Аннотация: С любимыми не расставайтесь, всей кровью прорастайте в них, и каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг.
Зарисовка из бандитских 90-х
Как соль... или Ангелы девяностых
А мы не ангелы, парень!
Нет, мы не ангелы.
Темные твари, и сорваны планки нам.
Если нас спросят
Чего мы хотели бы?
Мы бы взлетели
Мы бы взлетели...*
* Агата Кристи&БИ-2
Михаил Басаргин
В ночной тишине тикал будильник, обычно, его мерное "тик-так" навевало Мишке сладкую дрёму, но сегодня сон не шёл, беспокоили плохие предчувствия, а выспаться надо бы. Назавтра, на территории заброшенного цементного завода, Жорик Бочаров, местный авторитет, назначил стрелку Алику Хванчкаре - рынок делить. Хачики совсем обнаглели, отказываются баблосы отстёгивать за крышу. Жорик собирался призвать их к порядку, и Мишка подозревал, миром этот разговор не закончится.
Под боком, уткнувшись ему под мышку золотистой макушкой, тихо дышала Маргошка, затаилась.
Мишка чувствовал, тоже не спит - тревожится.
Ничего он ей не рассказывал, но она такая, Маргошка - чуткая, всегда чувствует Мишкино настроение.
А Мишка нервничал. Да и как тут не нервничать - Жорку неимоверно бесили Мишкины рассудительность и спокойный нрав. И не раз, с перекошенной красной мордой, он орал на Мишку: "Что ты как баба политесы разводишь, ты этим барыгам ещё в ножки поклонись! Им в зубы, да с носка - чтоб место знали! Жёстче, жёстче действуй - бабки на крови месят, снимай белые перчатки, чистоплюй!". Но Мишка не хотел почём зря кровь лить, и старался договориться миром.
И вот теперь он предполагал, что Жорик им легко пожертвует, да что там предполагал - знал.
- Эх, и не откажешься - пацанская честь не позволяет.
Прошла жизнь, и что хорошего он в ней видел? - мама врач скорой, в две смены горбатилась, всё тянула сына - так и померла на работе. Да вот, Маргошка, солнечная девочка, если убьют, одна о нём и вспомнит.
- Маргош...
- У-у
- В ванной в левом углу плитка отодвигается, там деньги.
- Зачем мне это?
- Так, на всякий случай...
Маргоша теснее прижалась к Мишке, и положила лапку ему на грудь.
- Маргош, ты меня любишь?
- Люблю....
- А как?
Маргоша долго молчала, Мишка уже думал - не ответит. Но она, сжав лапку в кулачок, прошелестела:
- Как соль.
Вот же... нет чтоб сказать: до смерти, как солнце и луну, или ещё что-то красивое... - когда не надо, так шпарит стишками, не остановишь, а тут выпендриться решила. Мишка расстроился - вспомнит, как же - забудет через неделю.
- А ты?
- Что ты?
- Ты любишь?
- Нет, привык просто.
Маргошка обиженно засопела и отодвинулась, повернулась к Мишке спиной и сделала вид что уснула.
Утром Мишка, вполне ожидаемо, проспал. Разбудил его звук захлопнувшейся за Маргошкой двери.
На кухне витали аппетитные запахи, на столе, прикрытый салфеткой, ждал завтрак. В сердце шевельнулась благодарность, зря он вчера так - Маргошка, как ни обижалась, покормить своего мужчину никогда не забывала.
Но ёпрст, почему всё такое пресное, жрать невозможно, и солонка пустая, и в шкафчике, где хранился пакет с солью - тоже пусто.
Чёртова девка! Нашла время правоту доказывать, может это последний в Мишкиной жизни завтрак, а она за своё! В гневе Мишка смёл тарелки на пол, и прямо по этому омлету-салату потопал на выход.
Во дворе у зелёного жигуля, уже нетерпеливо переминался братуха-напарник, длинный сутулый Генка.
- Ты чего, Миха, давай шевелись, опоздаем - Жорик в асфальт закатает, - испуганно выпучил и без того круглые совиные глаза друган.
- Да и нах этого Жорика, если ещё будет кому закатывать.
