Аннотация: Заключительная, третья часть, первой книги. Главные герои существенно меняются под давлением ситуации и других людей. Совершают поступки, на которые, как им раньше казалось, были не способны. Кто-то ошибается, кто-то нет. Но кто может судить?
Власть.
Фантастический роман.
Книга первая. Часть третья. "Подневольная свобода".
Глава первая.
1.
Речной берег, укутанный как в шубу в камышовые заросли, казался абсолютно безжизненным, а полное безветрие придавало этой картине пугающую фотографическую статичность. В глубоком синеющем небе от горизонта до горизонта не было заметно ни единого даже призрачного облака, а солнце казалось вообще инородным предметом. Словно глаз божий оно в удивлении уставилось на замершую природу. И ничто не выдавало этому оку причину странной тягучести происходящего на земле. Но, не смотря на внешнее спокойствие, в воздухе отчетливо любой ощутил бы напряженность и беспокойство. Словно где-то затаилось нечто грозное и вслед за божественным Небом наблюдало за происходящим. Наблюдало, выжидая, и зло этак улыбалось неведомо чему.
Неожиданно где-то в стороне и вдали от берега раздался еле слышный хлопок, и в синеющее небо стремительно распутывая дымную нить, устремился блекло-красный огонек сигнальной ракеты. Ракета достигла апогея своего полета и потухла, оставив после себя только неестественный след в воздухе. Словно серо-грязная молния осталась соединять небо и землю, не желая исчезать или рассеиваться.
Спустя полминуты пустынный берег неузнаваемо преобразился. Из высокой прибрежной травы поднимались фигурки в защитного цвета одежде и твердо ступая направлялись к воде, где не медля ни секунды, и не жалея собственной амуниции входили в реку молча, резко и уверенно. Первые ряды еще только вошли в воду, а на берегу показались следующие неизвестно откуда выдвинувшиеся люди. Эти уже не могли похвастаться хорошей военной амуницией, они были одеты кто во что горазд от джинс до тренировочных костюмов, но, как и первые в руках они твердо держали предметы, напоминающие оружие. Они так же, не спеша и не медля, спускались в воду.
Заплыв был словно кем-то сдирижирован. Первые молчаливые бойцы странной "армии", достигнув противоположного берега, не спешили выходить из воды, внимательно осматривая сушу. Но вот единицы выбрались пригибаясь на берег и прячась за обрывами замерли в ожидании неизвестно чего. Следующие за ними, выбираясь, тоже осторожно поднимались на высокий берег и там, присев или встав на одно колено, внимательно оглядывали открывшееся их взору огромное поле. Они не двигались никуда, пока внизу на берегу не скопилась вся разношерстная толпа второй волны "купальщиков". А затем все так же в абсолютной тишине осторожно поднялись и широкой цепью двинулись вглубь поля. В их, вроде твердых, движения слишком заметно чувствовалась некоторая напряженность, которая все-таки не мешала им делать дело, словно играть сто раз отрепетированный концерт. Когда цепь отошла шагов на сто, на береговой обрыв стали подниматься и те кто, молча до этого выжидал внизу. Сотни ног с корнями вырывали траву из пропитанной влагой земли. Из девственного нетронутого ничем и никем берега он превратился в осклизлый полный комьев травы спуск. Грязь, налипая на мокрую одежду, превращала всю эту дикую армию в некую скоординированную толпу бомжей или пилигримов времен первых крестовых походов. Перепачканные лица и руки нисколько не мешали этим людям, в большинстве своем слишком молодым, чтобы действительно иметь за спиной армейский опыт. А уж о девушках, что нет-нет, да и попадались среди этих "оккупантов", словно волны муравьев, ползущих на берег, и говорить не приходилось. Не имея вообще никакого подобного опыта, они, однако, вели себя и держались не хуже чем их спутники мужеского пола. И что характерно, если кто из таких воительниц оступалась, молодые люди не спешили все бросить и придти ей на помощь. Каждый в этой внешне сумбурной толпе знал свое дело и знал свое место.
Наконец берег опустел полностью и вся огромная толпа, растянувшись во вторую и третью цепь, двинулась в глубину поля.
Но не прошли они и сотни шагов, как из леса стеной стоящего за полем раздалась первая автоматная очередь. За ней, буквально мгновенно сливаясь в дробящий шум "заработали" другие автоматы, и нечто слишком уж "тяжелое", что бы даже в этой какофонии звуков можно было спутать звук с автоматными выстрелами.
На лицах идущих цепями людей не отразилось даже намека на страх. Кажется, только ненависть к неведомому противнику горела в их глазах. Многие просто зло сжимали зубы, играя желваками и заученно падали на землю. Когда в поле не осталось ни одного стоящего человека грохот стрельбы стих и только изредка раздавались отрывистые короткие очереди, словно кто-то из леса находил себе цель и желал первым отправить ее на тот свет.
Высокая трава на поле позволяла упавшим в нее, почти не рискуя, ползком двигаться в сторону леса. И будто все та же гигантская банда тропических муравьев, они не задерживаясь даже чтобы отдышаться, продолжали движение к лесу, до боли впиваясь локтями в землю и ногами, словно выбрасывая тела вперед. Первая цепь, состоящая из более-менее воинственного вида людей, уже была в метрах ста от опушки, когда снова с деревьев по ним открыли плотный огонь. И цепь замерла. Люди лицами искали спасение в сыроватой после прошедшего утром дождя траве и руками прикрывали головы, словно это могло спасти их от пуль. Выждав с минут десять под непрерывно ведущимся, но все же редким экономным огнем, бойцы первой цепи стали нервно поглядывать назад, замечая приближение второй и третьей цепи упорных "муравьев". Это недоразумение в гражданском, словно некая пружина все плотнее и плотнее сжималась к первому ряду бойцов в защитной одежде. Когда же все движение под автоматными очередями замерло, да и сами выстрелы стихли, в природе снова повисло тягостное выжидающее молчание и длилось оно не меньше пяти минут, растянувшихся для лежавших в траве и для засевших на деревьях и среди стволов в собственную адскую вечность.
Минуты текли безобразно долго, а непонимание многими чего ждут, делало ситуацию несколько обозленной в обоих лагерях противников. Накрученные этим странным боем люди, словно сами стали пружинами готовыми в любой момент совершить ошибку и подставится под выстрелы.
И прозвучавшая громкая команда неизвестного в траве, словно детонатор подорвала общее напряжение.
- В атаку! Форвартс! Форвартс! Никого не жалеть!!! Вперееееееед!
И взорвался лес выстрелами, и окуталась опушка дымом от брошенных из травы взрывпакетов, и вслед за криком поднялись из травы единым рывком все до последнего и наращивая скорость побежали к деревьям за которыми скрывался ВРАГ. Ненависть искажала в большинстве своем молодые лица. Выступили у кого-то слезы напряжения. И раззявленные рты истерично кричали на бегу нечто совсем неразличимое за какофонией звуков.
Словно некое наводнение волна людей вкатывалась в лес огибая деревья и буреломы, снося на пути более жалкий кустарник и вытаптывая папоротник, что до нашествия там столетиями рос нетронутым.
Первые нападающие, словно дубинами размахивая деревянными автоматами, бросились на вооруженных и отстреливающихся холостыми противников в лесу. Брызнула первая кровь на не по лесному сочную траву. И кто знает, сколько бы черепов было проломлено в тот день, если бы не зазвучавший со всех сторон усиленный мегафонами окрик:
- Учения закончены! Всем построится повзводно на поле у флага! Офицерам строить личный состав!
Словно рассеялись чьи-то злые чары. Околдованные молодые люди, ликуя от неоспоримой победы, хватали в объятья тех, кого еще недавно, кажется, были готовы втоптать в землю. Девушки начинали вспоминать, что не воительницы неведомого мира, а простые женщины и смешно слюнявили появившиеся от травы порезы и кто-то даже чистил салфетками лица и умудрялся накладывать макияж. Потек по подлеску дым сигарет и даже окрики тех, кого звали в этой "армии" офицерами не мог заставить спешить разом сбросивших напряжение людей. Многие чистились и как-то вяло оглядывались на торопящих их людей с мегафонами.
