Аннотация: Добрая сказка для взрослых и не только.
Правдивая история о том, чего никогда не было.
Ночь была тихой, теплой и душной. Казалось, что вязкий, неподвижный воздух тяжелым бархатным одеялом покрыл все вокруг и собрался непроницаемыми складками в низинах. Тишина наполняла мир - не обычная тишина ночи, включающая в себя и тихий шелест ветра в листве, и чуть заметный шорох крыльев ночных мотыльков, и едва слышные серенады лягушек в Дальнем пруду. Нет - тишина была особая - полная. Весь мир был поглощен созерцанием самого себя и тягостным ожиданием чего-то, что вот-вот должно было случиться, но никак не происходило. Мир ждал.
На рассвете прошел небольшой прохладный дождик. Мелкий и моросящий, он напоминал бодрящий душ, нежными каплями смывая все грустные и тяжелые сны ушедшей ночи, прочь отгоняя дремоту.
Появившийся, было, белый ватный туман, искажающий и растворяющий в себе все звуки и линии, вдруг испугался первых лучей солнца, освобожденных из плена свинцовых туч уносящихся куда-то далеко за лес, и был изгнан легким утренним ветерком к Дальнему пруду. Он еще пытался стлаться над водой, прятаться в зарослях камыша и рогоза, но и там его настигли жаркие солнечные лучи. И тогда он, окончательно сдавшись, ушел на дно набираться сил и дожидаться своего часа, раскрасив напоследок жемчужной переливающейся белизной прибрежные кусты и травы.
Солнце осветило и лесную поляну. Это была маленькая, даже крохотная лесная полянка, каких много в каждом лесу. Находилась она вдали от исхоженных тропок. Красивой полянку было трудно назвать - чересчур лохматым был куст шиповника, росший в ее центре, да и дуб на ее краю был очень уж стар и дуплист. Но была она все равно какой-то необыкновенной, трогательно уютной.
Капли росы в лучах солнца засияли, стали подобны россыпям драгоценных камней - бриллиантов, изумрудов, сапфиров и аметистов - удивляя чистотой и яркостью цвета. Особенно красиво теперь смотрелась ловчая сеть паучка. Его паутина была подобна бесценной диадеме, от нее невозможно было отвести взгляд, но как раз это ему и не нравилось.
Этот паучок был маленьким, тщедушным созданием с обостренным чувством справедливости и собственного достоинства - он гордился своим наследственным искусством ткачества, был непревзойденным охотником и называл себя не иначе, как Арахн - Истребитель Вампиров. Питался он почти исключительно комарами, которых терпеть не мог, изредка, как деликатес, употреблял и крылатых жирных тлей. Очень уважал пчел и других крупных насекомых, никогда с ними не ссорился. Все назвали его Ариком (Арахн уж больно трудное имя), он не обижался, но и фамильярного отношения к себе не терпел.
- Как не ветер сети порвет, так роса засаду выдаст, - бубнил себе под нос Арик, проворно бегая по паутине и сбрасывая на землю сверкающие всеми цветами радуги капли росы.
- Не дошла до нас гроза, - скрипел Старый Дуб, - с молниями, громом и ужасным ливнем! Я ее всеми листьями чуял, но она прошла стороной.
- Не дошла - и слава богу! - ответил ему Арик, - ветер сеть порвет, а мне с ней потом муздыкайся.
Дуб был самым старым и самым высоким из всех жителей поляны. Его уважали за доброту (в его ветвях жило огромное количество разной живности) и за очень почтенный возраст, а также за очень теплое укрытие, которое он каждую осень предоставлял всем жителям поляны, сбрасывая листья. Сколько точно ему лет не знал никто, сам же он говорил, что лет ему "ого-го сколько, а, может, даже больше", а все остальные деревья в округе он называл ворчливо "желудявками". Все понимали, что "ого-го" - число очень большое и еще больше уважали Дуб, а на желудявок не обижались. Ему-то виднее.
У Старого Дуба был только один недостаток - он ужасно боялся молний. Когда-то молния ударила в него, с тех пор у него остался огромный шрам на весь ствол, да голос сделался скрипучим. Тогда он был молод и сумел выжить. Молодость прошла, силы покидали Старый Дуб, появились дупла (в которых с радостью поселились новые жильцы) и он прекрасно понимал, что ударь молния в него еще раз, и он погибнет. Эта уверенность не прибавляла радости в его жизнь, портила его характер и из весельчака он превратился в ворчуна с параноидальной боязнью молний.
- Молнии молниями, а ливень мне все цветы бы подпортил. На них бы ни одна уважающая себя пчела обедать бы ни села, - грустно сказал Шиповник.
- Куда бы они делись! Договор-то выполнять им в любом случае бы пришлось, - пытался успокоить его Арик.
Шиповник был самым обыкновенным шиповником, хотя и любил чтобы его называли Розой. Когда-то в порыве откровенности он рассказал жителям полянки о том, что состоит в родстве с какими-то Садовыми Розами - дивно красивыми и очень нежными. Кто такие эти Садовые Розы никто не знал, но Шиповнику завидовали - не каждый может вот так запросто рассказать о своей родне. Арик и маму-то свою плохо помнит, а Старый дуб если и знал что-то раньше, так теперь забыл - старческий склероз.
Ветки шиповника украшали устрашающие крупные шипы (он говорил - защита, а от кого и сам не знал, от Набросов, наверное), хотя сам был нежным и ранимым, под стать своим загадочным родственницам.
- Договор! А вдруг они не захотят его выполнять! В нем же и о красоте сказано! - не унимался Шиповник, - как мне тогда птицам в глаза смотреть? Вокруг - сам посмотри - цветов красивых сколько!
Птиц Шиповник кормил осенью своими спелыми алыми плодами, а они, из благодарности, разносили его семена по всему лесу.
- Да ливня-то не было, - успокаивал его Арик, - зачем так переживать? Ты у нас самый красивый!
- Красивый, но не такой как хотелось бы. В этом году и цветки у меня мельче, и цвет их не такой как всегда, а какой-то блеклый и невыразительный, да и с запахом я то-то перехимичил.
- Не наговаривай на себя! - паучок даже расстроился, - каждый раз одни и те же разговоры! А пчелы только около тебя и вьются. Если бы и Договора никакого не было, они бы к тебе прилетели. Я абсолютно в этом уверен! Да и цветы твои только сегодня распустились, а время еще раннее - у пчел утренняя планерка. Готовь нектар!
- Ты молодой, ты низкий, молния в тебя не ударит - проскрипел Старый Дуб, - тебе еще жить да жить. Один год ничего не значит. А Договор пчелы выполнят. Я в этом твердо уверен.
