- Прости меня. Как мне изгнать из сердцаэтот страх?
- Моя госпожа, осенняя земля такая твердая, поникшая трава так печальна... Я вижу, как светитсяжаровня с углями, я вижу, как Вы расчесываете волосы. Я вижу, как в садике в сумерках падает снег.
- Сколько столетий я и ты выполняли свой долг, как теперь - в этих сумерках, в начале бесконечной зимы? Снег падает в самое мое сердце... Что еще мне дозволено сделать, чтобы оплакать нашу разлуку? Кроме как в одиночестве молча рыдать во внутренних покоях, любовь моя...
- Закройте глаза, моя госпожа. Вы увидите - это не меч, это смертельное пламя... Он срезает меч врага, как будто это тонкий росток.
- Может быть, он оказался слишком быстрым.Может, рука твоя дрогнула - из-за чего же, как не из-за моих постыдных слез... Прости меня. Как случилось, что ты отрубил ему руку?
***
В самом начале июня погода в Питере редко бывает жаркой. В тот день тоже было прохладно - в самый раз для спортивного костюма. Мы почти не ждали электричку, быстренько погрузились, угнездились внутри вагона с нерадивыми дачниками - разве прилежный дачник попадется в электричке в субботу, часов в одиннадцать утра? Нас было десять человек вместе с тренером. Звали его Илья, и относились мы к нему почтительно, как к Учителю. Сидя рядом с ним даже стеснялись разговаривать, чтобы не ляпнуть что-нибудь не то... Во всяком случае, я. Из всех учеников - самый слабый и бестолковый. Мне так хотелось угнаться за ними, за остальными, за их выносливостью и силой... А кто я? Слегка упитанная, слегка рыжеватая. Когда я закрываю глаза, я вижу космос, в котором обитают стихии, воины и драконы. Вы видели, как хвост шелкового зверя алого цвета поднимает смех и метель на пол Вселенной? Фонтаны огня, дожди новорожденных звезд... Впрочем, ладно. Мой папа зовет меня Заяц. Мне семнадцать лет.
Наша компания встретилась в сентябре, это было самое начало занятий по школе ушу Лун Ху Цюань, Дракона и Тигра. Школа эта оказалась старше христианства. Знания передавались по непрерывной линии и во времена социалистических гонений на пережитки прошлого перекочевали из Китая в Киргизию, а затем тоненькая ниточка протянулась в Питер... Услышав это мы, сидящие на полу спортивного зала одной из школ на Староневском, конечно, возрадовались. Ведь кто-то из нас хотел научиться драться, кто-то хотел прикоснуться к древним традициям, а кто-то, как я, пришел, не понимая зачем, но повинуясь дорожной разметке реальности. На самой первой встрече я услышала его - удовлетворенный рык своей тигровой природы. Я поняла, что остаюсь.
Прошли осень, зима и весна. Мы занимались беготней по залу, отжиманием и маханием ногами. Дышали, ловили маленькие мячики. Еще мы уделяли очень много времени и внимания первым базовым стойкам - подготовительной позиции, стойке всадника и стойке тигра. На самом деле, эти позиции обладают удивительной мощью. При правильном положении восстанавливаются тонкие связи между различными частями тела, меняется внимание, и ты просто чувствуешь, как тело начинает накапливать силу. До тех пор, пока хватает на это слабых дрожащих ножек, конечно. И если удастся хотя бы раз, хотя бы издали, почувствовать эту силу и эту ясность - уже не останется никаких сомнений о смысле этого пути. И у меня их не осталось.
И вот мы едем в лес, сдавать свой вступительный экзамен в Школу. Говорят, перед экзаменом мы должны пробежать по лесу какую-то трассу... Чуть ли не километров десять. А у меня в школе по физкультуре - пожизненное освобождение. Меня в жизни не влекло спортивное ориентирование. У меня нет ни малейших сомнений в том, что я эту трассу не пройду. Вернее, не пробегу...
От станции мы топали до места минут сорок, потом побросали свои пожитки на полянке и выслушали комментарии Ильи. Бежать, препятствий не пугаться, если - говорит он нам - вы поймете, что никогда, ни при каких обстоятельствах сделать ЭТО не в состоянии - не расстраивайтесь, наверняка существует еще какой-нибудь путь. Интересно, подумала я, что ЭТО он имеет ввиду... И мы побежали. Солнце к тому моменту скрылось в облаках окончательно, стало прохладно, и это было замечательно. Лес стал такой зеленый, свежий, как у Врубеля. Но красота эта не могла меня утешить.
Для любого человека, который по выходным хотя бы катается на лыжах, наша пробежка была бы, наверное, просто небольшой прогулкой. Но не для меня. Само состояние бега противно моей натуре! Через десять минут неторопливой рыси по пригоркам я начала выдыхаться и отставать, так что думать могла только об окончании забега. Тут я заметила, что, как бы я ни отставала, позади меня на некотором расстоянии все время остается Аркадий, один из самых крепких и продвинутых моих собратьев. С одной стороны, это вселило в меня надежду не пропасть в этих лесах, но с другой стороны, лишило всякой возможности остановиться. Тем временем, мы стали спускаться в низинку, где было чуть сумрачней из-за высоченных темных зеленых елей, и вот мы уже бежим вдоль маленькой речушки шириной три-четыре метра, бежим по удобной прибрежной тропинке. И тут я вижу, что ускакавшие вперед коллеги остановились и толпятся на берегу этой самой реки, видимо, увидели какой-то указатель. Когда я доковыляла до всей компании, ситуация уже разъяснилась - реку в этом месте надо было перейти... по бревнышку. Это была одна из елок, с торчащими во все стороны лапами, которая перекинулась через речку и образовала мост, высотой не меньше двух метров над уровнем этой самой речки. Мои коллеги пытались по одному подниматься по этому "мостику", относительно тонкий ствол начинал пружинить, и я уже видела, как они валятся в речку с воплями. Я начала понимать, почему Илья сказал нам: "Возьмите запасной комплект одежды и обуви, на всякий случай...". Не дожидаясь своей очереди на елку, я помчалась вниз по течению, искать другую переправу. Да здравствует Илья, хвала гуманизму и состраданию к двоечникам! Метрах в ста от остальных я, цепляясь за сучки, переползла через реку по специально сооруженному мостику из набросанных веток и толстого прямого бревна.
Думать о победе было некогда, потому что нужно было догонять собратьев, которые уже улепетывали от меня в гору. Конечно, догонять - это сильно сказано, но, по крайней мере, не потерять их из виду. И я снова побежала по холмам. Забравшись на очередной холм, я увидела болото. Нет, не то болото, где резиновый сапог по щиколотку уходит в мокрый мох, там еще растут такие бледные водянистые подберезовики на тонких длинных ногах... Это было подернутое ряской болото, на поверхности которого стояла вода. Из воды с ряской торчали вешки, намечающие два коридора. Наш замыкающий, который все время деликатно держался довольно далеко за моей спиной, догнал меня в мерзостных кустах на краю болота и поведал, что "правый коридор Илья рекомендовал только для мальчиков". Как будто там кроме меня еще были девочки... "И если Вам, Баскервиль, хоть капельку дорога Ваша жизнь..." В общем, иди между вешками, и не огибай их с той или иной стороны. И, в принципе, это совсем не сложно - уговаривала я себя - если ни о чем не задумываться. Идешь, не останавливаясь, и вытаскиваешь ноги из грязи, которая всего-то чуть выше колена. Что может быть проще, если веришь тому, кто прокладывал коридор...
Дальше нужно было бежать по широкой лесной дороге, но все время в гору, и я опять плелась далеко-далеко в хвосте, а за мной на неизменном расстоянии - терпеливый безмолвный Аркаша. Но даже и этот бесконечный подъем тоже кончился, мы оказались на просторной открытой полянке. Она заканчивалась песчаным обрывом, по которому мы скатывались вниз все к той же самой реке. Оставалось только перепрыгнуть ее с заготовленным для этого шестом, и подняться наверх по такому же песчаному обрыву. Оттуда сверху Илья и смотрел, как подавляющее большинство "ученичков" зависает на шесте на половине траектории, а потом оказывается посередине речушки. Пока они развлекались, я снова нашарила в кустах спасительное бревно для двоечников, переправилась через речку и вползла в песчаную гору на трясущихся ногах. Я прошла трассу.
Когда все поднялись наверх, мы сразу построились на поляне, и начался экзамен. Статика в стойках на время, стойки на точность, шаг "крокодила"... Приближался вечер, пошел холодный моросящий дождь, но, честно говоря, это не имело уже никакого значения, точно так же как и то, что я не могла отжиматься на пальцах. И, наверное, что-то еще не могла. Экзамен был сдан. Илья разрешил мне пройти посвящение.
