Воспоминание - это единственный рай, из которого нас не могут изгнать Ж.-П.Рихтер
Якову уже больше шестидесяти лет. Понимая, что большая часть жизни уже прошла, к нему пришла идея поделиться своими воспоминаниями. За время жизни одного человека жизнь очень сильно поменялась. Сейчас не так много людей, которые помнят слова "примус", "фуксин". Знакомые отговаривают его. Зачем это тебе нужно, ты не писатель, о старом времени написано очень много, твоя жизнь простого человека никого не интересует - есть много людей с более яркой судьбой. Яков никогда в жизни не писал. Он понимает, что первая проба пера очень редко бывает удачной. И все-таки он решил написать. В своих воспоминаниях Яков только изменил некоторые фамилии. АВАРИЯ Яков очнулся в больнице. Он это понял, открыв глаза и увидев белый свежевыкрашенный потолок. Дома потолок был синий. Нестерпимо болела голова. Слегка тошнило. Над ним склонилась медсестра. Он услышал, как его зовут "Яков, Яков, Вы меня слышите?" Звук доносился еле- еле, как будто уши были заложены ватой. Он утвердительно покачал головой. Он повернул голову и увидел сидящего возле кровати на стуле милиционера. Яков спросил, где он находится. Медсестра ответила, что он попал под машину и сейчас лежит в отделении нейрохирургии областной больницы. Милиционер спросил "Вы можете говорить? Да - ответил Яков. Милиционер представился, как следователь по дорожно-транспортным происшествиям капитан Рябушко. Он рассказал, что Яков попал под машину, и должен сейчас вспомнить, как это было. Яков начал вспоминать. Был обычный выходной субботний день, когда он с женой Идой ходил на базар. В этот день должна была звонить дочь Рита из Израиля. Она звонила каждые две недели в час дня соседям, так как у Якова в доме телефона не было. Ида с базара поехала домой автобусом, а Яков пошел домой пешком. Он спешил. До разговора с Ритой оставалось пятнадцать минут. Это было недалеко. По пути он пересекал две улицы. Первая улица была перекрыта для ремонта, и весь транспорт был пущен по второй улице. Недалеко от перехода через улицу, по которой сейчас шел весь транспорт, он встретил сослуживца Василия из отдела прочности. Он остановился поговорить, считая, что время до разговора с Ритой у него есть. Увидев, что светофор зажегся красным светом, Яков начал расспрашивать Василия о его работе. Разговор затянулся. Вдруг светофор зажегся зеленым цветом. Яков начал прощаться, но Василий продолжал говорить. Яков извинился и бросился к перекрестку. Только он добежал до перекрестка светофор зажегся красным цветом. Яков начинал нервничать. Ряд машин, поворачивающих после перекрестка направо, остановилась. Яков увидел, что с противоположной стороны к перекрестку медленно приближается троллейбус. Расстояние до него было большое. Яков оценивал возможность перебежать неширокую улицу до троллейбуса. Он не мог видеть машин, идущих прямо по центру улицы. Их заслонял ряд, которые остановились для поворота направо. Человек в машине, стоящей рядом, показал ему - переходи и Яков рванул вперед. Он хотел перебежать улицу перед троллейбусом, приближающимся к перекрестку. Два шага он сделал быстро и увидел, что на него с большой скоростью мчится машина среднего ряда. Затем в глазах потемнело. Как во сне он увидел, что возле него, лежащего на земле, кричат люди, остановившийся троллейбус и много людей над ним. Слов он не слышал. В ушах был звон. Подъехала скорая помощь. Яков хотел подняться, но не смог стать на левую ногу, больную с рождения. Его положили на носилки и затолкали эти носилки в машину скорой помощи. Яков смутно помнил, как его в больнице раздевали и одевали на него больничную пижаму. И вдруг он увидел знакомого молодого врача Валерия, который дружил с его старшей дочерью Лизой. Яков попросил его сказать родным, чтобы они не волновались, что он попал в больницу и скоро будет дома. Яков рассказал милиционеру, как он попал под машину, признавая, что в этом происшествии виноват он сам, так как перебегал улицу на красный цвет, и никаких претензий к сбившему его человеку не имеет. Такое признание своей вины очень обрадовало следователя. Яков