Владимир, стоя у флагоносца весело размахивающего большим полотном со свастикой в центре, с удовольствием смотрел на выдвигающихся из леса людей. Расслабленно замерший рядом с ним первый офицер спокойно поглядывал отчего-то на небо и даже не щурился от стоящего уже почти в зените светила.
Чем ближе подходили "отвоевавшие" тем быстрее они двигались вслед за своими офицерами, стараясь как можно скорее построиться перед своим Вождем. И пока эта толпа не сделала из себя некое подобие строя Владимир, даже не начинал говорить. Лишь когда к ним подбежали "офицеры" и доложили о построении, он вышел вперед и, следуя вдоль строя, внимательно смотрел в немного утомленные, но такие светящиеся счастьем лица. Подошел к отдельно стоящим взводам, одетым в маскировочного цвета форму и, кивая офицерам, прошелся вдоль строя с одобрением глядя на бойцов вышколено смотрящих прямо перед собой. Вернувшись к флагу и своему помощнику, Владимир громко заговорил:
- Сегодня вы победили! Победили пока еще не врага, а только самих себя. Победили, заставив себя подняться в атаку на вполне реальный огонь пулеметов и автоматов. Заставили себя двинуться в кромешный ад дыма, копоти и рукопашной схватки не зная остановят вас или вам придется убивать тех, кто назначен вам в противники. Вы сегодня научились многому. Но главное чему вы научились это побеждать злостью страх. Страшно идти в ледяную воду. Но на другом берегу враг, которого надо уничтожить или он уничтожит вас. Страшно идти по полю зная, что в любой момент начнутся рваться под ногами фугасы, как на прошлом учении. Страшно глядеть в глаза оскаленного врага и бить, бить, бить... Страшно. Я знаю, что говорю. Я сам прошел не одну мясорубку. Но этот страх можно победить. И вы сегодня его победили. Когда придет время настоящей войны вам будет легче. Вы все это уже проходили. Когда придет время вернуть себе власть в нашей стране, вас уже не остановит страх. Вы преодолеете его легко и с гордостью. Вы всегда будете помнить сегодняшнее учение. Это новое в вашей жизни. И вам будет не стыдно рассказать даже своим детям, на что вы шли, чтобы воспитать самих себя. Чтобы укрепить свой дух и свою веру в нашу победу! Я поздравляю вас! Вы стали выше, чище и на еще один шаг ближе к Богу, который ненавидит трусов!
Строй троекратно слаженно отозвался громким "Ура" и довольный Владимир что-то сказал негромко улыбающемуся первому офицеру. Тот кивнул и, когда крики стихли, приказал офицерам подойти к ним. Отдавая указания как, куда и кому выдвигаться, что бы равномерно рассеять сконцентрированные отряды первый офицер напомнил:
- В субботу после обязательных занятий с личным составом мы ждем в Ставке вас всех. Поступили деньги и надо, чтобы вы получили их. И новую амуницию, которую нам прислали наши друзья, заберете. Бойцов надо продолжать одевать и обувать. Кто сам не сможет, пришлет заместителя. Если все ясно никого не задерживаем. Уводите своих людей, и помните, за каждого вы несете перед нами ответственность. Если на станциях вас попытается задержать полиция... вы знаете что делать. Давайте. На неделе это ваш последний марш-бросок. Всем удачи.
Когда офицеры увели своих людей в указанных им направлениях, из леса стали вытекать и те, кто играл обороняющихся. Их было не много. От силы человек шестьдесят. Но они разительно отличались от тех, кто в этот день, по словам Владимира, побеждал сам себя. Этим никого побеждать уже было не надо, чтобы чувствовать себя готовым и к войне и к тюрьме и к еще черт знает чему. Они не строились перед Владимиром, а кольцом окружили его. Да и Владимир не требовал от них лишней дисциплины, когда они оставались наедине. Он столько прошел с этими людьми, что они без сомнения были ему как родные. Заметив несколько разбитых лиц, Владимир подошел к пострадавшим и насмешливо поинтересовался, как они позволили себя так изуродовать. Под общий смех ему отвечали, что хорошо вообще не замочили. Зверье, блин вырастили.
Выйдя в центр и, не спеша поворачиваясь, Владимир сказал:
- У нас почти сотня желающих в штурмовые группы. Нужны офицеры. Как обычно только кто желает. Кто чувствует себя готовым воспитывать новых волчат и стать для них отцом богом и мамкой, если придется. Нужно четверо пока. Кто пойдет?
Поближе к Владимиру вышли несколько человек и тот кивнув им, отобрал из вышедших всего четверых.
- Вы с нами в ставку поедите. Там уточним, где вы жить будете в городе, и кому кто из новеньких достанется. Остальным возвращаться на базу. Уже можете сменить патроны на боевые. И завтра прибудет грузовик с минометами. Надо будет принять под охрану и проверить комплектации. Мины тоже придется вручную пересчитывать. Вскрывать каждый ящик! В прошлый раз боезапас к автоматическим пушкам приняли, а там процентов десяти не хватает. Пришлось потом остатки чуть ли не рэкетом выбивать. Так что проверять сразу.
Получив заверения, что они все сделают Владимир сердечно попрощался с этими соратниками и, забрав выбранных четверых, направился вместе с первым офицером к лесу за которым на заброшенной дороге остался их транспорт.
Еще одни выходные прошли с толком. Еще на один шаг он и его люди стали ближе к победе.
2.
На Сергее очень сказывались несколько суток без нормального сна. Сонливость, словно наркотический дурман взяла в плен мозг и не желала отпускать. И ни кофе, ни чай, ни стоящая перед ним минералка не спасали от чувства некоего вязкого болота, в котором тонул разум. Даже довольно резкий голос Богуславского не пронимал уставшего молодого человека. Расхаживающий по совещательному залу Илья, только несколько раз взглянув на Сергея, понял, насколько тому тяжело дается борьба с усталостью. Но вариантов не было. Все не высыпались. Всем было тяжело. И все держались. Илья только надеялся, что Сергею хватит сил не уснуть на этом собрании.
- То, что ты предоставил, Сергей, полностью совпадает с расчетами института развития. И мне хочется, чтобы ты или Фидан выступили перед правительством на этой неделе с докладом. Перспектива очень пугающая, чтобы не начинать принимать мер по ней.
- А у нас есть возможность что-то изменить? - Спросил Сергей.
- Есть. - Уверенно сказал Илья. - Я надеюсь что есть. И после твоего доклада и после доклада директора института мы сможем начать действовать. Учтите, что часть доклада будет транслироваться по всем каналам в стране. Поэтому набросай план, о чем ты будешь говорить, и дай моему секретарю, они оформят тебе речь.
Сергей поглядел на Илью и спросил:
- А тебе не кажется, что ты сам должен такие вещи объявлять?
- Нет. - Сказал Илья. - Мой черед настанет за вами, когда я смогу озвучить план мероприятий и изменений. Я не должен выглядеть в глазах людей буревестником. Я для них должен быть спасителем.
- Меры, которые придется принимать, на деяния спасителя никак похожи не будут. - с пониманием серьезности дела хрипло высказался Сергей.
- Об этом позаботятся другие службы, не беспокойся. Народ еще демонстрации благодарные устраивать будет. - С надменным смешком сказал Илья.
Сергей скептически ухмыльнулся, а Илья вернулся на свое место и, откинувшись на спинку кресла, спросил у руководителя Службы его мнение относительно текущей проблемы с нарастающим недовольством в обществе.
