Аннотация: Представляю вам свое (пока единственное) произведение в прозе... Хотелось бы также прочесть произведения известных фантастов, которые писали в детективном стиле.
Земля наваждений
Глава 1. Открытие доктора Эдвардса
Сидней, 1991 г.
- ...Согласно всему тому, что этот кретин наговорил вчера на конференции... кхе-кхе...
Говоривший ходил туда-сюда по тесному прокуренному помещению лаборатории сиднейского Института геофизики и, как было заметно, очень сильно нервничал. Сигара прыгала у него во рту, а сам он, сухонький и согнутый под 67-летней ношей возраста, был похож на большую серую крысу. Сходство усугублялось еще тем, что на его пергаментном лице беспокойно бегали маленькие крысиные глаза.
- Однако, профессор Крипсвелл, стоит ли так изводиться по поводу недоказанного? - возразил его собеседник, молодой человек лет двадцати пяти, все это время стоявший около двери, прижавшись к дверному косяку и сложив на груди руки. Это был новый сотрудник института, геофизик-вулканолог по имени Дрегон Хард, который приехал в Сидней из Мельбурна.
С Хардом нас познакомили совсем недавно, во время сентябрьской научной конференции в Мельбурне. Тогда же я, защитив докторскую диссертацию по атоллам, собиралась лететь в Сидней, чтобы работать в Институте геофизики при Академии наук. Однако из-за технических неполадок с самолетом рейс был отменен, и мне пришлось целые сутки ждать следующего, так как мне было необходимо прилететь в Сидней утром. И тогда же оказалось, что и мой новый знакомый отправлялся в Сидней в ту же среду и тем же рейсом. Я застала его сидящим на скамье около входной двери здания аэровокзала во вторник, в шесть часов вечера.
Надо сказать, что мое первое впечатление, когда мне представили этого человека в зале для конференций, было не самым лучшим, поскольку перед важным мероприятием он по рассеянности или еще по каким соображениям отдавил мне ногу и вообще, показался мне излишне невозмутимым и самоуверенным типом.
Однако потом, уже в аэропорту, молодой человек оказался куда более располагающим и обаятельным. Мы разговорились с ним на разные темы и на следующий день благополучно долетели до Сиднея, еще не зная, что вскоре станем коллегами.
... "Крыса" резким движением повернулась к Харду, который продолжал невозмутимо стоять возле двери и саркастически улыбаться.
- Что ты сказал, повтори? Ты защищаешь этого мошенника, который нас дезинформирует? Ваш Теодор Эдвардс, этот глупец из туманного Альбиона - дешевая тряпка, если считает, что его бред - научное открытие! И вы, Дрегон Хард, становитесь на его сторону?!!
Все это время я, одним глазом наблюдая за этой сценой, внимательно изучала новый геотектонический атлас. Открыв, наконец, раздел по структуре островных дуг Океании, который сейчас меня интересовал больше, чем воспоминания о мельбурнской конференции и Харде, я все-таки не выдержала и с силой хлопнула толстенной книгой по полированной крышке стола.
Вмиг нападки старого профессора на Харда прекратились и он переключился на меня.
- Ах, это вы... Я бы попросил вас, доктор Харрисон, вести себя прилично и не портить казенное имущество.
Я ничего не ответила, но на душе было обидно - все-таки Дрегон не был ни в чем виноват, к тому же он был одним из лучших моих коллег. Поэтому в отношении этого парня с моей стороны была нескрываемая симпатия, и в тоже время росла злоба на Адама Крипсвелла.
В тот же момент сигара выпала у него изо рта прямо на кучу газет, валявшихся на полу. Огонь стал распространяться по крытому пластиком полу, прожигая в нем внушительную дыру, и мне пришлось, не теряя ни секунды, схватиться за огнетушитель. К счастью, он оказался под стулом, на котором я сидела. Не обращая внимания на вопли старого профессора, я быстро ликвидировала очаг пожара, но едва не задохнулась от злости, видя довольное лицо Крипсвелла и рядом с ним на стене - белоснежный стендик с лаконичной надписью "Не курить!"
- Спасибо, доктор Харрисон, - похвалил меня профессор, закрывая прожженный участок пола толстым металлическим листом. - Вы спасли нашу лабораторию.
"Которую вы, уважаемый профессор, чуть не спалили по собственной глупости", - подумала я.
- Не злитесь, такое часто случается у людей преклонного возраста, особенно по пятницам. И все-таки, давайте вернемся к одиозному открытию нашего любителя путешествий по океанам. Что вы скажете, доктор Харрисон?
Я пожала плечами, изредка поглядывая на то, что он здесь натворил.
- Пусть говорит Хард, я ничего не знаю.
- Как скажете, Джиллиан, - ответил долго молчавший до этого Дрегон Хард. - Я думаю, профессор Крипсвелл, что вы пытаетесь просто помешать карьере доктора Эдвардса. Разве он не был на острове Шоуэна?
- А кто сказал, что этот остров вообще существует? - снова набросился на него Крипсвелл. - Даже если и так, кто дал ему право поднимать вопрос о каких-то аномальных пространственно-временных явлениях, суть которых не доказана и мы не знаем, что это - непознанная реальность или бред сумасшедшего? И ты, сопляк, смеешь еще мне перечить?!
На этот раз разгоряченный географ схватил стул и попытался запустить им в Харда, но тот ловко увернулся и, перехватив опасный предмет, поставил перед собой и уселся на него верхом, лицом к спинке, сохраняя при этом завидное спокойствие и невозмутимость.
Мои глаза постепенно расширялись от изумления. Я просто поражалась способностям Дрегона Харда: через несколько минут Крипсвелл перестал на него кричать и брызгать слюной, поняв, что это совершенно бесполезно и он пытается перевоспитать каменную стену, отчего выглядит совершенным идиотом. Впрочем, идиотом, по словам профессора, был вовсе не он, а ненавистный ему Хард, но и это никак не отразилось на лице последнего. В итоге Крипсвелл сплюнул и отошел от него в дальний угол комнаты.
Но это было еще не все, что заставило меня поразиться. Я знала англичанина Теодора Эдвардса, он был нашим наставником во время прохождения студенческой практики на Гавайях, но чтобы этот уважаемый ученый делал и представлял на конференциях какие-то сомнительные открытия...
Я решила обо всем расспросить Харда, который, похоже, знал больше меня и хорошо ориентировался во всех ситуациях. В ответ на мое рвение молодой человек добродушно засмеялся, однако выложил про доктора Эдвардса практически всю подноготную. Оказывается, последние три с половиной года они работали в Мельбурне вместе и большую часть времени провели в экспедициях в Полинезии. Объектами их исследований были дно Тихого океана и вулканические острова, которых, по словам Эдвардса, было столько, что хватило бы на "двенадцать поколений современных геологов". В частности, одним из любимых "местечек" д-ра Эдвардса стал небольшой необитаемый, не отмеченный ни на одной карте вулканический остров к югу от Маршалловых островов, открытый в 50-е годы неким Бернаром Шоуэном. Как свидетельствуют некоторые данные биографии и некрологов, этот Шоуэн, опытный пилот американских войск, проводивших в то время ядерные испытания на атоллах (любое напоминание об этом кошмаре "холодной войны" вызывало у меня содрогание и, как мне показалось, мой собеседник видел это и пытался быть предельно деликатным), вскоре после своего открытия умер по дороге на Гавайи (его самолет, согласно распространенной версии, был сбит командой спецслужб), не оставив даже карты с координатами неизвестной земли, вскоре получившей его имя. И вот, десять лет назад англичанину Теодору Эдвардсу удалось отыскать на небольшом исследовательском судне под названием "Экинтаус" затерянный в Тихом океане остров и отметить его на своей карте. Мало того: два года назад Эдвардсу пришло в голову проводить на переоткрытом им острове свои исследования. В конце концов ему, как опытному специалисту-геофизику, стало понятно, что на острове Шоуэна творятся странные вещи, которые он описал в своих записках под названием "Четырнадцать наваждений земли Шоуэна" и в статье, которая называлась "О затерянном времени". Название, как видно, слишком громкое. Однако Эдвардс, говоря о таком нереальном явлении скорее психического плана, тем не менее поднимает этот вопрос в среде ученых. А это, как известно, порождает скандалы.