подписал бумагу с отказом от претензий к водителю, сбившему его на перекрестке. Следователь сказал, что Якова сбил на своей машине санитарный врач города всеми уважаемый человек. Только потом Яков понял причину радости милиционера. Зятем санитарного врача был начальник городского отдела милиции. В этот день у него было много посетителей - была Ида с дочерью Лизой и ее мужем Вадиком, санитарный врач Сергей Николаевич, сбивший его на перекрестке. Это был пожилой человек, очень напуганный происшедшим. Он говорил, что он оплатит все лечение Якова с дорогостоящей диагностикой. Яков успокоил его отказом от всяких претензий к нему, понимая, что во всем виноват он сам и этому есть многочисленные свидетели. Вечером пришел сват Гриша, который начал кричать, что на этого врача нужно подать в суд и получить от него определенную сумму. Яков наотрез отказался это делать. Ему, прежде всего, хотелось выздороветь, и вернутся к нормальной жизни. Дел было много, и он не хотел каких-то разбирательств, прекрасно понимая, что водитель не мог остановить машину перед неожиданно выскочившим на проезжую часть улицы человеком. Больше всего Якова волновало здоровье. Травм на теле не было, если не считать синяка на левой ноге и ссадины на лбу, но, самое страшное, он не мог ходить. Левая нога полностью не двигалась. Правая подкашивалась сразу, как только он пытался стать на нее. Руки дрожали. Он пытался взяться рукой за спинку соседней кровати, но не смог этого сделать. Какой-то страх сковывал любые движения. Врач Николай Иванович говорил, что у него сотрясение мозга и нужно полежать несколько дней. На следующий день делали томографию головного мозга, которая не показала каких-либо травм или отклонений. Попытки пройти два шага сопровождались приступами страха, который сковывал все движения. Особенно тяжело было ходить на утку в палате, где лежало еще четыре ходящих человека. В понедельник Сергей Николаевич принес костыли. Яков пытается научиться ходить на костылях. Это было очень тяжело. Страх, что он упадет, не дает ему возможности самостоятельно двигаться. Он просит медсестер, чтобы они стояли рядом для страховки. Они наотрез отказываются. Якову помогает больной Николай. Это был молодой веселый животновод , который попал под машину своего односельчанина. Николай стоит перед Яковом и успокаивает его рассказами о том, что он сам ломал ногу и долго ходил на костылях. Нужно только привыкнуть ходить на костылях. К вечеру понедельника Яков с помощью Николая, который просто стоит рядом с ним, уже доходит на костылях до дверей палаты. При этом он обливается потом, правая нога дрожит, левая вообще не хочет двигаться. Сев на стул возле двери, Яков с ужасом думает, что он никогда уже не будет ходить. Панический животный страх сковывает его волю. В это мгновение он уже ни о чем другом не может думать. Главное для Якова было дойти до туалета. Туалет был на другом конце длинного коридора. В коридоре не было стульев, только голые стены. К вечеру в понедельник приходит его непосредственный начальник и друг Валерий Васильевич со своим двадцатилетним сыном Олегом. Оба они немного навеселе. Яков попросил их помочь добраться до туалета. Олег взвалил тяжелого Якова на плечи, как мешок картошки, понес его в туалет. Посередине коридора отдых на стуле, который Валерий Васильевич принес из палаты. Затем Валерий Васильевич сам понес Якова. И вот, наконец , долгожданный туалет. Яков сделал свои дела и, сев на стуле, с наслаждением затянулся сигаретой. Прибежала медсестра и начала говорить, что в отделении не курят, но так как Яков не может выйти, то ему можно курить, но не много. Путь в палату был проделан так же, как путь в туалет, но на этот раз Яков сделал несколько шагов самостоятельно, держась за стенку. Главное, что его страховали два здоровых человека. Прошло несколько дней. Страх немного начал проходить. В среду он уже пошел в туалет на костылях в сопровождении Николая. Николай шел рядом со стулом и говорил успокаивающие слова. Когда Яков уставал, он садился на стул и отдыхал. Путь в туалет занимал минут десять. Но это была уже победа. В четверг