Бывший полковник, что после прихода к власти Богуславского стал руководителем Службы, не поднимаясь с места, начал неторопливо говорить, иногда оглядывая окружающих своими холодными и ничего не выражающими глазами.
- Недовольство подогрето искусственно. Основная проблема диктаторских режимов в условиях развитого обмена информаций становится просто не разрешаемой задачей. Мы не легитимны. Мы не избранны народом. И с этим ничего не поделать. На нас разве что как на захватчиков не смотрят. А уж сколько идиотизма о нас рассказывают, слов не хватает. Что мы чуть ли не дьяволопоклонники и разве что младенцев на завтрак не едим... Если в СМИ мы еще можем бороться с чушью, то в Интернете извините... изолировать страну конечно можно, но это будет последний гвоздь в наш гроб. Все новые модные темы и подогревание борьбы за реставрацию демократии, можно с уверенностью сказать нам навязаны. Наше общество проглотило эти темы и теперь активно муссирует. И мы физически ничего с этим сделать не можем. Мы пытаемся отвлечь общественность нашими бесспорными успехами. Но получается удручающе плохо. Люди за этот год забыли, что раньше квадратный метр жилья стоил несколько тысяч долларов. Люди забыли, что были времена, когда учителя, медики, воспитатели на свою зарплату еле концы сводили. И тем более все кроме пенсионеров позабыли, какой крови всем нам стоило увеличение пенсий. Все наши подвиги, в реальности оказываются просто неоцененными. Даже хлеб, который они каждый день едят и за который, мы платим из кармана государства, они не ценят...
Богуславский поднял руку и сказал громко:
- Если вы хотите нас уверить, что люди неблагодарны по своей природе, можете не утруждаться, это и так все знают. Мы можем дать гражданам ВСЕ и они станут недовольны именно тем что это им все дали, а не они сами урвали. Словно это спорт какой... Мы можем хоть задницы им языком вылизывать и всегда будут те, кто недоволен чистотой своего зада. И чем дальше, тем больше. Иногда я думаю, что большевики в чем-то были правы. Чем хуже - тем лучше, лозунг себя полностью оправдавший. Народ, сидящий в заднице и получающий лишь изредка подачки, благодарен за них до поросячьего визга. А вот так как мы тупо все для жителей оценено ими не будет. И конечно, им не разжуешь вечную дилемму ограничения свобод населения ради блага самих людей. Вот раньше хорошо было. При псевдодемократах. Новую спортивную площадку в деревне какой-то сделали, так вицепремьеры и главы партий все на ней попиарицца успевали. Вот, мол, заботимся мы о вас дорогие граждане. Десять тысяч долларов потратили на площадку и эфирного времени на несколько миллионов, чтобы показать какие они классные парни и как народ их обязан любить за выровненный грейдером стадион и паласы из искусственной травы. А мы в каждом городе открываем спортивные городки и стадионы и народ вдруг стал думать, что так и должно быть! - Богуславский вдруг улыбнулся и сказал спокойным уже голосом: - Хотя. Если нас свергнут у населения будет повод нового недовольства. Ах, как раньше было хорошо... Ну, давайте продолжим... что там дальше, только по делу.
Начальник Службы кивнул и продолжил, поглядывая на листок перед собой:
- По Владимиру... Сейчас численность нацбригад "Русской партии" уже перевалила за двадцать тысяч. Фактически мы ничего не можем с ними законно сделать. Владимира мы найти не можем по старым преступлениям, а его молодежь ни на чем криминальном надолго не задержать. Устраивают парады, шествия, фейерверки в дни, как они называют, Русских праздников. Довольно привлекательно выглядит для других. У них постоянный приток свежей крови. Понимая, что ходят по краю, они на каждое такое сборище разрешение у властей получают. Все санкционировано.
- Как к ним другие национальности относятся? - Спросил хрипловатым голосом Сергей.
- По разному. Но в основном терпимо. На редкость. Даже зная их лозунги, смотрят на это как на детские шалости. Там же больше половины это подростки и молодеж не старше двадцати. - Глава Службы выдержал паузу и сказал: - Больше того. Владимир сформировал так называемые интербригады. Татары, калмыки, казахи... все там короче. Он не объединяет их со славянами. Мы удивлялись вначале. Владимир везде, где появляется, повторяет одно и то же: пока русский народ не вернет себе свою страну другим национальностям лучше проживать в своих нац республиках. Своим же нерусским он обещает достойное место, когда они придут к власти.
- Что такое достойное место, по его мнению? - спросил устало Сергей.
Ответа не последовало. Начальник службы только многозначительно улыбнулся Сергею.
Илья положил ладони на столешницу и, смотря перед собой, спросил:
- Ладно. Этот вопрос длительный, муторный и кажется, в ближайшей перспективе решения не имеет. Отложим до общего правительственного собрания. Может, придется принимать новые законы о деятельности таких как "Русская партия". Надо этот гитлерюгенд разгонять к чертовой матери. "Наших" разогнали и этих разгоним. Надо будет - создадим новый комсомол, блин, если им всем так хочется в политику играть и строем ходить. Но чтобы все под присмотром были. - Илья остановился на мгновение и, поглядев на Начальника Службы, спросил заинтересовано: - А что там с нашими "друзьями"?
Сергей протер лицо руками и, глядя на начальника Службы, сказал вместо него:
- Упустили они всех. Всех кого я вычислил и передал Службе... Ни один не задержан. Последний вообще по идиотски свалил. Его даже опознали в Шереметьево, но по какой-то неведомой мне причине даже не сделали попытку задержать.
Илья, сделав наигранно удивленное лицо, посмотрел на начальника службы и тот, глядя в ответ честными глазами, сказал:
- Виновные будут наказаны.
Сергей злостью прогнал сонливость и сказал:
- А по мне так надо проводить расследование. Какой толк мне горбатится и другим, если вы их так бездарно упускаете?
Начальник Службы, сцепив пальцы, сказал:
- Многое что мы делаем, кажется нам бесполезным. Мне ли говорить такие прописные истины? Так или иначе, мы от них избавились. Учитывая, что они тратят много времени на подготовку своих специалистов, сделанное и так серьезный удар по их сети. Ищите следующих. Мы тоже просто так не сидим. Проводим мероприятия по связям тех, кого уже вычислили. И есть некоторые результаты.
- Я не вижу этих результатов. - Сказал Сергей, отодвигая от себя пустую чашку из под кофе.
- А я вам и не должен докладывать. - Напомнил Начальник службы. - Я все сообщу, когда будут завершены мероприятия на таком же совещании.
- Когда? - Жестко спросил Сергей. - Сколько нам еще ждать? Вам разве непонятны их желание реставрации? И последствия? Получше меня, наверное, понимаете. И оттого еще более странно, что все так заторможено...
Начальник службы хотел ответить что-то язвительное, но не успел.
- Что с террором? - спросил Илья, которому было привычно уже разнимать словесные перепалки между Сергеем и начальником Службы.
Начальник Службы, почувствовав себя более уверенно, откинулся на спинку стула и сказал:
- Наследие все так же разгребаем. Идем их же путем. Все прятать и скрывать.
- Что по терактам в Минводах и Пятигорске? - Спросил Илья, потирая раздраженно подбородок.
- Разгребли. Исполнители известны. Уже ловим. Все участники еще в России. Так что найдем и задержим. - Заверил начальник Службы.
- Сможете за месяц найти? - спросил Илья. - Я тогда в своем обращении смогу сказать, что мы на корню выжигаем эту мразь.
- Я бы не стал о таком говорить. - С сомнением сказал начальник Службы. - Начнут интересоваться, что мы делаем с семьями этих уродов. Вони будет опять море.
- Пока не прекратятся теракты, наш террор тоже отменен не будет. - Заявил Богуславский. - И пусть хоть извоняются. Каждый ублюдок должен знать, что за его мерзости ответят его дети, родители, другие родственники. Возместят весь ущерб. Не хватит - денег будут всю жизнь пахать там, где мы скажем, в трудовых армиях. Не захотят работать, будут пахать в заключении из-под палки. Считайте это особой извращенной формой социальной защиты.