- Это все? - спросила я ироничным тоном и посмотрела на часы: оказывается, я просидела с ним в лаборатории три с половиной часа. Причем все это время нам никто не мешал, так как разгневанный профессор удалился в организационный отдел еще в самом начале нашей беседы.
- Нет, доктор Харрисон, это далеко не все, - ответил он упрямым тоном, явно не желая со мной расставаться, как будто это доставляло ему какое-то удовольствие. - Он говорил о пространственно-временных искажениях, которые вызываются геомагнитными явлениями и вызывают аномалии человеческого восприятия. До сих пор неизвестно, что это такое - реальные явления или сдвиги в работе мозга. Собственно, он только описал факты, остальное оказалось ему не под силу.
- Теперь понятно, к чему он клонит, - заключила я. - И потом, перестань называть меня на "вы" и "доктор Харрисон". Меня зовут Джиллиан.
- Прости, Джиллиан, - улыбнулся он.
Сказать по правде, мне показалось, что до сих пор я не встречала человека более обаятельного, чем он. Поначалу мне это не нравилось, но потом оказалось, что у него вовсе нет дурных намерений. Он был прекрасным собеседником и серьезным работником. Несмотря на некоторую эгоистичность и склонность делать все по-своему, не считаясь ни с чьим мнением, он отличался добротой и выдержкой, был достаточно сентиментальным и вместе с тем решительным и твердым как скала. К тому же этот парень внешне был очень привлекателен: это был высокий, довольно темный шатен с отросшей стрижкой, немного "орлиным" носом, сильным подбородком и красивыми, почти правильными чертами лица, гармонично сочетавшими в себе мужественность, чувственность и благородство. Более всего притягивали его очень красивые темно-серые, сверкающие глаза, во взгляде которых были видны проницательный ум, некоторая хитрость, энергия и несгибаемая воля, но не было никаких признаков явной или затаенной злобы. Он отличался прекрасной комплекцией, был стройным, широкоплечим и, видимо, обладал значительной физической силой и выносливостью. При этом его внешние данные удивительно гармонировали с чертами его характера: это был сильный человек, способный постоять за себя и защитить близкого или друга, очень интеллигентный и принципиальный. Можно было также предположить, что он окажется надежным другом или спутником по жизни, человеком, который верен своим убеждениям, который никогда не оставит начатое дело и пойдет до конца, несмотря ни на что. В итоге получалось нечто такое, во что несложно было влюбиться, если не с первого, то, наверное, со второго взгляда. Несмотря на все это, я все же старалась бороться против подобного рода увлечений, строя в душе "баррикады" и имея в виду то, что у меня был хороший друг Алан, который жил сейчас в Аделаиде и ждал моих писем. Если же выяснится, что мой очаровательный коллега проявляет ко мне больше чем дружеский интерес, это может плохо отразиться на наших отношениях с Аланом Менглером.
Мои опасения подтвердились, когда Дрегон, глядя на меня в упор, изобразил на лице улыбку. Внезапно у меня начала кружиться голова и колотиться сердце. Одна трещина в моей "баррикаде" уже есть. Неужели...
- Что-то не так? - спросил он, подойдя ко мне ближе.
В ответ на этот вызов я встала из-за стола, заставленного приборами (мы находились в той же самой лаборатории анализа физических параметров изверженных пород, которая чуть не сгорела по вине профессора Крипсвелла), и отошла к окну, где на широком подоконнике лежали образцы базальтов с разных участков вулканических областей земного шара и какие-то фотографии.
- Ничего, - ответила я, стараясь скрыть свое волнение. - Просто я подумала, что у меня нет свободного времени и пора идти домой...
- Джиллиан, я прекрасно все понимаю и вижу, что...
- Что ты видишь? - взъерепенилась я, давясь от внезапной вспышки гнева.
Вместо ответа мой коллега снова улыбнулся, и этот нехитрый маневр странным образом вернул утерянное мною душевное равновесие, вследствие чего я больше не могла на него злиться. Это было очень досадно, поскольку теперь я злилась исключительно на саму себя.
Дальше события развивались, как говорится, "по закону подлости". Заметив мое смятение, Дрегон подошел ко мне совсем близко и взял меня за обе руки, не отрывая от меня своего магнетического взгляда. Я занервничала:
- Дрегон, что ты делаешь! Сейчас же отпусти... Черт...
- Волнуетесь, доктор Харрисон? - спросил он, пытаясь преодолеть мое сопротивление, что ему прекрасно удавалось без особых усилий.
- Все нормально, - брякнула я совсем не то, что хотела выдать этому красавцу, который ни с того ни с сего пристал ко мне, как репей.
- Вот и прекрасно. Не стоит посылать меня к черту, это пустая трата времени. А по вашим глазам я вижу, что...
-Хватит!! Пожалуйста, перестань, займись своими делами!
С трудом высвободив свои руки из его "клешней", я пошарила в сумке и вытряхнула на стол папку с фотографиями.
- Вот это просил передать профессор Леккортс сегодня утром. Я не видела эти фотографии, но он сказал, что это от доктора Эдвардса. Можешь посмотреть.
Я произнесла это нервно-деловым тоном, стараясь сохранять хладнокровие сотрудницы Института. Но теперь я опасалась смотреть на Харда. Он же внимательно рассмотрел фотографии и подозвал меня.
- А вот и вещественные доказательства всего того, что я говорил, - начал он свои объяснения. - Это снимки, сделанные им на острове Шоуэна во время его первой экспедиции, в которой я не участвовал. Они доказывают то, что человеческая психика здесь ни при чем и все, что мы там видели, вполне реально.
То, что я там увидела, показалось мне занятным. На одной фотографии была изображена светящаяся в темноте сеть, натянутая между ветвями деревьев наподобие паутины, однако ее конфигурация была принципиально иная. На другой - какие-то светящиеся шары и полосы, на третьей - какие-то темные фигуры, напоминающие насекомых или даже лица людей... На остальных же пяти фотоснимках я не заметила ничего конкретного, кроме странных пятен и вспышек, похожих на фотографические дефекты.
- Что это? - спросила я недоуменно.
- Как видишь, это и есть то, что он называет наваждениями или призраками, - объяснил Хард.
- Призраками?!
Мне стало не по себе. Мой коллега сразу это заметил.
- Перестань, Джилли! Прости меня за эту оплошность.
- Я по поводу призраков, - промямлила я и громко добавила: - А что касается твоей оплошности, думаю, что она не будет иметь для нас никакого значения. У меня в Аделаиде есть друг, и его имя - Алан Менглер. Надеюсь, мы с ним скоро увидимся.
- Вот как? Очень рад, но... об этом надо хорошо подумать... дело в том, Джиллиан Харрисон... я хотел сказать, что... в общем, ты мне нравишься. Я... я постоянно об этом думаю... прости.
