Это уже стало ритуалом: ближе к концу очередного месяца я прихожу в это кафе, сажусь за одинокий столик в уголке и заказываю кофе. И спрашиваю: не заходила ли Ирина Дмитриевна. Пару раз пришлось дать её описание: возраст - вроде бы, поболее тридцати пяти, но менее, наверное, пятидесяти, рост около метра семидесяти, длинные темно-каштановые волосы, может быть, забранные в пучок или косу, полные губы, прямой нос, светлые глаза, невыщипанные брови... Не забываю упомянуть и про особую примету: в светлой радужке левого глаза - карее пятнышко.
Однажды спросили: кто она такая? кто она мне? не старшая сестра? Пришлось ответить: не знаю. Пришлось сказать: никто. Пришлось удивиться: нет, конечно!
Потом расспрашивать прекратили. Официантки сочувственно улыбались и извиняюще говорили: "нет". А я допивала свой кофе, оставляла двадцатку и уходила.
Вот и сегодня, девушка лишь качнула головой: "Нет, не было".
Что ж... Здесь хорошо: из музыки - настоящий джаз, из освещения - настоящие свечи, и кофе тоже настоящий - густой, ароматный, горький... Выпить чашечку, выкурить сигарету, оставить двадцатку...
К выходу у них ведёт небольшой коридор, в конце которого налево - туалеты, направо - дверь на улицу, а прямо - высокое зеркало. Должно быть, чтобы посетители ещё раз увидели уютный сумрак недалёкого зала, ещё раз услышали негромкую музыку и подумали, а надо ли им наружу, в непогоду, в холод, в темноту ненастного вечера, в безучастность зимы.
Я взглянула в зеркало, поправила шарфик... Показалось, что на низком подоле дублёнки - какое-то пятнышко, убедилась, что всё нормально, пригладила юбку, распрямилась, подняла глаза...
У меня за плечами стояла она, женщина, для которой слова "возраст элегантности" и воплощали суть изысканности, чьи волосы - зарыться и уснуть, глаза - взглянуть и утонуть, губы - услышать "люблю" и умереть...
Она одним капризным взглядом оценила меня, сравнила нас... Последний раз такой дурнушкой я чувствовала себя лет в двенадцать.
- Искала? Звала? - спросила она и улыбнулась не по-доброму: - Нашла.
Я резко обернулась - пустой коридор.
Я обернулась - зеркало, но в зеркале - лес!
Я обернулась - лес!
Я обернулась...
Зеркала не было, двери не было, не было ни коридора, ни кафе, а кругом меня в оглушительном безветрии замерли сумеречные деревья.
Нет, до сумерек было ещё далеко, но раскидистые дерева гасили солнце, как летучие мыши гасят тишину, как ветер гасит волны, как молчание гасит признание в любви...
...как вспыхивает от неосторожного огонька опавшие листья, а от неосторожного взгляда - ревность.
Листья? Осень?!
И в подтверждение увидела, как с высокой кроны сорвался изукрашенный лист и полетел-полетел-полетел - прямо к моим ногам. Я любила собирать такие, делать из них несложные букеты и дарить их Наташе... А кому раздаривала их она?
Движение на недалекой ветви я заметила вовремя, успела отпрыгнуть, и рысь промахнулась. Я понеслась вниз. Уклон был еле заметным. Еле заметным, если неспешно идти. Или если недолго бежать. Но, я знала: кошки не гоняются за добычей долго! Даже львицы, когда атака сразу не удаётся, бросают преследование. Так может это была уже другая рысь?!
Её выдал сумасшедший блеск глаз, я отпрянула, и она опять промазала!
Впереди, чуть справа показался просвет - там кончался лес, но выход из него загромождали густые кусты с ярко-синими ягодами. Тёрен? Но он же зверски колючий! "Только не бросай меня в терновник!"
Я бросилась, прикрыв руками голову, я спиной вперед бросилась в тёрен.
Кожаная куртка, усиленная кевроном, выручила. Шипы не пробили её, высокий воротник прикрыл шею. Обошлась тем, что ободрала тыльные стороны ладоней. Рысь преодолела преграду опять поверху, по толстым полуголым ветвям сумеречных деревьев, но теперь она ещё и почуяла кровь.