Сергей, давно уже уставший бороться с этими особенностями нового режима, только удрученно вздохнул, вспоминая слова из известного произведения:
- Начинают театры с вешалок, начинаются царства с виселиц...
- Успокойся, Сергей. Мы никого не вешаем... - отмахнулся Илья.
Начальник Службы покачал головой и сказал:
- Мне все равно конечно. Но я впервые соглашусь с Сергеем. Это не выход. У большевиков просто выбора не было тогда в гражданскую и позже. У нас выбор методов есть.
- Это не от отсутствия методов. - Сказал Илья жестко. - Эта страна вся будет повязана круговой порукой. Если нет другого способа объединения социума, мы свяжем его взаимоотственностью. Не доложил, зная о готовящемся преступлении - соучастник. Вырастил подонка, сам за него и отвечай. Прежде чем что-то украсть посмотри на мать. Она будет за тебя отвечать полностью. И все что ты украл, возвращать придется ей. Нарушил присягу, взял взятку, использовал полномочия в личных целях - помни что ни ты, ни твои дети, ни дети твоих детей не смогут поступить на госслужбу или стать офицерами в армии. Вся эта чушь про национальные объединительные идеи в России никогда работать не будет. Здесь столько народов, столько верований, столько целей и идей, что объединить их все просто невозможно одной общей. А вот ответственностью легко. Или личностью. Не будем забывать, что Россия была, есть и будет Империей. И имперские интересы требуют, чтобы народ не разбредался раскачивая колонии. Убедить их, что мы единый народ - вот в чем наша задача основная. Единый! Объединенный! Пусть не одной идеей, так хоть общей круговой порукой. На пути такого объединения, кроме резких социальных различий, стояла раньше Москва. Она как бельмо было в глазу простого человека. Кровососущая ... Теперь государственные функции раскиданы от Питера до Екатеринбурга. Москва еще остается столицей, со своими прибабахами. Но уже народ серьезно воспринимает Екатеринбург как альтернативу. Да я знаю, что город не готов к таким реформам. Он просто не готов быть столицей. Но и Питер не готов. Ну, нет готовых у нас столиц. А раз так, то лучше быть здесь, чем на окраине империи.
- Добираться тяжело. - Тихо буркнул Сергей.
- И с контролем сложнее стало. - Признался начальник Службы. - Раньше все в одном садке сидели... А теперь просто нереально будет удержать власть в случае мятежа в столице. Когда десятая часть страны проживает в одном месте, можно сказать что это место и есть мозг, сердце, и все остальные органы государства. Если они там решат поменять, режим они это сделают.
Илья, поднимаясь, сказал насмешливо, откровенно глумясь:
- Разве не для этого мы проводили мероприятия в ней? Если столица взбунтуется думаю вы или я быстро лишим ее голоса, глаз да и мозгов заодно... А после этого только организовывать какое-нибудь московское управление лагерей... Переселить столицу в лагеря и заставить строить очередной безумный канал волга-дон... мечта идиота. Да и как нацию москвичей извести, нам даже Владимир памятник поставит и первый вернется в лоно государства.
Сергей улыбнулся безумным шуточкам Диктатора, а начальник Службы, словно действительно задумался, что можно сделать с двенадцатимиллионной армией зеков... Шуток кажется, он не понимал.
Заканчивая собрание, Богуславский сказал:
- Через тридцать минут у меня встреча с представителями парламента и министрами. Будем хвастаться друг перед другом, как мы просто погибаем за народное счастье. Хоть это модным сделали и уже хорошо. Но вообще маразм. Никогда не думал что трудолюбие, честность, исполнительность надо прививать через буквально моду.
Начальник службы улыбнулся и сказал:
- С городской полицией та же тема. Просто модно и выгодно стало быть на службе народа. Особенно молодежи.
Сергей раздраженно сказал:
- Вы огромную ошибку допускаете... Все эти моды - проходящее. Все ваши игры в патриотов, добром не кончатся. А эта глупая затея! Ну, кто додумался создавать Гражданский Орден? Кому такая бредовая идея пришла в голову? Вы понимаете к чему приведет любой косяк? Так как в вашей, условно назовем, масонской ложе одни служащие государства, то любой проступок любого из членов организации пятном ляжет на всех вас. И вообще мне все это напоминает худшие проявления исторические. Гестапо, тамплиеры, госпитальеры...
- Чем тебя госпитальеры-то обидели в прошлой жизни? - Спросил Илья, накидывая на плечи пиджак.
- Да хотя бы тем, что кроме врачевания они были профессиональными убийцами. - Ответил Сергей, потирая раскрасневшиеся веки.
- Ну, так и мы не паиньки. - Насмешливо сказал Илья. Обращаясь к начальнику Службы, Илья сказал: - Пойдемте. Вы со мной. А ты Сергей отдыхать. Отсыпаться. Ты хорошо сделал работу там на Байкале. Теперь считай у тебя отпуск до следующего понедельника. Наградной список тоже в понедельник подашь. Вручение медалей за гражданское мужество будем здесь проводить. Тебе-то цацку на грудь надо? Вроде как заслужил.
- Нихрена мне не надо. Спать хочу. - Хмуро отозвался Сергей.
- Во и хорошо. Чем меньше мы публично награждаем своих, тем лучше. - Довольно сказал Илья и первым вышел из зала. За ним, попрощавшись, вышел начальник Службы, а Сергей, оставшись один в зале, подвинул к себе бутылку с минералкой и прямо из горлышка отпил значительный глоток. Достал мобильный телефон удрученно посмотрел на отсутствие связи - в совещательном зале была полная изоляция от внешнего мира. Поставил бутылку на место и, поднявшись, сонно оглядел зал. Наконец он взял свой кожаный тонкий портфель для бумаг и направился к выходу.
3.
В двадцати километрах от Финской границы в довольно большом поселке, где с перестроечных времен контрабандисты устроили себе склады и перевалочные базы, в абсолютно несносном по столичным меркам кафе сидел путник и пытался ужинать. С печальной улыбкой, глядя на освещенную уличным фонарем слякоть и грязь за окном, он изредка ковырял в тарелке с макаронами и парой подозрительно твердых "молочных" сосисок. Невольно морщась, путник отхлебывал слишком заметно разбавленное пиво, и слушал очередные возвышенные глупости, доносящиеся из телевизора в углу зала. Кроме путника в кафе сидело двое водителей дальнобойщиков, что нескромно хвастались друг перед другом, как и за сколько им удалось протащить свои фуры через границу. Путник только вяло удивился, что со времен начала этой катавасии цены на "добро" таможни почти не изменились. Хоть что-то осталось незыблемым в государстве российском.
Еще в кафе, изредка протирая за покинувшими гостями столики, сновала в перепачканном фартуке официантка - молодая девчушка, что один раз напугано глянув в безразличные глаза путника, старалась больше к нему не подходить. А путник, смотря на нее, все гадал, когда ему сменят забитую его окурками пепельницу и сменят ли вообще.
Путник не смог перебороть своего отвращения к непонятному мясу сосисок и остывшим макаронам. Отодвинув тарелку от себя, он двумя руками взял кружку с пивом и сделал большой глоток. Скривив гримасу недовольства, путник отодвинул подальше от себя и остатки этого пойла. Покачивая головой своим раздраженным мыслям, он достал из пачки на столе очередную сигарету и закурил, уже без улыбки глядя, как к кафе подкатывают еще две длинных фуры.
