Чем ближе подходил Харм к дому, тем стремительней тревога превращалась во что-то иное. "Дыши, дыши, дыши!" - повторял он, но теперь почти автоматически. Харм опустил руку на засов калитки и уже намеревался войти, но остановился. Что-то не пускало его внутрь. С минуту, раздумывая, он мялся на месте. Мальчишка отвернулся.
- Не хочу! - Харм прошел несколько шагов вдоль изгороди и уселся за искусанным дождем и временем забором. Он уперся лбом в шершавые доски. Какое-то противоречивое чувство вскипело в нем. Будто там, за оградой обитает нечто неприглядное, примитивное. Харм сморщил нос, а губы изогнулись от омерзения.
Сара с Майклом возились в огородике. Харм не видел их за высотной травой, но слышал голоса. Папа сидел на крыльце и постукивал ногой по деревянным ступеням. А мама, ворча, втыкала в землю мотыгу. Она рыхлила землю, подготавливая ее к озимым посадкам. Харм наблюдал за семейством через расщелины в досках. Стива не было на дворе. Скорее всего, он находился в доме.
Эти люди, казались сейчас Харму какими-то посторонними. Среди своих ежедневных дел они не могли понять, как огромен и удивителен мир. Можно "перемещаться", можно летать. Чудо - реально! Но узнав невероятное, родные теперь вызывали у Харма отвращение. И то, как они живут, и даже то, как выглядят - все было отвратительно. Их мир ограничен. Сон и еда, домашняя работа, - все, что они знают и умеют. Как же прекрасен мир, но, в то же время, столь опасен!.. Но все это стоит риска. Ведь если захотеть могут даже вырасти крылья! На самом деле - КРЫЛЬЯ! Как эти люди могут прозябать в рутине и самое ужасное - не желать ничего иного?! Зачем же они живут?
Старший брат Харма, Майкл, сейчас был немного выше его, на ладонь или около того. Он обращался к брату редко и лишь отрывистыми фразами, вроде: "Идем обедать" или "Тебя мама зовет". Разговор не особо клеился, конечно, только до последнего времени. Сейчас братья могли обсудить огородные дела, лесные прогулки. Несколько раз они вместе смеялись, когда Сара корчила физиономии, изображая недовольство от вкусовых качеств незрелых овощей. А Сара! Милая и добрая. Похоже, она никого не осуждала. Когда Харм думал о ней, ему становилось уютно, и незаметно для самого себя он улыбался. Сейчас даже мысли о младшей сестренке не принесли утешение. Его семья жалкая. Каждый из них жалок!
Раньше Харм думал иначе. Ему было безразлично, и тем он спасался. Он мечтал об убежище. В своих мыслях он исчезал из этого мира и окунался в свой собственный - темный, безлюдный лабиринт в подземном мире. Но теперь глаза горели презрением. Даже к Майклу и Саре! Теперь Харм не нуждался в убежище, теперь он поднялся выше их всех. Они ничтожны, а он - может все!
Подогреваемый яростью Харм вошел во двор и уставился на отца. "Ты - никто, - всколыхнулось в голове мальчонки, - но ведь мог быть чудесным, как мистер Смолг или Хванч, Кипарисус, Шампиньон..." Сейчас Харм почти ненавидел отца за его существование, бесполезное и бессмысленное. Всегда молчаливый и безучастный, он никогда не выражал эмоций и молча бродил по дому. Казалось, его тело живет, но душа давно погибла.
Вдруг Харм услышал за забором бойкий разговор нескольких детей, он обернулся. Детвора о чем-то спорила, а потом они весело рассмеялись и Харма проняло. Он вспомнил, как несколько месяцев назад именно смех, чей-то радостный смех заставил его выйти на улицу и отправиться в школу. Смех - это спасение, это его собственная надежда!
"Папа, наверное, ты болен отчаянием, как и я", - Харм понял, ему самому предоставилась возможность, а отцу - нет.
Константин Дриммерн взглянул на сына, но сразу отвел взгляд. Харм удивился. Ему показалось, что безразличие отца сменилось тоской или это был стыд? Обычно отец оставался непроницаем, но не сейчас. Харму стало не по себе за презрение, которое он разжег в себе к каждому в этом доме. Они не повинны в том, что сегодня произошло в доме Смолгов.