Я промельком огляделась: да, лес кончился, впереди вздымались скалы, недалеко горел небольшой костерок, у огня сидел старик в хламиде, за ним меж камней темнел проход.
Понеслась к человеку. Он встал, тяжело опёрся на длинный посох, чуть пожал плечами и сделал шаг в сторону.
- Нет!! - поняла я. Ушла в кувырок, чтобы сбить инерцию бега, приподнялась на колено, обернулась и даже успела выдернуть руку из одного рукава.
Вот этим рукавом я ту бешеную кошку и задушила.
Поднялась. Кровь текла по всему телу, ярко выделяясь на тёмно-зелёном колете, на узких темно-зелёных штанах...
- Осторожно! - выкрикнул старец.
Это на меня бросилась какая-то ободранная волчица. Ей бы хватило одного удара кинжалом, но я побрезговала пачкать добрую сталь о нечисть. Шаг в сторону и ногой - по тощим рёбрам. Дохлятина завизжала и, поскуливая, зачастила о трёх ногах прочь.
- Даже так? - услышала я.
Повернулась к старику... Да и какой из него старик! Только волосы совсем седые... Только смертельно усталые глаза... Только неподъёмно тяжкий посох... Да тёмная темнота прохода - чёрная чернота за его спиной...
- А помочь трудно было? - не выдержала я.
- Здесь каждый сам справляется со своими зверьми, - покачал головой он. - Или не справляется.
Руки горели, тело горело... Спорить не стала. Вместо того оглядела себя и проговорила:
- Омыться бы...
Какой же из него старик! Ведь даже не ухмыльнулся, попробовав напроситься:
- Помочь?
- Эй, седой, а рёбра не треснут? - попыталась озвериться я.
- Не накликивай, - опять утаив улыбку, изобразил беспокойство он: - Не здесь.
- Да и без него управлюсь! - но не выдержала всё-таки и улыбнулась.
Поэт тоже перестал сдерживаться...
- Но и ты права: нельзя тут быть нечистым, нельзя - он покопался в лежавшей рядом котомке и бросил мне темный брусок. Мыло! - Вон, за тем выступом - ручей.
Я повернулась.
- И не уходи сразу, - попросил он, - Возвращайся.
Отвечать не стала.
Да, за рыжей гранитной скалой, резко поднимающейся в низкое небо, стал виден невысокий, в полтора моих роста, водопадик.
Метров на двадцать выше, по отвесному скальному подъёму, у той самой дыры, откуда ручей изливался, парило и булькало, но, прыгая с уступчика на уступ, вода быстро охлаждалась, и стоять внизу под падающей водой - уже хватало терпения. Вкус у неё был довольно странный, но запаха не ощущалось - одежда не провоняет... Я забралась под горячие струи прямо в ней, лишь отстегнув кинжал, лишь стянув сапоги... Камни под ногами были горячими тоже.
Вода смывала кровь, вода смывала пыль. Вода смывала даже подступавшее откуда-то отчаяние. Или отсюда не была видна та чёрнота, в черноту уходящая, в черноту уводящая?
Куртка намокла и отяжелела - сняла её, намылила, потопталась по ней, прополоскала. С мылом повезло: оно не просто растворяло пятна крови, в его пене заново склеивались, сшивались оставленные когтями рыси прорехи. И кожа... Мыло, как спирт, обжигало раны, но, смывая запекшуюся кровь, я обнаруживала уже чистую кожу. Так что пришлось снять и колет, потом и штаны... Белья на мне не оказалось, но это не показалось странным.
- Эй, - услышала я.
Сделала шаг назад, перебросила вперед волосы, прижалась спиной к скале. Из-за поворота показался "старец"...
- Полотенце, - и губы его дрогнули...
... о, не одну пчелу
лукавая улыбка соблазнила
и бабочку смутила...
- ...И дай одежде высохнуть... Не уходи... Я чай приготовлю... Настоящий - из самого Китая...
- Уйди!
Он отвернулся, повесил на колючий куст длиннющее полотенце, ушёл.
