Раф Еникеев

НЕ ПРАБАБУШКИНА СКАЗКА,
А ПРАДЕДУШКИНА БЫЛЬ
ПРО ЕМЕЛЮ, НЕСМЕЯНУ
И ЦАРЯ, ЧТО БЫЛ ДА СПЛЫЛ.
 

То ли в некотором царстве,
То ли в нашем государстве
В стародавние года,
На земле ещё когда
Жили разные злодеи,
Колдуны и чародеи,
Миром правили цари,
Падишахи, короли,
Но зато хлеба родились,
По лугам стада плодились
И народ ходил в мехах.
Потому, что зверь в лесах
И в полях ещё водился,
Трёхпудовый сом ловился,
Караси, не то, что ныне,
Не с ладонь, а с руку были,
А уж уток и гусей, -
Не стреляй, а палкой бей.

Правда, вот водились черти
И в любой избе, поверьте,
Возле печки, за трубой,
Жил проказник-домовой.
Да и ведьмы тоже были,
Колдовали, ворожили,
Леший по лесу бродил, 
В буреломы заводил
И русалки к водяному,
Зазевался, - тянут в омут.
Но зато был чище бор,
Горы были выше гор,
Небо было голубее,
А луна куда круглее;
Звонче птичьи голоса,
Ярче девичья краса.
И земля была щедрее,
И вода была мокрее,
Верх всегда брало добро.

Вот тогда, давным-давно,
В этом самом государстве, -
Королевстве, или царстве,
Близ столицы, иль вдали
Жил себе один старик.

Правда, в эту деревушку
В захудалую избушку,
Что стояла у реки 
В окружении ракит,
Счастье редко заходило,
А отрадой что и было
У старинушки-отца,
Так три сына-молодца.

Братья старшие удались,
Видно, вовремя рождались,
А вот третий сын, Емеля,
К старикову сожаленью,
Не сказать, что был дурак,
Но и делал всё не так.

От ума, а может лени,
Проводил Емеля время
На лежанке у печи
Отирая кирпичи.
И любил он сладко кушать,
Песни петь да сказки слушать
Про царей, богатырей,
Змей Горыныча, чертей,
Про Ягу, царя Кощея,
Колдунов и чародеев,
Про людей и про зверей, -
Чем чудесней, тем сильней.

А старик, покорный доле,
Спину гнул работой в поле
Да зимою на базар 
Иногда возил товар:
То овёс, то рожь-пшеницу,
Разведётся, так и птицу,
Наплетёт корзин, лаптей,
Надо ж как-то сыновей
Приодеть в престольный праздник,
Остальное дьяк-проказник,
Царь, боярин да купец
Забирали в свой ларец.

День да ночь, зима да лето,
Потихоньку, незаметно,
Как сквозь ситечко вода,
Чередою шли года.
Старичок женил Ивана,
Вслед за ним женил Степана,
Но жены, как, ни искал,
Для Емели не достал,
Ну, а сам хозяйство вскоре
Передал, прожить не ссорясь
Наказал и на покой
Перебрался в мир иной.
Сыновья погоревали 
И хозяйствовать стали
Как и их отец родной.
За сохой да бороной.

Как-то раз, зимой, собрались
Братья в город, обещались
Всем гостинцев привезти,
Наказали как вести
Всё хозяйство, а Емелю
Брать не то, что не хотели,
А не думали и брать, -
Больно долго было ждать, -
Ведь пока он соберётся
Лето красное вернётся;
На иконку в уголок
Помолились да чуток
На дорожку посидели.
Там Емеле повелели 
Больше бабам помогать
И в столицу - торговать!

А у баб-то, как известно,
Дел не счесть: поставишь тесто
Да вари скорее щи,
Там бельё прополощи,
То скотина, то уборка,
Глядь, посуды грязной горка,
Пироги в печи горят...
Как-то бабы говорят:
<Слез бы ты, Емеля, с печки
Да воды принёс бы с речки,
Уж пора варить обед>,
А Емеле дела нет: 
< Вот ещё! Была охота
Выходить мне за ворота,
Чай, не мне нужна вода, -
Сами топайте туда>.

< Эх, Емеля, брось лениться,
Ведь с базара-то гостинцы
Не дают за просто так>.
Ну, Емеля не дурак,
Почесался, потянулся,
Но и с печки слез, обулся,
Вёдра взял в сенях, топор
И тропинкой через двор,
Не спеша, к реке спустился.
Прорубь вырубил, напился
И, болтая сам с собой,
Наклонился над водой: 

Что же там огнём сверкает,
Уж не рыбка ль золотая?
Присмотрелся.  Это ж щука!
Изловчился, сунул руку,
Хвать под жабры - и на лёд!
Совершив такой полёт,
Ошалело щука бьётся,
А Емеля уж смеётся:
<Ай, да рыбка, неплоха,
Будет славная уха!>