Как только экзамен закончился, мы, счастливые, мокрые и грязные, отправились к речке, чтобы пройти посвящение водой. На нашей дорогой речушке, которую мы несколько раз пересекали, были сооружены занятные мостки с дыркой посередине. Двое моих собратьев взяли меня за руки и за ноги и три раза макнули в речку вместе с головой, а потом отнесли на берег и поставили на место. И тогда я совсем поняла, почему Илья сказал нам: "Возьмите запасной комплект одежды и обуви, на всякий случай...". Потом на песчаном обрыве был разведен огромный кострище, а над ним - бревно. Пройдя через огонь по бревну, мы становились учениками Школы. Как обычно, к своему позору, я прошла по бревну самой последней, когда огонь уже не поднимался в человеческий рост. Но даже это уже не имело значения. Я прошла обряд посвящения...
***
Дом Валентина и Юли находился в Озерках, обычный бревенчатый дом, обшитый, покрашенный в зеленый цвет, темный, как взрослые лесные елки. Дом стоял на пригорке, перед ним -- небольшой дворик, за ним на склоне - сад. Этот сад спускался бы к самому озеру, если бы Валька не огородил его сплошной дощатой стеной под два метра высотой. Стена эта производила солидное впечатление, хоть и была выкрашена в нежный розовый цвет, атласные ленточки еще такие бывают. Валька возвел ее, чтобы предотвратить не столько проникновение или подглядывание в сад, сколько разбор предыдущего, прозрачного и хлипкого забора на дрова для костерков полночной молодежи или дневных семейных пикничков, которые всегда имели место вблизи полугородского, но, все равно, достаточно красивого и большого озера. На первом этаже дома была веранда, туалет, кухня и три комнаты. В одной из комнат, которая находилась прямо напротив кухни, стояли диван, маленький столик, телевизор и музыкальная система. Здесь обычно велась беседа, здесь угощали чаем или кофе. Окна во всех комнатах были небольшие, на первом этаже их, к тому же, слегка загораживала садовая растительность, поэтому в отсутствие электрического света, в какой-нибудь из серых питерских дней в комнатах было сумрачно. Некоторое количество старинных предметов интерьера и блеклые серые семейные фотографии первой половины века укрепляли ощущение старинного фамильного жилья, которое, вместо того, чтобы восхищать и, может быть, вызывать зависть, всегда меня тревожило, иногда до паники. Почему в этих старых строениях, будь то городской дом или загородный, всегда так не хватает света?
На второй этаж вела крутая и страшно неудобная деревянная лестница, которая начиналась сразу от входа в дом и приводила в просторную мастерскую под сводами крыши. В мастерской было всего одно маленькое окошко - обычное, чердачное окошко. Здесь же стояла мебель, только приготовленная на реставрацию или уже находящаяся в работе. Там были в своем порядке, понятном только хозяевам, развешаны всевозможные инструменты и различные, диковинные и занятные, старинные предметы, придающие мастерской особый колорит. Например, здоровая связка старинных ключей всевозможных размеров и форм, каска, пробитая пулей, гаечный ключ и рашпиль, каждый длиной по пол метра, странные связки какой-то сушеной травки, видимо, добавлять в еду гостям, керосиновая лампа... Сразу за мастерской, даже не отделенная дверью, а всего лишь дверным проемом, находилась спальня Вали с Юлей. Из окна спальни был виден сад, окруженный розовым забором, а за садом - озеро. Знаете ли вы, как много это значит, просыпаться - и видеть в окно сад?..
В те времена мы были частыми гостями в этом доме. Мы - это мой папан и его вторая жена - Вета, моя сводная сестра, Дианка, двенадцати лет, похожая на тонкий черноголовый одуванчик, и я сама. Бывали у Вальки, конечно, и другие люди, большинство из них - творческих профессий. Беседы за чаем и беседы в саду у мангала с мясом были, преимущественно, посвящены или эстетике, или философии, или еще чему-то в этом роде. В общем, это был хороший дом. А Валька уверял нас, что где-то под домом спрятан клад.
***
...Как мне передать это чувство победы, с которым я пришла на следующую тренировку через пару дней после экзамена? Они все стали мне родными, я пришла домой. Я была счастлива. Я ждала начала большой и серьезной работы - выхода на энергетическую систему, секретные техники школы. Я думала, что Илья сам скажет мне, когда к нему подойти, чтобы подробно побеседовать. Прошла пара недель, мои приятели-мальчишки начали индивидуальные занятия, а мне все еще никто ничего не говорил. Собравшись с духом, после тренировки я подошла к Илье сама и спросила, как мне тренироваться дальше, что нужно, чтобы начинать систему...
- У меня нет разрешения на передачу женских техник. У меня нет даже их описания, оно есть только у наследника традиции, в Бишкеке... - сказал мне Илья.
Кинолента крутится исправно, но за несколько секунд искусственный мир на экране выцветает, все люди вдруг начинают двигаться очень медленно, они беззвучно шевелят губами, как в трансе. В сердечном центре становится холодно... мне дурно, меня обманули... И что же мне делать? Он смотрит на меня непонимающе - а что? Ходи на тренировки, вот есть еще комплекс цигун, мы учили, помнишь... И вдруг я вижу себя его глазами - бедная разочарованная школьница, ну какая тебе система, ну какая у тебя трагедия?... мы же зачли тебе экзамен, ты молодец, тренируйся, ведь у тебя, все равно, еще все не всерьез... Стоп. Меня больше нет здесь, я не могу глотнуть от боли, пячусь в сторону раздевалки, я - невидимая Чучундра, крадущаяся вдоль стены, прочь...
Я изо всех сил пыталась достойно пережить свое поражение. Я готовилась поступать в институт, ходила на тренировки, пыталась рассматривать происходящее как свой индивидуальный путь, но... все это было бесполезно. Все напряжение моей воли оказалось не сильнее тонкой апрельской травинки, попавшей под лошадиное копыто. Со мной начала происходить таинственная мутация.
Все начиналось почти незаметно, как будто появилась невесомая пелена непонимания между мной и миром. Она сделала все мои дни облачными, как будто от неудовлетворенности. Глядя на свои достижения, перелистывая скудные тетрадки стихов и разглядывая свои же картинки, я поняла, что все это - все, чем я так гордилась - не стоит и птичьего перышка. Сидя на пыльной траве газона рядом с домом я смотрела на серые облака и чувствовала, что меня уже нет больше, нет больше ни моей любви, ни талантов, ни моих самураев в заснеженных мирах. Есть только чистый лист бумаги, цвета этих вот облаков. И все... Я - не более, чем горькая усмешка. Я - ничтожное пол-ученика. Отлученная от тайного, я стала призраком ушу. Я могу думать только о тигриной силе, о бесшумно ступающих белых лапах - черных полосах. Но это было только начало.
Через пару недель стало хуже. Я начала просыпаться с рассветом. Вы знаете, во сколько рассвет начинается в Питере в июне? В четыре часа утра. Бессонница - это горестная болезнь. Яд накапливается в крови медленно с течением бессонных ночей; это такое странное жжение и зябкая усталость, которые отпускают тебя ненадолго поспать на берегу вечернего неба, но совсем ненадолго! Чтобы в назначенный час опять поднять тебя с постели. Мой час приходил на восходе. Открывая сухие, засыпанные песком глаза, я видела розовый блик на стене дома напротив - и больше я уже не спала. Пережив три или четыре рассвета на истерзанной подушке, слушая летних городских птиц во дворе, глядя, как солнце становится из розового желтым, я поняла - если я хочу сохранить свою крышу в целости, я должна выходить из дома, чтобы встречать рассвет.
Рядом с моим домом есть большой искусственный пруд, а перед ним - большой песчаный пляж. Туда-то я и ходила встречать свои восходы. Ну и что же я, каждый день ранним утром буду смотреть на солнышко, и не буду использовать это волшебное время для тренировок? Так и получилось, что по утрам я начала заниматься цигун, как мне и советовалось. Потом приходила домой, пила чай и отправлялась болтаться по городу, или решать математику, или учить физику. А моя бессонница тихо, день за днем, вымывала землю из-под моих ног, и мое существование становилось все более зыбким, тревожным, необоснованным... Сумрачные утра приносили мне исцеление - я спала. И просыпалась в девять утра в отчаянии, что пропустила свою тренировку. Мысль о том - зачем я все это делаю - мне не приходила. Я жила, подвешенная за один тонкий розовый луч восходящего солнца.
Лето всегда быстро кончается, не так ли? Осенью дни в нашем городе стремительно сокращаются, наступают полярные сумерки. Они могли бы меня спасти. Если бы бессонница была единственной из моих необъяснимых напастей. Как и бессонница, это подкрадывалось ко мне незаметно. Сначала я и внимания не обращала, что уже знакомые мне сладкие уколы желания становятся все более и более частыми. Но вскоре я уже жила с постоянным жжением в животе и с оранжевой пеленой перед глазами, от которых не помогали ни тренировки, ни учеба. И без того одуревшая от утренних подъемов на восходе, я больше не могла спокойно засыпать и по вечерам, теперь уже от перевозбуждения.