Шиповник понемногу успокоился, брызнул в цветы свежих духов - для запаху - и стал сосредоточенно варить нектар.
Договор, о котором шла речь, был заключен очень давно. Пчелы тогда еще жили не большими коммунами, а маленькими семьями, жили плохо, впроголодь. У растений же не было цветов - пыльцу переносил ветер, но справлялся он с этой задачей плохо - слишком ветреный малый - возьмет с березы, а забросит на яблоню. Растения обижались, да что толку - монополист! Вот и пришла к кому-то гениальная идея - подрядить для этого дела пчел.
Чтобы ветер не обиделся - часть растений пользовалась его услугами (таких растений было не много, ошибаться он стал реже), а остальные заключили с пчелами Договор. Пчелы обязались переносить пыльцу с одного растения на другое, а растения, со своей стороны, обязались предоставить им за это полный пансион - и стол, и развлечения, и дом (при необходимости). Причем особо оговаривалось в этом Договоре место загрузки и разгрузки пыльцы - оно должно быть красивым, душистым и не далеко от столовой.
Теперь каждое растение старалось как можно больше угодить пчелам. Все создали цветки - на любой вкус и цвет, экспериментировали с духами и угощением. Все остались довольны. И Договор этот соблюдался и пчелами, и растениями неукоснительно в течение многих веков.
Начинался обычный летний день. Роса как-то незаметно высохла, солнце стало припекать и множество разных цветов, живших на полянке, раскрыли навстречу его лучам свои цветы и наполнили воздух нежным благоуханием. Веселой гурьбой налетел пчелиный десант. Пчелы сначала подкрепились свежим нектаром, а потом стали без устали носиться с цветка на цветок, дурачиться, играть в салочки и догонялки, не забывая, однако, и о переносе пыльцы. Пчелы самозабвенно валялись в пушистых и мягких соцветиях одуванчика, звонили в колокольчики, целовались взасос с шалфеем и танцевали свои пчелиные незатейливые танцы на ромашках. Словом, трудились не покладая лапок и крыл.
В кроне Старого Дуба пели свои странные песни птицы, а гусеницы самозабвенно грызли его листья (пусть грызут - дети все-таки, лишь бы не шалили). Стрекоза, налетавшись вволю, присела на сухую ветку и занялась своим любимым делом - стала загорать, подставив под солнечные лучи брюшко и раскинув крылья.
Разомлевший от солнечного тепла Арик покинул свою паутину и, укрывшись от солнца в тени листьев Шиповника, задремал. Время жирных крылатых тлей еще не пришло (в это время года тля только-только начинает отъедаться и жиреть, да и становиться на крыло ей еще рано), а до вечера с его комариным писком еще далеко, можно и отдохнуть. Шиповник же сосредоточенно вел счет посетившим его пчелам и пытался вспомнить, сколько же пчел посетило его в прошлом году. В этом году выходил полный аншлаг и это его несказанно радовало.
Полянка жила своей размеренной, привычной жизнью и все ее обитатели были довольны и счастливы.
Солнце уже подбиралось к макушке Старого Дуба когда из своей норки (со всеми удобствами) выполз сверчок. Звали его Риголетто - такие уж странные имена у этих сверчков. Он очень любил рассказывать, что имя получил в честь стройного и божественно красивого кузнечика, своего очень далекого родственника по материнской линии, серьезного и важного руководителя оркестра кузнечных инструментов.
Риголетто был непревзойденным мастером игры на скрипке, единственным участником и победителем ежемесячного музыкального конкурса его имени и очень этим гордился. На маленькой полянке больше не было профессиональных музыкантов и он, как истинный признанный талант мог позволить себе любые капризы, но позволял только один - Риголетто всегда играл только при наличии благодарных слушателей и почитателей.
Слушали его с большим удовольствием все жители полянки, а почитатель был один - старый светлячок по имени Фитиль. Светлячок был очень сентиментальным и чувствительным созданием. Особыми талантами он не обладал (кроме, разве что, таланта добывания бездымного огня) и потому, наверное, Риголетто представлялся ему чуть ли не воплощением идеала.
Риголетто и Фитиль были неразлучной парой. Если где-то в мягкой траве Риголетто играл на скрипке, там же с выражением благоговейного трепета и восхищения на лице сидел и Фитиль, а если фонарик Фитиля среди ночи освещал какой-то уголок поляны, то только оттуда можно было услышать нежные и знакомые всем звуки Полуночной сверченады для скрипки без оркестра Риголетто.
Сверчок был растерян и очень чем-то расстроен. Он шел через полянку не глядя по сторонам и усики его мелко дрожали то ли от огорчения, то ли от раздражения. Но очень странным было не только то, что он проснулся в столь ранний час (обычно он ночь напролет играл на скрипке, а потом отсыпался почти до вечера), а то, что он появился совершенно один - без своего верного спутника Фитиля.
- Привет, Риголетто! - проскрипел Старый Дуб. - Чего это тебе не спится? Не перед бурей ли, часом?
- И где ты Фитиля потерял? - спросил Шиповник, - Тридцать три, тридцать пять, тридцать восемь...
Шиповник так был удивлен одиноким появлением сверчка, что чуть не сбился со счета - пчелы дружно летели к нему на обед.
- Это не я его потерял, а он меня! Не хватало еще мне за своими поклонниками следить, забери тебя Наброс! Нянька я ему, что ли? Я маэстро! Таких как я нет больше в мире!
- Вампиры? Где вампиры? - вскрикнул Арик спросонку, - Арахн - Истребитель Вампиров к вашим услугам! Совсем комарье обнаглело!
Он начал быстро прясть шелковую нить и вязать из нее аркан. Шиповник прыснул со смеху:
- Кто про что, а вшивый про баню! Причем тут вампиры? Фитиль пропал... сорок семь...может, на работе сгорел?
- Да на какой работе? - сверчок почесал затылок, - я его со вчерашней полуночи не видел.
"Посиди, - говорит, - друг маэстро на этом мягчайшем кусочке мха, а я домой сбегаю, свой фонарь заправлю, а то потухнет скоро", забери тебя Наброс. И пропал.
- А ты к нему домой не ходил? - спросил паучок, сматывая аркан в моток, - да и не слышал я, чтобы ты этой ночью играл вообще.
- Вот, забери тебя Наброс, прицепился! Не ходил я к нему домой. Сразу не пошел, а потом не смог - как я дорогу-то к нему отыщу среди ночи?! Луны вчера ведь не было! А не играл потому, что скрипка моя не в голосе вчера была, забери тебя Наброс.
Когда Риголетто нервничал или расстраивался, он ужасно, грязно ругался. Ему прощали эту слабость. Талантам многое прощают.