он уже выходил в туалет несколько раз в сопровождении Николая. В пятницу уже ходил в туалет без Николая, но стул стоял посредине коридора. С каждым днем он сам все увереннее ходил на костылях по больнице и выходил во двор, но левая нога отказала ходить. Пролежав в больнице дней десять, Яков попросился домой, понимая, что врачи бессильны вылечить его от шока. Для этого нужно было только время. ПОСЛЕ АВАРИИ Он вышел с больницы на костылях и с трудом добрался домой. Яков начал ступать на левую ногу через неделю после выписки с больницы после сеансов интенсивной физиотерапии. А через месяц после аварии он уже, опираясь на палочку, вышел на работу. Но еще очень долго он боялся переходить улицу даже на зеленый свет светофора. Яков работал в здании возле оживленного перекрестка, где, идя на зеленый свет, пешеходы должны были выскакивать из-под колес бешено мчащихся машин. Переход этого перекрестка для Якова было всегда мучительным испытанием. Но больше всего Якова беспокоил вопрос продажи старого дома в центре города. Он собирался в этом году уехать в Израиль на постоянное место жительства. И хотя дом никакой ценности не представлял, Яков хотел его продать подороже из-за очень хорошего места в центре города. Перед больницей Якову предлагали неплохие деньги. Болезнь несколько отодвинула продажу, но не отменила. Наиболее часто у них была одна женщина, которая влюбилась в это место. Она хотела, чтобы дом не продавался до продажи ее четырехкомнатной квартиры. Но квартира не продавалась. И вдруг в августе этого года в Росси произошел дефолт , и цена на недвижимость резко упала. Яков понимал, что продать квартиру сейчас будет очень тяжело. Цены упали раза в три. РЕПАТРИАЦИЯ Яков долгое время не хотел никуда ехать. Но когда три года назад четырнадцатилетняя дочь Рита захотела ехать в Израиль по программе "Наале 16", он отпустил ее. При этом терзали сомнения. Отсылать ребенка в таком возрасте в другую страну было очень тяжело. Яков долго изучал договор с Сохнутом, который должен был подписать. В этом договоре было сказано, что Сохнут гарантирует безопасность и здоровье ребенка. Несмотря на то, что Рита прошла медкомиссию, Яков понимал, что гарантии здоровья не может дать никто. И хотя в Украине медицина была на очень низком уровне, все-таки дочь была под присмотром родителей, и, не дай бог, что-нибудь случиться, Яков и Ида приняли бы все меры. А что будут делать при этом совсем чужие люди за тысячи километров от родителей ребенка, было непонятно. Посылая дочь в Израиль, Яков понимал, что ехать в Израиль со временем надо будет и ему. Ему было больше пятидесяти лет и он, работая математиком и программистом, прекрасно понимал, что устроится в Израиле по такой востребованной специальности, будет очень сложно из-за возраста и незнания английского языка и иврита. Яков много читал о жизни в Израиле, но на душе было очень тревожно. Очень тяжело было бросать работу, насиженное место жительства и лететь в страну, где все было покрыто туманом. Самолет плавно взлетел. Набирая скорость, он устремился вверх. Наконец прошли шумные дни сборов. В последний день по цене в два раза ниже был продан дом с условием выплаты суммы в течении года. Но это уже был конец длительному времени неопределенности, который основательно надоел Якову. Яков летал редко и очень не любил моменты взлета и посадки, когда закладывало уши. Израиль встретил морем огней и теплой погодой. Формальности приема новых репатриантов в аэропорту продолжались около полутора часов. Пока ехали в Реховот, где Рита сняла для них квартиру, Яков любовался ночным Израилем. Ночью все было залито светом, светились рекламные огни. Везде было светло, аккуратно подстриженные кустарники и деревья, много веселых людей, гуляющих ночью. Эта страна разительно отличалась от Украины, где в последнее время было веерное отключение электричества и темно было везде. Началась жизнь нового репатрианта. Полгода ульпана, где иврит преподавала замечательный педагог Ада Лисогорски, которая за время учебы не сказала ни одного слова по-русски. На первом занятии она сказала, что она из Аргентины и муж