Он зашел за угол. Теперь Константин не мог его видеть. Харм выглянул. Отец сидел к нему спиной и рассматривал свои ладони, он водил по ним пальцами и что-то бормотал.
"Они не виноваты. Они не знают хорошего..." - Харм глубоко вздохнул. Накатила слабость. Сердечный ритм отдавал в уши. По конечностям прокатился холодок и слабое покалывание. Мальчишка закрыл глаза и в его сознание влились ощущения. Кровь отливала от головы, рук, ног... Казалось, что энергия жизни из закоулков всего тела устремилась к одной единственной цели. И вдруг резкий удар. Но изнутри. Это сердце! Оно взбунтовалось! С каждым стуком оно увеличивалось, питаемое кровью, как накачанный шар, все больше и больше. Еще удар! "Папа ты должен стать настоящим! Ты станешь моим другом. Я смогу полюбить тебя". Голова разболелась, и Харм прошептал:
- Папа вернись... чудеса бывают... - он прижал кулак к груди.
Теперь было трудно дышать, словно на грудную клетку яростно что-то давило. Легкие уперлись в костяные дуги. Еще немного и ребра треснут. Руки похолодели, ноги подкашивались. Казалось, желание рвется наружу, но что-то не дает ему воплотиться. Харм взглянул на небо, но не смог удержать голову, и взгляд беспомощно опустился на землю. Харм прислонился к стене. Сердце все реже отстукивало, но напряжение неуклонно росло. Он четко осознавал, что творится внутри его тела. Каждый изгиб и мышцы сердца - Харм будто видел их, но не мог ими управлять. Теперь сердце казалось единственным живым островком в черве его тела, но и тот вот-вот разорвется.
Харм не понимал, как и почему, но в его сознании замелькали эпизоды чьих-то чужих эмоций. Мистер и миссис Смолг с Элфи. Они обнимают ее и нежно целуют. "Как помочь ей, Генри?" - промелькнуло чье-то волнение. Теперь старушка Мэри улыбалась мистеру Хванчу. В ее руках оказались спицы. Она плела какими-то световыми нитями, толстыми и вибрирующими. Яркий свитер выскользнул из ее рук и опустился на Элфи. Вот папа, мама, Стив... Сара бежит к ним. Они не видят малышку и, словно сквозь пустоту, они проходят прямо через нее. В ее глазах застыла безысходность, и Харм физически ощутил ее отчаяние. Харм всхлипнул, глаза резала сухость и, сейчас, пожалуй, слезы облегчили бы самочувствие, однако он не заплакал. Голова болела, подкатывала тошнота, но это была лишь мысль. Харм знал - так оно и есть, но все было не так как обычно. Он оказался где-то рядом с физическими ощущениями. Он чувствовал - это ЕГО тело, и с ним что-то происходит, однако оно будто отделилось от сознания.
Он сполз к земле: "Папа... папа... мама, почему вы не любите меня?.. Никто не любит. Все бесполезно. Даже Элфи уйдет. Я, как все - ничтожен! Сара! Сара, помоги..." Теперь нельзя было разобрать возникающие образы, все перемешалось. Харм завалился на бок. От быстро меняющихся картинок становилось хуже. Сердце рвало грудь, но вдруг видения перестали мелькать. Лицо отца замерло, и в следующий момент резкий хлопок, разорвал образ на тысячи песчинок, которые в мгновение утонули в черноте.
Нежное поглаживание по щекам привели в чувства Харма. Он приоткрыл глаза и увидел расплывчатое лицо мамы. Теперь оно показалось добрым и заботливым. Он едва смог расслышать:
Голос искажался каким-то невидимым барьером. Будто говорили сквозь препятствие. Харм проморгался и теперь смог лучше разглядеть лицо. Это была Сара. Не мама!
- Сара? Это ты? - он потер глаза кулаками, присел, опершись о стену, а потом обнял сестру. - Сара, моя хорошая. Я люблю тебя, сестренка! - Сара крепко обняла брата и расплакалась вместе с ним.
- Харм, я тоже тебя люблю. И всех! И ты сможешь.