На одной из тренировок разговор зашел о разнице между мужской и женской энергетикой. Илья говорил, что Школа, которой мы принадлежим, является клановой, поэтому техники рассчитаны на работу по энергетической системе супружеской пары. Мужская энергетика такова, что для энергетической работы необходимо сексуальное воздержание, поэтому период в несколько месяцев пара должна воздерживаться от занятий любовью. Женская энергетика, напротив, такова, что выполнение женских техник обязательно должно происходить на фоне регулярных занятий любовью, поэтому мужской и женский циклы для пары чередуются друг с другом. Кроме того, мужская и женская энергетики по-разному настроены относительно суточных энергетических ритмов. Поэтому мужские тренировки проводятся глубокой ночью. А женские - на восходе солнца... Я слушала, слушала... Я начинала понимать, что со мной происходит. Видимо, в тысячелетних традициях не бывает "просто" посвящений и ничего не значащих обрядов инициации...
Самое время впасть в отчаяние. Самое время на полгода уехать в Бишкек, именно сейчас, за пару недель до вступительных экзаменов в институт. Понимание проблемы не сильно облегчило мою жизнь. Для этого зверского пламени по-прежнему не было выхода, мое желание за пару недель переросло в настоящую боль, от которой не было передышки, и я перестала понимать что-либо, кроме одного - я больше не могу оставаться девственницей.
***
В моей жизни был только один человек, к которому я могла пойти. Вот Староневский проспект, и я иду от Лавры по мокрому тротуару, смотрю на мокрые фасады, все окна спят. Ведь мой день в полтора раза длиннее вашего, вы спите, а я уже знаю, что Нева сегодня серая, как сумерки, и из-за дождя она сливается с белесым небом где-то там, за Володарским мостом, над безотрадным промокшим Отрадным. Я слышу всей кожей, как шелестят деревья Монастырского садика у меня за спиной в это дождливое, раннее-раннее воскресное утро. Я чувствую - мне туда нельзя. Но я не могу остановиться. Квартал, светофор, в подворотню направо. Намокший спящий колодец, дверь - черный проем, двадцать ступеней... Привет...
Борька был на год старше моего папана. Он был буддистом и художником, с расплывчатым московским прошлым - строительная специальность, бывшая жена, дочь... Тогда все эти слова весили для меня не больше, чем инструкция по пользованию лифтом. Мне казалось, что в его квадратной комнате хранится что-то бесценное, что сам воздух там иначе окрашен. Там и в самом деле было на что посмотреть, особенно такому человеку как я. Книги. Мне особенно запомнилось две. Первая - драконоведение, китайская иллюстрированная книжка о драконах, в которой этих китайских драконов было, наверное, больше, чем во всем остальном Питере 91-го года вместе взятом. Исключая только Эрмитаж с его загашниками, наверное. А вторая - огромная синяя книга про Лхасу, ни единого английского слова, одни иероглифы. Для меня она стала окном в Тибет, я разглядывала пейзажи, ступени, молитвенные барабаны, скульптуры, ленты, а главное - главное - это живопись, живопись, живопись... Спустя пол года я купила эту книгу в комиссионном отделе Дома Книги, отдав за нее целиком одну из своих первых стипендий. Я ведь так и не знаю, может быть это ты, Борька, в эти голодные времена устал от тягот, да и продал свое окно в Тибет? Если так - не горюй, оно теперь мое... Еще ты показывал мне оружие. Такое, какого мне не доводилось больше держать в руках. Индийский кинжал с резной рукоятью из цельного нефрита, старинный ятаган, гранаты в темном серебре... Катана. Змейка на чистом лезвии. Этому мечу хочется поклониться почтительно, потому что возьмешь его в руки - и чувствуешь мощь, которая гораздо больше тебя самого. Волшебное оружие. Мои заснеженные миры...
Он был очень нежен со мной. Пока мы занимались любовью, мне казалось, что во мне запустился новый способ дыханья. Как будто, я задыхалась много месяцев, и вот, наконец, мне удалось вдохнуть все ароматы дождливого лета, и кровь моя понесла по жилам кислород... Я больше ни с чем не могу сравнить это облегчение... Потом мы смотрели в окно на мокрые зеленые клены и кусочек белого неба. Потом рисовали разноцветной тушью. И я раскрашивала белые листы цветами своей любви к тебе, и моя любовь была алой, и она была изумрудной. Я забыла о том, какие причины привели меня к тебе. Я просто была...
...Дождь не кончался весь день, стало чуть светлеть только к вечеру. Меня постепенно начала охватывать совершенно необъяснимая паника. Глядя на просветы в облаках, на окружающие меня предметы, на курящего в кресле Борьку, на постель, я чувствовала, что ни единой минуты больше не могу здесь оставаться. Знаешь, как горько, став цельным всего лишь на миг, потом вновь становиться сиротливой частью? И, хотя оторваться от тебя мне было больно, очень больно, эта паника и ледяной страх заставили меня наступить на твое недоумение и обиду - и бежать, бежать как можно быстрее, из этой комнаты, из этого мирка, бежать... Ты подарил мне браслет из круглых черных агатов. Ты закрыл за мной дверь. Я ухожу.
И пусть я ни черта не понимала тогда, теперь я знаю, Борька, ты по настоящему любил меня. Теперь я знаю, какую боль может причинять детская жестокость - приходить, когда вздумается, следуя только своим внутренним знакам. Ничего не объяснять. И уходить, лишь скользнув глазами по всем сокровищам твоей жизни, которые ты предложил мне в дар. Состраданию, как грамоте, надо учиться. Прости меня.
Что-то было не так. Я вышла из темного подъезда, из двора... Что-то не так. На Староневском блестят мокрые тротуары, сквозь тучи просвечивает низкое вечернее солнышко. Моей боли больше нет. И я дышу своим новым способом дыханья, и энергии моей жизни текут во мне по новому кругу. Мне легко. Но что-то не так. Я решила поехать к своему папану - кто же еще сможет меня успокоить? Купила жетоны метро, сейчас найду автомат... Семь цифр, разбуди меня ночью - я не ошибусь, семь цифр, какой-то далекий женский голос:
- Алло...
- Алло, Вета? Привет...
- Вы ошиблись номером.
Гудки. Эххх... жетон жалко. Набираю снова.
- Вета? А можно папу?
- Алло, куда Вы звоните?.. Да, это наш номер, но здесь таких нет.
Гудки. Мне становится очень холодно. Какие-то ватные ноги, и руки трясутся... Я сажусь на гранитную приступочку около станции метрополитена. Ну как же так... Пять минут я глубоко дышу. Ну да ладно. Ну мало ли какие бывают глюки... Надо сматываться отсюда. Метро, мерно гудящие эскалаторы, пересадка на Маяковской... Я ведь лягушка-путешественница, я знаю все наши станции с пересадками между линиями наизусть. Должна признаться, мне все еще слегка нехорошо, но, слава Богу, держать себя в руках меня учить не надо. Я иду по метро на автомате, иногда падаю, как в сон, в воспоминания сегодняшнего утра. Боря... Я очнулась в полупустом вагоне под механический голос, "станция Ленинский проспект". Что за черт... Ну как мои ноги могли принести меня на противоположную линию... Мне же надо на Гражданку. Ругая свою рассеянность на чем свет стоит, я пересаживаюсь на противоположную линию. Еще пол часа. Борька... "Станция Академическая". Как в лучшие мои дни, к остановке сразу подходит троллейбус, две остановки по гражданскому проспекту - и я приехала. Я начинаю внутренне улыбаться и ерзать в нетерпении, только бы вы были дома... Ну куда вы денетесь вечером в воскресенье, хотя, конечно, можете в Озерки к Вальке с Юлей... Ну будьте дома, пожалуйста... Твердя заклинание, я бегу через зеленые душистые дворы. Вот дом, подъезд, третий этаж, звонок. Почему, интересно, не лает Поль? Может, пошли погулять...
- Кто там?
- Это я!
- Кто я?
- Карина!..
- Какая Карина?
Мне страшно. Мне в жизни моей не было так страшно.
- Я... А Владимир Александрович?.. Вета?..
Уже без надежды.
- Они уже три года здесь не живут.
Вот так новость. Конечно, можно было бы испытать облегчение только оттого, что ты, папан, все-таки есть на свете. Но меня это утешило слабо. Я сошла с ума. Другого объяснения я придумать не могу. Ни чего себе - такой глюк! Куда же это вы переехали, хотела бы я знать... Наверное, к бабушке Маше, куда же еще, черт побери... Но с меня на сегодня уже достаточно впечатлений. Ноги мои подкашивались, я хотела только одного - лечь спать. После месяца этих чертовых бессонниц лечь в свою постель и спать... Может быть, завтра, проснувшись утром, я все пойму, и голова моя придет в порядок. Буду сидеть за столом, решать задачки, а в среду в институте - математика. Мне бы четверку, будет девять баллов плюс зачет по сочинению - и я на физмехе... Я брела по мрачноватой улице Гидротехников мимо Политеховских корпусов. К черту эту любовь... Буду учиться. Пап, ну что за глюки... Политех, Институт цитологии, вот уже дом видно. На границе сумерек я, наконец, дома... Какой длинный день. Подъезд, лифт, седьмой этаж, лампочка перегорела. Стоп. Спокойно, главное без истерики. Просто тут темновато, просто руки дрожат... У меня не подходят ключи. Я стояла под дверью минут десять, уговаривая себя позвонить. Ведь это моя дверь, серенькая, крашеная дверь с глазком. А там внутри мамулька, сейчас мне наверняка достанется за мои гуляния перед вступительным экзаменом. Я позвонила. Меня трясет крупной дрожью, наверное, я сейчас вообще потеряю сознание. Я слышу из-за двери мамин окрик: "Спроси, кто там!"... А потом молодой женский голос, как эхо:
- Кто там?