Мишка зло хлопнул дверцей, ему до слёз было обидно помирать вот так, с голодно-бурчащим желудком, даже не позавтракав в последний раз.
- Поехали в шашлычную, пожрём напоследок, а потом, прямо к цементному и отправимся, как раз к встрече и приедем. Жорику, если что, скажем - жигуль заглох.
Бледный, явно тоже не выспавшийся, Генка принял предложение без обычного энтузиазма:
- Так нельзя ж вроде, а вдруг маслину в пузо поймаешь, говорят, если нажравшись - хана.
- Заткнись, салабон - накаркаешь, пусть уж: "если смерти - то мгновенной, если раны - небольшой".
Впоследствии, Мишка думал, именно эти полчаса, пока они с Генкой торопливо глотали переперчённый шашлык, запивая пахнущее дымом жирное мясо тепловатым пивом, сыграли в его судьбе поворотную роль.
Ещё не доезжая до завода, парни услышали звуки отдалённой стрельбы.
Оставив машину за поворотом, пригибаясь и прячась за кустами и высокими бурьянами, они побежали в сторону выстрелов.
Дозорного хачиков Мишка срисовал первым, молодой "ара" напряжённо пялился в сторону заводской проходной.
Подкравшись к нему со спины, Миха хорошенько приложил чёрного по макушке кирпичом, а потом и ещё раз, для надёжности - теперь скоро не очухается.
Обшмонав тушку, они прилично пополнили боекомплект. Мишка набрал патронов и ТТэшку, а Генке достался самодельный дробовик - двустволка с отпиленными стволом и прикладом.
Пробравшись на территорию и рассмотрев диспозицию, Мишка понял - Жорик в глубокой заднице.
Пацанов загнали в здание развалившейся проходной, там одни стены остались. Им не давал высунуться пулемётчик хачиков. Засел на высотке, и лупил короткими очередями по окнам.
Кто-то из бочаровских скупо отстреливался из-за продырявленной Поджеры, видно берёг патроны.
Около простроченных очередями машин валялись несколько трупов - наши, понял Мишка: вон тот крупный, нелепо вывернувший шею мужик - Славка Карасёв, правая рука Жорика; а рыжий рядом - Кузя - Женька Кузнецов, одноклассник Генкин.
Скорей всего, пулемётчик и положил пацанов, едва они из машин вышли - не собирался Хванчкара переговоры разводить.
Всё ясно: как только у Поджеры закончатся патроны, чёрные под прикрытием пулемётчика подберутся к проходной и забросают пацанов гранатами, только фарш и останется - кирдык котятам, короче.
Красную бандану Хванчкары Мишка приметил в расположенном чуть в стороне окопчике - хачик что-то азартно обсуждал с кунаками. Чёрные громко гыркали не по-русски и размахивая руками, показывали то на проходную, то на Поджеру.
И тут у Мишки сам собой сложился в голове план.
- Генчик, ползи к высотке и вали пулемётчика, нах.
Генка опасливо посмотрел в ту сторону:
- Он не дурак, один там сидеть, наверняка с охраной.
- Бери ТТэшку - протянул пистолет Миха, я чуток подожду и отвлеку их, тогда и мочи.
Дав время Генке, Миха подполз к вражескому штабу, и спрятался за куском торчащей из земли бетонной плиты.
- Ну, небесный тёзка, архангел Михаил, не подведи - и, выдернув чеку, он швырнул в окопчик свой последний аргумент - "лимонку", прикупленную по случаю у знакомого вороватого прапора Пыжикова.
Пыжиков, жадная скотина, мог и муляж продать, и если это так... но нет, настоящая, уберёг Михайла.
От взрыва заложило уши и тоненько зазвенело в голове, по бетону забарабанили осколки и комья земли.
Мишка осторожно выглянул из-за камня.
От увиденного, так скрутило живот в рвотном спазме, что он выблевал не только утренний шашлык, но и позавчерашнюю пиццу.
Кунаков разметало взрывом, и они валялись среди красно-бурых ошмётков серыми присыпанными землей холмиками. Хванчкара же, сидел привалившись к дальней стенке, сучил ногами в щегольских остроносых сапожках и судорожно пытался удержать руками ползущий из живота ливер, а из его рта и носа, широкой лаковой волной, лилась ярко-алая артериальная кровь.