Голова слабо соображала, и окружающий ландшафт менялся, как искаженный линзами, движущимися то вперед, то отъезжающими назад. Сара утирала ручонками щеки Харма, и гладила его по грязным волнам волос. Он с натугой спросил:
- Что ты... что ты хочешь сказать? Что я смогу?..
- Харм, ты научишься любить их, несмотря на то, какие они. Ты научишься. У тебя получится! Я же могу! - она обхватила Харма так сильно, что тот едва вновь не потерял сознание. Сара, словно почувствовав это, отпрянула назад и испуганно поджала губки.
Харм потупил взор:
- Но они чужие. Им все равно.
- Нет! Они забыли что-то важное. Но они могут вспомнить.
- Откуда ты знаешь?
- Я знаю! Я верю в это! И ты поверь! Так мы быстрее их расшевелим, - теперь Сара улыбалась.
К сидящим на земле малышам прибежал запыхавшийся Майкл, их брат:
- Ты очнулся? Я принес воды, - он протянул Харму кружку и тот выпил содержимое залпом.
Звуки стали ярче, а предметы более четкими. Харм посмотрел на Сару и отвел взгляд, он не смел продолжить разговор в присутствии брата.
Сара обратилась к Майклу:
- Не волнуйся, с Хармом уже лучше. Он вернулся.
- Что? Я никуда не уходил.
- Ты чуть не ушел от нас. Мы не такие, как ты хотел бы. Поверь, мы станем другими, но и ты должен измениться, - сказала Сара.
- Сара, о чем ты? И откуда ты все это знаешь?
- Тебе стало невыносимо, ты говорил и говорил, и мне хотелось плакать от твоих слов. Ты не хотел жить. Мы не должны быть... И ты не хотел... Хуже семьи не бывает... - Сара сбивалась и продолжала тараторить: - Ты много говорил. Я не хочу вспоминать. Я звала тебя, и ты очнулся. Это главное! Об остальном мне подсказали.
- Что подсказали и кто?
- Ты не поверишь - папа! Он разговаривает во сне. А я сплю совсем рядом.
- Что? Как это?
- Я думаю, он настоящий во сне, а когда просыпается, что-то происходит... - Майкл кивнул, подтверждая слова Сары, по-видимому, она уже рассказывала ему об этом.
- И я слышал бормотание, но ведь не разобрать ничего, - все больше удивлялся Харм.
- Я тоже сначала не понимала, но научилась. Он много знает. Он сказал, что наша бабушка может помочь. Ее имя Анна. Он говорит найти ее.
- Анна? Бабушка? А где ее найти?
- Этого я не знаю.
Майкл неожиданно выдал:
- В школе, надо искать в школе!
Харм воодушевился:
- Мисс Брегантина наверняка знает! Я выясню. Я знаю, у кого спросить!
- Нельзя! Мы сами должны разобраться. Папа сказал: "Враги могут казаться друзьями!" - Слова Харма явно напугали ее. Она глотала воздух, заикалась, а слова захлебывались в волнении: - Мы разберемся сами, Харм! Теперь и ты знаешь. Мы... Поможешь нам! Ты ведь знаешь школу? Ты там всегда... Ты молодец, что пошел туда! Ты самый лучший! Теперь мы справимся! - Сара вновь обняла брата, а тот вспомнил слова мистера Генри: "Ты - молодец, ты - крылатый воин..."
- Элфи в опасности! Как я мог забыть?!
- Что? Кто это? Что-то случилось?
- Я должен думать хорошо! Я не должен забывать о ней! Дыши, дыши!..
К детям подошел отец семейства, Константин, и уставился на них. Его зрачки прошарили детей, одного за другим. Он поджал губы и нахмурился, отчего на лбу проступили морщины. Детвора замерла, тот выглядел непривычно сосредоточенным. Харм уловил: "А ведь действительно, ему стыдно". Константин наклонился вперед:
- У вас все в порядке? - а потом глянул на Сару, улыбнулся и потрепал ее по макушке. - Вы ужинали?