у нее из Украины. Ученики начали ей задавать вопросы по-русски, но она упорно твердила, что она ничего не понимает. Так до конца ульпана мы не узнали, понимает ли она по-русски. Яков начал изучать иврит в ульпане Сохнута за три года до репатриации сразу после отъезда Риты в Израиль. Первое ознакомление с ивритом привело его в ужас. Непривычно было писать справа налево. В алфавите не было гласных. Определить гласную букву можно было только по дополнительным знакам возле буквы - огласовке, которая в обычном письме не ставилась. Но постепенно он привык к языку. Ему, как математику, очень нравилась система образования слов на основе трехбуквенного корня. В этой системе были четкие правила, по которым человек, не зная определенного слова, мог догадаться, как его написать и произнести. Язык казался настолько четко организованным, что иногда возникало желание написать программу образования слов на корневой основе с дальнейшим выходом на автоматический перевод с русского на иврит, имея базу данных по наиболее употребимым корням. В ульпане Реховота Яков сначала учился неплохо, так как уже имел определенные знания. Но затем Яков перестал заниматься, понимая, что знание правил грамматики и довольно ограниченного словарного запаса, не позволяют нормально общаться с людьми на иврите, не позволяют читать газеты. Для того чтобы знать язык нужно постоянно на нем разговаривать. В этом не было особенной необходимости, так как везде можно было встретить русскоговорящих людей. Единственное, что может дать знание языка - это постоянное общение на этом языке. Группа учеников ульпана сразу подружилась. Начали созваниваться, встречаться у кого-нибудь дома или выходить на шашлыки в ближайший пардес. Образовался круг знакомств, так необходимые человеку, попавшему в новую среду. Этих разных людей объединяло одно - они приехали в Израиль в одно и тоже время. У Иды в Израиле было много родственников, которые радушно приняли их. Все начали советовать, как жить, как искать работу. Яков обратил внимание, что все знакомые или незнакомые люди любят советовать по любому поводу. Причем многие делают это довольно убедительно с большим знанием дела. Довольно скоро Яков понял, что принимать решения нужно самому, не слушая никого. ПОЖАР Наиболее посещаемыми были магазины русской книги. В одном из магазинов работала Рая. Это была очень красивая женщина, которая очень следила за собой. На вид ей было не больше сорока. Первым делом она спросила, откуда мы. Яков назвал город, который был областным центром. Рая сказала, что сама она из Ленинграда, но в детстве была в одном из городов области. Рая назвала этот город, и Яков сказал, что его детство тоже прошло в этом городе, но он уехал из этого города тридцать лет назад. Прошло некоторое время и опять Рая начала разговор об этом городе. Она сказала, что в детстве с мамой и братом приезжала в гости к Коганам, но последний раз она была в этом городе сорок пять лет назад, когда ей было четыре года. ПОЖАР И Яков начал вспоминать детство. В глазах отчетливо, как будто это было вчера, всплыл пожар в их его доме, большое количество людей во дворе, суматоха, плачущие дети Яков, Женя и маленькая Раечка. Он спросил у Раи. Твоя девичья фамилия Гутман? Рая ответила - да. А ты помнишь Яшу, который жил в этом же доме и дружил с твоим братом Женей. Рая воскликнула. "Так ты тот Яша? Я тебя помню". Городом детства Якова был небольшой город с тысячелетней историей и каштановыми бульварами в центре, стоящий в излучине реки. Многие люди, влюбленные в этот город называли его "Киев в миниатюре". Жизнь в те далекие годы разительно отличалась от сегодняшней жизни. Тогда топили дровами и углем. Еду готовили на примусе. Современные люди уже давно забыли, что это такое. Примус заправлялся керосином, который с помощью насоса подавался на горелку, а затем в форсунку. Для того чтобы примус загорелся нужно было закачать керосин в горелку и затем поджечь спичку. Для того чтобы зажечь примус, нужно было основательно потрудиться, чтобы форсунка загорелась ровным пламенем. Но когда форсунка загоралась, величину пламени можно было