Аннотация: Волов сидел некоторое время, потом, преодолевая страшную робость и волнение, поднялся. Совсем близко ее лицо, губы, подчеркнутые облегающей простыней волнующие линии девичьего тела.
Виктор Елманов
РОЗОВОЕ СИЯНИЕ
рассказ
Казалось, поезд движется медленно, будто его разморило под жгучими лучами солнца, и он, пыхтя, задыхаясь, еле поворачивая колеса, плетется по раскаленным до бела рельсам.
За окном вагона - пожелтевшая, бескрайняя степь. Холмы, холмы, словно напеченные кем-то караваи ржаного хлеба, блеснет ртутью небольшое озеро, будто пахнёт прохладой от клочка яркой, чудом уцелевшей зелени в ложбинке, и снова пожелтевшая бескрайняя степь.
В плацкартном вагоне духота. Жаркий воздух, пышущий в открытые окна, лижет липкие крыши столиков, жжет раскрасневшиеся лица пассажиров, калит измятые простыни. Несмотря на монотонные перестуки колес, стоит, кажется, мертвая, изнурительная от жары тишина. Иногда сквозь эту тишину продирается крепкий мужской храп, жалобно звякают пустые бутылки и опять наступает такая же бескрайняя, как степь, тишина.
Поезд часто останавливается, долго стоит, и тогда Волову чудится, что oн попал в какое-то безвременье. Он смотрит на сидящую напротив него женщину с болезненным лицом, потом медленно переводит взгляд и смотрит в окно, потом опять смотрит на женщину, снова переводит взгляд и смотрит в окно.
Когда поезд в очередной раз остановился, Волов вышел в тамбур и выглянул из вагона. Небольшая, домов двадцать, станция. Дорога, уходящая куда-то за холмы. Колодец наподобие торчащего из земли горлышка глиняного кувшина.
Вдруг ударили звуки гармошки, послышался шум, гам, озорные голоса припевок. Волов обернулся. К вагону подходила, компания. Молодой, вертлявый парень допивал на ходу водку из стакана. Кто-то попытался сунуть вертлявому закусить, он отстранил лицо и закуска размазалась по щеке. Начались прощальные поцелуи, объятия. Поезд тронулся. Провожающие загалдели. Опять ударили звуки гармошки. Один из парней кинул в тамбур небольшой чемоданчик, двое других, подхватив вертлявого под руки, помогли ему влезть в вагон. Станция уже скрылась за склоном холма, а вертлявый все махал и махал рукой.
-Ну, хватит, зайчик. Проходи. Не положено у раскрытой двери стоять, - проводница, отстранила вертлявого от двери, захлопнула ее и закрыла на ключ.
-На какое место садиться, хозяйка?
-На девятое. Постель я сейчас принесу.
Вертлявый сунул руку в карман, вытащил деньги и, не глядя, затолкал их в карман проводницы.
-Как зовут, хозяйка?
-Мария.
-А меня Паша... Павлик, - он обнял проводницу.
-Иди ты!.. Как... - и проводница, оттолкнув вертлявого, выругалась. - Не надо, зайчик. Я тебе в мамы гожусь. Иди лучше... отдохни!
-Девятое место! - крикнула вслед ему проводница и, глядя на Волова, как-то озорно улыбнувшись, добавила:
- Ну, молодежь, не успеют от соски оторваться, а уже лапают!
Вертлявый поздоровался со всеми, кто ехал в его "купе", бросил чемоданчик на девятое место, присел.
-Жарко? - спросил он у попутчиков и, не дожидаясь, что они скажут, ответил:
-Нормально! - Пошарив в карманах, потом в чемоданчике, достал карты: - Может, сыграем?
Все отказались.
Вертлявый заглянул в "купе", в котором ехал Волов:
-В картишки никто не желает?
-Нет, - ответил Волов.
Пробурчав что-то неопределенное, вертлявый спрятал карты, сдвинул в изголовье полки чемоданчик, приткнулся к нему и мгновенно уснул.
Солнце свалилось с зенита и своими безжалостными лучами теперь уже во всю пекло в окна вагонов. Волов лег, закрыл глаза. "Надо представить речку... Прохладный ветер... Шелест леса и щебетание птиц...Речка... Я купаюсь... Мне хорошо... Солнце нежно ласкает кожу... Прохладный ветер..."
От этого самовнушения стало еще жарче. Хотелось пить. Волов поднялся. "Надо умыться..."
