- А в Праге от Марины не осталось ничего, - тихо проговорила Аля.
Они уже почти час бродили по этим небольшим немногочисленным комнатам, но уходить девушка ещё не собиралась. Служительница махнула на них рукой и больше не маячила поблизости. Или она всё поняла и перестала мешать. Не они первые тут такие... Не они первые такие в доме, где век тому назад Сонечка задыхалась от любви к Марине...
Наталья посмотрела в зеркало - Аля вроде бы рассматривала картины, но... Но ведь она была без очков. Минус полтора - невесть уж какая близорукость, но... Аля не смотрела - всматривалась. Она вживалась в этот дом, сживалась, сплеталась, срасталась с ним.
- Ты уже бывала здесь?
- Да. Давно. С одноклассником.
- И как ты его затаскивала?
- Просто. Он тоже любил стихи. И ещё он любил целоваться. А здесь нам не мешали, - она помолчала... - Здесь почти ничего не изменилось.
Она обернулась, отвернулась от картин, от стен, от дома - она повернулась к ней. Иногда Наталье казалось, что её подруга целоваться любила больше, чем трахаться... Впрочем, целоваться с ней... Увлекательным это было занятием...
- Всё-всё-всё... - выпуталась из её рук девчонка, оторвалась, тихонько засмеялась, сделала шаг назад и, отгораживаясь, выставила вперёд ладони... - А ты... Ты здесь бывала?
"Нет, ну как она так может? Ведь даже не повторяется! Как джазовая импровизация, как что-то музыкальное - прелюдия... Нет, целоваться надо дома! - с неожиданным неудовольствием подумала женщина. - Чтобы прелюдия и была только предшествованием. Перед настоящим!"
- С кем? - опять улыбнулась Аля.
"Ну, раз ты так..."
- Была у меня своя София Парнок. Именно она когда-то впервые дала мне полный список цикла "Подруга". И сюда приводила тоже... Правда, тогда здесь было не так чистенько...
"Чистенько"... Тогда, к тому же, была поздняя осень, на улице дождь мешался со снежной крупой, а здесь... Тёмная лестница грозила обвалиться, промозглые сквозняки шевелили болтающиеся двери, с потолка капало... Наталье припомнился даже запах... Запах брошенной, загаженной, коммуналки. Правда, капало - в ржавые вёдра. Ведь кто-то подставлял, кто-то же сливал с них воду...
- Здание намеревались снести, но одна жиличка - Надежда Ивановна Катаева-Лыткина - ей задолго до того, да сразу после войны, дали здесь комнату. Так вот, она оказалась искусствоведом и спасла дом: в советские времена с человеком можно было сделать, что угодно, но нельзя было без его согласия - уволить или выселить, а она просто отказалась переселяться. От дома отключили всё, даже электричество, но она выдержала. Рухнул Советский Союз, она связалась с Лихачёвым, он уговорил Лужкова... И вот.
Аля молчала. Эту историю она знала, но в голосе Наташи звучало раздражение, и она понимала настоящую его причину. И неудовлетворение подруги отзывалось - предвкушением...
Они подошли к фото Марины с маленькой Ариадной на руках... Широко распахнутые глазёнки маленького ангела доверчиво смотрели в будущее... Внизу подпись: "Ариадна Эфрон с матерью, 1916 год".
- Из всего их семейства мне всех жальчее - она.
- Почему?
- Просто. Без всяких причин и доводов - просто жалко.
- И всё-таки? - попросила Аля. - Для меня.
"Умеет же, - Наталья провела пальцами по лбу, - вот с чего бы вдруг закружилась голова?! Попросила, как пообещала..."
Аля тоже потянулась к её лицу и лёгким касанием разгладила лоб.
"Словно... Не буду искать никаких метафор. Все они врут. А тут...", - просто сами по себе закрылись глаза, само по себе успокоилось дыхание и - Наталья улыбнулась: - расслабились члены.
- Ну, хорошо, - она улыбнулась и своей девочке: - Ирина: гражданская война, всеобщий голод, и для меня она - как одна из тысяч... Да и три года только - ещё не человечек даже... Всего лишь ещё одна умершая во младенчестве... Но, думаю, если бы Сонечка осталась с Мариной - она бы и Ирину вытащила.
Аля кивнула.
- Дальше. Сергей сам виноват: не надо было убивать друзей. Это, кстати, урок всей эсэсэрии: меж преданностью государству и близким надо выбирать близких! И не верить никому - только близким! И защищать в первую очередь - близких! А у Сергея вообще не было ни одного шанса: всех таких, как он, на родине расстреляли, всех!
- Таких как он?
- Ну тех, бывших белогвардейцев, которые "искупили вину" и вернулись. Да что этому государству было до беляков! Про Рихарда Зорге слышала?
- Разведчик.
