Падение было предрешено. Еще будучи молодым, совсем зеленым юнцом, лист слышал ворчание нескольких стариков, волею судеб не сорванных затяжными осенними дождями и холодными зимними ветрами. Иссохшие, морщинистые и потемневшие, старцы с мрачной покорностью судьбе ожидали своего часа, изо всех сил стараясь испортить жизнь окружающим своими предсказаниями скорого падения.
Но кто верит в мрачные предсказания, когда солнце проглядывает сквозь ажур кроны, птицы щебечут свои нескончаемые гимны весне, а жизнь так прекрасна? Кто будет слушать стариков, если в жилах кипят, бегут живительные соки, и каждая клеточка упругой глянцевой поверхности впитывает блаженный свет? Юный лист, как и все его многочисленные братья, смеялся над будущим. И никто не заметил, как ворчание потихоньку истончалось и стихало, пока не исчезло совсем. Сухие искореженные листья бесшумно опустились вниз и затерялись в изумрудной траве, забытые теми, к чьему разуму тщетно взывали все это время.
Но солнечные дни промчались, как один миг, и вот уже тонкая струйка страха начала просачиваться в жизнерадостную безмятежность существования. Лист забеспокоился, зашелестел, зашептался с братьями. Почему тепла становится меньше, почему зеленые краски смотрятся вылинявшими и некрасивыми, почему ночами настолько зябко, что некогда блестящая поверхность, которой лист так гордился, истончается и покрывается первыми морщинами? На многочисленные вопросы никто не смог дать ответа, а старый дуб молчал, медленно, но верно погружаясь в осеннюю депрессию.
И вот - однажды утром это произошло. Ветер, прошедшись частым гребешком среди кроны, взметнул лист... И оторвал. И умчался дальше, совершенно не замечая крохотную испуганную частицу замирающей жизни в своих потоках. Небо закружилось, сливаясь с землей в каком-то безумном калейдоскопе, и лист даже не успел испугаться, как ветер внезапно стих, будто успокоенный чей-то твердой рукой. Земля и небо - все вернулось на свои места, лишь лист, оставленный на произвол судьбы, начал медленное падение туда, вниз, к неизвестности.
Жизнь промелькнула, как один миг. Лопанье почки, брызжущей бурлящими соками дуба. Первый лучик света, ласково пригладивший светло-зеленые вихры новорожденного листа. Быстрый рост, стремительное развитие в идеальную листовую пластину, которой наверняка втайне гордился хранящий молчание дуб. Безмятежное существование среди таких же, как и он, со стойкой уверенностью, что так будет всегда. И вспомнились старики, их тихий скрипящий шелест о том, что ничто не вечно - как и они, листья... Да! Почему он не слушал? Почему не запоминал? Неизбежно приближающаяся земля пугала, неизвестность заставляла мелко дрожать от неясно тревожащего душу осознания свершающегося здесь и сейчас факта: вот и все. Вот и конец.
Чем было это падение для одинокого листа, всю жизнь прожившего в окружении братьев - и летящего теперь к смерти, будучи покинутым ими? Какие бездны открывались обреченному, какие мечты угасали в измученном осенью теле? Опускаясь все ниже и ниже, лист внезапно особенно отчетливо вспомнил как-то присевшую на него божью коровку.
- Какая ты... Красная! - сказал тогда лист насекомому, содрогаясь от него поступи.
- Сам дурак, - обиделась божья коровка и испачкала идеальную зеленую поверхность отвратительно пахнущей желтой жидкостью. А потом улетела.
Братья потом задразнили... Но теперь лист вспоминал этого жука и отчаянно завидовал. Были бы крылья! Вот бы сейчас улететь! Перестать плавно, но неуклонно снижаться... Перестать-перестать-перестать!!!
Лист забился в истерике, и потому как-то не осознал последние сантиметры своего исторического падения. С сухим шелестом упав в пожухлую траву, он тихо всхлипнул и затих в ожидании темноты и длинного туннеля. Но ничего не происходило. Через некоторое время лист утомился ждать и решил оглянуться по сторонам. Оказалось, его братья тоже были здесь. Здесь! Вместе, опять они вместе! Неужели возможно такое счастье?! И лист догадался - он падал один для того, чтобы осознать, насколько это важно - ценить окружающих и никогда не оставаться в одиночестве. Озарение было столь важным и значительным, что лист совершенно не заметил, как огромные зубья сгребли и его, и остальных в большую кучу... Лишь почувствовав жаркое, обжигающее тепло, лист понял, что никому и никогда не сможет рассказать о своем открытии. И новые листья, родившиеся весной, рано или поздно обречены на такое же страдание. На падение в неизвестность, совершенно не догадываясь о том, что там, на самом дне бездны, обязательно будет с кем жить - или умереть - рядом.