Когда Волов вернулся, женщины с болезненным лицом уже не было. Осталась только на столике пустая упаковка от таблеток и стакан с недопитым чаем.
"Встретятся люди случайно, посмотрят друг на друга. А то и не встретятся... Странно, живем на одной планете, в одно время, а многие так и не увидят друг друга... Так и не увидят... Так и не увидят..." Волов достал книгу и начал читать. Но ничего в голову не лезло. Он по нескольку раз перечитывал каждую фразу, и с каждым новым прочтением фраза становилась все более непонятной. Он захлопнул книгу. "И чего я не полетел самолетом?!"
На одной из станций в вагон вошла девушка лет шестнадцати, за ней шустрая девчушка лет десяти. Васильковый цвет платья девушки был словно дуновение прохладного ветерка,
-Это место и это, - по?казала проводница на места в "купе", в котором ехал Волов, бросила на полку спальные комплекты, взяла за них деньги и ушла.
Поезд резко дернул и, уверенно набирая скорость, поехал. Из своего "купе" выглянул вертлявый, посмотрел на девушку в васильковом платье и аж присвистнул от восхищения. Девушка в васильковом платье отнеслась к этому знаку внимания совершенно равнодушно, зато шустрая девчушка с гордостью задрала нос и презрительно взглянула на вертлявого.
А колеса стучат, идут поезда
И ты уезжаешь надолго.
Я боюсь, что больше уже никогда
Тебя не увижу, Аленка, - пропел вертлявый и исчез в своем "купе".
Волов улыбнулся. Не сдержала улыбки и девушка в васильковом платье. Возможно, это и позволило так быстро завязаться их разговору. Волов, однако, чтобы не давать повода для шустрой девчушки, говорил с иронией, стараясь как можно меньше смотреть на девушку в васильковом платье.
-И как же вас зовут?
-Люся, - просто ответила девушка в васильковом платье.
-Люся, - повторил Волов и удивился, как странно прозвучал его голос, будто кто-то произнес это имя вместо него. "Люся", - еще раз повторил этот кто-то имя девушки в васильковом платье. - И куда же вы едете, Люся?
- В Ростов! - ответила за Люсю шустрая девчушка.
- Конечно, отдыхать, набираться сил...
- Нет, я еду поступать в училище, - ответила Люся.
- На повара или строителя?
- А вот и нет! - рассердилась почему-то шустрая девчушка. - В музыкальное!
- О! - разыгрывая удивление, произнес Волов. - На какое же отделение?
- Я пою и играю на баяне,- сказала Люся.
- А на каком баяне? - с иронией продолжал Волов.- Однорядном или двух?
- На... - шустрая девчушка хотела быстро ответить за Люсю, но будто поперхнулась.
- У меня баян трехрядный, - все еще не понимая или не желая понимать иронии Волова, ответила Люся.
- По нотам играете?
- Нет. На слух.
- И поете?
- Пою.
- Кто же вас научил петь?
- Никто... Сама...
- Спойте что-нибудь.
Девушка в васильковом платье хотела было тут же запеть, но смутилась.
- Нет, нет.
- Ну, спойте.
- Нет, не хочу.
- Хоть один куплет! - Волов решил подбодрить Люсю: - Я когда-то занимался музыкой, могу посоветовать.
- Нет, не хочу,- Люся так застеснялась, что Волов решил больше не настаивать. Но ему все сильнее хотелось подтрунить над ней: - А как же вы будете петь перед комиссией? Там ведь нужно быть очень смелой!
- А меня... меня и без экзаменов примут! У нас там тетка работает завхозом.
- Кем? - Волов притворился, что не расслышал.
- Завхозом!
- А-а... Да... Тогда вас, конечно, примут!
В ее непосредственности, доверчивости и искренности он чувствовал ту обаятельную чем-то глупость, которая свойственна почти всем красивым молодым девчонкам.
Пока они разговаривали, мимо их "купе" несколько раз провентилировал вертлявый. Набравшись смелости, он остановился и, стараясь как можно солиднее, произнес:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, - ответила Люся.
- Павел, - представился вертлявый и сел рядом с Воловым.
Люся назвала свое имя.
Глядя на важный, несколько петушиный вид вертлявого, шустрая девчушка прыснула от смеха.
Павел передразнил ее:
-Хи-хи-хи-хи! - Потом спросил: - А тебя как зовут?
- Ух ты, коза! - Павел протянул руку и хотел потрепать Василису по голове.
-Не надо! Я не маленькая! Вот! - шустрая девчушка отстранила голову. - Я уже перешла во второй класс!