- Какая глупость! - возмутилась я.
Внезапно его тон резко переменился, стал категоричным и даже язвительным, чего я от него не ожидала.
- Но даже если так, я постараюсь изменить эту ситуацию в свою пользу, - неожиданно заявил Дрегон. - Никто в этом мире не знает, на что я способен, тем более что сейчас мне ничего не стоит сделать твою жизнь невыносимой.
А вот это было уже слишком.
- Заткнись!!! - крикнула я, запустив в него кипой журналов. - Уйди вообще!! Слышишь?
При этом я еще попыталась влепить ему пощечину, но он увернулся и продолжал издевательски улыбаться, явно ощущая себя хозяином положения. Я была в неописуемой ярости.
- Ты же знаешь, что наш рабочий день еще не кончился, - говорил он все тем же до бешенства невозмутимым тоном. - Мы работаем.
- Ах, так это мы так, оказывается, работаем... Ну-ну, Дрегон Найджел Хард, очень даже занятная история! Знаешь, кто ты после этого? - спросила я у него, сверкнув глазами, когда вспышка моего гнева пошла на убыль - я была вспыльчивой, но никогда не могла долго злиться и держать обиду.
- Догадываюсь. Это мой недостаток. С такими прилипалами, как я, лучше вообще не иметь дела и не связываться... Я ужасный человек, правда?
- Идиот! Иди ты к черту...
Я быстро схватила сумочку и вышла из этого здания, хлопнув дверью. Весь остаток дня полетел для меня туда, куда я послала его вместе с Дрегоном Хардом.
Глава 2. Неожиданный поворот событий
Признаться честно, иногда моя горячность выходила за пределы нормы. Там, где другие девушки просто смущаются или отделываются глупой улыбкой, я обыкновенно начинаю выходить из себя. Эта практика не приносила мне пользы, но я в свое время слишком мало времени уделяла самовоспитанию. К счастью, конфликт с новым сотрудником не получил своего развития, поскольку Дрегон, как оказалось, не воспринял мои выходки всерьез. Но после той злополучной пятницы он все же перестал меня поддевать и заводить разговоры на щекотливые темы, так что даже стало как-то скучно, хотя мы продолжали заниматься общим делом в одной лаборатории.
С другой стороны, мне с детства была свойственна мнительность, и поэтому поведение Дрегона в последнее время наводило на мысль, что здесь что-то не так. Последние три с половиной недели он вел себя как-то слишком официально и часто возился в отделении сейсмографии с тремя молоденькими студентками, но меня все чаще беспокоил этот его нейтралитет. Мне казалось, что он все время что-то замышляет и готовит для меня какой-то неожиданный сюрприз.
Тем не менее, наше сотрудничество, несмотря на напряженные отношения, давало свои результаты. Мы могли часами бок о бок сидеть за электронной аппаратурой, изучая микроструктуру и оптические свойства вулканических пород со дна океана, а потом писать отчеты или строить компьютерные графики, все время обсуждая, как и раньше, вопросы из разных областей человеческой жизни. Никто нам в это время не мешал, даже Крисвелл, который занимался своими делами и только тихонько ворчал себе под нос. Когда же наша совместная с Хардом работа была успешно выполнена, я облегченно вздохнула.
- Можешь меня поздравить, - сказала я, когда Дрегон заканчивал обработку результатов. - Через два дня я уезжаю в Канберру на симпозиум, а потом навещу моего Алана в Аделаиде. Надеюсь, не соскучишься?
Дрегон крутанулся в кожаном кресле в мою сторону. Глаза его неожиданно засияли.
- Поздравляю, Харрисон! И желаю тебе удачи в этом мероприятии.
- Спасибо, Дрегон.
Он пожал мою правую руку, причем на несколько секунд задержал ее в своей и посмотрел мне в глаза. Да, он немного хитрил, но в чем именно заключалась эта его хитрость, мне было непонятно.
Впрочем, я решила позвонить Алану, находясь уже в Канберре. От всей души я надеялась, что мой молодой человек будет несказанно рад и вскоре приедет сам или дождется моего приезда. Но каково же было мое изумление, когда вместо радостного приветствия с той стороны телефонной линии градом покатились самые что ни на есть горькие и обидные слова. Оказывается, что все это время мой Алан не мог прийти в себя с того момента, когда девять дней назад внезапно получил откровенное письмо от человека, с которым я ему "бессовестно изменяла"...
- Все кончено, дорогая! - отрубил Менглер и бросил трубку, оставив меня в полнейшем недоумении.
Опустив голову, я вышла из телефонной будки и медленно побрела в сторону гостиницы, в которой снимала номер во время прохождения симпозиума. Бесшумный лифт довез меня до заветного 16-го этажа. Войдя в свой номер, я, даже не скинув обувь, повалилась на кожаный диван. Я долго ломала голову над тем, кто мог наговорить про меня Алану, тем более что врагов у меня почти не было, кроме одной моей знакомой из Сиднея. Но и эта девушка никак не могла мне навредить, потому что ничего не знала про Алана, а больше до моих личных проблем дела никому не было. Интересно, кто мог так меня подставить?
И тут в мою голову пришла замечательная мысль, как какое-то озарение. Дрегон! Если судить по сложившимся обстоятельствам, именно Дрегон Хард мог тайком от меня написать и послать письмо Алану, тем более, он знал, где в той проклятой лаборатории находился мой личный ящик письменного стола! Тем более, что этот человек когда-то, совсем недавно, грозился сделать невыносимой мою жизнь...
Мигом осознав свое незавидное положение, я схватила (теперь уже здесь, в гостинице) телефонную трубку и стала лихорадочно набирать номер Дрегона. Как назло, сработал автоответчик, сообщавший, что данный абонент сейчас отсутствует.
- Я его убью! - проговорила я в припадке бессильной злобы. И одновременно с этим я все пыталась понять, что могло заставить Харда пойти на этот не слишком благородный шаг.
В конце концов, я решила на некоторое время оставить всех в покое и заняться научной деятельностью. В Канберре, во время трехдневного симпозиума, я познакомилась с четырьмя последними работами присутствовавшего там доктора Эдвардса. Для начала я прочла его публикации по вулканическим подводным образованиям и генезису атоллов Микронезии и кое-что о Марианском желобе. В течение тридцати с лишним лет Теодор Эдвардс вел свои исследования вместе с геофизиками международной Академии наук. В последние годы он больше работал над изучением геофизических свойств магнитного поля, его связи с вулканизмом и движением океанских вод. До сих пор Эдвардс, написав гору статей и описаний, не нашел достоверного обоснования ряду своих открытий в этой области, что было довольно странно. При этом, по последним данным академиков, что не только глубинное движение земной мантии, но и океанические волны способны создавать разного рода поля, а вулканические явления влияют на разные геомагнитные токи, которые, как и в зоне разломов, нарушают общий энергетический фон нашей планеты. Данные Теодора Эдвардса частично проливали свет на тайну Долины Смерти и пещер Тибета и приоткрывали завесу над Бермудским треугольником. Это могло быть заблуждением, поскольку изучение аномальных зон Земли часто не воспринималось всерьез. Ни один из этих ученых не познал законов пространства и времени, они лишь описывали случайные факты, являющиеся предметом мистики и суеверий. Если бы Эдвардс попытался разгадать тайну Бермудского треугольника с помощью законов современной физики, он потерпел бы фиаско.