Если бы он заговорил в те минуты, то в его голосе любой бы услышал дикое, неприкрытое отчаяние. В любой фразе сказанной им он невольно бы передал всю ту горечь, которую испытывал от сложившейся ситуации. А ситуация вокруг была и правда образцово поганой. Разве мог бы раньше путник представить, что ему придется буквально бежать из России, да еще не эвакуационным путем, или не по-человечески на поезде или самолете, а чуть ли не автостопом. Разве мог он раньше помыслить, что питаться он будет в таких вот убогих заведениях, и что он даже слова не посмеет сказать об уровне "сервиса", чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Написать, что путник был расстроен, это будет несколько мягко. Он был в горе, в трауре, в отчаянье от разрушения Дела для которого его так долго и так тщательно готовили.
Он был настолько поглощен своими невеселыми мыслями, что в вошедшем в кафе человеке не сразу смог распознать сотрудника преследовавшей его Службы. А когда, мельком взглянув на "увальня", "рубаху парня", что немедленно с ходу стал отсыпать комплименты неряхе официантке, и по глазам понял что за гость наведался в половину второго ночи в это убожество с издевательским названием "Уют", то даже силы покинули его. Это было состояние загнанного. Когда уже согласен даже на смерть, чем на бесполезный и бесперспективный бег с препятствиями. А "увалень" оставив заулыбавшуюся официантку в покое, добродушно подошел к столику путника и, поставив на него тарелку с арахисом и кружку такого же гнусного пива сел ничего не спрашивая напротив. Поглядел некоторое время с интересом на путника. Помолчал.
- Здравствуйте! - Наконец сказал он, радостно улыбаясь, словно встретил кумира своей молодости.
Путник посмотрел холодно на "героя невидимого фронта" и брезгливо отвернулся к окну. "Добряк" оценил этот жест еще более располагающей улыбкой. Отпив большой глоток из кружки, он порекомендовал:
- Вы поешьте лучше. Там куда мы с вами сейчас направимся, вы не скоро сможете поесть.
Путник, сцепив пальцы и уперев в них подбородок, посмотрел на службиста и сказал насмешливо:
- Странно, что снова не пытаетесь сделать сходу укол и засунуть в машину.
Улыбка не покидала лица сотрудника спецслужбы. Он только радостным голосом поинтересовался:
- О! Вы сомневаетесь, что мы умеем учиться? Зря. Нет, сейчас обойдемся без уколов, от которых вам ни холодно, ни жарко. - Став чуть серьезным он поведал: - На улице два взвода спецгруппы. Вы не уйдете в этот раз и, конечно, у вас есть выбор - умереть или проехать с нами. Больше терять людей в попытках вашего гуманного задержания мы не намерены.
Путник хмыкнул слову "гуманный" и невольно мысленно обратился к зудящему месту укола. Уж, какую гадость ему вкололи, пытаясь обездвижить, Путник не знал. Программы вытащили его из той передряги, причем оба оперсотрудника были умерщвлены абсолютно невероятными способами. Одному путник несколькими ударами проломил грудину, второй лишился головы, причем у путника в тот момент в руках не было даже перочинного ножика. Он просто двумя руками с проворотом оторвал ее. Возможности человеческого организма неисчерпаемы, и с отключенным "Я", путник на всю катушку их использовал. Но, трезво оценив, что даже с взводом вооруженных автоматчиков ему не справится, путник словно смирился. Он только саркастический улыбался, когда больше для демонстрации службист положил на стол перед собой пару усиленных наручников. Поглядел и отвернулся к окну, где в свете фонаря, наконец, заметил суетящихся вооруженных людей у двух с виду безобидных фур подкативших недавно.
"Увалень" обратился к путнику и спросил:
- Если вы не хотите заканчивать ужин, то позволите ваши руки?
- Думаю, нет. - Покачал головой Путник.
- Тогда вас сейчас отправит к вашим инопланетным предкам наш суперспециалист - снайпер. Знаете и не таких прытких он отправлял в лучшие места, чем наша убогая планета.
Путник только в изумлении вскинул брови и сказал, словно последнему глупцу:
- Думайте, что говорите. Я родился здесь и я человек.
Службист сказал, слишком радостно улыбаясь:
- Э нет. Человек головы отрывать руками физически не может. Да и бегать со скоростью автомобиля может только его к этому автомобилю крепко привязать... Но там куда мы с вами сейчас поедем у вас будет возможность попробовать доказать, что что-то в вас человеческого осталось.
Путник устало поглядел на сотрудника Службы и тихонько сказал:
- Глупцы. Какие вы все глупцы.
Расстроено глядя в довольную непонятно с чего улыбку "добряка", Путник в который раз думал, отчего ему так не везет. И почему даже задерживать его посылают каких-то придурков. Все больше злясь, путник очень медленно шаг за шагом отключал свою Личность, чтобы внимательный службист не заметил ни перемен во взгляде, ни легких судорог тела которыми сопровождался быстрый процесс. Только в последний миг путник сочувственно улыбнулся играющему дурачка офицеру и мысленно с ним попрощался.
В следующий момент еще ничего не понявший "добряк" лишился передних зубов, а тарелка, ребром вбитая ему в рот, разламываясь в беспощадном ударе, остановилась, только окончательно прорезав до костей щеки и перерубив язык. Быстрый нырок и падение на пол спасло путника от первых двух выстрелов снайперов и последовавшем за ними плотном огне автоматчиков. Ползя не жалея рук и ног по засыпающему все битому стеклу и острым каменным осколкам выбитым из стен путник перебрался за стойку к мгновенно погибшей девушке и, не смотря на отключенную Личность, странно улыбнулся распростертому изуродованному телу. Прячась за бочками с пивом под прилавком, путник достал пистолет и словно молясь неведомым богам замер глядя в потолок.
Сдаваться он права не имел, погибать тоже. Выбора особо не оставалось. Приходилось не много, не мало, а думать и решать, как уничтожить противника и выжить самому.
4.
Просторная служебная квартира встретила Сергея свежестью наведенной ионизатором и кондиционером. После слепящей духоты улицы он с удовольствием вдохнул прохладный воздух ноздрями, уловив еле заметный запах чего-то вкусного с кухни. Стянув с себя обязательный пиджак и галстук, и бросив их на диван в холле, Сергей, разувшись, прошел на кухню. Поставил чайник и когда тот закипел, налил себе в стакан просто горячей воды. Бросил в воду таблетку стимулятора. Дождался пока она растворится, разбавил бодрящий коктейль холодной водой и залпом выпил. В голове моментально начало проясняться. Хотя мозг еще был неповоротлив, но сам Сергей уже заметно приободрился. Пройдя в кабинет, он бросил на стол портфель и включил музыкальный центр. Выбрал подборку инструментальной музыки, которая ему помогала работать и сел со вздохом за стол. Запустил компьютер и выдвинул клавиатуру из под столешницы. Прежде чем усталость его вырубит окончательно надо успеть еще так много сделать.
Разбор списков представляемых к государственным наградам занял у Сергея минут десять не больше. Вычеркнул из списков всех "наших", как намекнул Илья. Вообще-то логично. Если мэр пострадавшего городка лично участвует в тушении химических складов его увольнять надо, а не награждать. Он должен организовывать эвакуацию и снабжение. Рассмотрение бумаг по институту развития тоже не отняло много времени. Все документы, поступившие от институтских он немедленно отсканировал и выслал зашифрованным письмом Фидану. Пусть смотрит, проверяет. Сам Сергей не чувствовал в себе сил проверять цифры и читать огромные написанные заумным слогом тексты.
Что еще больше бесило Сергея в работе с институтом, что никогда не знаешь то, что тебе предоставлено - это полные данные или что-то недоговорено, что-то утаено, что-то ушло исключительно в соответствующие ведомства. И когда, потратив на аналитику несколько, дней понимаешь что выводы и прогнозы бред, а они потом извиняются и говорят, что предоставили не все исходники и выкладки начинаешь тихо материться.
