, - отдышавшись, сказала Эвелина, - так за это ты мне еще и приплатить должен! Ведь не дай я вам убить Селима и Мелека, Витовт бы вас потом на ремни порезал! И не посмотрел бы, что вы его родственники. Ты же сам знаешь, какие надежды он возлагает на воцарение Мелека в Крыму! Так что, в этом случае, ты мой должник, князь.
   - Ты натравила на меня свою собаку! - запальчиво возразил князь Ямонт. - Какой позор!
   Подвижные ноздри его тонкого породистого носа затрепетали от негодования.
   Эвелина вздохнула и решила переменить тактику.
   - И как же прикажешь мне платить? - спросила она, пытаясь воззвать к его разуму. - Запросишь за меня выкуп у моего мужа? Или продашь в гарем туркам, что ли?
   Князь Ямонт, хмыкнув, оценивающе посмотрел на нее.
   - Хорошая идея! Я бы, может быть, так бы и поступил. Но мой компаньон имеет свои виды на тебя, куколка.
   - Кто же твой компаньон?
   Свет в дверном проеме сарая заступила тень второго человека, который на секунду остановился на пороге, а потом решительно вошел внутрь.
   - Донна Лусия! - воскликнула неприятно удивленная Эвелина.
   - Да, моя девочка, да! - сказала испанка со зловещей улыбкой, появившейся на ее лице. - Теперь уже никто не сможет мне помешать! Я буду любить тебя сколько захочу! До последнего вздоха!
   Ужаснувшись такой перспективе, Эвелина с мольбой взглянула на князя Ямонта, черты которого на секунду искривились от отвращения, но он тут же овладел собой и все эмоции исчезли с его лица, словно стертые влажной тканью.
   - Может быть, тогда развяжете мне руки? - ни секунды не надеясь на успех, попросила Эвелина, посмотрев на испанку.
   - Зачем?! - неподдельно удивилась та. - Поверь мне, они тебе не понадобятся. Я помню, как ты не любишь делать что-либо для меня! Я сделаю все сама!
   - Прямо здесь?! - замирая от дурного предчувствия, прошептала Эвелина.
   - А почему нет? Уверяю тебя, князю Ямонту это понравится. Ты будешь извиваться от страсти и просить меня взять тебя! Может быть, я даже разрешу князю сделать это за меня, в то время как я буду ласкать и возбуждать тебя!
   - Нет уж, увольте! - буркнул князь Ямонт, покраснев, как свекла. - Мне еще моя жизнь дорога. Если Острожский, не дай бог, узнает об этом, он меня на стене этого же сарая распнет!
   - Он не узнает! - глаза донны Лусии сверкнули светом безумия. - Я немного потешусь девчонкой, а потом мы завяжем ее в попоны, погрузим на лошадь и возьмем курс на юг, в Испанию!
   - И что вы будете делать с ней в Испании? - скептически поднял бровь князь Ямонт.
   - Любить! - воскликнула испанка. - Монлери никогда не догадается, что я сбежала, прихватив с собой его драгоценную жену! Я брошу где-нибудь на дороге ее одежду и драгоценности, а потом избавлюсь таким же образом от своих вещей. Все свалят на разбойников, и решат, что мы погибли, в то время как мы будем уже далеко!
   Эвелина в отчаяньи потрясла головой. В словах Лусии была логика, но это была логика безумия, логика загнанного в западню зверя, который всеми силами старается не просто спастись, но еще при случае покусать своего обидчика. Заметив, что Лусия, наклонив набок голову, с любопытством наблюдает за ней, ожидая ее реакции на свои слова, Эвелина решила проверить, насколько та уверена в собственной безопасности. Поэтому она откровенно спросила о том, что ее в данный момент больше всего интересовало, ни секунду не сомневаясь, каков будет ответ:
   - Где мы находимся?
   Донна Лусия зашлась в безумном хохоте. Затем, вытерев набежавшие на глаза от смеха слезы, она торжествующе ответила:
   - Там, где тебя никто не найдет!
   - Значит, мы еще в Литве, - пробормотала себе под нос Эвелина, наблюдая за выражением лиц донны Лусии и князя Ямонта, чтобы проверить свою догадку.
   - Мы уже давно в Польше! - вскинув голову ответил князь Ямонт, в то время как донна Лусия с негодованием закричала на него, требуя помолчать.
   Пробормотав нечто невразумительно неприязненное в ее адрес, князь Ямонт развернулся и вышел из сарая. Донна Лусия, напротив, приблизилась к Эвелине и присела прямо на сено рядом с ней.
   - Ну что, девочка моя, - как-то даже грустно спросила она, нежно отводя локон упавших на лицо Эвелины волос, - ты видишь, я исполняю свои обещания? Я сказала, что не брошу тебя, и я держу свое слово! Почему ты не хочешь быть немного поласковее со мной? Это может дать тебе много преимуществ. Если ты добровольно и с открытым сердцем дашь мне то, что я хочу, ты получишь хорошую лошадь и сможешь путешествовать в Испанию со всеми удобствами, наслаждаясь свежим воздухом и прекрасными пейзажами европейских стран, лежащих на нашем пути.
   - Что вы от меня хотите, Лусия?
   Донна Лусия снова грустно посмотрела на нее и со вздохом ответила:
   - Я всего лишь хочу твоей любви.
   - Я уже сказала вам, что меня не интересуют женщины. Я люблю своего мужа.
   - Деточка, но как ты можешь говорить, что тебя не интересует любовь женщины, если ты никогда не испытывала ее? - всплеснув руками, воскликнула донна Лусия. - Позволь мне показать тебе, что это такое!
   - По-моему, вы уже пытались показать мне что-то в этом роде в моей опочивальне на следующий день после покушения на меня!
   - Ты все еще сердишься?
   - Нисколько. Просто меня не привлекает сама идея о том, чтобы заниматься любовью с женщиной.
   Помолчав немного, Эвелина сделала новую попытку достучаться до ее разума.
   - Донна Лусия, почему бы вам не отпустить меня, и не вернуться в Испанию? Я уверена, что в столице вы найдете достаточно много женщин, которые с восторгом примут ваше предложение, особенно после того, как узнают, как вы богаты, преданны и романтичны.
   - Деточка, мне не нужен никто, кроме тебя! - пылко воскликнула донна Лусия. - Я рада, что ты находишь меня романтичной и преданной! Поверь мне, я действительно такая! Я никогда не оставлю тебя! Я выстелю перед твоими ногами ковер из алых роз и золотых дукатов! Все, что я хочу взамен, это твоей любви. Разве я прошу о многом?
   Эвелина чуть не закричала вслух от отчаянья. Донна Лусия просто не желала ее слышать. Она еще раз коснулась рукой волос Эвелины, некоторое время играла с волнистыми светлыми прядями, нежно пропуская их сквозь пальцы, потом взлохматила их и с нежной улыбкой няньки заметила:
   - Нам надо помыть тебе голову, деточка. Да и самой тебе освежиться не помешает. Я тебе помогу.
   С этими словами донна Лусия вскочила на ноги и подбежала к выходу из сарая, по дороге криками призывая к себе князя Ямонта. Когда литовский князь появился на пороге, она некоторое время что-то обсуждала с ним, взволнованно жестикулируя, а потом повернулась к Эвелине.
   - Деточка, я должна завязать тебе глаза.
   Эвелина не успела пикнуть, как темная плотная повязка, которую донна Лусия жестом фокусника вытащила из кармана своего платья, легла на ее глаза и была ловко завязана узлом на ее затылке. Потом она почувствовала, как сильные мужские руки подхватили ее и забросили на плечо, и как князь Ямонт крупными быстрыми шагами пошел куда-то вперед. Висеть вниз головой оказалось занятием малоприятным, вскоре кровь прилила к голове Эвелины и ее дыхание затруднилось. А князь все шел и шел вперед, не останавливаясь. Через какое-то время Эвелине показалось, что воздух стал влажнее, а потом их дорога словно пошла вниз под гору, по крайней мере, ей казалось, что литовский князь словно спускается в подземелье. Несколько раз она чувствовала, как он пригибался, проходя словно в невидимый ей туннель, и ее бедро царапали камни низкого потолка. Она осторожно протянула руку и ее пальцы наткнулись на холодные влажные камни по обе стороны прохода. Заметив это, князь Ямонт раздраженно буркнул и встряхнул плечом, на котором лежало тело Эвелины, и она тут же почувствовала острую боль от удара о жесткие камни потолка.
   "Только не паниковать! - быстро подумала Эвелина. - Мне уже не пятнадцать лет, как было тогда, в Мальборке! Князь проговорился, что мы уже в Польше. Судя по влажному воздуху и каменным стенам и низким потолкам, он спускается в какое-то подземелье, скорее всего, где-то рядом с рекой. Где в Польше может быть река со скалистыми берегами, полными пещер? Влтава?"
   На этом ее размышления были прерваны тем, что князь Ямонт, совершенно не церемонясь с ней, сбросил ее со своих плеч прямо на камни. Изрядно приложившись коленями и локтем, Эвелина нащупала рукой стену, неловко поднялась на ноги и, обращаясь в пустоту, попросила, пытаясь, чтобы ее голос не звучал жалобно:
   - Может быть, вы все-таки развяжете мне глаза, раз мы уже далеко от людей и меня никто не сможет услышать?
   Повязка была почти мгновенно сдернута с ее глаз. Оглядевшись вокруг, Эвелина чуть не закричала от отчаянья. Они действительно находились в пещере, причем уже на достаточной глубине, судя по влажным стенам и спертому влажному воздуху. Князь Ямонт стоял в двух шагах от нее, в руках у него была толстая церковная свеча из белого воска, сгоревшая уже наполовину, верх которой был прикрыт наким подобием прозрачного колпака, защищавшего огонек от фитиля свечи. Донна Лусия находилась за ее спиной, Эвелина слышала ее дыхание.
   Князь Ямонт посмотрел на Эвелину и нетерпеливо сказал, указывая на темневший впереди них проход, находившийся примерно на высоте полуметра от пола пещеры, где они стояли:
   - Сейчас мы полезем в этот проход. Я подсажу тебя. Как только встанешь на ноги, стой и жди меня. Проход узкий и низкий, тебе надо будет наклониться, чтобы пройти. Береги голову, Гражина.
   В ту же минуту он поднял ее на руки и толкнул в темноту прохода. Упав на колени на жесткие камни, Эвелина возблагодарила Бога за то, что они связали ее руки спереди, а не сзади, что помогло ей немного смягчить падение. Она быстро отползла вперед и в сторону, давая место последовавшему за ней князю Ямонту и донне Лусии. Князь Ямонт небрежным жестом поднял ее на ноги и пихнул позади себя.
   - Иди за мной и делай то, что я делаю. Будет немного тесновато, но это недалеко.
   Следующие пятнадцать минут они молча двигались по узкому проходу, князь Ямонт впереди, следом за ним Эвелина и замыкала шествие донна Лусия. Свеча в руках князя Ямонта позволяла Эвелине видеть, что вокруг были только камни, серые, с белыми и рыжими прожилками, изъеденные сочившимися по ним струями воды и временем. Вскоре ее уши различили неясный шум воды подземного источника. По мере того, как они шли вперед, шум воды усиливался. Наконец, тесный свод подземного прохода неожиданно оборвался, и Эвелина увидела, что они вышли в обширную пещеру, потолок которой достигал несколько десятков метров. Всюду, где мог видеть глаз, с потолка пещеры, словно повторяя рисунок готичесих форм песочных замков, свисали сосульки сталлактидов причудливой формы. Пещера была продолговатой, с полукруглым конусовидным куполом, в самой дальней части ее находился небольшой водоем, образованный, видимо, той самой подземной рекой, которую они не могли видеть, но шум которой доносился до их ушей. Блики движущейся воды в водоеме причудливыми тенями играли на стенах пещеры, производя странное впечатление нереальности и мистической природы этого созданного тысячелетиями шедевра подземной архитектуры. Эвелина застыла на месте, пораженная красотой и дикостью этого места.
   - Нравится? - саркастически спросил князь Ямонт, обходя Эвелину и приближаясь к водоему в конце пещеры. - Будь осторожней, Гражина! Вода в озере очень холодная, и, несмотря на то, что возле берега очень мелко, через несколько шагов у озера уже нет дна. Пить из него нельзя, вода здесь мертвая.
   - Что же вы пьете? - спросила пораженная Эвелина.
   - Поди сюда! - развернувшись к ней, пригласил ее князь Ямонт.
   Осторожно, чтобы не подскользнуться на влажных от воды камнях, Эвелина подошла к нему и увидела, что с того места, на котором он стоял, пол пещеры опускался вниз к воде несколькими ступенями, вымытыми и отполированными почти до блеска водой. Дождавшись, пока Эвелина подойдет к краю, князь Ямонт стал спускаться вниз, к воде. Со всевозможными предосторожностями, Эвелина последовала за ним. Спустившись к самой воде, она взглянула в глубину озера и поняла, что князь Ямонт не солгал. Узкая кромка воды возле берега была такой мелкой и прозрачной, что она видела мельчайшие камешки на дне, после этого из черноты озера на нее глядела бездна. Насладившись испуганным выражением лица Эвелины, князь Ямонт взял ее за руки и повел вдоль берега к самому дальнему краю пещеры, откуда, как оказалось, небольшим водопадом, с расстояния нескольких метров в высоту, струилась чистая, по-видимому, речная вода.
   - Вот отсюда мы пьем, и здесь моемся, - просто сказал князь Ямонт.
   - Ямонт, развяжи мне руки, - негромко, чтобы не услышала донна Лусия, попросила его Эвелина, - Мне неудобно, я боюсь свалиться в воду!
   - Я не могу! - так же тихо сказал литовский князь. - Я связан словом.
   - О чем это вы там разговариваете? - сварливо спросила донна Лусия, приближаясь к ним с ворохом тряпья и куском цветочного мыла в руках.
   Эвелина мысленно застонала, догадавшись, что она собирается делать. Князь Ямонт тоже понял в чем дело, после чего донна Лусия, не дождавшись от него ответа, попросила его удалиться в другой конец пещеры и отдохнуть. Помрачнев, он развернулся и зашагал по ступеням вверх.
   Эвелина сделала еще одну попытку воззвать к здравому смыслу испанки, но донна Лусия не слушала ее. Сдернув с Эвелины ее пропыленную одежду, она втолкнула ее под струи обжигающе холодной воды, пользуясь тем, что ее руки были связаны и она не могла сопротивляться из боязни не удержаться на ногах и свалиться, ударившись о камни. Затем она засучила рукава, схватила мыло и принялась намыливать сначала ее волосы, а затем все ее тело, используя малейшую возможность, чтобы коснуться тела Эвелины в разных местах и проникнуть в самые потаенные его глубины. Только леденящий холод речной воды позволил Эвелине сохранить присутствие духа. Сосредоточившись на этом холоде, она потеряла счет времени и всякую чувствительность в своем теле. В эти минуты донна Лусия могла резать ее на куски, она бы не ощутила ничего и не произнесла бы ни слова. Почти теряя сознание от холода, она сконцентрировала все свои усилия на том, чтобы не упасть. Она не могла сказать, сколько времени прошло, прежде чем донна Лусия вытолкнула ее из-под струй ледяной воды и стала обтирать припасенными для этого случая полотенцами, а потом накинула на нее чистую сорочку из льняной ткани. Эвелина смутно помнила, как появившийся словно ниоткуда князь Ямонт был вынужден взять ее на руки и отнести наверх, в главную часть пещеры, где он уже разжег небольшой костер.
   - Так не годится! - словно откуда-то издалека услышала Эвелина его голос. - Она совсем замерзла! Я дам ей водки.
   - Делай, что хочешь, - устало отозвалась донна Лусия. - Мне надо отдохнуть.
   - Натешилась? - с насмешкой спросил литовский князь.
   - Завидно? - вопросом на вопрос ответила испанка, проходя к брошенным недалеко возле костра звериным шкурам, которые, как догадалась Эвелина, служили им ложем.
   - Было б чему завидовать! - буркнул себе под нос князь Ямонт.
   В то время как испанка улеглась на импровизированное ложе из звериных шкур, закуталась в них с головой и затихла, он подошел к Эвелине, молчаливо сидевшей у костра и пытавшейся согреться, и набросил ей на плечи шерстяное одеяло. Затем, помедлив, протянул оплетенную плотной сеткой глиняную бутылку с польской водкой. Открыв пробку и вдохнув крепкий запах алкоголя, Эвелина почувствовала, как ее желудок судорожно сжался, а к горлу подкатила липкая тошнота. Она замотала головой, отказываясь от водки. Тогда князь Ямонт сел рядом с ней и зажав ей нос, почти силой влил несколько глотков водки в ее горло. Дождавшись, пока она прокашляется, он снова протянул ей бутылку.
   - Пей! А то сдохнешь! - коротко сказал он.
   Эвелина взглянула на него и сделала еще несколько глотков. Князь Ямонт одобрительно кивнул. Буквально через несколько минут живительное тепло потекло по жилам Эвелины, согревая ее тело и смешивая ее мысли. Голова разом стала тяжелой и горячей. Она отхлебнула еще один глоток из бутылки и неожиданно для себя спросила сидевшего рядом с ней у костра князя Ямонта.
   - Где мы? Что это за пещера?
   Князь Ямонт хмыкнул, отобрал у нее бутылку и сам сделал из нее несколько больших глотков.
   - Это пещера ведьмы, - наконец, хриплым голосом ответил он.
   - Донны Лусии, что ли? - легкомысленно спросила Эвелина, хихикнув под влиянием разливавшегося в крови алкоголя.
   Князь Ямонт расхохотался.
   - Нет, не ее. Другой ведьмы, местной, - отсмеявшись, сказал он. - По легенде, она убежала сюда от расправы селян, которым всячески вредила: насылала неурожай, вызывала грозу и падеж скота, ну и всякие прочие пакости. Селяне пожаловались местному епископу, и он послал в пещеры священника, который должен был покончить с ней и очистить пещеры.
   - И что дальше? - нетерпеливо спросила Эвелина, после того, как он замолчал.
   - А дальше ничего. С тех пор никто не видал ни ведьмы, ни священника.
   - Грустная история, - согласилась Эвелина. - Вы давно здесь?
   - Я прожил здесь несколько месяцев после мятежа принцев. С тобой и этой гарпией мы здесь всего пару дней.
   - Ложись спать, Гражина, - помолчав, сказал он, видя, как Эвелина начинает клевать носом. - И не пытайся бежать! Ты заблудишься, в темноте свалишься в реку и утонешь. И никто тебя ней найдет!
   "Уж лучше утонуть!" - мрачно подумала Эвелина, завертываясь в одеяло и послушно укладываясь у костра. Она уснула мгновенно и так крепко, что проснувшись от холода, долго не могла понять, где она находится. Князь Ямонт и донна Лусия, завернувшись с головой в одеяла, спали возле потухшего костра. В пещере по-прежнему было темно, и она затруднялась определить, наступило ли утро или все еще продолжается долгая ночь. Эвелина отбросила одеяло и, насколько позволяли ей связанные руки, сначала села, а потом попыталась подняться на ноги. Со второй попытки ей это удалось. Стараясь не шуметь, она поковыляла к подземному озеру. Опасливо ступая по влажным каменным плитам, она каким-то образом умудрилась спуститься вниз к воде, ни разу не упав. Смочив губы водой из источника в скале, там, где вчера купала ее донна Лусия, она передернулась от омерзения при воспоминании о прикосновениях испанки, но тут же постаралась отогнать мрачные мысли. Если бы ей только удалось развязать руки!
   Рассеянно бредя вдоль стены вглубь пещеры, она вдруг заметила темный проем, напомнивший ей проход, по которому вел ее князь Ямонт. Ни минуты не колеблясь, она, неловко вытянув перед собой руки, протиснула свое тело внутрь. Проход оказался узким, но динным коридором, который, к сожалению, через несколько минут закончился тупиком. Помянув нечистого от досады, запыхавшаяся и вся потная от потраченных впустую усилий Эвелина уселась на камни, чтобы отдохнуть и перевести дыхание, прежде чем пойти назад. Камни были холодные и невероятно острые. Внезапно ей в голову пришла блестящая мысль. Она вскочила на ноги, чуть не ударившись головой о камни потолка. Выбрав на ощупь самый острый из камней, находившийся в пределах ее досягаемости, она принялась методично перетирать об него веревку, которой были связаны ее руки. Работа шла медленно и болезненно, вместе с волокнами веревки она стирала кожу с запястий своих рук. Когда лопнули первые волокна веревки, Эвелина, несмотря на боль и кровь и пораненных рук, начала перетирать веревку еще с большим энтузиазмом.
   В то же время она услышала голоса, идущие из основного помещения пещеры. Донна Лусия истерично кричала о ее побеге и обвиняла во всем происшедшем князя Ямонта. Литовский князь был немногословен. Для начала он грубо приказал испанке заткнуться, а потом произнес слова, которая значительно поубавили оптимистические надежды Эвелины на скорое освобождение.
   - Мы найдем ее! Ей некуда идти. Вчера ночью я завалил камнем изнутри вход в пещеру, так что найти проход наружу невозможно, если не знаешь, где именно его искать. Даже если она начнет его искать, пещера слишком большая для того, чтобы она могла сдалать это незаметно. Нам надо набраться терпения и подождать. Мы обязательно ее обнаружим. Она здесь, рядом, где-то прячется в темноте. Она никуда не денется!
   -А если она упала и потеряла сознание, и теперь лежит где-то в камнях беспомощная, бесчувственная и стекающая кровью?
   Князь Ямонт коротко выругался.
   - У вас слишком бурная фантазия, Лусия! Если она поранилась, у нее хватит ума позвать на помощь. Гражина вовсе не дура, она не хочет умирать.
   Прислушиваясь к их разговору, Эвелина продолжала тереть веревки своих пут о камень.
   - Но что же нам делать! - воскликнула испанка. - Мы не можем сидеть в этой пещере день за днем, надеясь на то, что обнаружим ее в любую минуту! Нам надо сходить в город, купить что-нибудь поесть, подышать свежим воздухом и согреться, в конце концов!
   - Я могу сходить в город, - сказал князь Ямонт.
   - А я останусь здесь? В этой чертовой промозглой пещере? Одна?! Караулить Эвелину, которя в любой момент может подкраться ко мне и ударить меня камнем по голове? Нет, уж, увольте!
   - Так за чем же дело стало? - в голосе литовского князя прозвучала насмешка. - Мы пойдем вдвоем.
   - А как же Эвелина?
   - Мы просто задвинем камень с другой стороны, когда будем уходить, - снисходительно пояснил испанке князь Ямонт. - Эта пещера лучше любой тюрьмы, ей из нее не выбраться. Когда мы, свежие и отдохнувшие, набравшиеся сил, вернемся назад, она все еще будет там, голодная, замерзшая и обессиленная. Поверьте мне, Лусия, у нее нет выхода.
   - Тогда нам надо поспешить в город! - деловито сказала испанка. - Нам нужны еще веревки, теплая одежда и лошади для путешествия.
   - Да и от приличного завтрака я бы не отказался, - посмеиваясь, ответил князь Ямонт.
   Когда их голоса и шаги стихли, Эвелина чуть не зарыдала от бессилия. Ее шансы самостоятельно выбраться из пещеры были практически равны нулю. Тем не менее, она с ожесточением продолжала перетирать веревки, связывающие ее запястья. Если она освободится от пут, это уже даст ей небольшое преимущество. Наконец, почти два часа спустя, она почувствовала, как с тихим звуком лопнули последние волокна веревки. Она отбросила измочаленные лохмотья веревки в сторону и начала растирать свои затекшие запястья. Только тут она обнаружила, что они были мокрыми и липким от крови.
   "Кошмары Мальборка повторяются!" - с кривой усмешкой подумала она, одновременно лихорадочно размышляя, как остановить кровь.
   Не придумав ничего лучшего, она решила вернуться в главную часть пещеры, ибо князя Ямонта и донны Лусии там не было. Немного поплутав, она вышла в обширную подземную залу, которая казалась чуть светлее благодаря свету отраженных бликов воды подземного озера. Спустившись к воде, Эвелина начала смывать кровь со своих запястий.
   "Почему вода в озере неспокойна? - вдруг подумала она, зачерпывая очередную порцию воды в свои сложенные лодочкой ладони. - Помнится, князь Ямонт упоминал что-то о подземной реке с ледяной водой? Я слышу ее шум, но не вижу ее, он сказал, что она течет где-то в глубине этих скал. Может быть, подземное озеро каким-то образом соединено с этой рекой, и вода озера волнуется именно из-за подземного течения?"
   Она распрямилась, вытерла мокрые руки о подол льняной рубашки, которую надела на нее вчера вечером донна Лусия и задумчиво посмотрела в глубину озера. В свое время Гунар рассказывал ей о гротах Средиземного моря, соединенных цепью из многих пещер, по которым можно было путешествовать, ныряя под скалами, чтобы попасть из одной пещеры в другую. Она только не помнила, распространяется ли это правило на речные гроты? Почему бы и нет? Это тоже вода, тоже течение, тоже скалы. Поеживаясь от холода, она вошла в воду по щиколотку и остановилась перед разверзшейся у нее под ногами чернотой провала в бездну. Вода была леденяще холодная. Но и в пещере было ничуть не теплее. Что ей терять? Когда вернутся князь Ямонт и Лусия, ей рано или поздно придется обнаружить свое присутствие или прятаться до тех пор, пока она не заблудится и не околеет от голода и холода. Внезапно ей показалась, что по стене пещеры метнулась большая размазанная тень, а затем в темноте промелькнули горящие красным светом глаза огромной летучей мыши. Эвелина непроизвольно отпрянула, и в следующий момент потеряла опору под ногами, так как дно неожиданно оборвалось и она, едва успев набрать в легкие воздуха, провалилась в ледяную воду, обжегшую ее смертельным холодом. Краем сознания она успела подумать, что ей нужно попытаться сгруппироваться и нырнуть в глубину, а затем довериться подводному течению, всю силу которого она уже почувствовала, затем разум отказал ей, поглощенный холодом воды. Тем не менее, ее тело послушно выгнулось и без сопротивления вошло в воронку закрутившегося в глубине озера водоворота.
  
  
   Глава 13.
  
  
   В 1419 году скончался от приступа эпилепсии, вызванного его хроническим алкоголизмом, чешский король Карл Пятый. Причиной приступа, по записям хронистов, послужило народное движение в Праге, закончившееся открытым восстанием гуситов против засилья немецких советников короля. Претендентом на чешкий трон немедленно выступил император Священной Римской Империи, король Венгрии Сигизмунд Австрийский.
   Восставшие гуситы, однако, не желали иметь дела с немцами и предложили чешскую корону королю Польши Владиславу-Ягайло. Слегка растерявшийся от такой перспективы, Владислав-Ягайло, по обыкновению, некоторое время раздумывал, советуясь со своим духовенством и с самим папой Мартином Пятым, которые настоятельно не рекомендовали ему примыкать к бунтовщикам и, тем более принимать из их рук корону Чехии. Прошло полгода, прежде чем польский король дал ответ чешским послам, и этот ответ был отрицательным.
   Тогда решительные гуситы, по-прежнему не желавшие видеть на своем престоле немцев, обратились за помощью к великому литовскому князю Витовту, и, к глубочайшему негодованию короля Владислава-Ягайло, Витовт неожиданно согласился. Однако при этом деятельный великий литовский князь заявил, что в настоящий момент обстановка в его княжестве настолько напряженна, что требует его постоянного присутствия, так что в ближайшее время выехать в Прагу он не сможет.
   Гуситов это совершенно не смутило. Поддержка Витовта разбила полную политическую изоляцию, в которой они оказались по вине польского короля. Вдохновленные этой поддержкой и надеясь на дальнейшую политическую и военную помощь великого князя литовского, 14 июля 1420 года войска гуситов под предводительством Яна Жижки разбили в битве при Витковой горе силы императора Священной Римской империи Сигизмунда Австрийского.
   Однако даже после этого, Витовт не поспешил приехать в Прагу. Все это время он внимательно присматривался к тому, что происходило в Чехии. Более всего его беспокоили назревающие противоречия между двуми крылами гуситов: умеренного, в лице чашников, и радикального, в лице таборитов. В Чехии, рядом с гуситским полководцем Яном Жижкой, почти постоянно находился его тайный представитель, князь Острожский.
  

