Яростный и жидкий, словно расплавленный металл, свет Яра стекал по плечам Самаэля, образуя слепящие лужи на багровом стекле плато. Жар пробирал до самых костей, и солдату порой казалось, что его мясо скоро станет отваливаться от костей, как с переваренной козлиной ноги. Но он продолжал идти вперед, обходя стороной яростно воющую стену песка.
Сотни тысяч жаждущих крови глаз неотрывно следили за каждым его движением, но Самаэль уже давно привык к их присутствию. К чему парень так и не смог привыкнуть, так это тяжелый взгляд незримого наблюдателя, чей голос непрерывно взрывался в голове обжигающим огненным шаром.
- Иди! - ревел проклятый голос свою извечную песню, - Через пустоту, через бурю, через полчища! Предстань передо мной!
И, в который раз, Самаэль почувствовал, что не в силах противостоять этому приказу. Он сделал резкий разворот и шагнул на встречу неистовствовавшему песку. И, как и сотни раз до этого, песок разорвал его на части, оставив от солдата лишь горстку праха, которая тут же влилась в этот бесконечный танец урагана.
Самаэль несколько раз моргнул, отгоняя навязчивое наваждение.
Яр медленно уступал свои владения ночному сменщику - багровому Маркоту, отчего небо окрасилось в розовый. Зимний ветер гонял мокрые хлопья снега, залепляя глаза и губы. Повсюду стояла слякоть, а внутренний двор крепости вообще превратился в болото, в котором барахтались кони, их наездники и пехотинцы, таскающие мешки с провиантом и скидывающие их на широкие телеги обоза.
В такие моменты солдат мог радоваться, что зябнет на стене, открытый всем холодам зимы, а не барахтается в слякотной жиже там, внизу. Но Самаэль не испытывал радости. Он просто стоял на своём посту и думал о своей жизни.
- Нам всем пора двигаться дальше, - сказал стоявший рядом Грегор, выпустив белое ароматное облако табачного дыма, - И мне, и тебе.
Самаэль усмехнулся.
- Тебе легко говорить, господин лейтенант, - в его голосе сквозила легкая издевка, - Это не ты застрял на месте.
- А не надо было офицерам кости ломать, посты самовольно оставлять, капитанов в кости обыгрывать, - Грегор без тени улыбки перечислял проступки своего друга, -Были бы уже сержантами или капитанами.
- Сделанного не изменить, - пожал плечами солдат, - чего уж зазря тревожить былое. В любом случае, ты таки умудрился выбраться из этой дыры.
- Я еще здесь, - ответил офицер, вновь затягиваясь, - так что еще не выбрался.
Губы Самаэля вновь растянулись в кривой усмешке.
Друзья некоторое время стояли молча, по очереди куря потрепанную временем и невзгодами трубку лейтенанта.
- Странно представить, что наши пути расходятся, - задумчиво сказал Грегор, когда последняя искорка тепла в трубке погасла, - Столько лет мы шли одной дорогой.
- Торчали в одних и тех же задницах, - усмехнувшись, поправил друга Самаэль, - А если мы и двигались, то только чтобы сменить одну полную говнища жопу, на другую, еще более засранную.
Лейтенант хрипло рассмеялся, и, по собравшимся вокруг глаз и рта складкам, Самаэль заметил, что годы не пощадили его друга. Когда-то едва пробивавшаяся куцая бородка, теперь была густой и ухоженной, придавая Грегору солидности.
Было трудно поверить, что уже прошло четырнадцать циклов с тех пор, как Самаэля выкинули из приюта в объятия военной школы, и уже двенадцать лет он торчит в этом проклятом всеми конфессиями городишке, в этой идиотской крепости. Двенадцать лет непрерывных побудок, построений, бессмысленного торчания на постах или еще более бессмысленной работы по хозяйству. Редкие рейды вдоль Наги, еще более редкие стычки с вольными племенами - все это слилось в серую кашу из воспоминаний, на подобий той, что была сейчас во дворе. Со временем даже самые яркие впечатления тускнеют.
- Опять задумался о прожитом? - спросил Грегор, с улыбкой глядя на друга.
Самаэль не ответил, но лейтенант и так знал, что он прав.
- Сам же говорил прошлого не ворошить, - он продолжил разглагольствовать, - Думай лучше о будущем. Вон, Мальр к тебе проникся уважением, глядишь, после моего ухода тебя в офицеры повысят.