Пока высохнут волосы - ждать надо было тоже...
- Расческу бы, - проворчала я, вернувшись.
Он опять покопался в своей котомке, достал гребень. Кинул.
Ладонь удобно легла на выгиб её фигуры, зубья не царапались, волосы словно слушались: легко разделялись, мягко тянулись.
- Спасибо, - пришлось сказать мне. Он только кивнул, он только смотрел, он только улыбался... только опять и опять слепо улыбался...
Чая мне не досталось. Пока ждала, чтоб вода на костре закипела... С электричеством да газом как-то не привыкла я к подобному долгому натурализму. Рука с гребнем отяжелела, веки отяжелели... Даже чёрный пролом, который опять прикрывал собою древний-предревний поэт, даже исходящий из этой темноты ужас как-то подвыцвел...
- Иди сюда, - сжалился мужчина.
Кое-как придерживая полотенце, я на четвереньках перебралась к нему, на его накрытый огромной лохматой шкурой неширокий помост, положила голову ему на колени... Он вынул из моей руки гребень, примерился к моим волосам... Пусть его... А я чуть пригладила раскинутую шкуру.
Меня хватило только подумать: как он, там, говорил? Мол, здесь каждый сам справляется со своими зверьми? Что ж это за чудовище он себе вырастил? - и заснула.
Отблагодарить его мне было нечем, что ж... Я встала и не стала волочить за собой тёплую лохматую, действительно совсем уже сухую ткань. Мягко проскользнули и рассыпались по телу волосы... Голос его не изменился, но глаза... Поубавилось в них вековечной усталости... Или тут надо говорить: "тысячелетней"? Да, так точнее, потому что век веков тому назад он ещё не родился.
- Дальше будет хуже, - предупредил он. - Отсюда я ещё могу вернуть тебя, ты ещё можешь вернуться... Подумай.
- А что будет дальше?
- То, чего боишься.
- Я не боюсь бояться.
- Да я тоже верю: ты пройдёшь.... Что ж, тогда... - и он попросил, он так попросил! - Пройдёшь - заглядывай, а? Позовём ещё кого-нибудь... Хочешь Сапфо? Она кликнет девочек. Поговорим о поэзии...
"... устроим безобразие", - вместо него закончила я.
- А она выйдет? Сможет?
- Возвратишься - сможешь помочь. Придёшь? Ну, хоть объяснишь нам про вашу психоделику - хоть пойму, наконец, чем трансгрессия отличается от трансфиксии, - улыбнулся он, лаская глаза моей наготой, - и что это такое - "разогнать экспрессию"?
- Постараюсь, - вернула ему улыбку я и пошла одеваться.
Вернувшись, осведомилась:
- И куда мне?
- Здесь каждого выбирает свой путь, - покачал головой он, и не выдержал: - Ты б поцеловала на прощанье, что ли!
Очень хотелось ответить: "Обойдёшься...", но давеча он обмолвился, что, мол "верит: я пройду", то есть очень может быть, что с этой стороны мне уже будет не придти... А с той... Кто ж меня к нему пропустит-то?
...Полные губы, настойчивый язык, жадные руки, льнущее тело...
Еле высвободилась... Еле хватило сил.
... - Хорошо вас ваша рыжая учит, - улыбнулся он, и вознамерился напутственно хлопнуть меня по заднице, но я только оглянулась, - и ваша белая - тоже, - сглотнул он.
Когда поворачивала за уступ, опять услышала: "Заходи!", опять попыталась удержаться, опять не получилось - обернулась, но увидела уже только тень, углубляющуюся, возвращающуюся в тот провал, во тьму уводящий... Опять рефлекторно принюхалась - нет, серой не пахло.
"Здесь каждого выбирает свой путь". Я выбрала горную тропку, а она, верно, согласилась со мной. Обувь у меня была удобной: сафьяновые голенища мягко обтягивали ноги, подошвы, надёжно защищая ступни от острых камешков, позволяли чувствовать землю и не скользили, не проскальзывали по ней.
Вечернее солнце уже клонилось к горизонту, немногие облака скоро начнут подкрашиваться розовым. Лёгкий подъем не утомлял, прогретые за день камни добавляли разнеженности.
