Аннотация: Воспоминания о вчерашнем заставили вздохнуть и закрыть глаза, чтобы не видеть в беспощадно честном зеркале собственных слез...
Его имени не знал никто, даже сама графиня. Да и будешь ли спрашивать имя человека, который раз в неделю входит в комнату через окно на несколько минут, а затем исчезает без следа; важно ли это имя? Рыжеволосый юноша появлялся в ночь с пятницы на субботу, принося с собой теплое дыхание весны в холодные покои, в которых гулял осенний сквозняк. Он говорил, что у него мало времени, и жена графа это прекрасно понимала.
Он не боялся, нет. Он беспокоился за нее саму, ведь граф был вспыльчив и жесток, если верить молве. Он старался не допускать того, чтобы на светлом платье оставались сухие листья и травинки, а каблуки туфелек - пачкались в дорожной пыли. И графине оставалось объяснять мужу разве что свое приподнятое настроение по утрам.
Этим утром на подоконнике лежала веточка дикого шиповника. Нежные белые лепестки, покрытые мелкими капельками росы, еще хранили живой аромат. Аромат вчерашнего дня, все еще отчетливо помнящегося графине. Она уже привыкла смотреть в зеркало и видеть в нем не себя, а угасающую от туберкулеза тридцатилетнюю женщину, в черных кудрях которой прослеживалось несколько седых прядей, но в этот раз стало особенно больно и обидно. Чем старше становишься, тем больнее осознавать, что твое время ограничено. Воспоминания о вчерашнем заставили вздохнуть и закрыть глаза, чтобы не видеть в беспощадно честном зеркале собственных слез.
"... - Я вновь к Вашим услугам, моя госпожа.
Тихий звон дождя об оконные стекла да ласковый шепот октябрьского ветра. Рыжеволосый юноша и в этот раз принес весну - в его дрожащих пальцах трепетала, словно живая, ветка белого шиповника. Принять этот дар значило отдать дарящему еще один кусочек сердца, мучительно выбирая между честью и любовью. Тонкая рука, помедлив, тянется к цветку.
- Благодарю Вас...
Нет сил оторвать глаз от этой довольной улыбки. В этом человеке причудливо сплелись сила и слабость; он способен на многое, почти на все, но только не на то, чтобы забыть дорогу сюда. Если бы он знал, как он рискует...
По щекам горячей кровью расплескался румянец, дыхание сбилось, а в груди загрохотало сердце, стремясь, наверное, выпрыгнуть наружу и соединиться с чужим навсегда. Нет, ночной гость не украл его - оно само хотело двинуться навстречу. Нежная ладонь касается щеки, перед тем как губы впиваются в губы, желая, будто в последний раз, насладиться этим мигом сполна. Холодный ветер колол острыми иголками дождевых капель, гладил, словно невзначай, сухими листьями, сорванными с дуба, что раскинул свои ветви за окном. Ветка шиповника выпала из слабеющей руки и с тихим шелестом легла на подоконник.
В груди вспыхнула резкая боль, заставляющая разорвать поцелуй... Ткань платка окрасилась багровым от крови. Постепенно привыкаешь к болезни, если знаешь, чем она закончится.
- Вы умираете...
- Не думайте об этом. Сейчас я с Вами.
Шаль упала на пол, вслед за ней с пошлым шорохом сползло темно-серое платье, затем рубашка... Пока есть время и возможность согреться чужим огнем, когда свой уже гаснет, надо спешить.
Холодные накрахмаленные простыни обожгли спину. О нет, уже не стыдно, не грешно, ведь в голове путаются даже строки из Библии. Прелюбодеяние - грех, но Бог есть любовь... А что, если прелюбодеяние по любви?
О юность, твои пылкие порывы порой так неразумны! Зачем он губит себя, этот юный любовник, зачем глотает смертельный яд поцелуев? Он хочет разделить судьбу обреченного на смерть?
Пламя свечей танцевало, боязливо вздрагивая, на причудливо изгибающихся фитилях, словно слыша голоса и шумное дыхание. Нет, нет, нельзя дальше - там темнота, там нет ничего, кроме страхов, которые заперты до поры до времени в шкафу, кроме холода и смерти... Почему же так хочется туда?
- Нас мог услышать мой супруг.
- Прошу прощения, госпожа. Но с недавнего времени я переживаю каждую нашу встречу так, словно она последняя... Я боюсь, что Вы исчезнете...
- Зачем Вы целуете меня?
Пальцы торопливо застегивают пуговицы на рубашке, а янтарные глаза юноши бесстыдно смотрят в темно-карие.
- Я хочу быть с Вами, госпожа. Всегда.
- Даже после смерти?
- Да.
- Вы уже уходите?..
Дождь сильнее забарабанил по стеклам, врываясь в комнату, и паркет у окон заблестел от воды. Юноша вздохнул.
- Иначе нам обоим придется очень плохо... Я не хочу, чтобы эта встреча стала последней...
- Ну что ж... Прощайте, я буду ждать...