- Скорее уже мир закончится, чем я из рядовых вылезу, - печально улыбнулся солдат, кутаясь в зимний форменный плащ, - Да, если и повысят, то из Вармарка это меня всё равно не вытащит.
Грегор ругнулся и с силой ударил трубку о каменный зубец, вытряхивая пепел.
- Так надо было соглашаться на предложение, а не нос воротить! - в голосе лейтенанта зазвучало раздражение, - Вступили бы в орден вместе и свалили бы из этого крысятника. Поехали бы в Большой рог, навестили бы Миру!
Самаэль не ответил. Ему не чего было отвечать. Просто в тот момент, когда мужчина в сером плаще с исчерченным шрамами и ожогами лицом предложил ему вступить в орден Охотников, голос в голове приказал отказаться. И Самаэль не смог противостоять этому приказу.
Теперь же, когда он думал о том, чтобы подать прошение на вступление в орден, его душу наполнял ужас и ясное осознание того, что если он сейчас покинет гарнизон, его ждет неминуемая и мучительная смерть.
Грегор вздохнул и спрятал курительные приборы в своем плаще.
- Ладно Бес, бывай, - сказал он, оправляя форменную куртку и поплотнее запахивая плащ, - Свидимся еще.
- Давай, Рыбак, - Самаэль улыбнулся и похлопал друга по плечу, - Я рад что ты выберешься из Вармарка.
Лейтенант кивнул и, накинув капюшон плаща на голову, зашагал вдоль заснеженных каменных зубцов внешней стены, оставив Самаэля стоять на своём посту.
Солдат укутался в свой поношенный плащ и принялся размышлять о дальнейшей жизни. До пересменки оставалось еще прилично времени - Яр только-только коснулся своим округлым боком линии горизонта, так что Самаэль мог спокойно плавать по волнам своих рассуждений, изредка поглядывая на мирную зимнюю степь, что раскинулась на противоположном берегу великой Наги.
За двенадцать лет своей службы в гарнизоне Вармарка, Самаэль успел пережить более трех десятков своих товарищей по отряду. Даже Шило пал, сраженный этой неведомой хворью, что скосила чуть ли не треть гарнизона пару лет назад. Только самого Самаэля бледная миновала. Когда все вокруг валялись и бредили от невыносимого жара, солдат даже носом не шмыгал. Миновали его и стрелы Вольных, неудачливы были и их боевые топоры и копья. Что бы не случилось, Самаэль оставался в живых, а его товарищи погибали. Все, кроме Грегора.
Про таких говорили "Он бледной приглянулся", ну или просто тыкали вилами и факелами, да тащили на костры, обвиняя в колдовстве. В гарнизоне их называли заговоренными. Сначала это звучало как шутка, но постепенно, по мере того как ветераны крепости встречались с бледной, а на их место приходили новобранцы, это слово стали произносить с восхищением, а потом и со страхом.
Но, какое бы дерьмо ни случалось, Грегор и Самаэль ныряли в него вместе, и вместе из него выбирались. Это было неизменно, с тех самых пор, когда избитый, больной, полумертвый, мальчишка был брошен на попечение сестер Дома Милосердия.
Двадцать циклов, двадцать долгих лет они были неразлучны, и вот теперь Самаэль остается один, без товарищей, не переживших свою службу, без единственного настоящего друга, который решил двигаться дальше, в то время как сам Самаэль не смог сопротивляться голосу в своей голове.
- Видимо я сам построил такую судьбу, - пробормотал солдат, растягивая губы в кривой ухмылке, - и теперь сдохну в этом проклятом Вармарке.
Небо наливалось кровью - это Моркот расправлял свои алые плечи над ликом Великой Матери, занимая место уставшего Яра. Ветер крепчал, поднимая целые тучи не успевшего растаять снега, и яростно трепал поношенный солдатский плащ, который служил Самаэлю слабым укрытием от наступающей зимы.
Спустя бесконечно долгое время, проведенное солдатом в грустных размышлениях о тленности бытия и закате его короткой жизни, пришла пересменка. Очередной новобранец, чьи имена Самаэль уже и не пытался запомнить, стуча зубами, прибежал, чтобы сменить рядового на посту.