Арик примерился, кинул пару раз аркан для пробы, проверил его прочность и тоном не терпящим возражения заявил:
- Сейчас же идем к Фитилю! Я иду с тобой! - он потупился, - Только не надо Набросов ко дню поминать, ладно?
- Ладно, будь оно неладно. Слова не скажи, какие мы нервные, забери тебя На... Тьфу, ты!
Арик опасливо оглянулся, три раза плюнул через левое плечо, привязал тонкую паутинку к листу Шиповника, и осторожно зашагал к краю полянки, где жил Фитиль. По ходу он прял и оставлял за собой ниточку. Все уже давно привыкли к этой его странности. Он очень не любил путешествовать, но если приходилось, всегда оставлял за собой паутинку. Так, по его словам, спасла когда-то его прапрабабка (какая-то Ариадна - Великая Пряха) своего лучшего друга и будущего супруга, заплутавшего в высокой траве и чуть не попавшего лягушке на обед. И теперь все паучки по ее наущению, в походах пользуются путевидной нитью - с ее помощью очень хорошо виден пройденный путь.
Прядя паутинку, Арик не забывал оглядываться по сторонам и держал наготове аркан - "Кровососы не дремлют!" Риголетто же шагал потупившись, что-то тихо бубнил себе под нос и время от времени громко жалобно вздыхал, чем вызывал приступы жалости у всех попадавшихся на пути жителей полянки и у половины залетных козявок (чего, впрочем, и добивался).
Недалеко от края полянки, неизвестно как попавший сюда и наполовину уже скрытый землей лежал большой валун. Он почти сплошь оброс лишайниками и походил, скорее, на странную лысую кочку. С жителями полянки он никогда не общался, на погоду и прочие мелочи внимания никакого не обращал и какого-то особого отношения к себе ни от кого не требовал. Все время он был погружен в какие-то свои мысли, а, может, крепко спал. Его замечали не больше, чем солнце или ветер в летний день. Все жители поляны принимали его как само собой разумеющееся явление окружающей их среды.
Именно под этим валуном и была уютная норка на семь комнат с частичными удобствами светлячка Фитиля. Именно сюда и держали свой путь Риголетто и Арик, а за ними с интересом наблюдали Старый Дуб и млеющий от спроса на его нектар, считающий пчел Шиповник. Видеть вход в норку они не могли - его заслоняла густая трава, которую посадил и регулярно удобрял сам светлячок. А посадил Фитиль эту травку, как он сам объяснял, краснея и смущенно улыбаясь, для более эффектного появления вечером с зажженным фонарем и по соображениям скромности - условия проживания-то у него были только частичные.
Прошлой ночью, попросив Риголетто подождать пока он заправит свой фонарь, светлячок опрометью кинулся к своей норке. Он очень торопился по двум причинам. Во-первых, он хотел как можно быстрее вернуться к сверчку и, наконец-то, услышать его чудесную игру на скрипке, а во-вторых, именно благодаря своему фонарику он наделся уговорить Риголетто сегодня играть. Ночь была какая-то тихая, даже глухая, сверчок, как часто бывало и раньше, капризничал, отказываясь играть, ссылаясь на отсутствие вдохновения. А вот это самое вдохновение и мог ему дать фонарик Фитиля.
Почти два месяца ушло у светлячка на изобретение новой формулы бездымного долгогорящего радужного горючего. Сколько бессонных дней он провел в своей химической лаборатории, сколько разочарований испытал, сколько раз он был на волосок от гибели, когда, вдруг, реакция становилась неуправляемой и содержимое реторт и колб взрывались с оглушительным треском и ослепительным фейерверком! И вот, наконец, все его мучения позади. Все готово! Именно сегодня, в эту темную, пасмурную и безлунную ночь, он поразит своего друга своим изобретением, и очарованный Риголетто сыграет, возможно, лучший свой опус, а, может, даже (страшно подумать!) посвятит Фитилю одну (или две) ноты своего следующего очаровательного сочинения.
Фитиль бежал домой на всей возможной скорости, и приятные мысли роем носились у него в голове. Он очень надеялся, даже был почти уверен, что Риголетто будет восхищен его изобретением и от этого старался бежать еще быстрее, торопя и с каждым шагом приближая минуту своего триумфа. Бедный, бедный светлячок! Он еще не знал, что его ждет...
Светлячок не боялся споткнуться и упасть, видел он в темноте прекрасно. Да и бежать было сравнительно недалеко - мимо спящего колокольчика, потом - налево до кочки шелковой травки, а там уже и до валуна лапкой подать.
Наконец-то он дома! Фитиль шмыгнул в свою норку, на бегу захлопнул дверь.
У него за спиной что-то тихо хлопнуло, сквозь щели между тонкими веточками, составляющими дверь, блеснула вспышка изумрудно-зеленого света, больно ударив по глазам и на мгновение ослепив. От неожиданности светлячок остановился и с опаской покосился на дверь. Перед глазами еще прыгали зайчики постепенно из зеленых превращаясь в желтых, а потом - в серых.
Дверь была цела.
"Дохимичился!, - подумал Фитиль, - Заретортился! Прощай рассудок, здравствуй недоумок! Ладно, сегодня днем отосплюсь, может, и полегчает!"
Он торопливо зашел в большую комнату временно превращенную им в лабораторию, поставил в угол свой повседневный фонарь и взял праздничный - начищенный до блеска, заправленный тем самым новым горючим. Вспомнив о предстоящем триумфе и представив себе как Риголетто станет от удивления и восхищения чесать свое брюшко и бормотать, Фитиль чуть не засмеялся и поспешил назад. Он подбежал к двери и толкнул ее, но дверь даже не шелохнулась. От неожиданности он упал навзничь. К счастью, праздничный фонарик не пострадал.
Сев на полу, светляк оторопело уставился на дверь и смотрел на нее остекленелым взглядом целых пять минут, почесывая ушибленный лоб. Потом, осознав, наверное, что взглядом двери не открыть, а где-то там, в темноте, его ждет сверчок, Фитиль медленно поднялся и с опаской толкнул дверь ногой. Никакого эффекта! Первое, что пришло ему в голову - "Друзья шутят!" и он с наигранной веселостью крикнул: "Не дурачьтесь, отпустите дверь! У меня для вас есть сюрприз!" Полная тишина была ему ответом.
Тут, наверное, у него сдали нервы, потому что он остервенело, всем телом бросился на проклятую дверь, ставшую неожиданной преградой между ним и Риголетто, на дверь, которая не хотела открываться и, тем самым, откладывала триумф его мысли на неопределенный срок.
Он бил ее ногами и руками, толкал ее, наваливался на нее всем телом и несколько раз пытался укусить. Он прыгал на нее с разбегу, пытался сорвать с петель и тянуть на себя. Ничего не помогало. Дверь стояла незыблема, как монолит - Арик, в свое время, постарался на совесть.
