Эльбрюс Нукитэ
Ведьмак из старой Москвы. Новелла 2: Менеджер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это вторая часть (всего четыре), вошедшая в цикл "Московский ведьмак (1)". Еще более динамичная и дикая. Один нюанс, в тексте много сносок, жаль, что они не отражаются. Поэтому возможны провалы. Например: Ника отвечает прошлым - наносит беспощадный удар, сбивающий мою возрожденную уверенность с глиняных ног. Как наяву вижу - она стоит обнаженная на краю крыши, волосы развиваются штормовым предупреждением за спиной, три изуродованные обезьяны позади нее на миг прерываются терзать души, освобожденные от страшной ноши, а Ника, раскинув руки, поет. Les oiseaux qu'on met en cage Peuvent-ils encore voler? Les enfants que l'on outrage Peuvent-ils encore aimer? Мюзикл Notre dame de Paris. "Les oiseaux qu'on met en cage" Птички в клетке Смогут ли они еще летать? Дети, которых сильно обидели Смогут ли они еще любить?
  Кто нашей жизни зажег свечу?
  Я очень это понять хочу
  Кто-то с небес или кто-то из ада
  Трудно понять, но уж очень мне надо
  Этот вопрос не дает отдохнуть
  Кто же, зачем мог в нас душу вдохнуть
  Чем мы полезны, зачем мы живем
  И для чего снова в землю уйдем?
  И почему мы совсем не похожи?
  Разные души и разный цвет кожи
  Кто-то счастливый, а кто-то не очень
  Кто-то богатый, а кто у обочины
  Кто же? Зачем? Он из рая или ада
  Как же понять мне сейчас это надо.
  
  Глава 2: Менеджер
  
  Flashback 2:Чемпион
  
  Фонтаны. Алые капли зависали в воздухе, размазывались по кулакам и лицам, впитывались вместе с запахом пота в кимоно. С трибун, если прикинуть метров с трехсот, мне было видно, как лопаются носы и сминаются губы, что бы освобожденная кровь, наконец, могла радостно брызнуть, не делая различий между победителем и побежденным - крови все равно.
  Хорошо, что маты красные. Кровь на белом слишком невинна испохаблена, достаточно того, что спортсмены начинают бой белыми листами, они и есть белые листы, на которых сами пишут свою историю, а заканчивают поединок камуфляжными мухоморами.
  Пробрало.
  Было холодно, за стенами спортивного комплекса бушевал лютый мороз, очередная бесконечная зима выворачивала на изнанку, доводила до бессильных слез непонятно против кого направленной ярости. Отопление не справлялось, спортсмены и посетители мерзли. Если для последних, это не было так страшно, всегда можно взять в гардеробе вещи, то каратисты были вынуждены беспрестанно разминаться и в итоге перегорать.
  Я шел в супертяжелой, последней категории, соревнования начались в десять утра, и уже было время ужинать, но моя очередь выйти на ринг, еще не подошла.
  Странное чувство: с одной стороны голодно, с другой я точно знаю, что сейчас мне кусок в горло не полезет. Бутерброды, которые мне заботливо собрала мама, я раздал товарищам по команде.
  Мой приятель Миша Бергман, готовился выйти на ринг. У него было сильное нервозное состояние, что бы хоть как-то привести его в чувство, я надел перчатки и немного поработал грушей. Миша довольно четко отрабатывал на мне удары, не забывая о защите, понемногу он разогрелся, уверенность стала возвращаться, тело вспомнило привычные движения, и радировало мозгу импульс - я могуч. Наверно именно в этот момент мой приятель удачно ударил меня ногой в живот, сбив дыхание. Отдышавшись, я дал ему совет.
  - Обязательно попробуй маи-гери в голову, в корпус удар проходит редко, а вот башку почт всегда подставляют, сказывается эффект неожиданности. Прямой ногой в голову бьют редко.
  - Ага, - только и ответил накрученный Миша. Рефери объявил его выход на ринг, мысленно Бергман уже был на татами, наносил удары, отправляя соперника в нокаут.
  Мечты самцов, сколько раз я прокручивал в голове нехитрые сюжеты моих еще несбывшихся побед над сотней врагов и подвигов на любовном фронте. Адреналин и эрекция были закономерным итогом этих мечтаний, а вот воплощение их в жизнь откладывалось. То же самое происходит почти со всеми мужчинами, то же самое сейчас происходит с Мишей - мечты рисуют золотую медаль, черный пояс и триумф дома.
  Его ломает с одного взгляда, Миша встречается глазами со свом соперником. Мне уже все ясно и Мише, и противнику. Тяжелый подбородок выпячен до предела, узкие глаза сжаты в две миллиметровые щелки, круглый как мяч нос громко выдыхает воздух, рот противника щерится в понимании - я победил, уже, сейчас, без единого удара.
  Можно уже сейчас ограничится одним поклоном, и уйти с татами, опустивший глаза Бергман, ставший сразу меньше ростом и сдувшийся, если останется, поступит глупо, здоровье не стоит никаких высоких материй, но он находит в себе мужество начать бой. Молодец, иногда поступать неразумно необходимо, что бы остаться мужчиной, что бы уважать себя, даже если все остальные потешаются над твоей глупостью и слабостью.
  Три поклона, судьям, рефери на татами и друг другу. Три поклона, каждый из которых наполнен смыслом, кто-то делает их резко, словно подгоняя время, другой минимально склоняет туловище, не опуская глаз, сразу становиться ясно - этот бунтарь не приемлет авторитетов, третий все сделает филигранно, нарочито четко акцентируя движения, и только уголками губ показывая допустимую иронию.
   Миша кланялся медленно, застывая во времени, пытаясь оттянуть бой, с каждой секундой выплескивая из себя, полученные уроки боя. Так всегда бывает, две вещи, которые обнуляют любое знание: страх и похоть. Натянутая струна времени порвалась и обрушалась на Мишу беспорядочными неловкими ударами. Он упал через двадцать секунд, что бы упасть снова.
  
  * * *
  Часы показывали восемь вечера, когда я все-таки, терзаемый двойным холодом: страхом поражения и сдавшейся системой отопления, заснул. До этого я два часа, после поражения Миши, безнадежно пытался изобразить из себя спящего, ради пантов - "Вот смотрите, какой я крепкий, вокруг ор, фонтаны крови, а мне плевать". В итоге прозевал свой выход, меня чуть было, не дисквалифицировали, за не явку. Миша растолкал меня, используя непечатные речевые обороты, должно быть, не терпелось увидеть, как из его друга сделают котлету. Не дождетесь.
  Пол девятого я вышел на татами, разобранный, сонный и трясущийся.
  У каждого человека есть чувство страха, это нормально, естественно. Чьи-то фобии могут показаться смешными, другие вызовут недоумения, какие-то презрительную усмешку, но они есть у любого. Я боялся, Проиграть, именно так, для меня Проигрыш всегда начинался с заглавной буквы. Не важно в чем: детские, компьютерные игры, шахматы, любовь, карьера, поединок; плевать на увечья, удары, инсульты, напряжение, смерть - главное не проиграть.
  И сейчас я не мог себе позволить поражение. Черт дернул, когда отбирали участников соревнования, поднять руку и сказать: "Возьмите меня, я выиграю". Теперь отступать некуда, тем более, когда тебе семнадцать лет и ты максималист.
  Паренек вышедший против выглядел не солидно, худенький кореец, даром, что одного со мной роста, как в таком тщедушном теле могло поместиться 85 кг, необходимых для тяжа, объяснить не могу. Кореец, почему-то я решил именно, что это именно кореец, а не китаец или чукча, бодро ринулся вперед, подпрыгивая, как кузнечик. И налетел на стену, снова ринулся, сделав ожесточенное лицо, замешкался, пропустив удар по ноге, и откатился, баюкая ушибленную конечность. Последующие двадцать секунд он бегал, пока судья не сделал ему замечание, за пассивность ведения боя. Кореец активизировался, подпрыгнул, сделал отскок назад - вперед и рухнул, как подрубленный. Моя правая нога стрельнула, описав полукруг, и поставила точку в районе челюсти корейца. Противник упал на татами и прежде чем застыть, тело подпрыгнуло от удара о маты сантиметров на двадцать, дважды выбив вечную пыль из жесткого покрытия.
  Рефери скороговоркой досчитал до десяти и кивнул, мечущемуся в ожидании врачу. Корейца уложили на носилки и унесли куда-то за пределы зала, оказывать помощь, на левой стороне его щеки налилось красным огромное пятно.
  Следующие два боя я помню плохо, в одном вроде вышел против меня какой-то кавказец, и попер танком, честно говоря, я так испугался его напора, что закончил бой досрочно, проведя снова маваши-гери , только уже левой ногой. Противник замер, из носа у него потекли две тонкие струйки крови, после чего он неуклюже завалился на бок, как застреленный медведь.
  Последний поединок ни чем мне не запомнился, четыре раза мой противник получал дзегай , бегая от меня по всему рингу. К концу боя я так устал психологически и физически, что готов был сам рухнуть, только дуй, но то ли вид мой был слишком мрачен, то ли кто-то решил одарить меня победой, соперник не входил в плотный контакт. Так я и добегался до чемпиона Москвы по контактному каратэ-до.
  Когда на меня надевали медаль, вручали грамоту, я ничего не почувствовал, понимание того, что я чемпион, пришло позже, спустя две недели. Двое парней встретили меня вечером, не далеко от дома и попросили закурить. Кончилось все избиением. Били меня долго и качественно, с шутками и поучениями, с каждым ударом, объясняя, как не хорошо, не курить. А я тупо лежал, пытаясь закрыть лицо и почки, думая - я ведь Чемпион!
  
  Кæфхъуындар (Бестиарий)
  
  ~ Похититель Душ ~
  1.Наименование - Похититель Душ
  2. Самоназвание - нет ("Пох" в лексиконе ведьмаков)
  3. Степень агрессии - максимальный, за шкалой отторжения. Подлежит геноциду.
  4. Класс - разумное.
  5. Тип - гуманоид.
  6. Магические способности:
  - Вытеснение души. Особенности: с помощью запрещенной методики исторгает из человека душу. Такой человек становиться "сосудом".
  - Клонирование аватор. Особенности: способен клонировать свою душу и помещать ее в подготовленные "сосуды".
  7. Краткая справка:
  Пох - человек наделенный "тихими " способностями, овладевшей запрещенной техникой клонирования души (см. раздел "Перечень и классификация запрещенных техник воздействия на физическое и ментальное состояние человека", пункт 45783 раздел 12-м).
  Завладев телом жертвы Пох становиться многомерным существом. Рекомендуются, уничтожение до начала клонирования. В случае, когда Пох успевает размножиться, рекомендуется уничтожить все "сосуды".
  Максимально похититель душ способен контролировать до пятидесяти тысяч тел одновременно (см. раздел "История: гибель города Хаит 1949 г.) после чего аватары становятся самостоятельными личностями.
  В своих действиях Пох обязательно использует трех обезьян, (порода не имеет значения). Приматы уродуются в соответствии с известной притчей: ничего не вижу, не слышу, не скажу. Каждая из обезьян является проводником между Похитителем душ и его жертвами. Уничтожение приматов обязательно.
  
  * * *
  - Лыжи пришли, "щас" заводить будут!
  - Круто! "Жаде" есть? - Гарик посмотрел на Смиттена.
  Маленький курчавый еврей, которому за глаза можно было дать не больше двадцати пяти лет, а на самом деле почти сорокалетний отец, многочисленного семейства, хитро прищурил оба глаз.
  - ХЗ (хрен знает) гляди, что бы Негодяев опять чего-нибудь не спер.
  Бухгалтерия справилось на удивление быстро: бытовую технику марки LG - лыжи, как называли ее менеджеры, занесли в компьютерную программу продаж "Бест" в считанные минуты. Менеджеры отдела "встройка" ринулись размещать заказы, по своим договорам ругаясь, друг с дружкой смертным боем, в соседнем от отделе - "кухни", даже произошла драка. Вездесущий Негодяев успел беззастенчиво занять, у своей коллеги, отличающейся бешенным темпераментом и черным поясом по таэквон-до Аньки, все козырные холодильники - гиганты, на которые шла настоящая охота. Анька не растерялась, она молча ударила Негодяева ногой по бедру, и пока несчастный ругался матом, отменила его заказ.
  В этом месяце с лыжами было туго. Таможню закрыли, поэтому все крупные магазины сидели на "хайэнде", что плачевно сказывалась на объеме продаж. Как ни крути, основной потребитель кушает средний класс. Поэтому лыж ждали аки манны небесной.
  Гарик успел. Заказ на 250000 долларов для "Орема-Столовая" был полностью сформирован, открытых позиций не осталось и он оперативно "осенил" накладную.
  Дверь без стука открылась.
  - Так бабуины, - начальник отдела Ольга Осипова требовательно оглядела подчиненных. От ее взгляда не укрылось, как Гарик украдкой посмотрел на глубокий вырез блузки, сквозь который были видны полушария белых грудей. Лифчик Ольга не признавала и правильно делала, такие дойки не грех показать, затюканным компьютером менеджерам, что бы знали, за что работают. - Товар серяк, так что сертификатов не будет.
  - Опаньки-попаньки! - Смиттен приготовился закатить истерику. - У меня клиент почти на сто штук лыж набрал, и что я ему скажу? Да он без сертификатов не то, что за наши грабительские цены, бесплатно не возьмет. Как я план тогда выполню?
  - Не выполнишь, срежу ЗП, - равнодушно сказала Ольга. - А с сертификатами сами разберетесь не маленькие. И еще господа банщики товар процентов на тридцать сорок брак, где-то битый, где-то просто не рабочий, так что на складе клиентам проверять, не разрешаем, понятно? Когда растащат по Омскам да Сранскам будет поздно, свалим на доставку.
  - Ну, блин попали, - протянул вечно недовольный Коля Шариков.
  - Это точно, - согласился Гарик и рассмеялся. - Клиенты попали, первый раз что ли?
  - Ты Семецкий не радуйся, а работай лучше, нам побыстрее дерьмо скинуть надо. Все я поплыла, и не забывайте ребята, сегодня пятница, а пятница, как известно развратница.
  Ольга, покачивая ягодицами, разрубленными стрингами, пошла гонять чай с подругой из отдела рекламы.
  - Зря она так, - хмуро произнес Смиттен.
  - Это ты о чем? - Гарик недоуменно посмотрел на приятеля, с трудом оторвавшись от приятных мечтаний - пятая точка Осиповой качалась перед его глазами двумя сочными дынями. - Из-за серяка что ли? Так не в первый же раз.
  - Да нет, - отмахнулся Смиттен, - про Пятницу. Святая такая была, она как раз наоборот хранила верность своему жениху и не пожелала отдаться одному негодяю, за что ее придали мученической смерти.
  - Рехнулся ты Костян, - Шариков, неделикатно покрутил пальцем у виска. - Какая на фиг, святая пятница? Это у тебя от недавнего развода плющит. Закончим рабочий день, сводим тебя в стрипбар, приват танец закажем, что бы всю дурь из головы сдуло. Верно ребята?
  - И все же Пятницу не трогайте, - упрямо произнес Смиттен, взлохматив кудрявую шевелюру, он резко сменил тему. - Что с сертификатами делать будем господа обманщики, тунеядцы и воры?
  - Да, где сертификаты возьмем или так прокатит? - вставил Шариков.
  - Не прокатит, у меня уж точно. Заказ на четверть лимона, так что, кровь из носа, документы должны быть в порядке. Есть у меня один человечек, - Гарик взял трубку и быстро набрал номер. - Димка здорово, признал? Как сам-то? Угу. Слушай у меня к тебе дело...
  Отсканированные с синей печатью сертификаты прибыли на электронный ящик через пол часа. Менеджеры, суетясь, стараясь успеть отправить заказ до конца короткого рабочего дня, оперативно распечатали необходимое число копий, изменив только дату в документе, впрочем, при всеобщей российской безалаберности транспортные компании и таможня даже бы не заметили подвоха, а заметили бы - у нас же Россия: ничего нельзя, но в принципе можно.
  