Похлопав сопляка по плечу, Самаэль медленно поплелся в сторону казарм. Впереди ждала жидкая, опостылевшая за четырнадцать лет, но горячая каша, и сон, полный, пугающих своей неизменностью, кошмаров. Но до казармы солдат не дошел.
Спустившись с продуваемой стены в узкий каменный переход, Самаэль замер, ощущая, как реальность начинает расплываться перед глазами. Ухватившись за стену, чтобы сохранить равновесие, солдат встряхнул головой, пытаясь прогнать слабость.
- Он рядом! - внезапно прогремел голос из сна, - Он совсем рядом! Найди его!
Самаэль зажмурился и вновь открыл глаза, надеясь что все происходящее - всего лишь очередной сон наяву, но реальность не спешила обретать былую четкость. Вместо этого солдат увидел яркое пятно, которое светило сквозь каменные стены крепости. Этот свет, казалось звал Самаэля, пытался поговорить с ним.
- Найди его! - ревел голос, - Забери его!
И вновь солдат почувствовал, что его собственная воля тает, уступая место чужой, инородной и невероятно сильной воле. Словно во сне, он отлепился от стены и побрел по темным коридорам крепости, ориентируясь на манящий свет. Он прошел мимо поворота к казармам, мимо оружейной и вновь поднялся на залитую багровым светом стену.
Голос в голове гремел не переставая, принуждая идти вперед, через стену к спуску во двор и, через двор к конюшням. Чем ближе он подходил к манящему огоньку, тем отчетливей слышал его зов.
"Забери меня, - шептал огонёк, и его шепот был слышен даже сквозь ужасающий грохот приказов, гремящих в голове у Самаэля, - Я дам тебе силу, я дам тебе власть, я исполню любое твоё желание".
На всём своём пути, солдат не встретил ни единой живой души. Даже во дворе никого не оказалось. Войдя в конюшни, Самаэль услышал испуганное ржание лошадей, нервно косящихся то на вошедшего, то на переметные сумки, лежащие около одного из стойл. В одной из этих сумок и теплился этот загадочный огонек.
Свет больше не манил и не шептал - он кричал, он требовал, чтобы солдат взял его в руки, и Самаэль, пошатываясь, приблизился к нему. За седельными сумками на утоптанной земле лежал огромный полотняный сверток.
Даже сквозь слепящий крик огонька и сквозь туманную пелену, заволокшую разум Самаэля, он узнал очертания этого предмета, проглядывающие сквозь серую ткань. Это был огромный меч охотника, который вербовал Самаэля и Грегора в свой орден. Этот меч был настолько тяжел и неуклюж, что больше походил на гротескное изображение, чем на настоящее оружие, но все равно, от одного вида этого куска железа, Самаэлю становилось не по себе.
Но свет шел не от клинка, а от чего-то, лежащего в самой дальней сумке. Повинуясь орущим в его голове голосам, солдат открыл этот мешок и выудил от-туда маленький железный коробок, внутри которого билось и верещало живое пламя.
Откинув крышку этой шкатулки, Самаэль увидел внутри старый металлический зуб, который кузнецы изготавливают для богачей, потерявших свои собственные зубы. Этот железный клык выглядел очень старым, грубо сделанным, и, судя по размерам, принадлежал какому-нибудь великану.
- Возьми меня! - верещал огонек, мечущийся внутри этого изъеденного временем куска железа.
- Возьми его, - приказывал голос из кошмаров.
И, не имея возможности сопротивляться, Самаэль стащил с левой руки перчатку и прикоснулся к железному клыку кончиками пальцев.
Сила, чистая, ничем не замутненная сила, хлынула в него через левую руку, ударив в сердце приливом невероятной бодрости и устремилась в верх, к голове. Чужая, жестока воля, что правила этой силой, стала стремительно оттеснять сознания Самаэля, стремясь завладеть его телом и его разумом.
- А теперь пожри его, - раздался приказ голоса из сновидений, и к солдату вернулась власть над собственным я.
Огонек дрогнул, словно услышав этот, адресованный лишь Самаэлю приказ, и принялся с удвоенной силой атаковать разум парня, но было уже слишком поздно. Увидев ту невероятную мощь, ту чистую энергию, которая и составляла сущность этого кричащего пламени, Самаэль возжелал её себе. Вцепившись этим желанием, как когтями, в щупальца, тянущиеся к его сознанию, парень начал с жадностью поглощать хлынувшую в него энергию.
