Аннотация: Второй рассказ на Writober2020 по слову "Перо".
Writober 2020
Тема: Перо
Надо было запирать двери покрепче, если нянька хотела, чтобы она не сбежала. А так, чего проще - просунуть лист бумаги под дверь, ножичком для писем ковырнуть в ржавой скважине. Короткий звяк и ключ уже на бумаге. Тяжелый и грубый, с большой угловатой резьбой. Дома у них таких даже при бабушке не было. Бабушку Изабо Изора никогда не любила - та выговаривала и за разбитые коленки, и за криво застегнутые пуговки на манжетах. Кто хоть придумал манжеты?
Изора оттянула жесткую ткань от кожи. Рука была потная и чесалась. Отчего старой Аннэ-Мари можно носить под палящим солнцем лишь льняную рубашку, а ей - вот уж дудки? В Луизиане жара, в Луизиане они уже третий месяц и третий месяц мать не выходит из дома из-за страшного зноя, а отец пропадает или в собрании, или на новых полях, что уже много дней стоят без единого всхода. Аннэ-Мари ругает ее, кричит, запирает на ключ, а при отце посмела бы хоть рот свой раскрыть. Трусливая курица. Отец ее держит, лишь потому что не верит всем местным.
Изора встала на одну ногу и так на одной ноге и запрыгала вниз по ступеням. Дом огромный, пустынный, по углам кое-где завалялись клочки паутины и пыли. Между колоннами ветер гоняет опавшие листья. Она подняла листочек с крыльца поближе к глазам. Все еще зеленый. А у них в Бретани уже желуди опадают с дубов и запахом подгнивших яблок полнятся проселочные дороги. Здесь было не так. Изора согнала с лодыжки черного паука. "Le paradis inconnu" говорила прежде дома француженка-мать и натирала запястья розовой водой, пока отец чистил длинные пистолеты и складывал их в футляр перед долгой дорогой. Теперь мать о рае будто бы подзабыла. На прогулку выходила неделю назад, нашла на юбке жука, подняла такой визг, что собаки отца сорвались с длинной веревки и сбили с ног девчонку-служанку с охапкой белья. То-то смеялась Изора на дереве.
С местными ей играть запрещали. Ни с детьми колонистов, что прибыли и осели пораньше - "мы добропорядочное семейство католиков, к чему тебе якшаться с еретиками и кальвинистами" - ни, упаси Бог, с темнокожими детишками служанок, хотя те находили отличные игры и учили ее ловить пескарей на один лишь крючок на веревке. Она изредка таскала им с кухни абрикосовое варенье, что они привезли еще из родного дома. Из гостей было только семейство Лакло - какая-то родня подруги матери из Бретани - у них был совершенно бестолковый прыщавый сынок лет четырнадцати, за которого мать все хотела ее просватать. Шарль казался напыщенным идиотом, все прятал от солнца свои белые руки и воротил от взлохмаченной Изоры нос. Она и положила ему лягушонка в стакан подслащенного молока. Такого милого лягушонка. Было занятно, как скоро он взобьет своими лапками сливки, а потом уже масло. Но Шарль заверещал, точно девчонка, и облил молочными брызгами свой сюртук. Изора не любила французов. И бабушка, и мать падали в обморок от пауков, а из развлечений предпочитали только езду в каретах по ровной дороге. Семейство Лакло было таким же.
Ровных дорог в Луизиане не было. А вот пауков было навалом.
Отец был другим, да только его она почти что не видела. Он был жестким, и властным, и храбрым, и молчаливым. Пропадал на охоте, нередко возвращался с порезами и ушибами, от которых мать подносила платочек к глазам. Когда-то Изора пыталась подружиться с отцом. Приносила ему в курительную комнату книжки об охоте и приключениях, которые наобум пыталась выискать в домашней библиотеке. Отец не читал ей. Звал нянек и они уводили ее.