увеличивать подачей керосина. При этом нужно было постоянно чистить форсунку. Керосин покупали возле базара у еврея Дуна. Яков часто ходил по керосин с пятилитровой канистрой. Брали керосин про запас. В это время люди очень боялись дефицита, но, сколько Яков помнит, керосин был всегда. Керосин хранили не в доме, а в большом проходном погребе, и приносили в дом по мере надобности. В это время в их маленьком городе центральные улицы были вымощены булыжником. В городском автобусе цена проезда зависела от количества остановок, которые проезжал пассажир. Цена одной остановки стоила пять копеек. При входе в автобус кондуктор спрашивала, до какой остановки едет пассажир. И если человек ехал десять остановок, он платил пятьдесят копеек. Вход в городской парк и на перрон железнодорожного вокзала были платными. Яков жил в большом доме на тихой маленькой улице в центре города возле бани. Вернее дом стоял в переулке, отходящей от этой улицы и смотрел на баню. Во двор дома было два входа - один с улицы, другой с переулка. В этом доме было два хозяина. Семья Якова занимала меньшую часть дома, состоящую из одной комнаты и кухни. Вход был через маленькие сени на кухню и затем в большую комнату, где все спали. На ночь окна закрывались ставнями, поэтому в доме ночью был абсолютный мрак. Яков в детстве очень боялся ночью оставаться один. Вторую большую часть дома занимала семья Коган - Муля, Сара и две дочери Фаня и Роза. К дому была сделана деревянная пристройка, через которую был вход в дом, и которая служила для хозяйственных нужд. У Яши были небольшие сени и чулан. У Мули площадь сеней и чулана была больше. В чуланах хранилась различная утварь, старье, керосин для примуса. Пристройка была неотапливаемой, и в ней не было электричества. Входные двери двух семей располагались рядом друг с другом. Жили две семьи очень дружно. Двери между семьей Коган и семьей Якова не закрывались, и Яков мог в любое время прийти в гости к соседям. В детстве Яков считал, что Муля и Сара это его дядя и тетя, а Фаня и Роза - двоюродные сестры. Семья Коган имела много родственников. У Сары было два брата Яков и Давид, которые жили в Ленинграде. Их семьи приезжали летом на отдых. Наиболее часто приезжала жена Давида Дора с сыном Женей, ровесником Якова, и маленькой Раечкой на семь лет моложе их. Яков часто бывал в семье Коган. Когда он был маленький, с ним очень часто гуляла Роза, и он к ней очень привязался. Когда Яков подрос, Муля много рассказывал ему о евреях. У него был радиоприемник, и Муля через треск слушал радиостанцию "коль исраэль". Муля очень гордился, что есть страна евреев и очень хотел туда поехать. Благодаря ему, Яков всю жизнь интересовался мировой политикой, особенно политикой Израиля. В доме взрослые разговаривали на идиш, но Якова не очень обучали этому языку, считая его языком старых евреев. Яков все понимал и понимает на идиш, но сказать ничего не может, так как сам никогда в жизни не разговаривал на этом языке. Муля работал продавцом на базаре в магазине артели "9 мая" и продавал различные мелкие материалы для ремонта домов. В основном это были мел и красящие вещества для побелки, краски, гвозди. Особенно Якову запомнилось красящее вещество "фуксин" для придания побеленным стенам голубоватого оттенка. Отец Якова Матвей работал на базаре заготовителем кожсырья. Он принимал шкурки кролей, свиней и других животных. Муля молился каждый день утром и вечером. Матвей, когда работал, молился только по субботам. К сожалению, в те годы евреи не имели возможности соблюдать субботу и еврейские праздники - нужно было работать. Но еврейские праздники соблюдались всегда. На пэсах, рош-а шана мама Якова Соня накрывала праздничный стол, и отец во главе стола произносил праздничную молитву. Аналогично делал и Муля. Жили все очень дружно. Летом собирали вместе урожай в саду. Между двумя семьями не было каких-либо тайн или недомолвок. Отдыхать летом было очень хорошо. Небольшой сад, в котором больше всего было вишен. Была также большая груша и огромная шелковица. Июль, август были самыми лучшими месяцами. В это время поспевали вишня, груша, шелковица. Дети