Пулемётчик озадаченно притих, и сквозь шум в ушах, Мишка услышал, как дважды громко бабахнул дробовик, а потом затукала ТТэшка - Генка сработал.
А дальше всё в Мишкиной голове перепуталось и смешалось: они с Генчиком оказались героями, Жорик обнимал Мишку и при всех называл его братом, говорил, что обязан ему жизнью и вовек этого не забудет. Отдал под Мишкину руку уцелевших пацанов погибшего Карася, и назначил смотреть за южным краем рынка.
Хороводом плыли перед глазами: кабак, баня, девочки, Жорик вручающий Мишке ключи от Бэхи, траурные венки, кладбище, опять кабак... и рефреном - Хванчкара, запихивающий кишки в живот, и серые судорожно дёргающиеся холмики в кровавом месиве на дне окопчика.
Домой Мишка попал дня через четыре, в полувменяемом состоянии.
Проспавшись, он отправился на кухню попить воды из-под крана.
Кухня сверкала чистотой, никаких следов его гневной выходки, а на столе, на видном месте, лежали ключи от входной двери. Это означало: Маргошка серьёзно обиделась, и Мишке предстояло идти просить прощения.
Маргошка, она такая: мелкая как котёнок, а гордости и упрямства на стадо баранов хватит. Но Мишка прощал ей эту маленькую слабость, он знал: Маргошка так же жаждет примирения, как и он, ну и какая разница, кто первым придёт, он же сильный мужик, в конце-то концов.
Но конкретно сегодня: после кошмаров, кабака, бани - идти мириться было в лом, и Мишка не пошёл.
Новые обязанности закрутили и завертели Мишку, как белку в колесе, так и неделя прошла, а он всё ещё оставался в контрах с Маргошкой.
А потом, непогожим августовским вечером, он встретил Галку.
Вернее, он её давно приметил в соседнем дворе, ещё с начала лета. Видная деваха - высокая, с гривой чёрных волос. Вся такая цветущая - фруктово-ягодная. Глаза как вишни; губы - малина; грудь - две дыньки; ну и задница - два арбузика.
Маргошка бы сказала: "Арчимбольдовский портрет", но Мишка не знал кто такой Арчимбольдо, а Маргошка не видела Галку.
В тот, не по-летнему промозглый вечер, шёл сильный дождь, Миха промок пока добежал от машины к подъезду, и раздражённо тыкал пальцем в кодовый замок - тут она и подвалила - Галка.
Попросила разрешения с ним в подъезд войти, вежливый Миха поинтересовался:
-- Кому, мол, такое счастье стучится в дверь?
Оказалось, к кому-то из новых, приезжих, Михе незнакомых. Да вот горе - нет их дома, и девушка вынуждена маяться в подъезде.
Оглядев ещё раз фигуру, Миха нашёл её весьма смачной, и решил, а чего б и не припарковать, в смысле паркуа не па, (всё Маргошка).
Так Галка и попала в его двухкомнатную хрущёбу, а раз попав, покидать не собиралась.
Ох, горяча и ненасытна оказалась Галка в постели, такие кульбиты выделывала - Мишке приходилось потрудиться, чтоб не ударить в грязь лицом и дать стране угля. А она и утром тёрлась, показывая, что не прочь ещё разочек...
Сначала Мишку умиляли Галкины непосредственность, и простота нравов.
Любила она ходить голой по квартире, показывая, так называемый "товар", лицом. Громко смеялась любым, даже самым незамысловатым, его шуткам.
А вот хозяйственные хлопоты игнорировала напрочь: "не для того я уехала из провинции, Мишенька, чтоб на кухне горбатиться и веником махать" - и Миха теперь питался в чебуречной на базаре.
Галкины лифчики, трусы, колготки были разбросаны по всему дому, и находились порой в самых неожиданных местах; повсюду валялась косметика и гламурные журнальчики.
А ей хоть бы хны, она целыми днями болтала по телефону, красила ногти, холила "красоту", и в сотый раз смотрела по видику "Красотку".