Только вдруг, ушам не веря,
Слышит голос он:  <Емеля,
Отпусти меня домой,
Пожалей, а я с тобой
За добро и рассчитаюсь!>
Тут Емеля, удивляясь,
Свой затылок зачесал:
<Это что за чудеса?
Или я свалился с печки?
Чтобы щука человечьим
Говорила языком?
Даже в сказках нет о том!>
Но ответил ей с улыбкой:
<Лучше лакомиться рыбкой,
Чем хлебать пустые щи,
Дураков тут не ищи!>

Щука бедная забилась
И отчаянно взмолилась:
<Пожалей моих щурят,
Отпусти и для тебя
Я исполню всё, что хочешь!>

<Зря со мною лясы точишь,
Так тебя и отпустил, -
Не для этого ловил!
Отпущу, а ты обманешь>.
<А чего ты пожелаешь, - 
Щука молвила хитро, - 
Хочешь злато, серебро,
Драгоценные каменья...>

<Ну, уж нет>, - сказал Емеля, -
<Не по мне твоё добро,
Камни, злато, серебро
Я и издали не видел,
Но, чтоб быть мне не в обиде,
Пусть наполнятся водой
И пойдут, само собой
По дороге не плескаясь,
Эти вёдра к дому сами,
Вот тогда и отпущу.
Как работка, по плечу?>

]Щука малость помолчала,
Головою покачала
И вздохнула: <Бог с тобой!
Повтори теперь за мной:
Пусть по щу...> и вдруг забилась,
Завертелась, закрутилась,
Опрокинула ведро
И ведро <бултых> на дно,
А за ним и щука в воду
И давай подальше ходу,
Только брызги по воде
Да плеснуло кое-где.

Тут Емеля и очнулся,
Огляделся, отряхнулся,
Но напрасно тёр глаза:
Нет ни щуки, ни ведра!
И пришлось чесать затылок:
Вправду ль то, что видел было
Или солнце пропекло
И в дремоту занесло.

Но куда теперь деваться,
Не хотелось раздеваться,
А пришлось нырять на дно
И вытаскивать ведро.
Так, что курицей промокшей,
Посиневший и продрогший
Потащил он вёдра сам.
Вот и верь тут в чудеса!

А они и начинались.
Братья в городе болтались.
А невестки лезут всё:
<Сделай то, да сделай сё>.

День за днём идут, проходят,   
Бабы снова песнь заводят,
Заходя издалека:
<Чай, Емелюшка, бока
Отлежал, вертясь на печке,
Поразмял бы, что ли, плечи, -
Помахал бы топором,
Кстати, нету в доме дров>.

<Да, неплохо. Только что-то
Одеваться нет охоты>, -
Как всегда, звучит в ответ.
<Ну, на нет и спроса нет,
А гостинчик твой сгодится
Тем, кто может потрудиться, -
Говорили братья так?>
Ну, Емеля не дурак
И подарочка хотелось.
<Ладно, справим это дело!> - 
Отвечает. Взял топор
И побрёл на задний двор,
Где дрова колоть собрался.

А за ним-то увязался 
Их суседко, домовой, -
Парень в общем-то не злой,
Но ужаснейший проказник:
Всем любил испортить праздник, -
То посуду разобьёт,
То утопит в бочке гнёт,
То солонку опрокинет,
То под ноги камень кинет,
То мышей притащит в дом,
То в косяк приложит лбом,
То прищемит дверью палец,
Так шутить любил за...нец, -
То, что добрым людям грех,
Домовому только смех.

Как всегда, и в этом деле
Поднапакостить Емеле
Поспешил во двор пострел
И, само собой, успел,
Под рукой расположился.
Вот Емеля приложился
Топором к полену: Ррр-раз!
Только зря прищурил глаз,
Не попал в свою наметку, -
Отколол едва ль не щепку.
Размахнулся во второй, -
Снова щепочка с корой.
Посильней ударил в третий,
Так сучок упрямый встретил
И затылок зачесал:
<Что опять за чудеса?>

Хрясь ещё! - Как в ступе воду, -
То в сучок, то в пень-колоду,
Словно кто наколдовал.
Он и так, и так вставал,
И подпорочку подложит,
И плашмя его уложит, -
Всё без толку.  Не стерпел,
Даже обухом огрел!
Измочалил всё полено,
Взмок, уж точно по колено,
Хоть здоровый был мужик,
Просто бык, куда там бык, -
Разгибал легко подковы.

Но здоровый, нездоровый,
А, хоть бейся головой,
Всё никак. А домовой
Просто лопался от смеха, -
Вот была ему потеха:
Закатился, чуть дышал,
И вот тут-то оплошал, -
На чуток, да зазевался.
И Емеля догадался,
Кто над ним так зло шутил, 
И, уже в сердцах, хватил,
Раз в работе нету проку,
По полену просто сбоку,
А полено это, - раз! -
В домового, но не в глаз 
И не в лоб, а в нос попало!
Что же с этим носом стало!
Покраснел, раздулся дыней,
Стал потом как слива синий
И суседку проявил, -   
Так-то он невидим был.