Рука Харма вдруг ослабла и кружка, которую он держал, ударилась о землю, подкосившиеся ноги Майкла усадили его на траву. Сара прошептала:
- Па-па, - и улыбнулась, выставив свои белехонькие молочные зубки. - Ну вот!
***
Тревожная ночь окончилась, но сегодня Харм не пошел в школу. Он отправился по более важному делу. Всю ночь он не смог заснуть. В голове вспыхивали воспоминания о страшном происшествии в доме Смолгов. Харм шагал по дороге и боялся думать. Он хорошо знал, что дурные мысли исполняются, поэтому повторял только одно: "Дыши, дыши..."
Но мысли предательски отделялись от Элфи, в голове роилось столько вопросов.
То место, куда они попали с Элфи, что это такое? Специальный стул может переносить людей неведомо куда? Наверное, и мисс Брегантина тоже пользовалась подобным инструментом, когда исчезла в дверном проеме Купола Природы. Может чем-то поменьше? Все кругом волшебники, но это очень опасное дело. А вчера вместе с ужасным случаем произошло и нечто удивительное. Папа заговорил! Правда сказал немного и вскоре замолчал вновь. Но ведь случилось! Надежда есть!
Харм подумал о Генри Смолге. Почему папа Элфи подружился с ним и предложил приходить к ним в гости? Почему он учил их веселью и хорошим мыслям. Он всегда говорил: "Хочешь быть счастливым, представь, что ты уже счастлив!" - может это и повлияло на его собственного папу? Может Сара умеет так думать?
Ум шестилетнего мальчишки не мог разрешить столько трудных задач. Харм должен выяснить все у мистера Смолга. Папа Элфи обязательно объяснит, в чем дело. По крайней мере Харм очень на это рассчитывал. Но самое главное Харм надеялся, что с Элфи все в порядке.
Пес Элфи, Кайгы, встретил Харма на границе городского района Зюжно.
- Ты как узнал, что я приду? - сказал Харм, а пес грустно посмотрел на него и заскулил.
Харма скребло предчувствие, но он постарался отбросил эту мысли прочь. Он увидел ветку и, забросив ее подальше, предложил Кайгы принести ее. Пес помчался вслед за веткой, но когда принес, улегся у ног Харма и вновь заскулил.
- Хватит, не надо! Все хорошо, будет... - однако уверенность постоянно ускользала. Харм старался отгонять тягостные мысли и продолжал крутить в голове: "Дыши, дыши, дыши..."
Вдруг Кайгы вскочил. Он что-то уловил и насторожился. Уши встали в солдатскую стойку - на вытяжку, пес замер. Кайгы мотнул головой и неуверенно двинулся вперед. Харм последовал за ним. Пес рванул и пробежал сотню метров, затем вновь замер, понюхал брусчатку дороги и, изменив направление, направился дальше. Харм не понимал, куда ведет его Кайгы. Мальчишка планировал как можно скорей попасть в дом Смолгов, но боялся узнать что-то недоброе о состоянии Элфи и, вероятно, потому следовал за псом. Кайгы шел на юго-восток Воллдрима, Зюжно остался позади.
В этом районе жили семьи строителей. Харм часто бродил по здешним местам.
В районе Тубио ровными линиями стояли домики, однотипные, простые, но сплошь ухоженные и аккуратные. Постриженные деревья и ровные заборчики. Повыше и глухие, а также декоративные и изящные. Однако один из домов явно не вписывался в общую картину. Похоже, сюда мальчишка раньше не захаживал. Около необычного дома Кайгы остановился.
Поросшая мхом ограда, до середины утопающая в разросшейся траве, разрывалась массивными ставнями металлических ворот: старинных, обшарканных, глухих. Из-за явного отсутствия хозяйского ухода, забор и ворота походили на вход в сказочный мир, где-то в далеком лесу, там, куда трудно забрести случайному путнику. Они словно нашептывали Харму: "Все не так просто".
Он услышал мелодию. Уверенный мужской голос вытягивал непонятные слова. Бренчала гитара, и проказничал саксофон. Хрипловатому мужчине подпевала птица. Теперь Харм знал, кому принадлежит эта манера пения. Мистер Франклин Кипарисус еще на первых уроках "певчих птиц" ознакомил вэйосов с нотами, которые берет один из лучших певунов здешних мест. Он слышал подобные песни и раньше, но теперь знал, что имя птице - соловей.
