Сержанты велели сдать бельё, свернуть матрасы, сложить их на полки и ждать. Они стали что-то слишком резво бегать. Наверное, с докладами к начальству. Кто их знает? Мы смотрим в окно. Почти все молчим. Названия пунктов какие-то странные. Почти все нерусские, хотя написаны по-русски. На карте их нет. Мелкие очень, пункты эти, потому их и нет. Вокруг всё те же саксаулы, кое-где тюльпаны. А, вот и аксакалы. Или как их там. Короче, местные жители объявились. Это не вокзал. Тут люди живут. Но домов не видно. Тоска. Аксакалы-то на верблюдах.... Надо же!
Станция Тюра-Там. Ни вам, ни нам.
-Что за станция такая,
Адлер или же другая?
А с платформы вторят нам:
- Это, братцы, Тюра-Там!
Останавливаемся. Скрипят тормоза. А я бы ещё покатался. Как-то, вдруг, захотелось. Вот, из Омска выезжали, даже радовались. Наконец-то, служба пошла. Быстрее начнётся, быстрее кончится. А сейчас что-то радости поубавилось. Из вагонов вышли на перрон. Народу не густо. Солнце жарит капитально. На небе ни облачка. Ждём.
Однако, ждать долго не пришлось. Получилось как на базаре - подъехали, значит, люди, поговорили и нас отправили по местам. Вроде как распродали. Я заметил, что некоторые ребятишки, которые мне ещё в поезде не понравились, ушли куда-то в другую сторону от нас. Хорошо! А наша колонна шла около километра шут знает куда, пока не появились военные грузовики. Нас посадили в эти машины, и мы поехали. По дороге шутили, балагурили, пытались как-то поддержать в себе боевой дух и петушиную раскраску. Некоторым это удавалось с лихвой. Ещё идя в колонне, многие из нас щеголяли разорванной в клочья одеждой. Штаны были изрезаны до безумия. В таком виде в любом нормальном городе вас сразу бы отправили в милицию. Но здесь на это никто не обращал внимания. Хотя зевак собралось не мало. Они махали нам руками, что-то выкрикивали. Некоторые из нас снимали с себя куртки и рубашки и кидали их прямо в толпу любопытных. Это были последние обрывки гражданской жизни.
Несмотря на свои далёкие и дремучие буржуазно-дворянские корни я был и остаюсь сыном самых, что ни на есть, простых рабочих обычного завода. Поэтому, в кармане у меня было всего двенадцать рублей. Это не так уж и мало по тем временам. Это шестьдесят порций мороженого в вафельных стаканчиках. У меня была десятка и два бумажных рубля. Я видел, как некоторые сотоварищи мои в поезде размахивали сотнями. Я восемнадцать лет прожил, но у меня в кармане никогда не было такой бумажки.
Но вот показались постройки. Трёхэтажные дома, заборы, теплотрассы. Появились люди. Это, наверное, местные жители какие-то. По пояс голые, в руках грабли, лопаты, веники какие-то. Что-то гребут и убирают. Когда мы проезжали мимо они перестали работать и все как один уставились на нас. На них надеты какие-то жёлто-зелёные штаны и кирзовые сапоги. Это солдаты. Они смотрят на нас, мы - на них. Какие-то они невзрачные. А интересно, о чём они думают в этот момент?
Остановка. Кстати, пока ехали по асфальту - ничего, но вот по просёлочной дороге качало нас капитально. Ведь мы на табуретках сидели. Так что катались на них по кузову как шарики на биллиардном столе. Стоит только чуть-чуть зазеваться и можно запросто прищемить палец или ещё что-нибудь. Вышли на грешную жёлтую землю. Велено было сдать всё ценное имущество сержантам, в том числе и деньги. Нам было обещано, что деньги будут определены в общий котёл, после чего из этой кассы будут покупаться для нас необходимые личные вещи - зубная паста, щётки, белая ткань на подворотнички. Что за подворотнички? Я честно сдал десятку. Почему оставил два рубля? Почему не оставил десятку. Почему вообще всё не сдал? Что-то мне подсказывало, что я совершаю непростительную глупость. Но, видя, как некоторые сдавали сторублёвки, я пожертвовал червонец. Всех без исключения тут же несколько цирюльников оболванили ручными машинками под чистую, то есть, под ноль. Цирюльники тоже были из солдат. Ну что ж, не модно, но зато очень практично. Ничего не мешает голове поразмыслить на досуге о делах наших скорбных. Как учил меня мой папаша, я сунул два бумажных рубля, предварительно завёрнутых в полиэтилен, прямо в рот и пошёл в душ мыться. На выходе из душа мне выдали форму согласно военкоматовским записям: рост - 170, вес - 72, размер одежды - 50, летней обуви - 42. Носки забрали, дали портянки. Сапоги мы выбирали из огромной кучи. Я натянул штаны, затем намотал портянки. Сержант показывал нам, как это делается, но я и без него это знал. Дома тренировался на старом шарфе. У двоюродного брата спрашивал. Так что справился. Затем влез в сапоги, надел майку и робу, то есть гимнастёрку, по-старому, и вот новоиспечённый боец готов к несению службы.