- Карина...
- Мам, там какая-то Карина!
И из глубины:
- Какая Карина?! Не открывай!
Она не знает меня. Кто я? Я просто сошла с ума... Подожди, Каринка. Подожди, вспомни - кто твой папан. Ведь мы обсуждали, в мире бывает всякое... Ведь мы с тобой говорили - реальность такая тонкая вещь...
Папан. Мне нужен папан. Я твердила это как заклинание, пока шла по Болотной к бабушке Маше. Я дошла. Я трезвонила двадцать минут, как в последнюю дверь в своей жизни. Я звонила и звонила, пока старческий голос из-за соседской двери не окрикнул меня: "Что вам нужно!!! Уходите, я вызову милицию!". Мне никто не открыл. Никого не было там.
Приближалась ночь. Моя паника потихоньку сходила на нет, наверное, я просто слишком устала, чтобы паниковать. Я стояла на автобусной остановке, слава Богу, не было дождя, но стало здорово прохладно. А может это просто озноб, холод моей потерянности и одиночества. Мне нужно найти приют. Мне нужно отдохнуть, чтобы завтра начать искать папана, или кого-нибудь, кто сможет меня вспомнить. А, может быть, такого человека вообще нет... Может быть, меня вообще не было? Откуда начался этот кошмар? И я с устрашающей ясностью поняла -- откуда... Борька. Боря, черт тебя подери. Я же чуяла, чуяла сегодня утром, что идти к тебе здорово страшно, и совсем не стоит... Кто же мог сказать мне утром, что означает это "нельзя"... Папан мог, наверное, но ведь я его не спросила. И где мне теперь искать его... Ну и что же, по ту сторону разведенных мостов ты встретишь меня с распростертыми объятиями?! ...Пришел пустой автобус, наверное, последний, в нем было тепло и светло. Мои отчаявшиеся мысли укачало в этом автобусе, и я перестала думать. Смотрела, как за окном мелькают фонари, не уснуть бы, а то уеду в неведомую глушь... А где теперь для меня не глушь? Почти без надежды я ехала в Озерки.
К дому Вальки с Юлей я подошла уже за полночь. Было уже совсем темно, соседский дворовый кавказец сопроводил мое появление в переулке таким рыком, что мне стало и вовсе дурно от страха. Интересно, что сделает со мной Сюсик, если он гуляет во дворе... Хотя, поздно уже, может он спит в доме... Я не стала звонить от калитки, открыла ее и тихонько заглянула во двор. Тихо. Окно наверху горит, может быть, еще не спят. Под темным окном кухни стоит Валькина красная Нива. И никто не мчится с рыканьем, чтобы меня сожрать. Я подошла к крыльцу, что же мне сказать им? Чтобы они пустили меня переночевать. А может быть?.. Я надеялась. Я до последнего надеялась, что они меня узнают. Должно же остаться хоть что-то, ну хоть единственная ниточка... А что это за ниточка, если не папан? Я позвонила в дверь. И услышала лай, правда, лай не кавказца, это явно собака поменьше...
- Кто?
Это Юля, это ее голос, я абсолютно уверена.
- Это дочка Володи!
Голос мой сорвался, меня опять затрясло...
- Настя?! Что случилось?!
Дверь открывается, а я уже понимаю, понимаю, насколько все безнадежно... Юля распахивает дверь. Она останавливается на половине движения и смотрит на меня, смотрит молча, смотрит долго и испуганно...
- Вы?..
Я хриплю:
- Владимир Александрович...
Все. Меня оставил голос, и последние силы. Мне конец.
- Они в Абхазии...
Наверное, от меня за версту несло отчаянием. И, глядя на меня, Юля дрогнула на миг, ведь я назвала это имя, ведь я всего лишь девчонка, дрожащая девчонка, ночью, в ее дворе... И вдруг из-за ее спины вырывается пес - ведь это Поль, он рвется ко мне, он скулит и извивается в приветствии... Я никогда и ни с кем не перепутаю эту собаку цвета перца с солью! Юля хватает его за ошейник, и, видимо, в этот момент ее накрывает с головой моим черным страхом. Она судорожно дергает на себя дверь, и я успеваю только прокричать меркнущему передо мной свету: "Извините! Я думала, они у Вас...".
И вот я стою, прижавшись к зеленой дощатой стене, и нет у меня сил, чтобы уйти со двора в эту ночь. Они уехали в Абхазию, в Эшеру, уехали в отпуск и оставили Поля здесь. Уехали, потому что у них нет меня, которая должна поступать в институт. "Настя?.." Их кавказца, который недавно стал швыряться на всех, кроме папана и Ветки, нет здесь, иначе они не могли бы оставить Поля. А ведь Поль узнал меня. Помнишь Саймака? Псы слушали гоблинов... Я - гоблин, я здесь совсем чужая, я пришла из-за стены. И я скорее сдохну под Валькиным забором, чем вернусь на Староневский. Вытирая слезы, которые вдруг полились и заслонили от меня и без того неверную ночную картинку, я медленно и тихо пошла по тропинке вглубь сада. И удача мне улыбнулась. Валька, ну надо же быть таким растяпой, он оставил открытой дверь в свой подвал, просто немыслимо, но факт. Даже не подумав про крыс, я залезла в этот последний приют и легла на пол у дальней стены... И упала во мрак.
Я шла по прекрасным джунглям - безумная рыжаякошка.
Моя шкура была полна электричеством -
светилась в темноте.
Даже драконы избегали боя со мной.
Но на желтой песчаной дороге
мне встретился жестокий маг.
И теперь я маленький черный кролик
С темной раной в груди.
Я лежу в лесу, меня укрывают мокрые листья,
Небесные слезы не обжигают меня - ведь соли в них нет...
Я умерла.
***
Берега реки были очень пологими, что левый, что правый - плоские, как будто на равнине. У самого берега было хорошо видно серую гальку на дне, по которой струилась быстрая кристальная вода. Правда, чем дальше от реки, тем крупнее становились острые камни, которыми все здесь было засыпано - ни единой песчаной полоски, а не далее, чем через километр от реки, уже громоздились огромные обломки серых скал, и сами скалы - без какого-либо плавного перехода, сразу отвесной стеной. День был светлый, воздух прохладный и прозрачный, река - пронзительно синяя. По небу мчались нескончаемые облака, большие и клочковатые, а солнце почему-то никак не могло попасть в просветы между ними, чтобы сделать этот пейзаж из прекрасного - лучезарным.
Я стою на левом берегу. Река шумит. Надо же, какое величественное место... Оборачиваясь назад, я вижу метрах в пятистах от меня обнесенное высокой сплошной стеной здание, типичная китайская архитектура, только гораздо строже, чем разноцветные, как игрушечные, беседочки, воротца и домики над прудиками, видимо, специально отобранные в журналы для привлечения туристов... Издалека все строение казалось приземистым и небольшим. Каменная стена серого цвета практически сливалась с каменистым пейзажем, темно-серая крыша с характерным изгибом придавала строению строгий и сдержанный вид. Как по внутреннему зову, я пошла от реки к зданию. Китай, значит... Ну что же... По мере того, как я приближалась, я поняла, что здание казалось приземистым только издалека, на фоне возвышающихся за ним скал. На самом деле, трехметровая стена огораживала немаленькую территорию, и дом за ней, также был внушительных размеров. В той части стены, которая смотрела на реку, не было видно ни дверцы, ни окошечка. Взяв немного левее, я изменила угол зрения, и мне стала видна перпендикулярная реке часть стены, и в ней широко открытые, огромные черные ворота. Туда я и направляюсь.
Несомненно, я вижу это место в первый раз. Но я чувствую себя абсолютно спокойно, больше того, мне почему-то кажется, что это большая удача - оказаться здесь. И в голове, и в сердце у меня холодно, светло и пусто, наверное, даже радостно, как в глубоком-глубоком детстве в праздничный день. Когда с утра известно, что сегодня мы идем в гости, и после завтрака я слоняюсь по квартире и жду, пока мама накрутит волосы на бигуди, покрасит ногти пахучим лаком, пока дойдет, наконец, очередь, чтобы одеть меня в выходное платье... Под этой каменной стеной мне уже почти не страшно, и не осталось места для паники, просто пришло печальное понимание - мой мир изменился. Кто знает, может быть, эта река окажется лучше серого каменного города, в котором меня никто не помнит...