...На таких любят лежать змеи.
"Чего ты боишься? - как-то спросила меня Тома.
"Змей, высоты и любимых", - ответила я.
В Крыму с Борисом однажды нарвались на гадюку - она пригрелась прямо на тропе. Я завизжала...
Он в два мгновения, в два удара сердца перекинул меня себе за спину, камнем размозжил ей голову и за хвост отбросил в недалёкую пропасть. Потом убеждал меня: "Ты тоже так можешь! - но у меня лишь клацали зубы, - Вон, твоя любимая Таис Афинская у Ефремова кобру даже целовала! - но я только дрожала, только прижималась к нему. - Ладно, ну хоть не застывай, хоть просто отступи, просто сделай шаг назад и уйди. Змеи за людьми не гоняются!
Это ему никогда не снились гоняющиеся за ним змеи! Кошмар N2, как я звала его. (N1 - как я падаю - отстал после первых месячных).
Спустя пару недель после Крыма он принёс в дом клетку с ужом и начал при мне время от времени играть с ним. Ну, а потом поиграть со мной зашёл номер второй. Я с криком проснулась. Рядом с кроватью на тумбочке у нас тогда всегда стояла хрустальная ваза с одинокой тёмной розой. Донышко у вазы было толстым. Голову тому "ужику" я разнесла всмятку.
Борис от моего крика проснулся тоже, выскочил следом, но вмешиваться не стал - стоял и смотрел. Потом вынул из моих ладоней перепачканную вазу, катнул её по полу всторону, а меня на руках отнёс на веранду... Была осень, пахло опавшей листвой, и было полнолуние. Я успокоилась. Даже заснула.
После смерти Бориса, N2 вернулся. Но теперь во сне, убегая, я всегда искала вазу... Пару раз даже находила.
Тропа обогнула очередную скалу, и я остановилась: она раздваивалась - направо уходила вверх, налево - спускалась. И куда мне? Задумалась... Понадеялась: может, всё обойдётся высотой? Повернула направо.
Не обошлось.
Наверное, это был тот самый уж: вместо головы - с мою голову! - у него были ошмётки мяса, из которых торчали зубы - с мои пальцы.
Я завизжала. Оно подняло остатки черепа, поводило им из стороны в сторону и нацелилось на меня. Кобра перед нападением раздувает капюшон, гремучая змея трещит своими трещотками, это - умудрилось зашипеть. А вот заскользило ко мне совсем беззвучно.
Всех труднее оказалось заставить себя замолчать... Потом - отступить на шаг, потом - отвернуться... Когда я побежала, чудовище уже наполовину сократило расстояние меж нами... Но когда я добралась до перекрёстка, и позволила себе обернуться - увидела: змея отставала, а почувствовав мой взгляд, опять зашипела.
Возвращаться было поздно - Вергилий ясно обозначил точку невозврата, и теперь либо вперёд, либо... Либо следом за ним - в ту черноту чёрную, темноту тёмную, но без него... А без него - кто ж меня выпустит?
Мелькнула мысль: "Просто сумела отступить, просто сумела убежать... Всё так просто? - и окончательно решилась: - Вниз!"
Просто ни хрена не оказалось: тропа быстро вывела к двадцатиметровой пропасти. Нет, тропка не обрывалась - только дальше шла она скальному мосту, на котором не было ни стенок, ни перил: справа пропасть, и слева - пропасть, а меж ними - метр гладкого камня. Конечно, можно было бы закрыть глаза и на четвереньках или ползком... Но тут почудилось - почудилось? - сзади послышалось змеиное шипенье. Да, ползают змеи всяко быстрее меня!
А очередное облако освободило низкое солнце, и луч его ударил по глазам... Как прожектор...
Прожектор? Двадцать метров неширокого прохода в темноту? К вспышкам света и аплодисментам?!
Я повернулась, сделала пару шагов к недалекой стене скалы, схватилась за первый попавшийся выступающий камень и изо всех сил потянула его. Он не поддавался, но я не позволила себе усомниться - налегла всем телом!