Изора спрыгнула с последней ступеньки крыльца и погладила белые колонны дома. Слуги покосились на нее и отошли подальше. Только крошечный Микки подбежал к ней, обхватил за коленку, оставив на юбке землистое пятно. Его мать закричала на своем языке, шлепнула сынишку и потащила за руку прочь.
- Я хочу с ним поиграть! - крикнула ей Изора, стараясь говорить как можно четче. - Он мне не мешает. Луиса, смотри, что я ему принесла.
Она порылась в кармане передника и достала из него миндальное пирожное и крохотного солдатика, которого слепила из глины. Микки любил пирожные, она это знала. И младше он был ее лет на семь. Малыш протянул к ней грязную ручонку, но Луиса ударила его и толкнула в сторону.
- Не надо, - проговорила она на ломанном английском - отец-англичанин хоть и прожил лет десять в Бретани, всех и семью заставлял говорить на своем языке. - Не нужно. Не нужно ему к вам подходить.
- Я же его не обижу, - проговорила Изора, но Луиса уже увела мальчишку, шипя что-то ему на ухо. Томси тоже не было видно. Вчера ее отстегала прутом Аннэ-Мари. Хоть бы Аннэ-Мари кто отстегал.
Изора забралась на низкую каменную ограду, села и свесила ноги. Вчера она придумала, что ей надо убежать из дома. Сбежать в Орлеан, город, что назывался, как на родине у ее матери. Она устроится в помощницы к белошвейке и будет играть с ее детьми, а вечерами ходить на главную площадь и смотреть, как загораются звезды. А может быть она сбежит в племя команчей, станет охотницей, а когда вырастет, вождь возьмет ее в жены. Она еще не решила. Но в мешке в дупле дуба уже лежали полоски вяленого мяса, небольшая головка сыра, украденная с кухни, и печенье с корицей. На дорогу должно хватить. Хорошо бы взять с собой ослика Била, но следы копыт обязательно кто-то заметит на пыльной дороге.
Сзади раздался мелодичный свист. Отец любил это дело и насвистывал теперь "Августина" - Изора эту песню знала, музыкальную шкатулку бабушка подарила.
- Папа! - Изора по привычке сорвалась с ограды и бросилась отцу навстречу. Тот лишь поглядел на нее и пришпорил коня.
Вместе с ним был управляющий дома, Джонатан, и угрюмый сосед - отец Шарля. В руках у него была веревка, а на ней он вел спотыкающегося в пыли человека. Руки его были связаны, а ноги босые. Лицо смугло-красное, глаза мутные и раскосые. На щеке виднелся длинный порез. Его подгоняли криками, иногда дергали за веревку.
- Изора, иди в дом, - прикрикнул отец и девочка вздрогнула. Она не помнила, когда в последний раз отец обращался к ней по имени.
Она посмотрела на управляющего.
- Идите, маленькая мисс, - улыбнулся ей Джонатан, пока вешал замок на цепь к столбу, к которому приковал человека. - Вам здесь глядеть, право слово, не на что.
Аннэ-Мари прикрикнула на нее и грубовато подтолкнула в сторону дома. Обернувшись, Изора увидела, как отец пнул сапогом человека, а потом двери дома за ней захлопнулись.
***
На следующий день с утра шел дождь, а отец повез мать к Лакло. Матушка весь вечер рыдала и заламывала руки, что не для того она поехала с мужем на другой континент, чтобы лучшие годы в глуши провести. Изору оставили дома - нечего глупым девчонкам делать на званом обеде. Да и мадам Лакло будущую невестку согласилась видеть, только когда та подрастет. Ковырять перочинным ножом ножку стула было увлекательно, но утомительно. Изора распахнула окна и подставила ладонь под скат крыши. С него не капало, дождь перестал. Она перегнулась через подоконник - две отцовские собаки лежали у своей конуры. Малыш Микки возился у забора в грязи и лужах. Вчерашний незнакомец так и сидел у столба. Голова его склонилась на грудь. Изора знала, что он индеец, слышала, как отец, потягивая джин из стакана, говорил всем и каждому, что все они - отъявленные мерзавцы и головорезы, темное прошлое, которое должно уступить веку прогресса. Изора не знала лишь почему.