Вильна, Литва, конец 1420 г

  
   Прошел еще год, прежде чем вожди гуситов и пражские горожане потеряли терпение и чешский сейм объявил Витовта официально утратившим чешский престол, если он немедленно не приедет в Чехию.
   - Если мы ввяжемся в ту кашу, которую заварили в Чехии гуситы, мы сильно рискуем обжечь себе не только усы, но лапы и хвост, - получив известие о потере чешской короны, в порыве откровения сказал Витовт Острожскому, сидя за завтраком в своей резиденции, на террасе Тракайского замка. - Поэтому даже Ягайло, при всем его желание всегда подтибрить то, что плохо лежит, воздержался от горячего чешского пирога и умерил свои аппетиты. Учение этого Яна Гуса пугает католиков. Ты знаешь, князь, мне глубоко плевать на религиозные различия между всеми разновидностями христианской церкви, но в центре Европы, Чехии, на которую имеют большие виды немцы, такое не пройдет. Это во-первых.
   Великий литовский князь перевел дыхание, отхлебнул медовухи и, посмотрев сначала на Острожского, с которым он непосредственно обсуждал дела в Чехии, а потом по очереди на своих братьев, присутствующих при королевской трапезе и внимательно прислушивающихся к разговору, продолжал:
   - Во-вторых, что мне не нравится в этой истории, это неоднородность интересов гуситов. Умеренная часть хочет нового короля из славянских князей. Радикалы тоже, кажется, не возражают против славянского короля. Проблема в том, что все более или менее дееспособные и приемлемые для чехов государи славянских стран на настоящий момент являются католиками. Ну, кроме меня, разумеется. Я самый гибкий политический лидер среди славянских королей, подчиняющий свои религиозные воззрения своим политическим интересам. Очень удобная позиция, между прочим! - заметил он в ответ на раздавшийся со стороны Сигизмунда Кейстута смешок. - И очень полезная!
   - Не сомневаюсь! - со смешинкой в глазах, поспешил подтвердить старый князь Сигизмунд Кейстут, подмигивая Острожскому.
   Великий литовский князь неодобрительно покосился на обоих, но ни из поведение, ни перешептывание остальных, не смогло сбить его с мысли. Кивнув прислуживающему за столом оруженосцу, он смотрел как наполняется густой влагой медовухи его чаша, а когда она наполнилась и мальчик с кувшином отошел от стола, великий князь заговорил снова:
   - На этом совпадение интересов умеренных и радикалов в Чехии заканчивается. Умеренные хотят крепкого государственного управления, которое обеспечило бы им порядок внутри страны и признание остальной Европы. Радикалы хотят реформ, причем церковных реформ. Это уже прямая угроза как католической части радикалов и всего остального населения Чехии, так и всем остальным королям Европы. Если гуситская ересь поразит немецкие королевства, такие как Австрия, Тюрингия и прочие, то всем этим Люксембургам и Габсбургам, мечтающим о великой и священной Римской империей под управлением одного короля-крестоносца, мало не покажется.
   Сигизмунт Кейстут задумчиво покивал головой, даже князь Свидригайло внимательно прислушивался к словам своего двоюродного брата, ожидая продолжения. Великой литовский князь не заставил себя долго ждать. Положив локти на стол и сложив пальцы домиком, он продолжал рассуждать вслух, время от времени кидая испытывающеы взгляды на присутствующих.
   - Проблема чехов заключается в том, чтобы найти такого славянского короля, который будет достаточно сильной, но гибкой политической фигурой и, что самое главное, хорошим военным лидером. Короля, которому нечего терять, и который хочет создать свое королевство. Короля достаточно хорошего происхождения, чтобы его, после определенных военных успехов гуситов, могли признать их лидером католический мир и крестоносцы. Я, как устоявшийся и признанный европейский государь, и убежденный защитник интересов славянского мира, хотя и принял предложение короны от гуситов, тем не менее очень не хотел бы ввязываться в чешские дела. Во-первых, у меня есть что терять. Во-вторых, Чехия не граничит с моей империей, и мне будет весьма затруднительно каждый раз пересекать всю Европу для того, чтобы утрясать очередные недоразумения или вести открытые военные действия. Поэтому, я хочу отправить в Чехию в качестве моего наместника, а потом и короля, кого-то из вас. Догадайтесь, кого?
   Великий литовский князь сделал паузу и посмотрел на своих слушателей. Головы обоих брата князя Витовта и его советники, присутствующих на завтраке великого князя, непроизвольно повернулись в сторону князя Острожского.
   - Я сделал правильный выбор! - с триумфом вскричал великий князь. - Острожский католик, хороший дипломат, удачливый военный лидер, по-происхождению родственник всех славянских королей и самого Сигизмунда, о чем тот пока, слава богу, не знает! Он об этом непременно узнает, когда Острожский войдет в Прагу и возглавит чешское движение сопротивления онемечиванию. Я ни капли не сомневаюсь в успехе Острожского, ни военном, ни политическом! Один из главных лидеров таборитов, Ян Жижка, его старинный приятель, мы сражались с ним вместе против крестоносцев на поле Грюнвальда, а наш князь Острожский, если мне не изменяет память, еще и в битве при Азенкуре! А уж какие кучи политического дерьма он разгребал со мной в отношениях с крестоносцами, вам всем и не снилось!
   - Почему же! - буркнул князь Свидригайло. - Мы все об этом наслышаны. И я - лучше всех других.
   - Ну-ну! Тебе-то уж не стоит жаловаться! - поддел его великий князь.
   Среди присутствующих, многие из которых были хорошо осведомлены о борьбе между Витовтом и Свидригайло за правление в Жемайтии, раздались смешки. Тем не менее, Витовт быстро пресек их веселье.
   - Есть одно "но"! - поднял вверх палец великий литовский князь, привлекая внимание всех, в первую очередь Острожского, на которого он посмотрел в упор. - Отныне, мой милый анжуйский принц, ты должен решить, с кем тебе по пути в политическом плане. Говоря простыми словами, ты должен решить, останешься ли ты литвином и поляком одновременно, или все-таки, наконец, выберешь между службой мне и Ягайло. Если ты примешь мое предложение и поедешь в Чехию, чтобы возглавить движение гуситов, я хочу, чтобы ты официально выступил под родовым литовским именем Корибут. Ты поедешь в Чехию как мой эмиссар, и я хочу, чтобы не было больше этой путаницы в именах и интересах.
   За столом Витовта стало тихо. Глаза всех присутствующих вновь устремились к Острожскому. Бледное лицо князя было непроницаемо, темные густые ресницы надежно прикрыли глаза, не выдавая их выражения.
   - Ты принимаешь мое предложение? - помедлив, спросил великий князь, устремив на Острожского вошедший в легенду пронзительный взгляд своих желтых ястребиных глаз.
   Острожский помедлил.
   - Я подумаю о нем, ваша светлость, - наконец, сказал он.
   - Да, или нет! - нетерпеливо сказал Витовт, не сводя пристального взгляда с лица Острожского. - Мне нужен твой ответ сейчас. У меня нет времени на твои дипломатические штучки! Ты принимаешь мое предложение, здесь и сейчас, или ты отказываешься от него! Итак?
   - Да, - ответил Острожский, едва приметно улыбаясь облегчению, отразившемуся на лице великого князя при звуке его ответа.
   - Вот и отлично! - вскричал Витов, бросая на стол салфетку и вскакивая из-за стола, таким образом, давая знать своим придворным, что завтрак закончился. - Значит, теперь мы можем вернуться к своим насущным делам! Князь, я жду вас у себя в покоях в самое ближайшее время!
  
   Разговор при закрытых дверях в покоях Витовта был несравненно более занимательным.
   -Ни один черт не должен знать о том, кто ты такой, и что ты католик! - сказал великий литовский князь, как только они остались наедине. - Ты станешь моим тайным оружием, князь. Я дам тебе статус невидимки.
   Острожский удивленно приподнял бровь, но ничего не сказал, предпочитая сначала выслушать до конца то, что хотел сказать ему великий князь.
   Лицо Витовта было серьезно. Все в том же просторном кафтане литовского покроя, который не стеснял порывистости его движений и какой был на нем во время трапезы с братьями, он размышлял, прохаживаясь по зале своих покоев в Тракайском замке.
   Бегло взглянув на Острожского, чтобы убедиться, что тот внимательно слушает его, заняв предложенное ему место на лавке возле стены, он удовлетворенно кивнул и продолжил:
   -Для начала, нам нужно посмотреть, как будут разворачиваться события на чешском национально-освободительном фронте. Мои симпатии на стороне чехов, не люблю, знаешь ли, всех этих крестоносцев, и не хочу снова отдавать Чехию немцам. Польские паны и Ягайло, естественно, мечтают получить Чехию для себя. Общие границы, братья-славяне и прочее. Стремление похвальное, но на настоящий момент такого пирога Ягайле не откусить. Пасть порвет. Мне лично этот чешский престол как-то не за надобностью, у меня своих хлопот полон рот. Но от своего человека на этом престоле я бы не отказался. Да, чего говорить, и просто крестоносцам нагадить хочется. Словом, ситуация такова. Ты едешь в Чехию моим эмиссаром и принимаешь участие в этой войне на стороне гуситов. Не знаю сколько тебе удастся там продержаться до тех пор, пока под давлением, так сказать, мировой католической общественности мы с Ягайло не вынуждены будем дать тебе приказ покинуть Чехию, но, клянусь тебе, такое случится. Все это время я ожидаю от тебя подробных докладов. Обо всем, что покажется тебе важным. Я дам тебе людей в добавление к твоим людям и отряду твоего деда, князя Острожского. Я так же хочу, чтобы ты не только поехал в Чехию под именем князя Корибута, но и взял с собой молодого Сигизмунда Корибута.
   Острожский пошевелился. В его глазах зажегся огонек интереса.
   -Какого именно? - коротко спросил он.
   -Сына Дмитрия, князя новгород-северского.
   -Зачем?
   Витовт в задумчивости почесал переносицу, немного помедлил, но потом все-таки ответил, и его ответ прозвучал несколько неопределенно и многозначительно:
   -Я полагаю, что два Корибута лучше, чем один. Ты - католик, Сигизмунд - православный. Судя по обстоятельствам, любой из вас может стать новым чешским королем. Я бы поставил на католика, но никогда не знаешь, как дело повернется.
   Витовт пристально посмотрел на князя Острожского, взгляд его янтарных глаз был пронизывающим, словно он пытался заглянуть в его душу.
   -Если ты захочешь и сможешь сесть на чешский престол - он твой. Я дам тебе денег, людей, всего, что ты пожелаешь для этого. Я полностью уверен в твоих дипломатических талантах и политических способностях.
   Слова великого князя вызвали проблеск ироничной улыбки на лице князя Острожского. Выражение лица Витовта осталось непроницаемым, когда он продолжил:
   -Если ты не захочешь стать королем, у меня будет человек, который сможет тебя заменить. Именно поэтому я настаиваю на том, чтобы ты ехал в Прагу под своим родовым именем Корибутов. Сигизмунд - парень умный и честолюбивый, но он пока слишком молодой для таких дел. Ты сможешь многому его научить.
   Витовт на минуту остановился, привлекая внимание Острожского к тому, что он собирался сказать.
   - Я хочу, чтобы вы с Сигизмундом стали частью одного целого. Вся власть и вся ответственность будет на тебе, Сигизмунд станет твоей тенью. У тебя колоссальный опыт и большие связи как в среде славянских королей, так и среди европейской знати. Я хочу, чтобы ты использовал их на благо Чехии как славянского государства.
   -Про какие именно связи вы изволите говорить, ваша светлость? - воспользовавшись паузой в разговоре, спросил Острожский. - И каким образом я могу использовать их, выступая под именем князя Корибута?
   Витовт наклонил голову набок, к своему плечу, и, прищурив янтарные глаза, чтобы приглушить блестевшее в них предвкушение новой политической комбинации, которую он собирался разыграть, понизив голос, внушительным тоном сказал:
   -Я хочу, чтобы ты использовал любые стредства, ты слышишь, любые средства для того, чтобы помочь Жижке удержать Чехию. Если я пошлю тебя туда под именем князя Острожского, это насторожит всех: Сигизмунда и его сторонииков, венгров, римского папу и его клевретов, богемских и моравских панов-католиков да, и что говорить, радикальную часть гуситов реформаторов церкви, в том числе. Все они хорошо знают тебя по твоим переговорам с крестоносцами. Ты представляешь для них реальную опасность как мой потенциальный ставленник. Лично я бы, положа руку на сердце, не смог пожелать для Чехии лучшего короля, чем ты. Но я не желаю открывать мои карты императору и папе. Поэтому ты оправишься в Чехию как князь Корибут. Тем не менее, прикрыв твое настоящую личность, я дам тебе возможность использовать имя князя Острожского.
   -Что это означает, ваша светлость? - сложив руки на груди, спросил Острожский. - Каким образом?
   По губым великого литовского князя пробежала улыбка иезуита.
   -Это значит, что в составе твоих войск отправится отряд добровольцев под командованием князя Острожского. Князя Федора Острожского. На самом деле этот отряд будет под твоим личным командованием, я уже говорил об этом с князем Федором. Сам князь остается на Волыни. Таким образом, ты получишь статус невидимки, мой дорогой принц. Более того, если ситуация выйдет из-под контроля, у тебя будет возможность к отступлениию. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы в Литву вернулся именно ты.
   Острожский удивленно вздернул бровь, и великий князь тут же поспешил уточнить свою мысль.
   -Конечно, я рассчитываю, что вы вернетесь оба. Это крайний случай. Я очень надеюсь, что для начала князя Корибута никто из крестоносцев не воспримет всерьез, и на какое-то время у тебя будут полностью развязаны руки. Я возлагаю на тебя большие надежды, мой дорогой принц.
   -Постараюсь оправдать ваше доверие, мой король.
   Острожский поднялся с лавки, подошел к столу, на котором стоял неизменный в покоях Витовта запотевший кувшин с холодным квасом, налил бокал себе и великому князю и обернулся к нему.
   -Полагаю, в моей свите найдется место для моих собственных людей, людей Карла Ротенбурга и моего старшего сына?
   -Ты так уверен в себе? - удивился великий князь.
   -Мне нечего бояться за своего сына и за своих людей. У меня большие связи среди европейской знати и славянских королей, - с саркастической усмешкой отвечал ему его собственными словами Острожский.
   В усмешке Витовта просквозило что-то волчье.
   -Снова этот рыжий крестоносец! Он же теперь, если не ошибаюсь, на польской службе и князь Радзивилл?
   -Вашими милостями, ваша светлость.
   -Сколько лет твоему сыну? - с любопытством спросил Витовт.
   -Одиннадцать.
   -Тот самый сорванец, любимец князя Ремгольда и его княгини?
   -Побратим Мелек-Гирея, - усмешка Острожского была зеркальным отражением усмешки великого князя.
   Великий литовский князь порывисто подошел к Острожскому и положил ему на плечи свои ладони, унизанные перстнями.
   -Если ты решишь, что чешский престол не для тебя, возвращайся в Литву. Мне нужен преемник, но у меня нет своих детей, а в своем окружении я не вижу никого, кто бы сумел бы удержать мою власть. Как только я умру, неистовый Свидригайло и доблестный Сигизмунд Кейстут развяжут в Литве междоусобную войну. Страна разделится на католиков и православных, мы потеряем татар, и все мои усилия по привлечению на нашу сторону таких могущественных союзников против Москвы пойдут насмарку! Все дело моей жизни окажется под угрозой!
   Великий князь приблизил свое лицо к лицу Острожского и почти прошептал, глядя ему в глаза:
   -Я могу объявить тебя своим наследником. Тебя - анжуйского принца, бастарда Лайоша Великого. Это удовлетворит крестоносцев. Для моих братьев мы встряхнем и хорошенько проветрим старые слухи о том, что мой старший сын, попавший в плен крестоносцев, жив, и предъявим им кольцо Гедемина. При таком раскладе, зная тебя лично, Сигизмунд Кейстут станет на твою сторону. Твой дед будет счастлив иметь тебя литовским государем. Тебе придется иметь дело лишь с людьми Свидригайло. Но я уверен, что ты сумеешь с ними договориться.
   -Это весьма не понравится польскому королю, - глядя в янтарные глаза Витовта, так же тихо сказал Острожский.
   -Это, в первую очередь, не понравится его польским панам, - согласился великий князь. - Но они успокоятся, если мы гарантируем им не вмешиваться в польские дела о престолонаследии. У тебя много друзей среди польской знати. Один пан Олесницкий чего стоит!
   -Допустим, - согласился Острожский, которого начал занимать этот разговор, и он, хорошо зная характер Витовта, с нетерпением ожидал продолжения.
   -Ты и твой сын сможете удержать в союзниках Литвы татар, - прищурив глаза, продолжал рассуждать вслух Витовт. - Отдашь ему в жены свою дочь, как и хотел Мелек Гирей, и у Литвы будут родственные связи с татарами.
   -У меня нет дочерей.
   Острожский сделал движение, словно пытался освободиться от тяжелой хватки великого князя, но Витовт не отпустил его.
   -А ты помирись с женой, - вкрадчиво посоветовал он, и тут же, воодушевившись подобной перспективой, искренне воскликнул: - Я скучаю по очаровательной Гражине, отважной, как лесной барс, и прекрасной, как звезда!
   Лицо Острожского затвердело от гнева, вызванного упоминаем о его пропавшей жене.
   -У меня больше нет Гражины. Другая жена мне не нужна.
   -Я поищу ее для тебя, - предупреждая резкую отповедь князя, сказал Витовт. - Для тебя. Для нас. Для Литвы.
   -С того света достанете, ваша светлость? - в глазах Острожского сверкнуло предупреждение
   -Если понадобится, то и с того света, - почти спокойно отвечал Витовт, волнение которого исчезло так же быстро, как и началось. - Но мне почему-то кажется, что нам не придется ходить так далеко. Так что, ты все-таки подумай о моем предложении, мой принц.
  
  
   Глава 14.
  

Начало 1419 год, Великое княжество Литовское

  
   Эвелина открыла глаза и увидела, что она снова была в полной темноте. Застонав от разочарования, она подумала, что ей так и не удалось выбраться из пещеры, и все путешествие по подводным гротам в глубине скал под Вислой было лишь дурным сном.
   - Спокойно, Гражина! - неожиданно раздался у нее над головой знакомый голос. - Ты в безопасности.
   - Селим!
   Эвелина рывком села, почувствовав под собой мягкие шкуры, устилавшие ее ложе. В то же минуту тьма рассеялась от света зажженной свечи, и почти рядом с собой она увидела красивое, с восточными чертами, лицо слуги Мелека и его встревоженные глаза. От радости, что весь этот кошмар с похищением ее донной Лусией закончился, она бросилась ему на шею и расцеловала его.
   - Где я, Селим? И что произошло? Где ты нашел меня? - забросала она вопросами растерявшегося от такого бурного проявления чувств парня.
   - Ты у татар, Гражина, - немного придя в себя, сказал Селим.
   - У татар?! В Литве?! - вскричала Эвелина. - Не может быть! Они же увезли меня в Польшу! Хотя я персонально думаю, что мы были даже дальше, в Чехии!
   - Остановись, Гражина! И расскажи мне толком, что произошло!
   - Я не знаю! - пожаловалась Эвелина. - Я очнулась в каком-то сарае в поле, потом они оттащили меня в пещеру и завалили там камнями.
   - Кто они?
   - Как кто? Ямонт и Лусия!
   - Опальный князь Ямонт?! Каким боком он причастен к твоему похищению?
   - Откуда я знаю, Селим? Он сказал мне, что связан с ней словом. Она, видимо, помогла ему бежать от Витовта и потом скрывала его.
   - Хорошо, что было дальше?
   - Дальше? - Эвелина снова растерянно потерла лоб. - Я снова ничего не помню. Помню только, что упала в подземное озеро, и вода закрутила меня внутрь.
   - В подземное озеро в Чехии? - уточнил Селим.
   - Да, - расстроенно подтвердила Эвелина. - Впрочем, я не уверена.
   - Что происходит, Селим? - забеспокоилась она, видя, что татарский царевич с недоверием продолжает смотреть на нее, не говоря ни слова. - Ты мне не веришь?
   - Я тебе верю. Тут совсем другое. Скажем, у меня есть к тебе несколько вопросов.
   - Каких вопросов?
   - Ты знаешь, сколько времени прошло с момента твоего изчезновения из дома Острожского в Вильне?
   Эвелина постаралась сосредоточиться.
   - Недели две-три? - неуверенно спросила она.
   - Почти четыре месяца!
   - Что?!
   - Ты знаешь, где мы? - неумолимо продолжал татарский царевич.
   - Ты сказал, что мы находимся Литве?
   - В настоящий момент, да. Но я нашел тебя совершенно случайно в устье Немана на побережье Куршского залива. Точнее не я, я моя собака. Та самая, которую мне подарил в прошлом году князь Ремгольд. Ты можешь мне объяснить, как ты там оказалась?
   - Нет! - убитым голосом созналась Эвелина, снова наморщив лоб и пытаясь вспомнить, что же с ней произошло после того, как она упала в озеро. - Я помню только как я оказалась в воде и потом течение несло меня куда-то, а я лишь выныривала на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, а потом и вовсе потеряла сознание.
   - Это очень странно! - покачал головой Селим. - Но, допустим, что тебе просто сказочно повезло, и течение какой-то там подземной реки действительно в конце концов выкинуло тебя на берег. Такое бывает, видимо, тебя сохранила богиня воды, увидев, в каком ты положении.
   - Что ты имеешь в виду? - не поняла Эвелина.
   Селим как-то странно посмотрел на нее.
   - Ты знаешь, что ты почти на последнем месяце беременности? - наконец, спросил он.
   Эвелина ахнула от неожиданности, точнее, скорее от своей глупости, по которой она совершенно забыла, что накануне покушения со змеями она обнаружила, что беременна, и в суматохе последовавших за этоим событий совершенно забыла об этом. Было действительно чудом, что, несмотря на все, что с ней произошло, ребенок внутри нее сумел уцелеть.
   - Это единственный твой вопрос, на который я знаю ответ, - сказала она, взглянув на Селима. - Да, я могу подтвердить, что накануне похищения я уже была беременна.
   - Князь знает об этом? - помедлив, спросил татарский царевич.
   - Нет.
   Селим удовлетворенно кивнул.
   - Теперь послушай меня внимательно, Гражина. Мы находимся в лагере крымских татар недалеко от Троков. Ни одна душа не знает, что ты жива, напротив, все в Литве уверены, что отважная Гражина погибла. Когда я нашел тебя месяц назад на берегу Куршского залива, ты была предельно истощена и без сознания. Я привез тебя в свой лагерь и стал ждать, пока ты очнешься. Ты была в горячке почти три недели, затем, благодаря лечению наших знахарей, лихорадка стала отступать. Сейчас ты почти здорова. Но по словам знахарки, где-то через месяц тебе рожать.
   - Почему ты не отвез меня в Вильну, в дом Острожского? - выслушав его, не перебивая, тихо спросила Эвелина.
   Селим вздохнул и неохотно сказал:
   - Это было моим первым побуждением. Но ты была так плоха, что я отправился в Вильну, к князю, чтобы просить помощи с твоей транспортировкой. - То, что я увидел в доме, мне сильно не понравилось, и я сейчас скажу тебе почему. Во-первых, там снова жила донна Лусия.
   Эвелина закрыла глаза и глубоко вдохнула, переведя дыхание, стараясь успокоиться. Значит, он снова позволил тетке вернуться в свой дом! Донна Лусия, несомненно, поспешила туда в расчете на то, что если Эвелина жива, она рано или поздно вернется к мужу.
   - Во-вторых, - неумолимо продолжал Селим. - Князь собирался уезжать в Прагу, я застал его буквально на ступенях дома. Он рассчитывал пробыть в Праге до конца года.
   - Значит, сейчас он в Праге? - уточнила Эвелина. - И когда вернется, неизвестно?
   - Да, - скупо подтвердил Селим. - Мальчики не захотели оставаться в Вильне без него, и он отправил их к деду, в Вязьму. Поэтому я ничего не сказал ему о тебе и вернулся в табор, чтобы дождаться, когда ты очнешься и вместе с тобой решить, что нам делать дальше. Что ты собираешься делать, Гражина?
   - Разве у меня есть выбор? - горько спросила Эвелина. - Муж бросил, до Вязьмы я в таком состоянии не доеду, а смысла рожать на дороге я не вижу. Я останусь здесь.
   - Знахарка сказала, что у тебя будет девочка, - чему-то улыбаясь, сказал Селим, и через некоторое время добавил: - Невеста Мелека.
   - Мелека? - переспросила Эвелина, только сейчас вспоминая о брате Селима, малыше из роде Гиреев. - А где он сам, жених? Надеюсь, не уехал с мальчиками в Вязьму?
   - Он с великим князем, в Троках.
   - А с какого это счастья моя дочь стала невестой Мелека? - пошутила Эвелина, пытаясь отогнать грустные мысли, навеянные ей рассказом татарского царевича.
   - Как же! - вскричал Селим. - Разве он не сказал, что сделает дочь Гражины своей любимой женой и положит к ее ногам весь мир!
   - Это была шутка, - невесело сказала Эвелина.
   - Может быть, ты и не восприняла его слова всерьез. Но Мелек абсолютно уверен в том, что хочет взять в жены дочь Гражины и князя Острожского.
   - Он знает о том, что я жива?
   - Об этом не знает никто. Я хотел дать тебе право решать самой, кто и когда узнает о том, что ты не погибла. Ты не сердишься на меня, Гражина? Я все сделал правильно?
   Эвелина в порыве признательности порывисто сжала ладонь татарского царевича.
   - Спасибо, Селим!
  