И постоянный лейтмотив всех Галкиных разговоров - деньги: "Галчонок так старался, он сделал хорошо своему Медвежонку? Мишутка доволен, а он не хочет порадовать своего птенчика? У Арсена такое чудесное платьице продаётся, и цена просто копейки, всего-то триста долларов" За платьицем следовали колечки, туфельки, сумочки... и так по кругу.
И постепенно пришло пресыщение - теперь она его утомляла и раздражала. Но прав Бочаров, слишком Мишка мягкотелый - не мог же он просто взять и выставить девушку на улицу. А сама Галка как будто и не замечала холода в Мишкином к ней отношении.
Всё решилось само собой, помог случай.
В тот день Мишке захотелось жареной картошки, такой: домашней, посыпанной зелёным лучком, со шкворчащим на сковороде большим шницелем. Глянув, на вызывающую одним своим видом изжогу, чебуречную, он развернулся и пошёл к машине. Галка в это время обычно совершала обход местных бутиков в поисках очередного платьица, и ничто не мешало Михе исполнить маленький каприз своего желудка.
Но он ошибся - Галка была дома, причём, не одна.
Посреди прихожей валялись её красные туфельки, и рядом же, косолапо уткнулись острыми носами друг в друга мужские штиблеты. А из-за закрытой двери спальни неслись характерные звуки - пыхтенье тяжко трудящегося самца и томные женские стоны.
Аккуратно повесив на вешалку куртку, Миха посмотрел в зеркало и пригладил рукой волосы на темени - рогоносец, не сомневайся, - криво ухмыльнулось отражение.
В спальне, на осквернённом семейном ложе, вспотевшая от усилий Галка выгибала мокрую спину и старательно ерзала оттопыренной задницей, а под её обильными телесами подёргивались в экстазе чьи-то кривые бледные ноги.
Почувствовав сквозняк из открытой двери, 'амазонка' обернулась, и увидев Мишку, с придушенным писком, скатилась со своего 'аманта' за кровать.
- Кюда! Кюда ты - мой пэрсик... - пытались ухватить её короткие волосатые руки.
Арсен - кто бы сомневался.
И тут любовник заметил Мишку... Его и так крупные, похожие на влажный чернослив глаза выпучились до предела, а вот мужское достояние, наоборот, опало и сжалось от ужаса в жалкий сизый комочек плоти, пытающийся спрятаться в волосатых зарослях под рыхлым брюхом:
- Послющай, успакойса-да! Ми кюльтурные люди, дагаваримса-да! Нэ стрэлай! - от страха, в речи совсем неплохо говорящего по-русски Арсена, появился карикатурный кавказский акцент.
Мишка задумчиво погладил кобуру под мышкой: правильному пацану следовало бы пристрелить хачика - но он не испытывал сильных эмоций. Противно, конечно, но с другой стороны, пришло облегчение - теперь появился весомый повод отправить Галку восвояси, и поставить точку в затянувшейся лавстори.
- Не о чём мне с тобой говорить, одевайся и уходи, - Мишка двумя пальцами подхватил со спинки стула ярко-зелёный пиджак и небрежно бросил его на обнажённые чресла неудачливого любовника, - не хочу свою квартиру кровью марать, - потом подцепил ногой какие-то Галкины шмотки и запулил их в сторону кровати. - Ты тоже сваливай.
Пошёл на кухню, положил в микроволновку размораживаться два шницеля, и сел чистить картошку. В прихожей шушукались приглушёнными голосами горе-любовники: что-то недовольно бубнила Галка, Арсен отвечал коротко и раздражённо. Наконец, с сухим щелчком входная дверь захлопнулась.
Но у этой дуры не хватило мозгов и такта уйти вместе со своим обожателем.
Она заявилась на кухню, и раскаяния на её лице Мишка что-то не заметил.
- Я не понимаю, как это получилось, Арсен мне столько всего наобещал... и слабое женское сердце не устояло! - она зашмыгала носом. - Прости меня Мишенька, я только тебя люблю, ты ведь тоже не без греха...
Мишка безучастно следил, как тонкий серпантин картофельной кожуры полз из-под ножа и шлёпался в миску.
- Значит это у вас не по любви, а так, перепихон за тряпки. Ясно...