Закончив бегло с простым, как он обычно и делал, Сергей приступил к задачам чуть сложнее. Надо было, как требовал Илья набросать речь для совета министров, да таким образом, чтобы они сразу не повесились и не сбежали за границу или того хуже стали здесь жить как последний день. Он был только в середине своего труда, когда раздался звонок на телефон спецсвязи и ему пришлось отвлекаться и снимать трубку.
Звонил Фидан. Он поздоровался и спросил, как Богуславский отреагировал на сообщение о приближающейся катастрофе.
- Пофигистически. - Откровенно признался Сергей. - Он лишь сказал, что мы подтвердили данные института развития.
- И что он намерен делать?
- Он намерен в очередной раз выступить спасителем страны, а если и получится то борцом за мир во всем мире... В общем все как обычно. - Раздраженно сказал Сергей.
- А по конкретнее? - усмехаясь, спросил Фидан.
Сергей закрыл уставшие глаза и, откинувшись в кресле, сказал:
- Во-первых, он хочет уведомить население об этом. С две тысячи пятого года эти данные засекречены, а он их собирается предоставить народу. Он осознает, что может начаться паника, но он верит, что это отвлечет население от недовольства властью и что полиция, Служба и армия удержат контроль в стране. И уведомлять о грядущем поручено нам с тобой. Если бы я не знал заранее, что ты откажешься, я бы тебе сразу позвонил и предложил прилететь, выступить.
Сергей замолчал, пытаясь связать разбегающиеся в беспорядке мысли.
- А во-вторых? - спросил Фидан.
- Во-вторых? - переспросил Сергей. - Во-вторых, у него уже есть план перевода экономики на новый лад. Пока только в общих чертах, но он уже лучше, чем никакого.
- Глупый план? - Спросил Фидан оценку у Сергея.
Пожав плечами, словно друг мог это увидеть, историк сказал:
- Мы бы и такого не придумали.
- Когда ты исходники для расчета привезешь?
Сергей задумался и сказал:
- Я не привезу исходников.
- Почему? - удивился Фидан.
- Догадайся сам...
Фидан догадался и укоризненно сказал:
- Трусость не к лицу. Надо знать заранее что получится или нет. Может, будет хоть повод не тратить впустую деньги.
Сергей в душе соглашаясь с доводами друга все-таки ответил:
- Не привезу. Вышлю. И сам сообщишь все Богусу. Я тут, кстати, речь пишу и у меня как-то не получается все подать как нечто спокойное и разумное. Я сам паникую, когда думаю об этом. Это действительно конец. Конец всему, что мы знаем, что видим вокруг себя, к чему привыкли...
Фидан на том конце связи издал непонятный звук и со смешком порекомендовал:
- Знаешь, как я в таких случаях делаю, чтобы не боятся?
- Ну? - скептически спросил Сергей.
- Я просто спрашиваю себя - а насколько это меня коснется? Понимаю мелочно конечно, но что поделать... Так вот с голоду ты не умрешь, Ольга твоя в уродину не превратится, и страна выживет ничего... и не через такое проходила.
Сергей раздраженно раскрыл глаза и сказал:
- Да что ты говоришь!? Весь мир переделан будет! А сколько людей погибнет?
- А ты что, любишь весь мир? Напомнить тебе, что любить надо только близких, а с остальными так сказать соблюдать условия общежития? И погибнут... Места больше будет...
Сергей только головой качал. Почему вокруг него все такие циничные прагматики?
- Это конец человечества. - Сказал устало, но твердо Сергей. - Не сразу, но довольно быстро. Это шестидесяти процентная вероятность ядерной войны. Это девяносто процентная гарантия на изменение климата. Это голод, разруха и смерть. Смерть везде.
Фидан немного помолчал и потом с насмешкой сказал:
- Если к тому моменту как напишешь доклад, ты не пустишь себе пулю в лоб - скинь мне его. Почитаю, посмеюсь. Ольге привет передавай! Пока, Сереж.
Сергей, положив трубку, долго сидел и думал о том, что может это он какой-то неправильный раз вокруг него все люди способные так холодно, если не сказать презрительно, рассуждать о человеческих судьбах и жизни. Может это с ним что-то не так раз остальные могут себе позволить говорить всерьез, да даже в шутку, о том, что всю страну, если надо будет, поведут к "счастью" насильно. Они вообще представляют что такое "насильное счастье"? Сергей не понимал. Сытое брюхо? Дом полная чаша или что? - спрашивал он себя и не мог найти ответа даже что такое счастье для него. А уж в преддверии катастрофы мирового уровня он вообще не верил в счастье ни для кого. Чтобы оставаться верным своему желанию принудительно осчастливить страну надо быть или глупцом или оптимистом. Сергею очень хотелось верить, что Илья всего лишь оптимист. Иначе куда их все это заведет, даже расчеты не покажут.
Незаметно для себя Сергей сначала закрыл глаза, требовавшие отдыха, да и думалось с закрытыми глазами лучше. И уже через несколько минут с удивлением для себя осознал, что спит. Бывает такое с уставшими людьми, когда они во сне довольно четко понимают что спят и даже могут рассуждать во сне о физиологии данного процесса. Сергей не рассуждал. Он лишь сожалел, что не уснул на диване. Даже во сне он чувствовал, как затекает уставшая спина.
Разбудила его вернувшаяся с заседания городского социального комитета Ольга. Занимая там незначительную должность и создавая социальные рекламные проекты, она была вполне довольна такой работой и лучшего не просила. Спокойная работа до пяти вечера. Она чувствовала себя там нужной и полезной, и большего ей было не надо. Приходя домой, она успевала и своими делами заниматься, а в редкие чуть свободные дни и с Сергеем погулять или куда-нибудь съездить отдохнуть.
В тот вечер она вернулась намного позже и, разбудив Сергея в девять вечера, она даже не "заикалась", чтобы вытащить его на улицу или в кафе ужинать. На уставшем лице ее друга было все слишком хорошо написано. Он был не в состоянии передвигаться дальше, чем до кровати. Но она накормила его разогрев вчерашнюю картошку и курицу и только тогда позволила уснуть. Немного посмотрев телевизор, по которому правительственный канал показывал новый героико-патриотический фильм про детей, раскрывших шпионский и террористический заговор, Ольга искренне улыбнулась. Вроде глупость глупостью, но как хорошо сделан и какой забавный сценарий. Только вот почему так поздно показывают?
Знала бы она, что это просто римейк советского фильма она бы тоже не расстроилась. Все новое - это хорошо забытое старое. А люди слишком быстро все забывают. Трех поколений хватает, чтобы забыть уроки истории и не ставшие культовыми достижения ушедшей эпохи.
5.
Илья, сидя в своем кабинете над бумагами, поступившими от министерства топлива и энергетики, и читал "упрощенный специально для него" доклад по состоянию энергетических сетей в стране. Он, даже не имея специального образования, прекрасно понимал, что задуманное им в текущих условиях реализовать просто невозможно. Не выдержит энергетика. Не выдержат такой нагрузки отечественные линии. А что бы исправить ситуацию... в общем, что бы перейти в режим намеченный Богуславским надо было в энергетику бабахнуть н-адцать миллиардов. Причем не рублей. А с деньгами после популистских шагов его правительства было туго. Да и отстраненные от подобия влияния зарубежные кредиторы теребили с возвратом кредитов. Нужны были деньги в суммах превышающие любое воображение. Но отчаяние не входило в планы Богуса. Он знал, что случится после доклада сделанного на следующей недели и что уже сейчас государственные аналитики готовятся заработать на мировом экономическом кризисе. Деньги они сделают. Деньги у страны будут. Главное не дать их спустить никуда кроме нужного для выживания русла. Главное не дать их разворовать и не дать до них добраться тем, кто может попытаться сменить режим в стране. Если неореволюционеры придут к власти они получат нищую разваленную страну. Чтобы недовольство народа позволило ему, потом вернуться к власти в новом качестве действительно спасителя. Никакие призывы к морали не подействовали бы на Илью в те дни. Он считал, что на тот момент только он способен вытащить страну из наступающего катаклизма, и никто другой просто не потянет такую задачу. А раз так, то пусть уж лучше обрушится все сразу, чем растягивать агонию. Как говорили в институте развития из развалин стимулируемая цивилизация поднимается быстрее, чем после медленного затухания. Медленное затухание приводит к незаметному привыканию к положению населения. И оно уже через два три поколения не помнит своих достижений. А вот если развал и начатый подъем занял незначительный промежуток времени, то в течении поколения все будет поднято и результаты будут превышать предыдущие достижения. Может именно это имели ввиду другие "друзья" которые были им совсем не друзья, стараясь вести цивилизации через серии шоковых терапий, в отличие от развития их оппонентами общества потребления манной кашки.