Все рассмеялись.
Вертлявый достал карты, ловко перетасовал их.
-Сыграем?
- Я не умею, - с сожалением сказала Люся, словно искренне раскаиваясь в своем неумении.
Павел умоляюще посмотрел на Волова.
-А давайте я вас научу! Раздавай, Павел! - Волов пересел к Люсе. - Один-два кона сыграем, и все поймете.
Он играл сначала и за себя, и за Люсю, по ходу объясняя правила игры. Потом Люся начала играть самостоятельно, но часто ошибалась, и Волов, время от времени заглядывая к ней в карты, подсказывал, как сыграть лучше. Получалось, что они с Люсей играли как бы вдвоем против Павла, и, хотя игра выходила сумбурной, но Волову нравилась.
Волов не заметил, как его первоначальная ирония по отношению к Люсе сменилась на самое откровенное ухаживание.
За окном изредка, а потом все чаще и чаще замелькали в лощинах между холмами маленькие зеленые лужайки. Стали появляться сосновые рощи. Поезд, казалось, врезался в самую гущу, и деревья, словно уворачиваясь от него, отскакивали в разные стороны. Вот-вот кто-то не успеет, и тогда ветка сосны хлестнет в окно и на стол посыплется хвоя. Волову казалось, что поезд несется с невероятной скоростью. Она будоражила, от нее чуть кружилась голова, она наполняла сердце непонятной радостью. Павел как-то сник, загрустил. Ни Люся, ни Волов этого не заметили. Они словно забыли о нем. Они говорили о чем-то, но говорили автоматически. Волову казалось даже, что говорят за них с Люсей другие люди, а они в это время находятся внутри какой-то радужной сферы.
Незаметно наступил вечер. Розовым кокошником полыхал на небе закат. Все, как завороженные, уставились в окно и смотрели до тех пор, пока не наступили сумерки.
Люся вместе с шустрой девчушкой пошла умываться перед сном. Павел начал собирать карты.
- Я на такой женился бы сразу!.. - Он сунул карты в карман. - А тебе повезло... - И недружелюбно взглянув на Волова, ушел в свое "купе".
Пришла Люся, уложила спать шуструю девчушку.
"Ляжет спать сама или нет?" - глядя на Люсю, гадал Волов, и когда она села напротив, сладостный трепет охватил его.
В окна дул свежий ветер. Пахло лесом, цветами. В ночном небе весело перемигивались звезды. Когда поезд останавливался, слышно было, как трезвонят сверчки: тирли... тирли... тирли... Волову почудилась в этом трезвоне старая дразнилка. "Тирли, тир?ли, - начинали сверчки, а Волов добавлял: "Тесто". "Тирли, тирли", - продолжали сверчки, а Волов заканчивал: "Жених и невеста". Когда поезд трогался, Волову казалось, что эту дразнилку подхватывали колеса. Сначала в таком ритме:
Тир-ли, тир-ли
Тес-то.
Же-них и не-
вес-
та.
А потом, освоившись, выстукивали в другом:
Тирли, тирли, тесто.
Жених и невеста.
Казалось, что уже и звезды, лукаво перемигиваясь, произносили каждая по слогу:
Тир-
ли,
тир-
ли
тес-
то.
Же-
них
и
не-
вес-
та.
В этом сладостном оцепенении Волов просидел бы всю ночь. Но вот кто-то заворочался на полке, кто-то тяжело вздохнул, выглянул из соседнего "купе" вертлявый. "Волк! Волк! - глядя, на вертлявого, подумал Волов. - Сейчас бросится, собьет с ног, рванет за горло!" Высунулась из-под простыни и, хихикнув, опять спрятала лицо шустрая девчушка. Люся, восприняв все это, как сигналы нравственных упреков в свою сторону, сказала:
-Пора спать... Поздно... - и, словно бы оправдываясь, добавила: - Мы в шесть утра сходим.
Волов кивнул головой:
-Надо... Надо...
Люся начала расстилать простыни, а Волов с замиранием любовался ее стройной фигурой, густыми волосами, похожими на поток золотистой пшеницы. Ему хотелось подняться, обнять ее, дотронуться щекой до этого золотистого потока.
-Спокойной ночи, - нежно, как показалось Волову, сказала Люся.
-Спокойной ночи, - от?ветил он.
Она легла, укрылась простыней. Волов сидел некоторое время, потом, преодолевая страшную робость и волнение, поднялся. Совсем близко ее лицо, губы, подчеркнутые облегающей простыней волнующие линии девичьего тела.
