Под копыта коня время бросило луг,
Красным небом объят их апостол раздолья,
Говоришь по траве не услышим мы стук?
Так ты сам посчитай у травы поголовье!
Говорят, я мечей обнажить бы не смог,
А коса у седла - знать дурная примета,
Там была голова от собаки и смета,
За дела и молитвы, за виру, за "за!".
И не смей отпускать перед гонкой глаза!
И не смей говорить мне, что "это" - не "это"!
Тихо ляжет ладонь на щитки мертвеца,
Голубые глаза - не искупят цвет неба,
Но бежит по щеке светлой девы слеза...
Просит дева у Смерти не смерти, но хлеба...
Стылый рыцарь смешон, он смеется трясясь,
Но тепло у ладони - слов разных теплее.
- Едем, дева, домчу до домов не таясь.
- Дядя, дайте поесть, я ж была королева...
Призадумался рыцарь,
- Не дам, ешь траву! Видишь -
Кромкой ковыль будто стрелы и вены,
Я собрал в твоем царстве чудную батву,
Свиньям корм будет дорог...
Подстилкой для хлева.
Девы лик исказился, сверкнули глаза:
Я убью тебя рыцарь и съем твое пони.
Рассмеялся мертвец:
Так ты ж жрешь лишь сердца,
А я - смерть и металл, -
У тебя меня море.