Солнце. Воскресенье. Птицы носятся с крыши на крышу. Флаеры взмывают и приземляются. Золотые рекламные шары со звоном взрываются и складываются в картинки прямо над головами. Огромным ленивым китом медленно плывет прогулочный дирижабль.
Все гуляют по-старинке, перекинув через руку термоплащи. Весна есть весна! Хочется подставить плечи хитрющему солнышку. Дети наматывают на липкие пальчики сладкую вату, взрослые тянут фруктовую шипучку, не снимая воскресные телеочки. Над парком то и дело мелькают разноцветные вагончики русских горок. На деревьях лопаются тысячи почек, и витает повсюду озорной запах жареных каштанов и грядущего лета.
В парке, среди палаток, киосков, аттракционов и прочей воскресной пестроты, скромно ютятся синие шатры с надписью "Пять минут приключений за тридцать кредитов". Контора "Рей и Герберт" в особой рекламе не нуждается. Даже с тех пор, как ввели правило одного путешествия в месяц, охотники за приключениями не перевелись.
Рита и Алекс тоже стоят в очереди у синего шатра. Рита хмурит небу нос. Короткая стрижка, серые глаза, серебристый шарфик по моде. Ей ни за что не дашь сорока. Сейчас все так выглядят. Алекс просматривает газету и нажимает устранительный клапан. Ему не интересно, что происходит в мире. Сегодня не интересно. Алекс никогда не сует руки в карманы, а пристраивает их на груди крест накрест. Так и стоит, задумавшись. Рита потихоньку любуется им.
Прежде они каждые выходные подталкивали коляски на воздушной подушке к воротам парка и надеялись когда-нибудь остаться на воскресенье в тишине и покое. Надежда эта со временем выросла в голубую мечту и лопнула, как часто случается с мечтами. Однажды дети сказали: "Пока, ма, пока, па, мы гулять!" и укатили на все выходные кататься на гравискейтах за город.
Рита и Алекс заскучали. Не сразу, но крепко.
Как-то раз они остановились у синего шатра. Моросил дождь, парк притих.
- Попробуем? - спросил Алекс и сложил по обыкновению руки на груди.
- А что, есть идеи? - удивилась Рита.
Алекс только улыбнулся. Идеи у него были всегда.
Сегодня настроение у парка праздничное, очередь тянется до самых ворот. Но Рита и Алекс не спешат, они с удовольствием слушают обрывки чужих надежд. Каждый месяц одно и тоже.
- В прошлый раз...
- А вы к динозаврам?
- Фи, средневековье - это же антисанитария...
- Люблю викингов!
- Ну, уж нет, только не к...
- Я как раз попал за минуту до залпа!
Очередь волнуется, шепчется, предвкушает. Рита и Алекс тоже, но они переговариваются тихо, словно боятся, что кто-то услышит их.
- Если бы пускали в кабину по двое... - шепотом произносит Рита.
- Ха, "Рей и Герберт" вовсе не дураки... - отвечает Алекс.
- Ты как всегда?
- А ты?
Рита кивает, поворачивая в кармане двадцатикопеечную монетку.
- Что будешь делать, когда твоя копилка иссякнет? - догадывается Алекс.
- Придумаю что-нибудь! А, может, надоест. Прыгну тогда в Атлантиду.
- Не надоест, - качает головой муж. - Каждый раз думаю - в Атлантиду, а сам... Машину ведь не обманешь.
- Не обманешь. И все-таки ты тоже... Сколько можно страдать из-за Наткиного кавалера?
- Он дурак! И к тому же - дурак невоспитанный.
- Ты уже целый год мотаешься посмотреть, как наша дочка идет в первый класс... Это пахнет психическим расстройством.
- Кто бы говорил! - смеется Алекс. - И потом - это пахнет терапией. Мне так легче!
Рита пожимает плечами (мол, если так, то понятно, но сомневаюсь...), и улыбается белозубому старичку - контролеру машины времени.
- Пять минут удовольствия вам. - Привычно говорит он.
- Тридцать кредитов вам. - Ехидно отвечает Рита, проходит в тесную кабину и зажмуривает глаза. Миг легкого головокружения и она...
...за углом родной школы, где курят и дразнят малышей старшеклассники. До звонка пара минут, и тишина уже дорожит предвкушением взрыва. Хлопнут парты, двери, замки портфелей щелкнут сотни раз, зазвенят сотни голосов, затопает тысяча ботинок, и весь этот пестрый гам хлынет на улицу и в ней растворится.