  * * *
  Сакля уже десять минут ожесточенно копошилась в своем лотке. Я знаю точно тазик чистый - сам менял часа не прошло, но гадкая кошка с упорством старой минетчицы продолжает свое дело. А хотелось спать! Как хотелось спать, но мечта чучельника, наплевав на скромное желание хозяина, истово рвала газеты в тазу. Запор у нее что ли? Правый тапочек полетел за дверь, на секунду воцарилась тишина, потом раздалось "Мур", причем интонации в этом звуке явно были вопросительные, прошло еще одно мгновение, и я обомлел.
  Задние лапы кошки были подняты параллельно полу, а Сакля как гимнаст, опираясь на передние конечности, помогая себя попой, медленно и очень скорбно ползла в сторону кухни. Это расстояние в метр, которое я видел в открытую дверь, было путем инвалида, когда молящий и все понимающий взгляд кошки зацепился за мои глаза, жгучий стыд начал подниматься в моей душе за те мысли и обиды, которые я причинил маленькому существу. В этот момент я готов был понять и простить кошке все и даже разрешить написать на дверь целых два раза.
  Что случилось с маленьким, милым, бородавочным существом? Отнялись от старости лапы, заболели внутренние органы, может старая профессионалка золотого дождя откидывает когти. Я резко вскочил с кровати, чуть было, не разбудив сладко посапывающую Лису, что бы хоть как-то помочь пушистой подруге и обомлел повторно, потому что увидел и понял весь чудовищный смысл манипуляций курвиной кошки.
  Сакля несколько неудачно покакала, часть фекалий, запутавшись в шерсти, осталось на кошачьей заднице, что чистоплотной кошечки вселяло определенный эстетический дискомфорт. Найдя способ избавиться от груза, кошка медленно, но надежно вытерла попу об пол и с чувством выполненного долга собиралась идти к миске, тут ее почти одновременно настиг непонятный, но знакомый инфразвуковой вопль "Сука!!!" и левый тапочек. Умудренная двадцатью годами жизни бессмертная кошка пересмотрела свои планы, спряталась под ванной, откуда достать ее не представлялось возможным.
  Я упал на кровать и засунул голову под подушку. Нежная рука провела по животу, оставляя за собой след из мурашек. Пришлось посмотреть, кто же там смеет нарушать мою депрессию. Две аппетитные ягодицы, безнаказанно выглядывали из-под простыни. Хозяйка снежных булочек томно посапывала, разметав огненно рыжие волосы по подушке и этой великолепной гриве, которой мог бы позавидовать любой парик из коллекции примадонны нашей эстрады, было мало места и часть волос, покрывая спину, доползла до попки. Рука огненной русалки беззастенчиво шарила по моему телу, норовя лишить последней утренней невинности. Я не стал бороться с желанием куснуть ягодицы, придирчиво выбрал место и стал медленно наклоняться к заветной цели, но на пути возникла трудность, которая могла не просто убить романтический настрой, но и вызвать временную импотенцию и трудность эта носила гордое имя Сакля.
  В дверном проеме торчала огромная красная бородавка на кошачье морде. Морда, выражала предельную отрешенность и в этом искусстве могла посрамить любого, даже самого святого буддистского монаха. Пожалуй и сам Будда в этом споре был бы далеко не первой ракеткой. Более опытному взгляду на бородавочной физиономии открывались картины бесконечного терпения пополам с тяжелой физической работой - Сакля тужилась работая на зрителя, вымогая, таким образом, кусок хлеба.
  Булочки пришлось оставить на потом.
  Половина пакетика была торжественно выложена в миску, причем пока я пытался проделать эту нехитрую манипуляцию, кошка атаковала ноги, придавая мне на ее взгляд скорости. Сил пнуть Саклю не было, захотелось самому посетить отхожее место.
  У любого истинно русского человека туалет не просто место оправления естественных нужд, но еще и библиотека, а точнее изба-читальня. Если вдуматься, среднестатистический россиянин образован гораздо лучше европейского бюргера или зажравшегося американца именно по причине странной всепоглощающей любви к чтению в туалете. А как же иначе? Это единственное, комфортное место во всей квартире, где можно отключится от пререканий с нудной женой, крика детей, осточертевшего, бесконечного ремонта.
  Я спокойно сел и достал из газетницы бульварный журнал. Всегда поражала способность наших журналистов перевирать факты, самое печальное они это делают не из-за любви к деньгам, а по причине элементарной безграмотности и стойкого желания не напрягаться, читай работать. Вот, например, достаточно открыть любую страницу...
  Без всякого предупреждения на меня началась атака, похожая по воздействию на отходняк после приема эликсиров, только я их уже, как год не пользую.
  Сначала горло наполнил противный вкус железа, не давая секунды опомниться, в почки забили раскаленные прутья. Ноги отказали, все, что мне оставалось это кричать. Где-то на другом конце вселенной, спала утомленная любовными играми Лиса. Звать ее на помощь я не собирался, ни за что, лучше умереть. Как вознаграждение за эту мысли боль в почках стала чудовищной, из глаз хлынули слезы, внезапно с поразительной ясностью я понял, что сейчас умру. Слюна потекла по ногам, мне не было никакого дела, до ее красного цвета. На плитку упал журнал по иронии раскрытый на фотографии Ноктюрна Митька. Перед глазами за одну секунду пронесся некстати эпизод, который свел меня с Лисой.
  Я тогда хандрил, расставшись с женщиной, с которой прожил, пять лет. Мой друг журналист Лютнев, силком вытащил на одно светское мероприятие, посвященное модному театральному деятелю, ставшему для Москвы мэтром. Прозаично и как всегда цинично намекнув мне на возможность шикарного траходрома, с одной из множества светских львиц, которые в обязательном порядке присутствуют на таких мероприятиях и со слов Лютнева, ужасно охочи до настоящих мужчин, устав от пережравших виагру импотентов, к коим журналист причисляет себя и вдогонку Геральта.
  - К импотентам? - холодно спросил я у Лютнева, но легкий журналист птичкой улетел щебетать.
  Походив среди гостей и немного пообтесавшись, я стал объектом нездорового внимания мэтра, славящегося, что в порядке вещей среди куртуазных, голубым взглядом на жизнь. Седовласый господин подошел к откровенно скучающему ведьмаку и завел светскую беседу. Путем несложных вычислений он решил, что понравившееся ему мужчина не знает великого театрального режиссера в лицо, я же не стал его в этом разубеждать, мэтр решил пококетничать.
  - Скажите, мон Шер, а ви видели, какой-нибудь спектакль знаменитого Ноктюрна Митька?
  - Что скрывать, видел. Одна из моих бывших, бывших знакомых, была почитательницей сего вида искусства.
  - И что же ви, мон Ами, видели? Какое великое творение?
  Меня немного напряг "мон Ами", но, решив, что у гламурных, это словосочетание может означать просто выказывание расположения, не стал поднимать сразу скандал. Лютнев строго предупредил меня, что бы я вел себя вежливее, все же тут собрались люди искусства. Поэтому, проигнорировав слова собеседника, я мучительно попытался вспомнить название спектакля, на который меня затащила одна из пассий. Воспоминая о спектакле, спустя несколько лет, вызывали в памяти только, кроме шуток, рвотный рефлекс.
  - Кажется, что вроде Соловей или может Салями? Да, точно Салями, - я хлопнул себя в притворной радости по лбу. - Там еще толпа транссексуалов пыталась решить есть ей колбасу или нет. Одна фракция одетая балеринами мотивировала, что колбаса это фаллический символ и его нельзя уничтожать, другая раскрашенная, как китайские гейши, наоборот утверждала, что только с него и питается. Кажется, там в конце была жуткая резня за Салями и главный трансвестит или транссексуал? Постоянно путаю эти понятия, пытался поцеловать чьи-то пальцы.
  - О! Ви говорите об одном из самых великих произведений мэтра. Ну и как вам спектакль? Не томите меня ответом, милый мой! - в волнении Ноктюрн схватил меня за руку и притянул к себе, я порядком растерялся. - Скажите правду и можете меня всего Bessame Mucho.
  За спиной метра стоял Лютнев и нервно вращал глазами, то выкатывая их на манер лягушки, то так сужая, что слезы катились. Я прекрасно перевел Bessame Mucho, но, жалея друга, не стал ломать руку навязчивого джентльмена, а просто освободился и постарался, как можно вежливее ответить.
  - Знаете... До сих пор в Индии существует так называемый "третий пол" - хиджры - религиозное сообщество мужчин с удаленными хирургическим путем яичками и пенисом, кстати удаленное "хозяйство" закапывается под деревом. Хиджры носят женское платье и прически, подражают женской походке и манерам, называют друг друга женскими именами, занимают женские места в общественном транспорте и предпочитают мужчин в качестве сексуальных партнеров. Чем-то это напоминает трансвеститов, но некоторые хиджры курят и ведут себя агрессивно, что противоречит канонам женственности. Их боятся и приписывают им магическую силу. Угроза хиджры поднять юбку и показать, свои изуродованные гениталии равносильна проклятию. И хотя со времен английского владычества гомосексуализм считается в Индии уголовным преступлением, многие хиджры занимаются ритуальной проституцией. К чему я веду, - Я открыто улыбнулся мэтру. - Во время всего спектакля меня не покидало ощущение, что меня "проклинали", т.е. показывали изуродованные гениталии. Я бы самолично удалил гениталии извращенцу, который придумал показывать "это" на сцене. Пусть катиться в Индию, и занимается там проституцией, иначе я не могу назвать, то что происходило на сцене. А вот вы, - я резко наклонился к уху мэтра, - уже зарыли свое хозяйство под фамильным дубом на рублевке или помочь?
  Сбледнув с лица Ноктюрн Митек схватился за сердце, вызвав панику у приглашенного бомонда. Наблюдавший все эту сцену Лютнев закрыл лицо руками, не желая видеть позор. Я же с чувством человека только, что облегчившегося целенаправленно направился к давно примеченной миловидной янтарно-головой девушке, которая, хотя и стояла под перекрестным огнем аж троих кавалеров, пытающихся взаимными унижениями вызвать интерес красотки, посматривала на меня с заметным интересом. Тогда вечер закончился чудесно: ночной прогулкой на лошадях по сонной зимней Москве.
  А теперь Ноктюрн Витек с плиточного пола туалета, победно рассматривал меня, через свои гламурненькие желтые очки. Нелепо, умереть на толчке сильному мужчине, который несколько часов назад на самом древнем поле брани одержал сокрушительную победу, поддавшись, рыжей бестии. Нелепо и стыдно. Я представил, как Лиса через несколько часов, проснется и пойдет меня искать, стало совсем дурно. Мое тело конвульсивно сжалось и выполнило возложенную на него миссию. Мгновенно, боль убралась, оставив после себя только форпост из коротких уколов, обещая вернуться. Я с трудом поднялся и сплюнул длинной кровавой слюной в унитаз, получилось очень поэтично, по геройски - кровь на дерьме.
  
  * * *
  Во-первых, Семецкий абсолютно не нравился девчонкам: высокий, толстый, с желтыми редкими волосами до плеч - девушки находили в его внешности нечто упыриное отталкивающие и не давали шанса продолжить знакомство. Во-вторых, он не умел одеваться, предпочитал костюмы ярких цветов, которые носил с вызывающим безвкусием и не сочетающиеся синтетические сорочки. В-третьих, Гарик во всем экономил, и вместо запаха денег, прекрасного наркотика для современной женщины, пах застарелым потом. Поэтому когда на улице, не далеко от дома, в субботнее утро к нему подошла шикарная девушка "с обложки" и предложила продать душу Гарик не смог ее просто послать.
  - Я бы хотела купить у вас души.
  - Что-то вы не очень похожи на дьявола, - Гарик с легким смешком оглядел девушку. В голове почему-то заиграл модный мотивчик "пойдем с тобой туда, пойдем с тобой сюда, вдвоем...". Посмотреть было на что. Даже проходящие в паре мужчины откровенно бросали вожделенные взгляды на длинные загорелые ноги, выглядывающие из юбки "по самое не хочу", на каскад струящихся волос цвета вороньего крыла и на незабываемо невинное лицо, которое бывает только у самых твердых сук. За что удостаивались нелестных слов от спутниц, а то и тычка. Гарик поплыл.
  - Дьявола? - девушка рассеяно удивилась, и внезапно пристально посмотрел в глаза Семецкому. - Ну зачем же, дьявола? Я, кажется, не утверждала, что являюсь посланником потусторонних сил.
   В первые, за весь этот нелепый разговор, то ли шутку, то ли дурацкий розыгрыш, Гарику стало не по себе. Девушка так странно произнес фразу, что в его интонациях явно было слышно многоточие, хотелось спросить "чем же посланником ты являешься куколка"? Гарик немного протрезвел, он твердо решил отшить красотку, но не мог подобрать слова, тем более у девушки, кажется, не было трусиков.
  Девушка помимо сексуальных флюидов, выглядела вполне адекватной, и даже более того вызывала беспричинную симпатию, есть определенный тип людей, которые не зависимо от пола и возраста, сразу располагают к себе. Может особенная манера держаться или своеобразная мимика, не важно, главное у Семецкого не хватило сил сразу разрубить ситуацию, тем более что девушка откуда-то знала его имя и отчество. Это почему-то льстило. Собрав волю в кулак, Гарик попытался открыть рот, но незнакомка опередила его.
  - Меня зовут Моника, кажется, я не назвалась. Вот, посмотрите, пожалуйста, - девушка резко сменил тему, и протянула сложенный листок бумаги. - Кажется это "тот" список.
  От бесконечных "кажется" у Гарика закружилась голова, наверно этим следует объяснить, что он принял листок и медленно развернул его или одуряющим запахом ментоловых духов, которые почему-то ассоциировались у него с гейшами.
  Документ представлял из себя таблицу, выполненную в Worde и поделенную на два столбца. Левая часть имела подзаголовок "имя" и состояла из перечня известных Гарику лиц преимущественно родственников, правая называлась "Сумма(EUR)" в ней располагались цифры варьирующиеся от 100 до 1000. Самая крупная сумма стояла напротив имени мамы, отец стоил на 500 EUR дешевле.
  - А почему отец стоит всего полштуки? - не нашел ничего лучшего спросить Гарик. У него почему-то не возникло мысли, откуда посторонняя девушка может знать всех его родственников и близких друзей.
  - Все логично! Кажется, вы с отцом почти не общаетесь, поэтому субъективная ценность для вас должна быть ниже.
  - Бред. Это наверно какой-то дурацкий розыгрыш, - нашел в себе силы сказать Гарик.
  - Нет, что вы. Общая стоимость списка равна, кажется 5600 EUR, я готова доплатить вам еще 400 до ровной суммы, - покупательница полезла в карман полупрозрачной блузки, чем заставила Гарика сдерживать очередной приступ взбесившихся гормонов и вытащила пачку банкнот, отсчитав шесть тысяч, она протянул их Семецкому.
  Гарик не был жадным, хотя все родственники, сослуживцы и даже мама считали наоборот, но за деньги он был готов продать даже мать, в фигуральном конечно смысле, тем более что никто не заставлял продавать ее на самом деле, тем более душу, тем более по списку, тем более...
  Рука против воли, да чего уж врать? Рука, повинуясь воли хозяина, молниеносно выхватила деньги, наметанный глаз сразу определил - настоящие. Сексуальное наваждение навеянное красоткой схлынуло, пах отпустило. Теперь Семецкого интересовали только деньги, зажатые в руке.
  - А почему в списке нет моего имени? - спросил охваченный жаждой наживы Гарик. - За мою душу можно много выручить.
  - К сожалению, по Закону вы не в праве распоряжаться своей душой, но не переживайте, за вас, ее продадут. Всего хорошего, - Моника чуть поклонилась, ровно настолько, что бы Гарик увидел набухшие коричневые соски, и пропустил мимо ушей высказывание красотки. - С вами Гарик Эдуардович, кажется, приятно иметь дело.
  Гарик, не раздумывая, бросился в ближайший пункт обмена валюты, там у него отлегло от сердца, деньги оказались настоящими.
  
  ***
  Мать почему-то не открывала дверь. Гарик звонил так, что указательный палец покраснел от прилива крови. Ключом тоже не удавалось открыть, замок был заблокирован другим ключом с обратной стороны. Еще особо не переживая Гарик достал раскладушку сотового и набрал домашний номер. Честно отсчитав двадцать гудков, которые были также хорошо слышны из-за двери, как из динамика телефона, он понял, что пора пугаться. Может взломать? - пришла в голову мысль. Семецкий с понятным сомнением оглядел свои пухлые руки.
  Последнее время Гарик мало уделял времени своей негероической внешности. С детства тощий и слабый он избегал любых стычек предпочитая прятаться за спинами других, максимум на что его хватало, это сказать из под тишка что-нибудь ехидно-гадкое и тут же смыться с места конфликта. Со временем Гарик отожрался, подобрел, стал солидным, брюшко с трудом умещалось в фирменных штанах, часто приходилось расстегивать пуговицу на брюках, что бы хоть немного ослабить давление. К двадцати трем годам Гарик перевалил за сто кг, при росте метр восемьдесят и стал полностью похож на пингвина-мутанта. Разумеется, о занятиях спортом речи не могло быть, карьера и деньги стояли на первом месте.
  Гарик решился. Он отошел к противоположенной двери, за которой жила гадкая пенсионерка Бронислава Юзефовна; можно было не сомневаться, что подлая старушка внимательно следит в замочный глазок, и попытался разогнаться. Тряхнуло не слабо. Железная дверь самого дешевого образца победила. Экономия на этот раз не принесла Гарику победы. Кое-как поднявшись с пола, он еще раз попытался открыть дверь естественным способом. Бинго! От удара ключ с противоположенной стороны замка выпал, был слышен звук, и теперь можно было спокойно попасть в квартиру. Гарик не мог вставить ключ в замок, сказывалось нервное напряжение, рука дергалась, ему абсолютно некстати вспомнился пошлый анекдот о взаимосвязи между сексуальными способностями мужчины и том, как он открывает замок: нежно, грубо или нервно. Сейчас Гарик в полном соответствии с финалом анекдота был готов даже лизнуть замочную скважину и уже опускался на колени, как сзади раздался звук открывающейся двери.
  - Да что же это делается? - первая фраза Брониславы Юзефовны не отличалась оригинальность, зато последующая тирада повысила Гарикову шкалу уважения к гадской бабке. - Педерастов на вас нет! Ибо жопой думаете! Какого...
  Гарик, стараясь не слушать излияния соседки, наконец, засунул ключ, однако радость его была недолгой. Деформированная дверь погнула хлипкий механизм замка. Кряхтя, и обливаясь потом, Гарик по заверениям соседки занимался экстремальным самоудовлетворением с замочной щелью. Ибо, старушка любила это слово, ибо других щелей Семецкий в жизни не видел. Через десять минут возни Гарик готов был пойти по пути Раскольникова, даже отсутствие топора его не смущало, но все больше росла тревога за мать. Наконец повезло, дверь внезапно поддалась, и он кубарем влетел в квартиру.
  От сердца отлегло, мама Гарика Надежда Сергеевна, сидела на диване, поджав ноги. На появление сына она никак не отреагировала.
  - "Пи-пи-пи-пи-пи-пи", что произошло? - совладав с чувствами, спросил Аркаша. - Ты почему дверь не открывала?
  Надежда Сергеевна молчала. Кожа Гарика мгновенно покрылась гусиными мурашами размером с пятак. Сын подошел к матери. Под Надеждой Сергеевной разлилось дурно пахнущее пятно, Гарик с ужасом понял, что это моча. Глаза матери, не отрываясь, смотрели в экран телевизора, сын невольно проследил за взглядом - ящик работал, но изображение на нем транслировало эталонную заставку. Гарик начал трясти мать, ситуация складывалась жуткая, Надежда Сергеевна повинуясь пощечинам сына, поворачивалось то в одну то в другую сторону, когда он попытался ее поднять, она покорно встала и застыла немой статуей, глаза все так же смотрели в сторону экрана.
  Догадка пронзила его, с остротой первого оргазма. Мама вела себя так, будто у нее вынули душу. Оставили лишь безвольную оболочку способную существовать, но не жить. Гарик сунул руку в карман и достал кучу смятых бумажек, выбросив на пол деньги, он расправил список. На его глазах несколько строк словно потеряли четкость и стали расплываться, графа, где стояло имя его матери, почти полностью исчезла, только цифра напротив - 1000 налилась жирным шрифтом.
  Гарик не поверил своим страшным выводам. Невозможно продать душу чужого, ну пускай не чужого - родного, любого человека!
  Трубка радиотелефона лежала рядом. Аркаша, ломая многострадальный палец, набрал 03, занято. Пять, десять минут - занято. 02 - занято! Любой номер - занято. Гарик в отчаяние посмотрел на маму. Надежда Сергеевна все так же безучастно изображала мертвую статую, единственное, что отличало ее от камня - дыхание. Грудная клетка вздымалась и опускалась, но искра, которая заставляет человека, осознано творить в каждом вздохе, угасла.
  Гарик бросился к двери, не пытаясь закрыть замок, он кубарем скатился по лестнице. Злополучный перекресток, где к нему подошла Моника, находился в десяти минутах от дома, Гарик даже видел супермаркет, развалившейся своей уродливой яркостью, возле которого он совершил сделку.
  Семецкий не останавливаясь бежал, он надеялся, что сможет найти покупателя и заставить вернуть матери душу. Пусть заберет деньги, пусть все забирает, все...все...все!
  Проклятый светофор. Красный свет, издеваясь, горел особенно ярко одному Гарику. Трамваи летели через перекресток не хуже гоночных болидов, не давая шанса проскочить. Стуча подошвами ботинок об асфальт и ломая пальцы, менеджер бешено всматривался в противоположенный конец перекрестка. Показалось? Или? Точно!!!
  - Стой! - от дикого крика грудь и горло сдавило горячим ежом, прохожие ошпаренные воем явно обкуренного юноши, попятились, спеша сохранить свою драгоценную приватность, скрываясь от всего, что выходило за рамки обыденности, за бульварными книжками и надменно-пустыми лицами.
   Гарик не дождался зеленого. Он буквально взлетел над перекрестком, вслед ему визжали клаксоны и не переобутая вовремя зимняя резина, родной мат прорывался даже сквозь симфонию городского шума.
  С другой стороны вселенной стояла Моника и единственный настоящий друг Гарика Коля Смиттен. Моника как раз передавал Смиттену листок, когда Семецкий увидел приятеля и второй раз за день поседел. Вряд ли Коля услышал крик друга, перекричать город на уровне шума не способен даже сводный хор всех Турецких мира, но на уровне эмоций, концентрированный вопль, воплощенный в ментальном мире, вызывает у человека, к которому направлен "призыв" секундное озарение, предчувствие. Смиттен почувствовал и посмотрел прямо на рискующего в буквальном смысле жизнью Гарика. Глаза, под линзами очков, сравнялись размерами с псевдо марроканскими мандаринами. Семецкий довольно удачно увернулся от маршрутки и под включившийся зеленый сигнал оказался в ста метрах от друга.
  - Стой! - еще раз ненужно закричал Гарик, пораженный Коля и так стоял не шелохнувшись.
  