Густая растительность сада, как мягкая перина окутывала большую часть строения. Едва можно было разглядеть, что дом состоял из двух этажей, укрытых треугольником чердака с крохотным окошком у стыка черепичного покрытия крыши.
Проскрипела дверь, но Харм не видел кто вышел. Трудно даже было понять, где находится само крыльцо, по которому звонко простучали чьи-то каблучки. Однако он услышал знакомый голос. Мисс Брегантина! Она бросила:
- Я возвращаюсь на Изнанку, до встречи Ви... - фраза оборвалась, а Харм уловил бойкий свист воздуха, пощекотавший его волосики. Порыв казался странным в это безветренное жаркое утро. Листва запущенного сада прошуршала в ответ ветру, и несколько увесистых груш ударилось о землю. Видимо их сбил резвый порыв.
- Исчезла, - вслух сказал Харм и призадумался, что же ему делать, но не успел ничего сообразить - Кайгы уже нашел уязвимое место ограды. Мальчишка лишь успел заметить хвост, который через секунду исчез в саду мисс Брегантины.
- Ты куда? Кайгы, - шепотом позвал Харм.
Однако пес отчаянно залаял. Харм вжал голову в плечи и посмотрел по сторонам. Соловей замолк, но джазмен все также вытягивал свои экспрессивные куплеты. На крыльцо вышел кто-то еще.
- О, это ты? Так быстро нашел? Я звала тебя. - Это был голос Мэри, помощницы мистера Хванча, но что же она тут делает? Харм никогда не видел мисс Брегантину вместе с Мэри. Хотя Мэри, похоже, имела не одно имя. Вчера у Смолгов ее называли, кажется, "Виолой". - Подойди ближе, Кайгы. Иди сюда. Молодец. Говоришь, Элфи во мне нуждается?
Пес продолжал лаять, а Мэри беседовала с ним так, будто понимала речь собаки:
- Я все поняла. Теперь иди домой. Я приду позже. Мне ненадолго нужно заглянуть на Изнанку. Я быстро, не волнуйся, - пес заскулил и ему ответили, - я чувствую Элфи, не переживай, я связала ее с собой. Она жива... Пока что.
Харм оперся о забор и сполз на землю, он ударил себя кулаками по вискам и крепко сжал глаза. Сквозь зубы он выдавил:
- "Пока что?" Как это? Она умирает? Я испугался и не смог вовремя помочь ей. Она задохнулась... Из-за меня! Опять я все испортил. Я не могу думать хорошо, и все вокруг страдают. Элфи, я не хотел! Ты - мой лучший друг! Дыши, пожалуйста, дыши!
Он не слышал звука улицы, не чувствовал сладкое благоухание созревших груш за спиной, буйство духа запекающейся буженины, сбежавшего из чьего-то духового шкафа, хотя в обычной ситуации обоняние Харма всегда настраивалось на что-то вкусное и съедобное. Харм погрузился в хмурые мысли и теперь не мог их остановить. "Все не так! Я не избавлюсь от плохого. Все плохо есть и будет, и я - источник несчастья для людей. Я должен бросить школу и жить в себе. Не думать ни о ком, забыть что было. Так я уберегу остальных. Элфи была счастлива, пока я не появился. Так дети говорили. До школы она была иной. Я виной всему!"
Но вдруг, будто тот же самый ветерок, а может его брат-близнец, выбравшись сквозь расщелины ограды, пощекотал спину Харма, а подхваченные озорником пряди волос опустились на глаза мальчишки. Несколько перезревших плодов свалилось с пышной кроны. Харм повернул голову. Больше не звучала пластинка, умолк соловей. Харм слушал, но за спиной лишь кто-то возился у самого забора. Через минуту выполз Кайгы.
Харм погладил пса.
- Беги к Элфи. А я не пойду. Ей лучше без меня. Будь с ней. Помогай ей, - он едва сдерживал слезы. - А ко мне не приходи. Прощай, Кайгы.
Пес смотрел на Харма и не думал уходить.
- Иди уже, иди!