Мишка бросил очищенную картофелину в кастрюлю с водой:
- Ты знаешь, что у Жорика в ментуре всё схвачено? Как думаешь, что напишут в протоколе следаки, если я вскрою тебе живот от лобка до горла, а потом удавлю собственными кишками?
Они напишут: 'Девушка захотела жареной картошки, села чистить, но при неосторожном обращении с острым ножом, сама себе, случайно, вспорола брюшину, и пока билась в агонии, кишки намотались ей на шею, и она померла от асфиксии'.
У тебя времени - пока я готовлю, ем, и мою посуду. Если я выйду из кухни, и ты ещё будешь здесь, знаешь, что случится. Гоу...
Мишка стоял у окна и наблюдал за ковыляющей на высоченных шпильках по двору, теперь уже бывшей, пассией.
Правой рукой она катила здоровенный баул на колёсиках, в левой тащила огромный, сделанный из занавески узел, а на широком Галкином плече болтались ещё и парочка торб.
* * *
Галина Мартынчук
Галка медленно брела по двору, в её висках короткими злыми ударами колотился пульс, а в горле застрял комок обиды - и не проглотить, и не выплюнуть.
- Сука, ему значит можно... А то я не знаю, чем он в бане с проститутками занимается - Шекспира им читает, в оригинале.
Тяжёлые сумки выворачивали руки из суставов, и в довершении всех бед, каблук модельных лодочек провалился в трещину на асфальте, и негромко хрустнув, отвалился.
Прихромав к стене дома, Галка бросила на землю свою неподъёмную кладь, и усевшись на узел, горько навзрыд, расплакалась.
Родилась Галка красавицей, а вот счастья ей бог не дал.
Яркая красота была ей тяжким крестом - приговором. Мужики так и тянулись к роскошным формам: глазами, руками, членами - поглазеть, пощупать, трахнуть. Да, тянулись телом - но не душой - врали, что любят, сгорают от страсти, обещали златые горы. А на деле, через месяц-другой, стыдливо пряча глаза, совали сотню баксов и бежали под крыло к своим худосочным фригидным жёнам.
- И что вот сейчас делать? Возвращаться домой в Краснотрубинск, в это захолустье?
В ушах набатом зазвенело гадкое несправедливое прозвище - Крюгерша.
А перед глазами, как наяву, предстала красная, со слюнявыми губами, морда Артюхова - хозяина бутика, где Галка осваивала тонкости профессии менеджера по продажам. Вспомнилось, как этот похотливый козёл, ухватившись за штаны с расстёгнутой ширинкой, униженно лебезил перед своей стервой-женой:
- Мусечка, успокойся родная, да это такая ерунда, ты ж посмотри на неё, - он пренебрежительно кивает в Галкину сторону, - да она за десять баксов у Фредди Крюгера отсосёт.
И истеричный визг 'мусечки'... так, даже грузчики с опохмелу не матерятся.
Но Маруська Артюхова - шишка в местной Администрации, а у Галки за спиной только родители алкаши.
И пришлось ей покинуть родные палестины, и отправиться искать своё заблудившееся счастье в большой город.
На Мишку она сразу глаз положила - красивый парень, высокий, широкоплечий, брови вразлёт, а то бледное недоразумение с макаронными ручками-ножками, что за ним таскалось... Да какая она Галке соперница - её и рядом-то не поставить.
А гляди ж ты, как Галка ни старалась, а скучал Мишка по своей Маргошке. Ночью во сне звал, и к институту её ездил - караулил, а потом медленно следом ехал.
Галка случайно увидела - по другой стороне улицы шла. Может если бы не увидела, то и Арсен бы её не уговорил...
Какие же они все твари продажные, эти мужики. И куда ей теперь идти? Опять на базар, армянской обувью торговать?
- Гуля! - молнией мелькнуло в мыслях имя. - Гуля, бывшая девушка Хванчкары, вот кто ей поможет.
И вытерев мокрые глаза, Галка сняла туфли и зашвырнула их в заросли бурьяна на клумбе. Потом, порывшись в сумке, извлекла на свет потрёпанные кроссовки.