Что-то чуть щёлкнуло, и инкрустированная камнем дверца отъехала всторону. На полках слева вверху - призрачное бельё, внизу - с дюжину пар обуви, в середине на плечиках -невесомые платья, а справа - тоже две полки. На верхней - ваза с одинокой темной розой, а на нижней - шесть небольших шкатулок... Мне хватило содержимого первой: на чёрном - в отчаяние! - бархате отчаянная синева персидской бирюзы браслета, персидской бирюзы ожерелья, персидской бирюзы серёг...
Значит, светло-голубое платье и чуть ярче - туфельки.
Сбросить одежду, отбежать, требовательно хлопнуть по стене.
Завизжать: "волосы!", - я почти успела, но сверху всю уже окатило ледяной водой. Опять отчаянно завизжала: "Волосы!"...
Обдало горячим, верно, прямо из пекла, шквалом. Вцепилась в камень, устояла, лишь моё мокрое волосьё отнесло назад.
"Всё! спутаются - не расчесать! Да и когда?! Вон он уже - "ужик"! А с таким кублом на подиум?!
Но тут шквал ударил с другой стороны - волосы швырнуло обратно, они послушными волнами облепили лицо - и опали, и рассыпались в мягкие пряди.
Я опять завизжала! И бросилась к каменному комоду.
Показ начинается не с первых метров "языка" - с раздевалки! Ну и что, что никто не видит! - это как стихи: то, что не пишется только для себя - неинтересно никому! И я одевалась!
Бельё! Чулки! Платье! Туфельки! Драгоценности!
Потом потянулась к вазе и... через секундную паузу - пусть все, кто не смотрят, замрут и умрут!... вынула розу. Только розу!
И - к каменному мосту! Когда я на него вступила, змею до меня оставалось едва ли с дюжину саженей.
"Мост". В ширину - метр, справа - пропасть, слева - пропасть, под ногами - мелкие камешки...
Как же давно я в последний раз... Однажды на показе мне под ноги швырнули горсть подшипников... Та, что шла следом вывихнула лодыжку. Я не наступила ни на один.
Справа - тьма, слева - тьма, а сзади - змеи! Всё так знакомо! Всё, по чему так соскучилась, всё, по чему опять начинала мечтать... Я шла!
Сзади загрохотало и загремело. Как раз то, чего мне не хватало - музыка! Я шла.
Камни под ногами заходили ходуном - мало ли чего может случится на показе, не опускать голову! Я шла.
Двадцать метров, всего-то! И даже разворачиваться не надо!
Вышла!
И уже на той стороне обернулась - моста больше не было.
Что его обрушило? Змеиная злоба? Или... или моя мечта?
Вдруг ослабли ноги... Еле добралась до стены, дотянулась до выступающего камня, потянула... С этой стороны это была полноценная гримерная, с зеркалом и... и со стулом.
Ох... Шаг, другой... Села. Рядом на вешалке висели плечики, на них - моя блузка, зеленоватый колет, зеленоватые штаны, куртка. Под нею ждали меня носки, сапожки.
На автомате потянулась вниз - нащупала пакет, достала термос. Чай... Прозрачный бутербродик с сыром... Нет! Я пошарила ещё! ещё!... Вынула туесок с картошкой в мундирах, запечённую курицу... То-то же...
Переодеться, перекусить, передохнуть...
Пауза...
Тропа вела с горы. Вдруг заметила, вовсю цветущую резеду... Да был вечер, но стало ощутимо тепло. Скинула куртку, повесила её на ветку... о, да это же каштан!.. Огляделась - ещё признала грецкий орех. А вон дуб... А вот то что?.. Не знаю... Ну, хоть стали попадаться знакомые деревья.
Так как? Справилась я со своими зверьми? А со своими страхами?- Высота - была, змея - была. Любимые? Борис - ни за что меня не обидит, с Андреем - я справлюсь, Наташу больше не боюсь, а Тому никогда и не боялась.
Я задумалась, завспоминала Бориса, вздохнула на Андрея и Тому, заулыбалась про Наташу - и не заметила, не насторожилась: тропинка выровнялась, она больше не прыгала вверх-вниз, она вилась теперь ровной лентой, а вокруг уже теснились не экзотические растения, а цвели ромашки и колокольчики. И шумели берёзы.