Она вновь посмотрела на человека в цепях. Он не казался ей опасным, скорее походил на того облезлого скулящего койота, которого они однажды встретили на дороге. Иногда с улицы доносились странные звуки, которые Изора разобрать не могла. То ли пел незнакомец, то ли стонал, только вот Аннэ-Мари крикнула в открытую дверь, чтобы тот замолчал. Входная дверь скрипнула и снова закрылась. Изора накинула свою желтую шаль с бахромой, скользнула вниз по лестнице, потом на крыльцо. Нянька не увидит ее и не заставит снова сидеть за запутанной вышивкой.
Шлепая по лужам, она подошла к столбу. Незнакомец ее не видел и, казалось, лишился чувств. Она осмотрела его. Лицо было грубое, руки грубые тоже. Темные грязные волосы заплетены в чудные косицы, а к некоторым еще и привязаны перья - тоже грязные и ободранные. Изора протянула руку и ткнула его пальцем в плечо. Индеец поднял голову так быстро, будто и вовсе не спал. Девочка вскрикнула. Тот пристально посмотрел на нее, а потом лицо его разгладилось и он снова прикрыл глаза.
- Маленькие девочки говорят с незнакомцами? - спросил он на не очень чистом английском.
Изора моргнула.
- Вы знаете папин язык? - проговорила она. - Но откуда? Разве не вы только что пели? Такие странные слова.
Индеец смахнул прилипшие к мокрой щеке волосы.
- Знаю. Нам нужно знать. Твои люди, девочка, давно нашли нас. Я был... - он задумался. - Провожатым. Готовил нашу землю для новых хозяев. Показывал им, где родники, где железо, где почва приносит много плодов. Твой отец давал нам взамен бутылки огня да то, что вы называете ружьями. Наш вождь любил огненную водицу. Ваш джин. Он согласился.
- А почему ты теперь на цепи, ты кого-то убил? Папа говорит, все индейцы - убийцы.
Тот посмотрел на нее непонимающим взглядом. Изора повторила помедленнее.
- Не убил, нет. Ваши люди пошли по моей тропе, но были глупы и угодили в болото. Твой отец посадил меня на цепь. Натчи не убийцы, нет.
- Натчи - это твое имя?
- Натчи - это мое племя. Зовут меня Охитека - один на горе.
- Охитека, - неуверенно повторила она. - Знаешь, Охитека, я тоже одна. Правда не на горе, а в этом доме, - она пнула колесо стоявшей рядом телеги, потом задумалась. - Ты хочешь еды?
Не дожидаясь ответа, она метнулась к своему дуплу и выудила оттуда мешочек. Дождь не намочил его. Она ощупала его - все на месте. На ходу развязала и вернулась к индейцу.
- Вот, - она протянула ему. - Вяленое мясо, горбушка хлеба, сыр, сухари. Ты будешь?
Индеец краем глаза заглянул в мешок и сдавленно простонал. Грязные руки метнулись к нему и через мгновение он жадно жевал и заглатывал мясо, затем глотал сухари. Девочка смотрела на него с плохо скрытым восторгом.
- Ух ты. Видно, ты и вправду голодный.
Охитека раскрошил пальцами кусок сыра и отправил кусочки в рот.
- В моем доме давно не едят досыта. На конях с ружьями разъезжают ваши сыновья и отцы. Давно уже не было доброй охоты. Только лепешки, а вкус мяса я позабыл.
Начал снова накрапывать дождь. Изора сняла с плеч свою желтую шаль, раскрыла ее над своей головой и головой пленного, точно навес.
- А где живет твое племя? - спросила она.
- К северу от этого дома. Там стоят наши хижины и у входа женщины шьют пестрые ткани, украшают их сухими цветами, цветастыми бусинами из белой глины. К вечеру собирают большой костер, а мудрецы, глядя в искры от дров, видят, что было и будет. Кто-то запевает, мы вспоминаем тех, кто ушел к праотцам и охотится теперь среди звезд за небесным медведем.