Мне же всегда казалось, что время изменчиво. Оно может лететь со скоростью ветра, а может ползти, как улитка; оно рождается вместе с человеком и умирает вместе с ним. Время родилось во Вселенной в момент Большого Взрыва, оно ускорялось и замедлялось, жило и умирало, когда умирали звезды. Время - оно эфемерно и иррационально. Мы не знаем, что это такое, и никогда не узнаем. Но оно, это самое время, неизбежно толкает нас к смерти.
Рассуждая так, я ехала по шоссе из Канберры в Сидней в своем стареньком "Кадиллаке". Мимо меня проносились низкие горы, заросли эвкалиптов, горные речки. До Сиднея оставалось меньше половины пути, когда у меня заглох мотор. Самое ужасное, я ехала не по главной дороге, а по старому, почти заброшенному тракту, где никто почти не проезжал, кроме грузовиков фермеров и изредка - туристов.
Баки с горючим были почти полными, но я никак не могла завести машину. Что-то случилось с двигателем. Провозившись с машиной добрых полтора часа, я в очередной раз попыталась ее завести, но тщетно. Плюнув на это дело, я уселась со своим саквояжем на обочину дороги и принялась читать буклеты, захваченные мной в Канберрском университете, в надежде, что вскоре дождусь машины, направляющейся в Сидней. Солнце нестерпимо жгло, во рту была горечь, а во фляжке у меня оставалось три глотка. Если бы сейчас со мной был мой любимый Алан...
И снова мои мысли обратились к Дрегону Харду. Еще при первом нашем знакомстве в Мельбурне он обещал взять меня на испытание новой модели батискафа Љ 57 "Подводник" (Submariner), разработанной датчанином Кристианом Гассеном на территории Новой Зеландии. Я не занималась исследованиями больших глубин и не собиралась это делать, но сама идея испытания аппарата в районе Большого Барьерного рифа показалась заманчивой. Дрегон так загорелся этой идеей, что буквально не давал мне прохода, уговаривая меня принять участие в испытании. Тогда же Дрегон заявил, что я непременно должна участвовать в экспедиции доктора Эдвардса, назначенной на январь. Я тогда не поверила и позвонила Эдвардсу, а тот сказал, что это зависит от моего желания. Когда я сообщила это Дрегону, тот посмеялся и добавил, что это может зависеть и от его желания тоже. Было заметно, что он пытался подчинить меня своей воле, хотя по натуре вовсе не был похож на деспота.
Дрегон оказался куда настойчивее, чем я. Он долго, методически упрашивал меня работать с ним и участвовать в мероприятиях, которые проводил доктор Эдвардс, и я под конец согласилась. Он был несказанно рад и даже пригласил меня к себе на чашку кофе, но я отказалась. Потом мы с ним ходили на концерт местных рокеров, и продолжалось это до первой нашей ссоры в лаборатории Института геофизики.
По дороге в Канберру (меня подобрал водитель трейлера, а моя машина ехала за нами на буксире) я думала о том, как поступил со мной Дрегон. С одной стороны, это было не то что неблагородно, но и подло, я даже не могла подумать, что он был на такое способен. За все время, пока мы знакомы (со времени приезда в Сидней мы работали вместе больше двух месяцев), я успела привыкнуть к его натуре, но все же поражалась некоторым чертам его характера. Мне вовсе не хотелось крутить с ним роман, но он все делал наперекор, не оставляя мне выбора. И сейчас, когда я вернусь в Сидней, нет никакой гарантии того, что он ко мне не привяжется, поскольку его "затишье" за последние несколько недель были ни чем иным, как ловким маневром с целью усыпить мою бдительность, и это ему, как ни странно, удалось.
С другой стороны, я почему-то начинала осознавать, что в глубине души этот человек мне нравится и я, сама того не понимая, восхищалась им.
В Сидней я приехала к вечеру и сразу же отправилась домой. На остекленной веранде небольшого кирпичного особняка меня встретила моя 18-летняя сестра.
- Джилли! - закричала она с порога, раскрыв передо мной стеклянную дверь веранды.
Я обняла сестру.
- Привет, Мелл. Я только что приехала из Канберры. Дома все в порядке?
- Все прекрасно, Джил. А у тебя?
- Лучше не бывает. Теперь я скоро стану членом экспедиции Теодора Эдвардса и буду изучать вулканические острова на практике. А где мама?
- Они с отцом уехали на неделю в Перт, скоро вернутся. Знаешь, Джил, у меня есть замечательная новость.
Мне стало интересно.
- Какая, Мелл?
- Я сдала все экзамены и поступила в юридический колледж. А еще я вчера в такси разговаривала с одним молодым человеком. Понимаешь, он такой красивый, и у него такие замечательные глаза...
Мне стало смешно. Какая наивность!
- Любопытно... Вы с ним познакомились?
- Почти. Но он сказал, что не может быть моим парнем, потому что ему нравится девушка с такими же прекрасными глазами, как у меня. Я ему сказала, что меня зовут Мелори Харрисон, а он...
Тут она запнулась.
- А он? - переспросила я. - Что он на это ответил?
Она посмотрела на меня в упор и с вызовом, потом покраснела как рак.
- Ты не поверишь, Джил. Он сказал, что эта девушка - ты.
- Что-о?? А он сказал тебе, кто он?
- Ну, разумеется, - засмеялась Мелори. - он сказал, что его зовут Дрегон Хард, и передал тебе большой привет.
- Ах, вот как?! И это все, что он тебе сказал?
- Конечно, нет! Он сказал, что ждет тебя в экспедиционном отделе. Почему ты никогда о нем не рассказывала?
Она посмотрела на меня в упор и с вызовом. Мы с ней сильно отличались друг от друга - и внешне, и характером. Я - достаточно высокая, темная шатенка, почти брюнетка, с волнистыми волосами до плеч и с зелено-карими глазами, со смугловатой кожей и с несколько широковатой костью, но при этом мое упругое, красивое тело с развитыми формами почти не обладало пухлостью, а лицо с выразительными чертами, выступающими скулами и немного вдающимися щеками имело скорее "каменное" выражение, особенно в сочетании с горящими глазами, глядящими пронзительно и открыто из-под темных, вразлет, бровей. Я не была красавицей, но многие говорили, что у меня приятная внешность. Все это как-то гармонировало с моим довольно-таки импульсивным характером. Она - ниже меня на полголовы, стройная, живая кареглазая брюнетка, которая открыто выражала свои эмоции и была почти девочка, если не считать эту инфантильность со взрослостью и компетенцией начинающего юриста.
- А почему я должна вам все рассказывать? - спросила я язвительно. - Знаешь, Мелл, если мы будем вместе, тебе вряд ли удастся его отбить, это гранитная скала. Но при этом он хороший человек и потому мне нравится.
- Поздравляю, Джилли, - ответила сестра на мое хвастовство.
Мы прошли на кухню. Пока я в спешке возилась с замороженными овощами и консервированными мидиями, в моей голове кое-что начало, наконец, проясняться. Итак, несколько минут назад я сказала сестре, что мне нравится Дрегон Хард. Как я ни старалась бороться с подобными мыслями, на деле получалось все наоборот, и чем больше я об этом думала, тем яснее начинала понимать, что он мне далеко не безразличен. Тем не менее, мне все еще хотелось устроить этому наглецу хорошую головомойку.
Глава 3. Моя месть
В здании экспедиционного отдела царил беспорядок. Наш научный руководитель еще не вернулся из Канберры, и здесь орудовал Адам Крипсвелл. Думаю, что от этого нелюдимого человека можно было ожидать всего, кроме гармонии и красоты.
