Все развитие, все существование Трофима являлось движением к единственной цели. Конечно, все эти пестики-цветочки, как и борьба за выживание под пологом старого мрачного леса, были важны. Но - посредственны, ибо задача, которая непременно ставилась перед каждым хлипким проростком, затмевала всяческое стремление наплодить как можно больше желудей.
Отец бывало, укачивая Трофима мерным шелестом царственной кроны, приговаривал:
- Помни, сынок: ты - ничто без дупла!
И юный дуб, внимая каждой клеточкой еще плохо сформированной коры, уже тогда начал отчаянно стремиться к достижению идеала. Да и по прошествии лет, когда ствол обрел фигуристые очертания полной сил поросли, Трофим не изменил тем стремлениям, которые вложил в него отец. Да и как это было возможно?
- Ты же не какой-нибудь жалкий гриб, ты - дуб! Думай о вечном! - говаривал старик, и Трофим думал...
- Пап, а ты всегда будешь со мной?
- Нет. Все однажды уходят... И я уйду. А однажды так поступишь и ты, оставив место для своих детей и внуков. Круг непрерывен, а мы - не можем существовать всегда. Мы должны освобождать место для потомков. Мы должны разрывать непрерывность крон с тем, чтобы новая поросль смогла пробиться к свету и теплу.
- Но пап... А как же я?
Старый дуб усмехался в сизый лишайник, и ласкал сына упавшим листом.
- А я всегда буду в тебе. И в каждом твоем желуде - тоже.
Трофим рос, набирался сил и выращивал прочное, красивое, большое дупло. Как у отца, и у его отца, и у сотен иных деревьев, бывших прежде. Постепенно голос дубка из озорного ребяческого шелеста превращался в густой, сочный бас массивных веток. Крона расширялась, и вскоре Трофим почти догнал отца... Вот только места для двоих не было.
Одряхлевший дуб радовался успехам своего отпрыска так, как умеют делать лишь отцы - с гордостью создателя, выставляющего свое творение на оценку взыскательной публике. Он вспоминал свое детство, первые робкие листочки, первое гнездо среди сплетения ветвей... Он видел сомнения сына, видел постепенно возникающую тесноту - и понимал, что пора уходить.
Однажды ночью, когда лес погрузился в глубокую дрему, мерцающую под покрывалом сотен светлячков, сильный порыв ветра пронесся через чащу. И что-то треснуло, и старый дуб, склоняясь все сильнее и сильнее, медленно опустился на землю, поддерживаемый более юными созданиями. Трофим, очнувшись от грез о солнце, встревоженно посмотрел на отца, впервые ощутив того старым и немощным:
- Пора?
- Да, сынок... Ты знаешь, что надо делать.
Земля, не выдерживая давления огромных корней, пядь за пядью поддалась - и вот дуб, все еще зеленеющий последними в своей жизни листьями, уже лишился своей опоры. Умер. Трофим оцепенело смотрел, как угасают токи, пульсировавшие под корой еще совсем недавно. Поступавшие из земли питательные вещества иссякли, и выгнувшие дугой ветви замерли в окоченении небытия. А потом вздохнул, и клич пронесся по лесу, и сбежались со всех сторон белки - оказать последние почести повергнутому старцу. Зверьки занялись приведением дупла в порядок, ловко вычищая залетевшие туда листья, мелкие веточки и скорлупки яиц. Много всего скопилось за истекшие годы...
А когда все было готово, дуб встал - и ушел.
- Отец!.. - потрясенно прошептал Трофим ему вслед. Да, он знал, что рано или поздно это случится. Но знать - одно дело, и совсем другое - наблюдать все собственными глазами. А дуб уходил все дальше, опираясь своими могучими корнями о лесную подстилку, теряя ставшие ненужными листья. Преображаясь - и почти забывая о своей прежней жизни. Ведь корням, оторванным от земли, ни к чему помнить, что их взрастило.
- Дятлы! Мне нужны дятлы! - взвыл восставший из мертвых дуб, удаляясь все дальше и дальше, исчезая в проглатывающей его ночной тьме. Трофим поежился. Однажды придет и его черед... Однажды, да. Ну что же, отец вырастил хорошее дупло, и сможет ловить дятлов без проблем. Ему будет хорошо, куда бы он ни направился.
Древоточцы, такие маленькие и такие опасные, всегда были страшнейшим врагом тех, кто ушел. Паразиты, засевшие в слоях тканей, в самом теле деревьев, в считанные месяцы превращали крепкие стволы в изрытую ходами рухлядь. И только маленькие птички с черно-белым оперением могли спасти от бесконечной боли. Хотя бы ненадолго. Охота не прекращалась ни на минуту, ибо избавление от мук было слишком кратковременным.
Трофим прошелестел последнее "Прощай!" вслед отцу, пусть тот его и не услышит. Тем временем занялся рассвет, и вот уже первые солнечные лучи робко проникли в зияющий провал средь сомкнутых крон. Эта рана казалась незаживающей, но - все меняется. И молодой, преисполненный сил дуб рванул вверх, навстречу всепрощающему свету. Туда, к впервые открывшемуся небу, к бесчисленным просторам нового бытия.
- Дятлы! - донеслось издали.
Жизнь продолжается - вопреки тому, что кому-то настала пора уйти.