   Месяц спустя, в шатре татарского табора, стоявшего под Троками, у Эвелины Острожской родились две девочки-двойняшки. Роды принимала знахарка из табора, чрезвычайно польщенная тем, что ей было доверено заботиться о княгине Острожской. По приказанию Селима, новость о рождении детей не просочилась за пределы табора. Князь Острожский, по-прежнему не ведая, что его жена жива, все еще находился в Праге.
   Он вернулся в Вильну через три месяца. Как только слухи о его возвращении дошли до ушей Эвелины, она попросила Селима отправиться в столицу Литвы для того, чтобы прояснить обстановку. Не произнеся ни слова возражений, татарский царевич быстро собрался и уехал.
   Селима не было два дня. Эвелина ломала пальцы в нетерпении, но вынуждена была ждать, так как ничего другого ей не оставалось. Рано утром на третий день выглядевший хмурым и сосредоточенным Селим вошел в шатер, в котором временно находилась Эвелина с детьми. Некоторое время он молча стоял на пороге, пока его глаза не привыкли к полутьме, царившей в шатре. Затем он прошел внутрь, приблизился к ложу, на котором спала Эвелина и присел на корточки рядом с ним.
   -У меня новости для тебя, Гражина, - негромко произнес он.
   Эвелина открыла глаза.
   - Говори.
   Селим помедлил, но подчиняясь требовательному взгляду молодой женщины, неохотно зашевелившейся, а затем севшей в постели из набросанных на пол татарского шатра меховых шкур, продолжил:
   - С князем Острожским все в порядке. Мальчики тоже живы и здоровы.
   Селим снова помедлил.
   Эвелина мгновенно уловила в его тоне скрытую недоговоренность.
   - Что произошло, Селим? - почти спокойно спросила она, подозревая самое худшее.
   Селим посмотрел прямо ей в глаза.
   - Он женился, Эвелина.
   Эвелина непонимающе сморгнула.
   - Он ... что? - недоверчиво переспросила она.
   Селим вздохнул и терпеливо повторил:
   - Через полгода после твоего исчезновения, князь Острожский объявил тебя мертвой и повторно женился.
   - Не может быть! - непроизвольно ахнула Эвелина, прикрывая руками лицо. - Этого не может быть! Он столько раз говорил мне...
   - Эвелина! - увещевательно начал говорить Селим, садясь на корточки рядом с расстеленными в юрте шкурами, на которых лежала молодая женщина. - Ты ничего не можешь поделать с фактом. Ты была объявлена мертвой. Князь Острожский повторно женился. Что ему еще оставалось делать? Ему нужна была женщина для того, чтобы воспитывать его детей и согревать ему постель. Вы, европейские женщины, имеете какое-то странное представление о том, как устроены мужчины.
   - Он не мог этого сделать! - в гневе вскричала Эвелина, приподнимаясь с постели. - Когда он исчез на семь лет, и все уверяли меня в том, что он погиб, я ждала его, ждала долгие семь лет! Хотя могла выйти замуж раз пять в течение этого времени! Но я этого не сделала! Он тоже не мог поступить так со мной! Он любил меня!
   Селим вздохнул.
   - Это все слова. Мужчине нужна женщина в постели. Особенно такому мужчине, как князь Острожский. Я уверяю, Эвелина, я получил сведения из самых достоверных источников. Князь Острожский повторно женился.
   - Но я жива! - в гневе воскликнула Эвелина. - Я уже почти оправилась от ран и родов. Я приеду в Вильну и заявлю, что я жива!
   Темные глаза Селима сузились от гнева, но он сдержался.
   - И дашь Лусии снова попытаться убить тебя? - подчеркнуто спокойно спросил он. - А, может быть, и кого-нибудь из детей, если они случайно попадутся ей под руку? Кроме того, тебе придется выгонять из его постели другую женщину! Где гарантия того, что он не будет ходить к ней даже после того, как их брак будет расторгнут? Ты, к тому же, получишь еще один клан врагов в лице этой женщины и ее родни. Не думаю, что князь Острожский повторно женился на пастушке!
   - На ком же он женился? - помолчав, спросила Эвелина, пытаясь справиться с гневом.
   - На какой-то иноземке, дочери одного из союзников Витовта, - спокойным тоном сообщил Селим.
   - Полячке?
   -Нет, вроде из тех, что предлагали чешскую корону великому князю, - неуверенно произнес Селим. - Я не знаю, кто она такая.
   Дочь одного из чешских или венгерских союзников Витовта, подумала Эвелина. Скорее всего, кого-то из чехов, ведь Острожский принимал непосредственное участие в подготовки миссии князя Сигизмунда Кейстута в Прагу. Эвелина почувствовала, как неимоверная тяжесть разлилась в ее груди и подступила к сердцу. Значит, Острожский действительно предал ее, причем сделал это самым болезненным для ее самолюбия образом. Подумать только, он повторно женился! Даже не потрудившись выяснить, жива ли она вообще, ведь ее тело так и не нашли! Кроме того, судя по всему, невесту ему нашел Витовт, в то время, как она считала великого князя одним из своих самых преданных друзей.
   Селим внимательно наблюдал за оттенками чувств, отражавшимися на подвижном лице Эвелины.
   -Где он теперь? В Вильне? - рассеянно, словно раздумывая о внезапно пришедшей ей в голову мысле, спросила Эвелина.
   -Вчера вечером князь снова покинул Вильну, - лаконично ответил Селим, настороженно наблюдая за ее реакцией.
   - Куда же он отправился? - стряхнув раздумья, с досадой спросила Эвелина.
   Селим пожал плечами, успокаиваясь.
   - В Чехию, я полагаю.
   Эвелина вздохнула и перевела взор на мирно спящих завернутых в теплые одеяла двух своих маленьких дочек-близняшек. Она напряженно думала, что же ей предпринять. Судя по словам Селима, Острожский снова уехал в Прагу. Он мог взять свою новую жену с собой, или оставить ее в Вильне. Андрей и Даниэль, скорее всего, жили с дедом, князем Острожским. Что же делать ей? Она могла предстать пред очи великого князя и заявить, что она жива. Как поступит тогда Витовт, который был инициатором повторного брака князя Острожского, очень трудно предсказать. Она могла поехать в Вязьму к старому князю Острожскому, который всегда благоволил к ней и защищал ее. В этом случае она наверняка спровоцирует ссору между дедом и внуком, как это почти случилось в прошлый раз. Последствия этой ссоры было тоже очень трудно предсказать. Кроме того, у нее на руках два трехмесячных младенца. Как не крути, в данных обстоятельствах лучшим выходом для нее было бы действительно умереть. Но она жива, и она должна жить ради своих малышек. Чтобы обеспечить им элементарные условия для безопасной жизни, ей нужно найти место, гда она бы могла затаиться и переждать, пока не окрепнет. Семья Раздзивиллов и князя Ремгольда отпадали, так как она предвидела, что оба мужчины сейчас же ринутся к польскому королю или князю Витовту за справедливостью. Она была пока слишком слаба физически и морально, чтобы оказаться перед лицом подобного процесса. Значит, у нее оставался один единственный выход.
   Эвелина оторвалась от своих размышлений и посмотрела на Селима, который терпеливо ждал ее ответа, присев на корточки рядом с ее постелью.
   - Думаю, ты прав, Селим, - со вздохом скзала она, глядя в его преданные глаза. - Я не буду беспокоить своего бывшего мужа. Пусть он наслаждается своей счастливой семейной жизнью и забудет обо мне. У меня есть мои девочки. Но, несмотря на всю твою заботу, за которую я тебе очень благодарна, в таборе мы не останемся.
   - Куда же вы пойдете? - удивился Селим, в тайниках своей души уже зная ответ.
   - Мы поедем в Италию, к моим кузенам, - вскинув голову, сказала Эвелина. - Не думаю, что они откажутся принять меня. Это будет по пути и вам с Мелеком, Селим, не правда ли? Вы ведь собираетесь в крымские степи?
   - Да, моя прекрасная Гражина! - расплылся в улыбке Селим. - Я думаю, ты приняла самое мудрое решение.
   Про себя он подумал, что упорно разыскивающий по всей Польше и Литве свою жену князь Острожский вряд ли догадается заглянуть в Италию. Скорее всего, после года бесплодных поисков, он решит, что Эвелина действительно погибла. Даже если, погруженный в пучину гуситских войн в Чехии, он и сумеет выбраться в Италию в поисках жены, то Селиму представлялось очень сомнительным, что ее родственники в Италии примут его лучшим образом после того, как узнают от самой Эвелины, как князь Острожский почти позволил своей тетушке ее убить.
   Они выехали на юг рано утром следующего дня. Небольшой отряд состоял из двух десятков человек перевооруженной и переученной Витовтом татарской конницы, Селима, Эвелины, татарской няни и двух маленьких девочек-двойняшек. Их путешествие в Италию заняло чуть больше трех месяцев.
   После того, как братья Контарини пережили первый шок от внезапного появления их загадочной польской кузины, было решено, что Эвелина и малышки останутся в Риме, у сеньора Бартоломео, который выразил свое глубочайшее участие в их дальнейшей судьбе.
  
  
   Глава 15
  

1422 год, Прага, Королевство Чехия

   В апреле 1422 года пятитысячное войско князя Корибута, стремительным марш-броском вошло в Чехию и двинулось к Праге. На пути к столице он собрал сейм в городе Чаславе, на котором дал клятву соблюдать Четыре Пражские Статьи.
   16 мая 1422 года князь Корибут вошел в Прагу, где был провозглашен правителем Чехии. Пражский сейм, простые пражане, умеренные гуситы и часть радикалов во главе с героем гуситских войн Яном Жижкой признали Корибута наместником короля, надеясь, что восшествие на престол славянского государя укрепит международное положение Чехии и будет способствовать росту ее связей со славянскими королевствами.
   Европейский облик литовского князя, выглядевшего как богатый рыцарь крестоносец, сначала немного смутил крестьянских вождей таборитов, зато несказанно обрадовал столичное бюргерство и пражские верхи. Однако недоверие таборитов несколько рассеялось, когда красавец наместник побывал не только в здании Ратуши и домах богатых горожан, но также посетил Табор и беднейшие районы Праги, где непринуженно усевшись рядом с пражскими таборитами, внимательно выслушивал их рассказы о коммунах и жалобы на засилье коншелов, поставленных панами после убийства вождя пражского плебса Яна Желивского. После нескольких недель недоверчивых взглядов и глухих сомнений со стороны обоих направлений в гуситском движении и пражских горожан, новый королевский наместник получил негласное одобрение всех лагерей мятежной Чехии.
  
   - Итак, князь, снова вместе? - кривовато улыбнулся Острожскому Ян Жижка, усаживаясь за стол в зале для заседания пражской ратуши. - Правда у меня до сих пор голова кружится от калейдоскопической смены твоих имен. На поле Грюнвальда плечом к плечу со мной воевал князь Острожский, в битве при Азенкуре тот же человек носил имя герцога Монлери, а теперь я вижу перед собой князя Корибута. Как прикажешь это понимать, князь?
   - Не заморачивайся, Ян! - посоветовал Острожский, обращаясь к вождю гуситов с бесцеремонностью старинного приятеля, с которым пришлось немало повоевать в былые годы. - Корибут - литовское родовое имя, я из рода Корибутов, так что могу иметь сколько угодно других имен, но все же пользоваться этим. С ним я родился, с ним и умру. Все остальные имена приходящи вместе с титулами и поместьями!
   - Хорошо устроился! - восхитился Жижка. - Ты к нам воевать приехал, или так, дипломатические контакты поддерживать?
   - И то, и другое, Ян, - ответил Острожский, становясь серьезным. - Расскажи мне, что тут у вас творится.
   - Да ничего хорошего! - всердцах сказал Жижка. - Пока я и табориты с крестоносцами воюем, пражские богатеи и чашники плетут интриги за моей спиной! Не поверишь, но я вынужден все время по сторонам оглядываться, как бы они не предали меня и не сдали крестоносцам!
   - Ты это про своих панов говоришь? Рожмберка и Вартенберка?
   - Да что паны! - Жижка всердцах рубанул ладонью по краю стола. - Многие пражские богатеи побежали к Сигизмунду, как только он в прошлом году привел в Чехию свое огромное войско! Этого я ожидал, так оно и произошло. Я сейчас про тех подлых предателей говорю, которые остались в городе, притаились, прикрываясь лживыми словами о патриотизме, а потом организовали убийство моих самых преданных людей, как Ян Желивский, и отставку других, как Гвезда и Шрол!
   Острожский разлил по бокалам медовуху и вложил один из них в руку Жижки.
   - Сражение при Кутна Горе их многому научило, Ян. Не думаю, что кто-либо из них отважится на открытый бунт после твоей блестящей победы над войсками Сигизмунда! Сам он точно в Чехию больше не сунется, полководец из него еще тот.
   Молодой таборит, не отходивший ни на шаг от слепого гуситского вождя, подозрительно посмотрел на янтарную жидкость в бокале, но когда Острожский, с понимающей улыбкой, на его глазах отпил из своего бокала, немного успокоился и принял из рук князя бокал с медовухой для себя.
   - Да уж, драпал Сигизмунд до самой Ийглавы той ночью так, что пятки сверкали! - развеселился Жижка. - Бросил свои войска, все награбленное, даже свое оружие! Я, грешным делом, все тебя вспоминал в ту ночь, князь. Думал, вот ты бы повеселился, глядя на нашего непобедимого императора Священной Римской Империи!
   - Именно после Кутна Горы у вас начались разлады с чашниками? - осторожно спросил Острожский,
   - Именно после Кутна Горы они решили, что табориты им больше не нужны! - с горечью сказал Жижка. - Наивные! Они надеялись, что крестоносные нашествия на Чехию на этом остановятся, и они смогут пожинать плоды наших побед! Без нас!
   - Что же было дальше? - спросил Острожский, подливая ему в бокал медовухи.
   - Дальше они устроили новые выборы коншелов в Праге, коншелов, несменяемых в течение года, неприкосновенных, так как они осуществляли волю народа. На все посты в городском управлении были проведены их сторонники. Мой верный Гвезда был немедленно отстранен от командования войсками Пражского союза, и это развязало подлецам руки. А вскоре после этого Яна Желивского и его людей обманом заманили в ратушу и убили. Из всех старых коншелов уцелел один Шрол! И то, благодаря чистой случайности!
   Ян Жижка в бессильной ярости ударил ребром ладони по столу.
   - Самое главное, что я ничего не могу с ними поделать!
   - О ком ты говоришь, Ян?
   - О пражских богатеях! О чашниках! О верхушке таборитов! Как быстро они все договорились, как только мы разгромили крестоносцев при Кутна Горе! А уж эти чешские паны, так вообще распоясались донельзя! Один Ромжборк чего стоит! Подумать тоько, продать меня крестоносцам! Готовить покушение на меня! Под самым моим носом! Но ничего, я ему руки то укорочу, этому пану Ольджрику!
   Ян Жижка на секунду остановился, чтобы перевести дыхание.
   - Словом, ты мне нужен, князь. Паны, чашники и пражские богатеи тебя признали и одобрили. С крестоносцами ты тоже всегда мог договориться.
   - Ты решил начать переговоры с кресноносцами? - удивился Острожский.
   - Бог с тобой! - отмахнулся Жижка. - Мне нужно, чтобы ты не дал ИМ договориться с крестносцами! Ну, и заодно, попытался держать в узде всю эту богатую сволочную стаю, пока я буду воевать с Ромжбергом на юге. Могу я доверить тебе это, князь?
   Острожский усмехнулся.
   - Я сам из породы богатых сволочных панов, Ян. Ты уверен в том, что можешь оставить на меня Прагу?
   - Именно поэтому ты знаешь, как с ними договориться, князь! В остальном... Я знаю, что ты сам ненавидишь крестоносцев. Я знаю, что ты порядочный человек. Этого достаточно.
   Острожский задумчиво покачал головой.

Осень 1422 год,

окрестности замка Карлштейн,

королевство Чехия

  
   Летом 1422 года, в то время как Ян Жижка и остальные вожди таборитов выступили против главного внутреннего врага гуситского движения, пана Ольджрика Рожмберка, князь Корибут возглавил осаду замка Карлштейн, последнего оплота императора Сигизмунда вблизи Праги. Гарнизон замка категорически отказался от капитуляции, так как надеялся на скорое появление императорской армии.
   - Говорят, крестоносцы собрали сейм в Нюрнберге, на котором император призвал европейское рыцарство к новому крестовому походу против Чехии. Он пообещал, что отдаст во владение каждому немецкому князю те земли, которые тот сумеет захватить! - сообщил Карл Ротенбург Острожскому во время одного из военных советов, которые тот проводил для пражской знати в чешском лагере под Карлштейном в чисто воспитательных целях раз в неделю.
   Чешские паны заметно заволновались, справедливо опасаясь за сохранность своих земельных владений, так как аппетиты алчных немецких баронов были всем известны.
   - Это хорошая новость, - невозмутимо заметил Острожский. - Значит, нам придется иметь дело не с регулярными войсками, а с бандами мародеров. Против такой войны отлично работает тактика народного ополчения и небольших подвижных военных отрядов, проверенная нами в Польше и Жемайтии. Паны пражане и господа табориты, будьте любезны, пользуясь своими связями в тех районах, которые вы контролируете, подготовьте лидеров, способных возглавить сопротивление на местах. К завтрашнему утру я хочу также, чтобы вы сформировали по два отряда от чашников и таборитов, которые я на этой неделе лично проинструктирую о правилах и особенностях полевой войны против крестоносцев.
   Табориты зашептались и почти немедленно согласно закивали головами. Богатые пражане-чашники переглянулись, но также поддержали намерение королевского наместника.
   - Крестоносцы уже назначили главнокомандующего своих войск, - проявил свою осведомленность пан Вартек.
   - Надеюсь, это не сам император? - иронично спросил таборит Януш из Макоши. - Я думал, что мы уже навсегда отбили у него охоту командовать каким-либо войском против непобедимой гуситской армии! Он был бит нами столько раз, что с его стороны, просто глупо снова подставлять свой зад под наши бомбарды!
   - Это маркграф Фридрих Бранденбургский, - сказал Карл.
   - Еще один великий полководец! - с сарказмом подхватил пан Вагенберк. - Бандит и мародер!
   - Крестоносцы также ввели налог на военные сборы, - заявил один из пражских горожан, предприимчивый пан Пушта. - Но немецкие городские советы этого категорически не одобрили.
   - И чем же дело закончилось? - заинтересованно спросил таборит Яков Сржелчик.
   - Дело кончилось тем, - со смешком сообщил пан Пушта, гордый победой третьего сословия, пусть даже и в германских городах, и от избытка чувств по-свойски подмигивая Якову, - что сейм был вынужден принять постановление, что каждый немецкий город должен выставить определенное количество воинов, и только.
   - Не думаю, что немцы с такой уж охотой бросятся воевать с армией гуситов, к тому же, даже не под знаменами короля Сигизмунда. Тот факт, что император не принимает участие в этом новом походе, довольно сильно деморализует крестоносное воинство, - заметил пан Вагенберк.
   - Тем не менее, охотников пограбить и поубивать всегда найдется. Тем более, под прикрытием его святейшества папы! - внес свою лепту в разговор Яков Сржелчик.
   - Ну, мародеров везде полно. Тут даже не надо крестовый поход объявлять, - пошутил пан Вышта. - Немцы всегда готовы побезобразничать на границах.
   - Самые опасные из всех немецких маркграфов - это баварские герцоги! - подхватил пан Пушта.
   - И самые подлые! - от души присовокупил Яков Стржелчик.
   - Подлые потому, что нищие, - с превосходством сказал пан Пушта.
   - Это вы на что намекаете? - мновенно налился яростью Януш из Макоши, в памяти которого все еще была свежа расправа зажиточных пражан с вождем пражского плебса.
   - Это он намекает на жадность баварских герцогов! - остановил назревающий конфликт князь Острожский. - И предь прошу, господа гуситы, чтобы я больше не слышал никаких выяснений отношений во время военных компаний! У нас общий враг, и мы должны держаться вместе и сохранять единство. Все из нас разные, но все действуют заодно, потому что мы все дети одного народа - народа Чехии. В том сила гуситского движения!
   Пан Пушта и Януш из Макоши пристыженно опустили головы.
   - Так что мы будем делать? - выразил мнение всех присутствующих Яков Стржельчик.
   - Наша задача - сломить сопротивление гарнизона замка Карлштейн, - сказал Острожский.
   - Но крестоносцы будут рваться именно сюда! - обеспокоенно вскричал таборит Зденек Друглош. - В то время, как Ян Жижка вместе с Хвалом на юге воюет с Ромжмберком!
   - Мы в состоянии защитить себя и удержать осаду Карлштейна, - внушительно сказал Острожский, оглядывая обеспокоенные лица немногочисленных таборитских вождей среди представителей чашников и пражских горожан.
   - Нам надо опасаться предателей среди нас! - пробурчал Штор из Пржемысля, после решительной отповеди Острожского не решаясь бросить подозрение на кого-либо из зажиточных чашников.
   - Уверяю вас, господа, перед угрозой нового вторжения крестоносцев мы все останемся едины! - торжественно пообещал Острожский. - И мы победим!
   - Слава Чехии! - вскричал Януш из Макоши, и к его возгласу присоединились все остальные.
  
   Несколько недель спустя разведка донесла, что под знамена императорского командующего прибыли полки мейссенских, лужицких и силезских князей. Южные границы, как и ожидалось, перешли баварские герцоги. Еще более тревожной новостью было то, что, ворвавшись на территорию Чехии, разношерстное крестоносное войско двигалось к замку Карлштейн, туда, где отчаянно сопротивлялся осаде гуситов последний оплот короля Сигизмунда Венгерского, императора Священной Римской империи. Продвижение крестоносных войск, как обычно, сопровождалось убийствами, пожарами и грабежами "язычников".
   Встреченные упорным сопротивлением населения, участники нового крестового похода против гуситской Чехии, подрастеряв свой первоначальный апломб, встали лагерем у юго-западного чешского городка Тахова. Вскоре из-за отсутствия сильного военного лидера, их предводители перессорились между собой и сосредоточились, главным образом, на мародерстве.
  
   - Как же так! Лужичи и силезкие князья ведь тоже славяне! - возмущался вечером у костра таборитов молодой Збышек Гнездо, своими словами неожиданно напомнив Острожскому возмущение Эвелины предательством силезких князей перед Грюнвальдской битвой. - Почему же они пляшут под немецкую дуду!
   - Потому что правители там все онемеченные, - пояснил Януш из Макоши. - Потеряли они свои славянские корни, как это чуть не случилось с нами.
   - А ты, князь, кто больше, католик или православный? - с любопытством спросил Острожского другой молодой парень из таборитов, Прокоп из Усти-на-Лабе.
   Острожский неопределенно пожал плечами.
   - Как подданный польского короля, я католик. Великий князь литовский позволяет литовскому и русскому дворянству сохранять свою веру, хотя сам официально является католиком.
   Табориты возле костра переглянулись.
   - Говорят, ваш князь, как и польский король, обращен в католичество, но он не обижает и своих православных князей, - продолжал все тот же парень, Прокоп.
   - Это правда, - сдержанно сказал Острожский.
   Гуситы, собравшиеся возле костра, снова переглянулись.
   - У Витовта еще татары есть, - подсказал ему воин постарше. - Те так вообще мусульмане.
   - Это как турки у венгров, что ли? - не понял Прокоп.
   - Точно. Но только типа, ручные турки, которые служат своему господину, славянскому князю, - снисходительно пояснил ему воин.
   - Вот это да! - восхитился Прокоп. - Я че император своих турков не приручит?
   - Дурак потому что! - не по-христиански отозвался старик.
   Острожский наклонил голову, чтобы скрыть улыбку, вызванную его словами.
   Молодая девушка-крестьянка, готовившая еду у костра, застенчиво протянула Острожскому деревянною миску с похлебкой и деревянную ложку, точно такую же, как она и ее товарки предлагали всем остальным собравшимся у коста таборитам. Князь поднял голову, чтобы поблагодарить ее. Голубоглазая, с небрежно заплетенными в госу густыми светлыми волнистыми волосами, она вдруг на минуту напомнила ему Эвелину, и у него на миг привычно защемило сердце от знакомого ощущения потери. Чуть помедлив, он поблагодарил зардевшуюся девушку и, взяв ложку, зачерпнул душистое, приправленное травами, варево.
   -Видал, наш королевский наместник ест из походного котла таборитов, и не брезгует! - шепотом сказал, подпихнув старика отца, Прокоп.
   -Так он еще с нашим Жижкой воевал с крестоносцами! - пробурчал старик. - Когда весь день воюешь, любой жратвой не брезгуешь! Помню я его при Грюнвальде! Это он держал оборону с русскими полками до возвращения Витовта с татарами, пока этот польский круль с ксендами молитвы свои бормотал.
   -Он и с панами кумится! - высказал свои опасения Прокоп, исподволь поглядывая на Острожского, который, поев и переговорив с людьми возле их костра, перешел к другому. - Думаешь, не предаст нас?
   -Время покажет, - снова буркнул старик, облизывая ложку. - Пока только польза от него одна. И паны не сильно лютуют, воюют вон против крестовников, гляди, а Зденко, поганец, даже мясо нашим кашеварам в котлы подкидывать стал. В жисть не поверю, что по своей охоте, видно, пан наместник наказал.
   - Девки наши тоже на него заглядываются! - насмешливо сказал Януш, подметив быстрые взгляды, которые бросала на Острожского светловолосая девушка, подавшая ему миску с кашей. - Присмотри, Штор, за своей дочкой, Миленой, а то паны до девок шибко охочи, что наши пражские, что немецкие и литовские. Как бы беды не вышло! Милена у тебя девка видная, да с характером. Если она положила глаз на наместника, то я за него не поручусь.
   - Чур на тебя! - обиделся на товарища низенький, кудлатый мужичонка, которого приятель назвал Штором. - Чего зря на девку наговариваешь! Милена у меня росла в строгости, она не такая.
   - Кроме того, у наместника жена-красавица, - вмешался в их перепалку старик.
   - Ее ты тоже на Грюнвальдском поле видел? - так же насмешливо бросил Януш.
   - Представь себе, да! - ворчливо сказал старик. - Она, помнится, доспехи одела и тоже на поле вышла, чтобы быть рядом с мужем. Тогда еще никто не знал, чем то сражение закончится!
   - У этих литовцев все ни как у людей! - пробурчал в ответ Януш. - Кто же девке в войсках сражаться позволит? За это в любой армии жизни лишают.
   - Это тебе не простая девка! - возразил старик. - Это была их литовская принцесса. Слыхал, может, про Гражину? Так это она! Не веришь мне, спроси у нашего Жижки.
   - Почему ты сказал, была? - заинтересовалась Милена, все это время внимательно прислушиваясь к разговору. - Она что, умерла?
   - Скорее всего, да, - словоохотливо поделился старик. - Вот уж года два как пропала. Была бы жива, так, полагаю, уже бы нашлась?
   - Расскажи, что произошло, дедко! - попросила Милена
   - Гражина жива! - резко сказал Януш, помрачнев.
   Он вспомнил, как три года назад, он впервые познакомился с молодой княгиней. Тогда, только прибыв в Вильну в свите пана Веруша, озираясь во все стороны на дворе Виленского замка, он вдруг увидел ворвавшуюся на конях во двор замка бок о бок с великим литовским князем, хохотавшим, как мальчишка, прекрасную золотоволосую принцессу на белоснежном иноходце. Опираясь на руку Витовта, она спрыгнула с седла на землю, и он успел увидеть ее неземной красоты бледное лицо, словно сошедшее с церковных фресок, блестящие на солнце волосы цвета желтого золота и большие голубовать-серые льдистые глаза под темными ресницами. Она бегло взглянула на его ошеломленное лицо, улыбнулась ему, и прошла мимо, а его еще долго после этой встречи преследовал едва уловимый запах лаванды, исходящий от Гражины, и воспоминания об удивительной красоте этой женщины. Он подумал тогда, что Гражина - одна из многочисленных литовских родственниц великого князя. Оказалось, она жена его племянника, князя Корибута, того самого, который недавно прибыл в Чехию в качестве королевского наместника в Праге.
   Потом, несколько лет спустя, Януш с болью душевной узнал, что прекрасная Гражина умерла. Дошедшие до его ушей слухи указывали на ее мужа как косвенно причастного к ее смерти. А вскоре после этого, он совершенно случайно столкнулся с принцессой своих грез на южной границе чешских земель. Она показалась ему бледной и исхудавшей, кроме того, ее сопровождал отряд турецких наемников. Януш так и не понял, что происходит, а прекрасная литвинка, скользнув по нему взглядом, конечно же, не узнала его.
   Поэтому, когда старик начал рассказывать Милене и всем собравшимся у костра красивую сказку о молодой княгине, из любви к своему мужу принявшей участие в сражение при Грюнвальде, и далее об их счастливой мирной жизни в Литве, Януш встал и ушел. Он не желал этого слышать.
   Пробродив от костра к костру, прислушиваясь к разговорам среди смешанных компаний своих друзей-чашников, приятелей-таборитов и пражских горожан, он вернулся к костру почти через час, надеясь, что сказание о Гражине уже давно завершилось. Как оказалось, он ошибался. Возле костра рядом с Миленой и стариком, собралось еще больше людей, чем прежде, причем среди них было достаточно много зажиточных пражских горожан, привлеченных рассказом про загадочного наместника литовского князя. Вдохновленный таким успехом своего повествования, старик разливался соловьем. Некоторое время прислушиваясь к его рассказу, Януш с негодованием услышал о том, что в течение двух последних лет литовский князь не имел ни минуты покоя, разыскивая пропавшую жену, в то время, как все остальные хором твердили ему, что ее уже нет в живых.
   - Бред! - фыркнул Януш, не заботясь о том, что может быть услышан. - Гражина жива. Если он ее не нашел, значит, плохо искал!
   - Откуда такая уверенность, молодой человек? - вкрадчиво раздался за его спиной голос с явно выраженным немецким акцентом.
   Януш обернулся и увидел стоящего позади него незнакомого мужчину в костюме польского или немецкого происхождения, высокого, с рыжеватыми волосами и странными янтарного цвета глазами. Он смутно вспомнил, что, кажется, несколько раз видел его рядом с королевским наместником, скорее всего, это был один из людей, которые пришли в Прагу вместе с литовским князем. Странным было то, что этот наемник говорил с ним по-чешски. Он смотрел на него свысока и так вызывающе, что Януш, помимо своей воли, раздосадованно брякнул:
   - Я ее видел!
   - Когда? - с азартом охотничьей собаки подался к нему наемник.
   - Недавно! - сказал Януш, невольно отступая от него на шаг назад.
   - Как недавно? - не сдавался наемник. - Год, два, три назад?
   - Год назад, - ответил Януш, одарив неприязненным взглядом наемника, явно превосходившего его ростом и сложением.
   Наемник некоторое время с веселым любопытством разглядывал вставшего в позу непреклонного Януша, всем своим видом демонстрировавшего, что он больше не скажет ему ни слова, а затем будничным тоном сказал:
   - Ну тогда пошли со мной, голубь ты мой ясный! Уверен, что господин королевский наместник захочет с тобой побеседовать.
   - О чем это ему со мной беседовать? - сразу же ощетинился Януш.
   - Ну, возможно, о том, как плохо он искал Гражину, - проникновенно подсказал наемник, он же Карл Ротенбург, приближаясь к нему и беря его под руку.
  