- Я же говорил, что тебе понравится - вот и вернулась...
Да, это был он, это были они - трое. Я оглянулась - остальные трое ухмыляясь, вышли сзади. Все здесь. Опять.
Попервоначалу я даже не испугалась. Всё-таки теперь я была не девочкой осемнадцати годков. Прошло уже больше десяти лет. Лоле, когда к ней пришла, я выставила только одно условие: у меня будет тренер по самообороне - и лучший. Она погладила мой еще незаживший тогда шрам на запястье и согласилась: "Будет лучший". Следующему мой лучший меня передаст с рук на руки. Так и поведется дальше. Трех непрофессионалов на тренировках я одолевала уже лет пять как: просто мужчины не ждут, что их сейчас конкретно начнут убивать и теряют время, теряют темп, теряют первый ход, первый удар. (Да-да, в 90-ые Борис два раза находил мне таких "партнёров", которых можно было убивать, которых убить было надо... А что он потом устраивал со мной ночью! Или я с ним...)
Здесь тоже трое были спереди, трое сзади. Я бросилась вперед и убила их. Быстро. Даже кинжала вытаскивать не понадобилось! Да и руками мне привычней.
Но... Но они не умерли насовсем. Они опять поднялись с земли, и тот, которого они звали меж собой Костем, ухмыльнулся:
- Какая ты горячая.
Я опять убила его. Но он опять поднялся:
- Я знал, что тебе понравится...
Потом я убила второго - большого, толстого, рыхлого и закинула в ежевику мелкого третьего. (Да, вдруг оказалось, что с обеих сторон тропы - перепутанные заросли, месиво выше меня плетей ежевики...) Трое, которые вышли сзади, уже бежали на меня...
Я в третий раз убила Костя, перепрыгнула через него и помчалась по тропе.
Этому кошмару я номер не присваивала. Просыпалась всегда с криком, всегда заплаканная. Только Наташа умела справляться с ним. Первый раз, правда, перепугалась сама до смерти - и мне пришлось рассказать. Она повыспрашивала подробности. Я была не в себе - описала. Зато после, как отрезало. Как-то при ней удивилась, мол, что-то эти шестеро запаздывают, непохоже на них...
" - Нет, - улыбнулась Наташа, - заходили.
" - И?!
" - Я не стала будить тебя, - опять улыбнулась она, - А мне понравилось.
Она очень не любила кошек, но в тот момент на кошку, забравшуюся в миску со сметаной, походила очень.
" - Как?!
" - Не скажу. Тебе - не понравится. Ты больно ревнива.
Дальше расспрашивать не стала. И так уж... Только очень захотелось предложить ей лимон!
... Но они всегда догоняли.
Тропа делала резкий поворот, и я почти врезалась в них. Кость, Толстый и Шкет. Я проскользнула под руками толстого, снесла задохлика, но Кость сзади ударил по ногам - я покатилась, вскочила... Из-за следующего недалёкого поворота выскочила вторая троица...
Я научилась определять, по ней определять эти ночи. Впрочем, Натали и не пряталась. Никогда и совсем.
- А ты никогда не думала, что бы с тобой стало, кем бы стала ты, если бы их не было? - раз промурлыкала она.
- Нет! - зарычала я.
Сквозь этих я троих прорвалась тоже. И была готова, что сразу за поворотом... Мелкий метнулся мне под ноги прямо из плетива ежевики. Я грохнулась наземь. С другой стороны тропы, весь раскровавленный шипами, со свёрнутой головой, из зарослей выдрался Кость и заехал ногой мне по ребрам... Откуда появился толстяк, я уже не увидела - он просто навалился на меня. Столкнуть его у меня ещё получилось. И получить ещё раз по рёбрам получилось тоже. Я на четвереньках поползла куда-то. Тут подоспела вторая троица...
- Только не по морде, - просипел им Кость: - напоследок оставим...
Но одну сережку из уха шкет всё-таки выдрал... Потом у меня получилось встать.
"Не прошла, - поняла я. - От них всё началось. Ими и кончится".
- Поставьте её на карачки, - приказал Кость. Он уже расстегивал штаны.