От скептических размышлений Илью оторвал вошедший секретарь с чаем и простыми бутербродами с сыром. Поблагодарив его, Богуславский сказал:
- Прибудет начальник Службы немедленно его ко мне. Сразу же.
- Он прибыл. Они с начальником вашей безопасности в беседке во дворе что-то обсуждают.
- Зови его сюда. Прокололся на чем-то стервец вот и не спешит на доклад. И я даже знаю на чем он прокололся.
Начальник Службы вошел спустя десять минут и секретарь плотно прикрыл за ним дверь, справедливо ожидая взрыва Богуславского, которому уже надоели вечные проколы Службы. Но Богуславский задав вопрос "Ну и что у вас?" и получив на него неопределенный ответ "Решаем вопрос", только скептически улыбнулся и уточнил:
- Вы и его упустили?
Начальник Службы, держа в побелевших пальцах папку с документами, ответил:
- Мы потеряли двенадцать человек, еще семеро тяжело ранены. Путник уже в Финляндии. Сейчас им занимаются наши сотрудники там. Они дополнительно проинструктированы больше не пытаться задержать и уничтожить его на месте обнаружения.
- Отставить. Пусть живет. - Спокойно сказал Богуславский. Поясняя свое решение, он процедил: - Не будем начинать виток смертей. Сергей мне рассказывал, что Андропов на этом уже прокололся. Они ведь тоже немало о нас знают. И уж точно побольше, чем мы о них.
- То есть за наших бойцов вы не позволите отомстить?
Вопрос поставил Богуславского в тупик. Он сам был проводником воли "око за око, зуб за зуб", да так чтобы неповадно было. И не отомстить за "своих" было для него тяжелейшим решением. Он нашел простой компромисс:
- Сунется к нам сюда - уничтожайте. Если будет сидеть за границей, пусть сидит. - Пользуясь своей методикой прерывать, чьи либо возмущения внезапным вопросом Богуславский спросил: - Что с их точкой эвакуации?
Начальник службы ответил:
- Под контролем полным. Три раза уже наблюдали их эвакуационные транспортники. Все надеялись, что мы подпустим к точке кого-нибудь. Канал их связи нами перекрыт полностью. Использование его в наших целях сразу же стало невозможным. Довольно быстро они определили, что мы читаем всю корреспонденцию. Дешифровка уже полученного дается тяжело, но результаты есть. Они используют какой-то синтетический язык, и по нашему мнению это нечто среднее между языком "друзей" и английским. Отсюда свои сложности. Но мы их преодолеваем, подключили к работе математиков и лингвистический институт. Успехи уже есть. С шифровкой, когда определили ключ, было легко, но вот чужой язык, не зная аналогий и не имея ни одного живого носителя языка нереально разобраться до конца. Смогли только связать некоторые их сообщения и действия. Один из случаев попытки приземлится транспортному судну, нами был полностью предсказан. С точностью до минуты.
Эти успехи не радовал Илью, но он все-таки кивнул благосклонно. Отвлекаясь от этой темы, Богуславский спросил:
- Вы уже приступили к намеченным мерам в связи с будущим докладом?
- Конечно. - Сказал Начальник службы. - В нужный день страна будет под полным контролем. Беспорядки будут предотвращены.
- Даже в Москве? - с сомнением спросил Илья.
- Особенно в Москве. Если что-то серьезное начнется, будем действовать по порядку. Отключим метро. Изолируем районы. Блокируем и вывезем в полевые лагеря участников. Питание в лагеря будет вовремя доставляться с армейских складов.
- Надеюсь, до этого не дойдет. Но включите в план мероприятий введение особого положения в стране с комендантским часом и закрытием границ. - Сказал Илья.
- Уже сделано. В день доклада пакеты вскроют все кому это положено.
- Как настроение в армии?
- Верна. Абсолютно. Вы их перевели в статус привилегированного сословия, так что можете на нее рассчитывать. Флот так же.
- С трудовыми войсками что?
- Будут верны. Они ведь хотят жить в этой стране, а я, зная детали вашего обращения, могу с уверенностью сказать, что после него они захотят жить здесь еще больше.
- Хорошо. Этих мы не тронем, но следующую эмиграцию будем отсеивать по необходимым стране специальностям. Каждый принятый эмигрант должен заранее будет иметь место работы. Организация такого процесса и вас коснется тоже. Контроль трудовых армий так и останется на вас.
Расставаясь с начальником Службы, Илья не поленился записать мысли возникшие у него в разговоре с тем в свой ежедневник. Памяти он не доверял.
6.
Александр Павлович прямо с самолета был встречен своими сотрудниками и в их сопровождении направился на "объект". Через полчаса езды по широкому шоссе их кортеж свернул на заасфальтированный проселок и, миновав несколько полей, неторопливо въехал в самую странную деревню, которую видел на своем веку Александр Павлович.
Когда машины остановились, он вышел и с удовольствием вдохнул теплый наполненный запахом цветущих трав воздух. Попросил спутников, разговорившихся после поездки замолчать и со странной улыбкой оглядываясь, сказал:
- Тихо-то как. Благодать.
- Это пока. - Заверил его руководитель проекта. Через три дня сюда въедут первые жители. Комиссия все дома приняла. А государство реализовало их еще зимой. Когда тут только чистое поле было.
Покивав, Александр Павлович с улыбкой предложил всем пройтись и первым направился к ближайшему дому, удивляясь тому, что выглядит деревня не хуже европейских или американских загородных поселков. Ему услужливо открыли дверь в дом и он восхищенно покачал головой замерев на пороге. Огромный холл с вмонтированными в стену шкафами и другими аксессуарами прихожей, зализанные "безопасные" розетки, осветительные плафоны по стенам, зеркала. Осторожно ступая по утепленному линолеуму, Александр Павлович прошел на кухню и там по достоинству оценил удобство и размеры. Профессионально заглянув в ванную, он подергал руками новые пластиковые трубы и стояки и удовлетворенно кивнул. В сопровождении руководителя проекта он поднялся в мансарду и с интересом посмотрел на решение которое было применено. Две комнаты друг напротив друга и небольшая площадка у лестницы, на которой можно разместить стол и кресла превратив ее в удобное место для чтения или просто разговоров. А окно рядом с этой площадкой, с видом на раскинувшееся за огороженным участком поле, делало место удобным и для спокойных размышлений.
Они спустились к оставшимся внизу сопровождающим, и Александр Павлович честно признался:
- Когда мой сын предложил это дело мне и моему другу Олегу, я не верил в то, что нам дадут все закончить. Слишком много чиновники раньше палки в колеса вставляли. Олег сейчас занимается малоэтажками в калужской области, а нам достался благословенный краснодарский край. И вы знаете я рад. Даже не получившейся экономии. В конце концов, что мы там наэкономили - слезы. А тому, что действительно жить здесь будет одно удовольствие. Я впервые испытываю гордость за свое дело. Я люблю свою работу. Всегда любил. Но вот гордость за дело... Великая штука хочу заметить. - Прервав свои замысловатые излияния, он спросил у руководителя проекта: - Сколько жителей заявлено органами перемещения?