До этого я долго пыталась разгадать, за что профессор Крипсвелл ненавидел доктора Эдвардса. По крайней мере, мне известно, что у Эдвардса два высших образования - геофизика земной коры и географа, степень доктора, многолетняя экспедиционная практика и работа в трех научно-исследовательских институтах в Англии, США и Австралии. Он же, как выяснилось, являлся членом Всемирного общества охраны природы, вел экологические работы, изучал связь вещества земной коры с жизнью, а в последние годы интересовался физическими полями планеты. Крипсвелл же - обычный географ, хоть и профессор. Он просто занимался картографией и немного изучал геотектонику шельфов и материковых окраин.
Второе - то, что этот Крипсвелл был, как оказалось, глубокий консерватор и не воспринимал того, что противоречит "истинной науке". Он терпеть не мог парадоксальных открытий вроде тех, что делал доктор Эдвардс.
- Ну вот, - с видом удовлетворенности выдохнул он, когда я зашла в помещение океанологического музея, находившегося рядом с отделом организации экспедиций. - Вы как раз вовремя. До вашего дурацкого мероприятия еще четыре часа.
- Спасибо, профессор, - бросила ему я. - Но я пришла поговорить с Дрегоном Хардом.
- Сейчас он занят, но вы можете застать его в лаборатории.
- Прекрасно, профессор Крипсвелл!
Коварная усмешка на секунду вспыхнула на моем лице. В ту же минуту я помчалась к лифту с целью добраться до восьмого этажа, где находилась наша лаборатория анализа океанических магматических пород. Дрегон был там и преспокойно чертил на компьютере электронные графики.
Заметив мое молчаливое присутствие, нарушаемое лишь еле слышимым скрипом половицы, парень обернулся. Его реакция на появление долгожданной сотрудницы была вполне адекватной, но зато я была далеко не в духе. Не обратив никакого внимания на его приветствие, я решительно подошла к рабочему месту Дрегона Харда и, будучи вне себя от охватившего меня чувства справедливого возмездия, учинила ему такой разнос, какого не устраивал даже пьяный в доску Адам Крипсвелл. Разумеется, Дрегон не ожидал, что я устрою на его столе такой кавардак и, возможно, ждал, что я брошусь на него с побоями. Впрочем, его реакция на все это была весьма оригинальной: с самого начала он начал возмущаться, пытался меня остановить и поставить все на свои места, но потом молча отошел к двери и предоставил мне полную свободу все крушить и срывать зло на цветочных горшках, наблюдая за ходом моих действий, как будто это было очень занимательное зрелище... пока я неожиданно не поняла, что он нарочно там стоит и издевательски на меня пялится, а мне потом придется выплачивать штрафы за порчу имущества Института геофизики. Осознав все это, я с ужасом остановилась и вперила свой гневный взгляд в неподвижно стоявшего около стены Харда, который к тому же едва заметно улыбался. Как ни странно, но я всегда оказывалась перед ним в глупом и беспомощном положении.
- Вы закончили, Харрисон? - спросил он так, как будто я закончила репетировать очередной отрывок нескончаемого сценария.
Снова меня охватило бешенство, но теперь я уже знала, что решительно ничего не могу сделать против этого человека - он почти не реагировал на мои выпады, делая вид, что ему это совершенно безразлично.
- Подлец... - выговорила я, и тут же моя злоба сменилась чувством бессилия, - ты разрушил мою жизнь. Это ты написал письмо Алану, ты копался в моей записной книжке! Я никогда тебя не прощу...
На мои глаза наворачивались слезы: нет, этот человек окончательно довел меня до кондиции. Сообразив, что к чему, я стремительно покинула помещение лаборатории и вернулась в экспедиционный отдел.
Через несколько секунд там появилась моя хорошая знакомая, красавица Дайэн Мейдоулз, с которой мы вместе учились в магистратуре и теперь работали в Институте, но в разных лабораториях и по разным разделам.
- Привет молодым ученым! - сказала она, улыбнувшись, и от этого мои невеселые мысли немного развеялись. - Как дела, Джилли?
- Отлично, лучше не бывает! - саркастически ответила я.
- Что-то случилось? - спросила подруга, заметив мое плохое настроение.
- Не стоит, Дайэн. Я разгромила нашу лабораторию, и теперь мне грозит штраф.
- Вот как? Вы не поладили с профессором?
- Да при чем тут профессор!
Дайэн округлила глаза.
- Неужели ты повздорила с... как его... Дрегоном Хардом? Зачем, он же такой хороший парень, и потом, я не думаю, что с ним вообще можно поссориться. Конечно, на него можно кричать хоть до потери пульса, он будет притворяться, что ему это все равно что слушать радио, до тех пор, пока у него не лопнет терпение. Это я вижу по тому, как он реагирует на выходки старого Адама Крипсвелла...
- Не говори мне про него, Дайэн... пожалуйста.
- Хорошо, не буду. Это, в принципе, не мое дело.
Мы с ней вышли в полутемный коридор, где стояли столики с наваленными рюкзаками, палатками и будущими музейными экспонатами - разными туземными безделушками, окаменелостями и прочими "трофеями".
- Пойдем на пристань, - предложила мне Дайэн.
- Лучше в сторону бухты, где находится "Экинтаус", - поправила я ее.
- "Экинтаус"? А что это такое?
- Исследовательское судно Теодора Эдвардса, - объяснила я. - Сегодня мы участвуем в испытании подводного аппарата.
- "Подводника"? - оживилась она, поправляя свои роскошные золотисто-белые волосы, длина которых едва ли не достигала уровня ягодиц.
- Дайэн Мейдоулз, ты угадала. Именно так.
Она вдруг поморщилась и издала нечто среднее между тяжким вздохом и стоном умирающей. Мне стало не по себе.
- Что такое? - забеспокоилась за нее я.
- Нет, нет, ничего. Все в порядке. Просто я подумала, что...
Она не договорила. Перед нами располагалась небольшая бухта, поросшая кустарником, где находился пришвартованный "Экинтаус". На палубе находились люди, среди которых главным был Теодор Эдвардс.
- Это и есть ваш "Экинтаус"? - спросила моя подруга, покосившись на палубу.
- Да, он самый, - ответила я и дернула ее за рукав.
- Теперь понятно. Мне пора. Удачи!
Она ушла, а я по спущенному трапу взобралась на палубу пароходика. Сразу же меня привлекло то, в каком виде Эдвардс начинал свой коронный эксперимент. Примечательным было то, что на нем была разноцветная бандана с надписью "Покоритель глубин", делавшая его похожим на пирата. Сходство усиливалось соответствующим выражением суховатого лица с хитроватой ухмылкой и стальными глазами, которые он иногда почему-то закатывал вверх. Из-под повязки торчали полуседые неостриженные волосы, которые он обычно собирал в маленький аккуратный "хвостик", а сейчас, видимо, поленился даже причесать гребнем.
- А вот и наша мисс Харрисон! - начал он, увидев мое появление. - Мы очень рады вас видеть. Правда, Бэрман?
Парень, стоявший позади него, кивнул. Мне стало немного стыдно и досадно.
- Извините, доктор Эдвардс. Мы с подругой...
- Никаких оправданий, - отрезал он. - А где Хард?
Я оторопела. Неужели и этот будет участвовать в испытании? Вот этого я уж точно не потерплю.
- Не знаю, доктор Эдвардс! А разве он тоже участвует?
- Обязательно, мэм, это как закон природы. Вот, отнесите это в каюту.
