Тяжелые лучи Яра с трудом пробивались через стену летучего песка. Красные, словно свежая кровь, плотные облака стелились по самой земле. Хотя, то красное, потрескавшееся стекло под ногами трудно было назвать землей.
Злые песчинки глубоко впивались в кожу, оставляя за собой сочащиеся кровью борозды. Сам воздух выжигал легкие изнутри, словно был раскаленным металлом.
Но Самаэль не обращал внимания на боль, пронизывающую каждую маленькую частичку его тела. Что-то в этом незнакомом месте пугало его гораздо сильнее, чем перспектива быть освежёванным за живо набегающей песчаной бурей.
Самаэль чувствовал, как кто-то невидимый, сверлил взглядом спину, и от этого взгляда хотелось свернуться комочком, забиться в самый дальний угол и дрожать.
- Кто здесь?! - крикнул Самаэль, но звук его голоса потонул в завываниях ветра.
- Ты чего разорался, бес?! - спросил до боли знакомый голос.
Самаэль открыл глаза и увидел привычную потолочную балку, что нависала над его казенной кроватью, словно перст судьбы. Впрочем, этот, заросший плесенью и паутиной, перст не внушал ни благоговения, ни доверия.
- Хули разорался, я спрашиваю?! - повторил голос.
Самаэль, за последние пять лет, неплохо узнал обладателя этого голоса.
- Страшный сон приснился, сэр! - отчеканил он уже привычный ответ.
- А ну встал с постели! - прорычал сержант, сдергивая с Самаэля тонкое рваное солдатское одеяло.
У сержанта была странная фамилия - Шильяр, и все в гарнизоне называли его шилом, кто за глаза, а кто и прямо в лицо. Шило был, в общем не плохим парнем, не глупым, и свои нашивки носил не за просто так, но иногда на него что-то находило, и он начинался придираться к каждой мелочи.
Самаэль покорно подскочил с постели и вытянулся по стойке смирно.
- Раз орешь, значит выспался! - прорычал сержант, - а раз выспался, значит пойдешь в караул. А ну одел штаны и марш отсюда!
Отчеканив "Да сэр! Так точно, сэр", солдат быстро влез в свою форму и затопал по длинным каменным коридорам. Он не был зол на сержанта, ибо спать ему всё-равно больше не хотелось, да и Шило он уважал, и как товарища, и как офицера. К тому же этой ночью в карауле должен был стоять Грегор, а значит будет свободная минутка чтобы перекинуться парой словечек, да обмозговать странный сон.
Самаэль любил копаться в собственных сновидениях, пытаясь найти скрытый смысл или тайные знаки судьбы. Быть может, виной этому было то, что солдат видел сны очень редко, и каждый был для него настоящим событием.
Ночь выдалась холодной. Ветер, несущий в себе речную влагу и запах гнили, уныло завывал в узких бойницах. Самаэль запахнул свою тонкую солдатскую куртку. Он не боялся холода, тем более, что над Ликом Великой Матери уже не первый десяток дней светил Хель, а прохлада была лишь мимолетной прихотью природы. Преодолев наверное с сотню каменных ступенек, солдат вышел на крепостную стену, залитую призрачным белым светом летнего спутника Эрды.
Вышедшего из темени крепостных стен Самаэля тут же окликнул стоящий на своём посту рядовой.
- Стой! Кто идет? - дрожащий, ломающийся голос выдавал в постовом зеленого новичка, только что выбравшегося из застенок военной школы.
- Не мельтиши, Фом, это я, - спокойно ответил Самаэль.
Солдат знал всех новобранцев, а они все знали его. Они всегда тянулись к Самаэлю, хотя он не отличался не добротой, ни снисходительностью. Может быть они чувствовали в нем лидера, но те беспокойные дни остались в далеком детстве. В крепости Вамарка были люди, внушающие больше страха и доверия, чем голубоглазый верзила.
- Ты чего не спишь, бес? - спросил задумавшегося солдата постовой, - Вроде сегодня не твой черед стену обходить.
- Шило решил, что я выспался, - Самаэль усмехнулся и махнул новичку рукой пошел в обход.
Меряя каменную кладку шагами он услышал за спиной понимающий вздох Фома, и усмехнулся. Пусть новички еще и года не прожили в крепости, а уже вели себя как отпетые старожилы, если дело конечно не касалось стычек с кочевниками. Тогда они показывали своё зеленое нутро, иногда буквально, иногда метафорически.