Обувшись, она закинула на плечо торбы, ухватила остальную кладь, и с отрешённым лицом человека принявшего решение, направилась со двора.
* * *
Маргарита Куприянова
С недавних пор у Маргоши появился секрет.
Сейчас, она сидела за столиком студенческого кафе и гоняла ложечкой по креманке комочки ванильного мороженного, превращая их в неаппетитную бежевую лужицу.
Марго делала вид, что внимательно слушает сидящего напротив Димочку - и поощряя рассказчика, в нужных местах восхищённо ахала, улыбалась, или недоверчиво хлопала ресницами.
А ничего не подозревающий о Маргошином секрете Димочка, с энтузиазмом продолжал её развлекать, как ему казалось, интересными и забавными историями.
Милый славный Димочка, влюблённый в Маргошу ещё со школы, талантливый, подающий надежды мальчик, как бы были счастливы родители, выбери она его, а не Мишку, но сердцу не прикажешь.
Эх, Мишка, Мишка, что ты сделал с бедным Маргошиным сердцем.
А вот и секрет: с недавних пор у Маргоши больше не было сердца, вместо него в груди зияла дыра источающая арктический холод. Она промораживала худенькое девичье тело до последней косточки, и Маргоша больше ничего не чувствовала: ни горя, ни радости.
Она просто знала: здесь смешно - нужно улыбаться; а здесь Димочка привирает для пущего эффекта - значит надо недоверчиво округлить глаза...
Вот так, с недавних пор, она и жила - стылой ледышкой.
А ведь раньше, Маргошино сердце было горячим как тысяча солнц, и так остро ощущало любовь переполняющую весь окружающий мир.
После ссоры, Маргоша ждала и ждала, когда же Мишка придёт и извинится - а он всё не шёл. И сердце её замерло в тревожном недобром предчувствии. Она не поверила словам однокурсницы Юли Сорокиной о разлучнице. Тогда сердце очень сильно захолодело, но не умерло, его жизнь поддерживала теплившаяся надежда: это неправда, всё ещё образуется, Мишка её любит.
Зачем только она пошла тем вечером к нему во двор. Там Маргоша убедилась в правдивости Юлиных слов, она своими глазами увидела идущего в обнимку с девицей Мишку, и её несчастное маленькое сердечко не выдержало.
Мгновенно заморозившись до глубочайшего минуса, оно разлетелось на тысячи хрустальных осколков, из которых само собой, без помощи Кая, сложилось слово 'вечность'.
Вот тогда-то в Маргошиной груди и открылась дыра дышащая испарениями Коцита.
Мишка-Мишка, как ты мог... ведь нет греха хуже предательства.
Ты думал всё так просто: сегодня со мной, завтра с другой. Другая не угодила, вернулся опять к Маргоше, и она, как глупая собачонка, побежит за тобой виляя хвостиком? Нет уж...
Что-то не сложилось у Мишки с новой девушкой, Галей. Уже дважды он приходил домой к Маргоше, пытаясь помириться.
Первый раз, когда заглянувшая к ней в комнату мама объявила, - к тебе Миша пришёл, - она ничего не почувствовала, и попросила, - я не хочу его видеть, между нами всё кончено, скажи, пусть больше не приходит, пожалуйста, мама.
Во второй раз, она увидела из окна кухни въезжающую в их двор Мишкину новую машину, и опять прибегла к помощи родительницы.
- Скажи ему, что меня нет дома, и пусть больше не приходит, я уже встречаюсь с другим...
Мама ласково, как маленькую, погладила Маргошу по волосам:
- Почему бы тебе самой с ним не поговорить, станет легче.
Маргоша отрицательно помотала головой:
- Не сейчас, я пока не готова, - и ушла к себе, даже не став слушать как матушка объясняется с её бывшим парнем.
Плавное течение Маргошиных мыслей прервало звяканье дверного колокольчика.
В дверях, оглядывая полупустой зал, стояла пресловутая Галя.
Сделав вид, что не заметила Маргошу, она помахала кому-то рукой.
Ей ответила, одиноко пьющая кофе за столиком в углу, Гуля Мамедова.
- Они подруги? - удивилась Марго, - и что же объединяет двух таких разных женщин? И сама себе ответила - ненависть к Мишке.