бегали по двору и на улице с черными от шелковицы лицами и играли в жмурки, войну. Особенно интересно было срывать вишни. Деревья были большими, и приходилось рвать вишни, стоя на лестнице. Было лето 1957 года. Опять приехали гости с Ленинграда. Яша с Женей целый день дотемна гуляли на улице. За ними бегала четырехлетняя Раечка. Раечку ее мама загоняла домой раньше. Гуляли дотемна. В июле темнеет в десять часов. Это случилось тихим июльским вечером. Придя домой, Яша покушал, помыл ноги и сел читать книгу. Родители уже спали. К полдвенадцатого затихли и соседи. В доме было тихо, и он с увлечением читал книгу, освещая ее небольшой лампочкой настольной лампы. К этому времени прекратили выключать свет в двенадцать часов ночи. Поэтому можно было читать как угодно долго. Правда, мама, проснувшись, могла загнать спать. В этот вечер мама крепко спала, и он спокойно читал книгу. В полпервого услышал запах дыма и вышел на кухню посмотреть. На кухне запах дыма был очень сильный. Открыл дверь к соседям. Там было много удушливого дыма, и он увидел, что горит пристройка. Огонь был большой и был слышен треск горящего дерева. Яша сильно испугался и начал кричать, но никто его не слышал. Он побежал к себе и разбудил своих родителей. Они сразу не могли понять, что случилось, затем, увидев языки пламени на кухне, разбудили семью Коган. Открыв двери из дома , с ужасом увидели, что огонь пожирает пристройку, закрывая выход из дома. Все выбежали во двор. На их счастье входная дверь еще не была объята огнем. На улице было тихо и немного прохладно. Небо заволокли тучи. Матвей и Муля начали кричать "пожар... пожар", но в ответ услышали только лай собак. Минут через пять поняли, что их никто не услышит и Яша с папой побежали в баню, где у сторожа был телефон. Но телефон не работал. Они прибежали во двор. К этому времени огонь полностью охватил вход в дом. И вдруг мама Яши с криком "гэлт" бросилась в горящий дом. Матвей работал заготовителем кожсырья, и у них дома была большая сумма государственных денег. Все оцепенели от ужаса. Папа кричал "Соня... Соня....Соня". Наконец все увидели, Соня выбежала из горящего дома. В руках у нее была матерчатая сумка с деньгами, фуфайка тлела. Соню облили ведром воды из колодца, который был напротив бани. К этому времени во двор вошли некоторые люди и начали помогать тушить пожар ведрами с водой из колодца. Людей было мало, пожарных не было и Яша с папой побежали будить соседей. Пожар разгорался, но, к счастью, на улице пошел небольшой дождь. Через некоторое время во дворе было много народу и люди смогли организовать тушение пожара, передавая ведра с водой по цепочке от колодца к дому. Горела только пристройка и некоторые молодые люди, которые шли с танцев, начали срывать ставни, пытаясь чем-нибудь поживится. Увидев это, Матвей прогнал их. Если бы ставни были сорваны, в большом доме был бы сквозняк и огонь быстро охватил бы весь дом. Наконец приехали пожарные и начали быстро тушить. Огонь начал угасать. Дети прижимались к взрослым и плакали. Детям было очень страшно. Яшу, Женю и Раечку забрала соседка жена матроса Зина, у которой был сын Валентин на несколько лет старше Яши. Им постелили на печи и приказали спать. Но они не могли заснуть, до утра обсуждая пожар. Яша от волнения стал заикаться. Заикался он еще довольно долго, но со временем это прошло. Часов в семь утра за детьми пришла Дора и забрала их. Во дворе уже никого из посторонних не было. Пристройка сгорела полностью. Во дворе было огромное количество мусора, грязи. Дом остался цел, но в некоторых местах на крыше были дыры. Большое дерево абрикосы нашего соседа, которое было возле пристройки, наполовину обгорело. В доме полно воды и везде на кухне валялась обгорелая мебель. В комнате было много воды, но закопченная мебель сохранилась. Особенно Яша запомнил покрытый копотью старинный массивный буфет с резными стойками, который стоял в гостиной у Мули. По дому ходил растерянный Муля и трогал горячие стены. Ему казалось, что пожар может вспыхнуть заново. Матвей его успокаивал. Взрослые бурно разговаривали, выдвигая различные