- Три с половиной тысячи. Это с детьми. Рабочие места уже сейчас есть для семисот человек. Больше не нужно...
- А поподробнее?
- Государственный совхоз четыре сотни. Он в рамках проекта. Дальше увидите, проедем - покажу. Ветряная и газовая электростанции двадцать человек. Магазинные площади дадут порядка семидесяти мест. Детский сад двадцать человек. Общественный транспорт и коммуналка это еще пятьдесят. Школа восьмилетка намечается это порядка сорока человек. Почта, администрация. Фельдшерский пункт и пункт милиции на въезде в поселок. Мы его проезжали. Мест рабочих будет понятно больше. Частные хозяйства разовьются. Здесь все для них создано. Магазины понятно появятся не только на нами отстроенных площадях. Кафе наверняка будет. Клуб. Так что поселок самодостаточен в минимально необходимом.
Александр Павлович покивал, оглядывая еще раз холл.
- Даже не верится, что такую красоту за такие деньги можно построить.
- Ни копейки не пришлось клянчить больше. Уложились. Ну да вы и сами знаете. Дорожники только подвели. До совхоза грунтовка идет. И говорят в этом году не сделают уже. Мол, их на другой срочный объект перекинули. А у нас еще три таких поселка надо асфальтировать. Но губернатор обещал решить вопрос, он тоже хочет пиара себе на этом деле отгрести.
Понимающе кивнув, Александр Павлович вышел на улицу и снова с удовольствием глубоко вздохнул. Выходя вслед за ним, его сотрудники улыбались, видя, что их босс доволен.
Пройдя и присев на скамейку у тротуара, Александр Павлович, с улыбкой щурясь от солнца, спросил:
- И как вам работа с трудовой армией?
- Дешево, конечно, что тут скажешь... - признался руководитель проекта. - Но хлопотно. На троих работников одного обучающего ставили по первому времени. Потом то все втянулись, но вначале косяк на косяке был.
- Но работают нормально? - Поинтересовался Александр Павлович: - Не затягивают, не лодырничают?
Задумавшись на мгновение, руководитель проекта ответил:
- Было вначале. Но тут же от Службы постоянно куратор находился. Так он все просто... до свидания вы нашей стране не нужны. Это если эмигрант. А уж если наш, то просто намек о преднамеренном вредительстве и саботаже национальной программы... Суровый мужик был. Любимая его поговорка примерно так звучала: Качество труда прямо пропорционально мере ответственности за недоброкачественную продукцию. Он и нас тут стращал, что доэкономиться можно до трехлетнего срока в тех же трудовых армиях.
Рассмеявшись, Александр Павлович успокоил всех, что пока они такие деревни замечательные строят, их даже по дурости никого не тронет. Скептически улыбаясь своему боссу, сотрудники промолчали. Ему-то хорошо. Он в своей Италии сидит и не знает, что в родной стране происходит. А может и знает, но его сын советник Диктатора и уж точно никто не тронет отца.
- Какие проблемы были кроме как с цементом? - Спросил привычно Александр Павлович.
- А с цементом тоже проблем не было. - Заверил его руководитель проекта. - Комитет по строительству и комиссия по выполнению национальных программ зная, что нас взяли за горло монополисты, просто тупо купили немецкий цемент. Он получился дешевле. А против наших "товарищей" завели уголовные дела и, кажется, там готовится конфискация заводов цементных. Как заявил Службист тут один: А нехрен срать на головы людям. В общем, плотненько так взялись за это дело.
- Сколько мы до конца года должны еще сдать? - Спросил Александр Павлович подозревая, что за невыполнение плана и его по голове не погладят.
- Мы идем с опережением, но даже если по мелочи не будем успевать, то у нас в контракте резервные сроки прописаны. Во избежание снижения качества мы не просто имеем права, а обязаны повременить. К тому же постоянная связь с комиссией по национальным программам позволяет очень многое.
- С чиновниками проблем не было?
- А какие с ними могут теперь быть проблемы? - Уже открыто усмехнулся руководитель. - Земля была выделена государством. Приемная комиссия это были сплошь инженеры из Москвы. Не приняла бы эта, подождали бы другую комиссию. Службист нас предупредил, чтобы даже не думали взятку давать приемщикам. Те сами боятся, что их Служба провоцировать будет. Вот и отработали тут на совесть. А нам влепили удовлетворительно оставили список недочетов по уличной электрике и сразу улетели. Даже погостить не остались. Сказали некогда. Но лучше бы мы только домами занимались. Такой объект целиком сдавать это тяжело. Две недели по углам с комиссией ползали. И сразу недочеты устраняли.
- Сам знаю. Но вы же знаете принцип этих социалистов во власти. Ответственность не должна быть размазана. И что бы в этом поселке не случится все нам на себе тащить. Как и в других. - Александр Павлович поднялся со скамейки и сказал: - Поехали, покажете мне ваши совхозные здания. А я сравню их с тем, что помню из детства об этом явлении социализма.
Проезжая по еще пустым улицам поселка и глядя на разросшуюся на участках траву, Александр Павлович сам от себя не ожидая признался что он оптимист. Он еще верит, что в этой стране все будет хорошо. Раз люди еще могут хоть на надрыв брать и делать Дело. Не умеют планомерно и методично обустраивать жизнь, так пусть хоть так... хоть как-нибудь, лишь бы по-человечески... А всех этих социалистов с их полицейским режимом один раз пережили и еще раз переживут. Лишь бы польза была людям. Тем более что "переживать" социалистов проживая в Италии не самый плохой вариант.
7.
Владимир, словно прилежный ученик, сидел перед своим первым офицером и внимательно слушал того, всем видом показывая свой интерес.
- У них осталось лет пятнадцать. Больше не протянут. А может так случиться, что в любой момент взбунтуются мегаполисы. И тогда тебе придется раньше на сцену выходить, чтобы возглавить безобразие и убрать других претендентов. Сейчас у тебя еще не хватит сил, но в этом деле главное начать. Уже не будет систематической травли тебя и попыток уничтожить, и можно будет спокойно и методично брать власть регион за регионом. Но начинать надо все равно с Москвы. Кто владеет Москвой, тот владеет этой страной. Сейчас не времена Наполеона. Сейчас достаточно стране потерять Москву и все пойдет прахом. Связь, координированное снабжение, коммуникации, армия... Внутренние войска. Все, все потеряет тот, кто потеряет Москву. И этим мы воспользуемся, когда придет время.
- Но Богус раскидал полномочия по всей стране? - удивился Владимир.
- Нет. Он раскидал людей... Но технически все до сих пор в Москве. Да они создали запасные системы управления, но это лишь кожзаменитель... если понимаешь о чем я. В Москве и только в ней есть ключик от всей этой страны. Московия она и есть Московия. На эти десять-пятнадцать лет она главная цель. А потом... а потом она будет даром не нужна.
- В смысле? - не понял Владимир.
- Ну, а зачем эта беременна миллионами людей корова нужна будет в ситуации, о которой мы только что говорили. Будь моя воля, я бы вывел из нее ученых, интеллигенцию, вывез ценности и накрыл бы термоядом. Что бы уж наверняка никто не выбрался. А если бы выбрался, то потом все равно бы издох. Ведь сам подумай, от какого геморроя ты избавишься, уничтожив после всеобщей катастрофы этот гнойник! Все равно население придется сокращать, а тут разом от массы бесполезного хлама избавишься. Шучу. Но в каждой шутке есть только доля шутки. Помнишь?
Владимир покивал и задумчиво спросил:
- А эти... Неужели они этого и хотели? Фактически заставить человечество сожрать само себя?
- Нет, конечно. - Улыбнулся первый офицер ставший Наставником. - Они просто ошиблись. Не только вы ошибаетесь и они тоже... и мои... В мире, где так много непредсказуемых факторов все ошибаются. Ошибался и Штейн.