Наконец, устав от бесполезного самоизбиения дверью, Фитиль без сил повалился на пол и горько расплакался.
"Сходил, называется, за фонариком! Только такому счастливому светляку как я могло так повезти! За пять минут до главного мгновения всей моей жизни, меня замуровали в собственной норе!" Он размазывал по лицу слезы пополам с грязью. "Замуровали!!!", - эта мысль не давала ему покоя, острым шипом впивалась ему в мозг. Ему было ужасно жаль себя, и Фитиль не стесняясь плакал навзрыд, сидя на полу перед дверью. Да и кого ему было стесняться, кроме самого себя?
Проплакав полчаса он немного успокоился, но жуткая досада и тоска ни на секунду не переставали мучить его. Светляк свернулся калачиком и, неожиданно для самого себя, заснул. Уже проваливаясь в бездонный колодец сна, он подумал: "А Риголетто ждет..." Но чего или кого ждет его друг он уже не мог вспомнить - сон окончательно завладел им.
Проснулся Фитиль так же неожиданно, как и заснул. В первое мгновение после пробуждения он не мог понять где находится и испуганно стал озираться по сторонам. На улице шел дождь. Монотонный шум дождя, запах свежести и сырости успокаивали. Он жив, но что-то произошло. Наконец, взгляд светлячка остановился на двери и он сразу все вспомнил, но ни досада, ни тоска его уже не тревожили - все чувства перегорели во сне, от них остались только воспоминания и какая-то внутренняя опустошенность.
В темном коридоре, служившем прихожей, дверь ясно виднелась - в зазоры между палочками, составляющими дверь, просачивался тускло-серый свет раннего утра, однако в нижней части двери в щели свет почти не попадал - его загораживало что-то находящееся снаружи. Очевидно, именно это "что-то" и не давало открыться самой двери, намертво заблокировав ее.
Спросонку мысли текли медленно, как густой сироп. Фитиль поднялся с пола, небрежно отряхнулся и осторожно, с опаской подошел к двери вплотную. В бледном свете раннего утра, через щелки в двери он не смог рассмотреть, что находилось снаружи перед самой дверью. Он увидел только, что это было довольно большим - в половину его роста и пепельно-серым с зеленоватым отливом. Странно...
Толкнув дверь еще раз (на всякий случай) и убедившись, что она так же неподвижно и прочно висит на своих петлях, светлячок опять присел прямо на пол около двери и начал искать ответ на главный вопрос в его жизни (по крайней мере в тот момент он был в этом уверен) - "Что делать?"
Вариантов ответа было несколько. Он мог бы попытаться уничтожить саму дверь, прорыть себе выход в другом месте, криком привлечь к себе внимание или просто не делать ничего - когда-нибудь, но его кинутся и, скорее из любопытства, придут навестить.
Первый вариант отпадал сразу - дверь по его просьбе ему делал Арик, сшивая шелковой нитью сухие веточки, соломинки и кусочки коры. Пытаться ее уничтожить - обидеть паучка (на изготовление двери у того ушло почти два дня и он очень гордился своим изделием). Перспектива сидеть без дела и ждать помощи от друзей, равно как и рвать горло криками о помощи тоже не очень прельщала его. С одной стороны этом случае страдала его гордость (сам не справился!), а с другой стороны мучила неизвестность - из-за того, что его норка находилась на краю полянки, крики могли просто не услышать, кричи он хоть до хрипоты, а летом у каждого есть какое-нибудь занятие и обратить внимание на его исчезновение могли и через неделю, и даже позже. Да и не смог бы он просто так сидеть без дела - не такой у него характер. Значит, оставался только один вариант - подкоп, запасной выход.
Приняв это решение Фитиль немного успокоился, поднялся с пола и, стараясь представить себе примерный план собственной норки, выбрать место для нового выхода. Расширить или сделать новый выход рядом со старым не представлялось возможным - потолок и стены коридора-прихожей были каменными - именно эта удобная вмятина в боку валуна и стала решающим фактором при выборе места для норки светлячка. Самым удобным местом для выхода, по его мнению, была дальняя кладовая - она использовалась очень редко, хранились там только старые ненужные вещи и некоторые редко используемые реактивы. С потолка кладовой мохнатой бородой свешивались корни трав, а это было хорошим знаком - если светлячок начнет копать именно там, вероятность наткнуться на какое-то непреодолимое препятствие была минимальной. Да и кладовая была довольно просторной - будет куда ссыпать землю.
Внутренняя опустошенность исчезла сама собой. Теперь Фитиля переполняла жажда действий. Он поспешно развернулся, но заметил какой-то предмет тускло блестевший на полу. Ну, конечно, это был его самый ценный и самый любимый парадный фонарик. Он бережно поднял его, осторожно протер от пыли и земли и отнес в лабораторию - время парадного фонарика еще не пришло. "А придет ли это время когда-нибудь?" - с грустью подумал Фитиль, - "Может, это моя судьба - погибнуть от жажды и голода в своей собственной норке?" Волна отчаяния накатила на него с новой силой, но он сумел прогнать ее прочь, и бодрым шагом направился к дальней кладовой.
Арик и Риголетто медленно шли к норке светляка. Они бы уже давно были бы там, если бы не чрезмерная, почти болезненная осторожность паука. Прядение путевидной нити не мешало ему быстро двигаться (прял он очень быстро и умело), но стоило только пролететь над ним мухе или пчеле, как он с криком "Воздух!" опрометью бросался к ближайшему укрытию. Потом неожиданно выскакивал из укрытия, раскручивая над головой аркан и пытаясь определить, с какой стороны его будут атаковать. Никакой атаки не было, он успокаивался, переставал размахивать арканом, осторожно привязывал новую путевидную паутинку к оборванной старой и они с Риголетто продолжали свой путь.
- Понимаешь, - оправдывался Арик, - здесь я на территории врага. Если бы ты знал, какие эти комары противные и злобные! Они за мою голову даже награду назначили! Вурдалаки!
- А чего ты к ним цепляешься? Ел бы себе тлю, жил бы спокойнее, - отвечал ему сверчок.
Сначала он тоже бросался в траву, затравленно оглядывался и ожидал своей смерти после каждого такого маневра паучка. Потом ему эта беготня порядком надоела, он спокойно садился на тропинку и ожидал, когда Арик успокоится и можно будет продолжить путь. Оставить паука на полпути к дому светлячка Риголетто не мог - как можно оставить друга в тылу врага. И потому приходилось мириться с паучьими странностями.