С замкнутой по характеру однокурсницей Гулей, Марго была едва знакома. Но последнее время, одетая в траурные чёрные одежды девушка смотрела на неё полными ненависти глазами.
Та же Юля ей рассказала, что в бойне у цементного погиб Гулин жених, и Маргоша догадывалась, её невзлюбили из-за Мишки, он же из Бочаровских.
Ей хотелось объяснить девушке, что она зря злится. Даже если Мишка и участвовал в разборках, он точно никого не убивал. Это же Мишка, он не способен на убийство - он добрый.
Но сначала Марго постеснялась, ей было неловко бередить чужое горе, а потом уж и самой стало не до того.
Сейчас, девицы с заговорщицким видом о чём-то шептались.
Маргоша наблюдала за ними краем глаза и увидела, как Гуля положила купюру под блюдечко, и подхватив сумки, они направились к неприметной белой двери с трафаретной надписью 'Для персонала'.
Кафе имело статус детского, и курить в зале не разрешалось, но Марго знала, что короткий коридорчик за этой дверью ведёт во внутренний дворик, где завсегдатаи заведения могли выкурить сигаретку.
Маргошу так встревожили злорадные лица сообщниц, что не понимая зачем это делает, она отправилась следом.
Они стояли неподалёку от двери и что-то внимательно разглядывали в Гулиной большой сумке.
Маргоша услышала металлические щелчки.
- Теперь магазин заряжен, вставляешь его в рукоять 'щёлк-щёлк', вот это предохранитель, подымаешь вот так 'щёлк', и до упора отводишь затвор и отпускаешь - раздался громкий лязг - всё, можно стрелять. Понятно? - инструктировала Гуля.
- Я его разрядила, держи, - и она передала завёрнутый в белую тряпку пистолет, затем достала небольшую картонную коробку, - а это патроны, езжай за город и потренируйся...
Значит, завтра в одиннадцать вечера вызовешь его на пустырь, тот, в вашем районе, за домами на Чернышевского. А ты уверена, что он придёт? - задала она вопрос сухим и деловым тоном.
- Придёт, куда денется, он только строит из себя крутого, а сам сентиментальный как баба, - а вот Галкин голос так и сочился злобным торжеством. - Я скажу, что беременна, для него это будет б-о-о-льшим сюрпризом...
Маргоша на цыпочках отступила обратно: 'Меня это не касается' - мысленно уверяла она себя - 'Пусть Мишка сам разбирается со своей подружкой' Но весь вечер она ходила сама не своя, и ночью почти не спала мучаясь сомнениями.
Утром, не выдержав, она набрала Мишкин номер, - я только предупрежу, даже разговаривать не стану, - твердила она себе. Но трубку на том конце никто не поднял.
В институте она тоже не находила себе места от беспокойства и каждую перемену бегала к автомату - звонить, но ей так и не ответили.
После занятий, в шесть часов, она решила зайти к Мишке домой, - это мой гражданский долг, я бы так с любым поступила, - убеждала она себя. Но Мишки дома не оказалось, и Маргоша осталась ждать его во дворе.
Она больше ничего себе не врала, а сидела на скамеечке, замёрзшая и перепуганная, с надеждой вглядываясь в блеск фар въезжающих во двор машин.
И в десять часов Марго поняла, ей ничего не остаётся, как идти на пустырь и попытаться перехватить Мишку там.
Посреди пустыря горел тусклый одинокий фонарь, освещая небольшой пятачок, по контрасту с которым, тьма вокруг казалась ещё непроглядней. Всё поле по краю заросло деревьями и купами кустов, в которых легко могла спрятаться рота солдат, а не то что две девицы.
Это место считалось гиблым, когда-то здесь хулиганы зарезали женщину, а прошлой зимой тут замёрз наркоман, так что даже вездесущие собачники избегали сюда заходить в тёмное время суток.
Маргоша не знала, где скрываются злодейки, и откуда приедет Мишка - она затаилась за стволом старого тополя и жутко трусила и переживала.
Ей не повезло, Мишка заехал с дальнего края, а девицы обнаружились совсем неподалёку - в кустах, увидев свет фар, они завозились и о чём-то заспорили злыми приглушёнными голосами.