  
   Глава 16.
  

Осень 1422 год, окрестности замка Карлштейн, королевство Чехия

  
   У походного шатра князя Корибута, несмотря на поздний час, было многолюдно. В то время, как Януш ошалело крутил головой, рассматривая незнакомых людей в европейских латах, узнавая на их доспехах гербы крестоносцев, Карл Ротенбург присвистнул и, не выпуская руки Януша, нечал деловито проталкиваться к входу.
   - Наместник занят! - коротко информировала стража, скрещивая перед его носом копья, загораживая проход.
   - Кто там у него? - спросил Карл, отступая.
   - Крестоносцы! - также лаконично отозвался страж.
   - Из Карлштейна?
   - Из Тахова!
   - Послы маркграфа Фридриха Бранденбургского, - пробормотал Карл Ротенбург, отходя от шатра и ослабевая хватку, чем сейчас же воспользовался Януш для того, чтобы выдернуть у него свою руку и удрать, затерявшись среди людей.
   Карл даже не заметил его отсутствия. Он отошел от шатра и как бы случайно оказался возле группы европейских рыцарей, в которых он сразу же безошибочно определил наемников. Некоторое время он находился среди них, помалкивая и прислушиваясь к их разговорам, пока один из них, вглядевшись в его лицо, не хлопнул его по плечу.
   - Ротенбург! Карл!
   Взглянув на герб на его доспехах, Карл немедленно узнал в нем знакомого ему по Мальборку рыцаря Альберта фон Лихтенштейна. "Ах, вот как! - тут же подумал он. - Значит, без поддержки Ордена здесь не обошлось! Кто бы сомневался!"
   - Альберт! - отозвался он, возвращая рыцарю хороший удар по плечу. - Как поживаешь, неугомонный?
   - Да вот, застряли у Тахова с этим сбродом! - с ходу пожаловался Альберт, не заботясь, что его могут услышать.
   - Грабите? - посочувствовал Карл.
   - А что еще делать? - грустно откликнулся рыцарь. - После Грюнвальда у нас ни одного толкового полководца не осталось!
   - А как же ваш император Священной Римской империи? - поддел его Карл.
   Рыцарь Альберт фон Лихтенштейн скривился, словно попробовав лимона.
   - Куда уж ему войска водить! - тем не менее, ответил он после красноречивого взгляда, которым они обменялись с Карлом, прекрасно поняв друг друга. - Он у нас больше по дипломатической части, понимаешь? Интриги, там, политические заговоры, это его конек.
   - А вам, значит, его интриги расхлебывать? - догадался Карл.
   Рыцарь Альберт согласно покивал головой, и пригорюнился.
   - А к Корибуту зачем явились? - тут же поинтересовался Карл, не давая ему времени на раздумья.
   - Как, зачем? - встрепенулся фон Лихтенштейн. - Наш маркграф решил с ним договориться.
   - О чем договориться? - не понял Карл.
   - О том, чтобы он отвел свои войска и дал нам пройти к Карлштейну.
   Карл уставился на него, как на юродивого.
   - Вы там что пьете, в вашем военном лагере под Тахово? Настойку беладонны? С какой стати Корибут даст вам пройти к Карлштейну? Мы его, вообще то, уже не один месяц держим в осаде и хотим взять. Все-таки последний оплот вашего императора на чешской земле.
   - А на кой черт он вам нужен? - не смутившись, простодушно спросил рыцарь Альберт. - Все равно вам не удастся его взять. Замок неприступен. А у нас войска больше, и все рыцари хорошо вооружены и обучены.
   - Мальборк тоже был неприступен! - пробурчал Карл. - Что же вы, такие хорошо вооруженные и обученные рыцари, не разгоните нас в честном бою? Вас же больше, насколько я понял? И потом, у вас ведь и цель святая, и благословение Папы имеется, я уж не говорю о приказе императора!
   - Так говорил же тебе, нет у нас ни одного толкового полководца! - с досадой воскликнул фон Лихтенштейн. - Маркграф Бранденбургский, что ли?! Да и какой моральный дух у войска, которое привыкло заниматься грабежами! Тут ни Папа, ни император не поможет. Если мы попытаемся дать вам сражение, вы нас в лепешку раскатаете! Даже если наши люди из Карлштейна одновременно с нами ударят вам в спину! Корибут и гуситы - страшное сочетание в бою! Помню я его еще по Мальборку и Грюнвальду, этого принца-оборотня! А чехи, вообще, дерутся, как одержимые!
   Полы военного шатра наместника великого литовского князя Витовта в Чехии распахнулись и оттуда вышли несколько рыцарей в богатых кольчугах с гербами, усеянных насечками и украшениями. Впереди шел высокий грузный человек с сердитым выражением на небритом несколько дней лице. Поверх кольчуги на нем был темно-синий плащ, отороченный соболиным мехом.
   - Маркграф Бранденбургский! - шепнул Карлу рыцарь Альберт, проследив за направлением его взгляда.
   - Что-то он не выглядит очень счастливым, - заметил Карл, разглядывая предводителя третьего крестового похода против гуситов.
   - Должно быть, Корибут ему отказал, - со вздохом проговорил Альберт фон Лихтенштейн.
   - А вы что же, серьезно надеялись, что Корибут согласится? - не на шутку заинтересовался Карл.
   - Ну, надежда умирает последней, - неопределенно сказал фон Лихтенштейн.
   Карл скептически приподнял брови, но ничего не сказал. Через несколько минут молчания, в течение которого он внимательно всматривался в лица окружавших маркграфа Бранденбургского людей, он вновь повернулся к рыцарю-крестоносцу и будничным тоном спросил:
   - И что вы теперь будете делать?
   - Бог его знает! - философски произнес Альберт фон Лихтенштейн. - Маркграф, наверное, пошлет гонца к императору, а уж Сигизмунд что-нибуль да придумает.
   Карл вздохнул.
   - Да что же он придумает, сидючи у себя в Вене?
   Альберт пожал плечами.
   - Мне-то откуда знать? Я не политик, а так - мечом махать. Только вот я слышал, что у императора имеется козырь для воздействия на принца Корибута.
   Мгновенно насторожившись, Карл все тем же будничным тоном нарочито безразлично поинтересовался:
   - Какой еще козырь?
   Крестоносец торжествующе сверкнул глазами.
   - Год назад, - понизив голос, наклонился он к уху Карла, - я лично, с эскортом из турок, сопровождал к границе Эстии фройлян Эвелину фон Валленрод!
   - Врешь! - не удержался Карл Ротенбург, но тут же опомнился и осторожно уточнил:
   - Эвелину фон Валленрод? Вы не ошибаетесь, Альберт?
   Альберт фон Лихтенштейн многозначительно усмехнулся.
   - Ну да, как же! Нам ли с вами не узнать красавицу Эвелину! Так вот, нам с вами, барон, также известно, что Корибут, он же князь Острожский, женился на ней после сражения у Танненберга. Лично я думаю, что Эвелина является пленницей императора, он содержит ее под присмотром турок где-то на итальянской границе, и в нужный момент он поставит Корибута перед выбором между жизнью жены и верностью идеям гуситов!
   - Вот это да! - с искренним чувством выдохнул Карл, про себя начиная просчитывать вероятность подобной комбинации. - А вы, случайно, не преувеличиваете, Альберт? Откуда турки-то взялись, если вы сопровождали ее к эстийской границе?
   - Когда я встретил эскорт фройляйн фон Валленрод, в нем уже были турки! - обиделся рыцарь фон Лихтенштейн. - Целая чертова прорва этих турок! Вы что же, мне не верите, барон?
   - А другой европейской женщины с ней не было? Или какой-либо прислуги женского рода? - осторожно спросил Карл, игронорируя вопрос о доверии.
   - Да кто ж их разберет, этих турок! - возмутился его вопросом крестоносец. - Я на их баб не смотрел. Не мой, знаете ли, тип. Может, и были, я не заметил.
   - Князя Радзивилла - к князю Корибуту! - раздался выкрик оруженосца у шатра.
   - Здесь просто засилье литовских принцев! - пробурчал Альберт фон Лихтенштейн, обращаясь к Карлу. - Чертово семя! Язычники! Вечно так и норовят нам пакость какую-нибудь сделать!
   - Поляки тоже есть, - не согласился Карл, раздумывая о том, как бы ему избавиться от компании слишком разговорчивого крестоносца и отправиться в шатер к Острожскому, который, несоменно, хотел обсудить с ним информацию, полученную у маркграфа Бранденбургского.
   - Ничего, их скоро всех прижмут к ногтю! - мстительно воскликнул рыцарь фон Лихтенштейн. - Его святейшество папа Римский пригрозил польскому королю отлучить его от церкви, если он и герцог Витовт будут и впредь поддерживать чешских еретиков!
   "А вот это уже серьезно! - подумал Карл. - Ягайло, наверняка, испугается и начнет давить на Витовта. Что сделает великий литовский князь, предсказать довольно трудно. Но на открытое столкновение с папой и его сворой католических баронов-рыцарей, один, без союзников в лице славянских королей, он не пойдет. По-крайней мере, из-за гуситов".
   Между тем, после сигнала маркграфа Бранденбургского, призывавшего своих людей к немедленному отъезду, Альберт фон Лихтенштейн торопливо распрощался с Карлом и, по примеру других европейских рыцарей из свиты маркграфа, поспешил к коням.
  
   - Где тебя черти носили? - не совсем вежливо встретил Карла в шатре князь Острожский.
   - Таскали в преисподнюю! - по привычке сразу же огрызнулся Карл, но затем, увидев выражение лица Острожского, спросил, холодея от нехорошего предчувствия, моментально вспомнив угрозу рыцаря фон Лихтенштейна:
   - Они что, уже угрожали тебе жизнью жены?
   - Какой жены? - поднял на него глаза Острожский, и Карл понял, что он слишком поторопился со своими умозаключениями.
   Он вздохнул, поднял долу очи, словно призывая небеса помочь ему выкрутиться из неприятного положения, в которое он попал благодаря своему длинному языку, и приготовился к неприятному разговору.
   - Я позвал тебя совсем для другой цели, - не дожидаясь ответа Карла, неожиданно сказал Острожский. - Мне нужен посредник в переговорах с комендантом замка Карлштейн.
   -Ты ведешь переговоры с Карлштейном?
   Из головы Карла моментально вылетели все мысли, оставив место глубокому удивлению.
   - С маркграфом Бранденбурским мне их вести, что ли? - вопросом на вопрос ответил чем-то необычайно раздраженный Острожский.
   - Так это он не вылезает из твоего шатра! - возразил Карл. - Какое это по счету посольство? Второе? Третье?
   - Какая разница? - сухо сказал князь. - Меня не интересуют переговоры с крестоносцами. С юга уже выступили по направлению к Праге войска Жижки. Если крестоносцы узнают, что нам удалось заключить перемирие с Карлштейном, они уберутся отсюда сами, без всякой помощи.
   В глазах Карла мелькнуло понимание.
   - То есть, господин наместник желает пустить дезинформацию о перемирии с Карлштейном в ряды крестоносцев. Я правильно тебя понял?
   - Я действительно хочу договориться о перемирии с замком, - терпеливо повторил Острожский. - Ну и, естественно, хочу, чтобы крестоносцы как можно скорее о нем узнали. Поэтому все надо сделать быстро. Я дам тебе столько людей, сколько потребуешь, и полномочия вести переговоры от моего имени. Могу я на тебя надеяться, Карл?
   - Вот что значит выучка крестоносцев! - похвалил Карл, обращая на Острожского насмешливый взгляд. - Когда следущего посольства ждать от твоего друга маркграфа Бранденбургского?
   - Через неделю, - лаконично ответил князь. - И к этому времени мне нужен договор о перемирии с Карлштейном.
   - Сделаю, что могу! - развел руками Карл. - Только учти, я не чудотворец. Если буду торопиться, могу попортить крестоносное имущество.
   - Да хоть в щепки его разнеси! - отозвался Острожский. - Мне нужен результат.
   Карл уже приближался к выходу их шатра, когда его настиг последний вопрос князя:
   - Кстати, ты упомянул об угрозах крестоносцев моей жене. Что это за очередная блажь? Гражины уже нет в живых.
   - А по моим сведениям, она жива, - подчеркнуто небрежным тоном произнес Карл, останавливаясь у полога шатра. - У меня есть два свидетеля, которые видели ее живой год тому назад. И оба - на границе с Эстией. Правда один утверждает, что она ее пересекла, а другой - что она пленница императора Сигизмунда.
   Высокий чистый лоб королевского наместника пересекла глубокая морщина.
   - Кто эти свидетели?
   - Зришь в корень, князь! Один из них - чех, воевал с жижкой при Грюнвальде, знает Эвелину в лицо. Второй - Альберт фон Лихтенштейн, помнишь такого? Этот знает Эвелину давно, еще со времен Мальборка. Так вот, это он по приказу Сигизмунда сопровождал Эвелину к эстийской границы. В компании турок-телохранителей. Из чего он заключил, что Сигизмунд захватил Эвелину и держит ее заложницей, чтобы в нужный момент использовать ее в чешской игре, как козырную карту против тебя.
   - Какой бред! - только и сказал Острожский.
   - Я тоже так сначала подумал. Но вероятность, что Эвелина жива, есть! - живо воскликнул Карл Радзивилл, отметив, как при звуке его слов королевский наместник только крепче сжал свои челюсти.
   - Для меня она пропадет только тогда, когда я своими глазами увижу ее труп!
   - Ее труп уже давно бы разложился, - подлил масла в огонь Карл, краем глаза продолжая наблюдать за выражением лица друга. - Прошло почти четыре года с момента ее исчезновения.
   - Насколько я помню, в прошлый раз ее труп прекрасно сохранился в Италии! - с горечью сказал Острожский.
   - В прошлый раз у нее были причины мистифицировать тебя, - возразил Карл. - Она жаждала мести крестоносцам, мечтала сбежать из замка и воевать, а ты порушил ее великолепные планы и принудил ее к замужеству.
   Острожский некоторое время в молчании смотрел на Карла.
   - Стало быть, ты веришь словам крестоносца? - наконец, тяжело роняя слова, спросил он.
   - Я допускаю возможность того, что в том, что он говорил, есть доля истины. Есть вероятность, что Эвелина жива. Не слопала же ее твоя тетушка с потрохами, раз мы не могли найти даже ее труп! На твоем месте я бы наведался к братьям Контарини после того, как закончится эта война.
   - Если хоть один из них замешан в афере с ее исчезновением, я им руки оторву! - процедил Острожский, отводя взгляд от Карла, словно соглашаясь с его предложением.
   - Если она у Сигизмунда, то мы скоро об этом узнаем, - через некоторое время, совершенно другим голосом добавил он. - Не думаю, что мой дражайший родственник сможет так долго скрывать такой козырь. Крестоносцы уже вовсю начали обрабатывать меня, склоняя на переговоры. Мне нужно это перемирие с Карлштейном, Карл!
  
   Переговоры с гарнизоном замка Карлштейн закончились неделю спустя подписанием перемирия сроком на год между армией пражан под руководством князя Корибута и взятым в осаду замком. Весть об этом договоре подозрительно быстро проникла в ряды участников третьего крестового похода против гуситов и окончательно подорвала воинский дух войска маркграфа Бранденбургского. Слухи о том, что с юга к Праге стремительно приближаются войска Яна Жижки стали решающим фактором для того, чтобы маркграф поспешно отвел свое полностью деморализованное воинство на исходные рубежи, где оно благополучно распалось на отдельные банды.
   После этого подспутная борьба за союзничество славянских королей в борьбе против гуситской Чехии со стороны Святого престола еще более усилилась. Государем, на которого велось самое интенсивное и успешное давление, стал польский король Владислав Ягайло. Его Святейшество папа Мартин V и император Священной Римской империи Сигизмунд Люксембург в один голос просили польского короля всего лишь об одной небольшой уступке - отозвать из Чехии войска Корибута. Затянув с помощью Витовта переговоры со Святым престолом и императором почти на год, в конце ноября 1423 года король Владислав Ягайло сдался и подписал соглашение с королем Сигизмундом.
   Вскоре после этого князь Корибут получил предписание вернуться в Вильну.

Декабрь 1423 года, Прага, королевство Чехия

  
   Прочитав срочное послание короля, Острожский немедленно распорядился послать за Яном Жижкой. Пражский замок уже гудел от самых невероятных слухов. В ожидании гуситского вождя, Острожский подошел к высокому готическому окну замка и, приоткрыв тяжелую створку, жадно вдохнул несколько глотков свежего морозного воздуха. Перед ним лежала засыпанная снегом, пострадавшая в гуситских войнах, но неизменно прекрасная Прага. Острожский всегда любил этот древний город, в который его когда-то, совсем мальчишкой в первый раз привезла мать.
   Ожидая прихода гуситского вождя, он прикрыл глаза, вспоминая, как в те годы молодая, прекрасная, казавшаяся ему феей, княгиня Алиция Острожская таскала его по переходам Королевского замка, отстроенного Карлом Четвертым, сделавшим Прагу резиденцией императоров Священной Римской империи. Она рассказывала ему старинные легенды из рода Пржемысловичей, к которому принадлежал по материнской линии этот король, происходивший из рода Люксембургов. Король, который в "Коронационном кодексе чешских королей" определил, что каждый правитель накануне своей коронации должен поклониться в Вышеграде их общему предку -- Пржемыслу-Пахарю, основателю династии Пржемысловичей. В замке Вышеграда он хранил принадлежавшие основателю династии суму и лыковые башмаки, ставшие с его легкой руки символами королевского рода. Таким образом, по мнению Карла Четвертого, нынешние короли Чехии должны были помнить о простом происхождении их далекого предка.
   "Это был отец нынешнего императора Священной Римской Империи Сигизмунда, - с циничной усмешкой подумал Острожский. - Полное противоречие народной поговорке, что яблочко от яблони недалеко падает. Сигизмунд Люксембург, сын и наследник Карла. Недалекий, претенциозный хищник, который загубил дело отца и отдал Прагу на откуп немецким баронам и обрек ее на запустение".
   Осторжский стоял у раскрытого окна и смотрел на расстилавшееся перед ним Пражское предместье.
   "Ну что ж, мы квиты, Люксембург! - снова подумал он. - Ты отнял трон Венгрии у моей сводной сестры Марии, а потом позорно проиграл его в результате своих амбиций предстать перед миром в роли Освободителем Гроба Господня. Ты сначала упустил власть в Польше, а затем попытался продать ее крестоносцам. Ты так же бездарно потерял свою власть в Германии и Чехии, промотав наследство своего отца. Я внесу свою лету в список твоих "побед": я помогу твоим врагам отнять у тебя и удержать Чехию и красавицу Прагу. Польши ты от Владислава Ягайло уже никогда назад не получишь. Старый король скорее будет жениться до глубокой старости, чтобы заполучить желанного сына, которому он сможет завещать свой престол, чем отдаст его тебе! В чем ты преуспел, так это в интригах, предательстве и братоубийстве. На твоих руках кровь Елизаветы Боснийской, регента Венгрии; Марии Анжуйской, твоей беременной жены; Венцеслава, твоего старшего брата и короля Чехии; Яна Гуса и многих других. Если ты посмел приложить руку к похищению моей жены, и, не дай бог, решишь шантажировать меня ее жизнью, я наплюю на волю всех королей и самого папы Римского, и возглавлю вместе с Жижкой войну гуситов да победного конца. И еще неизвестно, чем эта война закончится для твоей Священной Римской империи. Может быть, мы ее не и не развалим, но нервы тебе потреплем основательно. Хорошо было бы посадить на престол Чехии славянского короля, но даже Витовт пока не отважился на это".
   Его мысли были прерваны звуками приближающихся по коридору шагов, по которым он безошибочно узнал походку гуситского вождя. Острожский вздохнул и отошел от окна. Ему предстоял нелегкий и неприятный разговор с Яном Жижкой.
   -Что происходит, Корибут?!- с порога закричал Жижка, пропуская приветствия.
   - Присаживайся, Ян.
   Дождавшись, пока взволнованный Жижка уселся к столу, Острожский придвинул к нему свиток с посланием польского короля, заверенного печатью великого литовского князя.
   - Читай.
   Единственный глаз гуситского вождя впился в строки многословного, по обыкновению польского короля витиеватого по стилю документа, смысл которого, тем не менее, был предельно ясен - князю Корибуту было предписано забрать свои войска и немедленно покинуть Чехию.
   Закончив чтение, Ян Жижка в негодовании, с полным непочтением, отбросил документ в сторону и тяжелым взглядом уставился в лицо Острожского.
   - Значит, ты уезжаешь, князь?! Бросаешь нас?!
   Глаза Острожского блеснули гневом, но это был гнев собственного бессилия.
   - Что я могу поделать, Ян! Это прямой приказ короля! Я всего лишь наместник Витовта в Чехии! Всего лишь наместник! В настоящий момент оба моих короля, Витовт и Ягайло, дали мне прямой приказ вернуться в Литву. Даже если я лично нарушу этот приказ и останусь воевать в Чехии, моя власть наместника великого князя будет дискредитирована. Для чашников и пражских горожан я стану никем, и они не станут прислушиваться ко мне!
   Гуситский полководец в волнении вскочил со своего места.
   - Ты знаешь, как ты мне нужен, князь! Ты же знаешь! За этот год тебе удалось невозможное, ты сумел примирить чашников и таборитов! Ты создал мне крепкий тыл! Имея тебя правителем в Праге, я не боюсь покидать столицу! Ты понимаешь, что с твоим отъездом может начаться открытое столкновение между пражскими богатеями, чашниками и таборитами?!
   - На что эти стервятники император Сигизмунд и папа Римский рассчитывают! - переведя дыхание, с возмущением добавил он, начиная расхаживать по зале.
   Острожский молчал, ожидая, пока иссякнет первый порыв справедливого гнева гуситского вождя.
   - Обещай мне, что ты вернешься, князь! - наконец, остановившись против Острожского, потребовал Жижка, испытывающее заглянув ему в глаза.
   Острожский ответил ему таким же прямым взглядом.
   - Я постараюсь вернуться, Ян! Вернуться с властью, чтобы иметь возможность что-то сделать для Чехии!
   Ян Жижка некоторое время пристально рассматривал высокую фигуру польского князя, потом, понизив голос, весомо произнес:
   - Если ты вернешься в Чехию, князь, мы сделаем тебя королем! Ты доказал, что можешь управлять обоими крылами гуситов и договариваться с пражанами. Боюсь, когда ты уедешь, меня ожидают новые заговоры и покушения на жизнь моих сторонников и на меня самого, как это было в прежние дни!
   - Я не такой хороший дипломат, чтобы договариваться с пражскими богатеями и чашниками, как это умеешь делать ты! - с горечью добавил он. - Я умею хорошо воевать. Я могу поднять народ. Это все!
   Острожский положил руку на его плечо в непроизвольном жесте утешения, и, глядя ему в глаза, совершенно искренне произнес:
   - Это очень много, Ян! Ты прирожденный народный вождь и лучший полководец Европы. Тебе удалось создать армию, против которой бессильны короли!
   - Этого недостаточно! - почти простонал Жижка. - Чехии нужен правитель королевской крови, к которому будут прислушиваться пражане и панство, которого они будут уважать и которому они будут готовы повиноваться. Этот правитель также должен быть дипломатом, который сможет вести переговоры с крестоносцами. Нам нужен король, без которого Чехию никогда не признают самостоятельной державой! Нам нужен слявянский король. И, наконец, мне нужен человек, которому я смогу доверять! Ты мне нужен, князь! Возвращайся, как только сможешь. Пока я живой, я смогу доверить корону Чехии только тебе! Поклянись мне, что ты вернешься в Прагу!
   - Ян, ты понимаешь, что для того, чтобы вернуться в Прагу, мне нужны полномочия короля или великого князя, - устало сказал Острожский.
   - Тебе не нужны полномочия от королей, если ты сам король! - тихо и твердо сказал Жижка.
   Он помолчал, а потом уже окрепшим голосом, в котором прозвучала решимость, со своей обычной прямотой спросил:
   - Если мы позовем тебя и предложим тебе корону Чехии, ты согласишься, Корибут?
   "Почему бы и нет! - быстро подумал Острожский. - Ян даже не представляет, как близко он подошел к истине! Я имею полное право быть королем. Видимо, это судьба. Предназначение. Моя мать хотела изменить его, но у нее это не получилось".
   Вслух он, помедлив положенное количество времени, чтобы подтвердить серьезность своего намерения, твердо произнес:
   - Я клянусь!
   От глаз Острожского не укрылось облегчение, промелькнувшее на лице гуситского полководца.
   - Тогда езжай с Богом, князь! - Ян Жижка порывисто, от души, на минуту приобнял за плечи Острожского, потом отстранил его от себя и негромко добавил: - Я позову тебя, когда придет время!
  
   24 декабря 1423 года королевский наместник в Чехии, князь Корибут с армией покинул Прагу. Как предвидел Ян Жижка, его отъезд стал сигналом к гражданской войне между чашниками и таборитами.
  

Книга 2.

  
  
   Глава 1.