- Одними тлями сыт не будешь. - Паучок грустно вздохнул. - Комарами, кстати, все мои предки питались. А гордое имя свое куда я дену? Я же Истребитель Вампиров! А тля это так - баловство одно.
- Ты же сам мне говорил, что тля - деликатес! - удивился Риголетто.
- Деликатес деликатесом, да вот только несварение у меня после нее - жирная она очень.
- А ты помоложе выбирай.
- Моложе - не значит лучше. Молодые они сухие какие-то, так - видимость одна... И брыкается больно.
Арик задумался о чем-то своем, и они молча шли вперед по едва видной тропинке.
- Воздух... - начал было говорить Риголетто, но закончить не успел.
С диким криком Арик метнулся к ближайшей кочке травы и забился под ее сухие прошлогодние листья. Потом выскочил обратно, раскручивая над головой моток шелковых нитей и истошно крича: "Ко мне, друг, я тебя прикрою!"
Сверчок оторопело уставился на него, и тут до него дошло - он повалился на спину и залился смехом. Риголетто пытался что-то сказать паучку, но смех буквально душил его.
Арик ошарашено наблюдал за тем, как сверчок катается по земле и заливается смехом. Опасливо оглянувшись и не обнаружив признаков врага, он немного успокоился, а потом и виновато заулыбался - смех Риголетто был очень уж заразителен. Но все рано, выражение недоумения не сходило с его лица - чем же он мог так насмешить сверчка?
- Ты чего это? - спросил Арик, когда Риголетто немного успокоился.
- Ой, забери тебя Наброс, так и помереть недолго! - Сверчок все еще хихикал. - Я хотел сказать: "Воздух здесь какой-то необыкновенно свежий...", а ты...
И снова он повалился на траву с новым приступом смеха. Арик почесал затылок и тоже рассмеялся.
- Глупо как-то все получилось, но бдительность - прежде всего! И ты, Риголетто, слышишь, не накличь беду... Опять болтаешь что зря. - Паучок сплюнул через плечо.
Насмеявшись вдоволь, они продолжили свой путь. Идти оставалось недалеко - валун уже был виден, но и день клонился к концу.
Солнце висело почти над самым лесом и его косые лучи уже не так грели, как днем. Стало немного прохладнее. Тени удлинились. Все реже и реже над их головами пролетали пчелы - сейчас они, наверное, спешно покидали поляну и отправлялись на вечернюю поверку в свои ульи. Высоко в небе, сверкая крыльями в солнечных лучах, выписывала фигуры высшего пилотажа стрекоза.
Арик и Риголетто обошли пышно разросшиеся кочки травы перед входом в норку Фитиля и буквально остолбенели.
Перед самой дверью в норку Фитиля, намертво заклинив ее, прямо из земли торчал покатый конус светло-серого цвета с зеленоватым отливом, испещренный тонкими белоснежными прозрачными жилками. По центру конуса, вертикально деля его пополам проходил шов нежно-голубого цвета. Все это походило на росток какого-то растения, но растения не совсем обычного - об этом говорили и форма, и цвет. Они не вызывали неприязнь и отвращение, но были какими-то нездешними, чужими.
- Забери тебя Наброс... - только и смог проговорить пораженный Риголетто.
- Опять ты, - поморщился Арик, - Что же это такое? Я такого никогда не видел. Может, ловушка комаров?
- Да какая ловушка!? Похоже на росток подснежника, только какие подснежники прорастают летом?!
- А, может, он болеет! - паучок задумчиво почесал затылок.
- Да откуда он вообще тут взялся? В прошлом году здесь ничего не росло. Может, правда, его Фитиль посадил, только зачем перед дверью, и где он делся сам?
- Ничего я не садил и никуда я не девался. Я из дома выбирался! - из-за валуна весь в земле и ужасно помятый вышел светлячок. - Только сейчас и выбрался. Привет, ребята!
- Мама дорогая! - Фитиль увидел росток и остолбенел. - Что же в мире делается?! Ведь еще вчера ничего не было, а теперь - такая штука у меня на пороге вымахала.
- Да что с тобой вообще случилось? Где ты в грязи вывалялся? - Риголетто был озадачен не только неожиданным появлением светлячка, но и его странным помятым видом.
И Фитиль рассказал друзьям о ночном происшествии, умолчав, однако, о своем нервном срыве (а то еще дразниться будут).
- И вот я, наконец-то прорыл другой выход из норки, выхожу, а тут вы спорите. Вот и все...
Выслушав историю светлячка, друзья надолго задумались.
Над полянкой опускался вечер. Солнце окончательно зашло за лес, сгустились тени. Цвета потеряли яркость, потянуло сыростью и прохладой. На Дальнем пруду самые нетерпеливые лягушки начали пробовать голос, готовясь к ночному концерту. Растения принялись аккуратно закрывать свои цветы, готовясь к ночному отдыху.
Первым очнулся паучок. Встрепенувшись, как после сна, он вдруг начал опасливо озираться по сторонам.
- С этим мы и завтра разберемся, если с нами ночью вампиры не разберутся, - торопливо заговорил он, - пора в укрытие! Где ты новый вход сделал, Фитиль?
- С другой стороны валуна. Только я не очень его расширил, да и двери нет.
- С дверью мы что-нибудь придумаем! - Арик направился в сторону, указанную светлячком. - Риголетто, не отставай!
Новый вход в норку светлячка был очень небольшим. Наскоро осмотрев его, Арик дал команду немного его расширить и принялся деловито готовить временную дверь - сшивать кусочки прошлогодних листьев шелковой паутинкой. Приладив дверь на место, друзья забрались в норку Фитиля и удобно расположились на моховых подстилках в самой просторной комнате.
Разговор не клеился. День выдался очень сложным, наполненным переживаниями и впечатлениями, и каждый думал о чем-то своем. Постепенно их сморил сон.
Фитиль спал беспокойно. Его мучили кошмары, в которых он никак не мог найти свой любимый фонарик, а когда он все же нашел его, тот, вдруг, расколовшись на множество осколков, выбросив струю горючего прямо на светлячка. Горючее ярко вспыхнуло и ослепленный Фитиль стал носиться по своей норке, натыкаясь на предметы и не находя выхода. Неожиданно он проснулся, но еще какое-то время лежал неподвижно, глядя в потолок. Сердце его бешено колотилось, как будто стараясь выпрыгнуть из груди, но тихое, спокойное дыхание его спящих друзей и знакомая обстановка собственной норки сделали свое дело - постепенно он успокоился. Сон ушел от него.
Он решил немного прогуляться и, совсем забыв о приключениях прошлого дня, направился к старому выходу. Войдя в коридор, он резко остановился - сквозь щели двери лился пульсирующий свет. Это не был бледный свет взошедшей луны - ярко-зеленое с голубыми искрами сияние то нарастало, то затухало. События прошлого дня вдруг ярко всплыли у него в памяти и он поспешно бросился будить паучка и сверчка.