- За небесным медведем?.. - повторила Изора. Она помнила из старых книжек отца, как найти ночью Большую Медведицу, как отсчитать вверх от ковша и увидеть большую звезду. Она указывает на север, а на севере и дом Охитеки, и Орлеан, и цветастые яркие лавки, где теперь торгуют пирожками со свининой и кукурузой. Изора никогда раньше не пробовала кукурузу. Она рассеянно опустила руку в свой мешочек и сама поднесла сухарик ко рту.
- Я съел всю еду, - проговорил Охитека. - Спасибо тебе, но она была твоя.
- Я еще наберу, - кивнула Изора. - Из кладовки меня никто не погонит. А знаешь... - она замялась. Сердце у нее заколотилось быстрее. - Знаешь, Охитека, давай убежим. Ты и я - убежим. Нам обоим на север, ты проводишь меня до Орлеана, туда два дня пути, не больше, и не нужно к городу подходить, просто доведи меня до главной дороги, доведи вместе со своими друзьями, я ведь многого не прошу... - тут она стерла выступившие слезинки кулаком, всхлипнула, а потом сурово нахмурилась.
Охитека лишь поднял руку, на которой был браслет от наручника.
- Мне теперь еще долго не бегать, - проговорил он. - Да и к чему белой богатой девочке убегать от родных?
- Я их ненавижу, - Изора топнула ногой по мягкой земле. - Ненавижу. Мать только и стонет о головных болях, о платьях, что без дела висят в шкафу, о том, что отец считает ее идиоткой - ну так она ведь глупа, глупа! А папа... - Изора сглотнула, припомнив, как она пыталась подружиться с отцом. - Они и не видит меня. Раньше, Охитека, я играла в то, что я невидимка. Теперь я ей стала и в жизни. Не люблю их, видеть их не хочу, за что их любить, если я не нужна. И Аннэ-Мари ненавижу, и дуру Луису, что не дала поиграть мне с Микки, и всех, и всех!..
Индеец тихо положил руку ей на плечо.
- Что так много ненависти в таком малом сердце?
Изора наконец-то заплакала тихо и горько. Ошибся, Охитека, не было ненависти. Была лишь тоска.
- Давай сбежим.
- Куда сбежим?
Она вытерла слезу ладонью.
- Я знаю, где папа хранит все ключи. Я найду нужный. Это не сложно, - она улыбнулась. - Набью нам мешочек еды, воды во фляжку налью. За мной ведь никто не следит, Охитека. Никто не заметит. Никому и заботы нет.
Индеец пристально посмотрел на нее. Затем бросил взгляд на флигель, в котором жил Джонатан, управляющий.
- Сколько лет тебе, девочка? - индеец понизил голос. - Дорога - всего два дня пути, но справится ли белая женщина?
- Мне почти одиннадцать, - с жаром заговорила Изора. - В следующем месяце будет. И я справлюсь, у меня сильные ноги. И удобные башмаки.
- Наши дети в одиннадцать уже могут побольше, чем вы, - пробормотал пленник. - Ну да что уж...
Он коснулся ворота своей грязной рубахи и вытащил из-под нее красный шнурок. На нем было четыре крупные бусины и два соколиных пера. Он оторвал одно из них и протянул его Изоре.
- Держи, девочка. Теперь ты - мой друг перед всеми духами. Перед всеми живыми этой земли. Помоги мне - и я помогу нам обоим.
Изора взяла в руки перо. Оно было грязным и неопрятным, но она прижала его к груди. Друг. У нее здесь был первый друг.
- Я найду этот ключ, обещаю. Соберу пару вещичек, еды, пару монет... Мы убежим, когда все заснут, ты только жди. Так здорово сбегать по ночам. Ты покажешь мне вашего звездного медведя?
Охитека не ответил, а она уже убежала, зачерпывая башмачками воду из луж. Друг, у нее есть друг. Прощайте, мать и отец, прощай, гадкая Аннэ-Мари, и прощайте выбеленные грустные стены.