Тут Емеля крепкой хваткой
Сгрёб насмешника в охапку
И давай его учить,
Знай, мол, меру, как шутить.
Как? Да так: задрал штанишки
И по попке шалунишке 
Ата-та! И сразу впрок
Шалуну пошёл урок!
Тут же стал просить прощенья
От такого поученья,
Обещал и поколоть
Все дрова, что были, вплоть
До последнего полена.
Тут Емеля снял с колена
Домового-шутника
И в сторонку сел пока,
(Сам ведь тоже запыхался),
И в накладе не остался:

Домовой в работе скор, -
Сам собой взлетел топор
И по брёвнышкам-поленам
По берёзовым запел он,
По сосновым застучал,
По еловым затрещал;
Ухал, бухал, крякал звонко,
А дрова, когда заслонка
Открывалась, прямо в печь
Торопились сами лечь.

Не проходит и недели,
Как Емеле надоели
Бабы с просьбой съездить в лес:
<Ты б, Емеля, с печки слез
И поехал за дровами>.
<Поезжайте лучше сами,
У меня охоты нет>, -
С печки слышится ответ.

Лес то рядом, да боярский,
Чуть подальше, вовсе царский,
Мужику же по дрова
Ехать к чёрту на рога.
У бояр ни за понюшку
Отдирают на конюшне,
А за царские дрова
Отлетит и голова.

Ну а бабы осерчали,
На Емелю закричали:
<Мы работаем весь день,
А ему и встать-то лень!
Чтобы вошь тебя заела!
Разве бабье это дело
За дровами шастать в лес!
Ну-ка, слазь с печи балбес,
Одевайся, обувайся
И не медля отправляйся!
Лоботряс! Бездельник! Плут!>
Где уж спорить с бабой тут.

Если баба разойдётся,
У неё всегда найдётся 
Не ухват, так кочерга,
И тогда одна нога 
Живо будет на пороге,
А другая на дороге.

А невестке, как на грех,
Были, видимо,  из тех,
Для которых, был бы повод,
Это самый лучший довод.
<Ладно, ладно>, - еле-еле
Успокоил их Емеля,
(Разошлись ведь, не шутя),
Плечи ражие, кряхтя,
В полушубок втиснул ловко,
Подпоясался верёвкой,
Взял в сенях топор, пилу
И, вздохнув, на двор шагнул.

А тогда же у суседки,
Что бывало, правда, редко,
Был в гостях дружок один, -
Так, чертёнок заходил
Поиграть в картишки, в кости, -
Ну, не все же ходят в гости
За столом попировать.
Кто-то любит поиграть,
Кто-то любит песни хором,
Кто за лёгким разговором
Перемыть знакомым кости,
Кто к начальству сделать мостик
И повыше чином стать,
Кто-то просто поболтать.

А чертёнок, чем он хуже?
С домовым давно он дружен,
И, к тому же, у чертей
Всё почти как у людей.
И суседко за игрою
Рассказал, само собою,
Как с Емелей пошутил,
А потом дрова рубил.
Вот чертёнок изумился.
А когда базар случился.
То взбрело ему на ум
Поглазеть на этот шум.

Вылез глупый из-за печки,
Глядь, а там не Богу свечка,
Хуже, - баба с кочергой!
Страх пробрал его такой,
Что чертёнок с перепугу
Позабыл суседку-друга,
Как осинка задрожал,
Хвост коротенький поджал, -
Молодой он был, зелёный,
И в делах не закаленный,
Не слыхал он бабий визг, -
И, издав какой-то писк,
Полетел стрелою в двери,
Но, как сонная тетеря
Зацепившись за порог,
У Емели между ног
И застрял, а тот чертёнка
Хвать за холку, как котёнка,
Да за шиворот поднял.

Страх чертёнка обуял,
Быстро вспомнил он науку,
Что давал любимцу-внуку
Всё видавший старый чёрт;
Не скажу наперечёт
Как чертёнок изгалялся,
И змеёю представлялся,
Пламя с рёвом изрыгал,
Страшной рожею пугал,
Отравлял ужасным чадом,
В общем, делал всё, что надо,
Но не вышло запугать.

Где чертёнку было знать,
Что Емеля сказки слушал
Не ослом развесив уши,
Кое-что на ус мотал
И про нечисть много знал.
Как такому удивиться?
Для таких и говорится:
<Сказка ложь, да в ней намёк,
Добрым молодцам урок>.  

Вот и он недаром слушал:
Взял чертёнка он за уши
И маленько потрепал.
Емели-то рука, - 
Что таить, - тяжеловата,
И чертёнок виновато 
Запищал, заверещал,
Не грешить пообещал,
Коль отпустят свободу.