  ***
  Гарик, захлебываясь от рези в боку добежал до перепуганного и расстроенного друга.
  - Ты чего, Семецкий - рехнулся?
  Моника смотрела на Гарика с непритворным участием, она выглядела настолько обаятельной, искренней в своем мимическом желании помочь, что менеджер на секунду утратил связь с реальностью. Происходящее показалось еще более нелепым. Я сплю, подумал Семецкий или выпил на жаре бадяжного пива вот меня и плющит на меркантильную мечту: продавать, то чего нет и получать за это деньги, а всякие ужасы это следствие подавляемой сексуальности...
  - Эй! Семецкий?
  Смиттен грубо вырвал Гарика из успокоительного кризиса. Вид у приятели из испуганного, сделался совсем недовольным, наверно уже подсчитывал, сколько получит денег. - Что на тебя нашло?
  - Это на тебя нашло! Что она тебе предлагала? - Гарик неприлично ткнул в хлопающую ресницами Монику пальцем.
  - Так-так, - Смиттен сощурил оба глаза. Кажется, он начал понимать. Мошенничеством на улицах в наше время удивить довольно трудно, попсовые трюки с потерянным кошельком известны даже таджикам. Вокзальные продавцы счастья, наполненные пакетами конфискованного таможенниками китайско-бытового дерьма, расстреливаются матом с расстояния ста метров. Что бы обмануть лоха мало банального хамского нахрапа и обещания за одну копейку осчастливить на всю оставшуюся жизнь. Нужно вдохновения и знание психологии жертвы, плюс необходимо шагать в ногу со временем, что бы грамотно использовать достижения тайваньско-китайской мысли. - Она к тебе тоже подходила? - сделал неправильный вывод Коля, приняв девушку за обычную мошенницу, правда чертовски красивую мошенницу.
  - Вы позволите, - Моника вмешалась в разговор, в ее голосе впервые послышалась неприкрытая издевка. - Я, кажется должна идти. Довольно жаль, что мы не смогли закончить с вами, - кивок Смиттену. - Но, кажется, я и так хорошо поработала.
  - Верни матери душу ты, сволочь! - Гарик схватил Монику за белую блузку. Грязные от треволнений дня пальцы оставили для судмедэкспертизы прекрасную картину, пуговицы с пистолетным звуком отлетели, почти полностью обнажив высокую грудь. Коля во все глаза уставился на волнующий вид
  - Сволочь? Это, кажется любопытно, - Моника дернула плечами, и рука Семецкого сама соскочила. - Вы продали своих самых близких людей, и кажется, называете меня сволочью? Я всего лишь покупатель. А кто вы?
  - Я не знал, что это серьезно! - Гарик махнул рукой в сторону Смиттена, собирающегося вмешаться в разговор.
  - Не знали, да не уж то? Почему вы не отказались взять деньги? Вы взрослый человек, который десять раз на дню впаривает покупателям дерьмо, выдавая его за конфетку. Кажется, вы погнались за коротким евро и сами загнали себя в ловушку. Ладно, я готова вернуть вам душу матери это нетрудно, но взамен вы должны вернуть мне деньги. Давайте, - Моника требовательно протянула руку. Холеная, когтистая кисть с упорством змеи, гипнотизирующей кролика, застыла в ожидании.
  Гарик вспомнил, как лихорадочно падали на пол смятые купюры, шаря по всем карманам он знал, что ничего не найдет и Моника знала.
  - У вас нет денег, - вынесла вердикт Моника. - В таком случае до свидания.
  Девушка сделала шаг назад и без всяких спецэффектов пропала.
  Коля посмотрел на Гарика, Гарик посмотрел на Колю, оба качнули головой.
  - Рассказывай, - устало предложил Смиттен.
  Гарик захлебываясь ввел приятеля в курс дела, не забыв упомянуть про список из фамилий родственников и знакомых.
  - Гарик ты что серьезно? - как-то слабо произнес Смиттен.
  - Я тебе все объясню, позже, сейчас надо ее остановить.
  - Погоди, я был в списке?
  - Не помню, да..., кажется. Сейчас гляну. Ага, вот же он. - Семецкий расправил смятый листок и протянул Коле. В воздухе повисло напряжение, не между двумя друзьями, а глобально, над всем городом. Завис огромный ковш с неопределенностью и давит сверху, и не понятно, что в нем, камни, вода или просто дерьмо. От этого ощущения подступил не проглатываемый комок в горле, и почти одновременно все люди вздрогнули.
  - Друг, ты и меня продал, за 470 EUR., - Смиттен ткнул пальцем в середину листа.
  - Блин, да я же не думал, что это за правду!
  - Чего-то мне хреново, - не отреагировал, на вялые попытки оправдаться приятеля Коля. - Из горла что-то лезет, сейчас вырву.
  Смиттен сделал глубокий вдох и все. Нет, он не разучился дышать, легкие исправно наполняли тело кислородом, сердце все также гнало литры крови сквозь вены, только глаза стали пустыми, в них не осталось даже безразличия. Душа, вырванная из тела злой волей, упиралась в немом крике, пытаясь всеми силами зацепиться за свою колыбель. Но ее неудержимо влекло вверх к миллионам других потерянных, сметенных душ, над которыми густым туманом нависал враждебный разум.
  Гарик почувствовал изменения похолодевшим загривком. Неспешным движением он достал лист из онемевших пальцев приятеля и даже не удивился: фамилия Коли была стерта. Прямо на глазах почти все люди, перечисленные в документе, теряли свои души. Буквы истончались на глазах.
  Гарик застыл, подняв узкие плечи почти до ушей, он не хотел оборачиваться, уже интуитивно чувствуя, что увидит. Но реальность нагнала его и спереди. Повсюду стали останавливаться люди. Не плавно, как севшие батарейки, а резко, одним дерганным невозможным для живого человека движением. Больше всего это походило на тетрис во время паузы, изломанные люди застыли многообразием фигурок и из каждого нового памятника бывшему только, что живому человеку, корчась, в агонии, улетало нечто невосполнимое, частица бога - душа.
  Последующие десять минуть казались финалом сумасшедшего голливудского блокбастера. Машины потерявшее управление бились с особым мертвым звуком. Без визга тормозов, без истошного скрипа паленой резины. Семецкий увидел, как набравший скорость грузовик, врезался в медленно катящийся трамвай, который от удара сбросило с рельс. Люди перетасовывались и мялись в трамвае, как карты, лопались красным соком, менялись группой крови. Бабах! Грузовик, специально оттянув несколько секунд, красиво взорвался, рассыпаясь смертельными осколками, точно гигантская осколочная граната, и он был не одинок, в своем желании разрушать. Город наполнился взрывами, безумными звуками, которые в обычной жизни не возможно опознать.
  Гарик закрыл бешенные глаза, и только вздрагивал, когда близко раздавался очередной звук. Он не открыл их даже, когда мимо него чуть не задев, пыхнув горящим жаром, пролетел искореженный форд, унеся за собой не шелохнувшегося Смиттена, лишь кинулся на землю, обхватив себя руками.
  Постепенно новые звуки перестали проявляться. Монотонные визги сигнализаций звучали из каждого угла, что-то тупо гигантским молотом било со стороны завода им. Орджоникидзе, горели дома, изредка доносились взрывы, но новые звуки не рождались. Тишина, обрушившаяся на Гарика, не была мертвой, но она точно была неживой.
  Вставать не хотелось, асфальт такой удобный и нежный принял Семецкого лучше, чем итальянская пуховая перина. Уже не было ужаса, испуга, стыда, просто хотелось лежать эмбрионом, плескаясь в ласковых околоплодных водах. Не хотелось знать, что город вымер, не хотелось смотреть на застывшие кучки оставшихся существующих, не живых, тел.
  Кто-то деликатно потрогал носком туфли скрючившегося Семецкого. Гарик постарался отмычаться, но обладатель обуви был очень настойчив.
  - Поднимайся менеджер, я знаю, что ты полностью вменяем, - констатировала Моника. - В эпоху Голливуда и компьютера твое воображение проглотит все, а мозг не подавится.
  - Ты дьявол? - спросил Гарик, поднявшись с большим трудом. Слюна, вперемешку с кровью из разбитого носа и губы, все же ему досталось, линией соединила его лицо и асфальт.
  - Нет, Гарик, ты уже задавал этот вопрос.
  - Тогда, кто ты?
  - А разве это важно? - Моника улыбалась. - Ты обратил внимание, что я перестала употреблять слово "кажется". Просто теперь все определенно. Ты нам очень помог все, что сейчас случилось в мире твоя заслуга.
  - В мире? Это случилось, во всем мире?
  - Определенно, благодаря тебе.
  Моника встала на цыпочки и, не брезгуя, жарко поцеловала Гарика в губы.
  - Причем тут я? - выдавил из себя Гарик.
  - С тебя все началось. На основе одной формулы, выявляется среднестатистический житель Земли, который по условиям Контракта становится ЛПР.
  - Лицом, принимающим решения...
  - Есть такое лицо, - серьезно кивнула Моника. - Это ты.
  - Почему я, что за контракт?
  - Поверь уж на слово. Ты среднестатистический житель, самый средний на всей планете. Не хуже и не лучше других. Можешь гордиться - ты соль Земли.
  - Я не понимаю. Это шизофрения!
  - Не страшно. Ты мог принять решение за всех и не брать деньги, тогда я бы не имела права начать свой маленький бизнес по всей Земле, но случилось, так как я ожидала. Ты продал души, полагая это игрой или моим слабоумием, купившись на внешность, которая далека от реальности, что послужило толчком для закономерного итога.
  - Хорошо, - Гарик проглотил слюну, в глаза Моники он старался не смотреть. - Неужели на Земле не было людей, которые вам отказали?
  - Конечно, были. Священники, фанатики, верующие просто хорошие или не доверчивые люди, но прелесть в том, что в окружении любого человека найдется один "менеджер", готовый его продать. Так что еще раз поздравляю, ты волей судьбы последний одушевленный на этой планете.
  - Я хочу знать кто вы? - Гарик набрался смелости и посмотрел на Монику. Кулаки Семецкого сами сжались, тело, получившее несоизмеримую порцию адреналина, было готово броситься в бой.
  - Я это ВЫ дурачок. Я всего лишь менеджер среднего звена. Прощай.
  Моника исчезла, просто вырезалась из пространства без лишнего позерства.
  Гарик остался один. Один! Он не стал выть, кататься по земле, проклинать себя. Он не сошел с ума, не начал истерично хохотать, не стал издеваться в порыве неконтролируемого помешательства над миллионами беспомощно стоящих фигур, каждой, из которой предстояло умереть от голода. Он задрал голову к небу и спросил.
  - Бог, где ты?
  - Я иду к тебе, я хочу тебя, я вливаюсь в тебя! Сейчас ты меня получишь! Не предохраняйся, сними контрацептив. Не жди ни секунды, срочно читай меня, это я - твоя эсэмэска!
  Телефон орал дурным голосом, какого-то полоумного дегенерата, а Гарик подпрыгивал на месте при каждом вопле исторгаемым трубой и не мог никак понять, откуда идут мерзкие звуки. Именно в этот момент он был максимально близок к тому, что бы шагнуть за грань разума, провалиться в безумие, более страшное, чем смерть. Ибо смерть только начало.
  Гарик затравленно замычал. Непослушные пальцы вырвали из плена брюк телефон, и крепко с ненавистью сжав, так что дорогая финская модель в стальном корпусе жалобно заскрипела, швырнули слайдер на асфальт. Телефон вопреки здравому смыслу, повел себя как мячик - отпрыгнул и завис напротив зрачков Гарика.
  Не удивляясь уже ничему, менеджер, закрыл глаза, постоял так с минуту, потом открыл и протянул руку к застывшему в воздухе телефону. Сообщение пришло от абонента со странным именем Сæрхъæн. Палец долго не нажимал на кнопку "ok", словно Гарик готовился поднять тяжелый груз, ноздри его раздулись, в глазах появилась отрешенность. Наконец он решился, белый текст на синем фоне долго не складывался в понятные буквы, а когда все же смысл послания дошел до его измученного разума, телефон затрясся в ватной руке...
  
  * * *
  Я рухнул на живот в маленькой комнате, старясь, что бы шум от моего падения не разбудил огненную русалку. Раскинутые руки едва уместились на полу, левая нога упиралась в светло бежевую стенку советских времен, таким образом, я пытался расслабить тело и снять нагрузку с почек. Квазимодо, почувствовав, что в комнату кто-то вошел, трусливо ругнулся из-под огромной клетки, накрытой одеялом. Гадская птица проснулась и теперь не успокоится, пока ее не расседлают и не зададут овса. Робкий мат, всего лишь разведка, перед бешенным натиском, могущим поставить в неловкое положение любого прораба.
  Меня же волновал натиск иного рода. Тело ныло, словно я всю ночь таскал мешки с мукой, а не занимался любовью. Легкая боль стучалась в висок, но она была ничем по сравнению с огнем, горящим в почках, вдобавок противный привкус крови в горле не становился меньше, организм замедлил процесс уничтожения, но пусть медленно все же умирал.
  Попугай тем временем усиливал напор, бессмысленные "кря" начали чередоваться с английским "f...you" и испанским "mierda del perro" , упертая птица была настоящим полиглотом и могла ругаться на сотне, если не больше языков, коварно отдавая предпочтение русскому мату, - птичка хотела есть. И все это под аккомпанемент неутихающей боли в почках.
  Я швырнул, ставшим универсальным оружием против домашних животных, тапкам в клетку, Квазимодо заткнулся, должно быть испугался, жаль не надолго.
  Медленно, что бы боль не стала совсем уж не выносимой рука потянулась к нижней полке стенки, там в глубине лежали заправленные шприцы с эликсирами, которыми я дал себе зарок пользоваться. Адское зелье, имеет сильную наркотическую основу и мгновенный эффект привыкания, сопровождающийся, если не принять повторно эликсир чудовищными болями в области сердца и печени. Принимать отраву, можно не чаще чем раз в пол года иначе мгновенный летальный исход. Компоненты, которые входят в состав эликсира, выходят из организма сто - сто пятьдесят дней, в зависимости от индивидуальных особенностей. Поэтому пользоваться ими целесообразно только в самых тяжелых случаях, когда стоит вопрос о жизни. Кроме того, наркотическая ломка, длящаяся весь период вывода из организма шлаков мутогена, сильно изнашивают психику, в это время легко подсесть на обычный героин, который чуть притупляет эликсирное голодание, но действую также разрушающе на ментальное тело ведьмака, как на тело человека. Словом - героин не выход. Бæркъа куыдз! Как не хочется принимать эликсир! Единственное ведьмачье пойло, которое не влияет фатально на здоровье тикисцæст, позволяющее видеть в темноте, однако сейчас вертикальные зрачки мне не к чему, разве только удивить Лису. Знак, отражающий магическое воздействие, к сожалению, помочь не может, он носит превентивный характер, а когда атака уже началась бесполезен.
  Шприц привычно скользнул в руку, игла, будто, сама нашла вену. Легкое жжение разлилось по левой руке и прошло очищающей волной по всему телу, мышцы напряглись стальными канатами и вся накопленная в организме гадость, исчезла, оставив после себя только пустоту, которая стремительно наполнялась энергией.
  - Курр-ва! Курр-ва-ва-ва! Курррр-ва!
  Начал орать очнувшийся пернатый.
  - Ты что на полу делаешь?
  - Отжимаюсь, - ответил я проснувшейся Лисе. И тихонько закатив шприц под кресло, поднялся.
  Рыжая стояла совершенно обнаженной. Роскошные волосы спадали на ее тяжелые налитые груди, полностью закрывая их, кончики доставали до изящно выбритого в виде буквы "Т" лобка, глаза на которые, каюсь, обратил внимание в последнюю очередь, таили в себе пляшущие угли. Она закусила нижнюю губу и хитро смотрела на меня, наматывая на палец апельсиновый локон.
  Какое все-таки выносливое существо человек! Только, что, сейчас! Я умирал, проклинал внезапную боль, не прошло и минуты. Наступило новое сейчас и я готов любить, несмотря на атаку и утомленность от предыдущей безумной ночи, шкала самооценки выросла еще на один пункт, или может я влюблен?
  - Ну раз отжимаешься, значит не устал.
  Она повернулась спиной, демонстрируя две мечты Тинто Брасса, "врешь макаронник - это мои булки" и подняла руками взрыв волос, огненные струи на секунду застыли в воздухе, полыхнули горящими стрелами и рассыпались по спине сплошной стеной рыжего янтаря.
  Я подхватил ее на руки, закрутил, стукнув пару раз, об ни в чем не виноватую мебель, что прошло не заметно для нас обоих, потому что губы уже боролись за любовь. Совсем не бережно, истово, мы падаем на сдавшуюся, скрипящую кровать, не видя и не слыша ничего вокруг, отдаваясь, друг другу с пылом новообращенных, точно открыли для себя, что-то неизведанное и боимся потерять.
  Все кончилось быстро и страшно. Быстро не потому что я не смог контролировать свое тело - мне было на тело наплевать: душа наслаждалось и не потому, что мы так сильно хотели испить друг друга, что почти сразу попали на вершину блаженства, все кончилось быстро потому что Лиса в одно мгновение превратилась в ледяную куклу, статичную, неживую. От неожиданности я конвульсивно дернулся и излил свое естество в уже безразличную оболочку. Лиса была жива, но ее душа, покинула, ставшее мгновенно осиротевшим тело.
  Звуки внезапно вернулись, обрушились на меня визгом бесновавшегося в клетке Квазимодо и шипением, застрявшей на пороге комнаты Сакли. Животные чувствовали беду и предупреждали меня, как могли. С улицы стали раздаваться противные звуки не справляющихся тормозов и сонма взрывов, словно несколько автомобилей, выехали с полотна голливудского режиссера лихого боевика, что бы взорваться на улицах Москвы. Я бережно накрыл, бездушную Лису одеялом и подошел к окну. Пох хозяйничал в городе.
  
  * * *
  Я коснулся правой рукой вытатуированного медальона на груди. Рисунок застыл заледеневшей кровоточащей коркой - значит, опасность усиливается с каждой секундой. Лиса!
  Свист воздуха, вольт и ножницы, промелькнувшие рядом с моим ухом. Обнаженная девушка стоит, покачиваясь на своих длинных, вызывающих зависть у подружек ногах, но в ее внешности нет ничего сексуального. Глаза запали, оставив только снежные белки, слюна обильно течет, капая на грудь и стекая на живот, только волосы горят все той же рыжей копной света. Свист ножниц, быстрый как мысль, словно на меня нападает тренированный боец, учившийся держать колюще-рубящие оружие с пеленок. Отскочил, книги радостно валятся с полок, когда плечо задевает стеллаж, одна из них успевает ударить меня по голове, краем глаза замечаю название "Герои умирают". Не выбивая парикмахерский хлеб, длинным хлестким движением, касаюсь точки над левым ухом моей возлюбленной. Успеваю подставить руки, ноги Лисы подламываются, она безвольно обмякает, моторика на пол часа выключена, а сама девушка погружена в легкий сон.
  Опять кладу ее на кровать. Сакля немым укором стоит на пороге комнаты, тряся шишкой на морде, и не решаясь войти. Правильно - я в бешенстве. В первую очередь потому, что не догадался сразу позаботиться о Лисе. Пох конечно учел возможность, что не все люди окажутся в его власти, и принял превентивные меры. Хорошо, что он не может сразу контролировать все освободившиеся от души тела, это вопрос трех, в худшем случае двух часов, еще час, как минимум ему понадобиться, что бы закрыть доступ осиротившим душам к своим телам. Если прикинуть Атака на меня началась где-то в восемь утра, сейчас только пол девятого. Сколько осталось времени? Пол часа уже прошло, три на то, что бы полностью клонировать себя в тела жертв, итого два с половиной часа. Эх, японский бегун Хреновато, действительно не важно бежишь.
  Дальше события понеслись смазанными вагонами метро. Я крепко связываю Лису ремнями, сделать это оказалось не так легко, как в книжных романах, но я справился, пообещав вырвать все суставы из поганого тельца Поха, когда доберусь до него. Набираю комбинацию цифр на своем сотовом телефоне. Когда пальцем вжимаю последний символ - решетку, потолок над моей головой расходиться, открывая тайный схрон. На верху у меня еще одна комната, о которой не знает ни кто. Она маленькая всего-то два на два метра и служит мне арсеналом. Несу из коридора стремянку и быстро достаю спец-куртку с чехлом для кошки, меч, револьверы и транквилизаторы. Порядок, полный комплект. Потом бережно поднимаю, связную, не очнувшуюся Лису. Не миндальничая, выкидываю оставшийся скраб на пол, коробки с патронами, точно нарочно рассыпаются на полу, ампулы, как живые скачут по углам - плевать! Я это делаю, на случай если Лиса проснется под контролем Поха и попробует выбраться. Где она мой враг знать не может, а вот управлять ей вполне способен. Еще одна комбинация цифр и потолок встает на место, заметить место стыка невозможно, не люди делали.
  Быстро набираю номер офиса. Мой визуально сотовый телефон, сделанный под обычную, хоть и дорогую финскую раскладушку, а если точнее абсолютно не сотовый телефон, мобильный для него лучшее определение, уникальная машинка. Типичный обыватель шапочно знаком с двумя основными видами сотовой связи GSM, CDMA, и возможно что-то слышал о сети 3G. Первые два формата связи и вырастающий из них третий, устаревшие, неэффективные в понимании ведьмаков стандарты коммутации были открыты еще 1935 русским академиком. Для их функционирования необходимы станции - соты, а не космические спутники, как думают где-то в глубинке романтично настроенные пенсионерки, кроме того, каждый телефон в сети идентифицирует своего владельца не только по данным заданным при регистрации, но и с точность до десяти метров позволяет определить координаты объекта не местности. Технология, реализованная в ведьмачьем телефоне, позволяет общаться напрямую без базовых станций и что важно абонента не возможно засечь и прослушать, во всяком случае, пока это никому не удалось, иначе наша организация давно попала бы под контроль спецслужб. Еще один неоспоримый плюс: мой телефон не выжигает мозги и не вызовет рак крови.
  В офисе трубку не снимают - ожидаемо. Набираю еще три известных мне номера московских ведьмаков, бесполезно, а за рубежом никого не знаю. Похоже, я остался единственным одушевленным в Москве, если не считать идиота, продавшего первым Поху души. Груз ответственности гнет мое существо, становиться страшно, по-настоящему страшно, хочется не убежать и спрятаться, я понимаю, что это невозможно и это меня добивает. Я хочу иметь возможность спрятать голову в песок и самому сделать выбор. А какой есть выбор у меня? Не пугайте страуса - пол бетонный.
  Нервничая, набираю четвертый и последний номер моего друга, побратима Радиона, с которым я заканчивал спец - школу, в трубке вместо гудков раздалась мелодия "Déchiré" , что в принципе не возможно, поскольку Радион терпеть не может французского языка, кроме того, в наших спецтелефонах, настройка гудка просто не предусмотрена!
  Мои пальцы, сжимавшие трубу, похолодели, сердце громко ухнуло и сжалось до размеров пятикопеечной монеты, хотя билось, с силой баскетбольного мяча о деревянный пол, из динамиков с надрывом лилось:
  Déchiré!
  Déchiré!
  Déchiré!
  Déchiré!
  Déchiré!
  Je suis un homme partagé
  Déchiré
  Entre deux femmes que j'aime
  Entre deux femmes qui m'aiment
  Faut-il que je me coupe le coeur en deux?
  Déchiré! Déchiré! Déchiré!
  И когда голос не забытый! Черт бы его побрал - родной! Доказывающий, что старая любовь никогда не проходит, ее можно только спрятать подальше, застроить блоками памяти, закрасить равнодушием, но уничтожить невозможно. Голос, в чем-то детский, наивный и чистый, голос настоящей Суки, разрушил все мои стены, обнажив душу, лишив последнего спокойствия, я остался один на один с моим прошлым настоящим и умирающим миром, на который мне было наплевать. Возможно, на это и было задумано кем-то предусмотрительным, мудрым, рассчитывающим на мое прошлое, как на лишний козырь, как на еще один шанс утопить для своих целей мир в бездушии. Возможно? Наверняка! Но мне было все равно, я впал в апатию, пораженный открывшимися во мне страстями.
  - Привет Геральт!
  