"А как же Наталья справлялась с ними? - и я поняла и почти улыбнулась: - и вовсе не с ними - со мной..."
Улыбчивый рыжий-рыжий пацан заехал мне по ногам - я упала.
"... со мной.... а что было бы со мной?... Лолы бы не было... Значит, я не танцевала бы... Бориса бы не было... Значит, не было бы подиума..."
- Гля, опять ползёт. Стой, падла, сейчас тебе будет хорошо!
"...не было бы Натали, и я, чтоб позлить её, не съездила бы в Индию , а значит, не научилась бы танцевать в неподвижности..."
Получилось сесть.
- О, кажись, дошло! Дура, сделай нам сладкое, и мы тебя отпустим! - он со спущенными штанами засеменил ко мне.
"... я бы поступила на литфак, писала бы курсовые по творчеству Цветаевой..."
- Ну, раскрыла пасть! Быстро!
"Говорят, на вступительных МГУ по моему году одной из тем было написать "Последний сонет Цурена". За три часа управилась бы. Это после них на восемь лет, как отрезало".
- Не, не поняла, что ль?!
"Так что были бы не танцы, а стихи... нет, это была бы не я. Значит, без них и я - не я. То есть я - это они? То есть и они - это я?!.."
Кость замахнулся...
- И значит, тебя нет, - тихо сказала я.
И его не стало.
Потом и остальных.
Потом долго собиралась с силами, поднялась, добралась до ближайшей берёзки, долго под ней плакала.
Проснулась, уже когда солнце давно село, когда уже взошла луна. Была она пока ещё невысоко над горизонтом и размером - с хороший астраханский арбуз, а уж света изливала - читать можно... Полнолуние... Только оборотней мне здесь не хватало... Я оторвала глаза от луны, села и...
Волчья пара стояла в нескольких шагах от меня. Поначалу я даже не испугалась, выхватила кинжал, и по лезвию замерцала серебряная насечка... А потом нервы сдали, ну, сколько можно?! И я завизжала... Не знаю, что бы сделала в следующий момент - может, бросилась бы на них, может, откинула бы кинжал и кинулась, не разбирая дороги, прочь, но самец опустился на брюхо...
Я по-прежнему визжала, тогда и матёрая сука, глухо рыкнув, легла рядом.
...Потом они отвели и ткнули меня носом в крохотный родничок, потом вывели на тропу, потом исчезли...
Тропа опять шла в гору, и впереди что-то светилось , оказалось - окна... Подошла... Таверна, всплыло в памяти нерусское слово. Она прислонилась к крутому откосу горы, как девушка надежному плечу парня... По стенам, сложенной из крупных, неровных камней, расползлись лианы плетущихся роз. И цветы на них, цветы, цветы... Белые... Лучше б красные... Изнутри чуть слышалась незатейливая мелодия... Какой-то незнакомый инструмент... Не рояль, не клавесин...
Мне здесь уже нравилось. Похлопала по карманам - нет, ни дублонов, ни пиастров не обнаружилось, зато напомнил о себе браслет... Он дорогой - расплатиться хватит. Освободила из-под подранной блузки и ожерелье - может, хоть так не сойду за местную побитую попрошайку.
Я пошла ко входу. Двойная, утопленная в проёме стены, дверь. Положила ладони на дверные ручки... Толкать? Тянуть?
Ни то, ни другое - дверцы сами не спеша разъехались в стороны. Небольшой коридорчик сразу разделялся. И две стрелки: одна подсвечивала знакомые буквы: WC, над другой дымилась чашечка кофе. Забавно: настоящая чашка, из которой пахло настоящим кофе. Стены коридора были словно сложены из тех же камней, что и стены дома... Помельче, разве что. А в них были вмурованы пять картин - две с одной, три с другой стороны. Меня особо задела средняя: берег моря, чуть шелестящий прибой, небольшой белый домик и розы, розы, розы - уходящие к горизонту кусты масляничных роз... Перед домом - раскидистая шелковица, под ней - детская качелька, а рядом пара виноградных беседок... Необычные: на них переплелись лозы и белого, и чёрного винограда. Вдруг подумала: я хочу туда...