Самаэль вновь усмехнулся и медленно, по буквам, повторил диковинное слово "метафорически". Он услышал его у единственного источника знаний в этой пограничной дыре, которая, по недоразумению, стала вдруг городом. И этим источником знаний был Грегор.
- Бес, - окликнул Самаэля знакомый хрипловатый голос, - Чего тут шляешься? До побудки еще часа четыре.
Солдат обернулся и вытянулся по струнке.
- Сэр, сержант Шило приказал провести обход, сэр, - слова звонко вылетали из его рта и падали в тёмную воду далеко за стеной.
Грегор усмехнулся и жестом отдал команду "вольно".
- Развлекаешься?- он вытащил из-за ворота офицерского плаща трубку и кисет с кислым табаком, раскурил и подал Самаэлю.
Солдат принял трубку и затянулся. Курение было одой из немногих привилегий, которые отличали офицеров, прошедших короткое обучение под присмотром сержантов от простых вояк. Казалось, их только и учили раскуривать свои трубки стоя под проливным дождем, под сбивающими с ног порывами ветра, под градом огненных стрел кочевников, не слезая с лошади и не выпуская меча из рук.
- Хорошая ночь, - продолжал говорить Грегор, дожидаясь, пока друг сделает несколько глубоких затяжек.
Ночь, и в правду была хороша, и, даже, злые порывы холодного ветра не портили её. Большой белый лик Хеля склонился над великой матерью, даря ей свой мистический свет. За его спиной, ярко, словно искры от большого костра, сияли звезды. Мерно бурлила Нага, неся свои воды в сторону заката. Редкие ночные птицы пели свои тихие ночные песни, стрекотали водяные жуки, которые в обилии водились в великой реке.
- Да, - Самаэль кивнул и вернул трубку лучшему другу, - Прекрасная и спокойная ночь. Так и жду, что вот вот затрубят боевые рога племен и засвистят стрелы.
Грегор усмехнулся и выпустил ровное колечко дыма. Это бы еще один навык, которому видимо обучали только офицеров.
Иногда Самаэль жалел, что ввязался в драку с офицером-наставником и сломал ему руку. Если бы не это, то, быть может и его, когда-нибудь, рекомендовали бы на младшего лейтенанта. Но, увы, в личном деле Самаэля стояла красная печать, закрывающая ему путь в офицеры.
- Мне приснился сон, - сказал солдат, вновь беря трубку из рук друга, - странный.
- Как будь-то бывают другие сны, - усмехнулся Грегор, задумчиво смотря в даль.
Самаэль затянулся и попытался тоже выдохнуть кольцо, но только закашлялся.
- Этот был другой, - сказал он, прочистив наконец горло, - Более болезненный, что-ли.
Младший лейтенант хмыкнул, но ничего не сказал.
- Я стоял на каком-то каменном плато, - продолжал рассказывать солдат, - а вокруг летали тучи красного песка. Этот песок рвал мою кожу. И Яр там был другой, тяжелый, душный.
- Быть может тебе приснились мертвые земли? - предположил Грегор, отбирая у друга начинающую затухать трубку, - Мальр вон рассказывал, что в мертвых землях свет Яра лишает сил и может убить, а песок забивается тебе в задницу и ужасно зудит.
Самаэль тихо зафыркал, давя смешок ладонью. Его негромкому смеху вторил хриплое уханье ночного крылана, что охотился за неосторожной рыбиной, решившей набрать немного воздуха.
- Ладно, - сказал Грегор, вытряхивая пепел из трубки, - Тебе пора в обход, да и мне надо своих проверить.
- Только трубку оставь, - с усмешкой сказал Самаэль, - а то мне будет тяжко без табачка по стене шагать.
- Вот когда стрелу на лету поймаешь, - ответил ему друг, - тогда и получишь трубку. И табак. И бабу с конём.
- Ловлю на слове! - крикнул солдат уже в спину удаляющемуся другу.
Ответом ему был глухой смех.
Поймать стрелу на лету - это мысль уже не первый год крутилась в голове у Самаэля. Дело было даже не в том, чтобы прославиться или возвыситься над остальными, для этого не нужно было ничего ловить, кроме слов. Самаэль хотел испытать себя, познать пределы своих возможностей, и, быть может, преодолеть их.