  ***
  Flashback 3:Тогда, что это? Наше с тобою лето...
  
  - Скажи, зачем ты сбрил бороду? - девушка с ясными зелеными глазами, изумрудный цвет которых подчеркивали рассыпавшиеся по спине волосы цвета платины, перевернулась с живота на спину. Купальник плохо скрывал великолепную грудь с напряженными острыми сосками.
  Я решился, напустив на себя как можно равнодушный вид, с некоторой ленцой, плохо скрывающей дрожь, медленно произнес:
  - Мне казалось что, мы будем целоваться...
  Я не успел договорить, губы, слаще которых я никогда не пробовал, медовой паутиной накрыли мои. Я целовался жадно взахлеб, не в силах оторваться от пьянящего чуда, мое тело окликалось каждой клеточкой на ее ласки, меня накрыла такая волна неуместной нежности к этой, по сути, почти незнакомой девушке, что я испугался. На глаза стали сами собой наворачиваться слезы, никогда прежде я не испытывал подобного. Волосы щекотали мои плечи и лицо, вызывая волны мурашек, штурмующих загрубевшую душу. Я пропал. Весь мир сузился до этих божественных губ, я целовался, забыв обо всем, грязный пляж перед изгаженной речкой, в которой все же купались энтузиасты идиоты, становился для меня с каждой секундой самый лучшим местом в моей жизни на этой земле. Мы бы наверно так бы и продолжали обмениваться поцелуями, если бы не неделикатное, нарочитое кашлянье раздавшиеся откуда-то сверху.
  - Влюбленные! - сверху на нас весело смотрела пожилая женщина. Ее руки сжимали в руках тележку с прохладительными напитками и орешками. - Остудиться не желаете? Вода и пиво ледяные, только что из холодильника.
  Я вопросительно взглянул на Нику. Девушка смотрела почему-то насмешливо, огромные глаза искрились плохо спрятанным смехом и какой-то потрясающей нежностью, я утонул полностью и бесповоротное, раньше я был уверен, что любил. Теперь та суррогатная любовь, когда-то искренняя и болезненная, казалось душным лживым сном. Я утонул в ее очах, я еще не верил, не хотел пропадать, обманывал себя, но уже любил.
  Продавщица какое-то время постояла над нами, так и не дождавшись ответа, пожала плечами и покатила тележку дальше, распугивать отдыхающих.
  - Поехали ко мне? - прошептал я ей на ухо, сжав в объятиях.
  - Нет.
  - Поехали, - будто не слыша ее, повторил я.
  - Нет, не могу.
  - Поехали. - Мои пальцы целенаправленно бегали по ее позвоночнику, нажимая на нужные точки, нежными прикосновениями вызывая дрожь ее тела. Но оно и так плавилось как воск, я физически чувствовал исходящее от нее желание. На секунду, оторвавшись от объятий, я провел рукой по ее щеке.
  - Поехали, я хочу тебя...
  - Я вижу, - Ника задорно улыбнулась. - Плавки тебе явно не по размеру.
  С трудом, сдерживая себя, что бы не сорвать с нее легкомысленный купальник, я лег на живот.
  - Почему ты не хочешь ко мне ехать? - Ника почувствовала в моем голосе обиду. Она легла рядом и стала медленно поглаживать спину, лишь усугубляя жар поедающий меня. Это была не просто похоть, одно дело желать кого-то чуть ли не до безумия, но все же на задворках сознания контролировать себя, ведь какой бы яростной не была страсть, ее можно погасить другой страстью. Мужчины устроены просто, стоит облегчить плоть, как голова становится ясной, а предмет страсти перестает волновать, хотя бы на какое-то время. Тут было все иначе, я желал не только ее тело, но и душу, я хотел жениться на ней, я хотел детей от этой непонятной, незнакомой, но такой родной девушки, я любил ее спустя три дня после знакомства и не мог признаться себе в этом.
  - Зачем ты меня поцеловала? - спросил я, стараясь, что бы голос звучал холодно.
  - Мне просто очень захотелось. - Спокойно ответила Ника. - Понимаешь... Если я так просто сдамся, ты не будешь ценить меня. Посчитаешь, что раз я настолько легкомысленна, то могу так же просто поехать к кому-то другому. А это не так. У меня в голове туман, когда ты меня обнимаешь, целуешь, тело готово просто взорваться в экстазе и если тебе это доставит радость, то ты, просто сжимая меня в объятиях, уже подарил мне высшее наслаждение. Понимаешь? - она лукаво улыбнулась, показав розовый язычок. - Мне самой очень хочется заняться с тобой любовью, видишь, как я откровенна? Но я не могу себе это позволить, я человек и должна контролировать свое тело...
  - Ника! Солнышко! Да я ничего такого бы не подумал. Я достаточно о себе высокого мнения, что бы быть уверенным в твоем исключительном отношении к моей персоне...
  Она накрыла мои губы умопомрачительным поцелуем.
  Помню, когда я вернулся домой, все тело стонало от нерастраченной мужской силы, не помогли тренажеры, отжимания, спарринги.
  А потом конечно все случилось. Ночью под музыку Notre Dame de Paris, заглавная тема Belle, стала нашей одой любви. И было три месяца сумасшедшего счастья, настолько острого, что ни жалко было после испытанного умереть. Короткий свист опускающегося клинка и загривок ощущает прикосновения холодного лезвия судьбы, так мое счастье было обрублено одним махом, пятью шаблонными словами:
   - Я должна была тебе сказать...
  А дальше возможны варианты. После этой фразы любой влюбленный мужчина понимает, что ТАК уже не будет. И я понял и сделал жалкую мину при плохой игре, отчаянно пытаясь выдать ее за хорошую понимающую равнодушную физиономию. Прошло семь лет, нелепых лет, наполненных работой и мечтой, несостоятельной мечтой, прожитых с оглядкой в прошлое и где бы, я не услышал песню Belle, мне становилось плохо. Пока я не встретил Лису. Такую похожую на нее, и такую другую, но ставшую родной. Она вытравила из меня яд прошлой любви, не насильно, органично незаметно и поразительно мгновенно. Первый раз за семь лет, проснувшись, моя первая мысль были не о Нике. Я забыл ее...
  
  * * *
  Как оказалось, нет... Семь лет не остудили мою память. Я не отвечаю на ее приветствие, просто молча жду, пока она скажет что-нибудь еще.
  - Любимый, что же ты молчишь?
  Обращение больно резануло по нервам, так что я заставил себя усмехнуться.
  - Что с Радионом?
  - Милый, ты такой холодный! - Ника рассмеялась, но как-то странно, не радостно и не зло, вынужденно, через силу.
  - Что с Радионом?
  - Вот поэтому мы и расстались Геральт, ты всегда был хамом. - Ника помолчала, давая мне, возможность вставить слово, я бы с радостью ответил ей, но язык заплетался, единственное, на что я сейчас способен это говорить односложными фразами.
  -Что с Радионом?
  Ника вздохнула и опять, вздох получился фальшивым, наигранным.
  - Мы торчим тут в одиночестве, в окружении кучи страшных острорежущих железок и не знаем, чем заняться...
  Я с ужасом понимаю, что не знаю, что делать! Единственный способ остановить Поха - убить, точка возвращения пройдена, похититель душ даже если захочет, не сможет остановиться, процесс пойдет самостоятельно и если Пох откажется в нем участвовать, то просто будет уничтожен инфернальными силами, и тела людей останутся бездушными, что бы сгнить в беспомощности через две три недели. Но я не смогу убить Нику!
  - Не переживай, - слышу издалека свой голос. - Скоро я приду и развею твою скуку.
  - Поспеши любимый, а то твой меланхоличный приятель, мне уже надоел. Лежит хам весь крови не шевелиться, девушку не развлекает в твоей компании ему будет веселее.
  - Я уже иду с подарком.
  - Каким? - Ника позволяет себе проявить легкий интерес.
  - Эксклюзивный заказ, специально для такого случая берег, сердце Ника, сердце, склеенное по кусочкам...
  - Прекрати нести эту банальщину, - голос Поха усталый, вялый.
  - Как же так Ника? Что с тобой случилось, ты не имела никакого отношения к тихим?
  - Зато ты имел.
  - Я убью тебя Пох, ты просто не оставила мне шанса.
  - Я не Пох милый, для тебя я Ника любимый, семь лет я ждала...
  - А вот теперь ты заткнись и слушай! Твоя, правда мое больное во всех смыслах сердце не имеет к тебе никакого отношения. У тебя только один мизерный шанс, ты должна сейчас назвать мне своих хозяев, вместе мы решим, как исправить ситуацию, есть один способ. Будет трудно Ника, ты погибнешь в любом случае, но люди, миллионы невинных людей Ника, останутся живы! - я ору на нее, прекрасно понимая, что ничего не добьюсь.
  Ника отвечает прошлым, наносит беспощадный удар, сбивающий мою возрожденную уверенность с глиняных ног. Я как наяву вижу, как она стоит обнаженная на краю крыши, волосы развиваются штормовым предупреждением за ее спиной, три изуродованные обезьяны позади нее на миг прерываются терзать души, освобожденные от страшной ноши, а Ника, раскинув руки, поет.
  
  Les oiseaux qu'on met en cage
  Peuvent-ils encore voler?
  Les enfants que l'on outrage
  Peuvent-ils encore aimer?
  
  Отключаюсь. Ситуация осложнилась до предела заложником, вернее двумя заложниками и один из них я.
  Медальон выдает стабильный холод, опасность высасывает из меня силы, лишает уверенности. Ни хрена! Я высовываю язык и до боли напрягая мышцы лица рычу, торчащую в дверном проеме кошку сносит под ванну, не перестающий ни на секунду ругаться в клетке пернатый, наконец затыкается на своем любимом слове "курва". Упражнение разгоняет кровь, пульс становиться ровным, уверенность в силах возвращается, ярость опять набирает обороты.
  Понятия не имею, кто ворвался в мою жизнь, коверкая ее, кто поставил меня перед выбором между злом и большим злом, кто заставил заново переживать поражения, кто? Ну, будь ты хоть сатана, я заставлю тебя жалеть падаль, я раздавлю тебя лживая гадина! Последние слова я ору в слух, концентрируя в себя заряд положительной ненависти, напротив меня зеркальный шкаф купе взрывается, миллионами осколков не выдержав направленной агрессии. Становится немного легче.
  Я касаюсь рукой груди.
  Татуировка - медальон последний шанс, довод королей. Две руки рисующие друг друга, не просто символ ведьмачества, привычный детектор опасности, но и еще артефакт невиданный силы, убивающий своего обладателя после использования, поскольку работает напрямую с душой ведьмака, истончая ее, высасывая не только жизненную силу, но и уничтожая миры, творимые подсознанием. Ввергая, дерзнувшего использовать артефакт в чужие миры, подвергая чудовищным пыткам, сравнимым с пребыванием в христианском аду. Поэтому использование артефакта таким иезуитским образом можно было пересчитать по пальцам. Только иного способа вернуть в пустые сосуды, бывшими людьми, души не существует. Единственное заклятие, единственный, доступный артефакт, отменяющий любое магическое вмешательство - татуировка на моей груди. И меньше ста пятидесяти минут, что бы активизировать медальон. И конечно возникает пресловутое слово "Только", "Но", "Если" выбирай любое, не ошибешься, как же без него. Только мне нужен человек, с которого началось победное вторжение Поха и я не представляю где его искать. Радует одно, заваривший всю эту кашу жив, Пох скован собственной магией, запрещающий убивать "продавца душ", пока процесс клонирования не будет полностью завершен. Мне надо найти эту сволочь, приволочь к Похитителю Душ и заставить отдать проклятые деньги, с последним, думаю проблем не будет. Обманутый Похом дурак, сам будет счастлив хоть как-то помочь исправить ситуацию. Это лишь первое препятствие - найти продавца.
  Второе - активизировать медальон можно только на крыше здания, которое выше двухсот метров. Насколько я знаю таких монстров в Москве всего два: "Триумф-Палас" и МГУ . На крыше одного из них будет находится Пох в окружении наспех, собранной свиты и трех обезьян, нужных ему для управления освободившимися сосудами. Каждое животное отвечает строго за контроль над одной функцией. Одна обезьяна заставляет людей, активируя память тела видеть, что хочет Пох, другая слышать, третья вопреки притче, двигаться.
  Третье препятствие. У меня никогда не получалось активизировать татуировки в реальном мире, не уверен, что смогу раскочегарить медальон на шее, это значит что придется принять еще один эликсир перед попыткой. Двойная смерть! Принятая дважды за один день ведьмачья отрава, скрутит мои внутренности и взорвет их прямо в желудке. После того как я выпью эликсир будет не более десять минут, что бы активизировать медальон-тату.
  И, наконец, четвертое "Только": только я совсем не планирую умереть, нет во мне самопожертвования ни капли. Можно найти еще кучу возражений, тормозящих принятие решения, но песчинки отсчитывают оставшееся время, каждая секунда для меня звучит колокольным звоном, так что уши готовы взорваться.
  Еще Ника...
  Итак, по порядку:
  - Найти продавца. Почти невозможно.
  - Угадать на крыше какого здания находится Пох, и добраться до места. Шансы пополам.
  - Перебить неповинных людей и уничтожить Поха. Почти невозможно.
  - Активизировать медальон - тату. Почти невозможно.
  - Остаться в живых. И по возможности спасти Радиона. Невозможно.
  - Разобраться в себе. Невозможно.
  И сто сорок минут в запасе...
  