- Там что-то светится, горит! - шептал он, расталкивая своих друзей. - Быстрее! Быстрее!
- Где горит?.. - спросонку Риголетто не понимал, что от него хочет добиться светляк.
- За дверью! И вчера такой же свет ослепил меня, перед тем, как я не смог открыть дверь! - возбужденно шептал ему Фитиль. - Пойдем! Надо посмотреть!
- Пойдем, если надо... - сверчок не стал спорить, но сомнения в голосе скрыть не смог.
- А вдруг это засада? - спросил не совсем еще проснувшийся Арик, сонно переводя взгляд с Риголетто на Фитиля и обратно. - Или Набросы пришли...
- Да какая засада! Какие Набросы! Тебе одни засады мерещатся! Лечиться тебе пора! - светляк очень разозлился. - Ты хоть раз в засаду попадал? А Наброса на нашей полянке видел?
- Начать никогда не поздно, но такое лучше не начинать - философски заметил ему паучок, но уверенности в его голосе поубавилось. - Ладно, пойдем. Я вас прикрою, вдруг чего...
В ответ Фитиль только хмыкнул, но спорить не стал и они поспешили к новому выходу из норки светляка.
Стояла ясная летняя ночь. Высоко над полянкой светила луна, заливая все окрестности своим голубоватым светом. В этом свете терялись все краски дня, травы и листья деревьев казались серыми, тень, отбрасываемая ими непроглядно-черной, и только белые цветы, казалось, жили своей, особой, жизнью - пламенели белым, может, чуть голубоватым пятном на сером фоне. В такой лунной ночи кроется свое, особенное, порой даже притягательное очарование.
Но не яркий свет луны привлекал внимание. Изумрудно-зеленое сияние разливалось по полянке и исходило оно откуда-то из-за старого валуна. Сейчас он смотрелся как большое черное пятно в ореоле зеленых мягких лучей, омывающих его.
Обогнув валун, друзья замерли от восхищения перед открывшейся их взглядам картины.
От невзрачного, болезненно-серого дневного росточка не осталось и следа. Теперь это было, поистине, феерическое зрелище. Омываемый бледным лунным светом, росток как бы впитывал его в себя. Вся его поверхность светилась изумрудно-зеленым ровным светом, а по белесо-прозрачным днем жилкам сейчас пробегали волны ярко-голубого света. Росток питался лунным светом и прямо на глазах, довольно быстро рос - по высоте он уже поднялся значительно выше окружающей его травы, но форму свою до сих пор не потерял.
Неожиданно, он прекратил рост, и тогда же вспыхнул сапфирово-синим цветом разделяющий его пополам вертикальный шов, с верхушки ростка во все стороны брызнули изумрудные искры и он раскрылся двумя широкими листками, а над ними на тонком стебле закачался большой, сверкающе-белый бутон. Он стоял вертикально, покачиваясь в лунных лучах, и его сияние спорило по чистоте с лунным. Сияние исходило из самого центра бутона, а по листьям и стеблю продолжали струиться волны ярко-голубого цвета, как бы вливаясь с бутон, питая его и придавая ему сил.
Медленно и осторожно, с каким-то благоговейным трепетом, лепестки бутона начали расходиться в стороны, являя миру свое бесценное содержимое. Привычной середины цветка не было.
В центре необычный цветок выстилали мягчайшие, нежные волоски, которые сплетаясь, образовывали подобие колыбельки, в которой, в окружении изумрудного ореола, спало очаровательное создание не похожее ни на кого на полянке.
Существо потянулось, присело на край своей колыбельки и с интересом огляделось кругом. Все жители полянки, завороженные рождением этого чуда, с интересом его рассматривали.
У существа было всего две руки и две ноги, милая головка с очаровательным личиком. Густые волосы мягкими зелеными волнами спадали до самых ног. Тончайшая ткань, казавшаяся сгустившимся мерцающим газом покрывала зеленоватую кожу. На лбу виднелись тонкие трепещущие усики, а за спиной - пара кружевных голубоватых крылышек.
Существо улыбнулось - сколько нежности и доброты читалось в этой улыбке - и тонким, мелодичным голоском вдруг произнесло:
- Здравствуйте, меня зовут Лила, а вас как?
Жители поляны оцепенело смотрели на нее, боясь случайно произнесенным словом развеять очарование, и только светлячок, набравшись смелости проговорил:
- Я - светлячок Фитиль, а это, - он показал на своих друзей, - паучок Арик и сверчок Риголетто. Это имя у него такое... - помолчав добавил он.
- Я - Арахн - Истребитель Вампиров. - Паучок осуждающе посмотрел на Фитиля, но потом добавил смущенно - Хотя, можно и просто - Арик.
- Какие вы милые! - Лила засмеялась и ее смех зазвенел, подобный перезвону серебряных колокольчиков. - А кто еще живет на вашей полянке?
- Много еще кто живет, - ответил осмелевший Фитиль, - но они прийти не могут.
- Тогда пойдемте к ним - знакомиться! - и Лила, легко взмахнув крылышками, спрыгнула со своего цветка и мягко приземлилась рядом с друзьями, а за ней протянулся, постепенно угасающий зеленоватый шлейф мягкого свечения.
- Пойдемте, вот только комары... - начал, было, Арик, но под резким взглядом сверчка, замялся.
- Комары? А кто они? - очаровательными, ярко-голубыми глазами, Лила с интересом посмотрела на Риголетто.
- Да есть тут такие... Кровопийцы. - Он смущенно улыбнулся. - С ними Арик воюет, и боится от них ответных военных действий. Хотя какие от них ответные действия - трусы они все, подлые...
- Кровопийцы? Это как? - Наивности Лилы не было предела.
- Они кровь пьют у птиц и зверей. Этим и живут... Вампиры! - Арик потупил взгляд и застенчиво начал рисовать ногой на земле какие-то узоры. - А я их истребляю. Потому-то я и Арахн - Истребитель Вампиров. Вот.
- Такой маленький, а какой смелый! - Лила восхищенно посмотрела на Арика. - Ты же и нас сможешь защитить, ведь правда?
- Конечно! Можете не сомневаться! - вечно оглядывающийся и боящийся даже шороха паучок, вдруг, как-то подобрался, окинул взглядом всю компанию и, даже забыв прикрепить путевидную нить, первым ступил в темноту. За ним последовали и все остальные.