И вот через ворота я вхожу в огромный квадратный двор, вымощенный каменными плитами, с трех сторон огороженный той самой стеной. Сердце мое начинает бешено стучать - я вижу, что по обе стороны двора выстроились две ровные шеренги людей, они одинаково нарядно одеты, в шелковые костюмы - свободные брюки и китайские куртки с длинным рукавом и воротником стоечкой. Такой костюм - тайная мечта любого из нас, занимавшихся ушу. Илья, помнится, говорил, что костюм учителя черный, а костюм ученика белый, и, уж конечно же, он должен быть свежим и чистым на каждом занятии... Костюмы встречающих меня людей были глубокого синего цвета. На стене с внутренней стороны были развешены разноцветные вымпела. Я иду через двор, постепенно приближаясь к зданию. Я вижу, что на его ступенях меня встречают еще два человека - мужчина и женщина. И тут я, наконец, понимаю - это моя Школа, та Школа, в которую я так стремилась. Меня приняли, и вот я пришла учиться. Ветер треплет вымпела и волосы учеников, а те двое передо мной - учителя. Женщина улыбается, ведь они здесь именно меня и ждут, и меня приветствуют. Только приветствия эти звучат в моей голове вне слов на каком-либо из языков. Надо же, вместо языка у нас тут будет телепатия...
Это праздничная встреча нового ученика. Звучит музыка - дрожащий тон этого длинного струнного инструмента, который кладут на колени. Мы все слушаем музыку в медитативном настроении, я сижу на ступенях у ног учителей, смотрю на облака, думаю про эту небесную школу. В какой же мир я шагнула? Существует ли дорога назад? Потом было показательное выступление учеников, когда все вместе, а потом по очереди они выполняли какие-то красивые и сложные формы. Потом наступили сумерки. По периметру двора зажгли факелы, ученики демонстрировали спарринги. А ко мне вместе с сумерками вернулись тоска и страх. Я почувствовала себя смертельно уставшей, мне стало очень грустно среди этого мастерства. Мне так захотелось опереться хоть о кого-нибудь, кто заговорит со мной при помощи речи. Мне так захотелось вернуться домой. Я все еще сидела на ступенях, глядя на танец драконов, и не заметила, как задремала.
Когда я проснулась, пустой двор уже освещала круглая серебряная луна. Я вскочила с остывших ступеней. Под этим лунным светом мне стало не по себе, реальность казалась прозрачной и зыбкой, через нее просвечивала черная бездна. Я поскорее пошла внутрь школы. Как же они могли оставить меня на улице? Вот молодцы... А теперь все спят и мне придется ночевать под какой-нибудь колонной. Но все оказалось даже хуже. Пройдя несколько темных залов и коридоров, я вдруг совершенно отчетливо поняла, что здание абсолютно пусто. Я стояла посреди зала с колоннами, в который смотрела ослепительная луна, по колоннам поднимались и спускались усатые драконы, играющие с жемчужинами. Ни ветерка, ни звука. Я совсем одна. В этом подлунном мире я вдруг увидела себя - не более, чем зыбкий призрак. Сказать, что я потерялась - это ничего не сказать. И я стала звать. Я звала беззвучно, и вкладывала в этот мысленный зов всю свою силу. Где вы? Вернитесь ко мне, не оставляйте меня одну...
Мне показалось, что последовал какой-то отклик. Сразу же между колоннами по периметру зала задвигались темные силуэты, и луна высветила несколько лиц. Я жалобно вопрошала, как же они оставили меня одну? Почему не разбудили? Что мне делать дальше? Почему не показали, где мне спать? Окружавшие меня силуэты проявляли крайнее дружелюбие и участие, конечно, бедная, бедная... Они так мне рады... Сейчас все будет хорошо... Моя мгновенная радость начала медленно улетучиваться. Что-то с ними было очень сильно не так. Что-то неправильное было в их слащавом отклике, кроме того, они постоянно очень странно двигались, ни на секунду не оставаясь на месте, медленно кружа вокруг меня. И мне совсем не удавалось уловить хотя бы одну черту лица кого-нибудь из них, заглянуть кому-нибудь в глаза. Мое чувство неправильности всего происходящего росло как снежный ком, все мое сознание стало криком протеста, прогоняющим их прочь. Как только я озвучила мысленно категорическое нет, очертания силуэтов стали меняться. Через несколько секунд вокруг меня уже плясала целая стая хихикающих обезьян, одетых в человеческую одежду и производящих впечатление совершенно разумных существ! Они потешались над своим удавшимся обманом изо всех сил, показывая на меня пальцами, высмеивая мое жалкое отчаяние. Вскоре они потеряли ко мне всякий интерес и занялись своими делами, некоторые разбрелись по темному зданию пустой школы, а некоторые отправились на улицу. Я по-прежнему стояла посреди зала в полной растерянности. Эта метаморфоза вызвала у меня легкий шок, не говоря уже об обиде за то, что меня бросили здесь, обманули и высмеяли. Никого из школы здесь не было. Я снова осталась одна.
Я побрела прочь из здания школы, медленно пересекла двор, спотыкаясь от усталости, совершенно раздавленная одиночеством. В школу меня, похоже, действительно приняли. Приняли-то, приняли, но где мне ночевать... Я вернулась к реке, умылась и села на каменистый берег. Было достаточно холодно. Спать уже совсем не хотелось. Как же меня угораздило задремать там во время выступлений? Куда мне идти в этих горах? Как же я вообще влипла во всю эту историю? Может быть, в один прекрасный момент я просто проснусь?.. Задавая себе по кругу и в разном порядке все эти и еще множество других вопросов в таком же духе, я сидела на берегу реки, и тряслась от холода, закрыв глаза руками. И тут меня как током дернуло от негромкого оклика:
- Карина...
Я чуть в реку не упала. Передо мной стоял молодой мужчина в форме школы, длинные волосы забраны в хвост, глаза блестят даже в этом неверном ночном свете.
- Госпожа учительница просила меня вернуться за Вами и проводить Вас. Она сказала, что Вы не сможете сами найти дорогу домой...
И он повел меня домой. Одна мысль о том, чтобы идти в горы внушала мне ужас. Но что мне было делать? И я пошла. Сначала по камням вдоль реки, потом по узенькой тропинке - все выше и выше в горы. Сначала тропинка пробиралась через острые каменные обломки и густые колючие кусты, потом вдруг стала ровной и вынырнула на свободу. Справа от нас возвышалась серая скала, слева светила белоснежная луна в черном небе. Здесь наверху света было так много, что ночные очертания были уже не черно-серыми, а голубыми. Тропинка бежала по узкому карнизу, но была ровной и удобной. Мой провожатый шел за мной следом, давая мне возможность самой выбирать темп подъема, и, видимо, страхуя. Ведь слева под нами была пропасть. На самом дне этой пропасти текла крохотная серебристая речка - та самая. По ту сторону от речки поднимались вверх лунные горы. Снизу они казались мне просто неприступной серой стеной, а с нашей нынешней высоты они выглядели стройными и ровными, с лесами у подножия, с аккуратными вершинками. И тянулись они, заснеженные луной, так далеко, как хватало моего ночного зрения. Мы шли очень долго. Потом тропинка снова спряталась в заросли, которые постепенно перешли в просторный лес с высокими деревьями вместо ненавистных непроходимых кустов. Луна снова стала освещать тропинку, просвечивая сквозь кроны. Идти стало намного легче, потому что подъем, наконец, прекратился. Видимо, мы поднялись на какое-то заросшее лесом плато. Но горный ландшафт был скрыт от глаз деревьями, и можно было только догадываться, что в той стороне, где светит луна, есть горы и пропасти.
Луна давно прошла зенит, потом еще некоторое время светила нам в спину, и, наконец, спряталась за деревьями. Мы пришли на небольшую поляну, размером не больше школьного футбольного поля, за которой виднелась высокая каменная стена с воротами, а над стеной - темные изогнутые крыши. Надо сказать, что я от усталости уже почти ничего не воспринимала. Только успела заметить, что где-то за зданием лес смыкается и резко взмывает вверх по крутому горному склону. Мы пересекли поляну и вошли в ворота.
Здесь все было совсем не так как там, внизу, на берегу реки. Небольшой дворик, вокруг него крытая галерея, первый этаж находится на уровне земли, просто перешагиваешь порог - и ты в доме. Мы прошли совсем немного по темному небольшому коридору, после чего мой провожатый показал мне небольшую комнату с звездным окошком под потолком и оставил меня одну.
На небольшом помосте была разложена постель. Я думала, что от усталости мгновенно провалюсь в сон, но сон ушел, и я долго-долго лежала, не шевелясь, разглядывая звезды в окне. Потом наступило странное состояние - как будто бы я даже дремала, но как-то поверхностно. Я помнила, что лежу в комнате, чувствовала свое тело, но не могла пошевелить ни одним пальцем. А перед глазами моими проплывали горные пейзажи, и далеко внизу текла река. Луна села за гору, на горном ландшафте стали проступать краски, деревья у подножия гор окрасились густой зеленью, а горы стали голубыми. В лесу вокруг разорались птицы. Наступил земляничный рассвет.