  * * *
  Лифт не работал. Я свешиваюсь вниз и зависаю на перилах, что бы одним махом преодолеть пять этажей. Сакля в ножнах на спине орет, предупреждая собравшихся внизу пассивных бездушных посланных по мою душу. Толпа оживает и дружно топает вверх. Красиво подтягиваюсь и пинаю кошку, в ответ слышу рассерженное шипение, к черту мохнонога, бегу в квартиру. Бросаю мимолетный взгляд на потолок, вроде все чисто. Единственное что я могу сейчас сделать для Лисы, побыстрее разобраться в ситуации, хотя сам понимаю, как это дико звучит - Разобраться! Очень надеюсь, что бездушные ее не найдут, Похититель Душ просто не способен контролировать всю Москву, пока не способен. Сердце, как-то странно давит, целых пять секунд борюсь с желанием остаться и устроить бездушным кровавую баню. Увы, они ни в чем не виноваты и даже если бы я принял бой, ресурсы Поха воистину неограниченны, Москва почти вся ее. Мне Лиса дороже этих людей, я бы мог отключить одним мысленным поворотом все эмоции, и рвать на куски, лишаясь остатков человечности но, начав бой здесь, я приму условия Поха и проиграю, а значит, погибнет Лиса, родители, друзья, весь город.
  Пернатый, встречает мое возвращение залихватским воплем на тему искусственного оплодотворения сексуальных меньшинств.
  - Что б тебя бездушные оголубили!- В сердцах кричу птице и открываю окно. Внизу спокойно. Мой переулок тихий и камерный почти не затронут катаклизмом. Несколько человек застыли выключенными куклами, сверху они выглядят манекенами, но я знаю точно, стоит мне появиться на улице, они превратятся в зомби, послушные воле Поха. Высматриваю свою машину, на счастье никто в нее не врезался. Жму на кнопку брелка, железный конь послушно мигает фарами, приглашая прокатиться.
  Птица пикирует на мое левое плечо, умный пернатый научился самостоятельно открывать клетку. Это становиться пошлым.
  - Где перепонки, кожаные крылья и уши Микки Мауса? - спрашиваю я попугая.
  - Курва! - меланхолично отвечает птица и спокойно гадит на куртку.
  Чертыхаясь под звуки ломаемой двери, перелезаю через подоконник и падаю вниз. Пока лечу, успеваю подумать о Лисе, оставлять ее страшно, но выхода нет. У земли активизирую знак æнцонуаргъ и спокойно встаю на ноги. Подлая Сакля за спиной обмачивается, сразу становится тепло и пахуче. Квазимодо не отстает, с недовольным карканьем он пристраивается на свой насест. Если Саклю я специально взял с собой, то пернатого в мои планы брать не входило. Гадская птица.
  Бездушные начинают шевелиться, на всей улице их не больше десяти тел, остальные сейчас вакханалят в моей квартире. Не успеют. Я добегаю до машины и трогаюсь до того, как Пох успевает отдать им приказ. Из моего окна вываливаются несколько тел. Резко бью по тормозам, Квазимодо на плече обиженно каркает. Словно кто-то включил режим Slo-mo из фильмов Джона Ву, я смотрю, как люди медленно, почти не переворачиваясь в воздухе, летят к асфальту. Успеваю заметить, что перед смертью Пох возвращает им души, глаза несчастных становятся осмысленными и даже на миг понимание смерти наполняет их черной тоской, прежде чем серый бетон разбавляет алая кровь. Сердце мгновенно подскакивает к горлу, глаза застилаются красным туманом. Нет, перевожу дыхание, Лису конечно не нашли. Пох показывает мне что зол, что в ее власти жизни людей, что готова разбить столько сосудов, сколько потребуется, что бы добиться своей цели. Но они и так уже мертвы, если ее не остановить. Какая у нее сила, нет не сила, а запредельная власть, что бы взять под контроль город, с населением более двенадцати миллионов человек нужна дьявольская мощь и сжигающая душу цель. Даже не могу представить мотива достаточного для такого шага. Но жребий брошен, Пох руководствуясь своими соображениями, погубил тысячи людей, а я просто хочу спасти своих родных и мне наплевать на остальное человечество, ведь оно не заплатит, ведьмак я или где?
  Зоопарк на моем теле ругается, как умеет. Сакля выбралась из ножен и устроилась на заднем сидении, попугай с ненавистью рассматривает ее с моего плеча, оба периодически огрызаются, как две шавки на рынке.
  Куда ехать? Два здания, где может находиться Пох и Гугол вариантов, где может шляться продавец. Мысль озаряет внезапно, со всей строгостью институтского стишка: "хорошая мысля, приходит опосля". Торможу возле сквера, недалеко от Покровки. Пох успел натворить здесь дел. Взгляд выдергивает картины погрома, безошибочно реставрируя события, образ и вот трамвай врезается в легковушку, образ и несколько машин, не остановившихся на красный сбивают пешеходов, образ собака бегает возле застывшего хозяина жалобно повизгивая, не понимая почему человек не подает признаков жизни. И пожары, горят машины, на не выключенных плитах воспламеняется газ, раскаленный утюг, занесенный над кофточкой еще один факел в соломенное царство, бывшее недавно Москвой. Что не удалось завоевателям удастся Поху, обездушенные не успеют даже умереть от голода, Москва просто сгорит.
  Пальцы неестественно сгибаются в знак фæсидт.
  Она, маленькая неопрятная старушка в выцветшем цветастом платке, падает на сидение, машина немного прогибается правым колесом, настоящий вес гошего килограмм сто пятьдесят, один хвост - сплошной иридиевый гриф. Мельком бросаю на нее взгляд, это не тот гоший с которым я свел знакомство, та бабулька старше и глаза мудрее, эта же с такой веселой хитринкой и ложным все пониманием во взоре, которое на самом деле (ох, ненавижу словосочетание "на самом деле") бывает у людей заведомо глупых и подлых, но Гоший не человек.
  Старушка попсово переигрывая, шамкает и произносит ритуальную фразу.
  - Чего надыть?
  - Помощи, - я краток, потому что в это момент Пох наконец сумел скоординировать облаву. Несколько бездушных резко просыпаются и бегут к моей машине. Никого не хочу сбивать, если даже моя авантюра удастся люди, погибшее по вине Похитителя душ, не воскреснут.
  - Знаю в чем твоя проблема, ты с бабами своими разобраться не можешь, - старушка произносит это с видом глубокой озабоченности и голосом Глеба Жеглова. Я отвечаю ей яростным взглядом, обвинение несправедливо, нить ситуации давно не в моих пальцах, но гоший невозмутим, он поправляет платок и твердо произносит, - мы не воюем.
  - Да ну? - деланно удивляюсь я. - С каких пор? Ладно, вопрос риторический, мне нужно другое, - с секунду молчу, ожидая следующего вопроса, но Гоший не спешит его задавать. Пожимаю мысленно плечами. - Мне необходимо найти продавца и в нужный момент доставить его к месту расправы над Похом, - ловлю ироничный взгляд старческих глаз. - Продавец должен иметь при себе деньги, полученные от Поха. Кроме того, мне нужно знать, где находиться сучка, возомнившая себя Похитителем душ. И наконец мне надо, что бы вы телепортировали меня к ней.
  Гоший не стал делать вид, что не понимает о чем идет речь, все разумные начиная дельфинами и заканчивая моей кошкой знают, что стряслось, другое дело, большинству просто наплевать, а другая часть пока тихо радуется, надеясь занять освободившиеся площади, не удивлюсь если появятся другие игроки, способные попортить кровь Поху и осложнить жизнь мне, хотя куда уж хуже представить сложно.
  - Ты просишь много, - бабулька покачала головой, платок с нее съехал при очередном кульбите и Гоший стал похож на мультяшную бабку-ёжку, та же взлахмоченная прическа, тот же нос крючком, всёпонимание из глаз куда-то срочно ретировалось.
  - Не больше чем нужно, - отрезаю я. - И не больше чем невозможно.
  - У твоей сучки хватило пороху на всю Москву, не похоже, что она возомнила себя кем-то, скорее ты переоценил свои силы.
  - Она не моя!
  Медальон обжигает холодом, пригибаюсь за секунду до выстрела, короткая автоматная очередь прерывает наш разговор, когда я затормаживаю возле поворота на садовое кольцо. Лобовое стекло дождем льется мне за шиворот, из Гошего толчками выплескивается кровь, три дырке в груди и одна в горле, серьезное ранение даже для древнего существа. Но старушка, почти не морщась, мгновенно затягивает раны, видать мне попался не рядовой Гоший, кто-то из шаманов.
  Кидаю взгляд назад, как там мой зоопарк? Сакля давно уже под сидением писается со скорость станкового пулемета, скоро чувствую, аж нос закладывает, наш след можно будет взять по стойкому, видному невооруженным глазом моче-смогу. Квазимодо забился в угол и тоже не отстает от своей товарки, зеленая кучка размазана по всему сидению, вид у изумрудной птицы донельзя несчастный, пернатый даже не ругается, лишь клюв беззвучно съезжается и разъезжается, словно двери лифта. Точно придется счистку салона делать...
  - Ты понимаешь, что нам не выгодно помогать? - старушка зло смотрела вперед, крючковатый нос загнулся еще сильнее, сквозь образ пожилой женщины стал проступать истинный вид Гошего, точно одну картину спрятали под другим полотном. Сейчас рядом со мной сидело существо гораздо более мудрое и старшее чем я и пожалуй враждебное. Плевать! Я оторву ему хвост и заставлю сожрать, а самого Гошего прибью дома к стене в качестве охотничьего трофея, если он откажется выполнить мою просьбу - исполнить данную клятву.
  - Не знал, что среди Гоших есть клятвоотступники, - мои слова заморозили воздух.
  - Не надо вешать человеческие клише. Среде нас нет предателей, мы единый народ. И прежде всего служим себе, интересы рода важнее любых клятв и обязательств.
  Мои пальцы яростно сжали руль, я еле сдерживаюсь, что бы на месте не убить Гошего, кажется старейшины были не так уж неправы настаивая на геноциде всех разумных конкурентов человека. Стервятники! Старушка улавливает мое состояние, инстинкт самосохранения присущ всем разумным, она поспешно говорит:
  - Не мы создали проблему, это ваш вид постоянно пожирает сам себя. Ни одно разумное существо не уничтожает себе подобное, только человек.
  - У меня нет времени на то, что бы слушать прописные истины, вы нарушаете клятву?
  - Так повелось из века в век, - чуть помолчав, ответил Гоший. - Мы спокойно жили в своих лесах, когда вы стали вырубать их для собственных нужд, сужая наш ореол обитания. Вы вынудили нас перебраться в города, приспособится под ваши нужды, вы травите нас химикатами, уничтожаете свой тягой к разрушению, сковываете клятвами - вы рак земли, мы ненавидим вас, но как жук - хъæндил, питающийся раковыми клетками, мы живем вами.
  - Так вы поможете? - устало спрашиваю престарелого лешака.
  - Да, но не жди от нас всего, что запросил. Во-первых, мы не станем телепортировать тебя к ней, это не обсуждается, - видя, что я собираюсь возразить, покачала головой старушка. - Во-вторых, мы не знаем точно, где находится Пох, полагаю, ты уже вычислил, что она может быть только в двух местах. Что касается просьбы по поводу продавца, мы ее выполним и будем свободны от клятвы.
  - Это не совсем то, что я ожидал.
  - Это все, что мы можем тебе дать.
  Старушка смотрит прямо, твердо, глаза молодые светлые, почти белые выдерживают мой дикий темный, наполненный гневом напор.
  - Как только ты произнесешь уæйгæнæг, продавец появиться рядом с тобой, - Гоший достал из кармана горсть семечек и начал демонстративно грызть, показывая, что разговор окончен.
  Молча торможу возле подземного перехода, хотя Гошему все равно где выходить, срабатывает привычка. Старушка споро вылезает из машины, и не скажешь, что ей более двухсот лет. Не смотрю вслед, резко вдавливаю акселератор и с визгом горящих шин мчусь дальше. Хорошо, что сейчас суббота, машин не так много, пока удается объезжать.
   Итак, по порядку. Где Пох могла найти необходимых для обряда обезьянок? Да где угодно, но удобнее всего в зоопарке. Я достал телефон и вышел в Интернет, быстро просмотрев новости за последние дни, свежие не обновлялись, просто было некому следить за событиями в мире, нашел нужное сообщение. Два дня назад из Московского зоопарка пропали три обезьяны.... Дальше читать я не стал. Значит, Пох добыл приматов именно там. Из бардачка достаю карту, что там у нас получается? Так Триумф ближе к зоопарку, решено, еду на Сокол. Понимаю, что мои предположения не стоят и выведенного яйца, но у меня просто больше не откуда почерпнуть информацию, пожалуй, семьдесят процентов из ста, что я окажусь правым, и Пох находится на крыше Триумфа - хрен ей, а не триумф!
  На дороге сплошные заторы, хорошо еще, что день выходной, машин не так много есть возможность для маневрирования.
  Пох пока плохо контролирует Москву большинство бездушных даже не пытаются задержать меня и пока еще ни одна машина не идет на таран, но это временно. Одна атака уже была, значит, будут и другие. Главное проехать, как можно дальше. Единственное, что радует это заставшие изваяния продавцов полосатых палочек, но даже обездвиженные, лишенные души они все равно пытаются калядывать.
  Садовое кольцо чадит десятками столкнувшихся машин, возле метро Сухоревская приходится притормаживать: невесть откуда взявшийся башенный кран рухнул посреди улицы, придавив собой несколько автомобилей и полностью перекрыв улицу. Объехать препятствие не представляется возможным. Выхожу из машины, подхватываю забившуюся под сидение Саклю, попугай сам садится мне на плечо и бегу что бы быстрее преодолеть препятствие, медальон на шее начинает наливаться холодом.
  Не меньше сотни мужчин и женщин бегут ко мне, видать Пох успела поработать, в руках мелькают обрезки труб, ножи, палки, у одной девушки я замечаю веник. Мне не смешно. Из боковых улиц показываются новые преследователи, они радостно ревут мое имя, среди вновь прибывших виднеются милиционеры, размахивающие табельным оружием - скверно. Москва стала гигантской ловушкой, персональной мышеловкой и все ради меня, ну может еще двух трех несчастных, которые не имеют ни малейшего представления о происходящем. Возможно, они уже попались? Вряд ли, иначе меня бы не преследовали, ради только спортивного интереса. Кто-то из них точно на свободе, невольных виновников, царившего хаоса. Смотрю на часы, минутная стрелка летит, как секундная, предавая своего хозяина. Два часа! Всего сто двадцать минут, каждая из которых ничтожный шанс спасти не много ни мало Лису и моих близких, а мир пусть идет в жопу!
  Складываю пальцы в знак, ближайших преследователей сбивает с ног, но остальные напирают смертельный волной, движимой волей Поха. Надо бежать. Какая-то сволочь довольно метко стреляет, пуля выбивает асфальт чуть впереди меня. Времени узнать, кто там такой "Ворошиловский" нет. Добегаю до первой попавшейся целой машины, за препятствием, рывком выкидываю начавшего тянуться ко мне бездушного и рву по газам. Преследователи отстают, но Пох теперь располагает информацией, где меня искать, глаза и уши бездушных работают на него.
  Сразу два "Хаммера" оживают, когда я проношусь мимо на трофейной десятке. За ними начинают оживать другие автомобили, в которых водители остались живы. Не проходит и пяти минут, а в зеркале заднего вида уже самые настоящие гонки на выживание, мое выживание. За мной несутся все машины, которые могла рекрутировать Пох, от разбитых отечественных рыдванов до машин монстров стоимостью за сотни тысяч евро, ничего не скажешь, хорошо работает Ника, сила у нее необычайная, только такие способности не возможно поднять одному даже самому талантливому колдуну. Такая сила может быть только заемной, а вот от кого вопрос другой и ответ на него абсолютно не очевиден.
  Машины начинают оживать и впереди меня, несколько секунд жалею, что не взял автомобиль побольше, мощнее, но времени выбирать мне никто не дал.
  Единственное, что меня пока спасает это чуть замедленные рефлексы у лишенных души тел, я успеваю затормозить объехать препятствия - они нет. Позади постоянно слышаться взрывы и звуки столкновений, на которые проще не обращать внимания, отдавая всю концентрацию дороге.
  Оживший по ходу движения джип подставляет под удар бок, не успеваю ни объехать, ни затормозить, отбрасываю его привычным знаком и ощущаю легкий укол в сердце и почки - слишком большая нагрузка на организм. Металлического монстра сдувает, как пылинку, он кувыркаясь останавливает еще несколько охотившихся на меня автомобилей, расчищая мне дорогу.
  Я уже почти доезжаю до Ленинградского проспекта, когда понимаю - дальше не проехать. Машины лежат друг на друге сплошной непреодолимой стеной. Дорога впереди разрушена, асфальт нелепо топорщиться, обнажая черно-серые внутренности, вокруг полно проснувшихся бездушных.
  Разжиться бы мотоциклом, но как назло ни одного не видно, а время тает, словно сахарная вата во рту, только от ваты сладко, а каждая потраченная секунда седой волос в моей голове и скальпель, обрывающий тонкий волос мизерного шанса спасти своих и чужих конечно.
  Вижу красную букву "М", бегу к ней доставая на ходу револьверы, несколько бездушных отлетают изломанными куклами, когда пытаются преградить дорогу, мне нет до них дела, жалось, похоронена в тот момент, когда на карту встала жизнь моих родных, пытаюсь цинизмом заглушить ужас, за то, что приходится делать.
  На одном дыхании, перепрыгиваю турникет и сбегаю вниз по застопорившемуся эскалатору, про себя молюсь всем богам, что бы внизу стояла электричка. В голове у меня сидит одна идея, которая не так уж трудна к воплощению, если только... Вот этих если, опять вагон и маленькая тележка. Бездушные безучастны к моим переживаниям.
  Сакля бьется об мою спину, точно мешок с дерьмом, она уже даже устала выпускать когти, только рычит при каждом ударе.
  Бинго! Электричка в сторону Сокола стоит на месте, двери распахнуты, заходи не хочу и толпа не людей двойников, которым мог бы позавидовать музей восковых фигур.
  Как назло подлец Квазимодо вспорхнул с плеча, ругаясь, точно отбивший молотком палец прапорщик, полетел в сторону эскалатора. Бегу за ним, хотя рука тянется к револьверу, пернатый конечно без меня не пропадет, с таким-то литературным лексиконом, но жалко оставлять скотину бездушным. Каламбур получился, не справедливый, душа-то у птицы шикарная, бездонная русская душа.
  Попугай, не обращая внимания на мои увещевания: сулящие страшные муки и бесценные подарки, в виде персонального вольера и самки, летел вверх к выходу. Какая моча ударила в голову кошачьей сыти, ореховому мешку - не знаю, но мое больное колено категорически отказывалось участвовать в марафонском забеге. На мое счастье Пох начала потихоньку брать под контроль метро: один из бездушных, одетый в черную косуху и черные кожаные штаны - неформал, случайно не упавший с экскаватора, резко выпал из всеобщего оцепенения и на лету пленил верещащего Квазимодо.
  - Спасибо мужик! - искренне благодарю его и бью незадачливого рокера под дых. Пох постарался, души во всей Москве нет в теле ни одного человека, если не считать меня, но я не совсем человек и продавца, зато рефлексы и болевые ощущения никуда не делись. Неформал прогибается и разжимает кулак с обиженной птицей. Грубо перехватываю пернатого и скатываюсь вниз.
  Радость от того что Пох начал контролировать метро, существенно меркнет, когда я смотрю вниз. Образовавшаяся куча из тел людей, начинает шевелиться, десятки переплетенных конечностей силятся одновременно подняться, изображая из себя гигантского, но очень недалекого спрута. Одним махом перепрыгиваю живую стену тянущихся ко мне рук. Жестко приземляюсь, коленная чашечка дергает острой болью, наверно повредил мениски, до сего момента молча страдающая в ножнах Сакля, негодующе рявкнула и постаралась меня приободрить, выпустив когти, которые я почувствовал даже сквозь бронированную куртку.
  Меч свистит в руке, стекло крошиться, открывая дорогу в кабину машиниста. Работник метрополитена, не шелохнувшись, сидит на своем стуле, перед ним пульт с множеством непонятных рычагов и кнопок, но это как раз не страшно, кладу руку ему на затылок...
  Медальон запоздало отмораживает шею, если выживу, обязательно получу ангину, а мое тело выдергивает какая-то безликая сила и мощно кидает на бетонный пол метрополитена, успеваю почувствовать, как из ножен выпрыгивает Сакля, из глаз сыпятся искры, рот наполняется кровью, перед глазами рябит. Не успеваю ничего толком рассмотреть, хотя тело усиленно регенерирует, а меня опять поднимают в воздух и куда-то швыряют, катана вместе с ножнами выскальзывает на середине полета и падает на перрон. По звуку, понимаю, что разбиваю собой стекло и оказываюсь в одном из вагонов.
  Неясная тень нависает надо мной, наугад бью ногами вверх, по реву понимаю, что попал. Шатаясь, поднимаюсь на ноги, напротив стоит огромный мужик не меньше двух метров, но не рост делает его гигантом, чудовищные мускулы не помещаются под вздутой одеждой, каждое плечо не меньше метра. На нем свободные брюки и белая майка, с удовольствием подмечаю, что она заляпана кровью, несколько капель падают из разбитого носа прямо на одежду, но кажется, что гиганта это не беспокоит. Он оценивающе смотрит на меня, хмуря тонкий рот, выдает банальную фразу.
  - А ты не так уж и плох.
  - Не так уж ты и крут бэтмен, - отвечаю, я ему, словами из старого анекдота, в котором паяный мужчина избивает монашку, приняв ее за героя комиксов.
  - Ты должен знать, кто тебя убьет, - говорит он, игнорируя мое замечание.
  Я же с удивлением думаю, что он единственный человек, в городе не считая меня, Поха и продавца, сохранивший душу. А может и не единственный? У Поха должны быть помощники, иначе просто невозможно взять под контроль многомиллионный город. К черту размышления, главное выжить.
  - Я Алан! - гордо говорит гигант, - потомок Гор!
  Черные зрачки не могут срыть мутной воды сумасшествия, плещущуюся через край глаз.
  - Ты не Алан, - говорю и смотрю на него, ожидая вопроса. Гигант понимает, что я загнал его в ловушку, но все равно через силу спрашивает, срабатывает тщеславие:
  - А кто я, по-твоему?
  - Трус и баба, нападать со спины... - делаю паузу, а потом будто меня осеняет, радостно кричу, - может ты гомик?
  - Не плохо, - гигант усмехается. - Хороший ход, вывести меня из себя. Знаешь в чем теперь твоя проблема?
  Я не отвечаю, внимательно слежу за его ногами, но ему и не нужен мой ответ.
  - Тебе, во-первых, удалось меня разозлить...
  - Оооооо, - многозначительно протягиваю, не смотря ему в лицо.
  - Во-вторых, - продолжает Алан, - я тебя и вправду трахну.
  Алан хватает себя рукой за промежность и начинает мять. Сказать, что это меня шокировало, значит не сказать ничего.
  - Но сначала я тебя, пожалуй, убью, - маньяк убирает руку с напрягшейся, так что видно через брюки плоти.
  Револьверы смотрят ему в лоб, мне понадобилась секунда, что бы достать их, выражение триумфа на его лице заставляют меня поспешно вдавить спусковые крючки. Машинки исправно выполняют мою волю, выплевывая заряды титана. Но Алан все также стоит и улыбается, не нормально развитые мускулы напрягаются в предвкушении схватки. Пули отскакивают от его тела, точно горох, не задерживаясь и не выкорчевывая куски плоти. Интерес к Алану сразу возрос и стал смертельным. Я сразу вспомнил лекцию учителя...
  