Лила была очень любознательной и милой. Боясь обидеть кого-то по незнанию, она задавала очень много вопросов, и это было очень забавно - она не знала даже самого простого. "Почему растения не ходят?", "Кто такие пчелы?", "Чем занимаются сверчки?" - ее вопросам не было конца. И друзья с удовольствием рассказывали ей обо всем, что знали сами. По ходу они знакомились со всеми жителями поляны - ромашками, шалфеем, колокольчиками, и со всеми Лила была приветлива и ласкова. Так, незаметно за разговорами, они подошли к Старому Дубу.
- Это - Старый Дуб, - просто представил его Риголетто.
- Очень приятно, - Лила нежно улыбнулась старику и присела в поклоне.
- Кто ты, детка? - скрипучий голос старого дуба казался странно возбужденным.
- Я - Лила.
- Нет, я знаю, что ты - Лила, но кто ты? - Старый Дуб говорил как-то непривычно тревожно и тихо.
- Я - Фея Лунного Света, а там, на той стороне вашей полянки растет мой дом - Лилия Лунного Света, - и Лила улыбнулась.
- Здравствуй, - голос Старого Дуба дрожал, - ты снова пришла к нам! Как долго я ждал твоего возвращения! - и по его морщинистой коре потекли капли слез.
- Вы плачете! - Лила была очень огорчена и озабочена. - почему вы плачете?
- Я был тогда еще совсем молодым желудем, когда ты приходила к нам последний раз. Как давно это было! Сколько всего произошло после этого! Но то, чему ты учила нас тогда, я пронес через всю свою жизнь. Теперь я стар, очень стар. Но после того, как исполнилось мое заветное желание и я снова встретил тебя, даже умереть не страшно!
- Не говорите так! Не надо! - Лила подошла к Дубу и стала своей рукой вытирать его старческие слезы. - Не надо! Я, ведь, не для этого сюда пришла! Вас я, по-моему, помню, хотя и очень давно это было, и забыла очень многое о вашем мире. Успокойтесь!
- Постараюсь... - Старый Дуб уже пытался улыбнуться сквозь слезы.
Все ставшие невольными свидетелями этой сцены были несказанно удивлены тем, что Старый Дуб знаком с Лилой, но не дав им опомниться, она уже направилась к Шиповнику.
- Здравствуйте, я - Лила, а как вас зовут?
- Шиповник из рода Роз. - Шиповник был очень польщен вниманием, а, кроме того, он уже успел успокоиться и был даже рад, что Лила подошла к нему не сразу после рождения, а в последнюю очередь.
Увидев, как на другом краю поляны растет необыкновенной красоты цветок, он очень расстроился и, даже разозлился. "Конкурент!" - эта мысль не давала ему покоя. "Все пчелы теперь его! А про меня они просто забудут." Теперь же, разобравшись в ситуации, и поняв, что никакой конкуренции не будет, он с радостью встретил Лилу.
- Какие красивые у тебя цветы! Какой нежный запах! Ты очень красивый! - Лила улыбнулась.
- У меня еще и вкусный нектар есть. Хочешь попробовать? - скромно предложил Шиповник.
- Спасибо, но я не ем. Не обижайся! Я живу только силой лунного света, а силу мне дает моя Лилия.
- А зачем тебе шипы на ветках? - вдруг неожиданно спросила Лила.
- Защищаться.
- От кого? От комаров?
- Нет, что ты! Я их не боюсь. - Шиповник чуть не засмеялся от такой наивности. - От Набросов, наверное, - добавил он нерешительно.
- А кто такие эти Набросы? - новое название вызвало у Лилы интерес.
- Я точно не знаю, - Шиповник был озадачен вопросом, - Старый Дуб знает. Он, даже, когда-то говорил, что видел одного.
- Расскажите, пожалуйста! - Лила обратилась к Старому Дубу. - О них я никогда не слышала.
Дуб немного поскрипел, вспоминая, а потом начал рассказывать.
- Набросы, начал свой рассказ Старый Дуб, - это такие самые страшные и жестокие звери. Они живут где-то далеко за лесом, где точно - у нас никто не знает. А в лес они приходят, чтобы издеваться над нами. Они вырывают с корнем цветы, ломают ветки и рубят деревья, разоряют гнезда птиц и убивают животных, ловят насекомых и отрывают им крылья, убивают змей и ящериц. Зачем они это делают - я не знаю, но, думаю, что этого не знают даже сами Набросы. Их и назвали Набросами за то, что они набрасываются и убивают все живое.
Но самое страшное не это. Самое страшное, когда после всех этих ужасов, они выпускают огонь. Он служит им, но когда они его выпускают, он съедает все живое на своем пути, и тогда умирает весь лес...
Лила с ужасом смотрела на Старый Дуб и надеялась, что он сейчас засмеется и скажет, что пошутил, но он оставался серьезным, а все жители поляны молча кивали, подтверждая его слова.
- А какие они из себя, эти Набросы? Я раньше никогда не слышала о них... - Лила была поражена рассказом.
- Они очень похожи на тебя, - посмотрев на Фею, Старый Дуб улыбнулся, - но гораздо выше, и у них нет крыльев и усиков.
- Я раньше знала их, - Лила грустно улыбнулась, - тогда они звались Людьми и были добрыми... Неужели за время моего отсутствия здесь все так переменилось, что даже Люди исчезли, оставив после себя одних Набросов?
- Нет. Я думаю, нет. - Сказал Старый Дуб. - Наверное, Люди еще остались.
- Пчелы говорят, еще встречаются добрые среди них, - заговорил Шиповник, - они дают пчелам дома для жилья, и не весь мед забирают... Набросы так бы не поступили, хотя, кто их поймет - этих Набросов.
- Я видел одного доброго Люда, - неожиданно разоткровенничался Старый Дуб. - Он пришел к нам на поляну отдохнуть, наверное... Это было давно, очень давно... Я уже не помню когда... Он сел в тени моей кроны и долго с улыбкой смотрел, как дурачатся в цветах пчелы и порхают бабочки, слушал, как поет дрозд в моих ветвях. Он был добрым... Он не убивал и не калечил никого. Он был старым и сил у него осталось мало. Я дал ему сил... Не знаю, правильно ли я сделал...
- Правильно, конечно правильно, - Лила оживилась, - он был из Людей. Я в этом уверена.
После разговора о Набросах и Людях все как-то притихли. Лила о чем-то задумалась, но, вдруг, стряхнув с себя задумчивость, сказала:
- Спасибо вам, Дуб. А мне уже пора - луна уже заходит. До рассвета мне нужно успеть в мою Лилию. Приятного вам дня! Вы меня проводите?
Конечно, провожать ее пошли все и по пути они весело смеялись и рассказывали смешные истории из жизни своей полянки. А уже у самой Лилии, Фитиль, неожиданно даже для самого себя, спросил:
- Лила, а ты с нами навсегда останешься?