<Знаю вашу я породу>, -
Говорит Емеля, - <нет,
Заслужи её, мой свет!
Кто даёт свободу даром?
Запрягу тебя я в пару,
Чтобы  Ваньку не валял!> -
Тот в могучего коня
Обратиться попытался,
Но чуток недостарался,
По всему видать, устал, -
Тощей клячею предстал.

Пристегнул Емеля в пару,
Жеребца к кобыле старой,
(К слову, был тот жеребец
Только с виду не жилец, -
Под кнутом и громким свистом
Стал куда каким резвистым),
А обоих их к саням,
Да и свой базар поднял:
<Эй, болтливые сороки,
Что стоите, - руки в боки?
Али нечем их занять?
Кто ворота отворять,
Я что ль буду?> - Те смекнули
И ворота распахнули.
А Емеля в сани влез,
Свистнул, гикнул ... и исчез!

Мчатся сани по дороге,
Снег стеной на повороте
Поднимается, клубясь,
А возница, не садясь,
Свистом сани подгоняет;
В тихий пригород влетает:
<Разойдись, честной народ!
Зашибу!> - во всю орёт.

Но, известно, ротозеев
Не сажают и не сеют,
Из-за моря не везут,
А они и там, и тут
Не растут и не родятся, -
Тараканами плодятся,
И ни умный, ни дурак
Их не выведет никак!

А уж тут зеваки сами,             
Видя, как несутся сани,
Слыша крик и чуя, тут        
Впрямь кого-то зашибут, 
Валят валом! И народу
Подавил Емеля много.

Наконец приехал в лес,
Там с саней Емеля слез
И направился в орешник, -
Так, в сторонку, - только леший
Там некстати задремал,
Ну, Емеля и прогнал,
Но не лешего, конечно,
А всего лишь сон беспечный.
Тот спросонья озверел,
На Емелю заревел,
Встал медведем косолапым,
Ухватил мохнатой лапой
И давай его ломать
Да когтями задирать.

Но с Емелей всё не просто,
Будь медведь и больше ростом,
Вряд ли больше преуспел.
И пыхтел он, и сопел,
А Емеля разозлился,
На медведя навалился,
Да и так прижал к земле,
Что нечистый и сомлел.

Тут-то нечисть заскулила
И пощады запросила.
Но Емеля не простак, -
Отпускать за просто так.
Есть и лешему работа:
Нарубить, его забота,
И сложить дрова на воз;
А тому, - какой вопрос, -
От берёз, сосны да ели
Только щепки полетели
Под ударом топора.
Вскоре целая гора
Этих дров в санях лежала,
Тут верёвка их связала,
Чтоб не выпали в пути,
И пора домой везти.

А пока дрова рубились 
Да в рядок в санях ложились,
Сам Емеля не сидел,
А, оставшись не у дел,
Присмотрел себе дубину,
На дрова её закинул
И на старой вороной
Покатил себе домой.

А чертёнок испарился.
Как сбежать он ухитрился?
Видно леший подсобил,
Как с работой угодил,
Где-то в ближний омут спрятал, -
Как-никак свои ребята,
Да и сам, не чуя ног,
В глушь пустился и залёг.

А дорога, как известно,
Проходила мимо места,
Где он давеча народ,
Что стоял, разинув рот,
Подавил-помял проездом;
А уж там в заулке тесном
Поджидали мужика,
Чтоб намять ему бока.
Только сани появились,
На Емелю навалились,
Уж как водится, толпой.

Получив тумак, другой
И Емелюшка заохал,
Но смекнув, что дело плохо,
Сразу охать перестал
И дубинушку достал.

Ну, а добрая дубина,
Что в лесу себе срубил он,
Над толпой приподнялась
И по спинушкам прошлась,
Где и ниже поигралась,
А кому вполне досталось,
Без оглядки побежал.
Кто теперь ему мешал
Продолжать домой дорогу?
Да никто, - и, слава Богу,
Закусивши удила,
Вновь кобылка в путь пошла.

Всё бы тихо, мирно длилось,
Но случилось, что случилось: 
Ведь не только мужикам
От души досталось там.
Там досталось и служивым,
И чинам, и нищим лживым,
И заморскому купцу,
(Видно было по лицу),
И боярину-зеваке,
Хоть он сам и не был в драке,
Кто-то двинул сапогом
Так, что он теперь пешком
Ходит медленно и чинно;
И по этой же причине
Трёт отбитые бока
Завсегдатай кабака.
Дьяк почти, что увернулся, -
Лучше б лёг, а не согнулся, -
Что ж, теперь ни сесть, ни встать. 
Вот и слухом обрастать
Стали эти все проделки,
А на бабьих посиделках
Перескажут, переврут,
Несусветное вплетут,
От себя добавив краски,

И пошла крутиться сказка,
Что Емеля чародей:
Разъезжает без коней,
Бьёт волшебною дубиной,
Да людей-то всё невинных,
Сам появится, как бес,
Ниоткуда - и исчез.
Из деревни слух добрался,
Что с нечистым он связался:
Печку топит домовой,
Черти ходят за водой,
И дрова нечистый колет,
За него и пашет в поле,
И сбирает урожай,
Не житьё, а просто рай.