  Flashback 3: Вопрос веры
  
  "Понимаете, юные ведьмаки, мы живем в очень, материальном мире, еще в утробе материи впитывая его законы, которые незыблемы, и нарушить их не надо никому из смертных. Сколько бы вы не убеждали себя, что удар мечом не снесет вам голову, конец будет один, как только дурная голова попадет под лезвие и покатится по своим мертвым делам. Это из области фантастики, присущей, знаменитой трилогии про Нео, которую большинство из вас видели. Нет, дорогие мои, пуля попавшее в тело, будь оно хоть трижды заговоренное, избранное, нанесет ущерб и никак не отскочит или зависнет в воздухе. Чудес не бывает, почти, - учитель подмигнул Радиону, и быстро подойдя к нему, протянул непонятно откуда взявшийся пистолет. Радион взял оружие и непонимающее посмотрел на учителя.
  Мастер отошел к доске и скрестил руки на груди:
  - Пистолет заряжен боевыми патронами, когда я тебе скажу, выпустишь в меня весь барабан.
  - Учитель? Вы уверены?
  - Абсолютно, - улыбке Аргора мог позавидовать чеширский кот.
  - Ладно, - несмотря на полное недоумение, Радион быстро вынул обойму, убеждаясь, что патроны в ней боевые. Остальные ученики, застыли в предвкушении невиданного зрелища.
  - Начинай, - сказал учитель и закатил глаза, так, что зрачки ушли, оставив только белые яблоки.
  Радион выстрелил в первый раз, пуля с каким-то приглушенным звуком, отскочила от тела Аргора, который даже не дернулся. Остальные шесть выстрелов постигла та же участь. Повисла потрясенная тишина, ученики неверующие своим глазам, загалдели, делясь невиданными впечатлениями. Я тоже поднялся и подошел к отстрелянным пулям, которые в художественном беспорядке валялись на полу. Подняв одну, задумчиво покачал головой, пуля не была повреждена или тем паче не выглядела бутафорской подделкой, создавалось впечатление, что пущенный смертельный кусок металла просто вынули из воздуха, и аккуратно положили на пол. Я кинул пулей в стоящего с открытым ртом Радиона, несмотря на потрясение, он умудрился поймать смертоносный кусочек металла, не выпустив из рук разряженный пистолет. Мы обменялись взглядами, не сговариваясь, посмотрели на учителя. Аргор как ни в чем не бывало, стоял и следил за реакцией своих учеников.
  - Как же так учитель, - спросил я, - вы же говорили, что невозможно убедить себя в том, что пуля не может нанести вред?
  - Верно, вы садитесь, - сказал Аргор растерянным демонстрацией сверхъестественных способностей ученикам, - я вам все объясню, ничего не утаю, иначе, зачем мне было это вам демонстрировать? Смысл в том, что бы не убедить себя в безопасности пули - это невозможно, смысл в том, что бы заставить собственное подсознание одержать контролируемых верх над сознательным и поверить, в то, что Радион не стрелял в меня, а кидал, допустим, хлебными шариками. Я, как и любой ведьмак, не могу заставить предметы менять свои свойства, но при определенных обстоятельствах могу заставить свое тело реагировать нужным для себя образом. Похожих успехов добились и обычные люди, вспомните хотя бы йогов, которые спят на гвоздях или представителей боевых искусств, в частности шаулиньских монахов, демонстрирующих сверхчеловеческие способности, когда их тела подверженные ударом меча или копья остаются невредимыми. Другой хороший пример люди под воздействием алкоголя или наркотического опьянения. Вы наверняка слышали или читали о пьяных, которых сбивала машина? Человек, находящийся в измененном состоянии, не способен адекватно оценивать реальность, в том числе и возможную опасность, поэтому если процесс опьянения находится на определенной стадии, мозг просто не увидит, не поверит в опасность, подсознание не даст сигнал и в итоге никакой травмы. Также и с младенцами, "случайно" периодически, падающими из окон. Малыш не имеет опыта, необходимого для того, что бы испугаться падения и соответствующих ему травм, поэтому в большинстве случаев, все обходится испугом родителей. Методика ведьмаков в этом и состоит, что бы искусственно вводить себя в измененное состояние, пограничное, близкое к состоянию психически больных людей, когда существует сразу несколько реальностей, словно вы смотрите телевизор с функцией картинка в картинке, или, в два монитора события на которых, отличаются минимально, но все же отличаются. Мне понабилось несколько секунд, что бы использовать эту технику, когда я сказал "Начинай", перед моими глазами была реальная большая картинка, как Радион кидает в меня скомканными хлебными шариками, маленькое изображение, в углу моего подсознания транслировало, то чему вы все были свидетелями. Когда эксперимент закончился, я смог вернуться в реальный мир, стерев предыдущее восприятие. Хочу сразу сказать, вы никогда не сможете овладеть этой методикой, ни один из вас не способен без посторонней помощи входить в состояние измененной психики и оставаться нормальными, здоровыми людьми. К сожалению, вы не наделены необходимыми способностями, если бы вас тренировали с рождения, был бы шанс, но мы не имели возможности начать развивать ваши способности максимально рано. Но выход есть. Специальные эликсиры, изготовленные впервые десятки тысяч лет назад, с их помощью вы сможете контролировать с помощью определенных методик свое подсознание и даже делать фокусы наподобие того, что я вам сейчас продемонстрировал. Однако не спешите радоваться, применение этого снадобья не сулит вам ничего хорошего, впрочем, как и все наши мутагены. Зелье, имеет сильную наркотическую основу и мгновенный эффект привыкания, сопровождающийся, если не принять повторно эликсир чудовищными болями в области сердца и почек. Спешу обрадовать, принимать отраву, можно не чаще чем раз в год иначе мгновенный летальный исход. Компоненты, которые входят в состав эликсира, выходят из организма триста - триста пятьдесят дней, в зависимости от индивидуальных особенностей. Поэтому рекомендую не пользоваться им даже в самых крайних случаях".
  
  * * *
  Алан Дзуккаев любил кошек огромной и невзаимной любовью. Эти пушистые зверьки пробуждали в нем истинную страсть, которая не имела ничего общего с умилением. Алан любил кошек сексуально. Еще будучи мальчиком, только почувствовав непонятную, но приятную тяжесть в районе паха он прижимал маленького, домашнего котенка к гениталиям и с наслаждением через штаны натирал член. Когда животное сопротивлялось, царапая руки в кровь и жалобно мяукая, Алан заводился еще сильнее, крики несчастного животного звучали в его ушах, как для какой-нибудь бабули "шарманка" в исполнении Баскова, а разодранные в кровь руки дарили остроту ощущений. Как-то в порыве похоти Алан свернул несчастному животному шею и испытал неописуемый оргазм. Котенка пришлось выбросить за огородом, в маленькую речку.
  Руки Алана были постоянно расцарапаны, и когда однажды отец нашел за огородом несколько десятков истерзанных кошачьих тушек, он сразу вспомнил деревенские разговоры, о пропадших зверьках и сумел сложить два плюс два.
  Отец бил Алана долго, не жалея, просто за то, что нерадивый сын тратил время на глупости, вместо того, что бы заниматься борьбой и стрельбой, как надлежит настоящему воину. Отец не пытался выяснить, почему и главное как сын убивает кошек, если бы он узнал, зарезал сына на месте. Но ему было наплевать на причины, толкнувшие монстра в теле ребенка, на издевательства над животными. Отец хотел одного - сын должен вырасти мужчиной, воином, борцом за свободу. Когда ребенок оставил попытки защититься и застыл мешком, отец перестал его бить. Убивать сына расточительство для маленького воинственного народа, тем более воспитатель был в прошлом врачом и обладателем нескольких черных поясов, прекрасно разбиравшемся, куда и как бить, что бы нанести максимальную боль с минимальным ущербом здоровью или, наоборот, в зависимости от ситуации.
  Алан пролежал неделю. Отец сломал ему несколько ребер и повредил внутренности, пришлось почти месяц ходить в туалет с кровью, но Алану случившееся пошло на пользу. Нет он не оставил своего пристрастия, став более осторожным и изобретательным зоофил научился еще более изощренно мучить животных и получать огромное наслаждение. И Алан начал радовать отца, он лучше всех стрелял из любого положения и любого оружия, которое мог достать, великолепно владел техникой ножевого боя, в поединке побеждал любого соперника, даже американских инструкторов - профессионалов. А еще Алан был чудовищно вынослив и нечувствителен к боли. Он обладал неимоверной, жизненной силой и такой же твердой волей, анаболики, стероиды и легкие наркотики, которые он принимал для наращивания мышечной массы, не сломили его организм, он полностью подчинил себе тело, вылепив из него сокрушительную боевую машину.
  Алан сокрушал любое препятствие, имевшее неосторожность встать на его пути и он начал испытывать острое физическое, сексуальное наслаждение от унижения своих соперников. В какой-то момент он не сумел сдержаться и изнасиловал пленного, которого держали в ауле. Муки, испытанные несчастным, занесли Алана на звезды, в ушах звучала очищающая, отмывающая все музыка, делающая маньяка по настоящему счастливым. В погоне за этим ощущением он натворил много дел, в конце концов, он убил отца, единственная фраза, которую он сказал ему, во время убийства была: "Я всегда знал, что ты слабак, твой визг тому подтверждение".
  Алану все сходило с рук. Одержимость не означала тупость, он был всестороннее развит и образован, обладал великолепной интуицией и блестящими аналитическими способностями, разбирался в психологии и всегда выходил сухим из воды.
  Ах, какой сумасшедший кайф чувствовать прерывание жизни под своими пальцами. И не важно, чью жизнь ты отнимаешь животного или человека, для Алана не было разницы. Он любил этот момент, лелеял его, звук ломающегося позвоночника, хруст безвольно обвисшей шеи, хриплый стон жертвы из кровавых губ, которой сливался в протяжный не с чем не сравнимый стон. В такой момент Алан целовал мертвеющие губы и мог возбудиться даже не от животного. Насилуя мертвую плоть, убийца очищался, мысли его замедленные киселем воздержания в дни вынужденного затишья неслись ровно и быстро, как гоночные болиды, после каждого убийства, после каждого наслаждения мукой жертвы.
  Когда ему исполнилось восемнадцать лет, перед ним стал выбор: идти воевать наемником или за слабую побежденную Россию. Наемники получали больше, но в российских войсках было больше перспектив. Алан не прогадал, как всегда...
  Занимаясь своим бизнесом, транзитом наркотиков на северном Кавказе убийца сколотил команду преданных ему псов, и не боялся ни одного человека. Единственным правильным, решением проблемы он считал физическое, ее устранение. Не взирая на шантаж, компроматы, угрозы Алан при малейшей угрозе действовал предельно быстро и максимально четко. Один из командиров постоянно базировавшегося под Владикавказом спецподразделения посчитал, что его доля в транзите очень мала и захотел больше. Зная, жуткий нрав Алана он собрал на него компромат и отправил копию тестю в Москву, который в столице занимал не последнее место в министерстве обороны. Посмотрев кассету, на которой скрытой камерой были запечатлены измывательства над животными и прочие компрометирующие ужасы, Алан задал лишь один вопрос:
  - Надеюсь, этой информацией обладаешь только ты?
  - Не считай меня дураком Алан, - шантажист улыбнулся, - копия лежит у моего тестя в Москве и если только малейший намек с твоей стороны, то...сам понимаешь.
  - Как же хорошо, что ты такой тупой, педик, - сказал Алан, разбивая армейским ботинком лицо застигнутого в врасплох полковника. Незадачливый шантажист отлетел на пять метров и затих, нелепо раскинув руки.
  - Эй придурок, ты что подох? Алан подошел к валявшемуся в грязи человеку и пару раз пнул безвольное тело, с удовольствием ощущая хруст ломающихся ребер.
  - Джага, Нафтал! - позвал он. В палатку влетели два солдата из подразделения убийцы. - Уберите этот сифилис.
  Вбежавшие наемники мигом подхватили мертвого шантажиста и потащили тело к выходу. Алан задумчиво посмотрел на окровавленный ботинок, полюбовавшись кровью жертвы, он достал спутниковый телефон и позвонил в Москву. Проблема с копией компромата была решена просто и элегантно, все той же крылатой фразой Иосифа Виссарионовича.
  Вот тогда на него и вышел банкир . Кассета с компроматом волею судьбы оказалась у некого Войновского Виктора Николаевича директора финансово-промышленной группы и по совместительству генерал-майора СВР, еще и дополненная, собранная сотрудниками банкира, материалами. У банкира Алан проходил под грифом: Кошкодер. Но не кассета заставила Алана принять Войновского, как хозяина. Убийца был готов убивать любого посягающего на его свободу человека, не взирая на статус последнего или на последствия такого шага. Алан признавал только Силу. Не силу денег или положения, а силу мышц и духа. Не найдя никого, кто мог бы сломить его нечеловеческую мощь и волю, Алан решил сам брать от жизни, наплевав на мнения других людей. Обладая талантом командовать и внушать страх, Алан давно мог бы сколотить приличное состояние, но его импульсивность, любовь к неоправданному риску, жизнь на гране фола, когда не существует авторитетов, приводила к массе проблем, которые могли решить только большие деньги. Вот и приходилось ходить по вечному кругу, отнимая деньги у одних и отдавая их другим. Причем, вторых Алан ненавидел намного больше первых. Когда банкир предложил встретиться и обсудить "детали", Алан твердо решил убить надоедливого старикашку. Согласившись на встречу, он поехал только с одной целью увидеть глаза банкира, что бы напугать его обещанием скорой смерти, а может даже, если обстоятельства позволят убить его прямо там, в берлоге. Это было бы здорово. От мыслей о ломающейся шеи Войновского у Алана потеплело в паху.
  Когда воин-извращенец вошел в кабинет Войновского и увидел Виктора Николаевича, решил вести себя максимально хамски, тем более что толстый старикашка, с красным одутловатым лицом не держал в здании приличной охраны. Плюхнувшись в кожаное, оранжевое кресло, которое протестующее скрипнуло, приняв в себя сто тридцати килограммовое тело, Алан положил ноги на стол банкира и фальшиво засвистел модный мотивчик.
  Виктор Николаевич, посмотрел на посетителя и молча достал из ящика стола какие-то таблетки, запив их стоящим там же стаканом с водой, он внезапно выплеснул остатки в лицо кошкодеру. Алан хотел вцепиться банкиру в горло и выдрать кадык, но вместо этого опустился на одно колено не в силах сдержать животную дрожь. Холодные ножи, пробирающие до самых костей, касались его тела, каждая клеточка, каждый волосок трепетал в желании избежать этого ужаса и в тоже время воин истово молил о наказании, отдавая себя безоглядно чему-то более могучему, чему-то более древнему, чему-то, не имеющему названия, но вызывающему желание поклоняться. Хозяин, теперь Алан не сомневался, хозяин смотрел на него сурово, но справедливо, его сила давала право карать и миловать. Миловать! Алан отказывался признавать, что только, мгновение назад, он желал вцепиться в горло существу неизмеримо более мудрому и сильному чем он, от этих мыслей ему бесстрашному становилось дурно, ледяная сталь заморозила мошонку, съежила достоинство до детских размеров. Кошкодер первый раз в жизни ощутил полное бессилие в своей судьбе и самое страшное он не мог даже помыслить о сопротивлении. Такого не могло быть! В любой безвыходной ситуации: подыхая от тропической лихорадки без малейшего шанса на спасения в джунглях Конго, ведя безнадежный бой один против взвода спецназовцев устроивших засаду на его караван с наркотиками недалеко от Дагестана. Даже когда малолеткой, сверстники насиловали его за то, что он чужак (отец женился на русской), Алан не сдался и отомстил всем своим обидчикам, жестоко зарезав каждого, вложив отрезанные гениталии в их руки, только так он мог считать себя очищенным. Но сейчас, творилось что-то невообразимое, кошкодер не потерял волю или способность сопротивляться, его духовно влюбили, если так можно сказать. Связали тем, о чем Алан имел самое презрительное представление, родственными узами. Существо гневно взирающие на него, было больше чем Хозяин, оно было Отцом, не то.., оно было... Слово, какое слово может выразить..? Оно, оно было Богом! И Алана не просто мучил страх за неминуемое наказание, его разрывало на куски осознание, что он вызвал неудовольствие этого прекрасного существа, шестидесятилетнего обрюзгшего с надувшимися черными кругами под глазами, пораженного всеми сопутствующими образу жизни болезнями, пожилого мужчину.
  На плечи невыносимо давило светом, карающим сиянием силы, способной испепелить в миг. Еще немного и Алан просто раствориться в сиянии, которое нарастало непрерывно.
  Лет пять назад кошкодер был ранен на границе с Мексикой искателями приключений, авантюристами, которых привлек миф об упавшем в тех краях самолете наркоторговцев, полным кокаина. Миф был истиной, о чем Алан знал доподлинно. Конкуренты устроили неожиданно появившемуся претенденту на дармовую наркоту, кровавую баню. В том смысле, что страшно погибли от рук Алана, прекрасно ориентирующемуся в любых джунглях, лесах, устроившему искателям приключений новый приход Рэмбо. Но не все пошло гладко, один из соперников, наверно со страху изловчился и нанес Алану внезапный удар мачете, перерезав жилу на плече. В ярости кошкодер, отобрал у него нож и зарезал врага, как свинью, вдоволь поиздевавшись над уже мертвым телом. Надругательство не прошло для насильника даром, забыв в приступе ярости о ране, Алан потерял много крови, которая продолжала литься во время всей экзекуции, смешиваясь с кровью убитого наемника. Кошкодер резко ощутил приступ слабости и с большим трудом, чтобы не рухнуть, превозмогая головокружение, опустился на землю. С каждым толчком крови, так же толчками, мелкими, но постоянными уходила жизнь. Каждая пролитая капля, падая на землю, отнимала у Алана шанс на спасение...
  Сейчас Алан ясно вспоминал события пятилетней давности, он материально ощущал, как с волнами света, накатывающими на него, уходит тонкой струйкой жизнь, втягиваемая банкиром, так же, как и тогда в Мексике, с кровью частыми толчками. И он не столько метался в ужасе, сколько был согласен со своей участью. Слабость, охватившая его, вымывала все эмоции, оставалась наноскопическая грань, за которой раскрыв черные объятия стояло Ничего.
  Алан завалился на бок, его глаза стали стекленеть.
  Существо, одевшее Виктора Николаевича, вздохнуло и отпустило человеческую сущность. Войновский со странным оцепенением посмотрел на лежащего в его кабинете атлета.
  Когда Алан пришел в себя, он был полностью, и добровольно во власти Войновского.
  Хозяин никогда не требовал от Алана невозможного и не мешал заниматься своими маленькими делами. Правда, торговлю наркотиками пришлось оставить, но кошкодер получал так много денег, что не знал даже куда их потратить, перед ним были открыты все двери, любые пороки и развлечения - только изволь. И он извалял, но никогда не забывал, с чьих рук ест. И был предан.
  Сейчас, интересы Войновского требовали, что бы он убил некого Геральта. Значит, он обречен...
  