Грустные собачьи глаза смотрели на мальчика, пес замер и казалось, что тот сам вот-вот заплачет. Харм поднялся на ноги, утер рукавом нос:
- Ладно, я с тобой, до развилки, - Харм решил пройти с псом до ближайшего перекрестка, который разведет их навеки. Так в печали приказал себе маленький мечтатель.
Кайгы пошел следом. Вскоре они вышли к пересечению двух дорог. Прямо, за сотнями кубиков плитки, одна из них, пыльная, убегала в старый Воллдрим, где живет Харм. Слева-направо, брусчатка, изгибаясь, вела из Зюжно к центру Воллдрима. Улица, на которой жила Элфи, отклонялась от ровно выложенного полотна примерно в двух километрах отсюда. Там автомобили молотили колесами гравий. Вероятно, улица Камней получила свое название из-за мелких камешков, по которым шуршали машины и люди, а еще вчера, и сам Харм, когда убегал прочь, подальше от страшного происшествия в таинственном мире. В мире, в котором чуть не погибла Элфи. На той развилке Харм встретил Кайгы сегодня утром. Оттуда они пришли к дому Брегантины или это был дом Мэри?
- Похоже мне прямо. А тебе, Кайгы, туда. - Харм указал в сторону Зюжно. Но пес встал перед ним, а потом пригнул голову к земле и зарычал.
- Ты чего? Прекрати! - Но пес скалил зубы и явно не намеревался отступать. Харм насторожился, он не верил в злые намерения Кайгы и потому решил обойти пса, пусть даже ему придется идти до дома длинным путем, через центр Воллдрима. Он повернул направо, но и тут пес преградил ему путь. В его глазах кипела ярость, казалось - он набросится. Словно безумие вселилось в него. Он поднимал дорожную пыль, припадая к земле и подскакивая.
- Что с тобой?! Что ты хочешь от меня? - Теперь Харм испугался: пес не отступал, в нем бушевала злоба. Вязкие нити слюней повисли на пасти, а глаза словно обратились в раскаленный до красна металл. Шерсть на спине вздыбилась, а хвост бился о землю. Харм неуверенно шагнул в сторону, и... Кайгы бросился на него. Повалил, а потом вцепился в руку и разорвал кожу. Резкая боль пронзила Харма, он закричал. Пес рвал предплечье, а Харм пытался отбиваться. От боли и ужаса он перестал осознавать происходящее. Лишь грозная пасть и невыносимая боль - это все что он видел и чувствовал. Пес упер лапы в грудь Харму, и в мальчишку вмиг влились вчерашние воспоминания. Нарастало давление в груди, сердце вбирало в себя кровь. Накатил ужас. Но внезапно послышались голоса - кто-то бежал к ним. Харм отвлекся, и ощущение тяжести в сердце быстро исчезло. Через мгновение чьи-то руки обхватили пса и попытались оторвать его от жаждущего спасения ребенка, но зверь вцепился и не уступал. Несколько рук тянули пса, и Харм из последних сил прошептал:
- Я понял... Я понял... - пес разжал пасть, отступил, а потом галопом умчался прочь.
Харм схватился за рваную рану и прижал согнутую в локте руку к туловищу. Кровь испачкала рубашку, капала на брюки и поила жажду песка под ногами. Незнакомый мужчина и женщина, по-видимому, его жена, подняли малыша. Женщина протерла платком щеки, лоб, подбородок Харма и прижала лицо малыша к своей груди, словно он был ее собственным сыном:
- Погоди, малыш, я быстро, - мужчина шагнул в сторону, он вот-вот побежит, но Харм крикнул:
- Не надо, не надо! Я сам виноват! - он не плакал. Федор посмотрел на мальчугана. Его пыльные волосики и мокрое от пота лицо, кровоточащая рана, выпачканная одежда, - все это вызывало жалость, но взгляд ребенка кричал о решимости. - Это я, я сам сделал...
Мужчина подхватил Харма на руки. Федору показалось, что малыш в шоке и потому сам не понимает, что говорит. Он глянул Харму в глаза:
- Ты не виноват. Этот пес видимо не в себе, он бешенный...
- Он не бешенный... Я - злой! Я!
- Федор, неси его в дом, ему надо успокоиться.