догадки по поводу причин возникновения пожара. Все сошлись на следующей версии. В этот вечер Дора, уложив Раечку спать, сама заснула. Женя пришел поздно, когда мама и сестра уже спали. Но это время проснулась Раечка и начала просить яичко. Она любила выпить перед сном яичко. Дора не хотела вставать и попросила Женю принести из чулана яичко. В чулане не было проведено электричество и Женя, для того чтобы найти яичко, зажег спичку. В чулане стояла канистра с керосином и на ней лежала тряпка. Женя, взяв яичко, бросил непотушенную спичку на пропитанную керосином тряпку и ушел в дом. Раечка выпила яичко и успокоилась. Все заснули. В чулане тряпка быстро загорелась, и огонь перебросился на канистру с керосином. Вскоре пришли представители пожарной охраны для определения причин возгорания. Увидев в сенях разорванный от пожара примус, они написали заключение, что пожар возник по халатности хозяина дома Куренца, который оставил примус непотушенным. Затем фотографии этого примуса были развешены во всех людных местах города с предупреждением, к чему приводит халатное использование примуса. Это заключение сделано было для того чтобы не платить страховку. Нужно было восстанавливать дом, что влекло большие расходы. Муля и Сара поговорили с Дорой, и вскоре гости уехали. И хотя в доме скандалов не было, Яша понимал, что Дора сильно обиделась на обвинение в поджоге дома. После этого они не приезжали отдыхать и Яша больше их не видел. Начался ремонт дома. Матвей был неплохим строителем и много делал сам. Первым делом починили крышу, а затем почти заново построили пристройку. Вычищали мебель, просушивали вещи. Запах гари очень долго стоял в доме. Яша со своими друзьями на чердаке нашли два ящика, наполненные керенками (деньги временного правительства Керенского 1917 года) по 20 и 40 рублей. Ящики были очень старые и рассыпались еще на чердаке. Все деньги выбросили во двор. Огромное количество маленьких бумажек, которые ничего не стоили, валялось на земле. С большим трудом дом был восстановлен. В 1961 году семья Коган уехала в Минск, где Фаня вышла замуж. Семья Яши переехали в большую часть дома, где жила семья Коган. Меньшая часть дома была продана украинской семье Батижевских. Груня и Степан жили без детей. Это были неплохие люди, но они нам были совсем чужие. Двери между двумя частями дома были сразу заложены кирпичом. Вскоре стал вопрос о разделении участка земли. Раньше мы все вместе собирали урожай и делили поровну. Во дворе был два сарая и один большой погреб. Сараи были с одной стороны дома, а погреб с другой. Но раздел участка оказался невозможным из-за того что, при любом разделе одна из семей что-то теряла. Эта проблема не была решена, пока семья Яши в 1970 году не переехали жить в областной центр. Давно уже нет в живых Мули, Сары, Матвея и Сони, но всю жизнь Яков считал и считаю семью Коган своими родственниками, так же как они считают его своим родственником. Яков часто приезжал в Минск в гости к семье Коган, где я чувствовал себя как дома. Сперва все жили в Минске на Комаровке, затем Роза с мужем Иосифом получили квартиру. Через некоторое время получили квартиру Фаня с мужем Мэмой. Сара умерла рано. Муля жил с семьей Фани и ухаживал за внуками, а затем и правнуками. Они поддерживали связи с семьей Гутман в Ленинграде и рассказывали Якову об их жизни. Сам он в Ленинграде не бывал. Такие воспоминания овладели Яковом в книжном магазине Раи в Реховоте. Рая рассказала, что в Израиле в Натанье живет дочь Мули Фаня Карасик, а Америке живет Роза. Рая с мужем и матерью Дорой и ее брат Женя со своей семьей живут в Бнэй-Аише. Она стала звонить всем и говорить, что нашелся Яша. После этого я стал поддерживать связи с этими людьми. Я был в гостях у Раи и Жени в Бней-Аише, гостил я у Фани в Натанье и Фаня с мужем Мэмой приезжала ко мне в Реховот. По телефону я разговаривал с Розой. Мы все до сих пор считаем, что мы родственники. ПОСЛЕСОВИЕ. Заканчивая свои небольшие воспоминания, хочу сказать избитую фразу "без прошлого нет будущего". Пожилые люди должны писать о своей жизни. Молодые должны знать, как жили раньше их предки.