  * * *
  Я растерялся. Либо учитель нас дезинформировал и обучится трюку с изменением восприятия не так сложно, но если это обман, то с какой целью? Либо Алан обладает тайными знаниями ведьмака, настолько превосходящие мои, что вступать с ним в бой равносильно самоубийству, но это тоже полный абсурд, гигант не может быть ведьмаком, а следовательно не может отбивать пули. И все же мои глаза не лгут, огнестрельное оружие его не берет.
  На моем лице не отражается и тень переживания, но я испугался, не за себя, за мировоззрение, за мир, который стремительно менялся вокруг меня. Напротив стоит зверь и ухмыляется, глумливой улыбочкой превосходства, сильного над слабым. Сотрем, на!
  Для начала я разворачиваюсь и бегу в противоположенную сторону вагона, бездушные послушно отлетают, когда я их безжалостно отталкиваю. Алан не стал размениваться на оскорбления, он почти сразу бросился за мной, отбрасывая ногами людей, мешавших ему преследование. Я добегаю до конца вагона, хватаюсь за поручень и делаю оборот на сто восемьдесят градусов, что бы встретить ударом обеих ног на противоходе бегущего мне на встречу Алана. Второй раз этот трюк не проходит. Гигант хватает меня за ноги и снова швыряет, обещаю, эта любовь к позерству выйдет ему боком, а пока я лечу уже из вагона, выбивая очередное стекло. Рядом проносится Квазимодо и успевает сочувственно прокаркать, прости дружище, мне сейчас не до тебя.
  Приземляюсь я удачно, отскакиваю словно мячик от плиточного перрона и бегу в противоположный конец. Колено левой ноги, ходит ходуном в суставе, вывих менисков и разрыв связок обеспечен, но я лечу, как пушечное ядро. Гортанный крик оглушил, чуть не заставил свернуть шаг, Алан выскочил и бросился следом.
  Не оборачиваясь, выгибаю суставы и точно стреляю назад, гиганту приходится концентрироваться что бы пули не причинили ему вреда, он отстает еще на несколько шагов. Неугомонный Квазимодо, по одной ему известной причине летит рядом и кроет меня стоэтажным матом, даже и знать не хочется почему, может, пытается приободрить? Отмахиваюсь от надоедливой птицы и вбегаю в последний вагон, Алан отстает от меня буквально на пять секунд. Пока бежал, успел обратить внимание, что Пох начинает брать под контроль метро, бездушные нехотя зашевелились, провожая дрожью тел мой бег. Мне нужны эти пять секунд, что бы нажать на кнопку вызова машиниста. Алан выдернул меня из кабины, но я успел наладить связь с водителем и активизировать память тела. Любой лишенный души, сохраняет знания, полученные в течение жизни, только самостоятельно пользоваться ими не может, однако достаточно дать команду, что бы запустить любой из процессов, выработанных до автоматизма, так Пох управляет лишенными искры людьми, так и я могу управлять машинистом.
  - Поехали, скорость максимальная, - сказал я по громкой связи, когда Алан спокойно вошел в вагон. Двери стали закрываться, в них молнией усели протиснуться две моих головные боли, электричка тронулась. Бездушные в вагоне, как по команде обернулись ко мне.
  - Бежать больше не куда, - Гигант провел рукой по волосам.
  - Бежать надо тебе.
  Я иду прямо на него, когда до гиганта остается два метра, хватаю одного бездушного, пожилого неприметного мужчину и швыряю его в противника. Гигант выстреливает ногой, и старичок взмывает в воздух, падая, он ударяется головой о поручень.
  В этот момент я прыгаю, разворачиваюсь в воздухе, моя нога жестко бьет Алан в грудь. Здоровяк падает, сбив с ног нескольких бездушных. Я прыгаю на него сверху, старясь ногами раздавить грудную клетку, из его горла раздается хриплый то ли рык, то ли стон, не удовлетворившись результатом, бью рукой копьем в горло, но он чертовски быстро приходит в себя и опускает вниз подбородок. Не дожидаясь когда, он схватит мои ноги делаю кувырок вперед, прямо на его лице, и вскочив на ноги опять бегу. На это раз впереди запертая дверь, выношу ее к чертовой матери и на секунду оказываюсь на сцепке летящих вагонов, электричка уже набрала приличную скорость, так что слететь ничего не стоит, вокруг тьма туннеля. Выбиваю и следующую дверь, оказываюсь в соседнем вагоне, и тут ко мне приходит мысль, что в туннеле и на станциях вполне могут стоять электрички, лихорадочно достаю до кнопки связи и ору не своим голосом:
  - Тормози перед препятствием!!!
  Алан находит именно этот момент наиболее удачным, что бы напасть. Он быстро на грани моего восприятия наносит йоко-гери , я успеваю увернуться и оценить силу удара, нога Алана попадает в металлическую трубу и сминает ее, как фольгу. Сам бью правой ногой по его коленной чашечке и чувствую, как пол уходит из-под ног. Электричка резко тормозит, бездушные катятся кеглями и я вместе с ними. Только Алан ухитряется стоять, вцепившись руками в поручень. Не знаю каким чудом, наверно сегодня создатель на моей стороне, складываю пальцы в знак, и кидаю в противника, неготовый к атаке атлет вылетает вместе с поручнем от невидимого удара, через брызнувшее осколками стекло. Электричка все еще тормозит, я устало думаю, что может машинист, не правильно понял мою команду и решил постоянно притормаживать, хотя по правде прошло не больше десяти секунд с того момента, как я связался с ним по селектору, но тут моим сомнениям приходит конец: поезд не сильно, но ощутимо куда-то врезается.
  Отпихиваю пытавшихся задушить меня бездушных, их назойливые ласки становятся достаточно опасными, что бы игнорировать, расстреливаю особо ретивых и уже не испытываю никаких эмоций, только тупую боль во всем теле. Беспокоят мысли об Алане, но я гоню их от себя, засовываю поглубже, что бы потом спокойно все обдумать, если будет это потом.
   Выбираюсь из вагона в темный зев туннеля. Кошачье зрение мгновенно активизируется, я становлюсь похож на Саклю и готов убить любого за такое сравнение. Кстати вот и она со своим вечным спутником, выглядывает из окна, сверкая зелеными глазами. Сверкнул ей в ответ, Сакля мяукнула и стала выделывать кренделя, сигналя попеременно разными зрачками, меняя цвет и интенсивность. Так может продолжаться до бесконечности, вот чего у нас нет, так это времени.
  Прижимаюсь к вагонам, пока следую до первого, туннель узок, и кишит оголенными проводами, прижиматься к ним у меня нет никакого желания. Чувствую себя глистом.
   Пернатый меня опережает, ему не терпится узнать, что там впереди. Естественно в полете, он материться, и нет такого сапожника, что не покраснел бы, услышав его карканье, которое в этот момент посвящалось сексуальной жизни с различными искусственными приспособлениями, даже я заслушался.
  Пока я шел вдоль вагонов, бездушные пытались выбраться, что бы напасть, но им не хватало ни сил, ни соображения открыть двери.
  Наконец я дошел до места столкновения, пожара нет. Кабина машиниста пробила последний вагон, остановившейся электрички, соединив оба вагона кровавой полосой, не всматриваясь, пытаюсь преодолеть стальную баррикаду, закрывающую весь туннель, удается с огромным трудом и то по верху. Мне по-прежнему везет.
  Ловлю Саклю и отправляю на место за спину, Квазимодо сам садится на свой насест, и я жму, бегу до рези в глазах по путям, надеясь, что следующая электричка будет цела и встретится скоро.
  
  * * *
  Я кладу ему руку на лоб и электричка трогается. Так приходится делать еще восемь раз, прежде чем достигаю станции Сокол. Восемь электричек, восемь машинистов и восемь стычек с бездушными. Устал, как собака. Патроны почти кончились, осталось всего по обойме в каждом револьвере, меч затерялся на станции, я не успел его поднять. И нет сил, что бы сложить знак.
  Комитет по встрече уже готов, лишнее подтверждение тому, что Пох в Триумфе, я упорно пытаюсь не думать о Похитителе Душ, как о Нике. На перроне стоит спецназ, видать моя противница успела локализовать часть войск, за такое краткое время! Браво!
  Они сразу открывают шквальный огонь, как только электричка показывается из туннеля. Я складываю пальцы в знак отторжения, все выпушенные пули летят обратно и многие находят тела. Падаю на пол остановившегося вагона прямо под ноги машиниста, несколько секунд ничего не могу сделать, вот я, берите голыми руками, пока можете. Голова зверски болит, хочется оторвать и поиграть ею в футбол, левое колено ползает вверх вниз по ноге, как живое автономное существо, заставляя меня ежесекундно охать, тело измождено применением знаков и выпитыми эликсирами, но даже половина дела не выполнена. Сплевываю кровь и рыбкой прыгаю на перрон. Немногие уцелевшие открывают хаотичную пальбу, я стреляю в ответ не жалея патронов, каждым выстрелом сокращая себе путь на верх.
  В барабанах остается по одному патрону, что бы застрелиться с двух сторон, когда я оказываюсь в городе. Вокруг все мертво. Цедят костры, везде видны следы разрушений - работа Поха, но нигде нет застывших тел бездушных, и никто не спешит на меня напасть, словно кто-то огромным ковшом собрал все потерянные тела и унес в непонятном направлении.
  
  * * *
  "Нажмите цифру 1, если хотите исправить ситуацию, нажмите цифру 2, если хотите оставить все без изменений". Гарик прочел sms и с силой вдавил единицу. Без всяких ощущений он переместился домой, просто моргнул глазами и оказавшись в коридоре. Гарик не удивился, страшная жизнь, прожитая им за несколько сумасшедших часов, отучила его от этого чувства. Дверь все также была распахнута настежь. Он молча прошел в комнату. За время его бесконечного отсутствия ничего не изменилось, мама все также тупо сидела напротив телевизора, на халате скопилась лужа из слюней. Гарик, стараясь не смотреть на мать начал собирать разбросанные купюры, он интуитивно почувствовал, что они ему понабьются, в подтверждении его догадки раздался визг телефона. Сообщение гласило: собери деньги, вырученные за души. И сразу пришло второе, оно состояло только из одного слова - жди.
  В неопределенности прошел час. За это время менеджер успел рухнуть в самые черные воды отчаяния, вид бездушной матери и осознание того, что вина, за все случившееся лежит на нем, сводила с ума. Ему было невыносимо и страшно сидеть дома, но еще более страшно было ослушаться неведомого адресата, подарившего шанс все исправить. Гарик боялся лишиться этой надежды, но все же верил, что бы не окончательно не тронуться рассудком.
  Когда пришло третье сообщение, менеджер до крови перегрыз костяшки на пальцах и даже не заметил, что сосет собственную кровь. Последнее sms гласило: нажми #, СЕЙЧАС!!!
  Гарик оглянулся на мать, Надежда Сергеевна оставалась внешне безразличной к переживаниям сына, он даже не мог представить, что где-то ее потерянная душа не сдается, ведет собственную битву, ежесекундно штурмует стену, выстроенную Похом, и не может вернуться в собственное тело, также как и миллионы Москвичей.
  Зажатые в руке деньги жгли, не хуже чем раскаленные угли, Семецкий зажмурился и нажал решетку. На этот раз его скрутило жгутом, так сильно, что если бы он мог, исторгнул из себя всю пищу, но его тело куда-то пропало, остались только ощущения и переживания, хранящие память. Менеджер застыл в вечности, растянувшись в спираль, непознанные силы перебрасывали его несколько десятков раз неведомо куда, словно мячик пока, наконец, перенос не кончился и он ослепший на миг от яркого дневного света ощутил себя снова собранным в личность Гарика Семецкого.
  
  * * *
  Я добежал до Триумфа, почти не таясь, медальон не разу ни дернул шею, предупреждая об опасности. Огромное здание насупилось, мрачная громада нависала, всей своей глянцевой мощью давя на психику. Ни одно окно не было освещено, снизу казалось, что в проемах мечется живая тьма, можно было не сомневаться - Пох там.
  Шальные девяностые принято считать лихими, весело бесшабашными с настоящей кровью и балом бандитизма. Почему-то мы гордимся ими, как американцы гордятся эпохой дикого запада. С ностальгией вспоминаем несуразно дорогие сникерсы, падение греческой смоковницы под натиском дешевой порнухи, грабительские цены и тотальную нищету среди отдельно блистающих, как фальшивые бриллианты нуворишей. Тогда везде возникали стихийные рынки, голодные люди, не успевшие найти себя в новой воровской жизни, тащили из дома все, лишь бы прокормить семьи. Шакалий рынок на Киевской славился своими демократичными ценами, туда свозили дерьмо со всего бывшего союза: радиоактивные продукты, тухлое мясо в котором по мимо невидимых палочек кишели наглые насекомые доступные для обзора невооруженным взглядом, просроченный товар, от одного вида которого можно было отравиться, чернобыльские овощи, - помню одна забавная старушка громко рекламировала свой товар весело приговаривая: "Чернобыльские помидоры! Покупайте, спешите, лучший салатик для вашей тещи, супруги, дорогого зятька".
  Еще одна огромная толкучка образовалась на Лубянке, около здания иронично названного "Детский мир". Стихийные продавцы в надежде заработать на кусок хлеба, подкарауливали более удачливых граждан, заманивали их лотереями, обещаниями за рубль накормить от пуза, а за два осчастливить на все жизнь. Сколько несчастных старушек лишились там своих мизерных пенсий, иногда жизней, сколько людей в надежде купить своему ребенку костюм к школе, оставались с дыркой в штанине на месте кошелька.
  Возле здания Триумфа развернулась самая настоящая толкучка в стиле девяностых. Огромная масса бездушных, похожая на гигантскую амебу, бестолково колыхалась, охватывая высотку живой стеной. Пересчитать их не представлялось возможным, по меньшей мере, Пох пригнала к зданию тысяч пять фанатично преданных зомбированных бойцов, каждый из которых был вооружен и вся эта безликая банда, ждет именно меня. Черт возьми - лестно! Ценишь ты меня сейчас Ника гораздо больше, чем семь лет назад.
  Невидимая команда делает эту толпу единым, страшным существом, в молчаливом порыве бездушные останавливают амебное шевеление и поворачиваются в мою сторону, несколько тысяч пустых глаза смотрят прямо на меня. Медальон на груди изменяет себе: вместо того, что бы обжечь холодом, татуировка морозит огнем. Успеваю отреагировать и втянуть голову, несколько пуль высекают бетонную крошку, как раз в том месте, где только что маячила моя прическа. Пох успела где-то найти снайперов. Время работает на нее. С каждой секундой она контролирует все больше бездушных, уже сейчас пробиться сквозь эту толпу невозможно даже на танке.
  Второй раз за день складываю пальцы в знак призыва, на этот раз Гоший появляется еще быстрее, однако для меня каждая секунда ожидания, заканчивается болью в до хруста сжатых пальцах и сведенными скулами.
  - Чаво надыть? - переходит сразу к делу старуха видя мое состояние.
  Гоший другой, по моложе что ли? Платок на голове синий без рисунка, глаза в линзах толстых очков, на ногах совсем не к месту лапти, тщедушное старое тело, закрывает сарафан под цвет платка.
  - Того! - киваю на здание. - Мне не пройти эту толпу. Телепортируй меня на техническую площадку под шпилем или хотя бы внутрь здания, - со стыдом слышу в своих словах уничижительные просящие нотки. - И мне нужен меч. Я готовлюсь к долгим уговорам, угрозам, даже к тому, что придется применить насилие.
  - Хорошо, - неожиданно легко соглашается Гоший. И я распадаюсь на частицы настолько мелкие, что атом в сравнении с ними - планета. Это длиться всего мгновение настолько малое, что секунда в сравнении с ним - тысячелетие. Потом меня собирают. Время рассуждать, почему Гоший выполнил мою просьбу некогда. Передо мной противники, а за спиной клинок.
  Первый, маленький суетливый с движениями смазанными, как на затертой пленке, где-то я видел его комичное лицо с вечной полуулыбкой. Улыбка ни куда не делась, также не пропал боевой опыт, напротив Пох подстегнул скрытые резервы организма, что позволило ему выставить противников почти равных мне. Второй - огромный детина в глазах остатки дикой ярости, которую даже Пох не мог вытравить. Третий, четвертый - близнецы в руках стонут боевые рапиры. Пятый, шестой...двенадцатый, уже не успеваю считать, бездушные атакуют.
  Любая группа слабее одиночки, это азбука, если конечно группа не прошла специальную подготовку, обучающую координировать действия.
  Против меня стояли признанные бойцы, почти всех из них я знал, кого-то даже лично, но любой из них был индивидуальностью от мозга до костей, даже олимпийские чемпионы - близнецы, не умели действовать слаженно.
  Длинный фехтовальный выпад вспарывает горло комику, он падает под ноги остальным, затрудняя атаку. Близнецы копируют мое движение и бьют рапирами, глубоко проваливаясь вперед, наказываю обоих четким росчерком клинка. Дождливая стена крови на секунду зависает между бездушными и их добычей. Не проходит и трех секунд, а площадка уже напоминает скотобойню. На меня бросаются сразу несколько марионеток, они нанизываются на мой клинок, пытаясь лишить противника свободы маневра. Это им удается, я вынужден выпустить катану из рук, что бы не упасть под натиском убитых.
  Воодушевленный Пох бросает на меня оставшуюся кучу в надежде задавить. Складываю пальцы в знак, бездушных отбрасывает на несколько метров, достаю револьвер и практически в упор расстреливаю их. На автомате меняю магазины, уничтожая потоками свинца оставшихся безвинных. Одна бездушная успевает подойти так близко, что я могу поцеловать ее в губы, только вряд ли ей сейчас это нужно, ломаю ей шею, хруст стоит в ушах несколько секунд, прежде чем мне удается взять себя в руки. Пальцы все равно дрожат, никогда прежде я не убивал невинных людей. Это оказывается слишком, пугающе легко. Ору громко, сейчас я ненавижу Поха, за то, что должен делать. Ярость не уходит, остается в кончиках подрагивающих пальцев, в горле не проглатываемым комком. Сука! Мысль, почему Ника не встретила меня отрядом бездушных, вооруженных автоматическим оружием, прошла краем не задев кипящие мозги. Рывком поднимаюсь по металлическим ступенькам, на последнюю, доступную площадку, выше только шпиль, удачно же меня Гоший забросил! Главное, что высота здания уже достигла двухсот метров, этого достаточно, что бы активировать медальон. Поэтому и Пох здесь, для любого масштабного заклинания, нужна высота. Почему так сложилось, нам объясняли, но сейчас мне не до того, что бы вдаваться в теоретические исследования, главное я знаю, Пох здесь и она труп.
  Площадка маленькая, примерно шесть на восемь метров, огороженная металлической решеткой. В центре гордо стоит столб шпиля. Возле него расположилась Пох с остатками армии, заложником и несчастными животными.
  Изуродованные вивисектором капуцины сидят на корточках, они не произносят и звука, только покачиваются светло коричневые тельца в такт им одним слышной песни. Розовые мордочки, обагрены кровью, верхние конечности просяще сложены, будто обезьянки клянчат милостыню или просят избавить их от мучений.
  Бездушные готовы напасть, Пох собрала боевую элиту Москвы, настоящих мастеров - все гранд ведьмаки, даже против одного мне не выстоять, а здесь целая звезда - пятеро смертельно опасных противников, только моего куратора что-то не видно. Я не собираюсь с ними драться. Револьверы прыгают прямо в руки, во мне мало наивности я не пытаюсь поразить Поха или расстрелять супер спецназ, все мои выстрелы направлены на обезьянок. Капуцины валяться сиротливыми тушками, почему-то в этот момент они напоминают мне Саклю. Звезда, ставшая единым организмом останавливается, занесенные над моей головой мечи застывают, пустые глаза смотрят равнодушно, без злобы.
  Перевожу револьверы на обнаженную Нику. Меня начинает колотить, прошлое возвращается, грозя уничтожить остатки самоконтроля, пальцы на спусковых крючках покалывает. Девушка со смертью капуцинов мгновенно теряет контроль над бездушными. Вся Москва обездвижена, бегущие ей на помощь сосуды, тупо застыли брошенными игрушками.
  Ника загадочно улыбается и призывает последнего волонтера - Радиона. На контроль одного ведьмака у нее хватает сил. Разряжаю оставшуюся обойму в Поха, только для того, что бы расшатать ее контроль и встряхнуть самому. Тщетно, она крепко держит ведьмака, Радион превращает свою катану в стальной вихрь, клинок размазывается в воздухе порождая миллионы клонов, пули отскакивают от меча ставшего на минуты щитом.
  Он скользит ко мне легким, раскачивающим шагом. В правой руке, согнутой параллельно земле, сверкает такой же, как у меня меч - катана, левую ведьмак держит за спиной. Я отступаю на четыре шага назад.
  Радион прыгает, выбрасывает руку с мечом, метя в горло. Знакомый прием, клинок ни в коем случае нельзя блокировать, после следует трехуровневая атака, которую не возможно отбить. Отскакиваю назад и в бок, меч меня не задевает. Не давая опомниться, Радион плавным, но быстрым, как взгляд движением выхватывает из-за спины свой любимый кусари-кама . Серп летит мне в лицо, опрометчиво отбиваю, пытаясь перерубить цепь, но она сделана, из того же метала, что и клинок. Мой меч запутывается, Радион резко тянет цепь на себя, одновременно бьет жадной сталью в уровень живота. Автоматически делаю шаг вперед, прямо на его меч и тут же не выпуская оружие, падаю на бок, качусь бочкой. Радион выпускает цепь из рук, но тут же преследует меня, метет лезвием, клинок, высекает искры за моей спиной и немного задевает, проведя красную линию почти параллельно позвоночнику. Боль чудовищная, несмотря на это, успеваю подставить спеленатый цепью меч под его решающий удар, моя нога оплетает его лодыжку и дергает. Мы встаем одновременно, из длинного пореза на спине течет кровь. Ком тошнотой подступил к горлу, глаза наполнились слезами, рефлекторно захотелось заплакать. На месте позвоночника образовался ледяной посох Деда Мороза. Но тело слушается, значит, хребет не перерублен.
  - Хреново умираешь Геральт, - произносит друг женским голосом Поха.
  Радион поднимает меч над головой и скользит ко мне. Мечу ему в голову серп, но он не блокирует его, чуть уклонившись, бьет наотмашь, клинки встречаются, синие искры летят, как в каком-то дешевом боевике. Я вынужден выпустить цепь, натиск подавляет. Несколько секунд дарим клинкам, дикий танец мечей завораживает, со стороны это наверно красиво, хотя мне бой на мечах напоминает игру в теннис: ударил-блокировал, подал-отбил, пока мяч - меч не упадет на землю, всего от одной ошибки.
  Все это время из плечных ножен, раздается жуткий вой, который достигает своего апогея. В конец перепуганная кошка вылезает на свет божий, и никого не спрашивая, прыгает на Радиона. Грязные когти оставляют глубокие борозды, прежде чем ведьмак успевает спихнуть сумасшедшее животное.
  Мне хватает двух секунд, подаренных Саклей. Бью щепоткой сложенных пальцев в точку под левым соском. Радион хватается за сердце и роняет меч, бледное лицо бездушного белеет снегом, мой друг пытается вздохнуть, но не может, воздух становится твердым, как камень и не попадет в легкие, сердце делает пару робких толчков и останавливается.
  Ведьмак падает к моим ногам, глаза бездушного закрываются. Пох не знает, что это всего лишь временная потеря сознания и перестает контролировать Радиона. Напрасно, через несколько минут он придет в себя и сможет мне помочь, если будет чему помогать.
  Я смотрю на сидящую в похабной позе Нику и произношу условленную фразу.
  