Потом из окна потянуло цветочными арматами, солнце встало, птицы слегка успокоились. Наступило утро, и мое забытье постепенно развеялось. Я поднялась с постели, чувствуя себя совершенно отдохнувшей. Очень хотелось умыться и переодеться, но комната, в которой я ночевала, оказалась совершенно пуста. Даже причесаться было нечем. Я отправилась на разведку. Выйдя из комнаты, я попала в узкий коридор - двоим, встретившимся здесь, пришлось бы прижаться к стенкам, чтобы в коридоре разойтись. Вроде бы, вчера мы пришли по нему в мою комнату справа - туда я и направилась. Повернув один раз налево, коридор привел меня в просторный холл, освещенный отраженным солнцем. Справа была дверь, ведущая во двор, с которого мы вчера вошли в дом. Я подошла к этой двери и выглянула - дворик залит ослепительным солнцем, вымощен каменными плитами, окружен двухметровой стеной с прилегающей к ней по периметру крытой деревянной галереей. Ворота закрыты, по левую руку от меня залегла глубокая синяя тень от стены. Ой... В этой самой тени, метрах в трех от меня, вытянув лапы дрыхли два здоровенных тигра. Интересно, они что, сторожевые? Я быстренько вернулась в дом. Прямо напротив входной двери, в другом конце холла светился еще один дверной проем. Подойдя поближе, я увидела, что за этой дверью также есть двор, вернее сказать, сад. От двери в центр садика змейкой уползала выложенная камешками тропинка. На клумбах по обе стороны тропинки вовсю цвели пионы - белые, розовые, алые - и по всему садику веял их аромат. Дворик этот был внутренний, со всех сторон окруженный стенами дома - за высокими кустами черноплодной рябины были видны окна, смотрящие во двор. Я медленно пошла по извилистой дорожке, щурясь от яркого солнца, вдыхая этот воздух, ароматный и легкий, как в самом раю. В самом центре садика обнаружилась круглая площадка, засыпанная пестрым гравием, не больше трех метров в диаметре, на ней кружком стояли легкие кресла. И я увидела ее... Моя Госпожа.
Она сказала мне:
- Привет...
А лицо у нее совсем не китайское, глаза серые и прозрачные, и сияют. Сидит в кресле, нога на ногу, ноги босые, костюм из белого шелка. И волосы - черные, прямые, длинные-длинные, со лба небрежно забраны наверх в хвост, рассыпаются по плечам. Она такая молодая, ей, наверное, не больше тридцати. Смеется...
- Вид у тебя такой потерянный... Ну что ты! Не горюй! Давай поговорим.
- Мне бы переодеться...
- Зачем? Тебе ведь, все равно, скоро уходить. Оставайся в своей одежде. Нет, ну если тебе хочется, я тебе, конечно, дам шелковый костюм...
Смеется...
- Почему уходить?
- Ты думаешь, ты где?
- В школе...
- В школе... Ну да. Садись... Тебе нужно будет вернуться домой.
- А как же посвящение? Или что это было, там, у реки?
- Все правильно, это был праздник по твоему поводу.
- Так меня в школу приняли?
- Ну а как же. Знаешь что... раздевайся, давай. Умоешься, действительно.
Она встала и ушла по извилистой дорожке в дальний конец сада. Я, тем временем, сняла свои черные китайские тапочки и неуверенно стягивала голубые джинсы. Она вернулась, принесла здоровенный кувшин, разрисованный малиновыми жар-птицами.
- Классные жар-птички... - неуверенно говорю я. Смотрит на меня. Опять смеется.
- Фениксы. Раздевайся, раздевайся.
Я сняла футболку и трусы, она поставила меня на клумбу и стала поливать из кувшина. Вода была приятной температуры, прохладная, но не холодная. Она облила меня с головы до ног. Я умылась, и сразу стало лучше. Слегка обсушившись на солнышке и отжав волосы, я одела обратно трусы и свою футболку с Микки Маусом, и села, а джинсы оставила пока валяться рядом с креслом вместе с тапочками. Она поставила кувшин прямо тут, на площадке, и села напротив.
- Ну, вот. Давай поговорим с тобой про Школу.
- Что это за здание там внизу, у реки? Я решила, что это и есть здание школы.
- Это здание для церемоний, праздников и встреч. Обычно оно пусто.
- А обезьяны?
Смотрит на меня сочувственно, улыбается...
- Ну, они просто подшутили над тобой, видят, что ты потерялась, ничего не понимаешь - вот пришли и подшутили. Это просто обезьяны, от них вреда никакого нет.
- Они разумные какие-то...
- Конечно, разумные. Это ж тебе не ленинградский зоопарк.
- Тут что, все животные разумные?!
-- В большей или меньшей мере... Ну, не жучки, конечно... Ну, в общем, да.
- А сама Школа здесь?
Она глубоко вздохнула, лицо ее стало совсем серьезным.
- Погоди, давай разберемся. Что ты называешь Школой? - Она меня озадачила. Я думала несколько минут.
- Ну... Место, где ученики живут и тренируются. Мне кажется, это место - Школа Дракона и Тигра. Только я не понимаю, где все это расположено и как я сюда попала. Я теперь тут буду учиться?
- Ну, с некоторыми оговорками, верно. Если в целом. Это действительно Школа Дракона и Тигра. Если быть точной - одна из ее частей. Школа как целое пронизывает несколько разных миров, и в каждом из миров она проявлена по-своему, и в каждом из миров у нее свои задачи. Я надеюсь, ты не думаешь, что сюда приходят за тем, чтобы отрабатывать прямой удар?
Я растерянно моргаю. Разных миров... Ну, допустим. Ну, не прямой удар... Ну, много там есть, чего отрабатывать... А зачем сюда приходят?
- Никто здесь не занимается физической подготовкой. Мы комбинации не учим, не набиваем о тренажеры руки и ноги, и поединок у нас здесь - это нечто совсем другое, чем ваши разящие богомолы, или как их там...
Проехалась. По моему любимому фильму про ушу проехалась. Комбинации здесь не учат? Для меня комбинации, их еще называют "формы" - это мечта, это смысл занятий, эти таинственные танцы, которые преображают сознание... Мне только они и нужны, ну неужели уж я стану драться с кем-то? Подумать смешно. Я вообще никого ударить не в состоянии. Да врага лучше вообще не злить, а то хуже будет... Зачем тогда я здесь, если они комбинации не учат? И потом... А как же праздник?
- Что же, на празднике все эти комбинации и упражнения - это было просто красивое представление?! Зачем?!!
- Не расстраивайся. В каком-то смысле, действительно представление. Но, подумай сама, когда ты отмечаешь день рождения, зовешь гостей, угощаешь их, они говорят слова в твою честь - разве в этом нет элемента театральности? Почти любой праздник театрализован, так или иначе, и ничего плохого в этом нет. Хотелось сделать тебе приятное.
А мне, все равно, слегка обидно. Я думала, они показывают свои достижения, а это они просто мой глаз радовали. А я надеялась, что научусь всему этому... Погодите-ка, так чему все-таки здесь учат, если они не учат комбинации?
Я подняла на нее глаза. От ее встречного взгляда у меня мороз побежал по коже - таким он был острым.
- Школа - это единый организм. Когда человек становится учеником, Школа производит инициацию, в этот момент в энергетике ученика включаются новые механизмы. Собственная магическая змея человека не дает этому импульсу быть растраченным, это значит, что энергетическое обеспечение дальнейшего развития ученика берет на себя его собственная Кундалини, и оно происходит в соответствии с той программой, которую сам человек выбрал. Кроме импульса к развитию, Школа дает ученику камертон, в соответствии с которым он сможет сверять подлинность любого явления, сможет настраиваться на многие вещи, которые раньше были ему совсем недоступны, и глубоко их понимать. Эта тонкая настройка позволяет ученикам Школы несравнимо более успешно учиться и эффективно действовать в самых разных ситуациях, не только применительно к рукопашному бою. Тебе нравится тантрическая живопись?
-Да... - еле выдохнула я.
- Когда вернешься домой, продолжай рисовать. Ты поймешь меня... Попозже поймешь.
- Домой? Я разве не останусь здесь учиться?
- Нет.
- Как же...
Я думаю, я сейчас заплачу... Опять меня отправят прочь. Значит, я не стану мастером ушу. Ни в том, моем родном мире, ни в этом, ни в каком другом. Я сидела молча, опустив глаза, стараясь не расплакаться прямо тут. Ну почему все со мной так...
Она наклонила голову набок, смотрит на меня грустно. Ей, как будто, стало жалко меня... Может быть, все-таки?..