Январь 1424 г, Рим, Италия

  
   Граф Бартоломео Контарини чуть не лишился голоса от изумления, когда вернувшись в Рим после деловой поездки в Венецию он застал у себя в приемной герцога Монлери, князя Острожского. Все такой же красивый, каким он запомнил его со времени их последней встречи в Польше, герцог с небрежной грацией поднялся навстречу ему из кресла, в котором он сидел, дожидаясь прихода Бартоломео Контарини.
   - Чем обязан вашему визиту, милейший принц? - схамил от растерянности граф Бартоломео, с ужасом думая о том, что наверху, в комнатах для гостей, спали, ни о чем не подозревая, жена герцога, кузина графа Бартоломео, Эвелина Острожская и ее четырехлетние дочери.
   Герцог удивленно приподнял бровь.
   -Вы хотите, чтобы я сразу перешел к делу, милейший граф? - с легкой насмешкой в голосе спросил он.
   -Да уж, пожалуйста.
   При ближайшем рассмотрении Бартоломео отметил, что всегда такой чарующе обаятельный герцог Монлери выглядел похудевшим, постаревшим и в его темно-фиалковых глазах застыла грусть. Несмотря на это, он был одет все с той же элегантностью придворного и роскошью принца крови. Его темно-бордовый камзол был, согласно последней моде, украшен вышивкой золотой нитью с вкрапленной алмазной пылью; кружева отделки воротника рубашки мягкими почти невесомыми волнами ниспадали на дорогой бархат камзола, свидетельствуя о том, что только за них было уплачено небольшое состояние.
   "Он не может ничего знать, - твердо сказал сам себе Бартоломео, призывая себя успокоиться. - Эвелина исчезла почти два года назад, естественно, он ищет ее, и, возможно, это посещение только одна из его тщетных попыток найти жену. Никто, кроме татарского царевича Селима, который привез ее в Эстию и его, Бартоломео Контарини, кузена Энрике, не знает о том, что Эвелина в Италии".
   - Может быть, вы все-таки предложите мне промочить горло с дороги? - все тем же ироничным тоном произнес герцог и, мельком взглянув на усталое и обеспокоенное лицо Баротломео, добавил: - Вам, я думаю, это тоже не повредит.
   Бартоломео хлопнул в ладоши, призывая слугу и сухо попросил его принести вина.
   Все это время герцог не сводил с него испытывающего взгляда.
   -Чем вы так обеспокоены, Бартоломео? - спросил он, когда молчаливые слуги принесли вина и Бартоломео Контарини приглашающим жестом предложил ему присесть в кресло.
   - Вашим появлением, Монлери, - ворчливо сказал Бартоломео. - Что вам от меня надо? Почему с вами нет Эвелины?
   -Эвелины! - герцог откинулся в кресле и на лице его отразилось разочарование. - Значит, вы ничего не знаете о ней?
   - Что вы имеете в виду, мой принц? Чего вы от меня хотите?
   -Дело в том, что я хотел бы узнать, не остановилась ли у вас в доме, как это случилось почти десять лет назад, ваша очаровательная кузина и моя жена Эвелина да Монлери, княгиня Острожская.
   - Она что же, снова сбежала от вас, Монлери? - Бартоломео позволил себе усмехнуться, хотя чувствовал себя отвратительно. Во рту, как обычно при осознании грозившей ему опасности, появился противный металлический привкус.
   - Она пропала, - коротко информировал его герцог. - При весьма подозрительных обстоятельствах. Я обыскал всю Польшу и Литву, и могу с уверенностью сказать, что там ее нет. Ни мертвой, ни живой. Вот почему я приехал к вам. Вы видели Эвелину?
   -Почему вы выбрали меня, Монлери?! - вскричал Бартоломео. - Почему вы не отправились к Энрике!
   - Потому что, в отличие от Энрике, вы всегда испытывали слабость к Эвелине. Если она жива, вы вполне могли предоставить ей убежище.
   - Убежище от кого? От вас? - спросил Бартоломео, понимая, что он должен что-то делать, иначе герцог очень быстро загонит его в угол. Кроме того, Эвелина и девочки наверху в любой момент могли решить спуститься вниз. Хотя, взглянув на часы, Бартоломео отверг такую идею. Было уже слишком поздно, и, кроме того, Эвелина не предполагала, что он вернется на день раньше, чем обещал. Поэтому он решил перейти в наступление.
   - Что, черт возьми, происходит, Монлери? Эвелина снова покинула вас? Вы опять пошли налево, что ли?
   Герцог гневным жестом со стуком поставил на камин свой бокал с вином.
   - Я бы советовал вам, граф, осторожнее выбирать выражения! Дуэли, кажется, не являются вашей сильной стороной?
   - Какого черта вы явились доставать меня? - почти искренне простонал Бартоломео Контарини. - Эвелина никогда не рассматривала меня иначе, как своего славного маленького кузена. В то время как я был моложе ее всего на несколько месяцев!
   Он с облегчением увидел, что в темных глазах герцога снова засветилась насмешка. Это позволило ему уже более уверенно добавить, наслаждаясь своим могуществом от того, что он смог скрыть от герцога присутствие в его доме Эвелины:
   - Если она сбежала от вас, это ваши проблемы! Разбирайтесь с ней сами!
   - Она не пыталась связаться с вами? - продолжал расспросы герцог де Монлери.
   - Нет! Я не знаю, где она и что с ней! - уверенно заявил Бартоломео.
   - Могла ли она отправиться к Энрике?
   - Нет! - снова и уже более категорично возразил Бартоломео. - Я только что вернулся из Венеции. Эвелины там нет.
   - Не могла же она испариться!
   - Монлери! - не выдержал Бартоломео. - Ради бога, расскажите все по порядку! Я ничего не понимаю. Когда она изчезла? Почему она изчезла? Что, черт возьми, случилось?
   - Это не ваше дело, Бартоломео. Все, что я хочу узнать, это знаете ли вы где может быть Эвелина.
   Бартоломео пожал плечами.
   - Я полагал, она с вами в Литве.
   - Это все, что вы можете сказать мне?
   -Да.
   Герцог гибко поднялся на ноги. Бартоломео открыто встретил его взгляд, испытывающий и пронзительный, как холод в лесной стране из которой он явился.
   - Берегитесь, Бартоломео, если вы ввели меня в заблуждение! - собираясь покинуть особняк Контарини, сказал он, обернувшись к нему от порога.
   Граф Контарини встретил его взгляд с безмятежной улыбкой.
   - Сделайте милость, Монлери, дайте мне знать, когда вы найдете Эвелину. После вашего посещения и всех этих туманных вопросов я начинаю волноваться, не совершили ли мы ошибку, позволив нашей прекрасной польской кузине выйти за вас замуж.
   - Не зарыватесь, граф, - коротко предупредил его герцог, прежде чем с грохотом захлопнуть за собой входную дверь.
   Граф Бартоломео в первый раз за эту недолгую встречу с облегчением вздохнул. Если им повезет, герцог встретится в Венеции с Энрике, удостоверится, что Эвелины там нет и вернется назад в Литву. Может быть, они больше никогда не встретятся. "Это будет к лучшему, - меланхолично подумал он. - Эвелина забудет Монлери и, может быть, когда-нибудь обратит свой благосклонный взор на него, графа Бартоломео Контарини. Со своей стороны, он будет ждать столько, сколько понадобится. Эвелина принадлежит к породе тех редких жещин, любви которых не устаешь добиваться всю жизнь. После того, как с ее небосклона исчезнет Монлери, она будет с ним!"
   Граф Бартоломео Контарини был уверен в успехе. Тихонько насвистывая, он стал неторопливо подниматься наверх, в жилую часть дома, где располагалась его спальня.
  
  
   Глава 2.

Март 1424 г, Быстрицы, предместье Кракова, Польша

  
   После нескольких долгих недель, в течение которых Эвелина добиралась до Польши, она уже сама толком не могла сказать, зачем она решила совершить это путешествие. Скорее всего, ей не давал покоя один вопрос. Если Острожский женился вторично, как утверждал источник Селима, то зачем он разыскивал ее в Италии? Никто, кроме Бартоломео и Энрике Контарини не знал о браке Эвелины и герцога Монлери. Эвелина жила в Риме под именем принцессы Острог и, следовательно, даже если Острожский, который, бывая в Европе, всегда пользовался именем герцога де Монлери, наводил о ней справки, он называл ее Эвелиной Контарини или Эвелиной де Монлери. Сведений об этой женщине в Италии не существовало, поэтому их не мог предоставить ему никто. Никто также не мог связать маленьких очаровательных двойняшек принцессы Острог с именем герцога Монлери. С этой стороны Эвелина чувствовала себя надежно защищенной.
   Тем не менее, после того, как Бартоломео не выдержал и сообщил ей о визите герцога и его вопросах, она не переставала думать о том, что ему было нужно. Хуже всего, она снова и снова переживала горечь его измены. Это было так оскорбительно, узнать, что он повторно женился всего лишь через полгода с момента ее исчезновения! Он так легко поверил в ее смерть, и так легко забыл свою любовь к ней! Любовь, которую он клялся сохранить до конца своей жизни. Как глупа она была, поверив в эти клятвы и любовь мужчины!
   Сидя в общей зале на постоялом дворе в Быстрицах, маленьком городишке в несколько десятков верст от Кракова, усталая и измученная неделями пути долгого перехода из Эстии в Литву, Эвелина думала о том, какой идиоткой она была, оставив детей в Венеции с супругой Энрике Контарини и устремившись на поиски Острожского. О чем она только думала?! Что ей даст то, что она увидит его лицо в тот момент, когда он узнает, что она жива? Чувство триумфа от того, что она может разрушить его брак с той, которую он выбрал себе в жены, забыв ее? Разве она хотела этого? Конечно же, нет! Глупо и наивно было полагать, что он все еще любит ее. Он забыл ее так быстро! Что с того, что она продолжала любить его? Разве могла она принять его после подобного предательства? Только сейчас она начала сознавать, что, несмотря на ее любовь к нему, она никогда не сможет его простить. Эвелина в горестном недоумении покачала головой. Определенно, она сошла с ума. Она должна немедленно вернуться в Венецию.
   Кроме того, как оказалось, она все равно не могла продолжать свое путешествие в Литву. Несколько дней назад недалеко от Быстриц ее карета подвеглась нападению разбойников, в перестрелке она потеряла двух своих людей и лишилась всех денег. Ей и ее молоденькому пажу просто чудом удалось спастись, а хозяева гостиницы, пожилая супружеская чета, оказались такими милыми людьми, что согласились приютить ее на то время, пока ее паж, которого она отправила в Краков, не вернется оттуда, привезя ей деньги из конторы итальянских банкиров. Но молодой Кристофер задерживался. Именно по этой причине Эвелина вот уже почти неделю сидела на постоялом дворе, изнывая от бездеятельности. От отчаянья, на третий день своего пребывания, она предложила хозяйке свои услуги. Пожилая женщина, сразу же распознав в ней богатую даму, сначала было отказалась, но затем, когда ее постоялый двор наполнился польскими шляхтичами средней руки, собиравшимися на королевский праздник в Краков, вынуждена была согласиться, ибо ей катастрофически не хватало рабочих рук. Эвелина заплела волосы в косы, повязала голову косынкой и с удовольствием окунулась в море хлопот, руководя прислугой на кухне.
  
   В тот день, третий день ее работы на постоялом дворе, смена уже была закончена.
   Служанки, зевая и потирая затекшие плечи, начали разбредаться по домам. Эвелина осталась одна. Подперев подбородок рукой, она сидела на полутемной кухне и, глядя на колеблющийся огонек свечи, думала о том, когда же вернется Кристофер, посланный ею в Краков. Задумавшись, она забыла о времени. Близилась полночь, когда она внезапно оторвалась от своих мыслей, услышав громкий и требовательный стук в дверь. Вслед за этим послышались шаркающие шаги старого хозяина, пана Кушмы, поспешившего отворить двери, которые уже были заперты на ночь. Когда упал последний засов, в залу стремительно вошли около десятка вооруженных людей в темных походных плащах.
   -Вы сможете разместить нас на эту ночь? - спросил один из них с весьма ощутимым литовским акцентом.
   Хозяйка, также вышедшая на шум прямо из постели, закутавшись в теплую шаль, позевывая, спросила:
   -Сколько вас? И кто ваш господин?
   Эвелина вздрогнула, услышав их ответ.
   - Нас десять человек из свиты князя Острожского!
   - Матка боска! - заволновалась хозяйка. - Конечно же, я сделаю все, что смогу!
   Эвелина, на которую никто не обращал внимания, внимательно приглядывалась к людям, стоявшим в зале. Она могла поклясться, что ей не был знаком ни один человек из новой свиты Острожского и что самого князя среди них не было. Заметив несколько любопытных взглядов, брошенных на нее наиболее молодыми людьми из свиты князя, и решив больше не искушать судьбу, она двинулась к выходу, намереваясь улизнуть в свои комнаты незамеченной. Но судьба распорядилась иначе.
   В дверях она буквально столкнулась с тремя высокими мужчинами в темных плащах и в высоких запыленных ботфортах. Машинально пробормотав извинение, Эвелина подняла голову и увидела перед собой сначала Гунара, затем молодого Марио, бывшего оруженосцем Осторожского в Литве пять лет тому назад, которого она хорошо знала, а потом уже и самого Острожского. Старый литвин не обратил на нее особого внимания, введенный в заблуждение ее одеждой служанки. Молодой Марио удивленно смогнул, но ничего не сказал. Вошедший последним, князь посторонился, давая ей пройти, лишь мельком взглянув на нее. Он был без шляпы, которую держал в руках, его отросшие темно-каштановые волосы были стянуты сзади темной лентой, красивое лицо казалось жестким и усталым. Наклонив голову, Эвелина поспешила прошмыгнуть мимо него, но его глаза внезапно вспыхнули, он протянул руку и остановил ее, развернув к себе лицом.
   - Кто ты такая? - резко спросил он. - Посмотри на меня!
   Эвелина придала своему лицу максимально бессмысленное выражение и послушно уставилась на него, изображая полнейшее восхищение его наружностью.
   - Это моя племянница, ваша светлость! - поспешила ей на выручку заподозрившая неладное хозяйка. - Бедная родственница из деревни.
   - Как тебя зовут? - все также резко спросил Острожский, не сводя подозрительного взора с лица Эвелины.
   Поколебавшись, словно повторяя давно забытое прошлое, он коснулся своими длинными гибкими пальцами ее косынки и снял ее. Две тяжелые светло-золотистого цвета косы упали на грудь Эвелины. В тот же момент, стараясь говорить как можно низким голосом и имитировать простонародный акцент, Эвелина, вмиг осипнув от напряжения, ответила:
   -Аглая я, пане коханку.
   Острожский еще раз взглянул на нее и отвернулся к своим людям.
   Уже выходя из залы, Эвелина услышала, как заканчивая разговор с хозяйкой, князь Острожский небрежно заметил:
   - Я хотел бы, чтобы вы послали мне в комнаты вашу племянницу. Мне понадобится ее помощь. Разумеется, девушка не останется без вознаграждения.
   Оказавшись за дверью, Эвелина зажала себе рот, чтобы сдержать нервный смех. Это было забавно. Князь Острожский, кажется, был не прочь определенным образом попользоваться служанкой с постоялого двора. Что же это за брак у него такой, если он ищет приключений на стороне?! И почему он приехал на королевский праздник один, без своей молодой жены и детей? Впрочем, подумала она, его семья возможно уже была в Кракове.
   Поднявшись в комнату на втором этаже, она едва успела переодеться, расплести косы и расчесать волосы, как в дверь постучали.
   - Пани Эвелина, - раздался за дверью голос хозяйки, - вы еще не спите?
   Эвелина подошла к двери и отодвинула щеколду.
   -Мне, право, очень неудобно вас беспокоить, - со сконфуженным выражением начала говорить хозяйка.
   -Что случилось, пани Мария? - мягко спросила Эвелину, уже почти догадываясь о том, каков будет ее ответ.
   Удивленная молчанием хозяйки, Эвелина посмотрела на нее через плечо, продолжая расчесывать перед зеркалом свои длинные светлые волосы. Пани Мария с каким-то почти суеверным восторгом смотрела на нее.
   - Что-то не так? - спросила наконец Эвелина, откладывая в сторону гребень.
   - Вы такая красавица, дитя мое! - вскричала хозяйка. - Ваше место, несомненно, при дворе нашего доброго короля. Надеюсь, что ваши злоключения очень скоро кончатся и вы поедете на праздник в Краков.
   - Дай бог, пани Мария, - согласилась с улыбкой Эвелина. - Вы что-то хотели мне сказать?
   - Ах, да! - опомнилась хозяйка. - Его светлость, князь Острожский. Он требует вас к себе, - с несчастным видом сказала она. - Это все моя вина, я не должна была называть вас своей племянницей. Просто по какой-то причине мне показалось, что вы не хотели, чтобы князь узнал вас. Возможно, вы были с ним когда-то знакомы. Впрочем, это не мое дело.
   -Я думаю, мне надо пойти к князю самой, и все ему объяснить, - произнесла она после недолгой паузы, наблюдая за реакцией Эвелины.
   Вздохнув, Эвелина покачала головой.
   -Не стоит, пани Мария.
   Она слабо улыбнулась.
   - Вы правы. Мы встречались с князем несколько лет назад, но это была не очень приятная встреча. Я бы не хотела, чтобы он узнал меня сейчас. Если вы скажете ему, что я не ваша племянница, он начнет выяснять, кто я такая, а мне бы этого не хотелось. Поэтому, давайте пока продолжим эту маленькую мистификацию. Пусть он думает, что я ваша племянница, которая помогает вам вести хозяйство. Я пойду к нему и узнаю, что ему нужно. Где вы его поместили?
   - Комната его светлости последняя в дальнем конце коридора. Он всегда останавливается именно в ней. Но, дитя мое, - хозяйка взволнованно коснулась руки Эвелины. - Надеюсь, вы понимаете, что может означать подобное приглашение? Вы такая красивая девушка! Конечно, его светлость не пользуется репутацией распутника, но, право слово, он в конце концов, такой же мужчина, как и все остальные.
   -Не волнуйтесь, пани Мария, я сумею себя защитить, - едва приметно улыбнувшись, уверила хозяйку Эвелина.
   - Я, право, не знаю, что это на него нашло, - не могла успокоиться пожилая женщина, чувствуя себя виноватой. - Он никогда не вел себя таким образом!
   -Идите спать, пани Мария, - сказала Эвелина. - Все будет хорошо.
   Покачивая головой, хозяйка вышла. Эвелина накинула на свою тонкую шелковую ночную рубашку темно-синий теплый ночной халат, потуже затянула его в поясе, взглянула на свое отражение в зеркале, потом задула свечу и решительно вышла в коридор. Дойдя до дверей покоев Острожского, она на минуту остановилась, прежде, чем постучать, сдерживая дыхание от волнения. Затем, легко стукнув костяшками пальцев по дубовой панели двери, она нажала ручку и вошла в комнату, прикрыв за собой дверь.
   Острожский стоял в глубине комнаты, напротив двери и, сложив руки на груди, смотрел прямо на нее. Он уже успел снять темный походный плащ и камзол, оставшись в темных лосиной кожи штанах, плотно облегающих его узкие бедра и сильные ноги, и белой европейской рубашке с кружевами, расстегнутой до половины груди. Его талия была стянута темным кушаком. Высокие ботфорты, достигающие ему почти до середины бедра, визуально еще более удлиняли его ноги. Темно-каштановые волосы были распущены по плечам, и пышными волнами обрамляли его бледное лицо с четкими, почти чеканными чертами, пурпурным ртом и темно-фиалковыми искристыми глазами, в которых таилась искра непонятного ей недовольства и напряжения.
   - Вы заставили меня ждать, сударыня, - холодно сказал он, не двигаясь с места.
   -Простите, ваша светлость, но время позднее и я уже была в постели, когда тетушка попросила меня спуститься к вам, - пробормотала Эвелина, изображая застенчивость. - Что я могу для вас сделать? Вы хотите принять ванну или мне приготовить вам поздний ужин?
   - Подойди ко мне, - коротко приказал Острожский.
   Эвелина медленно приблизилась к нему и остановилась на расстоянии вытянутой руки.
   Князь неожиданно сделал шаг ей навстречу. В следующую минуту он приподнял ее лицо к себе. Прикосновение его теплых пальцев к ее подбородку было властным, но нежным, несмотря на это, Эвелина вздрогнула - вопреки всему случившемуся за последние годы, этот мужчина по-прежнему волновал ее кровь.
   Князь Острожский не верил своим глазам. Долгий переход из Вильны в Краков невероятно измотал его самого и его людей. Когда он вошел в общую залу постоялого двора, где он привык останавливаться под Краковом, и увидел эту девушку, так похожую на Эвелину, ему показалось, что время стремительно завертелось вспять, и Эвелина жива. На какую-то долю секунды он даже поверил, что сейчас она по своему обыкновению немного холодновато улыбнется ему, и эта жестокая разлука с ней навсегда закончится, он наконец сожмет ее в объятьях и больше никогда не отпустит ее от себя. Он испытал невероятное разочарование, когда девушка безразлично посмотрела на него и хотела было скрыться, а потом хозяйка представила ее своей племянницей.
   Сейчас, глядя на нее, он снова испытал волшебное чувство, что Эвелина жива и именно она стоит сейчас перед ним.
   - Просто поразительно! - наконец, медленно проговорил Острожский, пристально разглядывая ее. - Ты так похожа на нее! Невероятно! Если бы я встретил тебя в другом месте, не зная о том, что ты племянница пани Марии, я бы принял тебя за нее!
   Она наконец осмелилась взглянуть на него, чтобы еще раз убедиться, что его лицо с четкими правильными чертами оставалось по-прежнему безупречно красивым, словно время не коснулось его и она, несмотря ни на что, кажется, была по-прежнему влюблена в него.
   - Что вы такое говорите? - разыгрывая тупость, потому, что ее волновала его близость, спросила Эвелина, делая попытку уклониться от его рук. - Вы бы приняли меня за тетушку?
   - Успокойтесь, барышня, - с усмешкой сказал Острожский, убирая свою руку. - Я пригласил вас только для того, чтобы как следует рассмотреть. Я не имел в виду ничего предосудительного. Я женат.
   - Разве это имеет значение для такого красивого мужчины, как ваша светлость? - дерзко спросила Эвелина, с улыбкой глядя на него.
   Острожский удивленно приподнял бровь.
   - Даже вот как? Что вы имеете в виду, маленькая племянница пани Марии?
   - Польская шляхта известна своим своеволием и своей распущенностью.
   Князь окончательно развеселился.
   - Ну а вы, барышня? - все с той же усмешкой сказал он, - вы не принадлежите к испорченной польской шляхте, вы мещанка, не правда ли? Тем не менее, вы приходите ночью в комнату мужчины, по его зову, зная, что он распутный шляхтич. Вы что же, не предполагаете, чем это может закончиться для вас?
   - Ну почему же? - ответила Эвелина, стараясь выдержать свой ответ в его духе. - Вы мне понравились, и я девушка свободная. Кроме того, вы такой известный человек, что, даже если я забеременею после того, как проведу время с вами, вы наверняка позаботитесь обо мне и о моем ребенке. Могу поклясться, что ваша красавица-жена ничего об этом не узнает!
   Эвелина с удовлетворением увидела, как темные глаза Острожского расширились от удивления при звуке ее слов.
   В следующую минуту в них вспыхнуло неподдельное любопытство.
   - Стало быть, вы пришли сюда в надежде на грехопадение, дитя мое? - почти весело уточнил он.
   - Я вам не нравлюсь? - спросила Эвелина со всей непосредственностью, на которую она была способна.
   Теперь уже темно-фиалковые глаза Осторжского сузились от сдерживаемого напряжения.
   - Скорее наоборот, сударыня! - коротко и, как показалось Эвелине, сухо ответил он, отворачиваясь от нее. - Вы очень красивая девушка.
   - Так зачем же дело стало? Вы хотите, чтобы я осталась с вами?
   Эвелина сама не могла поверить в то, что она только что сказала.
   Острожский обернулся к ней и очень внимательно взглянул ей в глаза.
   - А вы останетесь, барышня?
   -Если вы убедите меня остаться.
   Эвелина вдруг улыбнулась ему соблазнительной улыбкой сирены. По растерянному выражению, на миг промелькнувшему по лицу Острожского, она поняла, насколько всегда такой невозмутимый князь был поражен ее поведением.
   - Я попробую, - наконец, его губы дрогнули, также приотрывшись в пленительной полуулыбке.
   Он некоторое время словно в благоговении смотрел на нее, а потом его гибкие пальцы коснулись ее волос у виска. Все еще веря в иллюзию и боясь, что она может исчезнуть в любой момент, он отвел пушистый светлый завиток от ее уха, затем его ладонь скользнула под густое покрывало ее волос, легла на ее затылок, в следующую минуту он склонился над ней и поцеловал ее. Прикосновение его губ было нежным и требовательным одновременно. Эвелина почувствовала, как жаркая волна окатила ее с ног до головы. За одну секунду забыв все свои размышления, обиды и страхи, она всем телом прильнула к нему и вернула ему его поцелуй со страстью, которая заставила князя вздрогнуть от вспыхнувшего желания.
   - Ты просто ведьма, Аглая! - пробормотал он, зарывшись лицом в ее волосы и называя ее именем, под которым она недавно представилась ему.
   - Так на кого я похожа, ваша светлость? - прошептала Эвелина, осыпая легкими поцелуями его наклоненное к ней лицо, не заботясь о том, куда попадали ее поцелуи.
   Когда ее губы скользнули по его губам, князь порывисто сжал ее в объятьях и снова впился е ее уста жадным поцелуем.
   - Ты похожа на женщину, которую я потерял, - между жгучими поцелуями пробормотал он, увлекая ее к постели.
   Эвелина с досадой услышала, как кто-то несколько раз негромко стукнул в дверь. Бормоча сквозь зубы ругательства, Острожский мягко отстранил ее и пошел к двери. Молоденький оруженосец, который оказался стоящим по другую сторону двери, с удивлением смотрел в бледное от едва сдерживаемого желания лицо князя с казавшимися почти черными глазами.
   - Что тебе, Янек?
   - Ваша светлость, горячая вода готова. Разрешите прислуге наполнять ванну?
   Эвелина отошла в темный угол комнаты, чтобы скрыться от любопытных взглядов служанок, которые с разрешения князя вошли в комнату, принеся с собой большую деревянную ванну и, поставив ее на пол, принялись наполнять ее ведрами с горячей водой. Как только последнее ведро было вылито в ванну, Острожский без колебаний выставил прислугу вон. То же самое он проделал и с оруженосцем, который предложил ему свою помощь.
   Затворив за мальчиком дверь, Острожский обернулся к Эвелине.
   - Надеюсь, ты поможешь мне принять ванну, Аглая?
   - С удовольствием, ваша светлость.
   Эвелина почувствовала, что ей начинает невыразимо нравиться эта странная игра. Она подошла к князю, и посмотрев на него снизу вверх, деловито, словно она делала это всю жизнь, сказала:
   - Присядьте, ваша светлость, я помогу вам снять сапоги.
   Острожский безмолвно опустился на край кровати. Эвелина встала перед ним на колени, помогая ему стянуть сапоги. Так как она сняла свой теплый ночной халат прежде чем приблизиться к нему, чтобы не намочить его, в тот момент, когда она нагибалась, в низком вырезе лифа ее ночной рубашки из тонкого полотна Острожский смог отчетливо видеть ее высокую, совершенную по форме грудь. В ее движениях и в том, как она на минуту бегло прикоснулась к его коленям своей грудью, была такая соблазнительная грация и чувственность, что у него пересохло в горле. Он судорожно сглотнул и, избавившсь от сапог, встал на ноги. Светловолосая голова Эвелины доходила ему до плеча.
   - Теперь помоги мне снять рубашку, - в момент охрипшим голосом попросил он.
   Эвелина улыбнулась ему в ответ и сделала то, что он ей велел. Словно в насмешку над его мучениями ее тонкие пальцы бегло прошлись вниз по всей длине его обнаженной груди и остановились на застежке его плотных литовских лосин.
   - Вы позволите? - все так же соблазнительно улыбаясь ему, спросила она, подняв голову и глядя ему в лицо.
   Острожский безмолвно кивнул, поскольку в тот момент, как ее пальцы коснулись его бедер, у него окончательно пропал голос. Решительно отстранив ее руку, он быстрыми движениями снял свои штаны и отбросив их в сторону, полностью обнаженный, прошел через комнату к ванне. Опустившись в горячую воду, наполненную благовониями, он немного пришел в себя.
   Эвелина осталась стоять на прежнем месте, опустив руки и глядя на него, словно ожидая его дальнейших приказаний. В неярком свете ночника, просвечивающего насквозь тонкое полотно ее ночной рубашки, Острожский отчетливо видел каждую линию ее великолепной фигуры.
   - Помоги мне помыться, - глубоко вздохнув, наконец попросил ее он, чувствуя, что больше не может терпеть тянущую боль в паху. Кто бы ни была эта девушка, он ее хотел, хотел так сильно и исступленно, как когда-то хотел Эвелину в рыцарском замке. Разница была в том, что эта прекрасная племянница хозяйки постоялого двора была ему доступна, он мог взять ее в любую минуту и любым способом, который бы он пожелал. Он был уверен, что она не будет возражать, она снова улыбнется ему своей восхитительной улыбкой сирены и с радостью отдастся ему.
   Эвелина подошла к дубовой ванне и наклонилась, чтобы поднять с пола мочалку и мыло, предусмотрительно положеные прислугой рядом с ванной.
   - Сними свою рубашку, ты замочишь ее, - хрипловатым голосом сказал князь.
   Эвелина с легкой насмешливой улыбкой взглянула на него, подобрала полы своей длинной ночной сорочки и изогнувшись, быстрым, по-кошачьи мягким движением стянула ее через голову. Острожский не мог сдержать сдавленный вздох при виде ее обнаженного совершенного тела, казавшегося бледно-перламутровым, словно молочно-жемчужным, в неярком свете ночной лампы.
   - Так лучше? - словно играя с ним, спросила она.
   Он немного помедлил, чтобы предательское желание не звучало так явно в его охрипшем голосе, и только потом произнес:
   - Да. Иди ко мне.
   Она гибким движением опустилась на колени перед ванной, взяла в руки кувшин с теплой водой, зачерпнула ладонью жидкое мыло и, прежде чем Острожский успел опомниться, ее нежные пальцы коснулись его волос.
   - Закройте глаза, князь, - прошептала она, намыливая его волосы.
   Острожский послушно закрыл глаз, испытывая невыразимое блаженство от медленных движений ее пальцев, касающихся его волос, и словно ласкающих кожу его головы. Наконец, она убрала руку, взяла кувшин и начала смывать пену с его волос все такими же медленными дразнящими движениями. В тот же момент одна из обнаженных грудей Эвелины случайно коснулась его щеки. Острожский почувствовал, как кровь буквально вскипела в его жилах от этого прикосновения. Не в силах сдержаться, он все еще с закрытыми глазами, на ощупь, поймал своими губами сосок ее груди. Лекий стон вырвался из уст Эвелины, она непроизвольно сделала движение навстречу его губам, ее рука с кувшином дрогнула.
   Острожский открыл глаза и встретился взглядом со светло-синими, томными, словно с поволокой, глазами Эвелины, нагнувшейся над ванной, ее лицо находилось буквально в нескольких сантиметрах от его лица. Она мягко отстранилась от него, снова зачерпнула рукой жидкое мыло из чашки и, не сводя с него глаз, медленно вылила мыло на его грудь. Затем ее пальцы все теми же дразнящими ласкающими движениями стали растирать мыло по его груди.
   Острожский почувстовал, что его терпению приходит конец.
   - Тебе будет несравненно удобнее, если ты присоединишься ко мне, Аглая, - пробормотал он, садясь в ванне и одним движением втаскивая ее в воду рядом с собой.
   Эвелина вскрикнула, очутившись на его коленях, и тут же рассмеялась.
   - Я еще не закончила, князь.
   - А я еще и не начинал, - низким от возбуждения голосом возразил Острожский, так же, не глядя, черпая из чашки жидкое мыло и накладывая его на грудь Эвелины.
   Его гибкие сильные пальцы ласкали ее груди, становясь все настойчивее и настойчивее, постепенно смещаясь от ее грудей к ее гладкому животу и ниже. Когда он увидел, как ее лицо подернулось легким румянцем, длинные темные ресницы прикрыли глаза, а дыхание участилось, он остановился на мгновение, отчего она вдруг открыла глаза и он увидел в них отражение его желания и отблеск такой же страсти, какая обуревала его собственное тело.
   - Я полагаю, мы можем завершить купание позже. Два года воздержания явно не пошли мне на пользу, - сквозь стиснутые зубы пробормотал Острожский, приподнимая ее тело и буквально насаживая ее на свой член, поднявшийся и застывший словно камень от возбуждения.
   Эвелина внезапно вспомнила подобную сцену, происшедшую на заре зарождения их отношений в охотничьем домике на берегу Ногаты, недалеко от Мальборка, и не могла удержаться от смешка.
   - Тебе нравится? - его гибкое сильное тело вибрировало под ней, пронзая ее плоть, она уперлась вытянутыми руками в его плечи, чтобы не упасть, ее длинные пушистые волосы, небрежно подхваченные на затылке, расплелись и шелковистыми волнами упали ему на грудь, на плечи и на лицо, мгновенно намокнув. Вода из ванны плескалась на пол целым веером брызг, вызванных его резкими движениями.
   - Просто невероятно, до чего я дошел, - наконец, почти простонал Острожский, в исступлении изливая в нее свое семя. - Будь ты проклята, ведьма, если ты еще жива! Вернись ко мне! Останься со мной! Черт бы тебя подрал! Эвелина!
   Эвелина вздрогнула от бессильной ярости, с которой он буквально выкрикнул ее имя. Его сильное тело внезапно обмякло под ней, она сделала было движение, чтобы, воспользовавшись этим, выскользнуть из его объятий, но он крепко прижал ее к себе руками, почти положив сверху на себя, и не давая освободиться.
   - Прости, я напугал тебя, - хрипло прошептал над ее ухом его голос. - Не уходи. Останься со мной.
   Совсем рядом от себя Эвелина видела его лицо, бледное, с капельками влаги на висках, с закрытыми глазами и крепко стиснутыми, словно от боли, челюстями. Его грудь вздымалась от прерывистого дыхания.
   "Какая же ты свинья, дорогой, - почти с нежностью подумала она, разглядывая его лицо. - Значит, совесть не дает тебе покоя? Ты честно пытался забыть меня, даже снова женился, лишив меня сыновей, но ничего не выходит? В одном ты прав, дорогой. Я действительно ведьма, потому что я не отпускаю тебя! И не отпущу! Не отпущу, пока у меня самой не разорвется сердце от мучений, вызванных твоим предательством!"
   Острожский медленно приходил в себя от внезапной вспышки страстного желания, вызванного близостью этой странной девушки, необычайно похожей на прекрасную племянницу гневского комтура, которую он любил. На какую-то секунду он снова подумал, что она так похожа на Эвелину, что могла на самом деле быть ею, но тут же отбросил эту мысль. Девушка была моложе, или казалась ему моложе Эвелины, может быть, из-за ее чрезвычайной стройности, больше похожей на худобу. Кроме того, она была явно искушенной в искустве любви, он видел проявление этого в ее чувственности, в ее дразнящей сексуальности, и почти обвинял ее в том, что ей удалось соблазнить его, ей, которая стала его первой и единственной женщиной после смерти или исчезновения Эвелины. Она шевельнулась на нем, прерывая его мысли, и он с ослепительной отчетливостью понял, что не сможет ее отпустить, по крайней мере, сейчас - даже от этого легкого движения у него моментально заняло дух и кровь снова мощно и неукротимо прилила к его чреслам.
   Неожиданно для Эвелины, он поднялся и встал во весь рост, ступая из ванны и, казалось, без всяких усилий удерживая ее на руках. Она обхватила его за шею, чтобы не упасть. Встретив ее испуганный взгляд, он не удержался от улыбки.
   - Нам будет лучше переместиться на постель, - прошептал он ей на ухо, двигаясь по направлению к кровати. - Потому что я снова хочу любить тебя, моя очаровательная сирена ... моя маленькая распутница... моя прекрасная мучительница...
   Наблюдая за ним через полуопущенные ресницы и со страстью возвращая ему его поцелуи, Эвелина мстительно подумала, что он еще не сознает подлинного значения сказанных им слов. Он еще не знает, что такое мучения, вызванные ревностью от преданной любви. Она никогда не изменяла ему, будучи его женой, она даже никогда не дарила благосклонных взглядов ни одному из бесчисленного сонма кавалеров, которые некогда толпились возле нее. Теперь она была твердо намерена провести его по этой тропе от начала и до конца. Он должен заплатить за все, что она пережила по его вине. Он заплатит ей мучениями любви за свою женитьбу.
   Она не успела додумать эту восхитительную по простоте мысль до конца. Острожский дошел до кровати, бросил ее на мягкую постель, и вслед за тем его сильное гибкое тело обрушилось на нее, мгновенно лишив ее возможности думать и изобретать планы возмездия, погрузив их обоих в безумную и вечную круговерть удовлетворения чувственного плотского желания.
  