- Когда его японцы взяли, их контразведка год, что ли, ждала, чтоб НКВД с ними связался, чтоб обменять. Но народный комиссариат тут же арестовал его жену.
- И что с ней?..
- Ссылка в Красноярский край, нищета, голод - в несколько месяцев сгорела.
- Ты занималась этим? Искала? Читала?
- Нет, рассказывали.
Наташа не стала добавлять: тут же, едва ли, не в этой же комнате.
- Марина?...
- Марина наверняка знала о намерениях Сергея. И она тоже сама выбрала - вернуться. К ней незадолго до того приезжал Эренбург - уговаривал, обещал сытную жизнь, издания, многотысячные тиражи... Уговорил. Говорят, так же Бунина уговаривал вернуться Симонов, но с Симоновым была его... на тот момент жена - Серова, та самая, которая "Жди меня...", и она -даже не шёпотом, а одними губами прокричала жене Бунина: "Нет!!"
- Анастасия?
- Сестра Марины тоже долго жила за границей, возвращение было её сознательным выбором. И ещё... Она при внешней нескладности - монументальна, как из камня... Как те, из девятнадцатого века - декабристки. Жалость - это не про неё.
- Мур?
Наталья замолчала.
- Мур? - требовательно повторила Аля.
- Давай я сразу про Ариадну?
- Говори! - опять потребовала Аля. - Про Георгия Эфрона.
- Слабый мальчишка, испорченный слепой любовью матери. Чего его особо жалеть?
- И всё? - только забалованный мальчик?
"Ну, ты сама попросила".
- Залюбленный.
- Говори.
- Помнишь:
Это слепень в раскрытый плач
Раны плещущей... Слепень злится...
Это - красною раной вскачь
Запаленная кобылица!
- Это стихи.
- Незадолго до её самоубийства он выкрикнул: "Кто-то из нас должен умереть!"
- Читала.
- Вот и подумай: что это? - капризный лепет забалованного подростка или...
- Говори...
- Или выкрик одного из сошедшихся в смертельном клинче любовников...
- Нет!
Молчание.
Молчание.
Молчание.
- Каким он вырос - вина её. Она была ужасной матерью. Но он таким - стал. И такого мне не жалко.
Молчание. Молчание. Молчание.
- Ариадна?
- Ты знаешь, что её арестовали, прямо со свидания? Двадцать восемь лет, красавица... Глазищи - на лице не умещались! И восемь лет лагерей. Представляешь, какой она вернулась? Тот с кем у неё были свидания, потом писал ей все лагерные годы, как мог, заботился о ней, кажется, именно он вырвал её из смертного штрафного лагеря. Но когда она вернулась... В Рязань. Он к ней раз приехал - и уехал. И больше не приезжал. Нет, он продолжал писать письма - вплоть до своего ареста, до своего расстрела, он продолжал помогать ей... Но больше не приезжал, - Наталья неспешно перешла к другой фотографии, с которой тоже улыбалась Аля. - Нет, у неё тоже не было ни единого шанса.
- Это о чём?
- У Ахматовой взяли сына, у Пастернака - любимую... Когда Сталин не мог кого-то арестовать, он брал близких. И не только у поэтов. У Калинина - жену, у Молотова - его Жемчужину... Если бы Маяковский не застрелился - Лиличка бы не избежала тоже. И Алю взяли по личному распоряжению Берии. Представляешь, кто она? - корреспондентка мелкой газетки, и он - второй-третий человек в Союзе Советских Социалистических Республик, а - "личное указание".
- И Аля...
- В их семье она была... Там все - даже Мур! - словно из древнегреческих трагедий, а она - земная. И ещё: они - и позапрошлой нашей страны, из царственной России, она - советская. Вот и не катарсис про неё - жалость. Недаром, ей, взрослой, Марина стихов не писала.
Вкрадчивее и тише:
-- Но книгу тебе? -- Как всем?
Нет, вовсе их не пишите,
Книг... -
пробормотала Аля. - А ты мне стихи напишешь?
- Нет, - покачала головой писательница на резкую смену темы. - Я не хочу, чтобы у нас всё кончилось стихами. И ещё...
- Ещё?
- Я не хочу делиться тобой. С ни какими читателями!
- Пусть будет только листочек. У меня. Про который ты и сама скоро забудешь, не то что - "читатели"!
- Я не про тех, кто ест котлеты... И вот они... Я не хочу их лакомить - тобой.
""...а она - наша". А сама-то ты - чья?"
- Идём! - резко повернулась к выходу Аля: - Домой.
- Чего? - не поняла подругу Наташа.
- Хватит прелюдий!
*
*
*
здесь комментарии закрыты. Всех желающих приглашаю в формирующийся общий файл:
http://samlib.ru/comment/e/elx_e_e/ala0