Открыла внутреннюю дверь.
Меня встретило молчание. Сбился даже клавикорд (теперь я его я узнала), и музыка затихла. А потом... Потом они все встали и зааплодировали.
- О, леди Эль, - трактирщик направился ко мне, - Вы снова с нами, и Ваше явление вновь эффектно!
На стене за ним висело большое зеркало. "Леди"! - грязные штаны, рваные рукава блузки, заляпанный кровью колет, расквашенные губы... Но обращение обязывало.
- Вы ошибаетесь, любезный хозяин... - он протянул обе руки, пришлось вложить в них свои ладони. - Я впервые у вас. И какая из меня леди! Меня зовут Алей.
- Ах, Вы опять инкогнито? - засмеялся мужчина, перевернул мои ладони и, на грани фривольности, поцеловал самое начало их... - Конечно, тогда была зима, и Вы только уходили на свою личную войну, а сейчас явно только что вышли из боя, но... вот эти шрамы, - он вытянул вверх мои руки, предъявляя всем порезанные двенадцать лет тому назад вены, - запомнились не только мне...
Да их помнили. Это было видно: вон тот громила, на котором из одежды были лишь штаны да наплечники, нервно сглотнул, а вон та дамочка в бархате и декольте непроизвольно облизнула нижнюю губу, и вон та... Ирина Дмитриевна!
Ирина Дмитриевна чуть покачала головой, и я промолчала. И заслужила улыбку её мужа, обнимавшего ей плечи.
... - Да и Ваш кинжал...
Он не договорил. Раздался мягкий гонг, раздался мягкий голос:
- Номос Земля. Сектор Россия. Готовность пять минут.
Ирина Дмитриевна встала, её муж встал, а в другом конце небольшого зала встала другая пара... Мужчина и женщина... Да уж ... Женщина была чуть выше мужчины, сложная прическа, очёчки, капризные губки... Но вот на ходу она снимает очки, трясёт головой - прическа разваливается и теперь только странно заплетённая коса прикрывает.. . защищает! - шею. И поспешно убираются с её пути прочие.
- Фингус, ты ошибся, - это подошла Ирина Дмитриевна, - леди не с войнушки. Аля прошла тропу.
И обернулась ко мне:
- Обнажи кинжал...
Когда я успела привыкнуть подчиняться ей?
- О, ты прошла, даже ни разу не воспользовавшись им?!
- Номос Земля. Сектор Россия готовность три минуты.
- Станцуй нам!
- Что происходит?
- Долго объяснять - станцуй!
- Мне подыграть? - донесся тонюсенький голосок от клавикорда. Живая феечка?!
- Нет, - отмахнулась вторая подошедшая женщина "номоса Земли, сектора Россия", - Станцуй!
И я вдруг увидела, почти наяву увидела, как в пламени дракона закаливался мой клинок. Я почти увидела, себя стоящую на краю подиума, и толпу, уверенную, что я могу, вот так в тишине и неподвижности простоять вечность, и у них не будет сил ни уйти, ни зевнуть, ни отвлечься от меня, а смогут только свистеть, кричать и рукоплескать. Я почти увидела себя голой, стоящей перед голым парнем, который вдруг понял, что он вот так, с воздетыми руками, может простоять вечность, а потом всю жизнь будет вспоминать эту недвижимость, как лучший свой танец. Я почти увидела себя, любующуюся собой в зеркале!..
- Номос Земля. Сектор Россия готовность пятнадцать секунд.
- Мы справимся, - улыбнулась Ирина Дмитриевна, и хлопнула ладонями по зеркалу, - Теперь точно!
- Номос Земля. Сектор Россия готовность ноль.
Они сделали шаг. А я сморгнула. Я едва успела увидеть их на той стороне, посреди заросшей ковылём степи, - воина с мечом, ведьму с платом, а рядом пару волков.
- Они справятся, - подал мне в руки бокал Фингус. - Они опять справятся. И пусть будет так! - поднял свой бокал он.
- Пусть! - разнеслось по таверне.
Вино... Мой любимый мускат... Они справятся. Они с кем угодно справятся, поняла я.