  
  
   Глава 3.
  

Апрель 1424 г, Быстрицы, предместье Кракова, Польша

  
   Утром Острожский, стоя на верхней площадки лестницы, ведущей в общий зал, задумчиво смотрел на сидевших за столами людей, завтракавших в той расслабленной атмосфере постоялого двора, которая была так хорошо известна ему самому. Его внимание было приковано к гибкой фигурке светловолосой девушки, сновавшей между столами, приносившей пиво и квас посетителям. Ее длинные светлые косы подрагивали вслед ее движениям, она улыбалась и шутила со многими из молодых шляхтичей и пожилыми торговыми гостями, которых она, видимо, уже хорошо знала как посетителей постоялого двора ее тетки. Острожский с некоторой досадой ощутил, как в его сердце зашевелилась смутная ревность - девушка покинула его сегодня утром, когда он еще крепко спал, утомленный безумной любовной лихорадкой прошлой ночи. Он проснулся поздно, один, бессознательно потянувшись к ней, но тут же с досадой обнаружил, что его постель уже была пуста.
   Словно почувствовав его взгляд, Эвелина подняла голову, увидела высокую фигуру Острожского на верхней площадке лестницы, его холодное замкнутое лицо, сверкнувшие недовольством глаза, и забавляясь от мысли, что так хорошо понимает причину его неудовольствия, вдруг снова, как вчера вечером, улыбнулась ему томной чувственной улыбкой сирены, которая соблазняла его всю ночь. Острожский почувствовал, как огненная пружина вновь скручивается судорогой желания у него в паху. Со сдавленным проклятьем он развернулся и ушел в свою комнату наверху.
   Он был зол и растерян. События прошлой ночи потрясли его. Больше всего ему не нравился тот факт, что его собственное тело предавало его, реагируя на ласки этой шлюхи с постоялого двора. Его тело полагало, что она была Эвелиной. Ни к одной женщине за всю свою жизнь он не испытывал такой испепеляющей страсти, как к своей жене и к этой молодой распутнице с постоялого двора, улыбавшейся всем мужчинам подряд. Возможно, она и предлагала себя всем подряд, со злостью подумал он, так же, как откровенно и бесстыдно предложила вчера свое тело ему. Его ночи с женой были прекрасны, но он всегда помнил причиненную ей в замке боль и всегда старался быть с ней бережным и нежным. Он всегда старался не терять в постели головы, чтобы снова не причинить ей боли. Прекрасная шлюха, с которой он провел прошлую ночь, была гибкой и сильной, как клинок, и бесстыдной и чувственной, как вакханка. Она смела его с ног своим откровенным желанием и своими смелыми ласками, она выполняла любые его желания и предвосхищала самые смелые его фантазии. Впервые в жизни он, кажется, потерял голову в объятьях проститутки, утоляя ее и свое собственное желание с жадностью путника, иссушенного жаждой в пустыне. А сейчас она, казалось, дразнила его, демонстрируя ему ее власть над ним, а всем остальным - свою доступность.
   Хозяйка постоялого двора, пани Мария, с беспокойством покачала головой, заметив их безмолвный обмен взглядами, а затем холодное бешенство, сверкнувшее в ревнивом взгляде князя и скрытое торжество, отразившееся в глазах Эвелины.
   Князь так и не вышел к завтраку, он послал своего оруженосца с просьбой принести ему его еду в комнату. Пани Мария сделала это собственноручно.
   - Ваша светлость нездоровы? - осторожно спросила она, взглянув на хмурое лицо Острожского.
   - Ваша племянница, - подняв голову, резко произнес князь, - у нее есть муж, жених? Я никогда раньше не видел ее у вас.
   - Она вдова, - сказала пани Мария, вспоминая разговор с Эвелиной. - Овдовела совсем недавно, бедная девочка.
   - Что-то она не очень похожа на бедную девочку, - с кривоватой улыбкой сказал Острожский. - По-крайней мере, она совсем не кажется убитой горем.
   - Что вы хотите, ваша светлость, - пани Мария была сама дипломатичность, сочиняя на ходу. - Родители выдали ее замуж рано, за человека намного ее старше. Она не роптала, достойно несла свой крест. Кто может ее судить за то, что она хочет немного порадоваться вновь обретенной свободе?
   - Вы едете на праздники в Краков, дорогой князь? - воспользовавшись молчанием Острожского, поспешила перевести разговор в другое русло осторожная пани Мария.
   - Да, - коротко отвечал Острожский. - Но я бы хотел остановиться все это время на постой у вас.
   Он взглянул на хозяйку, на лице которой отразилось недоумение, и все с той же непонятной усмешкой добавил:
   - Конечно, это звучит непоследовательно и глупо, поскольку у меня два дома в Кракове, где я могу спокойно и с комфортом остановиться. Но сделайте скидку на то, что я мужчина, а ваша племянница очень красивая и весьма искушенная особа, которая мне понравилась. К несчастью, рабовладение отменили, и я не могу ее у вас просто купить, тем самым избавив вас от всех хлопот, связанных с тем, чтобы иметь меня своим постояльцем.
   Пани Мария с опаской посмотрела в жесткое красивое лицо молодого князя, который был широко известен и популярен в Польше благодаря своему родству со всеми польскими королевскими дворами и тому активному участию, которое он проявлял в дипломатической службе. Красота его жены и любовь, которая по слухам, связывала их, сделала в свое время чету Острожских предметом особого внимания со стороны менестрелей. Сейчас пани Мария вдруг посмотрела на него совсем другими глазами. Без сомнения, князь был достойным, но в то тоже время очень опасным человеком и его не следовало так дразнить, как делала это ее прекрасная постоялица. В этой внезапно вспыхнувшей между ними страсти было что-то такое необычайно интимное и подозрительное, что очень не нравилось пани Марии. Не нравилось так же сильно, как, она чувствовала, не нравилось это и князю Острожскому.
  
   Впрочем, Острожский уже не мог с собой ничего поделать. Он сумел убедить себя уехать в Краков и вернулся только к концу дня, усталый от толчеи при королевском дворе и от двадцатимильного путешествия верхом. Сидя за ужином в общей столовой в компании своих людей, он не поднимал от тарелки головы, делая вид, что не замечает, как ловские руки Эвелины ставили на стол кувшин с вином, бокалы и меняли ему блюда. Зная о том, что красивая девушка-племянница хозяйки провела ночь в постели князя по его приглашению, его свитские даже не делали попыток заигрывать с нею, как другие постояльцы. Напротив, молоденький оруженосец Острожского свирепо посматривал на шляхтичей, сидевших за соседним столом, которые, забавляясь его юношеским пылом, с каким он наблюдал за хорошенькой служанкой, нарочно шутили и смеялись с ней и делали ей комплименты. Только вставая из-за стола, по-прежнему не поднимая на Эвелину глаз, князь негромко сказал, казалось бы, в пустоту, но тем не менее всей кожей ощущая ее присутствие рядом с собой:
   - Я жду тебя сегодня вечером.
   Эвелина молча опустила длинные ресницы, затенив блеснувшие торжеством глаза. Нарочно протянув время почти до полуночи, она оказалась рядом с дверью комнаты князя в тот момент, когда он резким движением открыл ее, собираясь идти на ее поиски. Увидев стоявшую перед ним на пороге Эвелину, он подхватил ее на руки и без единого слова отнес на свое ложе, даже не позаботясь закрыть за собой дверь, которую тут же захлопнул за ним покрасневший до корней волос от того, что он увидел, молоденький оруженосец.
   Уже начало светать, когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, усталые и пресыщенные. Эвелина попыталась было подняться, чтобы уйти, но рука Острожского немедленно вернула ее на место.
   - Я хочу, чтобы ты осталась со мной.
   - Мне нужно помочь тетке на кухне, - прошептала она, уткнувшись лицом в его теплое плечо. - Отпустите меня, ваша светлость.
   Острожский еще крепче прижал к себе ее гибкое тело.
   - Нет.
   Она рассмеялась и слегка потерлась об его тело медленными, волнообразными подлаживающимися движениями, вызвав внезапный прилив желания в его крови, желания, которое он тут же, перекатив ее на спину, удовлетворил такими же сначала медленными, словно ленивыми движениями, а затем с все возрастающей силой и страстью.
   - Ваша светлость просто неутомимы! - задыхаясь, прошептала Эвелина. - Еще одна такая ночь, и я не смогу расстаться с вами. Только представьте, вы вернетесь домой, а я буду сидеть и скулить под вашими окнами, как приблудная собачонка. А потом одному из ваших людей придется меня пристрелить. Думаю, что это сделает ваш маленький храбрый оруженосец.
   - Он скорее умрет за тебя, моя прекрасная распутница, чем убьет тебя и расстанется с тобой, - пробормотал Острожский, не открывая глаз. - Тебя скорее убью я, если я снова проснусь утром и тебя не будет со мной рядом.
   - Уже утро, ваша светлость.
   - Ты снова хочешь покинуть меня?
   - Мне надо идти. Я должна помочь тетке на кухне.
   - Останься! - Острожский еще крепче прижал ее к себе, так что Эвелина возмущенно вскрикнула.
   - Вы раздавите меня!
   - Я договорюсь с твоей теткой.
   Острожский открыл глаза, приподнялся на локте и склонился над лицом Эвелины, лежавшей навзничь на постели, к которой он прижал ее своим сильным худощавым телом.
   - Я заплачу ей, и она наймет работницу, которая будет выполнять твою работу.
   Он коснулся губами ее губ и уже не мог оторваться. Его руки вновь заскользили по ее прохладному гладкому телу.
   - Это безумие какое-то! - между поцелуями почти весело пробормотал он. - Как я сожалею об отмене рабства! Я бы купил тебя и посадил рядом с собой на цепь!
   Тело Эвелины затряслось от сдерживаемого смеха.
   - Вот уж никак не могу представить вашу светлость в роли рабовладельца.
   - Почему? - он положил ей руку на грудь и медленным дразнящим движением сжал ее, слегка перекатывая между пальцами моментально затвердевшие соски ее грудей. - По-твоему, я недостаточно свиреп?
   - О нет! - она засмеялась. - Я имела в виду совсем другое. Говорят, что в отличие от многих, вы не так часто изменяли своей жене или посещали шлюх.
   - Боже мог, какой ужасный лексикон! - Острожский оторвался от нее и перекатившись на спину, прикрыл рукой глаза.
   Теперь уже Эвелина наклонилась над ним, ее длинные светлые волосы упали на его плечи и грудь, покрыв их блестящим золотистым покрывалом.
   - Я расстроила вас, ваша светлость? Простите меня.
   - Я прощу тебя только тогда, - сказал Острожский, открывая глаза и глядя ей в лицо. - Когда ты поклянешься мне, что отныне никогда не покинешь мою постель. Я слишком долго был один, чтобы отпустить тебя. Тебя, которая так похожа на Эву.
   - За то, что ты останешься со мной, ты можешь просить все, что угодно, - помедлив, свнова заговорил он, не отводя от ее взгляда своих темно-фиалковых глаз. - Кроме одного. Я не могу жениться на тебе. Я уже женат.
   Эвелина несколько раз смогнула от удивления.
   - Мне бы и в голову такое не пришло, ваша светлость! - тем не менее, быстро придя в себя, мягко сказала она, протягивая руку и касаясь своими пальцами его щеки. - Я вам не ровня.
   Острожский отвел ее пальцы от своей щеки и прижал к своим губам.
   - Я не хочу этого обсуждать, но, поверь мне, проблема совсем в другом. Будь я свободен или уверен в том, что я свободен, я бы без колебаний привел тебя в свой дом. Мои сыновья стали бы твоими лучшими друзьями. Они так скучают без матери, а ты очень похожа на нее. Ты любишь детей, Аглая?
   - Да, - помедлив сказала Эвелина, сглотнув ком, вставший в горле, когда она поняла смысл его слов.
   Он с внезапным ревнивым интересом посмотрел на нее, словно видел впервые.
   - Твоя тетка сказала мне, что ты была замужем. У тебя есть дети?
   - Да, - снова односложно повторила Эвелина.
   Она провела пальцем по его четко очерченной верхней губе. Он тут же мягко прикусил подушечку ее пальца.
   - У меня две маленькие дочки, двойняшки.
   - На кого они похожи? На тебя? - помолчав, спросил он через некоторое время, которое понадобилось ему, чтобы обуздать неожиданный для него порыв жестокой ревности, вызванной самой мыслью о том, что другой мужчина не только касался ее, но и посеял в ее тело семена своей жизни.
   - В общем и целом, да, - рассеянно и неохотно, как показалось ему, ответила она, и ту же задала встречный вопрос: - На кого похожи ваши сыновья? Это ведь дети от вашего первого брака, не так ли?
   Чуть нахмурившись, он с интересом смотрел на нее.
   - Первого брака? Что ты имеешь в виду, Аглая?
   - Это дети Гражины? - спросила Эвелина, нарочито называя себя тем именем, которое присвоили ей литвины князя Витовта.
   - Да! - неожиданно сухо и резко сказал Острожский. - У меня нет детей от кого-либо другого!
   - Не стоит так гневаться, мой князь. Я не имела в виду ничего плохого, - Эвелина положила руку на твердые пластины мускулов у него на груди и, наклонившись, нежно поцеловала его в морщинку, образовашуюся между его нахмуренных бровей, а потом легко провела по этому месту своим пальцем.
   Он глубоко вздохнул и, как ей показалось, расслабился. Снова притянув ее к себе, он тесно привлек ее к своему телу, положил ее голову себе на плечо, касаясь губами светлой макушки. Вдохнув запах ее волос, он испытал ни с чем не сравнимое ощущение присутствия Эвелины, именно ее, а ни кого-либо другого.
   - Расскажи мне о своих сыновьях, князь, - помедлив, неожиданно предложила она.
   Острожский долго молчал.
   - Моему старшему сыну почти двенадцать лет, - наконец, произнес он, когда Эвелина уже не ожидала, что он ей ответит, рассеянно наматывая на свои пальцы прядь ее блестящих золотистых волос. - Второму сыну в этом году исполнится шесть. Анри, старший, любимец моей матери, живой и быстрый, как огонь. Даниэль, младший, слабость моего деда, спокойный и независимый, как земля. Ты сможешь увидеть их, если останешься со мной. Оба, к сожалению, становятся все больше и больше похожи на меня.
   - Разве это не самое большое счастье для мужчины, иметь сыновей, похожих на него? - спросила Эвелина, улыбаясь и отворачивая от него лицо, чтобы скрыть слезы, выступившие на ее глазах от мысли о том, что если она согласится с предложением князя, то она сможет скоро увидеть своих сыновей.
   - Да, конечно, - согласился он. - Но я бы предпочел иметь еще пару дочек, похожих на мою жену. И, может быть, еще одного сына.
   - У вас еще все впереди, - сказала Эвелина, ласково высвобождая из его рук пряди своих волос.
   - Ты родишь мне сына? - пошутил он, внезапно снова возбуждаясь от мысли о том, что он действительно может сделать и признать ребенка от этой прекрасной девушки, так похожей на его жену. Если он потерял Эвелину, то может быть... Он не успел додумать эту мысль до конца.
   - У меня есть жених, князь, - ровным голосом сказала Эвелина, в глубине души оскорбленная тем, что он, несмотря на все слова любви к ней, своей жене, не только повторно женился через полгода после ее изчезновения, но теперь еще и предлагает какой-то девке с постоялого двора занять место жены в его постели и подарить ему сыновей.
   - Жених?!
   В голосе Острожского прозвучало такое открытое и искренне недоумение, что Эвелина не смогла удержаться от усмешки.
   - Вы удивлены, мой князь? - спросила она, привстав на постели, опершись ладонью своей руки об его грудь.
   - Я как-то не думал об этом, - с досадой сказал Острожский, прикрывая ресницами начавшие наполняться гневом глаза. - Кто он, мещанин? Трактирщик или лавочник?
   Эвелина забавлялась презрением, просквозившим в голосе Острожского. Когда она отвечала ему, она постаралась вложить в свои слова как можно больше восхищения.
   - Нет, ваша светлость, он мелкий шляхтич. Из того же круга, что мой первый муж. Это очень выгодная партия для меня! Он молод, ведь мой первый муж был стар.
   - Ты что же, любишь его? - спросил Острожский голосом, не предвещающим ничего хорошего ни Эвелине, ни ее жениху.
   Эвелина рассмеялась и прижалась губами к его груди.
   - Конечно же, люблю! Ну что вы, как маленький, право слово, ваша светлость!
   Острожский с мурашками чувственного восторга ощутил как ее проворный язычок начал обводить круги вокруг одного из сосков его груди.
   - Мне же нужно выйти замуж, найти мужчину, который позаботится обо мне и о моих малышках. Может быть, даже о ребенке, которого я могу зачать от вас.
   Острожский почувствовал, как его желание мгновенно испарилось, уступив место гневу, вызванному ее словами.
   - Я способен сам позаботится о детях, которых я сделал! - резче, чем намеревался, сказал он, поднимаясь на локтях и садясь в постели, устремив на нее сердитый взгляд.
   - Вы хотите сказать о ваших бастардах? - подкупающе мягко спросила Эвелина, проводя языком длинную влажную полосу по его груди и чувствуя ответный трепет, прошедший по его телу, а потом словно нехотя отстраняясь от него и глядя в его лицо своими странными светло-синими глазами. - Вы ведь не можете жениться на мне, князь? Ну же, не упрямьтесь. Разве у меня, мещанки, годной только на то, чтобы наслаждаться со мной в постели, не может быть никого другого? Не может быть мужа, который будет закрывать глаза на мои забавы с богатым шляхтичем? Будьте же справедливы и благоразумны, как все мужчины! Господь велел делиться.
   - Нет! - быстро сказал Острожский, почти с негодованием глядя на нее и чувствуя себя обделенным от одной мысли о том, что ему придется делить ее с кем-нибудь другим. - Ты принадлежишь мне. Ты - моя! Я не позволю тебе выйти замуж!
   Эвелина некоторое время молча смотрела на него, а потом, резко отстранившись, вырвалась из его объятий и гибко, как кошка, вскочила на ноги.
   - Я свободная женщина, хотя, может быть и распутная, как вы изволили заметить, князь, - с легкой насмешкой в голосе сказала она, поднимая с пола свою сорочку и неторопливо натягивая ее на себя через голову. - Я провела ночь с вами потому, что хотела этого. Теперь я ухожу, тоже потому, что я так хочу. Но успокойтесь, мой милый князь, вы мне нравитесь. Если вы захотите, сегодня ночью я снова приду к вам.
   - Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне в постель, - обманчиво спокойным голосом сказал Острожский.
   - А я хочу луну, - так же спокойно сказала Эвелина, останавливая на нем взгляд своих странных светло-синих глаз. - И еще ключ от пещеры Али-Бабы.
   Острожский недоверчиво разглядывал ее, удивляясь спокойной дерзости, делавшей ее еще более похожей на Эвелину. Затем, встав в постели в чем мать родила, подошел к ней. Ничто не дрогнуло в лице этой прекрасной загадочной девушки, с изумлением отметил он. Оно осталось по-прежнему чистым и безмятежно спокойным, несмотря на то, что присутствие рядом с ней князя, с опасно блестевшими гневом глазами, высокого, почти на голову возвышающегося над ней, сильное тело которого было покрыто пластинами хорошо развитых мускулов, словно латами, - могло напугать и более сильного человека. Вскинув голову, она с вызовом смотрела ему в лицо. Это была Эвелина, он был почти уверен в этом.
   Смутные тени подозрения вновь зашевелились в его груди.
   Эвелине не нравился пристальный взгляд его темно-фиалковых глаз, которые внезапно прищурились, словно от яркого света.
   - Я увезу тебя с собой в Краков, а потом в Литву, - наконец, сказал он, не сводя глаз с ее прекрасного лица. Его голос внезапно смягчился, в то время как выражение его глаз все еще оставалось напряженным. - Ты будешь принадлежать только мне одному. Я хочу полностью и безраздельно владеть тобою. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной!
   Эвелина тихонько рассмеялась, пытаясь разрядить обстановку.
   - Вы с ума сошли, князь! У вас же семья, дети. Вы что же, думаете, что ваша жена будет мириться с моим присутствием?
   - Это не твоя забота, Аглая.
   Его глаза внезапно вспыхнули гневом и подозрением.
   - Или, может быть, все-таки, Эвелина?!
   Он взял в свои руки кисти ее рук и, зажав их, как в тисках, развернув ее ладони тыльной стороной, бросив взгляд на ее тонкие запястья.
   - Сейчас мы узнаем, кто же ты такая, моя прекрасная ведьма!
   Эвелина даже глазом не повела, хотя прекрасно поняла, что он искал. Безобразных бугристых шрамов на ее запястьях, оставшихся с того времени, как она пыталсь перерезать себе вены в Гневно двадцать лет тому назад, после ее похищения комтуром Валленродом, больше не было. Во время ее бегства от Лусии и князя Ямонта, она снова сильно повредила руки, ободрав запястья почти до костей, пытаясь избавиться от стягивающих ее руки веревок. Когда они с Селимом добрались до Венеции и граф Энрике Контарини, наконец, имел шанс рассмотреть во что превратились руки его прекрасной польской кузины, он сначала пришел в ужас, а потом поручил ее заботам известного в Венеции мавританского врача. Через год, благодаря его стараниям, раны на запястьях Эвелины зажили почти без следа.
   Ей доставило подлинное удовольствие увидеть разочарование, отразившееся на лице Острожского, втайне надеявшегося и в то же время страшившегося, что эта странная девушка может оказаться его покойной женой.
   - Вы что-то сказали, ваша светлость? - с любопытством спросила Эвелина. - По-вашему, я ведьма и поэтому могу превращаться в вашу покойную жену? Для того, чтобы вы могли блудить со мной, забыв вашу нынешнюю жену?
   - Немедленно замолчи! - Острожский тряхнул ее так, что у нее бессильно мотнулась из стороны в сторону голова. - Эвелина жива!
   Эвелина толкнула его в грудь и решительно попыталась освободиться от его рук.
   - Если она жива, зачем вам я?
   - Ее со мной нет!
   - Так ищите ее! Ладно, я согласна с тем, что мужчины такие животные, что даже при большой любви к одной женщине они хотят другую. Но зачем вам нужно превращать меня в вашу рабыню? Я хочу выйти замуж за моего жениха! Но я могу быть и с вами. Что вам еще нужно?
   - Я не хочу тебя ни с кем делить! - упрямо повторил он.
   Длинные волосы Эвелины падали на лицо, мешая ей рассмотреть выражение его глаз. Она никак не могла понять причин его упрямства. Какая ему разница, кто действительный муж этой девушки с постоялого двора, с которой он решил позабавиться? Почему он так жесток к этому бедному созданию, вынужденному продавать себя за возможность обеспеченной жизни одному человеку и возможность любить и быть любимой - другому? Однако он явно не хотел отвечать на этот вопрос. Ревность, мрачно подумала она. Взрослые мужчины, как дети, такие странные созданья, что могут ревновать даже без любви, только потому, что кто-то посягнул на их игрушку.
   - Да отпустите же меня, наконец, князь! - возмутилась она, пытаясь стряхнуть с себя его руки. - Вы меня сломаете!
   Острожский помедлил и, наконец, словно нехотя разжал свои пальцы, сжимающие ее запястья.
   - Извини.
   Освободившись от его крепкой хватки, Эвелина поспешила к двери.
   Даже не обернувшись на его короткое: "До вечера!", она выскочила из его покоев, бесшумно пробежала босыми ногами по коридору и, заскочив в свою комнату, закрыла на защелку дверь. "Боже мой, я сошла с ума! - прошептала она, падая на свою застеленную кровать. - Что я такое вытворяю! Все может открыться в любую минуту! Просто чудо, что он еще не сумел меня узнать!"
  