Огонек вновь заверещал, но теперь он молил отпустить его, приказывал убираться прочь и оставить его в этой маленькой темнице. Он сопротивлялся, пытаясь втянуть обратна свою энергию,но чем больше силы поглощал Самаэль, тем тише становился голос этого пламени. После нескольких мгновений ожесточенной борьбы за последние крохи силы, огонек сжался до маленькой искорки и, мигнув исчез, а его голос затих навсегда.
Самаэль закрыл коробочку с, ставшим теперь бесполезным, клыком и положил обратно в сумку. Этот кусок мусора теперь не интересовал его. Все его внимание было сосредоточенно на собственных ощущениях.
Сила переполняла солдата. Сначала она бушевала внутри словно маленький ураган, пытаясь прорвать сковавшую её плоть и вырваться наружу, но потом, постепенно, успокоилась, и стала впитываться в мышцы, в вены, в кровь Самаэля, даря чувство невероятного могущества.
- Бес? - раздался удивленный голос Грегора, - Какого хрена ты тут забыл? Опять сбежал с поста?
Самаэль обернулся и увидел своего друга, несущего еще пару сумок.
- Меня сменили, - ответил солдат, стараясь ни чем не выдать переполнявшее его чувство восторга, смешанного с испугом, - Решил пройтись перед сном и услышал что лошади чего-то испугались. Вот и зашел проверить.
Словно подтверждая его слова, одна из лошадей испуганно заржала.
Грегор хмыкнул и бросил принесенные сумки поверх старых.
- Уже покидаешь крепость? - спросил Самаэль, наблюдая за действиями офицера, - не попрощавшись?
Лейтенант потянулся, разминая спину и отрицательно мотнул головой.
- Не, я попрощаюсь с Вармарком только послезавтра, - ответил он улыбнувшись, - Но мастер Тарвед отбывает уже сегодня. Его ждут дела ордена. Я же, прежде чем приносить очередную присягу, хочу сестру проведать. Так что мне пока с ним не по пути.
- Ну и отлично, - сказал Самаэль, еле сдерживая горящий внутри ком пламени, - погуляем с тобой на по следок, поставим гребаный городишко жопой к Яру.
Грегор усмехнулся и кивнул.
- Погуляем. А теперь проваливай от сюда, пока тебя не заметил какой-нибудь другой офицер.
Рядовой рассмеялся и бодро зашагал прочь из конюшни. На улице валил снег, крупными хлопьями застилая грязное месиво, равномерно покрывавшее внутренний двор крепости. Пойманный в ловушку высоких стен, ветер ревел, словно боевой рог кочевников.
Самаэль не замечал ни снега, норовящего залепить глаза, ни холода, опустившегося на спящую Эрду. Его переполнял невыносимый жар, который, казалось, прорывается через кожу и топит снежинки еще на подлете. При каждом выдохе из ноздрей и рта парня валил плотный белый пар, так что солдат стремительно шагал по лестнице, укутанный белым облаком, словно какое мифическое существо.
Добравшись до казарм, Самаэль не стал есть. Он и так был переполнен силой и сытостью. Ничком рухнув на свою жесткую кровать парень зажмурился, пытаясь унять дрожь от возбуждения.
Ему хотелось бегать, прыгать, орать, драться. Ему хотелось пронестись через крепость, через весь Вармарк, ворваться в проклятый бордель и затрахать до беспамятства всех тамошних шлюх. Ему хотелось броситься в, затянутые тонким ночным ледком, воды великой реки и, переплыв её, стремительно лететь по степи и сразиться со всеми вольными племенами сразу. И Самаэль чувствовал, что сейчас способен выйти из этой схватки победителем.
Но он вжимался в жесткую кровать, пытаясь сохранить каждую крохотную частичку этой энергии, пытаясь впитать, включить её в свой кровоток, сделать частью своей сущности. Потому что он знал, что ему не хватит этой новоприобретенной силы для задуманного.
Ему понадобиться больше, гораздо больше, чтобы преодолеть пустоту, пройти через бурю, прорваться через полчища теней и выколоть эти проклятые глаза, что заставляют его сжиматься от ужаса, и вырвать этот проклятый язык, что порождает подчиняющий волю голос. Да, Самаэлю нужно больше силы, больше энергии. Невообразимо больше.