Снова кто-то тяжело вздохнул, кто-то заворочался, выглянул из соседнего "купе" вертлявый, как будто все они этими шорохами, вздохами, взглядами оберегали девушку в васильковом платье от его, Волова, посягательства. Волову показалось даже, что стоит ему протянуть руку к Люсе, как тут же со всех сторон раздадутся крики: "Не тронь! Не тронь! Разорвем! Не твое! Уходи! Посмотрел - и будь счастлив!"
...Волов долго лежал с открытыми глазами. Поезд, казалось, летел на какой-то чудовищной скорости. Огни проносящихся за окном станций метались по вагону и исчезали.
"В шесть утра Люся выйдет, и все...".
То ему не хотелось, чтобы поезд так спешил, гнал к той станции, где должна выйти Люся, то вдруг становилось безразлично. "Ну, что поделаешь?.."
Он хотел уснуть, чтобы нарочно проспать тот час, когда будет выходить Люся, и не мог.
"Поступит в музыкальное, будет учиться... Ухлестывать будут за ней многие... Станет ходить на танцы, на вечеринки... Найдется кто-нибудь, кто сделает ее женщиной..."
Волову было жаль, что он не поцеловал Люсю, когда так близко были ее губы! Как, наверное, билось ее сердце в ожидании этого поцелуя, в ожидании желанного счастья!
"Ну и что, если поцеловал?.. Что дальше?.. Глупости все..."
Волов попытался все же заснуть.
"Представить забор... В заборе дыра... В дыру проходят бараны... Один баран... Два... Три... Четыре... Привязанность к одному, устоявшемуся образу жизни. Попробуй все оборвать и начать заново... Это новое, только в начале новое, а потом все будет по-старому... Забор, в заборе дыра... Сколько я уже насчитал?.. Три, четыре, пять..."
Вместо баранов представлялись какие-то маленькие, курчавые облака. Не доходя до дырки в заборе, они поднимались вверх и исчезали. Волов переменил сюжет самовнушения.
"Синее небо... Простор... У меня вместо рук вырастают крылья... Я поднимаюсь... Лечу... Лечу... Простор... Синее небо... Лучше не думать о будущем!.. Почему нельзя жить без всех этих квартир, быта, этих условностей? Почему нельзя только любить? Обязательно к этому должна быть зарплата, мебель... Тоскуем по идеальной любви и сами же ее разрушаем... Синее небо... У меня вырастают крылья... Я лечу... Лечу... Hy! Поднимаюсь над землей и лечу!.. Еще раз: синее небо, простор. У меня вырастают крылья... вырастают крылья... вырастают крылья...".
Так в полудреме пролежал Волов до половины шестого. Слышал, как поднялась Люся, разбудила шуструю девчушку. Когда они ушли умываться. Волов встал, обулся, причесался.
Вернувшись, Люся удивленно сказала:
-Вы встали?!.. А я думала вы спите...
-Да вот... решил помочь... - засмущался Волов.
Девушка в васильковом платье была еще очаровательнее, прелестнее, чем вчера. "Небесная!" - подумал Волов, глядя на Люсю с восхищением, и тут нахлынуло: "Упустил! Ушла! Не вернешь! Может, это и была та единственная, ради которой родился я..."
Скрипнули протяжно и жалобно тормоза вагона. Волов взял Люсин чемодан, протянул руку за сумкой, но шустрая девчушка опередила его.
- Я сама! Я сама!
Они вышли из вагона. Было немного прохладно. На промасленных шпалах блестела утренняя роса. Перрон сиял черным, политым водой, асфальтом.
- Ну, до свидания, - девушка в васильковом платье протянула руку. Ладонь у нее была, как пишут в сказках, словно лебяжий пух.
- До свидания, - ответил Волов.
- До свидания! - выпалила шустрая девчушка, и они с Люсей пошли по перрону к зданию вокзала.
Волов на мгновение обернулся. Из окна своего "купе" высунулся Павел и смотрел вслед уходившей девушке в васильковом платье.
Поезд тихонько тронулся. Волов поднялся в тамбур.
Ему хотелось запомнить все до мельчайших подробностей: это утро, вокзал, деревянный домик с причудливыми резными наличниками на окнах, клен у крыльца. Поезд набирал скорость. Вокзал, домик, клен исчезли, но Волов еще долго видел словно исходившее от них в небо розовое сияние. Казалось, что оно неслось вслед за поездом, будто хотело догнать его, остановить.