Он вручил мне стопку сложенных мешков и веревок. Я выполнила это поручение, но впечатление было не из приятных. Я знала, что доктор Эдвардс - сложный человек, но теперь он показался мне совершенно противным. Этакий невыносимый тип, самодур-повелитель, на которого тошно смотреть даже студентам.
Я бросила свою ношу на пол около стены и уставилась в иллюминатор, не зная, что бы такое еще вытворить. Рядом находился металлический столик с компасом, кипами бумаги и какими-то коробками. Полагая, что здесь никого нет, я схватила железный крюк и швырнула его о пол с особым остервенением.
В ответ на это сверху спустились двое. Один (это был Эрих Гиллер, молодой океанограф, немец, приехавший из Берна) начал ворчать по-немецки, пару раз упомянув замечательное словечко "швайн", а второй медленно подошел к иллюминатору. Это был высокий шатен в клетчатой рубашке навыпуск, в котором я сразу признала Дрегона Харда.
Глава 4. Испытание "Подводника".
С того самого момента я стала осознавать, что Дрегон, возможно, и есть мое досадное приобретение и ничто не может помешать ему мной завладеть, если его намерения в самом деле соответствовали моим предположениям. Впрочем, теперь, когда он разлучил нас с Аланом, терять было больше нечего. Будь что будет, и точка.
Поэтому, когда он спустился вместе с немцем в каюту, я не выразила ни тени недовольства. Наоборот, мне даже это было как-то приятно, хотя совершенно непонятно, почему. Теперь он даже не думал надо мной смеяться. Напротив, когда Дрегон по обыкновению приблизился ко мне и взял меня за руку (теперь его поведение было совершенно другим), я почувствовала себя в безопасности. Хотя, по известной логике, опасность должна была исходить от него.
Тем не менее я постаралась не придавать значения эмоциям.
- Дрегон, что ты здесь делаешь? - спросила его я, стараясь говорить тоном, не допускающим никаких лишних эмоций. - Я же сказала, что...
- Прости меня, Джиллиан... Я не хотел быть жестоким, я глубоко сожалею и раскаиваюсь. Да, это я написал письмо твоему другу, но ты не поверишь. Я знал этого Менглера, и мне он никогда не нравился...
Голос Дрегона звучал мягко и доброжелательно, но было ясно как день, что он добивается своего.
- Но я не просила тебя распоряжаться моей жизнью, - ответила я достаточно резко. - Ты все разрушил без моего согласия.
- Когда-нибудь ты поймешь, почему я так поступил. Джилли, я... ты мне очень понравилась, настолько, что я тобой просто околдован. Может быть, это покажется смешным, но я, в самом деле...
- Перестань! Я тебе не верю. Ты просто решил надо мной посмеяться и продолжаешь это делать. Довольно, Хард!
- Но...
В тот же момент я услышала шаги удаляющегося Гиллера.
- Если я не права, докажи, что это не так.
- Хорошо, постараюсь, - улыбнулся он.
Я отошла в сторону и покосилась на металлические ящики, которые были расставлены вдоль стен каюты.
- А что лежит в этих ящиках? - спросила я, в упор глядя на своего замечательного сотрудника, который продолжал стоять у иллюминатора, напряженно о чем-то думая.
- Водолазные костюмы и прочее снаряжение. Баллоны сейчас отцеплены, но док знает, где они находятся.
- Понятно. А как выглядит сам аппарат?
- О, это целый монстр, - с восхищением сказал Дрегон. - Этакая каракатица, которая может ходить по дну и брать пробы. Ничего общего с обычными батискафами, но чем-то напоминает подводный аппарат Жака Кусто. Хочешь, покажу?
На это никто не давал разрешения, но Дрегон почему-то расценил отсутствие моего ответа как знак согласия. Это он выразил в том, что внезапно подскочил ко мне сбоку и потащил на палубу.
- Эй, что ты делаешь? - возмутилась я, отбиваясь от него. - Док оторвет нам головы...
- Если не будешь вопить, ничего не случится, - назидательно выдал он, закрывая мне рот своей свободной рукой, когда мы были почти у самого выхода из люка. И тут же, морщась от боли, отдернул ее, поскольку я ухитрилась цапнуть его за мизинец.
Воспользовавшись моментом, я вырвалась и помчалась вниз по ступенькам обратно в каюту. Но мое бегство, как и следовало ожидать, было обречено на провал: мой напарник почти сразу же настиг меня на лестнице прижал к себе.
- Куда ты? - спросил он вполголоса, но в полной уверенности, что выигрыш на его стороне. - Мы так не договаривались!
- Да отвяжись ты от меня!! Эй, кто-нибудь, помогите, уберите этого ненормального!..
Я не договорила. Совсем неожиданно Хард стиснул меня в объятиях и с неистовым остервенением "впился" в мои губы. Вся эта сцена продолжалась меньше минуты, однако мне она показалась нескончаемой. В конце концов, он меня отпустил, но теперь я не знала, как на это реагировать. Мне хотелось его убить, но сейчас в моем сознании был шквал разнообразных чувств и еще что-то совершенно необъяснимое.
- Пойдем, - произнес Дрегон и повел меня наверх. Что-то странное происходило сейчас с нами обоими, потому что теперь я даже не пыталась противиться и покорно шла вместе с ним. С одной стороны, было ясно, что сопротивление бесполезно и он все равно сделает все по-своему, не уступая мне ни на йоту. С другой - все мои обиды и претензии к этому человеку куда-то исчезли, уступив место осознанию какой-то взаимопринадлежности и зависимости. Как будто я, Джиллиан Нейл Харрисон, не в состоянии больше существовать без него и он для меня - все, что способно сделать меня счастливым человеком, и теперь мы, наконец, вместе... Эти мысли, как какое-то наваждение, лезли в мою голову, как будто Дрегон нарочно действовал на мою психику. Да, несомненно, он был сильнее меня во многих отношениях...
Позже, однако, когда Дрегон стал моим неразлучным спутником жизни и мы делили с ним все наши печали и радости, мне стало ясно, что все это не было мимолетным наваждением и затмением разума, а было, скорее, предвидением последующих событий. Но до того момента все было по-другому, и я в то время не могла предполагать, что между нами возникнет что-то очень серьезное. Тогда я смотрела на проделки Харда как на досадное развлечение, следствием которого были неприятности в моей личной жизни.
Мы поднялись на палубу и направились к левому борту. К моему удивлению, я заметила, что сейчас на палубе никого не было, а значит, никто сейчас не мог нам помешать. Там, куда мы пришли, палуба спускалась несколько ниже, образуя как бы вторую небольшую палубу, где располагался "Подводник", закрепленный цепями. На них же производился спуск машины, затем цепи отсоединялись и связь поддерживалась при помощи рации и локаторов. Сам аппарат с виду напоминал гигантскую металлическую черепаху с антеннами, фарами и камерами для подводной съемки.
- Ух, ты! - вырвалось у меня.
- Ты еще не видела, что там внутри. Но здесь все делается с разрешения нашего начальника, поэтому пойдем обратно. Только не надо ни на кого злиться, хорошо?
Я молча согласилась, решив больше не спорить и посмотреть, чем все это кончится.