***
Ключ Изора нашла почти сразу. Все ключи отец держал в своем столе в кабинете, а еще один, от самого ящика, лежал под тяжелым пресс-папье. Тихонько забрать связку труда не составило, отец с матерью будут поздно, папа вряд ли пойдет в кабинет. В мешочек она снова натолкала сыра, пару кексов с изюмом, пригоршню орехов и вяленого мяса. В узелок натолкала носовых платков и нижних юбок, несколько монет - все свои сбережения - она положила в карман передника и зашила его.
Изора окинула взглядом свою комнату. Она не будет по этому скучать. Ну, может, самую малость по кукле Коко. Она погладила ее ситцевое платье, перешагнула порог. Уже начинало темнеть, ждать мать с отцом оставалось недолго. Изора спустилась в кухню, чтобы пройти через черный вход. На полу под столом возился темненький Микки. Он вылез и протянул ей ладошку - "дай". Но у Изоры все богатство лежало в мешке наверху.
- Нет, Микки, ничего нет. Прощай, Микки, до свидания. Мама теперь не будет тебя ругать, что ты играл со мной. Завтра ты проснешься, а меня уже и не будет.
Микки похлопал глазками, потом поднялся с пола и пошел восвояси. На кухне стало тихо. Она распахнула дверь черного хода и села на деревянные ступени. Отсюда было видно и Охитеку, и флигель. Скоро, уже очень скоро они будут на воле. Оба, уже этой ночью. Только дождаться родителей, чтоб уснули они. Чтоб целая ночь была форы. Послышался цокот копыт. Изора подняла голову. В ворота въехала повозка матери и конь отца. Отец всегда предпочитал ехать рядом верхом. Мать тут же выбралась из коляски и отчего-то рассерженно направилась к дому. Отец стоял рядом с пленником и молчал, затем постучала дверь флигеля Джонатана. Тот выглянул из-за двери - Изора не слышала, о чем они говорили. Видела только, что управляющий вышел с ружьем. Может, пойдут на охоту?
Отец долго размахивал руками, казалось, кричал. Изора вроде бы слышала слова "немедленно", "вспомни ребят", "будет правильно". Джонатан только скреб в затылке. Отец махнул рукой и направился к дому. Изора сидела тихо, как мышка. Роса начала выпадать на траву и холодила ноги. Джонатан вскинул ружье на плечо, проверил затвор. Затем просто выстрелил. Тело пленника выгнулось и обмякло, Джонатан даже не стал подходить с лица, выстрел в спину надежней.
Изора открыла рот и крикнула, ей казалось, что она кричит так громко, как только может, но раздалось лишь хриплое сипение надорванных связок. Тело Охитеки наклонилось на бок и упало в грязь. Джонатан прислонил ружье к флигелю, крикнул слуг. Те опасливо подошли ближе. Он знаками приказал им разбить цепь и погрузить тело в повозку с сеном. Грязное перышко на швейной нитке щекотало Изоре шею.
Там наверху под подушкой лежала связка ключей от наручников.
Там наверху в углу стоял мешочек с припасами.
А Охитека был здесь. Отчего он был здесь? Она попыталась встать с крыльца и не смогла. Попыталась встать на ноги, но те не слушались и дрожали. Она обхватила колени руками и уткнулась в них замерзшим лицом. "До Орлеана всего два дня пути", - шептала она. - "Всего два дня пути. И идти на звезду."
Аннэ-Мари грубо растрясла ее. Шлепнула полотенцем по дрожащим плечам.
- Чего уставилась, - говорила она. - В дом ступай. Да извинись перед маменькой с папенькой, что еще не в постели. Эка невидаль. Еще и слезу по нему пролей.
Изора опустила голову и шла по ступенькам за Аннэ-Мари. У нее до сих пор есть ключи от ворот. И еда на два дня, и белье. И звездный медведь уже вышел на небо. Ночь подступала и скоро окутает дом. На звезду идти будет просто.