- Не знаю, - она загадочно улыбнулась, - это от вас зависит...
А потом, немного помолчав, добавила:
- И от них...
Кого Лила имела ввиду было не понятно, но переспрашивать ее не решились. Она перепорхнула в сою колыбельку внутри цветка, пожелала всем доброго дня, и лепестки Лилии закрылись.
С восходом солнца Лунная Лилия поблекла, листья и стебель ее стали пепельно-серыми, а лепестки - фарфорово-белыми.
Фитиль, Арик и Риголетто не договариваясь направились к новому входу в норку светлячка и грустно пожелав друг другу приятного сна, устроились на моховых подстилках, Каждый желал быстрейшего наступления вечера. Они долго ворочались и громко вздыхали, но вскоре заснули.
Жизнь на полянке переменилась. Теперь все ее жители с нетерпением ждали наступления темноты и восхода луны. Ждали, когда, наконец, появится Лунная Фея с мелодичным именем Лила. Дни проходили обычно, как всегда. А вот ночами все собирались около старого валуна, Лила забиралась на его вершину (оттуда все могли ее видеть и слышать - до самых окраин полянки) и рассказывала им добрые и поучительные истории о далеких краях, о смелых паучках, талантливых сверчках, красивых шиповниках, сентиментальных светлячках и добрых дубах. Истории были очень увлекательные, герои их делали только добрые дела и каждый старался быть похожим на этих героев.
Потом Фитиль приносил свой любимый праздничный фонарик, заправленный новым радужным горючим, разжигал его и все жители полянки любовались переливами горящего пламени - оно меняло цвет, становясь то - ослепительно красным, то - насыщенно-синим, то - ярко-желтым, то - прозрачно-зеленым, соперничая с переливами Лунной Лилии.
Риголетто играл свои новые, написанные днем сочинения, а Лила танцевала на вершине валуна, окутанная ореолом прозрачной зеленоватой дымки и выбрасывая в воздух вокруг себя, горящие искры всех цветов радуги.
Наступал рассвет и все грустно расходились по домам желая, чтобы скорее наступила следующая ночь...
Все изменилось в один день. Беду никогда не ждут, но она, бывает, приходит...
Фитиль, Риголетто и Арик уже привычно расположившись в доме у светлячка, спали, но их вдруг разбудил тихий протяжный стон... Они дружно вскочили, озираясь по сторонам.
- Показалось... - неуверенно сказал Фитиль. - Или вы тоже что-то слышали?
- Лила... Это была она! - И они опрометью бросились к двери.
Был поздний вечер. Солнце уже скрылось за лесом, но было еще достаточно светло. На полянке стояла странная, гнетущая тишина.
Обежав валун, друзья вдруг резко остановились - Лунной Лилии не было. На ее месте торчал из земли какой-то странный, почерневший обрывок стебля.
- Лила! Лила!!! - закричали они почти одновременно.
- Идите скорее сюда. Она здесь... - услышали они скрипучий голос Старого Дуба, и от огромного горя, звучавшего в каждом звуке его голоса, кровь застыла у них в жилах.
В полном молчании, бегом, задыхаясь, они проделали весь путь до Старого Дуба. И если надежда на лучшее еще теплилась у них в душах, то она погасла - недалеко от куста Шиповника на земле лежала Лунная Лилия, но узнать сейчас ее было трудно. Чернота медленно, но неотвратимо разливалась по стеблю и листьям, подбираясь к пока еще белоснежному бокалу цветка.
- Это все Набросы! - голос Старого Дуба звучал глухо и как-то особенно скрипуче, - Это они все сделали...
Помолодевший, расправивший ветки за время пребывания Лилы на полянке, Старый Дуб, как-то в одночасье постарел, сгорбился, и морщины, прорезавшие его ствол еще глубже, казались кровоточащими ранами - по морщинам стекали слезы...
- Их было двое... Они нарвали уже охапку цветов... Один шел, сбивая головки ромашек и одуванчиков прутом, а другой вдруг увидел Лилию... Мы не смогли ее защитить... Не смогли... - голос Дуба дрожал, скрипел и прерывался.
- Он выбросил Лилию... Лилия очень быстро завяла... - с цветков поникшего куста Шиповника медленно осыпались лепестки... - Бедная Лила...
В полном молчании все стояли и смотрели как медленно погибала Лилия. Все плакали, и чувствовали, что сейчас, в эту же минуту, они безвозвратно теряют что-то бесценное, то, без чего сама жизнь теряет весь смысл. Они теряли часть своей души и эта внутренняя пустота теперь не оставит их никогда...
Темнело. Первые лучи луны осветили полянку. Осветили они и Лилию. И, вдруг, подернутые уже ужасной чернотой хрупкие лепестки ее засветились, начали оживать. Чернота постепенно сходила с них, оставляя только матовые серые пятна. Медленно цветок раскрылся, и все увидели Лилу. Сердце сжималось, глядя на нее...
Зеленоватое свечение, окружающее тело померкло, да и само тело потеряло, казалось, реальность. Перед ними лежала тень былой Феи - полупрозрачная тень.
Она тяжело повернулась, обвела жителей полянки мутным серым взглядом, и тихо спросила:
- Зачем они так? За что?..
- Они - Набросы... - голос Риголетто срывался, он не мог нормально говорить.
- Спасибо вам за все, друзья... - Лила говорила тихо и глухо - ничего не напоминало того звонкого, веселого ее голоса...
- Ты еще вернешься к нам, Лила?
- Это зависит от вас, - она грустно улыбнулась, - и от них...
- Не забывайте меня... - Голос ее вдруг окреп, стал похож на прежний. - Помните, чему я вас учила...Прощайте!...
- До свидания, Лила!...
Она тяжело встала и луна осветила ее полупрозрачное тело. Зеленоватый ореол вспыхнул с былой яркостью и, взмахнув крылышками, Фея Лунного Света медленно поднялась над полянкой. Она последний раз окинула своих друзей взглядом, нежно улыбнулась, и вдруг, закружившись волчком, исчезла. На месте ее быстрого вращения медленно таял зеленоватая дымка и в ней, подобно сверкающим звездам, кружились изумрудно-зеленые искры. Неожиданно эти искры разлетелись веером над полянкой и каждая опустилась на одного из ее жителей, заполняя пустоту в душе и излечивая жгучую грусть...
Риголетто заиграл на скрипке и тихая мелодия плавно потекла над поляной, врачуя разбитые сердца.
- Она еще вернется, - уверенно сказал Фитиль, - она обязательно вернется! Ее доброта и любовь навсегда останутся с нами.
Лунный свет, наверное, как-то странно преломился в его больших глазах - в них загорелись изумрудно-зеленые искорки, и светлячок улыбнулся.