Как кругами всё ни ходит,
А конец всегда находит,
Ну, короче говоря,
Слух дошёл и до царя. 
(Что и не было напели). 
У царя и без Емели
Полный рот своих забот.

Так, уже который год
Дочка бедная хворает:
Ничего не пожелает,
Без охоты ест и пьёт,
Днём и ночью слёзы льёт,
Никому не улыбнётся,
А уж как она смеётся,
И забыли все давно,
Всё ей горько, не смешно.

Но, ни лекарь иноземный
Излечить недуг царевны
Не сумел, ни знахарь свой.
Царь поклялся бородой,
(Вот последнее лекарство),
Что в приданое полцарства
Он отдаст с ней, но тому
Посчастливиться кому
Дочку на ноги поставить,
Кто б сумел её заставить
Улыбнуться хоть бы раз,
И издал о том указ.

И охотников немало
В стольном граде побывало,
Но не столько, как лечить,
Как полцарства получить.

Был боярин, был царевич,
Был заморский королевич,
Самозванцы и цари,
Колдуны со всей земли,
О которых и не знали,
Все дороги утоптали.
Правда, многих молодцов
Не пускали на крыльцо, -
Мужики царям не ровня,
Их удел деревня, дворня, -
Лишь дворяне по крови
Женихами стать могли.
Но, увы, как ни старались,
Все они ни с чем остались.

Ладно, дочь, -  других забот
У царя невпроворот:
И купцы из-за границы
Навезли к нему в столицу
Недозволенный товар,
В думе снова был базар, 
(Поп с боярином подрался), 
Казначей проворовался,
Как сапожник, вечно пьян
Первый в городе буян
И охальник воевода,
Нет покоя от народа
И грозят войной враги,
Да и встал не с той ноги...

День за днём, так шли, но сколько
Неизвестно, но как только
Про Емелю царь узнал,
Воеводу он призвал,
И, как в сказках говорится,
Не успел тот появиться,
С ним повёл такую речь:
<Если хочешь, чтобы с плеч
Голова не покатилась, 
А на что-нибудь сгодилась, 
То Емелю во дверец
Мне доставь!> - И вот гонец
В скором времени Емелю 
Разыскал, заходит в двери
И с порога, сгоряча,
На того и закричал:

<Это ты, дурак, Емеля?>
<Я, а что?> - <Вставай живее,
Поведу тебя к царю!>
<Я, пока, чай, не горю>, -
Отвечает сквозь зевоту
Емельян, - <была охота
Подыматься с печки зря,
Да и что я у царя
Позабыл!> - <Да ты на ухо
Туговат!> - И оплеуху
Закатил ему гонец.

Но не ведал удалец,
Что дурак-то не Емеля,
Тот ответил не нежнее
Оплеухою своей:
Чуть не выломав дверей
И гремя костями всеми,
Через горницу и сени
Полетел гонец в сугроб,
А, очнувшись, долго лоб
Потирал, припоминая: 
<Кто он?  Где он?  И, - куда я?>  
И, не вспомнив, во дворец
Возвратился тот гонец,

Но, увидев воеводу,
Сразу вспомнил и полгода
Был рассказывать готов
Всё, что слышал с бабьих слов,
И притом, не забывая
Прибавлять своё, пугая
Воеводу и царя,  - 
Врал, короче говоря.

Царь поверил и вельможу,
(Был такой, который может
Обмануть родную мать),
За Емелею послать
Повелел. А тот варенья,
Разных вкусностей, печенья
Захватил, чтоб угодить,
И к Емеле подходить
Стал, ну, ровно поп с елеем:
<Отчего же ты, Емеля,
Не желаешь у царя
Погостить?> - Да, говоря,
Знай, сластями угощает.
А Емеля отвечает:
<Мне и здесь, кажись, тепло>.
<Здесь деревня! Ну, село!
Во дворце же всё богато,
В белокаменных палатах
На постели пуховой,
Знай, лежи, да и домой
Отвезу, когда захочешь>.

<Что мне голову морочишь?
Я лежать могу и тут!>
< У царя тебе дадут
Сапоги из красной кожи>, -
Продолжает петь вельможа, -
<Шитый золотом кафтан,
Угостят на славу там!>

Рот раскрыв, развесив уши,
Дурачок вельможу слушал
И решился, наконец:
<Ладно, еду во дворец,
Ты вперёд езжай, а следом
За тобой и я поеду>.

Тот уехал не спеша,
А Емеля полежал,
Повертелся с боку на бок, - 
Хоть и лень, а ехать надо,
Раз вельможе обещал, - 
Встал, кобылу оседлал
И поехал в град-столицу.

Приезжает и дивится
На высокие дома,
На резные терема,
Белокаменные стены,
С бородою до колена
В шапках трубами бояр,
Золотой дворец царя.
Церкви, башни, колокольни, -
Всё блестит, глазам, аж, больно, 
Ряд торговый. - <Ну и ну!> -
Всё в диковинку ему.