  * * *
  Менеджер, осознал себя на технической площадке какого-то высотного дома. Прямо напротив него стоял высокий мужчина с неприятными колючими глазами и пижонской бородкой - эспаньолкой. Несмотря на то, что мужчина был молод, вряд ли больше тридцати лет, его голова и борода, были щедро посыпаны серебром. В руках пижон сжимал изогнутый самурайский меч, с которого подозрительно капало красным. Вид мужчина имел изможденный, но твердый, как дерево, упрямо росшее на камнях. Его темная куртка была изрезана и прогорела в нескольких местах, ноги подрагивали, но взгляд оставался пугающим, впрочем, он переменился на презрительный, когда незнакомец оглядел Гарика.
  На плече незнакомца сидел зеленый попугай, его массивный клюв был угрожающее приоткрыт, оранжевые перья на голове воинственно топорщились, раскинутые крылья грозно сверкали изумрудным цветом с вкраплениями оранжевых же пятен. Около правой ноги сидела старая бело-черно-рыжая кошка, с бородавочными шишками на глупой морде, кошка смотрела за спину Гарика и шипела.
  Менеджеру мужчина не понравился, совсем, особенно отвращение, которое хозяин зверинца, не пытался скрыть при виде Гарика, но еще больше ему не понравилось поведение животных. Семецкий медленно, боясь спровоцировать неведомую опасность, обернулся и против воли вместе с ужасом ощутил нарастающее возбуждение.
  На него пристально смотрела девушка, представившаяся ему Моникой. Покупательница душ была полностью обнажена, если не считать тяжелой гривы черных смоляных волос.
  - Отдай ей деньги, - раздался неприятный, повелевающий голос.
  Гарик медленно вытянул руку с купюрами в сторону прекрасной девушки, он не стыдясь переводил свой взгляд с ее груди на живот и даже не заметил, как деньги в руке затлели, почернели, обратились в пепел, а потом вовсе растаяли ни оставив на ладони, ни ожога, ни даже пылинки.
  - Ты свободен, - услышал Гарик голос пижона. Девушка назвавшаяся Моникой, легко поднялась и обошла лежащего бездыханно лысого мужчину, на которого менеджер сразу не обратил внимания. Не сводя с обнаженной красавицы взгляда, Семецкий отступил к стене.
  
  * * *
  - Ты перекрасилась Ника.
  Вместо костра платиновых волос, на голове Поха густой поток тьмы.
  - Я перекрасилась Геральт...
  Обнаженная девушка встает с корточек, в руках у нее появляется тусклый клинок.
  - Все приходится делать самой...
  - Подожди! - я чувствую в своем голосе нотки паники. - Если мы начнем, остановиться будет невозможно.
  - Уже слишком поздно, - мне кажется или я слышу в ее голосе оттенок сожаления? - Тебе придется убить меня. Сможешь? По глазам вижу, что сможешь.
  - Ника послушай, еще не все потеряно у нас осталось капля времени, я могу ее растянуть...
  - Не лги! Хочешь легкой победы? Нет уж любимый, тебе придется попотеть, если тебе сдался этот, чертов мир, отданный на растерзание демонам в человеческом обличье, изволь пролить пинту крови, своей и моей.
  Я смотрю на нее бесконечно долго, окунаясь в прошлое с маниакальной обреченностью наркомана вводящего очередную, может быть, последнюю дозу и не могу надышаться ей. Семь долгих лет складываются в классическое уравнение, слева которого любовь, справа - кровь. Без всякого удивления я понимаю, что на меня не давит груз ответственности за миллионы людей, кто-то милостиво, а значит движимый злой волей, снял с меня этот камень, уничтожив не только заботу о гипотетическом человечестве, но и стерев память о родных, друзьях, родителях, мгновенно превратив меня в морального урода. Чаша весов свелась к двум константам: Лиса - Ника.
  Я так и застываю ослепленный, упавшим грузом, готовый сделать ошибку, при чем для меня ошибка в этот момент состоит в любом принятом решении. Все учел неведомый гений, подстраховавшийся на случай непредвиденного обстоятельства - оставшегося боеспособным ведьмака. Полагаю, что каждая возможная помарка в виде любого живого препятствия была также учтена, внесена в погрешность, на каждую шутку судьбы подготовлен адекватный ответ. Но, я не успел принять решение и...
  Она делает легкий невидимый шаг ко мне. Заколка сама щелкнула, подпрыгнула в воздух, и черные волосы бисером упали на грудь, ничуть ее не скрывая, но делая ее, еще более желанной. Острые напряженные соски просятся в губы, глаза потаенно улыбаются, обещают неземное блаженство, полные губы приоткрылись, обнажая нереально белые зубы, кончик языка высунулся маняще дразня. Татуировки, не видимые обычным людям, в виде разноцветных драконов, синий на левой руке и желтый на правой, распластались от плеча к кончикам пальцев, сжимающих обоюдоострый, прямой меч. Еще одна татуировка - змейка, вилась от пупка к лобку, теряясь в аккуратно подстриженном треугольнике волос. Ниже, кружиться голова...
  Боль пронзила левое ухо, мудрый Квазимодо не упустил своего шанса и вырвал из мочки уха кусок плоти, в общем, зря он это, медальон на шее грозил заморозить не хуже жидкого аммиака, вырвал из грез вместе с потугой гадской птицы, которая сразу ретировалась на плечо Гарику.
  Ника, оказалась дальше, чем мне хотелось бы, но Пох, которым она была, оказался гораздо ближе, чем нужно для безопасности. Прыжок, оборот вокруг оси, отвлекаюсь: на великолепных крепких ягодицах и на нежной спине, летят драконы, настолько живые будто вышли из-под иглы Мастера Татуировок и ее меч, как гадюка неожиданно и точно бьет мне в горло. Слишком неожиданно, спасают лишь рефлексы, выхарканные кровью до бездумного автоматизма, который может не только спасти, но и убить. Сейчас спас. Уклоняюсь, не совсем удачно, хотя как посмотреть, мочка уха с правой стороны отлетает, если бы не было страшно - посмеялся, как будто Пох и Квазимодо договорились лишить меня слуха.
  Девушка по инерции, полностью прижимается ко мне, ее лоно, словно нарочно ударяется о давно напрягшуюся плоть. Две пары глаз встречаются, взгляд Ники гипнотизирует, обволакивает, мой наполнен вожделением, медальон на шее кровоточит алым льдом, она подставляет язык, и несколько капель падают на его кончик. Чувствую, как меч в руке черноволосой ведьмы идет обратным ходом, а ее взгляд заполняется предвкушением. Падаю вниз скользя по змейке небритой щекой, вбиваю свой клинок в ее стопу и почти одновременно она вскрывает себе шею: клинок предназначенный мне не успевает остановиться и не находя моей плоти, ведомый своей рукой хлещет по горлу. Несильно, не смертельно, но Ника вздрагивает своим великолепным телом, из длинного пореза плещет жизнь, как пить дать задета артерия. Не даю ей прийти в себя, вырываю клинок из лодыжки и оттолкнувшись, как копьем бью в треугольник агатовых волос. Катана, пробивает плоть легко, насквозь, выходя из позвоночника хищным остроносым зверем, на носе которого сверкает крошево бриллиантов. Резко выдергиваю и делаю три шага назад, один влево и один в право, поднимаю довольный клинок над головой и не смотрю на убитого мной Поха.
  Девушка застывает, прямой клинок в ее руке становиться на пару мгновений тростью, на который она опирается, силясь не упасть. Знаю, что она ищет мой взгляд, но эту милость я не могу ей оказать. Тем более что умирающий Пох такой чудовищной силы вполне может исторгнуть мою душу и завладеть телом.
  - Не смотри на нее, - кричу я Аркаше.
  - Дурак, - слышу я, прежде чем она падает, пытаясь одновременно зажать порез на шее и черную рану в промежности. Тщетно. Кровь хлещет сквозь судорожные попытки рук остановить, вытекающие реки жизни.
  Она еще долго умирает, не меньше десяти минут. Драконы на коже начинают судорожно метаться, ища спасения, но приютившая их плоть умирает, с нею умирают и рисунки, истончаясь, пока полностью не растворяются в мертвом теле.
  Я могу уже посмотреть на нее, но не хочу. Специально стараюсь не цепляться взглядом, однако мое внимание привлекает шипящая Сакля, прослеживаю за ее горящими зелеными глазами и не могу скрыть удивления. Не иначе, как из рук умершего Поха выбирались два маленьких дракончика и летят ко мне. Одним движением катана перечеркивает их траекторию, но летающие ящеры не замечают меч, словно я пытаюсь разрубить луч света. Твари набрасываются на мои руки, но вместо ожидаемой боли на моих кистях проступают изображения летящих драконов.
  Поднимаю кисти вверх. Драконы синхронно поворачивают головы и подмигивают, прямо на моих глазах на коже, безболезненно появляются изображения струек пара, сочащихся из их ноздрей.
  Не имею ни малейшего понятия, что это все означает. Ловлю испуганный взгляд Гарика. Ничего, отмучался, теперь от тебя ничего не зависит.
  - Не дрейфь, студент, - подмигиваю ему, точно также как драконы, вертикальными зрачки. Гарик этого не замечает.
  - Я не студент, - произносит он заплетающимся языком. Мне настолько наплевать на его биографию, что это отражается на моем лице, тем не менее, я задаю не нужный вопрос, что бы просто дать себе небольшую передышку перед смертью:
  - Ну и кто же ты? - про себя думаю, "ты парень полное говно".
  - Я менеджер, - то ли всхлипнул, то ли сказал Гарик, полностью подтверждая мою предыдущую мысль. Бездонный, как мешок Пандоры Квазимодо испражнился на Гарика и подлетел к Сакле, наученная горькими опытом кошка знала, в походе пищу надо добывать самостоятельно и сумела что-то вкусненькое найти. Попугай резонно решил, что сможет потребовать свою часть пирога, между зверюшками завязалась заварушка, чуть ли не более кровавая, чем наше противостояние с Похом. Приказываю себе не думать о ней.
  9.59. Таймер на левой руке начал обратный отсчет. Не раздумывая, выпиваю эликсир. Вспышка. Мир качается, я вижу все как в старом черно-белом телевизоре, по экрану бегут искажающие его полосы, горло рвут изнутри гвозди, желудок опускается к копчику, внезапно томительное мгновение исчезает не оставив после себя боли. Рябь проходит, и я четко все вижу миллионами оттенков черного и белого.
  - Ч...т...о...п...р...о....и...с...х...о...д...и...т? - доносится медленно, по буквам голос менеджера. Измененное восприятие заставляет тело жить в несколько раз быстрее. Стараюсь также медленно ответить.
  - З....сь!!! - Не получается, вместо "заткнись" Гарик слышит искаженный рев, зажав уши, он разворачивается, и бежит к выходу - правильный вывод.
  Хватаю Саклю, пора претворять в жизнь безумный план. Рывком вхожу в ее сознание и сразу оказываюсь в кошачьем рае: сразу сбивает с ног запах. Меховая Урина наводнила своими метками весь мир и нельзя сказать, что она не перестаралась, но все равно сквозь знакомую мне вонь, пробивалось, по меньшей мере, еще два аромата: рыбы и еды из пакетиков.
  Раздавалось убойное кошачье пение, будто соревновались команды оперных певцов, причем все одновременно и через усилители, однако самих певцов видно не было, стояла непроглядная ночь, но я не собирался ничего разглядывать, тем более задерживаться. Невольно замечаю огромные светящиеся зеленые глаза в пол неба и неясный силуэт гигантской кошачьей тушки, Кинг-Конг бы умер от зависти. Встречаться с обладателем глаз не хотелось.
  Медальон отозвался охотно. Рисующие друг друга руки соскользнули с моей груди, что бы соединиться в воздухе. Они неустанно рисовали. Из их причудливого сплетения рождались лица, миллионы людей оставленных Похом без души мелькали передо мной, и каждого я сумел рассмотреть. Тринадцать миллионов картин складывались передо мной в одно лицо - мое. И в тот же момент, в кистях держащих карандаши, появился меч, занесенный над моим рукотворным ликом. Ну, уж нет - это без меня!
  Выпрыгиваю из души Сакли и сразу падаю на колени. Удалось! В ее мире активированный медальон уничтожает мой образ, но в реальности я остался жив. Ни кто еще не пробовал включить медальон в чужой душе, еще бы таких попыток суицида было очень мало и все они было сделаны по великой необходимости, что бы экспериментировать. В итоге все кто шел на этот шаг отчаяния, лишались миров, творимых собственным подсознанием, попадая в чужие пространства, обрекая себя на вечные муки.
  Сакля визжит, не думал, что кошки способны на такие звуки и несется к выходу, ничего найду.
  Действие эликсира прошло, остался только смертельный заряд в животе, из коктейлей выпитых сегодня, готовый выпотрошить меня, взгляд на таймер - через шесть минут.
  Голова трещит, расползается как у чудовища Франкенштейна по швам. Двадцать кубиков магнезии вкатываю в вену, не заботясь о том, что вводить надо медленно, эликсиры убьют меня гораздо быстрее, чем давление.
  И все же медальон сработал, покореженные тела людей начинают осмысленно шевелиться, из этой кучи вытаскиваю пришедшего в себя Радиона. Несколько драгоценных для меня секунд он силиться понять, где находится.
  - Слушай внимательно! - ору я ему в ухо. - У меня в желудке термоядерный заряд из двух выпитых сегодня эликсиров. Я ходячий труп и через четыре минуты начнется реакция.
  До Радиона начинает доходить, его лицо из удивленного переходит в разряд сосредоточенных.
  - Что я должен сделать?
  Молодчина, сразу задал правильный вопрос. Благодарно киваю, сжав губы.
  - Входишь в мое пространство и чистишь эликсир наподобие смертельной болезни. Магнезия у меня с собой.
  Смотрю на друга, не тени сомнения, ни не нужных вопросов: "А получится?", "Кто-нибудь так делал?" Ведьмак за всю жизнь может всего семь раз осуществлять вхождение, на восьмой его душа распадается. У Радиона уже пять вхождений, но он не колеблется. Несмотря на то, что кодексом строго запрещено самовольно использовать технику очищения в своих целях, несмотря на то, что это очень дорого, каждый клиент платит за свою спасенную жизнь суммой, которая начинается от единицы с шестью нулями и это в евро.
  - Поехали, - Говорит Радион. У него самого вопросов должно быть ко мне куча и наверно мутит, все же я его хорошо потрепал, чуть не убил, временная остановка сердца на пользу организму не идет, но он концентрируется, кладет мне руку на лоб. Закрываю глаза, слышу, как таймер отсчитывает последние оставшиеся три минуты, где-то справа шипит Сакля, значит, вернулась и тут на меня обрушивается чернота.
  
  * * *
  Гарик не помнил, как он выбрался из здания, в боку сильно кололо, глаза застила стена едкого пота, дорогая гавайская рубашка, не купленная за три копейки в бюджетном магазине, в которых так любят щеголять кавказцы, а настоящая фирменная за триста убитых енотов, висела на нем нелепой тряпичной бахромой. Мысли путались, одна фантасмагорическая картина сменяла другую, но мозг отказывался обрабатывать информацию, просто несчетное количество раз, прокручивал одни и те же эпизоды дня.
  Вокруг творилось чудо, из тех о котором можно говорить захлебываясь, выпячивая глаза и надувая щеки, но в которое никто не поверит, потому что не будет помнить. Время на глазах Гарика отматывалось назад. Столкнувшиеся на перекрестке машины, обрастали деталями, не новыми, а точно такими, как до столкновения, невидимая рука растаскивала их назад, сидящие внутри водители и пассажиры, из сломанных мятых кровавых кукол, возрождались в живых людей.
  На глазах менеджера, полностью обгоревший человек, примятый въехавшим в него джипом, начал наполняться свежей кровью и обрастать плотью, даже одежда полностью восстанавливалась. Машину заново охватило пламя, на этот раз не губительное, напротив, когда огонь погас джип выглядел почти не тронутым, спустя несколько минут он отъехал, высвобождая из смертельного плена почти целого человека, но Гарик этого не видел он шел дальше.
  Повсюду поднимались люди, и самое главное в их глазах появилось что-то такое, чего не заметишь, пока не потеряешь. Искра в каждом человеке светилась несколько секунд в тысячу раз ярче, чем обычно и люди, замечая в глазах своего Рода свет, невольно улыбались, абсолютно не помня, что с ними приключилось. Пожалуй, это было единственное, что отличало мир, от мгновения, когда Пох лишил человечество души - свет глаз.
  Гарик видел, как поднимается рухнувший башенный кран, похоронивший под собой несколько человек, как оживают мертвые улицы, наполняясь гулом работающих моторов, как сломанные манекены становятся людьми, как поднимались, радовались, целовались, смеялись, ругались, расставались, плакали, злились, влюблялись, удивлялись человеки. И вместе с Москвой менялся Гарик, его одежда штопалась, а память очищалась. Последнее, что он увидел, как Коля Смиттеен начал возвращаться к жизни, словно кто-то рисовал его на живо, как и весь мир.
  И вот мир замер, встал на паузу, а менеджер дошел до перекрестка, где ему встретилась Пох, неземная завоевательница, красотка, с взглядом вызывающим гормональную бурю.
  Рука огромная сильная неизмеримо могучая и конечно добрая, нажала на магнитофоне перемотку, пленка послушная механизму, очередной раз отмоталась назад и замерла, готовая к любым приключениям. Палец надолго замер перед кнопкой "Play", вздох глубокий, осуждающий вырвался из, на секунду приоткрывшихся крепко сжатых, губ. Щелчок возвестил о принятом решении, затертая кассета скрипела, но все же, все же завела свою песню.
  
  * * *
  - Я бы хотела купить у вас души.
  - Что-то вы не очень похожи на дьявола, - Гарик с легким смешком оглядел девушку. В голове почему-то заиграл модный мотивчик "пойдем с тобой туда, пойдем с тобой сюда, вдвоем...". Посмотреть было на что. Даже проходящие в паре мужчины откровенно бросали вожделенные взгляды на длинные загорелые ноги, выглядывающие из под мини-юбки "по самое не хочу", на каскад струящихся волос цвета вороньего крыла и на незабываемо невинное лицо, которое бывает только у самых твердых сук. За что удостаивались нелестных слов от спутниц, а то и тычка. Гарик поплыл.
  - Дьявола? - переспросил подошедший высокий мужчина, одетый в легкую светлую рубашку и темные льняные брюки. Подбородок непонравившегося менеджеру незнакомца обрамляла пижонская бородка-эспаньолка. Мужчина уверенно взял девушку под локоть и подмигнул Гарику. - Ну, разве такая очаровательная девушка может быть дьяволом? Во всяком случае, до свадьбы, точно нет.
  В глазах черноволосой красавицы промелькнул испуг, но Гарик, вырванный из сладких грез, лишь зло посмотрел на мужчину и раздосадованный пошел по своим делам.
  - Вот это разве человек? - обреченно спросила девушка крепко державшего ее мужчину, впрочем, в этой хватке не было ничего эротичного.
  - Определенно. Его хватило, на то что бы исправить ошибку, без принуждения, по собственной воле Гарик отправился со мной. А теперь помолчи, или я убью тебя снова, на этот раз навсегда.
  В глазах мужчины замелькали крылья, тяжелые холодные они гипнотизировали и ломали любое сопротивлении воли.
  Девушка вскрикнула и покорно опустила голову. Но, пройдя несколько шагов, она еле заметно обернулась, что бы встретить печальный взгляд менеджера.
  Мужчина державший ее за руку улыбнулся...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"