И тогда, не выдержав нагнетаемого напряжения, Маргоша сорвалась и побежала навстречу Мишке.
Она бежала через пустырь, отчаянно размахивала руками и громко кричала:
- Миша не выходи из машины! Спрячься! Они хотят тебя убить! Спрячься!
Но он ничего не понял, выключил фары и вышел из машины. Стоял у открытой дверцы и счастливо улыбался своей Маргошке.
Господи, что за чушь она выдумала с этим сердцем! Вот он Мишка, и она его любит так, что сердце готово прожечь ей грудь и выпрыгнуть прямо ему в ладони. Только бы его не убили, только бы он остался жив...
Она мчалась через пустырь как ветер:
- Спрячься! Не выходи! Спрячься!
А он ничего не понимал, стоял и улыбался.
Маргоша почти добежала, ей осталось совсем чуть-чуть... но позади раздался громкий треск, будто большая сухая ветка сломалась, и что-то больно ударило её в спину.
Она рвалась вперёд, но воздух загустел и тянулся за ногами как резина. И Мишка больше не улыбался, его лицо стало тревожным, он раскинул руки и пошёл ей навстречу.
Но хоть Маргоша и бежала к нему изо всех сил, он начал отдаляться, делаясь всё меньше... меньше... меньше...
* * *
Михаил Басаргин
Когда он её подхватил, Маргошка ещё была жива - глаза с нежностью смотрели на него, а на губах трепетала робкая улыбка. Но жизнь из маленького Маргошкиного тела утекла прямо сквозь его пальцы - и он ничего не смог сделать. Глаза погасли, тело обмякло и потяжелело - его покинула душа, и оно стало всего лишь пустой оболочкой.
Маргошка, любимая девочка, так похожая на беззащитного оленёнка, ушла от Мишки, теперь уже навсегда.
Безысходность петлёй захлестнула его горло, и горе навалилась на плечи неподъёмным грузом.
Маргошка была его любовью, его путеводной звездой. Мишка знал, без неё он станет ещё одним Жоркой Бочаровым месящим бабки на крови.
Он прижал её к груди и опустился на колени.
Он так и стоял на коленях, баюкая на руках, как маленького ребёнка Маргошкино тело. Слышал на другом конце пустыря женские голоса, вроде бы что-то кричала Галка. Видел: через поле, размахивая пистолетом, бежит чёрная как ворона женщина, и догадался - она хочет его убить.
- А это выход, - вяло шевельнулась в глубине сознания мысль.
Ворона, наставив пистолет, кричала что-то злое и обидное, но ему было всё равно.
- Стреляй уже, мы не в паршивом американском боевике... сделай одолжение, я не хочу жить.
* * *
Айгуль Мамедова
Наконец-то Айгуль сделала это - отомстила за своего любимого, пристрелила как бешеную собаку его убийцу.
- Но почему на сердце не стало легче? Наверно потому, что я убила пешку, исполнителя. Нужно прикончить главного виновника - Бочарова. И ту дуру в кустах тоже нужно пристрелить, огрела-то я её хорошо, до утра она в себя не придёт, но на всякий случай...
Резко развернувшись, Гуля случайно мазнула взглядом по лицам убитых, и её сердце пропустило удар - они были такими безмятежными, влюблёнными.
Айгуль с ужасом посмотрела на свою руку в чёрной перчатке твёрдо сжимающую пистолет, и испуганно, как опасную змею, отшвырнула оружие в сторону.
- Нет, сколько бы я не убила людей, это не вернёт мне Алика.
Ссутулившись и засунув руки в карманы джинсов, она зашагала к дороге - самолёт на Баку в три утра, но до аэропорта ещё нужно добраться.
Гуля шла, и по её щекам текли злые слёзы, она чувствовала себя обманутой: убийство этих двоих не облегчило её страдания, стало только хуже. Она всё так же тосковала по Алику, но что-то ушло из её жизни, умерло, как и Алик. Лёгкость? Невинность? А что взамен? Вина, и ей теперь предстоит с этим жить.
![Мишка и Маргоша [Интернет]](/img/e/ellis_l/mihamargo/mishkaimargoshka.png)