- Не надо. Не надо! Мне нужно к Элфи!
- Успокойся малыш. Мы поможем тебе, а потом ты отправишься к своей Элфи. Это малышка Смолгов, с улицы Камней?
- Вы знаете их?
- Конечно, не волнуйся. Мы отведем тебя, но сначала надо разобраться с твоими ранами. А где ты живешь? Может лучше отвести тебя домой? Родители точно будут беспокоиться...
- Нет! Нет! Нет! Мне нужно к Элфи!
- Ладно, ладно. Не надо...
Мужчина нес Харма на руках. Харм упер нос в крепкое плечо статного мужчины. Он опустил руки за спину господину Федору, и они беспомощно болтались, а из левого предплечья вытекали ручейки крови. Харм не чувствовал боли, он отстранился от нее. Он кое-что понял, что-то важное: мечта живет всегда, а горькая или радостная - решать ему.
Миссис Кэролл обработала разрывы и царапины какой-то пощипывающей жидкостью, туго все забинтовала, а еще, умыла Харму лицо и почистила широкой щеткой штаны и рубаху. Харм молчал, он был погружен в свои мысли. Женщина что-то говорила, ругала пса, суетилась. Но он мало обращал на это внимания. Детский разум, растерянный и неуверенный, складывал его догадки в четкую картинку. И вот родилась цель, путь к которой казался теперь столь гладким и невероятно очевидным.
- Посиди здесь, а я принесу компот и булочку, - женщина сочувственно улыбнулась.
Харм, моментально очнувшись, приготовился. Как только миссис Кэролл отвернулась, он вскочил со стула и вылетел на веранду. Зацепился за какое-то ведро, опрокинул корзину с луковыми головками, громыхнулась какая-то садовая утварь... Он выбежал во двор и, перемахнув через забор, помчался в Зюжно. Метров 300 интенсивного бега, и он увидел Кайгы. Пес спокойно лежал на травянистой обочине дороги. Казалось, он знал, что Харм появится здесь и потому не спешил вернуться домой. Харм подошел:
- Я понял, - он протянул ладонь и погладил Кайгы. - Я все понял. Я не сдамся. - На бинтах проступило свежее алое пятно. Видимо забег разогнал кровь по жилам, отчего раны вновь закровоточили. Харм сжал забинтованное предплечье и сел на землю. Он обнял пса за шею той самой, изувеченной рукой и упер свой лоб в макушку Кайгы. Харм закрыл глаза - его убаюкало спокойствие.
Подбродивший маслянистый субстрат сока кантробе, которым искусно пользовалась Виола, показывал потоки мыслей людей, исходящие из темени, пальцев рук, локтей, как перья, вырывающиеся из позвоночника, и проникающие внутрь. Если бы сейчас Харм использовал его, то смог бы увидеть, как яркие лучи оплели его и Кайгы, словно изумрудный кокон с изогнутыми линиями тепла и любви, понимания, преданности. Человек и пес - едины, они связаны, навеки, навсегда. Харм был мал и только начал понимать, что происходит с человеком, когда он ненавидит себя. Его ноющая влажная рана явила злость Харма в реальный мир, в мир шестилетнего мечтателя. Кайгы показал ему это, как мог, как чувствовал сам.
Они долго сидели так, молчали, им было хорошо.
Вдруг пес лизнул Харма и высвободился из его объятий. Вероятно потому, что Харм вспомнил об Элфи. Кайгы встал, потряс мордочкой, будто его черный нос - это часть оси, на которой крутится вся его мохнатая голова. И тут же принялся нарезать круги вокруг Харма, подпрыгивал и припадал к земле, но не так, как на том злополучном перекрестке в Тубио. В нем не было горечи, он искрился озорством. Харм поддался настроению неразрывно связанного с ним существа. Они играли и валялись на траве, бегали, боролись, по-хорошему, как близкие, как родные.
Вскоре оба отправились в сторону улицы Камней, к новому дому Кайгы, к новому миру Харма. Сомнения малыша куда-то подевались, впрочем, жалеть об этом он и не думал. А воспарившая в нем уверенность, теперь кричала: "Отбрось печаль и действуй!"