  
  
   Глава 4.
  

Апрель 1424 г, Краков, Польша

  
   Оставшись один, Острожский рухнул на кровать и почти мгновенно уснул. Оруженосец разбудил его через пару часов, как только рассвело. Отдав скупое распоряжение, что они вдвоем покидают Быстрицы сегодня утром и вернутся сюда к ночи, Острожский прошел через холл, поздоровался с пани Марией и, отказавшись от завтрака, вскоре покинул постоялый двор.
   К полудню этого же дня они были уже в Кракове. Отдав загнанного коня на попечение подоспевшего Гунара, Острожский, не отвечая на вопросы встревоженного литвина, матери и экономки Аделины, которая давно уже стала членом семьи, прошел к себе в покои, переоделся и, захватив с собой Марио, снова покинул дом.
   - Какая муха его укусила? - недоумевала Алиция Острожская, княгиня Ремгольд, обращаясь к Аделине вечером того же дня.
   - Все его люди в один голос говорят о прекрасной светловолосой девушке, племяннице хозяйки постоялого двора близ Кракова, с которой он якобы провел несколько ночей, - осторожно сказала Аделина.
   - Какой бред! - возмутилась княгиня Ремгольд. - Я вот уже два года пытаюсь заставить его переспать хоть с кем-нибудь, чтобы снять это невероятное напряжение, в котором он живет после смерти Эвелины! И что же? Он вообще смотреть ни на кого не хочет! Какая, к черту, девушка с постоялого двора! Он упрям, как мул, этот однолюб!
   - Тем не менее, Марио был просто поражен сходством этой девушки с покойной Эвелиной, - все также осторожно произнесла Аделина, дождавшись, пока княгиня успокоится.
   - Кто такой Марио? - нервно спросила Алиция Острожская. - Его оруженосец, что ли? Этот мальчишка? Да он никогда не видел и не мог видеть Эвелины! Он слишком молод для того, чтобы помнить ее!
   - Марио был оруженосцем князя пять лет назад, в Литве. Он был хорошо знаком с Эвелиной.
   - Да что же это такое! - еще больше разнервничалась Алиция Острожская. - Когда же все это закончится! Такое впечатление, что призрак Лусии вечно будет вредить нам, даже из могилы! Будь она проклята, эта ведьма! Это она виновата в гибели Эвелины! Это мы не смогли ее уберечь!
   После того, как княгиня Ремгольд разразилась подобной тирадой, Аделина поняла, что ей необходимо срочно успокоить ее, пока она не довела себя до истерики. Она заварила ей мятный чай с травами, напоила ее полученным напитком и отправила в постель.
  
   Острожский застал барона Карла фон Ротенбурга, нынешнего князя Радзивилла, на внутреннем дворике его дома в Кракове, фехтующим со своими сыновьями, почти одиннадцатилетним Зигмунтом и девятилетним Каролем.
   - Святые угодники, князь Острожский! - закричал Карл, бросая шпагу. - Какими судьбами! Эльжбета недавно вспоминала о тебе! Зига, веди князя в дом. Ролло, беги за своей матерью!
   - Что-то случилось? - спросил он Острожского, когда вся компания расселась в гостиной, и прислуга немедленно принесла им холодный лимонад, оказавшийся так кстати в жаркий полдень.
   - Он видел Эву! - почти обвиняющим тоном ответила за него Эльжбета, стремительно входя в гостиную.
   - Не может быть! - поразился Карл. - Она что, материлизовалась ниоткуда? Вам обоим голову напекло!
   - Я встретил девушку, как две капли воды похожую на Эвелину, - сказал Острожский, вставая и подходя к Эльжбете, чтобы по польскому обычаю, поцеловать ей руку в знак приветствия. - У нее такой же цвет глаз, такой же запах волос, она так же смотрит, так же улыбается и так же невероятно красива, как Эвелина. За исключение того, что на ее запястьях нет шрамов, и она кажется моложе, чем была бы сейчас Эвелина.
   - Ты ему веришь? - повернувшись к Эльжбете, спросил Карл.
   Эльжбета помолчала, прежде чем осторожно ответить:
   - Несколько дней тому назад какой-то незнакомый мальчик оставил у дворецкого письмо, адресованное мне. В нем было всего несколько фраз, это скорее записка. Кроме того, она не подписана.
   - Почему ты решила, что она имеет отношение к Эвелине? - удивился Карл.
   - Прочти, - Эльжбета порылась в кармане платья и протянула мужу кусок ровно обрезанного пергамента.
   Две мужские головы чуть не столкнулись, наклонившись над бумагой, стараясь разобрать несколько строк, написанных четким почерком, который мог принадлежать кому угодно.
   "Спешу сообщить, что ваш сын стал женихом, согласно нашему договору. Несмотря на смерть принца, я намерена держать слово".
   - Это какой-то бред! - вскричал Карл, первым прочитав записку и ничего не поняв из нее.
   Острожский закончил читать и вопросительно посмотрел на Эльжбету.
   - Тебе о чем-то говорит это письмо, моя дорогая кузина?
   Эльжбета задумчиво рассматривала напряженное лицо Острожского.
   - Честно говоря, я уверена, что записку писала Эва, или, возможно, она диктовала ее кому-то другому. Я знаю, что она имела в виду, и что она хотела сказать. Но есть несколько вещей, которых я не понимаю.
   - О, всего-то несколько вещей! - вскричал Карл. - Я вообще ничего не понимаю! Но не торопись нам это объяснять, моя дорогая! Прошу, помучай нас еще немного! Мне, например, совсем неинтересно знать почему это наш сын стал в одночасье женихом? И какой именно сын, ведь у нас их три!
   Эльжбета искоса посмотрела на Острожского, а потом повернулась к Карлу и ответила:
   - Много лет назад, еще перед нашей с тобой свадьбой, мы с Эвой заключили тайное соглашение. Глупость, право слово, но мы обе были немного расстроены и напуганы теми событиями, которые тогда происходили в нашей жизни. Мы поклялись, что мой первый сын, при условии, что это будет сын Карла, получит в жены дочь Эвы и Острожского.
   - Ты хочешь сказать? - растерялся Карл и не закончил фразу.
   - Я ничего не хочу сказать, - неожиданно резко сказала Эльжбета и посмотрела уже на Острожского. - Я полагаю, что в этой записке Эва хочет сообщить, что, во-первых, она жива, и во-вторых, что у нее родилась дочь.
   - И в-третьих, что это моя дочь? - поднял бровь Острожский. - Это невозможно. Даже если она жива, ее дочь не может быть моим ребенком!
   - Может, - мягко сказала Эльжбета, качая головой. - Эта девочка может быть твоей дочерью, если Эва была беременна перед тем, как изчезла из вашего дома!
   - Это невозможно! - повторил Острожский, нахмурившись.
   В его мозгу вдруг возникла фраза, сказанная прекрасной племянницей хозяйки постоялого двора на вопрос, есть ли у нее дети. Тогда она сказала, что у нее две маленькие дочки. Две?! Если она Эвелина, и Эльжбета права, то это должна быть, по-крайней мере двойня! У него в роду никогда и ни у кого не было двойни. Но если принять во внимание тот факт, что Эвелина изчезла почти пять лет назад.... Отчаявшись сосчитать возможный возраст предполагаемого ребенка Эвелины, он вскоре запутался и вопросительно посмотрел на Эльжбету, словно спрашивая ее о помощи. Литвинка наблюдала за ним, тщательно скрывая усмешку.
   - Ее ребенку, точнее вашей дочери, если это твой ребенок, мой дорогой кузен, должно быть около четырех лет. Плюс-минус пару месяцев. Судя по твоему напряженному выражению лица, твоя загадочная девушка с постоялого двора упоминала о маленькой дочери?
   - Да, - коротко подтвердил Острожский. - Кроме этого, она говорила что-то о старом муже, который умер.
   - Здесь и начинаете самое интересное, - задумчиво сказала Эльжбета. - Почему она считает тебя умершим?
   - Что-о? - в один голос воскликнули оба мужчины.
   - В записке ясно сказано о смерти принца, и о том, что вопреки этому, она готова держать слово.
   - Если Эвелина жива, - сказал Карл, - я уверен, что она достаточно ловка и умна, чтобы получить сведения о том, что Острожский жив и по-прежнему на военной и дипломатической службе.
   - Браво, Карл! - насмешливо похвалила его Эльжбета. - Значит, она предпочитает считать его мертвым. Другими словами, она считает, что он умер для нее.
   - Что же это может значить? - удивился Карл. - Уж слишком интеллектуально и запутано для меня, моя дорогая. Говори скорей, я всего лишь бедный тупой рыцарь, который гораздо лучше машет мечом, чем разгадывает твои загадки. Может быть, наш дипломат уже понял, в чем дело, но для меня это не под силу.
   Острожский отрицательно покачал головой, хотя на лице его было задумчивое выражение.
   - Я полагаю, - начала Эльжбета, подозрительно глядя на Острожского, - что Эвелина узнала о каком-то неблагоприятном поступке моего дорогого кузена, который очень расстроил ее лично. Расстроил так, что она сочла нужным вычеркнуть его из своей жизни.
   Теперь уже на лице Острожского появилось выражение изумления, подобное выражению на лице Карла Ротенбурга.
   - Может быть? - задумчиво начал говорить Карл, в свою очередь с подозрением посмотрев на Острожского, но тот, немедленно догадавшись о ходе его мыслей, прервал его гневным восклицанием:
   - Ты думаешь, что у меня хватило бы ума снова пойти в загул после того, что она устроила мне в прошлый раз?!
   - Ну даже не знаю, - задумчиво протянул Карл Ротенбург. - У всех, знаешь ли, время от времени бывают грешки.
   Эльжбета метнула на него свирепый взгляд.
   - Я думаю, что здесь что-то более серьезное, - сказала она. - Не думаю, что дело касается очередной интрижки моего красивого кузена на стороне.
   - Да что же, в самом деле вы все время инкриминируете мне неверность! - возмутился Острожский. - С того злосчастного момента, когда мне, пьяному в дым, и расстроенному откровениями моего дедушки перед королями, попалась эта итальянская шалава Энрике Контарини, я не коснулся ни одной женщины, кроме моей жены!
   - Ложь! - хладнокровно сказала Эльжбета. - Ты ведь переспал с этой девушкой с постоялого двора, не правда ли? Той самой, которая, как ты сказал, просто невероятно похожа на Эву.
   Острожский с досадой посмотрел на кузину, удивленный ее проницательностью.
   - Откуда ты это взяла?
   - Все эти твои патетические восклицания о запахе ее волос, цвете ее глаз и вкусе ее губ, - отмахнулась от него Эльжбета.
   - Я ничего не говорил о вкусе губ! - запротестовал Острожский.
   - Молчи уж, - добродушно сказал Карл. - Ты бы видел свое лицо в этот момент! Общение в Витовтом на тебя плохо действует. В Польше ходят легенды о сластолюбии великого князя.
   - Итак, расскажи нам об этой девушке, - вмешалась Эльжбета. - Если она так похожа на Эву, почему ты сомневаешься, что это она?
   - Она не узнала меня, - некоторое время помолчав, вловно собирая воедино осколки своих впечатлений, задумчиво проговорил Острожский. - Точнее, даже не так. Она узнала меня, как князя Острожского, и это все. Я говорил с ней наедине, она называла меня ваша светлость и вела себя так, как полагалось вести себя мещанке.
   - Это еще ни о чем не говорит, - прищурилась Эльжбета. - Точнее, подтверждает ту версию, что она не хочет тебя знать.
   - Кроме того, она, - Острожский запнулся, но потом с видимым усилием все-таки продолжил, - именно она была инициатором нашего сближения. Мне неудобно об этом говорить, потому что Карл будет смеяться, но эта девушка буквально соблазнила меня.
   Карл Ротенбург действительно громко фыркнул.
   Недовольно взглянув на него, Острожский сказал, обращаясь к Эльжбете:
   - У меня и в мыслях не было переспать с ней, когда я пригласил ее в свою комнату. Я был так поражен ее сходством с Эвой, что не думал ни о чем другом. Мне вдруг на минуту показалось, что я нашел ее. Я смотрел на нее и не мог поверить своим глазам. А потом она как-то смело и даже дерзко сказала, что я ей нравлюсь и предложила мне себя.
   - Бедный Острожский! - хохотнул Карл. - Куда не ткнешься, в Польше или Литве, кругом одни влюбленные в него бабы! Только не говори мне, что ты до сих пор не научился, как с ними обращаться!
   Эльжбета внимательно смотрела на Острожского. Подбадриваемый ее взглядом, Острожский все также несколько обескуражено продолжал:
   - Я знаю, это трудно понять, но при всех наших чувствах друг к другу, Эвелина никогда не была инициатором физического сближения, это всегда происходило по моей инициативе. Я полагал, что это одно из проявлений той глубокой травмы, которую ей нанесли события времен ее молодости, происшедшие в замке. Это девушка... Эли, пойми! При всем ее сходстве с Эвелиной, она вдруг предлагает мне себя... она дразнит меня... она касается меня... она снимает одежду... она в буквальном смысле соблазняет меня.... Она, которая внешне выглядит как копия Эвелины! Она делает то, что я только мечтал, сможет в один прекрасный день сделать Эвелина! Я не мог устоять.
   - Стало быть, при всем своем внешнем сходстве, она вела себя так, как никогда не могла вести себя Эва, - подвела итог Эльжбета. - И ты в это поверил?
   - Более того, ее запястья чисты! Ты помнишь те ужасные шрамы, которые она получила, несколько раз пытаясь резать себе вены в Гневно!
   - Ну, не такие уж они ужасные, - возразила Эльжбета.
   - Но их нет!
   - Словом, ты был сбит с толку. Что произошло потом?
   - Потом я предложил ей пойти ко мне в содержантки. Я сказал, что она напоминает мне женщину, которую я очень любил, но которую я потерял.
   - Боже, как оригинально! - поморщилась Эльжбета. - Если бы это была Эва, которая хотела бы тебя испытать, как ты думаешь она бы себя почувствовала?
   -Что же я, по-твоему, должен был предложить ей руку и сердце?!
   - Это, по крайней мере, звучало бы не так оскорбительно!
   - Эли, эта девушка не Эвелина! Она мещанка! Я не могу да и не хочу на ней жениться! Кроме того, нет никаких оснований утверждать, что Эвелина мертва. Так что по всем законам, я женат. Я так и сказал ей об этом.
   - Ты сказал ей что? - внезапно вскинулась Эльжбета.
   - Я сказал ей, что я женат!
   Эльжбета помолчала, а потом тихо спросила:
   - А если это Эва? Если она вернулась в Польшу для того, чтобы найти тебя и посмотреть, что происходит? Если она хотела к тебе вернуться? Ты понимаешь, что она подумает?! Она подумает, что ты женат!
   - Этого не может быть! - категорично сказал Острожский. - Это девушка не может быть Эвелиной!
   - Ты сам не ведаешь, что говоришь! Если бы ты был уверен в том, что эта девушка не Эвелина, ты бы никогда не пришел ко мне. Значит, ты сомневаешься. Сколько времени ты провел с ней?
   Острожский помедлил, прежде чем неохотно ответить.
   - Около недели.
   Карл насмешливо присвистнул, но, встретив яростный взгляд Эльжбеты, запрещавший ему что-либо говорить, промолчал.
   -Когда ты предложил ей остаться с тобой? - убедившись в том, что муж понял ее намек, продолжала свой допрос Эльжбета Радзивилл.
   - Вчера, - коротко ответил Острожский.
   - Хочешь, я скажу тебе, как она на это отреагировала? - вздохнув, спросила Эльжбета.
   - Хочу.
   - Она сказал тебе, что у нее есть другой мужчина, и ушла.
   - Ты шутишь! - не выдержав, возмутился Карл. - Мещаночка никогда бы не сделала такого. Она бы повисла на князе, принце крови, до тех пор, пока он захотел бы ее содержать, а потом нашел ей мужа, согласного воспитывать его внебрачных детей.
   - Эва бы поступила так, как я сказала, - строго заметила Эльжбета. - Что сделала твоя мещанка, Зигмунт?
   - Не называй меня этим именем! - огрызнулся Острожский. - Ты же знаешь, это имя моего убитого брата!
   - Так что она сделала?
   - Все как ты напророчила, Эли! - с досадой ответил Острожский. - В добавление к этому, она заявила, что не хочет участи бастардов для детей, которые могут получиться от нашей связи!
   - Это ответ дворянки! - присвистнул Карл Ротенбург, посмотрев на жену.
   Эльжбета смотрела на Острожского, который также не мог оторвать от ее лица напряженного взгляда.
   - Я думаю, что Эвелина, - почти прошептала, наконец, литвинка.
   Окончательно потеряв терпение от ее ответа, начиная сомневаться, Острожский вскочил на ноги.
   - Я уверен, что ты ошибаешься, но для того, чтобы доказать это, я должен вернуться в Быстрицы! Я еду немедленно!
   Выходя из комнаты, он обернулся и со слабой улыбкой на губах спросил, обращаясь к Эльжбете:
   - Могу я привезти ее сюда, чтобы показать тебе, Эли? Я хочу, чтобы ты своими глазами посмотрела на нее и уверилась, что это не Эвелина.
   Эльжбета пожала плечами:
   - Не хочу расстраивать тебя, кузен, но я почти уверена, что Эва уже далеко. Если это было испытание, ты его с блеском провалил.
   - Если это была она! В чем я сомневаюсь.
   Когда за ним закрылась дверь, Эльжбета взглянула на мужа.
   - Мне это не нравится, Карл. Поезжай за ним. Не дай ему делать глупости.
   - Ты думаешь, это Эвелина? - помолчав спросил Карл.
   - Я не знаю. Я хочу, чтобы ты посмотрел на девушку и составил свое собственное мнение о ней.
   - Честно говоря, я не могу представить, как можно спутать Эвелину Валленрод с кем-либо другим! - честно высказал свое мнение Карл.
   - Я тоже. Поэтому я хочу, чтобы ты поехал за ним.
  
  
   К ужину, когда в столовую дома Острожского спустились все домочадцы, включая детей, князя и княгиню Ремгольд, оказалось, что Острожский так и не вернулся домой.
   - Куда он делся? - не могла опомниться от изумления княгиня Ремгольд. - Что вообще происходит? Может быть он отправился ко двору?
   - Один?! - возопила Аделина. - Все его люди на месте!
   - Его светлость сказал, что снова будет ночевать в Быстрицах, - слабо прозвучал среди всеобщего гвалта голос Эриха, тринадцатилетнего мальчика-оруженосца Острожского.
   Все разом замолчали и уставились на смущенного таким вниманием к своей персоне мальчика.
   - Он уехал один? - наконец, обыденным голосом поинтересовался Гунар, стараясь разрядить напряженность обстановки.
   - С ним отправился Марио.
   - Замечательно! - вскричала Аликнягиня Ремгольд, усаживаясь за обеденный стол. - Луи всегда отличался просто возмутительной независимостью. Примем это за данность. По-крайней мере, он в здравом уме, что не тащит эту дочь трактирщицы к себе в дом!
  
   Глава 5.
  

Апрель 1424 г, Быстрицы, предместье Кракова, Польша

  
   Во второй половине следующего после отъезда из Быстриц Острожского дня, неожиданно вернулся из Кракова посланный туда почти две недели назад один из уцелевших людей Эвелины, Кристофер Моран. Он привез увесистый мешочек с деньгами, полученный от итальянских банкиров, которых с лихвой должно было хватить на обратное путешествие. Он также сообщил Эвелине, что по последним слухам, ее муж, князь Острожский, находится не в Литве, как они предполагали, а вместе с великим князем Витовтом в Кракове, для того, чтобы присутствовать на торжествах по случаю очередной свадьбы польского короля с дочерью витебского князя.
   Эвелина и Кристофер встретились на сеновале, так как все помещения постоялого двора были буквально забиты приезжей шляхтой, и Эвелина вовсе не хотела, чтобы кто-нибудь из них подслушал их разговор.
   В ответ на сообщение Кристофера о князе Острожском она только махнула рукой.
   - К сожалению, твоя новость давно протухла, Крис. Он провел последние ночи на этом самом постоялом дворе! - с горечью сказала она.
   Глаза молодого человека округлились, когда она с непонятной ему усмешкой добавила:
   - Более того, он провел их в моей постели!
   - Вы с ума сошли, моя прекрасная сеньора! - обретя дар речи, закричал он. - Разве можно так рисковать!
   - Рисковать? - удивилась Эвелина. - Чем это я рисковала, скажи на милость?
   - Он мог вас узнать! Он мог предъявить свои права на вас! И тогда бы вас никто не смог от него спасти!
   - Ты сам не знаешь, что говоришь, Кристоф. Он женат. Он не может предъявить на меня права. Кроме того, он принял меня за другую.
   - За другую? - тупо переспросил молодой человек. - Как можно принять вас за другую? Он что, слепой?!
   Эвелила с трудом подавила нервный смешок.
   - Я, право, даже не знаю, что на это сказать. Ты сам посмотришь.
   - Разве мы не уезжаем?
   - Уезжаем, - подтвердила Эвелина, с беспокойством глядя через плечо молодого человека на фигуру, появившуюся в дверях сеновала и загородившую свет.
   Кристофер заметил ее взгляд и обернулся к дверям только для того, чтобы увидеть вошедшего на сеновал князя Острожского. Холодное, с жестким выражением, лицо князя не предвещало ничего хорошего. Его быстрый взгляд отметил небрежность в одежде Эвелины и молодого человека, черты которого показалось ему смутно знакомыми, а также сухие соломинки, застрявшие в волосах Эвелины, распущенных по плечам и спине. Лицо князя потемнело от сдерживаемого гнева, вызванного приступом неожиданной для него самого ревности.
   - Могу я поговорить с вами, сударыня? - тем не менее, с подчеркнутой вежливостью спросил он, глядя только на Эвелину.
   - О чем, ваша светлость? - с такой же преувеличенной кротостью спросила Эвелина. - В настоящий момент я занята.
   - Заняты с этим молодым человеком, надо полагать? - резко спросил князь. - Надо полагать, вашим женихом?
   Эвелина помедлила, моля бога о том, чтобы у Кристофера хватило соображения потихоньку ускользнуть с сеновала пока она будет говорить с князем. Чтобы дать ему время скрыться, она решилась на отвлекающий маневр.
   Острожский едва не вздрогнул от удивления, когда Эвелина подошла к нему и мягким успокаивающим движением положила руку на его предплечье.
   - Вас что-то беспокоит, дорогой князь? - нежным мелодичным голосом спросила она, заглядывая ему в лицо.
   - Меня беспокоишь ты, Аглая, - помолчав некоторое время, наконец, сказал Острожский. - Мы провели вместе несколько совершенно восхитительных ночей, которые, судя по всему, нам обоим понравились. Почему же теперь ты пытаешься сбежать от меня? Я тебя не понимаю. Я готов предложить тебе гораздо больше, чем этот твой юный кавалер.
   Он кивнул в сторону ретировавшегося Кристофера.
   - Что же вы готовы мне предложить, князь? - все так же мягко спросила Эвелина.
   Острожский взглянул ей прямо в глаза. Ему вдруг снова показалось, что перед ним стоит Эвелина, такими знакомыми были необыкновенные, светлые, серо-голубые, почти прозрачные глаза девушки.
   Потом он взял ее руку и одел на ее палец кольцо.
   Эвелина взглянула на кольцо и чуть не вскрикнула от изумления. Даже по его внешнему виду, серебряному, казавшемуся неброским, с голубым сапфиром, она узнала характерное кольцо анжуйского дома, подобное тому, какое носил князь, и подобное ее собственному обручальному кольцу. "Сколько же у него таких колец? - с нервной усмешкой подумала вдруг она. - Одно у меня, как у герцогини де Монлери, второе у его нынешней супруги, а третье он дает какой-то девчонке с постоялого двора!"
   -Что это значит, ваша милость? - с недоумением, которое ей даже не надо было подделывать, вслух спросила она.
   - Несколько лет назад я потерял женщину, которую очень любил, - медленно произнес Острожский, не отводя глаз от ее лица. - Ты просто невероятно похожа на нее, моя дорогая ведьмочка из захолустья. Когда я держал тебя в своих объятьях, я впервые со времени ее смерти почувствовал волнение от близости красивой женщины, более того, я ощутил в твоем присутствии ЕЕ присутствие. Для меня это значило невероятно много. Для тебя это означает, что я снова предлагаю тебе остаться со мной.
   - Но в каком качестве? - изумилась Эвелина. - Ведь вы женаты, мой князь!
   - Какое это имеет значение? - чуть нахмурив темные брови, спросил Острожский.
   - Что же тогда вы мне предлагаете? Жить с вами в грехе? На виду всей Польши и Литвы? Вы же такой видный вельможа при всех трех европейских дворах, ваша светлость! К тому же, сходство с прекрасной Гражиной скорее будет мне во вред, чем на пользу! Сам великий князь, кажется, был большим поклонником красоты вашей покойной жены? А что скажет ваша мать, княгиня Ремгольд, и ее муж? Что скажут ваши сыновья и ваш дед, могущественный князь Острожский!
   По губам Острожского пробежала усмешка. Эвелина испытала почти физическую боль от осознания того, что она не может, как прежде, коснуться его, прижаться к его губам, наслаждаться его поцелуями, веря в то, что он любит именно ее, целует именно ее, и хочет именно ее, а не кого-либо другого. Как бы она хотела забыть обо всем том, что произошло в его жизни после того, как она оказалась во власти Лусии! Как бы она хотела не знать о том, что после полугода с момента ее изчезновения он повторно женился!
   - Для деревенской девушки ты весьма хорошо осведомлена о моей личной жизни, Аглая, - со страхом услышала она его насмешливый голос.
   - Я живу на постоялом дворе близ Кракова, - быстро сказала она, с вызовом посмотрев на него. - Иногда мне кажется, что мы, мещане, имеющие дело с обслуживанием шляхты, знаем о ней гораздо больше, чем известно вам со слухов при королевском дворе.
   - Это почему же? - спросил он, забавляясь и словно забывая о своих невысказанных подозрениях.
   - Потому, что мы получаем информацию также и от слуг.
   - Как интересно! - все с тем же выражением недоверия произнес он. - Какой же информацией ты владешь о прекрасной Гражине, моей жене?
   - Вашей первой жене, ваша светлость! - поправила его она.
   Острожский удивленно приподнял бровь, но воздержался от комментариев.
   - Пусть будет так. Что может знать мещанка о княгине Острожской?
   - О, вы не поверите, как много, мой князь! Вы женились на ней по приказу короля, но познакомились в рыцарском замке. Кажется, в Мальборке. Во время Грюнвальдской битвы она принимала участие в сражении, потому что хотела быть рядом с вами. Когда вы исчезли за пределы Польши, она вела себя очень достойно и воспитывала вашего сына. Наш славный король предлагал ей стать его королевой, но она отказалась от этого когда выяснилось, что вы живы и вернулись в Польшу. Затем вы изменили ей, и она бросила вас, уехав к вашему отцу в Литву. Через год вы помирились. Несколько лет вы жили в Литве у Витовта. Потом вы позволили вашей тете, какой-то там чужестранке, убить Гражину.
   Острожский схватил Эвелину за плечи. Она увидела, как черты его исказила гримаса подлинного страдания.
   - Это неправда! - вскричал он прежде чем успел подумать, откуда ей это известно.
   Все с тем же выражением вызова Эвелина быстро договорила, не сводя глаз с его лица:
   - А после этого вы сразу же женились на другой! Несмотря на то, что, по вашим словам, все еще верите, что прекрасная Гражина жива!
   Князь отпустил ее так резко, что она чуть не упала в сено.
   - Что это за чушь? - резко и требовательно спросил он, непроизвольно протягивая ей руку, чтобы помочь удержаться на ногах. - Кто тебе это сказал?!
   - Это слухи, князь, - отводя взор, прошептала Эвелина, опуская голову и не желая больше смотреть в его холодные глаза. - Возьмите назад ваше кольцо. Я не хочу оставаться с вами. Вы очень красивый и богатый мужчина, но мне не нравится эта идея.
   Острожский поднял ее подбородок к себе, чтобы заглянуть ей в глаза. На его красивом лице появилось какое-то ожесточенное выражение.
   - Ты поедешь со мной! - помедлив, жестко сказал он. - По многим причинам. Прежде всего, потому, что ты так удивительно похожа на Эву, мою жену. Таких совпадений не бывает. Я никогда еще не видел более необыкновенной и более красивой женщины, чем моя жена. Ты не только похожа на нее, ты даже смотришь, как она, дышишь, как она!
   - Но я гораздо распутнее ее в постели, и у меня нет шрамов на запястьях, которые вы так искали, мой князь! - призвав на помощь всю свою дерзость, сказала Эвелина, убирая со своего подбородка его пальцы, которыми он поддерживал вверх ее лицо.
   - Откуда ты это знаешь? - он схватил ее за руки и почти рывком привлек ее к своей груди. Совсем рядом она видела его красивое лицо с четкими чертами, подернутое выступившей на скулах легкой краской, и его горящие гневом темные глаза.
   - Ты - Эвелина!
   - Опомнитесь, ваша милость! - она вырвала у него свои руки. - Я не могу быть Эвелиной! Шрамы так легко не исчезают ни с человеческой кожи, ни с человеческих душ!
   Острожский, тяжело дыша, смотрел на нее, не в силах опровергнуть ее слов.
   - Все равно, я не могу отпустить тебя!
   - Даже если я скажу вам, что прекрасная Гражина жива?
   Он судорожно сглотнул.
   - Она жива?!
   - Да! И я служила ей! Откуда, по-вашему, я могла узнать о ее шрамах? Я видела их!
   - И она говорила мне о том, как холодна была в последнее время ее супружеская постель! - не могла удержаться от мстительного замечания Эвелина.
   Глаза Острожского вспыхнули таким гневом, что Эвелине на секунду показалось, что он сейчас ударит ее. Тем не менее, невероятным усилием ему удалось обрести присутствие духа.
   - Пока я не увижу вас рядом, тебя и Эву, я не поверю, что ты - это не она, - с ледяным выражением глядя на нее, процедил он. - Стало быть, я буду рассматривать тебя так, как если бы ты была Эвой.
   - Вы совсем с ума сошли, ваша светлость! - с досадой сказала Эвелина, ругая себя последними словами за то, что она оказалась такой дурой и сама заманила себя в ловушку. Она снова недооценила его.
   Острожский уже сверлил ее подозрительным взглядом.
   - Я не знаю, что происходит и кому это надо, - сквозь стиснутые зубы, наконец, произнес он, - но я чувствую, что здесь что-то нечисто. Пока я не разберусь, в чем дело, ты останешься со мной!
   Решение было принято. Эвелина увидела, как сразу же после этого он словно успокоился, покрывшись невидимой глазу броней холодного высокомерия сеньора. В тот момент она отчетливо поняла, что он ее не отпустит.
   - Вы не можете меня заставить! - в бессилии вскричала она.
   - Почему? - все также холодно удивился он. - Я же принадлежу к распутной и своевольной шляхте! Кроме того, я богат и могущественен. Я могу делать то, что захочу!
   - У моей тетки есть знакомые в городской гильдии, которые пожалуются самому королю! Вы не сможете меня удерживать! Я - не ваша жена!
   Острожский с заледенившим ее кровь торжеством усмехнулся, высокомерно взглянув на нее сверху вниз.
   - Какая прекрасная идея! - только и сказал он. - Благодарю тебя, моя дорогая ведьмочка. Я объявлю всем о том, что прекрасная Гражина нашлась! Ты так похожа на нее, что, положа руку на сердце, даже король не сможет усомниться в том, что ты не Эвелина! Все, включая мою мать и моих детей, подтвердят то, что ты - это она! Ни у кого не возникнет даже сомнений в этом!
   - Я буду кричать о том, что это неправда!
   - Тогда я запру тебя под замок, любимая, и объявлю всем, что ты потеряла рассудок от выпавших на вашу долю тяжелых испытаний. Но, - он подошел ближе, так, что она могла видеть, как сузились от напряжения его темные глаза. - Если я выясню, что ты не Эва, я тебя отпущу. Клянусь тебе! Хотя, возможно, мне будет очень трудно сдержать свое слово.
   Он снова схватил ее за руки, привлек ее к себе, потом, перехватив ее за талию, приблизил свое лицо к ее лицу и, некоторое время смотрел в широко раскрытые от испуга глаза Эвелины. Внезапно глаза его прикрылись густой бахромой темных ресниц, он наклонил голову и его губы, скользнув по ее щеке, нашли ее губы.
   - Сознавайтесь, дорогая моя! - прерывая долгий поцелуй, сказал он. - У меня есть неопровержимые доказательства, что это ты, Эва. Не знаю уж, что за чудо случилось с твоими руками, но никто, кроме тебя и матери, не называл меня Луи!
   - Вы сами просили меня об этом ночью, ваша светлость, - пробормотала Эвелина, пытаясь уклониться от его губ. - Вы сами назвали мне это имя!
   - Я также просил тебя называть меня Монлери? Или это имя назвали тебе осведомители из слуг на постоялом дворе?
   - Вам померещилось, ваша светлость! - из последних сил стояла на своем Эвелина. - Это случайность! Опомнитесь, я ни в чем не виновата перед вами. Отпустите меня.
   - Я не могу, Эва! - нежно прошептал он. - Моя жизнь бесцельна и пуста без тебя. Прости меня. Я не предполагал, что Лусия зайдет так делеко в своей ревности, что захочет убить тебя.
   - Вы ошибаетесь, князь! Я не ваша жена! Я не Гражина!
   - Но ты ведь сразу узнала кольцо, дорогая?
   - Какая чушь! - вскричала Эвелина. - Я никогда не видела этого кольца! Ни этого кольца, ни этого герба!
   - На этом кольце нет герба, дорогая. Оно есть на твоем кольце, потому, что ты моя жена. То, другое кольцо, просто дешевая подделка, которую дарят шлюхам. Ты по ошибке отдала мне назад наше обручальное кольцо, спутав его с этой подделкой, которую предложил тебе я. Простити меня за эту мелкую мистификацию. Теперь я окончательно уверен в том, что не ошибаюсь!
   - Это подлог! - побледнев, вскричала Эвелина. - Где же тогда эта ваша подделка?
   - Она, должно быть, упала в сено, - с улыбкой сказал Острожский, уже почти торжествуя победу.
   - Тогда найдите его и покажите мне. Я вам не верю!
   Острожский наклонился, пытаясь нащупать тускло блеснувшее среди соломы на полу серебряное колечко. Эвелина подняла голову и требовательно взглянула на Кристофера, все еще продолжавшего стоять скрытым за притворенной дверью сеновала. Правильно поняв ее приказ, Кристофер шагнул из тени двери, сжимая в руке вилы и, когда князь, почувствовав какое-то движение, начал разгибаться, ударил его по голове их рукояткой.
   Острожский упал как подкошенный. Эвелина тут же наклонилась над ним, чтобы проверить пульс.
   - Надеюсь, я его не убил! - дрожащим голосом сказал молодой человек.
   - Он жив.
   Эвелина поднялась и схватила его за руку.
   - Нам нужно убираться отсюда, Крис. Ты прав, это была безумная затея!
   Перед тем, как уйти, она наклонилась и подобрала с полу серебряное колечко. На внутренней стороне кольца красовалась тонкая гравировка рыцарского герба. Покачав головой, Эвелина одела кольцо на свой палец.
   - Я возьму ваше кольцо, герцог Монлери, - негромко сказала она, наклоняясь к бесчувственному телу Острожского. - Как доказательство вашей неверности. И как память о том, в какого бессердечного слепца вы превратились. Если все, что вы сказали есть то, что вы действительно думали и чувствовали, то вы заслуживаете такой жизни, какую получили!
  
