- Я уезжаю, - сказал он просто, - ... стажировка... полтора года... такая возможность...
Слова проваливались в пустоту. Падали, словно камни. В бездну. С обрыва. Тихий шорох слов... тишина... и оглушительный грохот... Эхо падения...
Казалось, что не выдержит.
Нет, связь была хорошей. Просто она переставала слышать, словно отключалась на несколько секунд.
Она что-то отвечала, подходящее случаю, автоматически отвечала, говорила, что очень рада, за него, что такую возможность упускать нельзя, и что-то еще... Слова рождались сами собой, приходили ниоткуда. Домашние заготовки... Автоматически рисовала в записной книжке лежащей около телефона какие-то черточки и точки, соединяла их, заштриховывала получившиеся фигуры.
- Я заеду вечером, - сказал он, - ты ведь поможешь мне с документами?
- Конечно, - сказала она как ни в чем не бывало.
Рука отбросила ручку, и скомкала лист бумаги с каракулями.
- Тогда до вечера.
- Да.
Скомканная бумага летит в угол. Трубка со звоном ложится на рычаг.
Силы взялись ниоткуда.
Он пришел вечером. Она узнала его по нервному, прерывистому звонку в дверь, словно на кнопку звонка нажимали несколько раз, неуверенно, будто боясь что ошиблись квартирой. Он принес с собой кучу каких-то бумаг, которые надо было заполнять, и с порога принялся объяснять ей что к чему.
Она кивнула и пошла на кухню заваривать чай. Пока возилась с чайником, хотелось сделать все правильно, чтобы было вкусно, он разложил бумаги на столе.
Пока разбирались с бумагами, она украдкой, то и дело, смотрела на него.
..чуть в профиль... в полоборота...
Как пальцем, взглядом обрисовывала его профиль. Лоб, нос, рот, подбородок, шея... Дальше идти не решалась, вдруг заметит?
Он не замечал, был слишком занят бумагами.
Так прошло несколько недель. В предотъездной суете, в лихорадочных сборах, и в заполнении бесконечных квитанций, бланков, анкет, и документов. Сидя вечером на кухне, за столом, среди чашек с чаем, пепельниц, конфетных фантиков и хлебных крошек, которые он потом виновато стряхивал с бумаг, подавая их в очередное окошко.
Вдвоем. Ее время счастья. Она боялась думать что будет дальше. Знала. Боялась этого и запрещала.
Хотелось жить в сегодня. Радоваться этому лету, запаху его сигарет, наполнявшему маленькую кухню, чашек остывшего чая на столе и тому, что он рядом.
И все закончилось одним утром, со звонком будильника.
День отъезда.
Собранный чемодан стоит в комнате. Шум душа. Деловитое шипение закипающего чайника. И бесконечная суетливая, а от того еще более бестолковая беготня по комнатам, в последних лихорадочных сборах.
Она улыбалась растерянно и немного виновато, изо всех сил стараясь не заплакать, отчего улыбка выходила кривой и жалкой. Пыталась говорить какую-то веселую чушь, которая полагается в таких случаях.
И все-таки заплакала. Молча. С улыбкой, неестественно застывшей на губах. Он притянул ее к себе, крепко обнял, уткнулся носом в макушку, забормотал что-то успокаивая... Она оглушенная свои горем, почти не слышала его слов. Она стояла уткнувшись мокрым лицом у шершавую ткань куртки и старалась запомнить его запах, голос и руку на своем плече. Сохранить кусочек реальности, словно сфотографировать.
Он уехал.
Истерика прошла и сменилась нервной жаждой деятельности. Она стремилась забыться в делах, заботах, работе и ни кому не нужных хлопотах. Главное не останавливаться. Деятельность сменилась аппатией, как раз в это время выпал первый, легкий еще снег. На календаре был уже ноябрь...
А потом были открытки на праздник и письма, письма, письма... Мертвые буквы на экране монитора, которые она сама раскрашивала чувствами и эмоциями.
И полтора года. Как жизнь
И десять минут. Как смерть.
"...малыш, ты представляешь.....(...) встретились в кафе....(...) она младше....(...) я тебе писал...(...) день мы уже выбрали....(...) в общем...(...) мы ждем тебя... (...) на свадьбу...."