Все же, согласно тонким намекам Харда, наш руководитель оказался не таким уж плохим человеком. По дороге до места испытания (оно находилось в шестнадцати милях к юго-востоку от пристани) он подробно объяснял нам условия и ход эксперимента. В конце концов суровый "покоритель глубин" сменил тактику и даже пригласил нас на чашку кофе в кают-компанию. Там он совершенно преобразился, превратившись в разговорчивого остряка, который с известной долей юмора рассказывал о своей бурной деятельности в прошлом и о предстоящих планах. Мы с Дрегоном и все остальные, кто состоял в команде нашего капитана и которых я не знала, поддерживали этот разговор. Исключение составлял молодой немец, который все время угрюмо молчал и лишь один раз что-то сказал, в том числе и свое любимое слово "швайн".
Я, конечно, твердо знала, что я не "швайн", а вполне приличная особа, пользующаяся уважением остальных шести членов команды. Отчасти мое положение опиралось на некоторый авторитет Харда, но я уже успела доказать, что я не козел отпущения и не наглеющее создание, пользующееся услугами своего протеже (как выразился доктор Эдвардс). В ответ на остроту начальника я привела такой пример, что он сам начал безудержно хохотать, поскольку речь шла о проделках профессора Адама Крипсвелла.
Мы прибыли к месту испытания к 16-00. По приказу нашего начальника оператор съемок Альфред Гиэн настроил внешние устройства аппарата Гассена и механизм спуска. Затем четверо человек (доктор Эдвардс, Гиэн, Дрегон Хард и я) по одному влезли в раздраенную дверцу "Подводника", а остальные, включая злобного немца, остались на борту судна. После того как мы разместились внутри машины, док по рации дал команду профессору Скотту Ниррею (одному человеку из команды). Через несколько секунд "Подводник" начал медленно подниматься на цепях и тросах, а затем выдвижной механизм подвесил его над водой, после чего аппарат стал постепенно спускаться вниз. После того, как батискаф был спущен на воду и тросы были отцеплены, капитан завел двигатель, одновременно с этим включив приборы, показывающие скорость погружения, давление и прочие вещи.
- Вот, видите? - говорил Эдвардс, сидя за пультом управления. - Кристиан Гассен все отлично продумал и рассчитал по мелочам. Эта штука может погружаться на глубину до 12 километров, а это значит, что мы можем смело погружаться на дно Марианской впадины и брать оттуда пробы. Однако талантливый изобретатель не учел, что на таких глубинах возможны аварии из-за громадного давления толщи воды.
- Это значит, нас там может расплющить? - неожиданно спросил молчавший до этого Хард.
- Не совсем так, но повреждения возможны. Но на этот случай здесь предусмотрено устройство аварийной изоляции, но в таком случае мы будем не в состоянии вести наблюдения, пока не выплывем из опасной зоны.
Мне стало жутко интересно. Я рассматривала обстановку, которая показалась мне не совсем обычной. Изнутри аппарат был обит таким же сплавом алюминия с восемью металлами, как и снаружи, а соединения были так же загерметизированы. В головной части машины потолок и стены были обиты сверху заменителем кожи, а блок приборов занимал весь "фасад". Здесь располагался компактный пульт управления со множеством кнопок и рычагов, посередине был мощный экран для наблюдений и показатель скорости, по бокам - видеокамеры и выключатели фар. Все приборы были расположены компактно, без всякого нагромождения, а все инструменты и датчики находились снаружи. В общем, конструкция машины несколько напоминала космический корабль или луноход.
- Глубина погружения на данный момент - четыреста футов, - объяснял наш начальник. - Максимум для нашего эксперимента - восемь десятых мили. Мы опускаемся на дно континентального склона, берем пробы и проверяем сейсмическую активность. Вам нравится эта работа?
Все согласились. Судя по изменению цвета экрана, мы погружались довольно быстро - со скоростью в один фут за десять секунд. Попутно доктор Эдвардс и оператор, он же механик Гиэн объясняли суть действия тумблеров и механизмов, а Дрегон даже пытался практиковаться. Глядя на них, мне тоже захотелось поработать за пультом, что мне разрешили сделать, когда "Подводник", наконец, опустился на мягкий грунт склона после того, как Хард нажатием рычага выпустил восемь длинных "ходулей".
Нам разрешили определит сейсмическую активность и взять пробу грунта. Механизм бурения оказался самый обыкновенный - длинный вращающийся бур, который вонзался в землю, а затем с помощью мощного насоса проба закачивалась в резервуар. Кроме того, свойства грунта можно было определить на месте и без забора, с помощью множества датчиков. Мы с Дрегоном вошли, как говорится, в пьяный задор: взбаламутив тонны ила, мы, наконец, угомонились и пустили Эдвардса и Гиэна на их законное место.
- Вот молодежь! - ворчал капитан. - Стоило им только добраться до любимой игрушки...
Гиэн достал рацию.
- Прием... Профессор Скотт Ниррей, вы меня слышите? Это Альфред Гиэн. Мы всплываем. Слышите? Повторяю: мы всплываем! Готовьте захваты!
- Скажи им, что аппарат работает отлично! - посоветовал Эдвардс.
- Хорошо... Док просил передать, что аппарат в полной исправности. Мы идем наверх!
Так закончилось первое испытание "Подводника". Наша команда из четырех смельчаков поднялась на борт "Экинтауса". Когда мы вылезли на палубу, свежий ветер дохнул нам в лицо, закружив голову.
Глава 5. Неутомимый преследователь
Иногда нам начинает казаться, что жизнь меняется коренным образом. После того как в местной газете появилась статья о нашем погружении и кучка журналистов носилась по городу, чтобы взять у кого-нибудь интервью, я не знала, куда деваться от ощущения некой неопределенности. Что ждало меня впереди - известность или же внезапная смерть от руки какого-нибудь заказного убийцы или маньяка за углом здания прокуратуры?
За участие в эксперименте я получила премию - шестьдесят тысяч австралийских долларов. Судя по тому, что мои родители вдвоем получали в месяц примерно столько же, не будучи особо богатыми людьми, эта сумма могла бы нас всех обрадовать. К моему удивлению, родители позволили мне распоряжаться этими деньгами по моему усмотрению. Оба почему-то отказались принять мой подарок, и я, подумав, решила оставить деньги для возможной экспедиции на острова Океании. Теперь, после успешного испытания подводного аппарата перспективной модели, я была официально записана в число постоянных участников экспедиций доктора Эдвардса.
После нескольких недель напряженной работы я могла, наконец, расслабиться и немного отдохнуть. Мелори все склоняла меня поехать с ней в Аделаиду, но туда мне не хотелось. В общем, все говорили, что у меня все в порядке.
Однако это была только видимость. Внешне, конечно, все было хорошо и даже прекрасно. Но внутри, в глубине души моей, жило нечто такое, что давало о себе знать в одиночестве. Я не думала об этом во время работы и общения с коллегами, но в состоянии уединения меня донимали одни и те же мысли, которые продолжались в ночных кошмарах. Мне иногда казалось, что время вокруг меня замерло, остановилось, а где-то вдали продолжает нестись стрелой. И опять - один и тот же сон: я в отчаянии, стоя в центре заколдованного круга, протягиваю руки в надежде уловить единственный момент, но они ловят лишь пустоту. Я ясно, отчетливо вижу там, в другом временном измерении, откуда меня выбросило в этот параллельный мир, лица моих друзей и знакомых, и среди них различаю красивую, статную фигуру Дрегона Харда, слышу его завораживающий голос... Его темно-серые глаза, пронзительные, как острие лезвия, смотрят на меня в упор, и в этих глазах - бесконечное стремление вдаль и... безнадежность. Между нами теперь неодолимая преграда - огромная разница в течении времени. То, что для меня всего лишь одно мгновение, для всех них - недели или годы. Я пытаюсь ухватиться за его протянутую руку, но она испаряется, бесследно исчезает. Я изо всех сил стремлюсь вырваться из этого адского круга и... замечаю, что мир вокруг меня стремительно меняется. Лица начинают стареть, сморщиваться и съеживаться, затем неотвратимо рассыпаются в прах. Дикий крик боли и отчаяния вырывается из моей груди, но время, умершее во мне, парализует этот крик души... Я просыпаюсь в холодном поту при свете полной луны.