Царь тогда сидел на троне
И, сердито хмуря брови,
Ждал невежу-мужика.
Слышит вдруг издалека
Шум донёсся. <Что такое?> -
Молвит он, в окно резное
Поглядел. А у дворца,
Возле самого крыльца,
Мужичок на тощей кляче,
Из деревни, не иначе,
Сквозь толпу медведем прёт
И сквозь шум и гам орёт:
<Кто тут царь? Не ты ли царь?> - 
Наседает на купца.

А купец и впрямь дородный, -  
Толще бочки огородной.
И народ толпится там
Словно видит балаган,
Где всем голову морочат, 
Тычут пальцем все, хохочут.
Удивился грозный царь:
<Что там?>  <Это, государь,
Прибыл тот мужик, похоже>, - 
Говорит ему вельможа.

Царь выходит из дворца
И с высокого крыльца,
На Емелю глядя строго,
Говорит ему: <Не много ль  
Стало жалоб на тебя?
Так, намедни, говорят,
Ты по городу носился,
Словно бес в тебя вселился,
И давил честной народ,
Да не то, что всякий сброд,
А людей с родством и чином,
Избивал их без причины,
А сегодня и гонца
Гнал до самого крыльца
Далеко не с божьей силой,
Даже, - Господи, помилуй, -
Сам нечистый, говорят,
Служит службу у тебя.
Коли так, тогда, пожалуй,
Чтоб не слышать больше жалоб,
Что мне суд тут разводить,
Прикажу тебя казнить!>

<Что, ты, царь, болтают люди,
Что взбредёт, да разве будет
С мужиком вязаться чёрт,
Мужики у них не в счёт,
Им давай, кто поумнее>, -
Перебил царя Емеля, -
<Я же просто ехал в лес,
А народ под сани лез,
А зачем и сам не знаю>. 
Продолжал он, не слезая
С бедной лошади, а сам 
Всё глазел по сторонам.

Тут его в бока толкают:
<Как ты смеешь, не слезая,
Не отбив земной поклон>, -
Слышит он со всех сторон, -
<Говорить с царём, дубина,
Слазь с коня, да ниже спину
Перед ним склони, дурак>.

<А зачем слезать и так
Я его неплохо слышу,
Чай, сижу-то не на крыше,
Да и тут удобней мне>.

<Ах, дурак! Да как ты смел,
Да с тебя с живого кожу
Снимет царь>, - шипит вельможа, -
<Поклонись скорей ему,
Государю своему!>

<Вот те, на! Позвали в гости,
А намять желают кости!
Ну, уж нет, хотите как,
А Емеля не дурак!> -
Повернул, - и восвояси!
Царь от злости весь затрясся.
<Дурака>, - кричит, - <догнать
И в железо заковать!>

А тишком, не при народе,
Приказал он воеводе,
Чтоб Емелю тот поймал,
Но в темницу не сажал,
А живьём засунул в бочку,
Засмолил и тёмной ночкой
Бросил в воду, чтоб и след
Не остался на земле.

Тут подлез к царю вельможа:
<Хоть бояться нам негоже,
Но, боюсь я, выйдет так,
Как надумает дурак.
Но схватить его-то можно,
Только тихо, осторожно,
И дружину не пошлёшь,
С ней  Емелю не возьмёшь,
Тут нужна другая сила,
Он и войско-то дубиной
Разобьёт, погонит вспять, -
Мне дозволь Емелю взять>.

А царевна Несмеяна 
У окна в тот час стояла,
Поглядела невзначай
На Емелю... и прощай,
Ох, прощай покой девичий!

Как у пташки в клетке птичьей,
Сердце замерло в груди
И, хоть знатных пруд пруди,
Но она, скажи на милость,
В деревенщину влюбилась
И, забыв про всё, во двор,
Где Емеля разговор
Вёл с царём, бегом сбежала,
Но немного опоздала,
И, прижав платок к лицу,
С плачем кинулась к отцу:
<Где же, батюшка, Емеля,
Возврати его скорее,
Без него мне свет не мил!>

Царь чернее стал чернил
От свалившейся печали:
<Не объелась ли случайно
Ты, царевна, белены,
Иль дурные видишь сны,
Иль от слёз не видят очи?
Может, ты и замуж хочешь
За мужлана-дурака?> -
Молвил он. - <Ступай пока
От греха к себе в светлицу,
А не то, гляди, в темницу
Отведут и навсегда!>

<Не пойду я никуда!> -
Заупрямилась царевна.
Тут уж царь ударил гневно
Царским жезлом по крыльцу:
<Что? Перечить мне, отцу!
Эй! Возьмите-ка девицу
И пока в подвал, в темницу!
А не справится умом,
В бочку вместе с дураком
Посадить, - и разом в воду!>

А для слуг и воеводы
Слово царское - закон.
Увели царевну вон 
И в темницу посадили,
А вельможу отрядили
За Емелею вослед, -
Тут, уж, хочешь или нет,
Раз уж вызвался, обманешь
А к царю его доставишь,
Будь он мёртвый, иль живой,
А иначе с головой
Распрощаешься навеки.