Когда нас вновь выстроили в две шеренги, я заметил, что мы все как-то, вдруг, уравнялись. Час назад среди нас были и крутые чуваки, и продвинутые пацаны и просто шантропа разгильдяйская. А тут все как на подбор - зелёные, лысые и в сапогах на портянках. Батюшки, что одежда делает с человеком. Всех, оказывается, можно легко уравнять. Кроме роста, конечно. В общем, выстроили нас по ранжиру, скомандовали направо и вперёд. Шли в ногу, под команду: левой, левой, раз-два-три! Дружно шли, бодро. А кто его знает, что там дальше будет. Посмотрим! Некоторые даже улыбались, но основная масса несла на своих лицах сосредоточенность, суровость и где-то даже равнодушие. Влипли! Чего уж там... Назад дороги нет!
Нас прямиком направили в столовую. Вот это правильно! На сытый желудок страхи всегда поменьше становятся. Вышли обратно, вполне довольные приёмом. Столовая большая, современная. Наелись капитально, но без добавки. И вообще за пятнадцать минут пообедали. Я был к этому готов. Дома тренировался. И вставал в шесть утра, и часами на спортплощадке пропадал, и душ холодный принимал. И обедать учился по быстрому. Готовился на всю катушку. Не только за совесть, но и за страх. Кто его знает, как там, в армии! Программа "Служу Советскому Союзу", конечно обо всём рассказывала. Но может, как-нибудь некоторая часть информации ускользнула от телевизионщиков или до нас по какой-то уважительной причине не дошла. Мало ли, всякое бывает. На программу надейся, а сам не плошай!
Привели нас в казарму. Первый этаж. Помещение, где стоят кровати, громадное, метров тридцать в длину и пятнадцать в ширину. И ещё коридор двадцать на пять. Вот в этой "комнатёнке" нас и поселили. Около ста пятидесяти человек. Все койки двухярусные. Я по скромности выбрал второй этаж. Это не совсем удобно, зато меньше толкать будут в проходах. Коля Зайдуллин расположился подо мной, на нижней койке. Дали нам нитки, иголки и белые тряпочки. Нам показали, как из них складывают подворотничок и пришивают его на ворот робы. Я дома ничего никогда не шил. За всю свою жизнь, быть может, раз десять пуговицу оторванную ставил на место. Вот и всё моё швейное искусство. Намаялся я с этим подворотничком. А тут погоны, петлицы и нарукавные нашивки принесли. Их тоже нужно было пришивать. Сначала велели вставить маленькие перекрещенные пушечки на петлички и погоны. Потом уже пришивать. Вот это была морока. Провозился я около двух часов. Благо, никто не торопил. Все сержанты куда-то исчезли. Правда, минут через пятнадцать они вернулись. В руках банки с соком, какие-то пряники, печенье и так далее. Но, закрывшись в каптёрке, они битый час не показывались.
Вскоре всё было готово. Вышли сержанты. Проверили нашу работу, после чего вынесли на свет божий несколько банок сока. Каждому из нас досталось по три-четыре глотка. Где-то по полстакана. Пили прямо из банок, по очереди. На следующий день трапеза повторилась. Опять сержанты заперлись в каптёрке с кучей продуктов. Затем мы снова сделали по три-четыре глотка. И больше сока мы не видели. Выдали нам, правда, по зубной щётке и зубному порошку в круглых коробках. По штуке на двоих. Я уж думал, что такие коробки давно не производят. А здесь ещё есть такие. У нас с Колей общая тумбочка. Там лежат только щётка, зубной порошок и пустые конверты для писем. Вот и всё личное имущество. Одна тумбочка рассчитана на четверых. Но разве это проблема?
Я сел писать второе моё письмо из армии. Первое письмо я отправил прямо с поезда на какой-то станции. Не помню. В треугольном конверте, по старинке. И оно дошло до Омска! Удивительно. Сейчас у меня есть нормальный почтовый конверт. Сержанты купили пачку и нам раздали по несколько штук. Какие они добрые! Правда, на свою десятку я бы мог упиться томатным соком по рубль тридцать за банку и купить кучу конвертов. Но что уж теперь! Проехали!