Иногда, в ранние часы, солдату казалось, что ничего невозможного для него нет, что он способен видеть течение времени. В те недолгие мгновения он чувствовал себя достаточно быстрым чтобы, например, выхватить летящую стрелу из воздуха.
Однажды он имел глупость озвучить эти свои странные мысли в казарме, и с тех пор все сослуживцы на все просьбы Самаэля отвечают "Сначала стрелу поймай". Сначала он злился, но это быстро прошло. Человек имеет свойство привыкать. Теперь "поймать стрелу" было такой же неотъемлемой частью его натуры, как и странное прозвище "бес", полученное им еще в учебке.
Самаэль не любил вспоминать те два года, что он провел в военной школе. Воспоминания о тех днях всегда вызывали в нем злость и сожаление. Ночь была слишком прекрасна. чтобы портить её давно минувшим.
Солдат шел вдоль каменных зубьев, венчавших высокую внешнюю стену крепости Вармарка. Иногда его окликали часовые, следящие за противоположным берегом Наги, благо щедрый на свет Хель разгонял ночную тьму. Иногда Самаэль сам окликал задремавших новобранцев, не ожидавших обхода в столь ранний час.
Перекинувшись парой слов с очередным постовым, солдат спустился во внутренний двор крепости и направился к городским вратам. У огромной тяжеленной решетки, отделяющий Вармарк от гарнизона, стояло еще двое новобранцев, под присмотром старого вояки, служащего в крепости то-ли интендантом, то-ли смотрителем. то-ли просто местным рассказчиком. Звали его Корягой. ибо он был тощим, скрюченным и узловатым. Если верить слухам, которые Коряга сам же и распространял, старик служил в гарнизоне еще до начала перемирия. И больше всего на всей Эрде. Коряга любил рассказывать байки и мучить молодняк. Чем теперь и занимался, сидя на поилке для лошадей, что стояла у поста.
- И вот, снащится, - шамкал он своим отсутствием зубов, вешая лапшу на уши зевающему часовому, - глянул я в гласа этому тикарю, а там, вместо срачков - дырищи, што у нашего беса вместо души!
Самаэль усмехнулся, укрылся в тени, и стал медленно подбираться к рассказчику сзади. Новобранцы усердно старались не смеяться, боясь вызвать гнев у старика, но Коряга принялся коверкать слова еще сильнее, хитро зыркая своими желтыми выцветшими глазищами на краснеющий от натуги молодняк.
- У муня туша как прыкнет, та как с сади ис штаноф как вывалиться, - продолжал Коряга, прибавляя к живописному словесному описанию красочные жесты, - Тикарь так и помер, на месте. от вонищи. тушу то я тавно не чистил, мноко ф ней кумна накопилося. А тикари, они к кумну неприфыкши. Ф степяхжи фетра туют и кумно не пахнить.
Один из новобранцев не сдержался, и заржал во весь голос. Старику только это и надо было. Словно спущенная тетива, прыгнул старик вперед, залепляя пяткой прямо в живот, корчащемуся от смеха бедолаге. Коряга, несмотря на свой болезный и немощный вид был одним из лучших бойцов в крепости. Самаэль даже подозревал, что ему вряд-ли больше тридцати лет. хотя выглядел старик на все четыреста.
Не ожидавший удара постовой согнулся пополам и кулем свалился в грязь, которую в Вармарке почему-то называли дорогой. Коряга встал над ним, поставив свою тощую ногу бедолаге на голову.
- Эх, чему вас только учат теперь, - сказал старик вполне отчетливо выговаривая все звуки.
Бедняга постовой был далеко не первым новобранцем, пострадавшим от жестоких шуточек хитрого старика. И, спрятавшись в тени, Самаэль готовился к прыжку, чтобы отомстить за собственные страдания. Он выждал, когда Каряга увлечется чтением нотаций о никудышной подготовке нынешней молодежи, и собрался было напасть, но не успел.
Его планам помешал оглушительный звон колокола. что был установлен в башне крепостной часовни, в самом высоком месте во всем гарнизоне. Этим колоколом пользовались только когда отпевали погибших в рейде солдат, или когда постовые замечали приближение дикарей. Вряд-ли, в столь поздний час, колокол оплакивал чью-то оборвавшуюся жизнь.