Рита научилась не отвлекаться на мелочи. Пять минут не резиновые. Она бежит в арку, перепрыгивает через лужи, как будто ей и впрямь двенадцать. Киоск с мороженым втиснут между лотерейным и "Союзпечатью". Главное, чтоб работал. Бывало, и отлучалась продавщица. Бывало, и дождь. Но сегодня все в порядке.
- Одно лимонное за одиннадцать. - Голос Риты дрожит, как у школьницы. Она кладет двугривенник на железную тарелку, прибитую гвоздем к прилавку, и замирает. Глядит, не дыша, как женщина в белом фартуке и белом колпаке, приколотым прямо к мохеровому берету, открывает сейф-холодильник и жестом волшебника протягивает Рите приплюснутый и божественно вкусный стаканчик с лимонным мороженым. Удивляясь Ритиному бездействию, продавщица ворчит, тыкает в стаканчик деревянную палочку и звенит на подносе сдачей. Девять копеек ныряют обратно в карман. Рита кивает "спасибо". Три минуты.
Она научилась кушать мороженое быстро и получать удовольствие даже от того, как восхитительно сладко щекочет язык деревянная палочка. Стаканчик пахнет грубой бумагой, на кругленьком дне - льдинки лимонной кашицы. Вкусно до умопомрачения! Две минуты - это очень много. Пока Рита сидит на скамейке, она видит много знакомых лиц, владельцев которых не может вспомнить. Видит девчонок-болтушек в пионерских галстуках и коричневой школьной форме, видит старшеклассников, помахивающих неудобными "дипломатами". Она немного опасается встретить саму себя, и напрасно. Узнать себя ребенком еще сложнее, чем подругу. Работники "Рей и Герберт" все просчитали.
Мимо едут шумные красные трамваи, поскрипывают на поворотах. Ползут, пофыркивая сизым дымом, старые автомобили-тихоходы, взлетают над мостовой фантики от барбарисок. Поели малыши и убежали, а фантики вот они, летают. По подолу желтых пятиэтажек - маленькие магазинчики: "Ткани", "Пуговицы", "Детский мир". К молочному подъехал зеленый грузовик и гремит бутылочными ящиками, у пончиковой длиннющая очередь. А вон булочная на углу бабушкиного дома. На крыльце разлеглась рыжая кошка, злющая и важная, как постовой.
День чудесный, и прохожие не спешат. Старички чинно покупают большие
бесцветные газеты, хозяйки несут домой сумочки-сетки. В такую и поместится-то буханка бородинского да бутылка кефира. Ну, может, еще полкило "Докторской" в плотной желтой бумаге...
Молодая женщина у киоска поправляет платок:
- Скажите, а сколько времени?
Память Риты оживает этим давно забытым вопросом. Она смотрит на электронное табло, вшитое в рукав куртки:
- Без четверти... Ах, нет, простите, не знаю. Сбилось. - А сама думает: "Время! Что ему? Его придумали люди!"
В синем небе одиноко ползет самолет. Рита замирает на миг, запрокинув голову, идет в арку и там исчезает. Исчезает совсем.
И тотчас в арке эхом летят шаги. Бежит двенадцатилетняя Рита, бегут ее подружки. Рита скачет через лужи: легкая курточка, школьное платье, хвостики с бантами, на пальчике - мамино колечко. Она подлетает к мороженице первой:
- Одно лимонное, пожалуйста!
- Ты, стрекоза, только что брала! Горло заболит, будешь знать! Не лето ведь еще. - Ворчит продавщица, но мороженое дает и сыпет сдачу с рубля. Мелочь и целых четыре двугривенных.
- Вот здорово! Спасибо! - Рита пропускает напрасные упреки мимо ушей, сует по кармашкам фартука монеты и хвастает: - Я как раз двацарики собираю, у меня уже целая обувная коробка!
- Зачем тебе? - смеется продавщица.
- А не знаю. Пусть будут.
В небе брызжет солнышко - веселое, озорное. Рита дожидается подружек, и гурьбой в парк - на карусели. Не лето, конечно, зато весна! Парк проснулся, умылся ручьями и ожил. Вчера лопнули каштановые почки - каждая размером с катушку ниток. Скамейки покрасили белой краской и открыли новые аттракционы. И карусели новые, и комната страха, и ракета. Все мальчишки школы наверняка уже там. Лешка из седьмого "Б" сложит на груди руки и будет заразительно смеяться. Рита потихоньку любуется им. Но подружкам не говорит - задразнят.
Ракета синяя, настоящая! Садишься в нее, а она крутится, как сумасшедшая, во все стороны. Время набирает скорость, сердце прячется в коленки, и не ясно: где земля, где небо, где ты, Рита, и сколько тебе на самом деле лет?