   Карл Ротенбург появился на постоялом дворе в Быстрицах в тот момент, когда Острожский седлал коня. Еще издали по его резким скупым движениям Карл увидел, как зол и невероятно раздражен был всегда такой выдержанный первый посол и дипломат польского королевского двора и двора великого князя Витовта.
   Карл подъехал ближе, остановил коня в нескольких шагах от коновязи и некоторое время в молчании наблюдал за своим давним другом.
   - Она сбежала? - прямо спросил он Острожского, когда тот, затянув подпруги, поднял голову, заметив падавшую от Карла тень.
   - Какая невероятная догадливость! - саркастически заметил князь, вскакивая на коня.
   - Что ты собираешься делать? - поинтересовался Карл, вслед за Острожским взлетев на своего коня и выезжая за ворота постоялого двора.
   - Я собираюсь ее догнать, - не очень вежливо ответил Острожский, не поворачивая в его сторону головы. - Мой оруженосец выяснил, что они отправились на юг. Нам надо торопиться. Я не хочу гоняться за ней по всей Нижней Мазовии вплоть до Италии и Крымских степей. Ты со мной?
   - Если ты не возражаешь, - согласился Карл.
   Немного помолчав, он доверительно заметил:
   - Эли боится, что ты ее убьешь. Я, право, не разделял поначалу ее опасений, но сейчас, когда я увидел твое лицо, я начинаю лучше понимать, что она имела в виду. Где твой оруженосей?
   - Он поскакал вперед, - коротко ответил Острожский.
   Карл удивленно поднял бровь.
   - Зачем вы разделились?
   Острожский наконец повернулся к нему, и Карл удивился бледности его лица, на котором застыло мрачное выражение.
   - Дело в том, Карл, - в глазах Острожского блеснула какая-то холодная ярость, которой Карл никогда раньше не замечал за ним. - Дело в том, что ей кто-то помогал, и прежде чем скрыться, этот кто-то довольно умело вырубил меня ударом по голове.
   Карл открыл было рот, чтобы пошутить по этому поводу, но, еще раз взглянув на Острожского, передумал это делать. Князь казался не просто зол, он едва сдерживал свою ярость.
   Через несколько минут они выехали за ворота городка и пустили коней в галоп.
  
  
   - За нами погоня! - тревожно сказал Кристофер, который вот уже некоторое время внимательно прислушивался к шорохам леса, по которому они проезжали.
   Он остановил коня, спешился и растянулся на дороге, приложив ухо к земле.
   - Три-четыре человека, тяжелые боевые кони, но едут налегке, - сказал он через некоторое время, поднимая голову и глядя на Эвелину. - Думаю, что это герцог, ваш муж.
   - Я тоже так думаю, - вздохнула Эвелина.
   - Вот что, Крис, - через минуту сказала она, обращаясь к молодому человеку и серьезно глядя в его встревоженные глаза. - Возьми деньги и уезжай.
   Она вытащила из-за пазухи своего камзола походной мужской одежды, которую одолжил ей из своих запасов Кристофер, тот самый кожаный мешочек с деньгами, который он привез ей из Кракова и всунула ему его в руки.
   - Оставь меня сейчас, скройся где-нибудь, чтобы они тебя не заметили.
   - Я не могу, сеньора! - возмущенно вскричал молодой человек. - Я поклялся графу защищать вас ценой своей жизни!
   - Ты также поклялся ему слушаться меня. Так вот, слушай. Я хочу, чтобы ты спрятался. Если ты попадешься под руку герцогу сейчас, тебе действительно придется сражаться с ним ни на жизнь, а на смерть. Ты хороший воин, но он тебя убьет. Кроме того, он не один. Кристофер, слушай меня внимательно. Ты мне нужен. Ты - единственный человек, который сможет мне помочь. Ты понял?
   Молодой человек затряс головой от возмущения ее словами.
   - Я не смогу вас ему отдать! Он... - Кристофер запнулся, - он думает, что вы простолюдинка. Он вас убьет!
   Эвелина слабо улыбнулась.
   - Не волнуйся, он меня не убьет. Может быть, поколотит, если уж очень рассердился. Но я не хочу оставаться с ним. Ты спрячешься и поможешь мне бежать. Послушай меня.
   Кристофер оскорблено всхрапнул, но ничего не сказал, приготовившись слушать.
   - Проследи за тем, что произойдет, но не вмешивайся, - торопливо проговорила Эвелина, прислушиваясь к приближающемуся стуку копыт на дороге. - Не вмешивайся, что бы ни произошло! Ты меня понял? Я клянусь тебе, что он меня не убьет. Ты понял, что я говорю?!
   - Граф Энрике сдерет с меня кожу живьем, если хоть один волос упадет с вашей головы! - расстроено прошептал Кристофер.
   - Это преувеличение. Граф Энрике будет очень счастлив, если ты сумеешь спасти меня и вернуть назад в Венецию. Я тоже буду очень довольна, если ты, проявив смекалку, поможешь мне. Я попрошу Энрике сделать тебя начальником моей охраны. Ты меня слушаешь?
   - Да, ваша светлось, говорите.
   Эвелина, покусывая губу, смотрела в лицо молодого человека, от которого сейчас зависела ее судьба.
   - Куда бы он не отвез меня, иди за ним следом, - наконец, тщательно подбирая слова, сказала она. - Потом найми людей и освободи меня. Пользуйся деньгами по своему усмотрению. Ты - моя последняя надежда. Не подведи меня, Крис!
   Она порывисто схватила его за руку. Необыкновенные глаза молодой женщины, хозяйки, которую он боготворил и в которую он тайно, вот уже третий год был влюблен, светлые, серо-голубые, словно серебристая гладь озерной воды, подернутая осенним ледком, завораживали Кристофера. Если бы она сказала ему умереть за нее, не сходя с этого самого места, он бы сделал это, не задумываясь. Но она хотела от него совсем другого. И Кристофер неохотно смирился.
   - Быстрее!
   Эвелина уже слышала тяжелый звук копыт по земле.
   Кристофер вспрыгнул на своего коня, кивнул Эвелине и, понукая коня, скрылся за деревьями в лесу. Эвелина пришпорила коня и помчалась вперед по дороге, поддавшись вечному инстинкту убегать от погони.
   Отъехав на порядочное расстояние от того места, гда они расстались, Кристофер привязал к дереву коня и, старась двигаться как можно тише, сняв сапоги, помчался по лесу, ориентируясь на звук копыт подкованных рыцарских лошадей.
   Ему не пришлось бежать слишком долго. Погоня настигла Эвелину в нескольких сотнях метров от того места, гда они с Кристофером расстались. Спрятавшись за стволами деревьев, Кристофер с негодованием смотрел, как, налетев на коня Эвелины своим конем, герцог Монлери, ухватив за повод, остановил его, спрыгнул на землю, и затем стащил с седла молодую женщину. Длинные светло-золотистые волосы Эвелины рассыпались из-под упавшей от этого движения с ее головы дорожной шляпы.
   - Эвелина Валленрод! - не удержавшись, воскликнул спутник герцога, которого Кристофер не знал, высокий, крепкий рыжеволосый мужчина, который показался ему похожим на скандинава.
   - Не вмешивайся, Карл! - резко сказал герцог Монлери, удерживая в руках сопротивлявляющуюся Эвелину.
   Из своего укрытия Кристофер во все глаза смотрел на герцога. Он видел его несколько раз около пяти лет тому назад в Италии, когда сам был мальчишкой-оруженосцем графа Контарини. Кристофер запомнил его высоким стройным красавцем типа всех принцев Анжуйского дома на Сицилии и в Неаполе, где он вырос, с неизменной улыбкой на устах, вежливого и элегантного, как настоящий кортеджиано. На первый взгляд ему показалось, что герцог почти не изменился с того времени. Он был в придворном костюме голубого цвета, с кружевным воротником и манжетами и высоких темных ботфортах со шпорами. Это было все, что осталось от прежнего высокомерного аристократа. Красивое лицо герцога было искажено гневом, его длинные густые волосы в беспорядке падали на его плечи, от того, что, видимо, он скакал без шляпы, совершенно не к месту подумал вдруг Кристофер. Сейчас он казался словно охваченным приступом бешенства.
   Кристофер на какую-то минуту вдруг испугался за участь Эвелины.
   События, между тем, начали разворачиваться быстро и совершенно другим образом, чем Кристофер предполагал. Рыжий спутник герцога, сильный, как медведь, подчиняясь повелительным словам Монлери, взял под узду обоих коней и отошел с ними ближе к накатанной колее дороги.
   Легко приподняв в руках Эвелину, герцог встряхнул ее, словно приводя в чувство, и Кристофер с удивлением заметил, что в следующий момент он прижал ее е стволу ближайшего дерева, которое оказалось на его пути и, склонившись над ней, что-то быстро и гневно стал ей говорить. Внезапно, оборвав себя чуть ли не на полуслове, он впился ей в губы долгим жадным поцелуем. Кристофер мог отчетливо видеть, как напряглось тело Эвелины, как она пыталась оттолкнуть его от себя, вырываясь из его объятий, но герцог был неумолим. Более того, к ужасу Кристофера, он вдруг увидел как герцог стал срывать с нее одежду, а затем, грубо оттолкнув ее на землю, скинул свой плащ, сбросил с плеч камзол и в следующий момент набросился на нее, как одичавший от долгого воздержания солдат. Все, что произошло потом, Кристофер не смог вспоминать без краски стыда на своих щеках до конца своей жизни. Он зажал руками уши, закрыл глаза и некоторое время сидел на земле возле дерева, сдерживая желание выпрыгнуть из кустов и убить этого мужчину, который посягнул на его обожаемую госпожу. Но он знал, что если, пользуясь эффектом внезапности, он выскочит сейчас из кустов, чтобы напасть на герцога, у него нет шансов справиться с ним, даже если его странный скандинавский друг не поспешит ему на помощь. Поэтому Кристофер сидел под кустом, заставляя себя снова и снова вспоминать слова приказания Эвелины: "Куда бы он не отвез меня, иди за ним следом! Найми людей и освободи меня! Пользуйся деньгами по своему усмотрению! Ты - моя последняя надежда! Не подведи меня, Крис!"
  

(книга выложена не полностью)

  
  

Примечания

  
   А?льбрехт II (1397- 1439) -- герцог Австрии с 14 сентября 1404 года под именем  А?льбрехт V; маркграф Моравии c 4 октября 1423 года; король Венгрии с 18 декабря 1437 года (коронация 1 января 1438 года) под именем Альберт; король Чехии c 27 декабря 1437 года (коронация 29 июня 1438 года), король Германии c 18 марта 1438 года, из Альбертинской линии  династии  Габсбургов.
  
   Ви?товт (Витольд; в крещении - Александр; 1350 -1430) -- великий князь литовский с 1392 года. Сын Кейстута, племянник великого литовского князя Ольгерда и двоюродный брат Ягайло. Князь гродненский в 1370-1382 годах, луцкий в 1387-1389 годах, тракайский в 1382-1413 годах. Провозглашённый король гуситов. Один из наиболее сильных, влиятельных и известных правителей Великого княжества Литовского, ещё при жизни прозванный Великим.
  
   Гуситы -- название чешского реформаторского религиозного движения, названное по имени Яна Гуса и принявшее в 1419 году революционные формы. На формирование идеологии гуситов оказали влияние взгляды Уиклифа, вальденсов и чешского реформатора Матвея из Янова. Радикальные гуситы (табориты) отрицали авторитет Церкви и признавали лишь Священное Писание как единственную основу веры. Умеренные гуситы (чашники) призывали к реформированию Церкви, воспринимали таинства в основном в католическом духе, однако требовали упростить литургию и ввести богослужение на чешском языке.
  
   Зби?гнев Олесни?цкий (1389 - 1455) -- польский церковный и государственный деятель. Происходил из знатного польского рода, в возрасте 20 лет поступил на службу к королю Владиславу II, возвысился после участия в Грюнвальдской битве в 1410 году, став членом королевского тайного совета.Епископ краковский (с 1423 года), первый кардинал польского происхождения (с 1439 года). Принимал участие в управлении государством сначала как королевский секретарь при короле Владиславе II Ягайло, затем регент при Владиславе III Варнском (1434--1444), руководил страной в период междуцарствия (1444--1447).
  
   Князья Острожские - принадлежали к числу русских удельных родов, сохранившихся  при литовском владычестве в Западной Руси, служили великим князьям Литвы.  Происхождение  рода не установлено с точностью, считается, что они происходили  от Святополка II Изяславича, правнука  Владимира Святого. Первым исторически известным князем является Даниил  Дмитриевич  Острожский,  живший  в середине XIV века и его сын,  Федор Данилович  (умер после 1441 года),  заложивший  основу  для дальнейшего процветания своего рода.
  
   Корибут (польск. Korybut) -- польский дворянский герб. В отличие от Западной Европы, польский герб предоставлялся не только одному лицу или семейству, но и так называемым гербовым родам или гербовыем кланам. Гербовый род часто группировал несколько десятков, порою несколько сотен семейств использующих один и тот же самый герб. Изначально упоминается как герб Корибута, сына Ольгерда Гедиминовича. Корибу?т Ольгердович (в православии  Дмитрий; ум. после 1404) --удельный князь из династии Гедиминовичей. Сын великого князя литовскогоОльгерда от второго брака с тверской княжной Ульяной Александровной. Князь новгород-северский до 1393 года, збаражский, брацлавский и винницкий.
  
   Людовик Анжуйский Великий  (1326 -1382) -- король Венгрии с 1342 года (коронация 21 июля1342 года под именем Лайоша I), король Польши под именем Людвик Венгерский  с1370 года до момента своей кончины. Происходил из Анжуйской (Анжу-Сицилийской) династии. Один из самых известных правителей Европы эпохи Позднего Средневековья, расширил владения своего государства от Адриатики до Черного моря и почти до Балтики на севере. В числе его вассалов были правители Боснии, Сербии, Валахии, Молдавии и Болгарии. Воевал с Венецианской республикой, а также был одним из претендентов на корону Неаполитанского королевства. Один из первых правителей Европы, вступивших в противостояние с турками-османами. За годы его правления средневековая Венгрия достигла пика своего политического влияния.
  
   Пого?ня (белор. Паго?ня, польск. Pogo?, Погонь, лит. VytМs, Витис) -- герб Великого княжества Литовского с конца XIV века, а также герб династии Гедиминовичей.
  
   Рожмберк, Ольдржих II из Рожмберка (1403 --1462) -- средневековый чешский государственный деятель и влиятельнейший феодал из рода Рожмберков, "некоронованный южночешский король" в период гуситских войн. После битвы у Липан стал одним из предводителей католической партии, получив среди своих сторонников прозвище "Столпа королевства". Ключевая фигура в чешской политике в переходный период между окончанием гуситских войн и приходом к власти Йиржи из Подебрад.
  
   Свидрига?йло (1370-1452) -- князь витебский (1393), подольский и жидачевский (1400--1402), новгород-северский, черниговский и брянский (1404--1408, 1420--1430), великий князь литовский (1430--1432), князь волынский (1434--1452). Сын великого князя литовского Ольгерда Гедиминовича от его второй жены, тверской княжны Ульяны, младший брат великого князя литовского и короля польского Ягайло.
  
   Сигизму?нд Ке?йстут (ок. 1365 - 1440) -- князь мозырский (1385--1401), новогрудский (1401--1406) и стародубский (1406--1432), великий князь литовский с 1432 по 1440 год. Сын князя тракайского и жемайтского Кейстута от брака с Бирутой, младший брат великого князя литовского Витовта. Принимал участие в переговорах и заключении соглашений с Тевтонским орденом в 1398,  1411,  1422,  1431 годах, унии с Польшей. Участвовал в битве на Ворскле (1399), Грюнвальдской битве (1410). После смерти Витовта и избрания великим князем Свидригайло в 1432 году Сигизмунд участвовал в заговоре против него, и при поддержке поляков был избран великим князем. Сторонник политики подчинения Великого Княжества Литовского Польше. После поражения Свидригайло в битве под Вилькомиром (1435) Сигизмунд стал единовластным великим князем (1437). Убит в Троках в результате заговора князей-католиков, которые принадлежали к антипольской партии и были связаны со Свидригайло.
  
   Сигизмунд Люксембург (1368-1437), сын Карла IV, короля Германии, Чехии, императора Священной Римской империи (1316-1378), и Елизаветы Померанской, внучке Польского короля Казимира Третьего (1347-1393). Курфюрст Бранденбурга с 1378 по 1388 и с 1411 по1415 годы; король Венгрии с 1387 года, король Германии с  1410 года; король Чехии  1419 - 1421 года (коронация 28 июля 1420 года (1-й раз), с 16 августа 1436 (2-й раз)); король Ломбардии с 1431 года, император Священной Римской империи с 1433 г. Последний император из дома Люксембургов. Женат на Марии (1371-1395), старшей дочери Людовика Анжуйского, короля Венгрии и Польши. Его дочь Елизавета в 1421 г. вышла замуж за Альбрехта V, герцога Австрийского. Сигизмунд был одной из движущих сил Констанцского собора, последствием которого стали гуситские войны.
  
   Табориты (по названию горы Табор) - последователи левого, демократического крыла гуситского движения радикальное крыло гуситов. Предводители -- Ян Жижка, Ян Гвезда из Вицемилице, Богуслав из Швамберка, Ян Рогач из Дубы, Прокоп Бритый и др.
  
   Хаджи? I Гера?й А?нгел (Меле?к) (крым.  Melek Hac? Geray, ??? ???? ?????; (ум.1466) -- первый хан (1441--1466) и основатель независимого Крымского ханства и династии Гераев. Отец - Гыяс-эд-Дин, старший сын Таш-Тимура, который в 1395 году провозгласил себя независимым крымским ханом. Во время нашествия Тамерлана на Золотую ОрдуТаш-Тимур был изгнан из своих владений. Его сыновья Гыяс-эд-Дин и Девлет-Берди вынуждены были бежать в литовские владения. Братья поддерживали золотоордынского хана Тохтамыша в борьбе за власть с Едигеем. В одной из битв погибли многие соратники Тохтамыша, среди которых был и Гыяс-эд-Дин. Предания сообщают, что слуга Гыяс-эд-Дина едва спас малолетнего сына своего хозяина от истребления, постигшего сторонников Тохтамыша. Около шести лет слуга где-то скрывался с ребёнком, пока не вернулся в родное селение и не передал мальчика на воспитание родственникам.
   Ча?шники (каликстинцы, подобои, утраквисты) - умеренное крыло гуситов. Программа - Пражские статьи 1420.
   Эльжбе?та (Елизаве?та) Грано?вская из Пи?лицы (ок. 1372 -- 12 мая 1420) -- королева Польши, третья жена короля Владислава II Ягайло. Дочь воеводы  сандомирского  Оттона Пилецкого и, вероятно, его второй жены Ядвиги из Мельштына (крёстной матери Ягайло). После смерти отца в 1384 году она унаследовала его огромные владения, включая Пилицу и Ланьцут.
   Яга?йло (лит. Jogaila; 1350 -1434) - князь витебский, великий князь литовский в 1377-1381 и 1382 - 1392 годах, король польский с 1386 года (под именем Владислав II Яге?лло). Внук Гедимина, основателя династии великих князей Литовских, сын великого князя литовского Ольгерда и тверской княжны Ульяны. Родоначальник династии Ягеллонов в Польше.
   Ян Жи?жка из Троцнова (1360 - 1424) -- знаменитый вождь гуситов, полководец, национальный герой чешского народа, один из авторов военной тактики таборитов. Именно он придумал использовать вагенбург -- скрепленные цепями повозки в качестве оборонительного укрепления и захвата плацдарма для последующих атак. Гуситская телега представляла собой прообраз более поздних боевых машин, казацких возов, тачанок начала XX в. Экипаж состоял из 8-14 человек, среди которых были два арбалетчика, несколько копейщиков, два бойца, управлявшихся с лошадьми, несколько человек, поддерживавших щиты, и собственно десант. Жижка также разработал полевой устав для гуситского войска. Вагенбург обеспечивал преимущество в бою в период, когда широко применялась тяжёлая (рыцарская) кавалерия, а ручное огнестрельное оружие ещё не получило большого распространения.
   Ян Гвезда, Богуслав Швамберк, Прокоп Бритый - полководцы гуситов, сподвижники Яна Жижки, возглавили войска таборитов после смерти Яна Жижки.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

156

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"