Тот велел сложить в карете
Разных сладостей и вин,
Зелье сонное купил
И к утру, светало еле,
Был в деревне у Емели.
Перед ним крутил, юлил,
А, когда вином поил,
Незаметно всыпал зелье,
И, когда уснул Емеля,
Во дворец его повёз,

А уж там, без лишних слёз,
Как и был он сонно-пьяный,
В бочку вместе с Несмеяной,
(Знать, ослушалась отца),
Уложили молодца.
Бочку крышкою забили,
Засмолили, покатили 
И с крутого бережка
В море сбросили дружка.

Долго, коротко ли море
По своей и царской воле
Их носило по волнам
Неизвестно это нам,
Разве Богу, что известно;
Но, в конце концов, над бездной,
Или, скажем, наконец,
Пробудился молодец. 

Огляделся. - <Мать родная!> -
Ничего не понимает:
Душно, тесно и темно.
<Где я?> - Спрашивает он,
А в ответ ему печально
Чей-то голос отвечает:
<Ах, Емеля, милый мой,
Ночью тёмной нас с тобой
В эту бочку посадили,
На крутой утёс вкатили
И пустили по волнам,
Видно в ней придётся нам
Дожидаться смерти верной>.
<Ну, а кто ты?> <Я царевна>, - 
Говорит ему она, - 
<И была б тебе жена,
Но, увы, по царской воле,
Суждено нам сгинуть в море.
Вот какой нам выпал рок,
Даже Бог нам не помог!>


И царевна замолчала.
Только тут их закачало,
Буйный ветер всколыхнул,
Вздыбил пенную волну,
Закатил на гребень бочку
И Емелю с царской дочкой
Понесла волна к земле.

Не гореть тому в огне
И не сгинуть в бурном море
Тот, кому иная доля
Уготована судьбой!

А когда морской прибой
Бочку выкинул на берег,
То, поскольку сам Емеля,
К доброй памяти отца
И заботами Творца,
Был силёнкой не обижен,
Он по крышке, что поближе,
(Где у бочки верх, где дно
Тем, кто в бочке, всё одно),
Так, слегка, не то чтоб крепко,
Постучал. - А дно и в щепки!
Так и вышел на простор. 

Вправо, влево бросил взор, -
Тихо плещет в берег море,
Лес вдали да чисто поле.
<Где же нам Емеля жить>, - 
Слышит он, - <нельзя ль сложить
Пусть не терем, но избушку?>
Почесав свою макушку,
<Из чего?> - Уже хотел
Он сказать и обомлел,
Обернувшись.  Сон ли снится? -
Перед ним стоит девица,
Что ни в сказке не сказать,
Ни пером не описать! 

День и ночь, весна и осень,
Солнца свет, созвездий россыпь
В чёрном бархате ночи,
Горы, реки и ручьи,
Шум дубрав и птичьи трели
Изменились для Емели,
Словно спала пелена:
Всё, везде, во всём она!
Ну, а это будет с каждым,
Если встретится однажды,
Что известно, как любовь.

А царевна вновь и вновь
Обращается к Емеле,
Говоря ему о деле
И всё время теребя,
Чтобы он пришёл в себя,
И само собой добилась, -
Странно, если бы случилось
Не по ней, - наоборот, -
Уж таков он, женский род.

Тут Емеля и очнулся,
Снова всюду оглянулся:
Так же пусто всё окрест,
Но как будто ближе лес.

Скоро к лесу собирались,
Да не споро добирались;
Только лес-то был густой,
Дикий, мрачный и пустой,
В нём едва не заплутали,
Но тропинку отыскали,
А когда по ней пошли
На поляну набрели,
И, уже пройдя опушку,
Вдруг заметили избушку,
Подошли поближе к ней;
Странно что-то: ни дверей
Нет нигде и ни окошка,
И стоит на курьих ножках!

Заглянул Емеля в щель, -
Чуть не ахнул... Царь Кощей 
Вместе с Бабою-Ягою
Там устроил пир горою!
И гуляют-то давно, 
Разлилось везде вино, -
Не иначе спозаранку
Развернули самобранку.
Каждый ест и пьёт за двух
И не чуют русский дух!
Не играть же с ними в прятки?
Вот и стал Емеля пятки
Курьим ножкам щекотать, -
Как же тут не заплясать!

Скачет бедная избушка,
А в избушке и старушка,
Бабка старая - Яга,
Рядом скачет кочерга;
Пляшут ложки, поварёшки,
Сковородки, кружки, плошки,
В печке крынки и горшки,
А за печкою мешки,
Ступа прыгает как мячик,
Под Кощеем лавка скачет
Так, что косточки трещат,
Зубы щёлкают-стучат,
Не у бабушки болезной, -
Тридцать два её железных
Кузнецу пришлось отдать:
Подточит да подпаять.