Как больно отпускать его... Как хочется, чтобы он скорее ушел; как хочется, чтобы он остался. И только лепестки белого шиповника, лежащего на подоконнике, сейчас напоминают о его руках..."
- Почему Вы печальны? - граф медленно шагал из угла в угол по столовой, бросая на супругу странные взгляды. Та покачала головой:
- Все в порядке, Ваше сиятельство.
- Да? - мужчина резко остановился, - Значит, садовник мне соврал, и к Вам не приходит тот рыжеволосый юнец?
Вот и все. Остается только закусить губу, чтобы не заплакать от бессилия и отчаяния. Встреча все же стала последней.
- Надеюсь, теперь Вы довольны, ибо сюда вернется только один, - продолжал граф, заправив выбившуюся из прически русую прядь за ухо. Женщина встала из-за стола:
- Вы будете стреляться с ним?
- Как же иначе, ведь он обесчестил Вас!
- Знаете, что? Довольно! Я сделала свой выбор! Уж лучше быть диким шиповником, чем садовой розой! Лучше любить и жить на свободе, чем коротать свой век в четырех стенах, заботясь лишь о чести!..
Из жизни будто вырвали страницу - в глазах темнеет, воздух заканчивается, но в следующий миг мир видится так же ясно. С той лишь разницей, что это потолок в покоях, а не столовая. Почему же так темно, почему так трудно дышать? Неужели так приходит смерть?
Нет, смерть еще не пришла. Господь хочет еще раз наказать запутавшуюся грешную душу, дав на этом свете еще немного времени, чтобы та увидела если не саму ошибку, то хотя бы последствия... Платок вновь окрасился темно-красным. Трудно встать, кружится голова, но подгибающиеся ноги сами несут к подоконнику, где все еще лежат цветы, поникшие от жажды. Пока есть время, надо спешить... Надо записать последнее желание.
Графиня торопливо листала рукописный каталог графского розария, составленный еще полвека назад прежним владельцем поместья. Разноцветные розы, написанные акварелью, рябили в глазах, а простого белого шиповника не было... Нет, в самом конце, за чертой. Что это за черта? Она означает, что автор не знал, где искать эти цветы?
"Милый мой супруг и господин! Если Вы читаете эту бумагу, то знайте, что это мои последние слова Вам. Искренне прошу прощения за все, случайно или намеренно содеянное мною, но я люблю Его и открыто признаю это перед лицом смерти. Постарайтесь, ради Бога, устроить все так, чтобы все мое приданное было роздано нуждающимся и неимущим, а мои фамильные драгоценности вернулись к моей престарелой матери. На моей могиле посадите белый шиповник, чего бы Вам это ни стоило. Еще раз простите..."
Чернила капнули на бумагу, и последняя точка некрасиво расплылась. Говорят, перед смертью не надышишься... Легкие будто стягивал железный обруч, оставляя все меньше места для воздуха. Надо спешить, надо спешить...
Выбегая из дома, графиня вдруг горько усмехнулась: шиповник рос у ограды соседнего дома. Каталог розария - не просто книжка с картинками, это истина жизни аристократа: можно иметь превосходное образование, власть, титул, а простые человеческие чувства, к которым тянешься всей душой, находятся за чертой, переступить которую значит опорочить себя. Но дикий шиповник краше садовых роз.
Кленовый лес, раскинувшийся к северу от поместья, тоже умирал, роняя последние алые листья. Пожалуй, с этим местом связано слишком много: и недолгие ночные прогулки рука об руку, и долгие часы дневного одиночества, а теперь - последняя дуэль между поруганной честью и растерзанной собственными порывами любовью. Как же трудно бежать, задыхаясь и спотыкаясь, и понимать, что может быть уже поздно...
- Не стреляйте!
Граф вздрогнул, но нажал на курок. Рыжеволосый юноша молча опустился на колени, усмехнувшись, а затем упал на жухлую траву. Вскрик вырвался из горла графини, облетев подбитой птицей поляну.
- Я опередил Вас, моя госпожа, - прошептал юный любовник и протянул упавшей рядом женщине слабеющую руку, в которой дрожал забрызганный алой кровью цветок сорванного до дуэли шиповника. Пальцы переплелись, горячие слезы закапали на бледнеющие щеки. - Мое имя умрет вместе со мной, но знайте... Я всегда буду с Вами...
Жизнь покидает человека постепенно. Сначала холодеют кончики пальцев, затем щеки, губы, потом затихает стук любящего сердца, и последний выдох вылетает изо рта белесым облачком пара. Уже ничто не пробудит умершего, тщетны слезы и мольбы, срывающиеся с губ шелестом последней кленовой листвы. Единственное, что можно сделать, так это уснуть с тем, кто покинул тебя, чтобы точно знать, что проснешься рядом с ним, если проснешься вообще...
Их похоронили в разных могилах, но недалеко друг от друга. И каждой осенью, вопреки законам природы, над надгробиями расцветали ветви дикого белого шиповника, а зимой под колючим снегом краснели алые, как кровь, ягоды.