- Ты ведь еще сама не осознаешь своего выбора, и целей своих не видишь. Этот мир хорош, спорить не стану, и ты могла бы много лет подметать здесь двор от пыли и листьев. Могла бы научиться кое-каким чудесам. Но твое ВРЕМЯ... Оно будет потрачено. И, когда ты станешь совсем-совсем взрослой и самостоятельной, твое нереализованное из того, несовершенного и техногенного мира - оно тебя догонит. Тогда ты не оправдаешься десятком освоенных здесь секретных техник. Ты должна вернуться домой.
- Почему тогда я вообще здесь оказалась?!
- Да потому что выбрала неудачного любовника!
Смеется...
- Тебе необходим был мужчина, чтобы инициировать новый энергетический круг, но выбрала ты самого неподходящего! Он несовместим с твоей жизнью, мне очень жаль... Ты проходила точку ветвления, а он, хоть и неосознанно, переключил тебя в другую последовательность, очень близкую твоему миру, но, увы... Тебя в ней не было. Ты не родилась у своих родителей, они расстались до твоего появления. Радуйся, что благодаря своей интуиции ты не осталась у него ночевать. Утром тебя бы уже просто не было! Ни в одном из миров... И пришла ты, в конце концов, в чрезвычайно удачное место - в этом подвале стенка между мирами очень тонкая - мы легко перевели тебя из этой нехорошей для тебя последовательности в нашу реальность. А отсюда я отправлю тебя домой.
Услышав все это, я впала в оцепенение. Просто таращилась на гравий под ногами, даже пошевелиться не могла. Надо все это как-то осмыслить...
- Не грусти. Ты полноправная ученица. Вся мощь Школы теперь будет за тебя...
- А здесь... - голос пропал. Я прокашлялась. - Здесь что, совсем никто из учеников никогда не живет?
- Живут иногда, но не подолгу. Приходят, если нужно что-то конкретное понять. Ну, например, проникнуться настоящим духом тигра... или дракона... - Госпожа моя лукаво прищурилась, - этот мир как нельзя лучше приспособлен для метаморфоз, в нем очень хорошо учиться некоторым тонким моментам. Например, отождествлению со зверями, это что-то вроде метафизической бионики. Взаимодействию со стихиями. Осознанию космического единства и двойственности.
Бионика... Метаморфозы... Видимо я представляла собой один большой и удрученный вопросительный знак. Меня хватило только на то, чтобы пробормотать:
- В каком смысле, метаморфозы?
- В смысле превращения, дружок. Можно стать тем, кем захочешь. Помнишь, большинство древних школ рукопашного боя использовали отождествление с животными? Это прекрасная практика...
Глаза мои полезли на лоб от изумления.
- Госпожа, вы хотите сказать, что возможны такие превращения?! А эти спящие тигры во дворе, случайно...
- Ну да... - и вот она опять смеется.
- А каким зверем можно стать?
- Тем, который тебе нравится. Если твоя собственная энергетика конфликтует с энергетикой выбранного животного, ты можешь серьезно заболеть или, еще хуже, потерять ясность самосознания. Тогда тебя придется вытряхивать обратно из звериной шкуры. Никакой пользы. И никакого удовольствия.
- А какая польза может быть от этого перевоплощения?
- Ну, как же! Прикоснуться к духу зверя... Прочувствовать его энергетику... Приобрести его лучшие качества - волю к победе, храбрость, чутье... Его самые эффективные повадки... Стать чистым духом, как дракон... - она вдруг как будто глубоко задумалась. Ее прозрачные глаза погасли, словно их закрыли тяжелые серые облака. Мне вдруг показалось, что я ужасно утомила ее, что она хочет поскорее закончить этот разговор. Она молчала пару минут, глядя на цветочную клумбу.
- Госпожа...
- Я понимаю, все это кажется тебе очень заманчивым, волшебным... Но я не могу позволить тебе остаться здесь. Не в этот раз... Тебе нужно учиться - вот и отправляйся учиться. Тебе нужно продолжать рисовать. Твоя практика - это тантрическая живопись. Это намного больше, чем просто рисование. Научись строить мандалу, настоящую мандалу, с внутренними связями, как живой мир, как цельный организм. Я тут подумала, чтобы ты не грустила, я сделаю тебе подарок. Я покажу тебе одну технику, а потом ты уйдешь. Пойдешь, погуляешь по горам, по лесу... Когда устанешь - не возвращайся ко мне. Просто ложись спать - и я верну тебя в твою последовательность. И, на будущее, всегда будь внимательна в точках ветвления! Выбирай зверя.
Я поняла, что разговор окончен.
- Тигр.
Госпожа моя улыбается...
***
Высоко-высоко в горах, на тайной поляне, окруженной душистым лесом, под шелест травы уснула молоденькая тигрица. Под закатным солнцем ее золоченый мех в черную полосу стал пунцовым, а затем серебряным - под ярким серпом луны, лимонной долькой, горящей над заснеженными вершинами и над глубокими пропастями.
И под луной стали крадучись выходить из леса тигриные сны: белые призрачные слоны, пускающие серебряные фонтаны; огромные и страшные, ростом в полтора тигра белые рыси с тлеющими алыми ранами пастей и красными угольками глаз; полупрозрачный павлин, развернувший кружевной снежный хвост...
А потом небо затянули тучи, и в лесу зашумел ночной дождь, трава на поляне намокла, и только над спящей тигрицей мерцало солнечное облако; ее посверкивающий в темноте драгоценный мех был тепел и сух. Ей снилась радуга на полупрозрачном крыле ее любимого молодого дракона.
***
Я проснулась оттого, что страшно замерзла. Меня колотил озноб, руки и ноги закоченели, пахло отвратительной сыростью. Дико хотелось есть. Похоже, я перестала чувствовать границу реального. Где кончаются сны?.. И я снова смотрю на дверь подвала и отчетливо вижу все события и завершение вчерашнего дня. За дверью подвала барабанил сильный дождь. Мне хотелось просто сдохнуть прямо здесь и сейчас, не выходя из-за этой двери туда-не-знаю-куда... Однако, я не успела предаться своим печалям, и подскочила как ужаленная, услышав со двора голоса и работающий движок. Ну что еще может так звучать, кроме Нивы... Я выползла из подвала под дождь и осторожно выглянула из-за угла. Заведенная машина стояла у ворот так, как будто только что въехала, и из нее выходил...
- Папааан!!!
Я заорала изо всех своих сил и бросилась вверх по ступенькам, уже чувствуя спиной, что на меня сзади из сада несется лохматая машина для убийства, и даже не лает, нет, просто догоняет меня гигантскими скачками.
- Каринка, Кристофер!!!
Это голос Юли, которую я вижу боковым зрением стоящей на крыльце... Я впрыгиваю в машину, захлопываю за собой дверь и вижу в окне оскаленную зубастую морду Сюсика...
...Мы сидим с папаном на диване в комнате на первом этаже и смотрим по Валькиному телевизору Чарли Чаплина. За занавесками по-прежнему белое утро, качаются мокрые сосновые лапы, и дождик стучит. Озеро за садом - серая дымка... Юля принесла нам кофе, перед нами стоит огромная красивая коробка восточных сладостей, там орешки в сахаре, и два сорта нуги, и лукум... Часы показывают пол одиннадцатого. "Заяц, ты как тут очутился?"... Я тебе потом все расскажу...
- На меня напала эта чертова бессонница, и я пошла гулять... Я думала, вы еще спите, пошла в сад...
Я не понимаю, как они верят в этот бред, это было бы совершенно диким поступком, не поздоровавшись полезть в их сад. Но они, похоже, даже не сильно удивляются, только качают головами и думают, ну деточка...
- Каринка, ну как же так можно, там же собака. У нас соседа собственный кавказец так порвал, что наложили четырнадцать швов!
Голос у Юли такой спокойный, голос улыбается...
Потом мы попрощались с Юлей и Валей. Папан, как всегда, торопился домой, но я должна была все ему рассказать. Как только я села с ним в машину, я начала говорить. Про Борьку, про страшный вечер, когда никто меня не узнавал, про подвал. Про синюю реку, горные тропинки, про молодую Госпожу учительницу... И про то, как молодая тигрица гуляла по лесистому плато... Мы сидели в машине с открытыми окнами, в красной Ниве, рядом с Политехом. Дождь уже закончился, сладко пахло тополями, папан мой даже торопиться перестал от таких рассказок. И вот моя история закончена. Я вдруг услышала весь свой рассказ со стороны и сразу как-то очень устала, и стало мне так тоскливо и холодно. Я сумасшедшая. Я в лунатическом состоянии забрела в Валькин подвал сегодня утром, меня посетила серия глюков, и я еще осмеливаюсь их кому-то излагать в надежде, что меня поймут... Я сумасшедшая. Я вжимаюсь в облезлое штурманское кресло нашей красной машины, и ни единой мысли у меня больше нет, ни единого желания. Разве что, в свою постель...
- Мда... - говорит папан, после некоторого молчания. - С Борей - это ты сильный номер отмочила.
Он издевается. Он точно издевается. Ухмыляется сидит.