Как бы пара ни ругалась,
Как заклятья ни пыталась
Пострашней произнести,
Чтоб Емелю извести,
Но один зубами щёлкал,
Головой стучась об полку,
А другая, без зубов,
Только чмокала без слов.
Наконец они взмолились
И, конечно, подрядились, 
Что захочет, исполнять.
Перестал он щекотать,

Повернулась тут избушка,
Дверь открылась и старушка
Появилась у дверей,
А за нею сам Кощей.
Тут, само собой, Емеля
Сразу в лоб сказал о деле:
Мол, избушка им нужна
На двоих, всего одна,
Но желательно у моря.

А Кощею, что за горе? -
Вмиг невидимый творец
Белокаменный дворец
С золотою поднял крышей,
Сад вокруг, в саду же слышно
Птицы разные поют,
Белки шустрые снуют.

Ну, Кощей работу справил,
С новосельем их поздравил
И скорей домой бежать!
А Емеля стал гадать,
Как же быть ему с Ягою,
И решил забрать с собою:
Вольно ей одной скучать,
Может вовсе одичать!
Сам царевне подал руку
И повёл свою подругу
Вместе с бабкой во дворец...

Тут бы сказке и конец,
Жил бы он да миловался
Да в недобрый час собрался
На охоту грозный царь.

Едет к морю государь,
Глядь, а там, где только волны
День и ночь катились ровно,
Набегая на песок,
Да клонил к земле листок
Буйный ветер в чистом поле,
Возвышается на взморье
Белокаменный дворец!

Царь тяжёлый, как свинец, 
Взгляд на слуг своих уставил:
<Что за вор дворец поставил,
Дозволенья не спросясь?>

Слуги верные тотчас
Ко дворцу коней погнали,
Всё, как есть поразузнали
И доносят, что дворец
Здесь поставил молодец,
Что три дня, как в крепкой бочке
Брошен вместе с царской дочкой
В сине море-океан,
Что живёт он с нею там
И царя зовёт-де в гости.

Царь, услышав то, от злости
Задохнулся, захрипел,
Пожелтел, позеленел,... 
Но не отдал Богу душу,
А пришёл в себя и тут же
Повелел к утру собрать
Многочисленную рать
И сюда её направить,
Чтоб и камня не оставить, -
Всё разрушить и спалить,
А Емелю изловить
И казнить с царевной вместе
Смертью лютою на месте,
Чтоб забыли на века
Даже имя дурака!

Ох, не тучи на рассвете
Нагоняет буйный ветер,
Не заря огнём горит
И не тёмный бор шумит:
Мрачно блещут в поле латы,
Конский топот, звон булата
Раздаются в тишине, -
То на резвом скакуне
Грозный царь с дружиной скачет.
<Быть беде>, - царевна плачет.

<Что такое? Где беда?> -
Заворочалась Яга,
Отрываясь от лежанки, - 
<Тьфу, ты, это ж перебранка>, -
Говорит, взглянув в окно,
Правда, что-то там хитро
Перед тем пробормотала
Да рукою помахала,
И отправилась опять
На лежанку подремать.

Слёзы вытерла царевна,
Подошла к окну и, верно,
Зря она боялась бед,
Никакой угрозы нет.
Войско царское-то было,
Только что оно творило! -
Страх прошёл, как не бывал,
Даже смех её пробрал, -
Рать сама с собой сражалась,
Но не на смерть, так, - подралась:
Без щитов и без мечей,
Выясняла, кто сильней.

Лишь мужик, кого на поле
Царь пригнал своею волей,
Воевать не захотел, -
И в деревне хватит дел.
А зачем война народу?

Ну, понятно, воевода
Распоясал кулаки,
Раздавая тумаки.
Все друг дружке услужили,
И вельможе удружили,
Да и батюшку-царя,
Снявши с доброго коня,
Угостила так дружина,
Что по полю закружила
Пыль столбом от резвых ног,
А за ним вельможа  - скок!
И куда они пропали
С той поры, в какие дали
Их от страха занесло
Рассказать никто не смог.

Ну, бежать-то все бы рады,
Да не могут, и пощады
У Емели просит рать,
Сколько ж можно воевать?
Пожалела их бабуля,
(Показала, было, дулю,
Но опомнилась), и рать
Повалилась отдыхать.

Перестало войско биться
И тотчас же из столицы
Повалил и стар и млад,
Все Емелю в стольный град
Призывают царством править.
А Емеля ни лукавить,
Ни куражиться не стал
И на всё согласье дал.
Там с деревней распрощался
И с царевной обвенчался,
И, само собой, на пир
Пригласил окрестный мир.
Пир, конечно, был горою:
Пиво, мёд текли рекою!

Кто поверил, - молодец,
Только сказочке конец!