Этот страшный сон я почему-то видела несколько раз, и каждый раз события в нем повторялись почти с арифметической точностью. Я уже начинала думать, не схожу ли я потихоньку с ума, но все мои родственники, кроме отца, были подвержены ночным кошмарам и не могли предположить, что в этом могло быть что-то сверхъестественное.
Это наваждение не было для меня единственным. Другие мысли и сны были еще ужаснее. Вот я одна иду ночью, при свете луны, по эвкалиптовой аллее. Наверное, возвращаюсь из клуба. И внезапно возникает ощущение, что за мной кто-то следит. Я оглядываюсь, но никого не вижу. Огромный фонарь около пищевого склада высвечивает чью-то длинную тень в плаще и шляпе. Меня охватывает неописуемый ужас, я пускаюсь в бегство - и понимаю, что бегу ни от кого. Мысленно корю себя за эту оплошность и бреду дальше. И снова мне кажется, что меня кто-то преследует. На этот раз человек не успел скрыться от моего взгляда и я его увидела - высокий черный человек в длинном плаще и шляпе покроя начала нынешнего века неутомимо шел следом за мной, явно с какими-то намерениями. Страх парализует меня, и я не могу сдвинуться с места. Я различаю его светящиеся в мерцании звезд холодные глаза, руку с зажатым в кулаке ножом... Я кричу и снова просыпаюсь.
Наяву же я никак не могла сообразить, в честь чего мне мог присниться Джек-Потрошитель. Похоже, что кто-то на самом деле на меня покушался - логика и интуиция еще ни разу меня не подводили. Меня одолевал страх, от которого не было избавления. Хотелось бы обо всем этом забыть и никогда не вспоминать. Самое же странное было то, что вся эта потеха началась после того дня, когда всем нам вручили премию и мы разъехались каждый по своим делам. В частности, Дрегон, который за весьма короткий промежуток времени стал иметь для меня особое значение, уехал на две недели в Мельбурн. Если бы он был сейчас рядом... Во всех моих несчастьях я бы с радостью обвинила именно его, но мне теперь казалось, что Дрегон не был ни в чем виноват передо мной, а виной всему было нечто, что зародилось в нем еще с самого начала и теперь перешло ко мне. Выходило, что все эти переживания и страхи были вызваны ни чем иным, как тоской по Дрегону, возвращения которого я ждала с особым нетерпением. Да, он был дорог для меня, этот наглец, который так бесцеремонно вторгся в мою жизнь и все в ней перевернул вверх дном. В конце концов, он был из таких, в которых так просто было влюбиться, но при этом сам был безнадежно влюблен и все делал для того, чтобы воплотить свою заветную мечту...
Все же мои подозрения по поводу предполагаемого покушения никак не вязались ни с Дрегоном, ни с кем другим из окружения доктора Эдвардса или профессора Крипсвелла. Загадочной и потому самой подозрительной личностью оказался не кто иной, как управляющий мелкой транспортной конторы моего отца, американец Роджер Доунтон. Казалось бы, этого человека было бы глупо в чем-то заподозрить, однако, насколько я его знала, его вид не внушал доверия. Несколько раз Нейл Энди Харрисон, т.е. мой отец, устраивал своему управляющему головомойку по поводу некомпетентности последнего, но почему-то до сих пор его не уволил. Мало того, мистер Доунтон остался работать даже после того, как хозяин пару раз обвинил его в мошенничестве и разбазаривании собственности частной компании автосервиса.
Я решила проверить свои подозрения, когда управляющий конторы беседовал с моим отцом в гостиной нашего дома. Они говорили о чем-то очень важном, потом выпили кофе с ромом и разговорились на посторонние темы. За все время этого нехитрого разговора Роджер старался как бы "подлизаться" к Харрисону, сделать так, чтобы начальник остался в хорошем расположении духа. И мне не очень нравилось, что этот солидного вида 42-хлетний мужчина, который обыкновенно был немного заносчив, хитроват и всем своим видом показывал свое превосходство гражданина Соединенных Штатов, теперь всячески изображал закадычного друга моего папы, добродушного и по-австралийски простого и дружелюбного человека. Не могло ли это означать, что американец что-то задумал?
В конце концов Доунтон предложил нам всем немного развеяться и сходить в аквариальный комплекс его давнего знакомого, любителя подводного мира Фреда Эванса. Мне эта идея понравилась: я бывала там очень редко и то все экскурсии ограничивались поверхностным "просмотром кадров", поскольку это была биологическая станция с ограниченным посещением. Особенно меня прельщала мысль побывать в так называемой нижней аквариальной, где, кроме сети биологических и генетических лабораторий, находились гигантские аквариумы, питомники для разведения глубоководных рыб, а также множество мелких отсеков с самыми разнообразными обитателями всех морей и океанов мира. Это был уголок натуралистов, которых интересовали тайны жизни Мирового океана. Там же доктор Эванс, известный как один из членов клуба по созданию искусственных "островов жизни", вместе со своими помощниками смастерил гигантский аквариум, где создал модель природного морского биоценоза, который поддерживался искусственно благодаря усилиям персонала всего этого комплекса. Как говорил сам Эванс, на основе многолетних трудов ему удалось воссоздать участок дна некогда богатого жизнью Средиземного моря, где были созданы соответствующие условия и подобран подходящий состав организмов. Правда, некоторые из обитателей аквариума были воссозданы генетическим путем и многие из них вели начало от предков, выращенных в лабораториях, это нисколько не подрывало авторитет талантливого изобретателя и служило местной достопримечательностью для туристов и ученых.
Мы отправились вчетвером - я, Мелори, наши отец и мать и мистер Доунтон. Спустившись в нижнюю аквариальную, мы застали там доктора Эванса, который, похоже, уже привык к таким вот неожиданным экскурсиям.
- Добро пожаловать, старина Роджер! - обратился он к американцу, хлопая его по плечу, как лучшего друга. - А я уже думал, что ты уже вернулся домой в Чикаго.
- Значит, наш старый друг Фред Эванс ошибается, - съязвил тот. - Я, как истинный представитель американской семьи Доунтонов, не покинул бы этот злосчастный континент, не сводив своего босса на экскурсию в ваш аквариальный комплекс.
- Вы все имеете на это полное право, - сказал Эванс, глядя то на Доунтона, то на Харрисона и всех нас. - Идите за мной.
Мы прошли несколько десятков метров вдоль холодных металлических стен коридора, прежде чем попали в помещение комплекса. Сразу же в глаза нам бросился громадный выпуклый аквариум, внутри которого находился живописный участок погибшего моря.
- Вот это, - Эванс показал на выпуклый аквариум, - есть наше всемирное достояние. Таким могло бы быть сейчас Средиземное море, если бы человечество не уничтожило то, что уже потеряно навсегда.
- Как красиво, ты погляди, Энди!- воскликнула моя мама, хватая мужа за рукав. - Это настоящий шедевр!
- Это еще не все, моя дорогая Дэби, - ответил тот, неловко улыбнувшись. - Когда-нибудь нам, возможно, покажут дно настоящего океана...