Аннотация: Размышления об окружающих нас улыбках...
Улыбка перекашивала лицо до неузнаваемости. Приходя домой, он, как и каждый вечер на протяжении всей жизни, обламывал остатки ногтей о тонкую кожу. И та сползала, сползала струпьями - еще одна маска, брезгливо выброшенная в ведро. В зеркало смотреть не имело смысла - в настоящем обличье он себя уже давно не узнавал. А, может, и никогда не знал.
Будни, серые будни. Так привычно - улыбаться.
Утро - несколько легких движений, и вот крем уже втерт в лоб, щеки, подбородок. Через несколько мгновений он станет второй кожей. Только много лучше - живущей отдельно от внутреннего "я".
Когда баночка подходила к концу, он отправлялся в магазин за следующей. Пестрящие яркими вывесками лавки предлагали обывателям весь спектр лиц - от новинки "дружелюбный босс" до классического "улыбка - бесплатно". Серии кремов для дам отличались большой изобретательностью - стразы, названия вроде "лучшая подружка" и прочие привлекающие идеи. Вот только грусти, радости, сострадания не было в прейскурантах. Не положено. Это слишком эмоционально, а потому - не правильно. Человек обязан быть вежливым к окружающим, не более.
Он опять и снова недоумевал - как все могли настолько сродниться с этими масками?.. Почему утром не возникает даже мысли не наносить грим? Почему пальцы опять и снова тянутся к баночке с ядом, отравляющим существование своим лицемерием?
А может, потому - что жизнь и была лицемерием задолго до того, как появились крема, предлагающие легкий путь к сердцам окружающих? Так привычно - к тебе тянутся люди. Такие же люди, нацепившие такие же маски.
Он ненавидел себя за это - но каждое утро взбивал в кожу субстанцию, меняющую окружающую действительность. Улыбайся - и тебе улыбнутся в ответ.
Люди - оплоты благожелательности. Но кто помнит, что скрывается под искусственной кожей?
Выбрал себе любимую за длинные светлые волосы и изуродованное улыбкой лицо с ямочками на щеках. Знал, что книги Гюго запрещены Правительством - но почему, не ведал. Плыл, не зная, что существуют весла. Каждый вечер, сдирая остатками ногтей кожу, он даже не пытался смотреться в зеркало. Так было проще.
И только во сне, когда лишенное маски лицо разглаживалось, и все свойственные черты, все морщинки и карты бытия, являлись на поверхность, он мечтал... Уйти из города в заснеженную даль горизонта, и пусть на лице - решимость, боль, сомнения. Пусть на лице - жизнь.
А наутро была привычная округлость баночки крема. И равнодушие улыбки распарывало зеркало поперек. Значит, всё нормально, и существование продолжается. Продолжается?