- Сегодня точно воскресенье?
- Воскресенье.
- Значит, меня вернули в ту же реальность, в то же утро, только в другое место?
- Ты еще погоди... А то как выяснится, что тут половина телефонов другие, чем ты помнишь, или еще что-нибудь в этом духе. Ты, главное, даже если заметишь что-нибудь непривычное, или не такое, постарайся вообще не акцентировать на этом внимание. Ни свое, ни окружающих.
- Ты так говоришь, как будто тебе это чувство знакомо!
- Ну... - папан замялся... - бывают такие артефакты реальности... Главное, в разборки не вдаваться. Давай, я тебя домой отвезу. Придешь в себя, все спокойно обдумаешь, а потом еще поболтаем. А то я тороплюсь уже. Мы еще собирались сегодня за джинсами съездить...
- Пап... А та реальность, ну, где меня нет... Когда я сказала, что я твоя дочка, Юля назвала меня Настя...
Папан замолчал. Сидит, треплет свою бороду...
- Настей звали нашего с твоей мамулькой первого ребенка.
- Она мне говорила, что у нее был выкидыш...
- Нееет... У нее родилась девочка.
- И?
- Умерла.
Вот он, мой вчерашний ужас. У моей мамульки не произошло трагедии. Девочка Настя не умерла. А девочка Карина, выходит, не родилась. Меня опять стало мелко потряхивать. А папан, значит, все равно ушел от нее к Ветке...
- Папан...
- А...
- Давай, я, в самом деле, спать поеду.
Три минуты - и я у своего дома. Вылезаю из машины. Смотрю на папана. Ты мой любимый, самый любимый, только не потеряйся, не расстанься со мной в рассыпанном бисере миров...
- Заезжай, папан.
- Давай... Отдыхай. Зайчик.
И вот я уже на седьмом этаже, ключи из кармана отпирают мне дверь. Мама смотрит телевизор, со своего дивана начинает отчитывать меня, где я шляюсь с самого утра еще и в такую погоду, еще и в одной футболке, и математика в среду. Мои оранжевые занавески задернуты, мой диван ... Какая прохладная простыня... Сейчас все, что было, так похоже на сны. Мои сны... Староневский за пеленой дождя, в дождь машины по проспекту носятся с особым шелестом, повсюду сырость, мокрые старые стены, а тому, у кого нет дома, в самую пору сдохнуть всего лишь от одной только тоски, здесь... Синяя река бежит себе в горах, небо в серых тучах, ветер гоняет пыль по мощеному двору, здание для церемоний пусто. Лесистое высокогорное плато укрыто облаками, трава на поляне шуршит под ветром, а ворота закрыты. Закрыты для меня.
И вот они уплывают - мои сны. И я сама забываю их смысл. И все, что я знаю, что я очень голодна, и сегодня моя ночная прогулка точно будет удачной. Во мне течет сила. Мои лапы ступают бесшумно. Я слышу, как шуршат перья проснувшейся совы. Ночной мир прорисован детально, как тибетская мандала на отштукатуренной стене. Мое ночное зрение превосходно... А вот и мой маячок! И, по внутреннему зову, я, улыбаясь, иду на охоту, почувствовав страх снежной козы...
***
Сегодня понедельник. Проснулась я сегодня в десять утра. Попила какао. Съела яичницу. Делаю вид, что готовлюсь к экзамену. Передо мной тетрадка с решениями - полгода траты времени и денег у репетитора. Просто бред какой-то вся эта математика, скажу я вам... Никакой связи я не вижу между этими задачками. На что, собственно, мне рассчитывать? Что попадутся именно такие, какие мне решил репетитор? Оххх... Я шатаюсь по пустой квартире, мама ушла на работу, телефон молчит, естественно. А кто, собственно, мне может звонить? И вот я снова и снова листаю эту чертову тетрадку. Даже нормального задачника у меня нет, хоть бы посидела, голову поломала над чем-нибудь. То ли дело к физике готовилась! Кипа задачек и курс физики по редакцией Ландсберга, в двух томах... И вот уже час дня, я сижу на кухне, жарю булочку на сливочном масле, пью чай с лимоном, смотрю на лето. За окном светит солнце... Сейчас бы в Озерки, к Юле с Валей! В саду посидеть... Про эстетику потолковать...
Странное дело, все, что со мной случилось, потеряло свою остроту всего лишь за одну ночь сна. Исчезло желание, которое погнало меня из дома, как будто ничего и не было. Мне легко, и боль прошла, и страхи растаяли. Как мне объяснить вам, какой это кайф - просто сидеть дома у окна, листья берез блестят на солнце, ветер перебирает веточки, чай в любимой чашке, и мир кажется таким простым и устойчивым. Это такое облегчение...
Вдруг я слышу два коротких звонка в дверь - это папан! Ну, надо же, как здорово! Я бегом бегу в коридор с жареной булочкой с куском сыра в зубах, открывать. Открываю, впускаю тебя, ох, как тебе жарко... Футболка с белым орлом и надписью "Born to be wild?" - вся мокрая, борода стоит дыбом, глаза нездорово блестят. Под мышкой двухлитровая бутылка кока-колы, запотевшая, видимо, только что из холодильника.
- Привет! - говоришь ты. - Ну и жара... Учишься?
- Ну... пытаюсь... Ни фига мне это не поможет, - уныло сообщаю я. - А ты откуда взялся?
- Ветку за продуктами возил. Ненавижу магазины. У тебя лед есть?
- Есть.
- А стакан?
Достаю ему полулитровый пивной стакан, прозрачный, красивый. Насыпаю пол стакана льда, заливаю это кока-колой. Умывшийся папан усаживается в кресло на кухне, берет стакан, отпивает ледяное зелье и потом вдумчиво на него смотрит. Я сооружаю себе такой же стакан и сажусь напротив.
- Знаешь, какую мы вещичку нашли у Вальки в подвале?
- Нет. - Я навострила уши. - Давно нашли?
- Ну, ты понимаешь, вчера утром он нашел под дверью подвала некий ножик. Мы с Веткой заезжали к ним вечером, он мне показал. Ну, необычный такой ножик, очень странной формы. Ручка деревянная. Занятный. Я его даже срисовал, думал, надо будет в книжках поискать, чей он такой. Откуда он там такой взялся, в этом подвале - ни у кого никаких идей. Валька говорит, валялся на видном месте. Как из-под земли вырос.
- Интересно, - говорю, - надо будет посмотреть.
- А Валька его уже потерял! Он положил его в подвале на полочку, а теперь утверждает, что нож пропал. Якобы, просто исчез с полочки, и все... Ну, думаю, ладно. Найдется. А тут Мишкин притащил мне книжку иллюстрированную посмотреть про ножи, так я его, кажется, нашел, этот нож. И знаешь, на что он похож?
Папан полез в свою котомку и вытащил оттуда здоровенный том, бережно завернутый в полиэтиленовый пакет. Папан нежно достал книгу из пакета и открыл на странице, где лежала закладка. Да, книжка, в самом деле, шикарная. Прекрасная полиграфия, плотная глянцевая бумага. На странице, которую папан открыл, вложен рисунок карандашом, прорисован необычный контур лезвия, чуть горбатого, с широкой линией заточки, форма и заделка рукояти. Все это, действительно, как две капли воды совпадает с ножом на книжной иллюстрации, только в книге виден еще легкий серый муар на клинке. Под иллюстрацией подпись "Непальский кукри". Непал? Гималаи? Ничего себе.
Я читаю аннотацию к иллюстрации: "Непал -- небольшое государство, расположенное к северу от Индии, где проживает двадцать миллионов человек. Жители этой страны, живущие бок о бок с Тибетом, отличаются миролюбием, но среди них существует грозная каста воинов - гуркхи. Во время англо-непальской войны 1814-1816 годов британские солдаты были поражены храбростью и военным умением этих маленьких горцев, рост которых редко превышал 160 см... После того, как англичане завербовали их в свои ряды, более 250 тысяч гуркхов сражались под знаменами Соединенного королевства на разных фронтах - при подавлении восстаний в Индии, в Месопотамии во времена первой мировой войны и в северной Африке во времена второй. Кукри -- их боевой нож. Предания гласят, что его длинное изогнутое лезвие убирали в ножны только после того, как оно обагрялось кровью врага. Техника изготовления кукри осталась тайной ущельев Гималаев". Вот это да...
- И откуда такой ножик мог попасть в Валькин подвал? Кто-то из его предков ездил в Гималаи?
- Да нет, вроде, никто не ездил. Вот и я думаю - откуда? Наверное, это все-таки был не непальский нож, а что-то очень на него похожее. Хотя, сомнительно как-то. Уж больно он характерный. И выглядел он как старинный. Ну, допустим, подделка. А теперь это уже и не проверить, Валька, балбес, такую вещь потерял...
- Папан...
- А...
- Мне, почему-то, кажется, что это был очень ценный ножик...
- Да что ты говоришь! Мне тоже, почему-то, так кажется. Ты бы его видела...